Отправлено: 19.12.09 17:24. Заголовок: "Когда настанет время узнать" - 2

Название: "Когда настанет время узнать"
Рейтинг: PG-13
Жанр: Мелодрама
Сюжет: по мотивам романов Рафаэля Сабатини, сериалов "Бедная Настя" (в основном) и "Одна ночь любви" (чуть-чуть)
Герои: Владимир, Анна, И.И.Корф, семья Долгоруких и несколько неглавных персонажей из ОНЛ
Примечание автора: спасибо Царапке и Gata Blanca за советы при написании фика

Начало<\/u><\/a>

 Отправлено: 10.06.13 17:29. Заголовок: Тоффи пишет: Одной ..

Тоффи пишет:

цитата:

Одной он с тобой крови или нет, мне-то он, слава Богу, не родственник!

Мария Алексеевна так узнаваема в этой фразе.

До чего же неприятный типус Андрей Долгорукий. Обращается с Анной, как с вещью, то беру, то заберите свои объедки, барон.

 Отправлено: 11.06.13 06:22. Заголовок: Неужели Тоффи с прод..

Неужели Тоффи с продолжением

 Отправлено: 16.06.13 18:47. Заголовок: Спасибо за отзывы! М..

Спасибо за отзывы! Мне очень приятно, что меня и мой рассказ не забыли. Еще раз простите, что так долго не было обновления.

NataliaV пишет:

цитата:

Неспешно, вдумчиво пишите. Как романы позапрошлого века

Я старалась писать именно в этом стиле. Приватно одна из читательниц посетовала, что немного пафосно, но с этим бороться, увы, труднее :)

Алекса пишет:

цитата:

До чего же неприятный типус Андрей Долгорукий. Обращается с Анной, как с вещью, то беру, то заберите свои объедки, барон

Если любовь раскрывает в человеке самые лучшие стороны, то ревность - самые темные.

Gata пишет:

цитата:

Тоффи, мы рады твоему возвращению и все в нетерпении

Я почти дописала, но мне хотелось бы, чтобы текст "вылежался", хотя бы несколько дней. Потом окончательно поправлю и выложу. Стыдно представлять читателям полусырую вещь.

 Отправлено: 27.06.13 19:50. Заголовок: Глава XXII. В библ..

Глава XXII.

