ШИЛЛЕРУ И НЕ СНИЛОСЬ
Ироническая драма Скрытый текст
Примечание: написано в 2008 году
|
– Шекспир не актуален! – заявил главреж на читке новой пьесы. – Никита Хворостов –драматург новой эпохи!
– Вы хотите, чтобы я играла главную роль в пьесе какого-то полуграмотного курьера? – перекосила кукольно красивое лицо ведущая актриса, любовница главрежа.
– Публика устала от гламура, все сыты рублевскими сказочками госпожи Робски. Простая житейская драма от простого парня Никиты Хворостова – вот то, что обеспечит нам успех! А пока я вкратце ознакомлю вас с содержанием пьесы. Слушаем! Две сестры…
– Три, – подал голос актер-комик.
– Что – три? – не понял главреж.
– У Чехова сестер было три.
– Сколько раз можно повторять, чтобы вы забыли чеховых, шекспиров, ибсенов и иже с ними? – поморщился главреж. – Мы не для того создавали наш театр «На свалке», чтобы включать в репертуар всякий классический мусор! А кому не по душе наш вдохновенный творческий поиск и смелое новаторство, идите во МХАТ.
– В монастырь, – ухмыльнулся комик.
– Что?
– Офелию посылали в монастырь, – ухмылка комика стала еще шире.
– Идите во МХАТ! – интеллигентно повторил ему адрес главреж и открыл черную пластиковую папку с пьесой драматурга-самородка. – Итак, начнем! У одного банкира было две дочери. Старшая прожигала жизнь по ночным клубам, рисковала шеей в экстремальных мотогонках, а младшая была пай-девочкой, прилежно училась в институте и ходила только в библиотеки. Но обе были по уши влюблены в молодого красавца десантника, служившего в горячей точке.
– А сердце десантника, конечно, принадлежало какому-нибудь юному лейтенанту из штаба дивизии? – вмешался актер, подвизавшийся на ролях первых любовников.
– С чего вы взяли? – удивился главреж.
– Потому что это стильно и модно.
– Мода – такой же мусор, как и классика! – перебил его главреж. – Мы должны опережать стиль, быть выше и вне всяких гламурных тенденций! Но вернемся к нашему барану, то есть к десантнику. Он любил старшую сестру.
– Распутницу? – спросила пожилая заслуженная актриса.
– Почему распутницу?
– Героиня «Дамы с камелиями» была падшей женщиной, – ветеранша вспомнила роль, которую играла в одна тысяча девятьсот пыльном году.
– В этой пьесе нет никаких камелий! – взвизгнул главреж. – Старшая сестра любила развлечься в шумной компании, но она была верна своему десантнику. А младшая молча страдала и завидовала сестре, которой, кроме всего, отец хотел оставить банк, потому что считал ее более способной к бизнесу. Несправедливости жизни посвящен монолог младшей сестры во втором акте. На драматическом пике этого монолога она решает бороться за свое место под солнцем…
– И это правильно! – воскликнул дублер первого любовника, которому за весь сезон дали только раз выйти на сцену. – Почему одним – всё, а другим ничего?
– Раз вы так глубоко прониклись драмой младшей сестры, вам и доверим ее играть, – сказал главреж и, отвернувшись от онемевшего то ли от восторга, то ли от шока дублера, продолжил знакомство труппы с новой пьесой. – Младшая сестра придумала коварный план, как отнять у старшей и любимого мужчину, и банк. Она подмешала ей в пиво снотворное и позвонила бывшему однокласснику, наркоману, совершенно опустившемуся типу, на всё готовому ради дозы. Он отвез заснувшую девушку в грязный наркопритон, где ее посадили на иглу и принудили к разным непристойностям, которые этот мерзавец запечатлел на фотокамеру. Младшая сестра в благодарность угостила его смертельной дозой героина, а снимки запустила в желтую прессу.
– Весьма изощренная месть! – ухмыльнулся актер-злодей, охочий до разного рода скабрезностей.
– Месть? – недоуменно пожала плечами субретка. – Но разве старшая сестра была в чем-то виновата перед младшей?
– Конечно, виновата! По всему видно, что она была эгоисткой и не беспокоилась о своих близких, – вмешался резонер. – А ей следовало заметить душевные муки младшей сестры и помочь бедняжке советом, ободрить… уступить мужчину, наконец!
– Но с какой же стати отдавать своего мужчину?! – воскликнула ведущая актриса, возмущенно дрожа платиновыми локонами.
– Но это было бы чертовски красиво и благородно!
Главреж наслаждался ситуацией. Он любил устраивать актерам такие маленькие провокации и наблюдать потом за перепалками, которые часто помогали ему найти оригинальное сценическое решение или по-новому прочитать тот или иной образ.
Однако и выходить подобным дискуссиям из-под контроля он не давал и строго дозировал «выброс пара».
