Бедная Настя - клуб поклонников сериала

Уговорили. Идём в ночное.

Глава 6. Меркнут знаки Зодиака
Часть вторая

Закрепив махровое полотенце на груди, Ольга расчесала у зеркала волосы и капнула несколько капель туалетной воды на запястье. Кто как, а она использовала парфюм только после душа. Любила легкие и воздушные ароматы и не признавала удушливых восточных амбре. Диоры с Шанелями относила к возрастным маркам, поэтому отказалась от предложения стать лицом Диор, хотя деньги ей были очень нужны. «С таким подходом к жизни разбогатеть, конечно, проблематично». Когда Ольгу пригласили в Москву, пани Ядвига наотрез отказалась ехать. Оставлять же ее одну в Варшаве было чревато – мама была большим ребенком. Под присмотром-то постоянно генерила вокруг себя саспенс, и можно было не сомневаться, что без присмотра креатив будет фонтанировать максимально. Служба спасения и полиция будут дневать и ночевать в доме, а Ольга разорится на счетах и штрафах за вызовы. В итоге пани Ядвига отправилась к старшей дочери в Ниццу, но финансовые заботы вместе с ней не переехали, а остались на плечах Калиновской-младшей.
Интервью вымотало ее до трясучки, поэтому Ольга пропустила мимо ушей ревнивые наскоки Романова, которому не давал покоя букет, и пытавшегося превратить ужин в вечер вопросов и ответов. В другой раз она бы это просто так не оставила. Голова была тяжелой и пустой, покрутившись на кухне, Ольга так и не вспомнила, зачем туда зашла, и прошлепала босыми ногами в сторону спальни. В голове сменяли друг друга вопросы, на которые у нее не было ответа: что она сделала не так, где кроется ошибка и почему интервью с Бенкендорфом в итоге превратилось для нее в стремительное мимо? Автор дает слово своим читателям, что это было далеко не так. Ольга же считала иначе. Говорили они о Персиполе, Есенине, Александре Македонском, иранском культе света и божественной справедливости, жаре и его ранении в Бушере… Во время рекламной паузы за кадром:
- Не волнуйтесь, Ольга.
- Я вовсе не волнуюсь, Александр Христофорович.
- Будем считать, мне показалось, будто вы играете навязанную вам роль.
- Если речь обо мне, единственная роль, на которую я претендую - немного развлечь почтенную публику.
- Мы оба неплохо справляемся, правда?
Ольга упала в постель и с наслаждением натянула одеяло до подбородка. «В любой непонятной ситуации, ложись спать. Еще Сунь Цзы говорил, ну что-то он такое говорил, не знаешь что делать - не делай ничего, вот! Великий был человек, даром что китаец».