В библиотеку вошел невысокий сухощавый человек лет сорока, с бледным умным лицом. По пятам за ним семенил поручик Писарев. Пропустив гостей, дворецкий удалился и притворил дверь.
Полковник Дубельт поклонился княгине.
— Мария Алексеевна, — произнес он церемонно, — я приношу вам и вам, князь, мои самые искренние соболезнования по случаю понесённой вами тяжелой утраты, а также прошу извинить меня за то, что вторгаюсь к вам в минуты священного горя, — гость не мог не заметить, что горе, о котором он упомянул, казалось, не затронуло этих людей.
— Я бы не стал вас беспокоить, — продолжал он, — но князь, как будто, настаивал на моем присутствии?
— Настаивал на вашем присутствии? — почтительно переспросил Андрей. — Я и надеяться на это не смел, господин полковник!
— Вы не просили меня прийти, верно, — ответил Дубельт. У него был негромкий строгий голос и говорил он размеренно и неторопливо, взвешивая каждое слово. — Но я захотел поближе ознакомиться с этим делом. Наш человек, — указал он на Писарева, — сообщил, что в вашем доме находится заговорщик, агент самозванного сына покойного Великого Князя Константина Павловича, и вы желаете побеседовать об этом со мной.
— Все, о чём я просил господина поручика, — произнес Андрей с поклоном, — это получить приказ об аресте этого человека. Свое признание я намеревался сделать позже.
— Его сиятельству графу Бенкендорфу не хочется, чтобы подобные дела получали огласку, пока все необходимые доказательства не будут собраны самым тщательным образом, — сухо проронил Дубельт. — Разговоры на эту тему нарушают общественное спокойствие и, как часто, к сожалению, случается, провоцируют волнения и беспорядки. Прежде чем выписывать ордер на арест, я должен убедиться, насколько основательны ваши подозрения.
— Но этот заговор — не плод моего воображения! — воскликнул Андрей, выведенный из равновесия неспешной рассудительностью собеседника. — Это вполне реальная угроза, и я берусь это доказать.
— В таком случае — прошу вас, — полковник сделал приглашающий жест.
Вид Андрея выдавал его все возраставшее нетерпение.
— Если вам угодно, я начну сейчас же. Мне стало известно, что сообщники самозванца вступили в заговор и готовят выступление против государя.
Дубельт спокойно кивнул головой.
— За годы моей службы, князь, мне приходилось сталкиваться с бесконечной вереницей разоблачений, имевших такую же преамбулу. К счастью, столь многообещающее начало обычно не имеет никакого продолжения.
— Моя история явится исключением из общего правила, — выпалил Андрей.
— У вас имеются доказательства?
— Документальные доказательства, и среди них — письмо от самозванца.
Лицо Дубельта стало необычайно серьезным.
— Это было бы весьма прискорбно, — пробормотал он, давая понять, что, какие бы чувства он не обнаружил при разоблачении заговора, ими никак не могли оказаться радость или удовлетворение, на которые самонадеянно рассчитывал Долгорукий. — Кому же, позвольте спросить, предназначалось это письмо?
— Моему покойному отцу, — ответил князь.
Полковник приподнял брови.
— Я обнаружил это письмо после его смерти, — продолжал Андрей, — и едва успел вырвать из рук курьера, который намеревался уничтожить письмо. Моя преданность его императорскому величеству указала мне единственный путь, и я обратился к поручику Писареву с просьбой раздобыть приказ об аресте этого изменника.
— Ваша преданность государю достойна восхищения, князь, — произнес Дубельт, и даже самое проницательное ухо не уловило бы в его голосе иронию. — Не думаю, что его императорское величество осудил бы вас, даже если бы вы скрыли это письмо, принимая во внимание то, кому оно было адресовано. Ваш поступок — это образчик высокой гражданской доблести, достойной лучших сынов Древнего Рима.
Андрей низко поклонился, благодаря полковника за комплимент, а княгиня спрятала циничную ухмылку за распахнутым веером. Корф, незаметно державшийся на заднем плане, рядом с креслом воспитанницы покойного князя, тоже улыбался, и бедная Анна, заметив его улыбку, немного приободрилась.
— Весьма скоро, господин полковник, — сказал Владимир, — вы обнаружите, что гражданская доблесть князя достойна сравнения с патриотизмом не гордых римлян, а сынов Израилевых.
Дубельт с холодным недоумением повернулся к Корфу. Он хотел что-то сказать, но Андрей его опередил.