– Продолжим! – постучал он карандашом по черной папке. – Увидев в газетах, как его любимая дочь «развлекается», старый банкир свалился с сердечным приступом, младшая же дочь обманом заставила его переписать на нее все акции, а потом упрятала отца в психлечебницу и прибрала к рукам весь бизнес. Газеты со скандальными снимками дошли и до жениха старшей сестры, и он от стыда и горя пытался застрелиться…
– Вот глупость! – раздался чей-то возглас. – Мог бы просто с ней порвать!
– Или поехать и намотать ее волосы на кулак!
– Вы понятия не имеете об офицерской чести!
– Но стреляться это как-то не по-мужски, неактуально!
– Не по-мужски было поверить в измену любимой женщины и не попытаться даже выяснить, в чем дело, – вдруг тихо сказала молоденькая стажерка, студентка театрального училища.
На нее косо посмотрели и снова повернулись к главрежу.
– Так он застрелился или нет, этот недотепа-десантник? – спросил злодей с кровожадным любопытством.
– Младшая сестра нашла его в госпитале, выходила, утешила, и он в благодарность на ней женился. Она поставила его во главе банка, и с той поры они оба жили если и не счастливо, то сыто и благополучно.
– А что же со старшей сестрой? – ведущая актриса забеспокоилась, что ее роль окажется короткой.
– Из того наркопритона она попала в дешевый бордель, – мрачно сообщил главреж. – Ее заставили отрабатывать потраченный на нее героин. Потом были шайка наркоторговцев, тюрьма – она прошла все круги ада. И все-таки нашла в себе силы порвать с прошлым и вернуться к нормальной жизни. Хоть ей потребовалось на это больше десяти лет.
– Десять лет! – ахнула женская половина труппы.
– Граф Монте-Кристо ждал двадцать четыре, – напомнил актер-трагик.
– Месть – это блюдо, которое подается основательно остывшим, – изрек резонер.
– Ах, не говорите банальностей! – вмешался первый любовник.
Актеры атаковали главрежа вопросами:
– Расскажите, как она отомстила?
– Ведь она нашла младшую сестру и бывшего жениха?
– Сначала она отыскала в психбольнице своего отца, – ответил главреж, – и ухаживала за ним несколько месяцев, за всеми забытым, впавшим в полный маразм стариком… Но перед самой кончиной сознание к нему вернулось, и он узнал свою дочь, и умер, держа ее руку в своей, с ее именем на устах…
Женщины, не стесняясь, плакали, даже ведущая актриса перестала беречь макияж. У кое-кого из мужчин тоже подозрительно блестели глаза.
– А как она узнала, кто ее подставил? – задумался комик.
– Одноклассник младшей сестры успел проболтаться кому-то из приятелей-наркоманов, – охотно пояснил главреж. – Так этот слух дошел до старшей сестры, и она, вспомнив и сопоставив, все поняла.
– Но после этого она, наконец, отомстила предательнице? – взволнованно всколыхнула могучей грудью заслуженная актриса.
– Нет, она ее простила.
– То есть как – простила?! – подскочил на месте трагик.
– Этого не может быть! – прорезался голос у насовсем было онемевшего дублера.
– Да, простила, – главреж открыл последнюю страницу пьесы и прочитал с пафосом: «В наших жилах течет одна и та же кровь, ты моя родная сестра! Рассудок требует взыскать с тебя за все зло, которое ты причинила мне и нашему отцу, но сердце с этим не согласно. Я прощаю тебя».
– Нет, я категорически против! – воскликнул трагик. – Это в корне неправильный финал! Старшая сестра должна была отомстить! Заставить младшую страдать и мучиться, отнять у нее мужа, разорить ее, отправить за решетку или даже продать в какой-нибудь южноевропейский бордель – для такой негодяйки ничего не было бы слишком!
– Младшая сестра сама себя наказала, – снова тихонько промолвила стажерка. – Она предала отца и сестру – людей, которые действительно ее любили, ради мужчины, который никогда ее не любил. И старшая сестра, поняв, как та несчастна, пожалела ее и простила.
– Откуда в вас столько пошлой романтики, деточка? – с жалостью поглядела на студентку бывшая дама с камелиями.
– Романтика проходит, как и юношеские прыщи, – вздохнул резонер.
– А ведь вся эта история – «Разбойники» Шиллера, только наоборот! – вдруг воскликнул комик, славившийся своей эрудицией. – Старшая сестра – Карл фон Моор, младшая – ползучий гад Франц, а десантник… десантник – Амалия фон Эдельрейх.
Тут, не выдержав, громко хрюкнул даже трагик.
– Посмотрите на физиономию этого Хворостова, – главреж показал всем фото самородка. – Разве по ней не видно, что он не читал никакого Шиллера?
– Там еще лучше видно, что сам он не мог сочинить никакой драмы, – сказал резонер.
– Значит, срисовал с натуры! Наша жизнь подкидывает порой сюжеты, которые Шиллеру и не снились, – подытожил дискуссию главреж. – Кстати, старшая сестра, сиречь Карл фон Моор, не заколола Амалию, то есть десантника, Франц тоже остался жив, наркоторговцы не сожгли замок фон Мооров, или, как бишь его, банк… и давайте больше не будем перетряхивать эту побитую молью классику!