Зазвонил домашний телефон. Она от неожиданности села, включила ночник и огляделась. Источник раздражения барабанных перепонок находился на прикроватной тумбочке и не умолкал.
- Два часа ночи, - буркнула Ольга в трубку.
- Детка, мне нужна ваша помощь.
- Звоните в службу спасения.
- Вам нужно-то всего лишь зайти в соседнюю квартиру на этаже. Дверь открыта.
- С кем я говорю?
- Заодно и познакомимся.
Ольга встала, накинула на обнаженные плечи короткое шелковое кимоно, которое использовала вместо халата, и прямо в домашних туфлях без задников и без особого энтузиазма вошла в соседнюю квартиру. В прихожей было темно, но дальше из открытой двери в комнату тянулась полоска света. Это была спальня, и что сразу бросалось в глаза – спальня женская. В кровати полусидела худощавая нет, не старушка, но значительно пожилая дама с модной короткой стрижкой на седых волосах и поблескивала на девушку живыми карими глазами. Рядом с кроватью стояло инвалидное кресло.
- В жизни вы еще красивее, чем на экране. Это была «Ода радости» от встречи с прекрасным. Меня зовут Инга Константиновна. Садитесь же сюда, детка. - Она похлопала сухонькой ладошкой по одеялу рядом с собой.
- Добры вечур (доброй ночи), пани Инга, мне приятно, что вы меня узнали. Чем могу вам помочь? – смущенная Ольга присела туда, куда ее пригласили.
- Простите мою фамильярность, Оленька, но когда тебе восемьдесят шесть, все кажутся детьми. До чего же вы – ладненькая, - улыбнулась дама. – Я, конечно, уже не такая новенькая и хорошенькая, как триста лет тому назад, и у меня никогда не было таких роскошных волос, но ноги когда-то будоражили воображение членов профсоюзов и милиционеров. Из-за них мне и пришлось вас побеспокоить.
Женщина откинула край одеяла, и Ольга увидела загипсованные ноги от колена и ниже.
- Как это случилось?
- О, в газете могла бы появится заметка «попала под лошадь». Видите ли, я всегда сама покупаю в булочной, пардон, ныне в пекарне свежие сайки. Их очень любил мой покойный муж, и я пристрастилась. Несмотря на оздоровительную деятельность черных риэлторов, в нашем квартале еще в изобилии встречаются алкоголики в третьем поколении и живописные психи. Один такой в непотребном состоянии и на велосипеде меня сбил, когда я выходила их пекарни. На левой ноге – перелом, а на правой – трещина, - вздохнула Инга Константиновна.
- Почему же вас в таком положении оставили одну дома? - «Мама номер два».
- Оленька, я вовсе не одна. За мной ухаживает милая девушка Татьяна. Я отпустила ее до утра к подруге на день рождения, а подруга живет, кажется, где-то в Люберцах. Должна же у девочки быть личная жизнь.
«Должна, а совесть, видимо, необязательно».
- А ваши родственники?
- Сын живет отдельно, и не звонить же ему по каждому пустяку вроде таблетки или укола. У него очень ответственная работа, я не стану его беспокоить. Не могу уснуть – кости разнылись, а на столике нет моего обезболивающего и снотворного.
- Вы слишком оптимистично смотрите на проблему. Сказала бы я пару добрых слов вашему сыну и помощнице. Где лежит ваше лекарство, пани Инга?
- Посмотрите, пожалуйста, на комоде.
- Поэтому вы позвонили Романовым? – Ольга налила воду из графина с рисунком гжель в такую же чашку и вместе с таблетками подала новой знакомой.
- Я позвонила вам, детка. Мне прекрасно известно, что Николай с семейством наезжает сюда крайне редко. К тому же, простите великодушно, но мне очень хотелось с вами познакомиться.
Это было неожиданно и обезоруживающе. Ольга только с улыбкой покачала головой.
- И как же вы узнали, что я живу в соседней квартире?
- Я наблюдаю за жизнью нашего скворечника через видеодомофон. Отдаю должное Сашке Романову. Это же была его идея?
- Так (да), - покраснела полячка.
- Надо же, я полагала, что от отца он унаследовал только подвешенный язык. Ну, и хитрец.
- Я вас не понимаю, пани Инга.
- Сашка отсек всех соперников, потому что в наш дом попасть архисложно. Ставлю на то, что он предупредил охрану на пушечный выстрел не пускать дальше холла никого в брюках, стремящихся в вашу квартиру.
Ольга совершенно на эту тему не задумывалась, а сейчас сложив два и два, представила нахального брюнета в шотландском килте и рассмеялась. Если бы у него хватил фантазии, она бы наверняка попробовала «сациви» в его компани. Смех вышел тихим и усталым. Инга Константиновна поставила пустую чашку на столик и погладила ладонью теплую девичью коленку.
- Детка, простите старую болтушку. Вы устали, а я не умолкаю. Спасибо, что заглянули. Пожалуйста, приходите еще. Я буду хвастаться вами перед своим подружкам.
- Пани Инга, я вас не оставлю пока не появится ваша помощница.
- Не беспокойтесь за меня, Оленька. До утра я надеюсь обойтись.
- Я остаюсь или звоню вашему сыну. Говорите номер, - Ольга была настроена решительно.
Было заметно, что Инга Константиновна вовсе не желала расставаться с полячкой и обрадовалась такому повороту.
- Я могу сам сказать. – Стоя в дверях спальни, Бенкендорф смотрел на Ольгу с удивлением, чтобы убедится - он видит то, что видит.
- Саша, вот так сюрприз! – Инга Константиновна моментально забыла про снотворное. – Если бы ты предупредил, что заедешь, я бы приготовила для тебя ужин.
- Спасибо, мама, я сыт, – «ответственный работник» перекинул с одной руки на другую пальто и поцеловал сначала сухонькую ладонь, а после приложился к девичьей.
- У меня сломаны ноги, а не руки. Мне приятно приготовить для своего ребенка. Оленька, этот суровый носорог – мой сын Александр.
Шокированная открытием и поэтому молчавшая полячка, вздохнула и наконец-то ожила, осознала, что она сидит перед генералом в короткой шелковой тряпочке, под которой ничего нет кроме тонких трусиков:
- Пожалуй, я вернусь к себе, пани Инга. Ваш сын здесь, а утром помощница подтянется.
- Я провожу.
- Не стоит, товарищ генерал-лейтенант. Мне в соседнюю квартиру, а не в Варшаву.
- Какая неприятность этот старческий склероз. Не помню – представляла я вас друг другу или нет? – перешла внезапно от радости к огорчению пожилая дама. – Может быть, нам выпить чаю?
- Дженьки (спасибо), пани Инга, но я засну с чашкой в руке. Спокойной ночи.
- Большое спасибо, детка, за помощь.
- Проше бардзо (пожалуйста).