— Леонтий Васильевич! — воскликнул он. — То, что я сделал, я сделал бы, даже если бы это привело к моей гибели. Я знаю, что на уме у этого предателя. Он вообразил, что я хочу совершить сделку, но клянусь, что я даже и не помышлял об этом, ибо, предав факты известности, поздно ими торговать. Я готов отдать вам найденные мною письма совершенно безвозмездно, но я питаю робкую надежду на то, что граф Бенкендорф оценит службу, которую я ему сослужил, принеся в жертву честь моего отца, движимый правдивым желанием быть полезным отечеству.
— Разумеется, князь, — еще холоднее проронил Дубельт. — Его сиятельство, я уверен, никогда не позволит, чтобы такая — гм! — преданность осталась невознагражденной.
— Я прошу только об одном, господин полковник, и прошу ради памяти моего отца, над чьим именем нависла опасность оказаться запятнанным. Я прошу вас не подвергать его большему позору, чем тот, что обрушится на него вследствие раскрытия этого заговора.
Владимир одобрительно хмыкнул: рассуждая беспристрастно, он вынужден был признать, что со стороны его брата то был довольно тонкий ход, продемонстрировавший недюжинную хитрость и прозорливость, наличие которых трудно было подозревать в Андрее.
— Я имею в виду, господин полковник, — продолжал молодой князь, — причастность моего отца к истории со строительством Храма Спасителя. Он мёртв и не может сам защитить себя от обвинений, которые выдвинул против него наш враг, князь Воронцов. В результате расследования может вскрыться, что некоторые поступки моего отца не совсем… не совсем достойны благородного человека. Я говорю об этом с огромной болью и стыдом. Но в одном случае речь идет о предотвращении опасного мятежа, в то время как другое приобретает частный характер. Я буду просить, господин полковник, дерзнув напомнить о моей помощи в разоблачении заговора, который я не смог бы раскрыть, не обнажив истинной роли, сыгранной в нем моим отцом, я буду умолять его сиятельство, чтобы он, приняв во внимание эти соображения, позволил строительной истории почить с миром. Мой отец уже сполна расплатился за неё своей жизнью.
— Я сочувствую вам, князь, — произнес Дубельт несколько мягче. — Я искренне вам сочувствую и сопереживаю вам, Мария Алексеевна. Что же до скандала с недостроенным храмом… я могу только выдать приказ о заключении под стражу человека, которого вы задержали, после того, как доподлинно выясню, существуют ли основания для его ареста. Однако, я полагаю, что та готовность, с которой вы предоставили в наше распоряжение документы, обладающие несомненной ценностью, и ваше благородное стремление служить на благо отечества не будут забыты, и граф Бенкендорф не захочет увеличить груз ваших несчастий, усугубленных горем от недавней потери близкого человека.
— О, господин полковник! — вскричал Андрей в порыве воодушевления. — У меня нет слов, чтобы выразить вам мою благодарность!
— А у меня нет слов, — вмешался Корф, — чтобы выразить мое восхищение. Превосходный спектакль! Браво, Андрей Петрович! Вы — талантливый человек.
— Вы бессердечны, сударь, — нахмурился Дубельт.
— Нет, господин полковник, это не бессердечность, а непринужденность — дитя спокойной совести.
Княгиня метнула на него взгляд, далёкий от обожания.
— Не слушайте этого гнусного предателя, Леонтий Васильевич. Он гордится чистой совестью, несмотря на то, что замешан в отвратительной истории.
Андрей взял письма с крышки секретера и вручил их полковнику.
— Вот письмо лже-наследника к моему отцу, а вот письмо моего отца к упомянутому самозванцу. Из их содержания вы можете сделать вывод, как далеко зашло дело, и какие милые шалости творятся под носом у Третьего отделения.
Дубельт с сосредоточенным видом отошел к окну, чтобы прочесть письма. Андрей облокотился на спинку кресла, в котором сидела его мать; оба поглядывали на Корфа, а тот, в свою очередь, поглядывал на полковника, и по его лицу бродила загадочная улыбка. Мать и сын видели, как он наклонился и прошептал что-то на ухо Анне, и заметили, как её глаза загорелись страхом и любопытством. Писарев переминался у двери с ноги на ногу, украдкой наблюдая за всеми ними, не привлекая ничьего внимания — в этом занятии он достиг высот совершенства благодаря длительной практике.
Наконец, Дубельт отошел от окна, шелестя сворачиваемыми документами.
— Это очень серьёзно, князь, — произнес он, — и граф Бенкендорф не преминет лично поблагодарить вас за услугу, которую вы ему оказали. Я полагаю, что вы вправе рассчитывать на его признательность и доброту.
Он упаковал письма и, указывая на Корфа, коротко спросил:
— Этот человек?..
— Курьер, доставивший моему отцу письмо от самозванца и, вне всякого сомнения, собиравшийся доставить ответ.
Полковник извлёк из кармана бумагу и, присев к секретеру, взял в руку перо.