Пьеса «Потому что ты есть у меня» была поставлена, и имела оглушительный успех. Массмедиа дружно восторгались режиссерскими находками: монологом младшей сестры из второго акта, который она проговаривала, ползая по сцене на животе, в то время как вокруг нее падали сверху камни, символизируя несправедливости жизни, и – из четвертого акта – оргией в наркопритоне, где актеры и актрисы, облаченные лишь в юбочки из одноразовых шприцев, надували и кидали в старшую сестру разноцветные презервативы, а она ловила и шумно прокалывала их ножницами, символизируя стойкость духа. Финальная же сцена, где сестры ровно семь минут молча смотрели друг другу в глаза, а из недр динамиков, нарастая, лился рефреном монолог о прощении, заставила рыдать весь зрительный зал, включая скептически настроенных критиков.
Но самая громкая слава обрушилась на автора пьесы. Фото простого парня Никиты Хворостова не сходили со страниц газет и глянцевых журналов, телеканалы дрались за право взять у него интервью, маститый кинопродюсер вел переговоры об экранизации пьесы, не менее маститый композитор пожелал создать мюзикл, а проворные рестораторы поспешили включить в десертные меню сладкий хворост.
После очередного фуршета в одном из закрытых клубов к молодому драматургу подошел элегантный господин лет сорока, с благородной сединой на висках и с лицом красивым, но бесконечно усталым.
– Скажите мне, – спросил он, запинаясь от волнения, – от кого вы узнали эту историю?
– Вам что, не понравилась пьеса? – растерянно пробасил Никита, оглядываясь в поисках пресс-секретаря, который тут же вырос из-под земли ему на подмогу и заявил, что господин Хворостов не дает несанкционированных интервью.
– Можете ничего не отвечать мне, – с мукой в голосе проговорил незнакомец. – Таких совпадений не бывает. Просто я только сегодня понял, что у меня украли жизнь…
Он медленно побрел прочь, ссутулившись, словно постарев на двадцать лет. Красивая стройная дама в брильянтах пыталась его остановить, он посмотрел на нее тяжелым взглядом и вдруг со всей силы ударил ее по лицу. Несколько репортеров, не успевших поймать пощечину в кадр, дружно взвыли от разочарования, а Никита сочувственно пробормотал, глядя на поссорившуюся пару:
– Вот бедняги! У них, наверно, своя драма…
– Сообщите нам о ваших творческих планах! – тут же окружили его несколько микрофонов.
– Да я пока не думал, – широко и виновато улыбнулся господин Хворостов.
На следующий день все газеты вышли с заголовками: «Он сказал – подумает!»
Кабинетик был такой крошечный, что в нем едва помещались компьютерный стол, два стула и шкаф.
– Они собираются ставить сериал, а еще выпустить водку «Хворостовскую», – сказал Никита, садясь верхом на стул и водружая локти на его спинку.
– Пускай ставят, – беспечно отозвалась хозяйка кабинета, продолжая изучать на мониторе таблицы котировок.
– Мне обещали проценты с продаж и с этого, как его… проката…
– Ну и в чем проблема?
– Это твоя пьеса, до последней запятой!
– А ты отдуваешься за меня на презентациях и телешоу.
– Ты хоть представляешь, какие это бабки?
– Не в деньгах счастье.
– Малахольная ты, Лизавета, – сказал Никита.
Она ему нравилась, потому что не задирала нос, как другие менеджерессы. С ней можно было выпить пива в баре через дорогу, поболтать о футболе, о мотоциклах и обо всем на свете. Никита часто гадал, сколько ей лет – то ли двадцать пять, то ли сорок? Она носила некрасивые очки, собирала волосы в простой «хвост» и ездила на видавшей виды «тойоте». А еще за ней ухаживал вице-президент банка, противный тип с рыжими усами, к которому Никита втайне ее ревновал. Однажды парень подслушал их разговор в этом самом кабинетике.
– Вы все про меня знаете. Зачем я вам такая? Я даже не смогу родить вам ребенка.
– Поверьте, для меня это всё неважно. Вы много страдали, позвольте мне сделать вас счастливой.
– Если вам так хочется кого-то облагодетельствовать, женитесь на бедной сироте из провинции.
– Когда мне надо кого-то облагодетельствовать, я перевожу деньги в фонд хосписа или детского дома, а на вас я хочу жениться, потому что люблю. И знаете, что? Я буду повторять вам это до тех пор, пока вы не скажете «да»!
Никита, почесав затылок, посмотрел на Лизу, бойко стучавшую по клавишам компьютера. Ставки, котировки… как она во всем этом разбирается? Говорят, у нее финансовый талант. А от должности старшего менеджера отказывается так же настойчиво, как и от гонораров за телешоу. Малахольная…
– Слушай… – он помялся немного. – А ты на самом деле все это придумала?
– Конечно, придумала, – ответила она, не отрываясь от монитора, на котором по-прежнему мелькали диаграммы и столбцы цифр. – Карлы фон мооры в наше время не живут.
Ничего человека не учит.
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