На площадке они оказались вместе, потому что Бенкендорф всегда делал то, что говорил.
- Так чем же вам не нравится моя профессия, Ольга? – Осведомился он и накинул на плечи полячки свое пальто.
- Я этого не говорила.
- Вы так на меня посмотрели, когда я вошел.
Ольга заправила за ухо падающую на лицо прядь волос и прямо посмотрела собеседнику в глаза. Сработало все вместе: напряжение трудного дня, усталость, его безграничная самоуверенность, рассудительность и талант подчинять своему влиянию людей.
- Да, мне не нравится, что вы оставили пожилую и беспомощную женщину одну!
Бенкендорф сделал движение бровями.
- Вы правы, Ольга, я заезжаю к матери всего лишь пару раз в неделю, а не каждый день. Каюсь, но положение изменится не раньше, чем я уйду в отставку.
- Бывших шпионов, простите, разведчиков не бывает, товарищ генерал-лейтенант. И уверена, что пани Бенкендорф ничего не знает о сегодняшнем интервью.
- Я действительно ничего ей не сказал об интервью, потому что не хочу, чтобы она волновалась – у нее слабое сердце, а она бы волновалась до, вовремя и еще долго после.
- Я поняла - вы всегда убеждены в своей правоте.
Он усмехнулся:
- Постоянство - неплохая черта у мужчин. Спасибо за беспокойство о моей матушке. Честно говоря, я немало удивлен произошедшим.
- Я тоже. Когда ей снимут гипс?
- Через две недели.
Они были уже около ее дверей. Девушка снимала пальто, шелковый ворот кимоно съехал с плеча и выпустил на свободу маленькую родинку-галочку на ключице, так дети рисуют птичек.

Час спустя, Бенкендорф лежал на своей узкой юношеской кровати и, прислушиваясь к тихому сонному бормотанию в соседней комнате, размышлял: отчего, заехав к себе на Ростовскую набережную, даже не разулся, а тут же вышел, сел в машину и покатил на Кудринскую к родительскому дому? Интуиция? Предчувствие? Глупости, какое ещё предчувствие. Чего? Служба приучила его дисциплине и аскетизму. Женщины, бывавшие в его московском жилище, сначала роняли слюну на квартиру в знаменитом Доме Архитекторов, а потом удивлялись одномерности его бытия. Умиленные суровым бытом наутро с энтузиазмом уговаривали его немедленно купить мягкую мебель вместо кожаной и переставить шкафы. Александру было не понятно, почему все без исключения желали продолжать с ним знакомство с этой бессмысленной, по его мнению, акции. Сандро Бенкендорф, такой внимательный и воспитанный, при дальнейших попытках женской благотворительности делался непробиваемой бетонной стеной, преодолеть которую было невозможно. Осознав это, дамочки тихо покидали так и не насиженное гнездо, отправляясь на дальнейшие поиски понимания и комфорта. Они мало значили в его жизни, потому что не успевали оставить в ней след. Генерал пристроил правую руку за голову, прикрыл глаза и углубился в анализ полученной информации из посольства в Иране и сложил с донесением Репнина, но проклятое мужское бессознательное помнило аромат духов полячки. Так, что там с поставками оружия… «Спать! И думать о хорошем… красивая родинка-птичка, родинка-птичка…»