— У вас, конечно, есть доказательства? — осведомился он.
— В избытке, — последовал ответ, — Моя мать может засвидетельствовать, что именно он привез письмо, а если этому потребуется подтверждение, достаточно вспомнить, как этот мошенник напал на поручика Писарева, о чём последний, наверное, успел вам сообщить. У негодяя была одна цель — завладеть этими документами и уничтожить их. Я застал его на месте преступления, и это могут подтвердить мои слуги, которые помогли мне взломать дверь, чтобы попасть сюда, и силой отнять у него письма.
Дубельт кивал головой в такт его словам.
— Всё ясно, — изрек он и окунул перо в чернильницу.
— Не совсем, — лениво протянул Корф. — Что, если противная сторона сумеет предоставить убедительные доказательства своей невиновности?
Полковник недовольно покосился на него.
— Вам будет предоставлена такая возможность, сударь, — сказал он. — Кстати, назовите ваше имя.
Корф лукаво взглянул на него и громко объявил:
— Я — князь Владимир Петрович Долгорукий.
Посреди всеобщего шока княгиня громко расхохоталась.
— Он сумасшедший! Я давно это подозревала.
Полковник, оправившись от изумления, раздраженно хлопнул ладонью по крышке секретера.
— Ваше имя, сударь? — повторил он.
— Я — князь Долгорукий, — твердо прозвучало в ответ.
Дубельт, нахмурившись, откинулся на спинку стула — не столько разгневанный, сколько приведённый в замешательство прозвучавшей в словах молодого человека уверенностью.
— Когда я всё объясню, — сказал Владимир, — вы поймёте, как ловко вас обвели вокруг пальца. А голословные обвинения, брошенные в мой адрес — будто бы я курьер заговорщиков… — он пренебрежительно пожал плечами. — Не думаю, что мне придется опровергать их после того, как вы услышите остальное.
Князь, побагровев и сжав кулаки, шагнул вперед, но мать поймала его за рукав и вернула на прежнее место подле своего кресла.
— Фи, Андрей! — досадливо поморщилась она. — Разве можно сердиться на этого несчастного безумца?
Корф подошел к секретеру и, облокотившись на него, окинул взглядом присутствующих.
— Я готов признать, господин полковник, — произнес он, — что совершил нападение на поручика Писарева, швырнув ему в лицо горсть табака, чтобы избавиться от его общества и завладеть бумагами, которые он искал в этом секретере. Но признаю только это, и больше ничего. Я не могу признать, например, что предметом моих поисков были представленные вам документы.
— Что же тогда?
— Господин полковник, — Владимир огорченно покачал головой, — кажется, я ошеломил вас своим заявлением, а потому прошу вас собраться с силами, чтобы выслушать ещё одно, — вся его апатия внезапно развеялась, как дым. — На вашем месте, я бы дважды подумал, прежде чем подписывать приказ об аресте, потворствуя тем, кто жаждет моей гибели и не остановится ни перед чем, даже перед лжесвидетельством, чтобы осуществить свои намерения. Я имею в виду, — он выбросил руку в направлении княгини и своего брата, — жену покойного князя Долгорукого и его сына.
Остолбеневшие от неожиданности и наглости этого заявления, мать с сыном лишились дара речи, а Дубельт холодно вымолвил:
— Я начинаю думать, что княгиня была права, утверждая, что вы не в своем уме, если только… — он внимательно посмотрел на молодого человека, — если только ваше безумие не отлично разыграно.
— Довольно! — гневно выкрикнул Андрей, срываясь с места. — Почему мы должны тратить наше время на этого безумца? Запишите его как Корфа — барона Владимира Корфа — под этим именем он известен.
Однако полковник не шевельнулся, продолжая внимательно смотреть на Владимира.
— Я располагаю неопровержимыми доказательствами того, что сказал.
— Доказательства?
— Да, доказательства, — произнес Корф, вновь извлекая из кармана кожаный футляр, а из футляра — свидетельство о рождении, которое и положил перед Дубельтом. — Не ознакомитесь ли вы для начала с этим, господин полковник?
Полковник прочитал и покачал головой.
— Это ещё не делает вас тем, кем вы изволили себя назвать. Разве что доказывает, что вы являетесь незаконнорожденным сыном покойного князя.
— Это ещё не всё, — сказал Владимир, жестом фокусника выхватывая другой документ и выкладывая его перед Дубельтом — копию записи, сделанной в церковно-приходской книге Двугорского уезда о смерти его матери.
— Вы сочетались с князем браком весной двадцать пятого года, не так ли, Мария Алексеевна? — спросил Владимир у княгини.
— Да, сразу после великого поста, — бросила она. — Но зачем вам это?
— Терпение, мадам. Обратите внимание на эту дату, — барон снова повернулся к Дубельту. — Моя мать скончалась двадцать пятого ноября одна тысяча восемьсот двадцать пятого года.
— Я вижу, — кивнул жандармский полковник.
— А вот бумага, хранившаяся в этом секретере, и которой я завладел, учинив насилие над поручиком Писаревым. Я полагаю, вы согласитесь, что если иногда цель и оправдывает средства, то это относится как раз к нашему случаю. Вот то, что камня на камне не оставит от всех жалких обвинений в приписываемой мне измене, — и он вручил Дубельту последний документ.
Из-за спины полковника Андрей и его мать, которые неслышно приблизились, не в силах справиться с разыгравшимся любопытством, читали этот документ расширившимися, остекленевшими глазами — напуганные заранее, ещё не успев до конца постичь весь ужас внезапно открывшейся им неумолимой правды.
— О Боже! — простонала княгиня, вникнув в смысл прочитанного, пока Андрей силился что-то понять. — Это подлог!
— Нет, сударыня, не подлог — потому что оригинальная запись сделана, как здесь говорится, в церковно-приходской книге Ильинской церкви в Чернигове, — возразил Владимир. — Я обнаружил этот документ вместе с несколькими письмами, которые моя мать написала отцу в первые месяцы после его возвращения в Петербург, в потайном ящике секретера час назад.
— Но что это? — хрипло спросил Андрей.
— Это свидетельство о браке моего отца, покойного князя Долгорукого, и моей матери, Веры Дроздовской, заключенном в Чернигове, в 1824 году. — Он повернулся к Дубельту. — Теперь вам всё ясно, Леонтий Васильевич? — спросил он. — В 1824 году они сочетались браком; в конце ноября 1825 года моя мать умерла; однако еще весной 1825 года мой отец женился на присутствующей здесь Марии Алексеевне Бобриковой.
Полковник угрюмо кивнул.
— К счастью, — произнес Владимир, — мне вовремя удалось завладеть этими доказательствами. — Стоит ли говорить ещё раз, как этим людям было важно заставить меня замолчать, и как мало заслуживают доверия обвинения, выдвинутые ими против меня?
— Черт побери!.. — зарычал Андрей, но мать схватила его за руку.
— Уймись, болван! — прошипела она ему в ухо, напоминая, что им следует держать свои мысли при себе, думать и тщательно взвешивать каждое слово, прежде чем открыть рот. Перед ними вдруг разверзлась бездонная пропасть: один шаг — и оба они погибли. Андрей, доведенный до последней степени отчаяния, сделался послушным, как никогда, и покорно замолчал. Дубельт сложил бумаги и возвратил их владельцу.
— Вы можете доказать, что искали именно эти документы? — спросил он.
— Я готова это засвидетельствовать, — раздался мелодичный голос. Анна вышла вперёд и встала рядом с возлюбленным, бесстрастно-спокойная и уверенная в себе, какой и надлежит быть идеальной свидетельнице. — Я находилась в этой комнате, когда господин барон обыскивал секретер, что известно всем в доме; и я могу поклясться, что он нашел бумаги в одном из отделений секретера, в потайной нише.
— Ваше сиятельство, — обратился Дубельт к Владимиру, — полагаю, что это вопрос можно считать исчерпанным. Не думаю, что граф Бенкендорф одобрит мои действия, если я подпишу приказ об аресте на основании одних только устных заявлений.
— Вы глупец! — взвизгнула та, кто до этого часа называлась княгиней Долгорукой, в ярости накидываясь на полковника.
— Прошу вас, сударыня, успокойтесь, — попытался он её образумить.
— Какой же вы глупец! — бушевала она. — Клянусь спасением моей души, этот человек — изменник и заговорщик, и разыскивал здесь письмо самозванца, что бы он вам не говорил!
— Мадам, вы можете клясться чем угодно, — резко ответил Дубельт, задетый оскорбительными нападками этой фурии, — и призывать в свидетели хоть самого Господа Бога, вам теперь все равно никто не поверит.
— А вы, вы мне верите? — гневно допытывалась она.
— Верю я вам, или нет, не имеет значения, — уклончиво ответил он. — Это уже ничего не изменит. Ваш покорный слуга, мадам, — он отвесил ей прощальный поклон, уже не из вежливости, а только в силу укоренившейся привычки, небрежно кивнул Андрею и направился к двери, услужливо распахнутую перед ним поручиком Писаревым. С порога он повернулся к Корфу:
— А вас, Владимир Иванович, я прошу пока никуда не выезжать из Петербурга. Возможно, его сиятельство захочет лично с вами побеседовать.
— Да, господин полковник, — поклонился ему новоявленный князь Долгорукий.
Дубельт удалился. Поручик, помешкав мгновение, исчез вслед за начальником: игра закончилась, и закончилась поражением Андрея, а что было такому человеку, как Сергей Писарев, делать на проигравшей стороне?

 Отправлено: 03.07.13 09:45. Заголовок: Сложная и запутанная..

Сложная и запутанная история. И конец мне видится не скоро. Мария Алексеевна больше всех остальных героев привлекает моё внимание.

 Отправлено: 05.07.13 18:36. Заголовок: А мне кажется, всё г..

А мне кажется, всё главное уже случилось. Князь Владимир Петрович Долгорукий - а что, звучит

Тоффи пишет:

цитата:

Полковник Дубельт поклонился княгине

Я думала, сам АХБ припожалует :)

Тоффи, спасибо за продолжение Ждем, что дальше.

 Отправлено: 30.09.13 10:33. Заголовок: Gata пишет: Ждем, ч..

Gata пишет:

цитата:

Ждем, что дальше

Дальше - конец. Наконец

Глава XXIII

Игра была закончена, и проиграна Долгорукими. Все понимали это, и никто так, как Анна, в чьем добром сердце нашлось место для жалости к женщине, всегда относившейся к ней безжалостно.
Девушка мягко дотронулась до плеча жениха.
— Что вы собираетесь делать, Владимир? — спросила она голосом, в котором прозвучала тревога, теперь уже не за него.
Андрей и Мария Алексеевна стояли рядом. Княгиня вцепилась в руку сына, будто ища в нём поддержку в этот миг краха. Владимир смотрел на них, спрашивая себя, что сейчас чувствуют эти два надменных и жестоких сердца. Мать и сын выглядели совершенно раздавленными обрушившимся на них ударом. Но вот княгиня шевельнулась, словно очнувшись от летаргического сна.
— Идём, Андрей, — хрипло произнесла она, не выпуская его руки из своей. — Идём отсюда.
Теперь дар речи вернулся и к нему.
— Нет! — крикнул он и выдернул свою руку из её пальцев. — Это ещё не конец!
Казалось, он готов был броситься на брата, фигура его угрожающе напряглась, лицо посерело, взгляд дико сверкал из-под очков.
— Это ещё не конец! — повторил он зловещим тоном.
— Это ещё не конец, — спокойно согласился Владимир. — Вы ведь ждали совсем иного, не так ли? — он печально усмехнулся, глядя на них. — Я пытался пробудить в вас милосердие, я напомнил князю об узах, которые нас связывают, я пытался спасти его от совершения преступления, каким бы стало братоубийство…
— Братоубийство? — злобно расхохотался Андрей.
По губам Владимира снова пробежала грустная улыбка. Он жалел их обоих, жалел вполне искренно, но не потому, что они оказались в жалком положении, а потому, что у них не было души. Ему казалось, что это самое печальное, что может быть на свете, ведь человек без души — всё равно что мертвец.
— Вы сказали господину Дубельту прекрасные слова о вашем отношении к памяти отца, — произнес барон, — выразили благородные сыновние чувства, и это было похоже на правду, вернее, господин Дубельт принял это за правду. Вы умоляли предать забвению историю с растратой на строительстве храма, ни словом ни обмолвившись о вашей личной выгоде.
— К чему вы это говорите? — мрачно спросила княгиня. — Вы хотите посмеяться над нами, теперь, когда мы уничтожены и полностью в вашей власти?
— Я и не думал смеяться, Мария Алексеевна, — ответил ей Владимир и повернулся к Андрею. — Петр Михайлович был вам отцом, кем никогда не был для меня — потому что не знал. Чувства, которые вы выразили полковнику Дубельту, движут теперь и мной, хоть я не собирался никому их выражать. В моём сердце нет ни любви, не ненависти к покойному князю, но ради имени, которое отныне принадлежит и мне, я покину Россию, кем приехал — бароном Владимиром Корфом. Доброе имя моей матери не нуждается в восстановлении, так как ее печальная история никому не известна. Забудьте её и вы, иначе мне придется поступить с вами безжалостно.
Андрей отказывался что-либо понимать, но его мать уловила проблеск надежды и ухватилась за него.
— Вы хотите сказать… что мы можем остаться в этом доме, теми, кем были… кем привыкли быть?
— Да, — ответил он просто.
Она смотрела на Владимира, потрясенная.
— Вы думаете, что я великодушен? — усмехнулся он. — Ничего подобного. Ни титул, ни состояние князя Долгорукого мне не нужны. Слишком много болезненных воспоминаний, с которыми я хочу поскорее расстаться. Это всё, что я хотел вам сказать, в эту, может быть, последнюю нашу встречу. Пётр Михайлович, мой покойный отец, заключил с вами законный брак, сударыня.
— Что вы сказали? — хрипло прошептала княгиня.
— Это был законный брак, — терпеливо пояснил Владимир, спокойным, почти безразличным тоном. — Князь Долгорукий женился на вас, будучи уверенным, что Вера Дроздовская умерла. Чем бы он ни считал их связь — глупостью, опрометчивостью, и как бы ни боялся своего отца, которому не посмел рассказать правду, он бы никогда не пошел на такое преступление, как двоеженство, обманув Бога и вас. Именно это я намерен повторить полковнику Дубельту и, если потребуется, его сиятельству графу Бенкендорфу, чтобы убедить их не предавать огласке те обстоятельства, которые я вынужден был открыть, защищаясь от ваших обвинений.
— Вы чертовски добры, сударь! — воскликнул Андрей.
— Как тонко, а главное точно вы это подметили, — в своей обычной иронической манере проронил Владимир.
А княгиня, не в силах произнести ни слова, шагнула вперед, простерев к нему руки, и по ее щекам — невиданное дело! — вдруг скатились две слезинки. Вид этих слез, исторгнутых чёрствым сердцем, иссушённого Бог весть какими невзгодами, растрогал Владимира. В неожиданном для всех порыве он шагнул к княгине и сжал её руки. Она едва не поцеловала его, но он не дал ей это сделать.
— Довольно, ваше сиятельство, — сказал он, возвращая ей этими словами титул, которого чуть не лишил, обороняясь от её нападок. — Обещайте, что не станете свидетельствовать против меня, и мы будем квиты. Без ваших показаний Третье отделение едва ли сможет что-то предпринять против меня.
— Неужели вы можете подумать, что я… что мы… после всего, что случилось… — её губы дрожали.
— Конечно, нет. Мне ничего не нужно. Всего вам доброго, княгиня. Если я могу ещё на несколько минут воспользоваться гостеприимством этого дома, я буду вашим должником.
— Этот дом... и всё... это ваше, Владимир Иванович, — напомнила она ему.
— И всё же здесь есть то, что я возьму с собой, — сказал он, открыв перед княгиней дверь. Мария Алексеевна, прощаясь, заглянула ему в глаза.
— Храни вас Господь! — сказала она с жаром, с которым никогда не молилась. — Он вознаградит вас за милосердие.
— Всего вам доброго, сударыня, — повторил он снова, раскланиваясь. — И вам, Андрей Петрович, — добавил он, обращаясь к князю. Его брат взглянул на него, как будто собираясь что-то сказать, а затем, поддавшись настроению своей матери, протянул руку. Владимир сдержанно пожал её. «В конце концов, этот человек мой брат», — подумал он. Даже если его чувства к Андрею и не были теплыми, он великодушно изобразил сердечность.
Закрыв за ними дверь, барон с облегчением вздохнул, а потом повернулся к Анне, и его лицо озарилось улыбкой, как солнцем хмурый день. Она бросилась к нему.
— Пойдём, — сказал он с улыбкой, — единственное движимое имущество, которое я хочу забрать из дома отца.
— Неужели ты рассчитываешь покорить меня подобными словами? — надула она губки.
— К черту слова! — воскликнул Владимир. — Ты покорена. Признайся.
— У тебя уже есть всё, чтобы ценить себя, — серьёзно произнесла девушка.
— Кроме одного, Анна, — поправил он. — Только этого недостает мне, чтобы ценить себя больше, чем любой из королей.
— Это уже лучше, — засмеялась она и вдруг заплакала. — Почему ты подсмеиваешься надо мной и пытаешься скрыть то, что у тебя на сердце? Зачем ты хочешь казаться легкомысленным и безрассудным даже после того, что ты сделал? Это было так благородно, и я очень горжусь тобой!
— Гордишься мной, — эхом повторил Владимир. — Тогда как же могло случиться, что ты решила взять в мужья «этого самодовольного хлыща»? — сыронизировал он, вспомнив слова, которые она бросила ему той лунной ночью.
— Как я тогда ошибалась, — проговорила девушка.
— Тех, в ком мы ошибаемся, всегда стоит узнать получше, — философски заметил Владимир.
— Зато ты не ошибся во мне.
— Не ошибся, — ответил он, — считая тебе женщиной.
— Кем же еще ты меня считаешь? — спросила Анна с улыбкой.
— Послушай мое сердце, — сказал Владимир, крепко прижав её к своей груди, — и оно само скажет тебе об этом.

Конец.

 Отправлено: 12.10.13 08:06. Заголовок: Надеюсь, Тоффи у теб..

Надеюсь, Тоффи у тебя крепкие нервы, чтобы моё мнение прочитать. Все уже в ближнем и дальнем зарубежье знают, что я не поклонница пары Вован и Нюра, но иногда про них читаю. Твою историю читала из чисто спортивного интереса. Первый раз встречаю автора, у которого эти персонажи вааапче к сериальным не имеют ну никакого отношения. Другие люди. С другой планеты. Еще иногда такое же у Клепы проскакивало и у Гаты в "Грабеже". Но тут полнейшие розовые мыльные пузыри и ноль реальной жизни. Романтизм возведенный в абсолют. Поклонницы жанра будут в восторге. Андрей получился опереточным злодеем, но это как бы авторская трактовка. За кого не было мучительно стыдно, так это за МА. Княгинюшка вышла на ура! Как бы я не относилась в вованне, но у этих персов вся жизнь - борьба друг с другом и со своими недостатками. А хде это тут? "Зато ты не ошибся во мне" - да уж.

 Отправлено: 15.10.13 07:36. Заголовок: Светлячок пишет: Но..

Светлячок пишет:

цитата:

Но тут полнейшие розовые мыльные пузыри и ноль реальной жизни. Романтизм возведенный в абсолют.

Не вижу ничего ужасного в романтической подаче истории. В этом ее прелесть. В шапке темы автор указала, что это в некотором смысле микс из разных произведений, но с основными героями Анной и Владимиром. Читая фанфик Тоффи, я как будто окунулась в свою юность, где было много таких книг. Спасибо, Тоффи

 Отправлено: 25.10.13 09:07. Заголовок: Тоффи, как я могла п..

Тоффи, как я могла пропустить финал твоей истории

 Отправлено: 28.10.13 16:12. Заголовок: Светлячок, Mona, Gat..

Светлячок, Mona, Gata, спасибо, что читали и спасибо за комментарии! Я ценю любые мнения, высказанные в доброжелательной форме. Зачем же отпугивать читателей, которых и так не слишком много.

Gata, еще раз спасибо за помощь и критику на начальном этапе публикации, твои и Царапки замечания очень мне помогли. К сожалению, Царапка потом отсеялась. Видимо, как и Светлячку, ей мои герои показались пришельцами с другой планеты :)

В основу этой истории легли события одного из романов Сабатини, поэтому я была немного заложницей чужих образов. Но мне показалось, что главные герои очень похожи на героев БН. По крайней мере, на тех, какими бы я хотела их видеть. Уверена, сможете увидеть и вы, если мысленно очистите с них сценарную шелуху, избавив от всех взаимных глупостей и обид.

 Отправлено: 29.10.13 06:37. Заголовок: Тоффи пишет: К сожа..

Тоффи пишет:

цитата:

К сожалению, Царапка потом отсеялась

Ой, Тоффи, не сглазь, а то дискуссий не оберемся

Тоффи пишет:

цитата:

Уверена, сможете увидеть и вы, если мысленно очистите с них сценарную шелуху, избавив от всех взаимных глупостей и обид

Там столько всего налеплено, что очистить, мне кажется, невозможно. Легче создать новые образы, что ты и сделала

 Отправлено: 18.12.13 18:50. Заголовок: С удовольствием проч..

С удовольствием прочитала эту работу и хочу выразить благодарность автору. Чувствуется изысканность и красота. ВА очень понравились. Андрей огорчил. Но был момент, где он не показался мне полным негодяем. Это порадовало.
Тоффи , спасибо!