Отправлено: 20.01.12 11:43. Заголовок: Алекса пишет: А поч..
Алекса пишет:
цитата:
А почему Ольга ничего не стала рассказывать Александру?
Рассказывать было нечего. Изначально Ольга сказала, что встреча в кулисах была подстроена. Остальное не имело смысло обговаривать с цесаревичем. Оба интересовались своими чувствами друг к другу и обсуждать какие-то флюиды от графа, которые уловила Ольга, было не комильфо. Бенкендорф не был настойчив, Ольгу не преследовал, повода требовать защиты от его домогательств тоже не давал.
Причем здесь недоверие, ИМХО. С чего бы вдруг Ольга стала на пустом месте обсуждать с Алексом чувства графа? Тогда это для нее было пустым местом. А то что она начала думать про Беню, так это любая бы начала, зная что конкретно этот человек ее любит. Чистая психология. Верно подмеченная и тонко описанная. Другое дело, что Беня не ушел в себя, не стал в себе душить свои чувства, а попытался хотя бы вызвать к себе мало-мальское расположение у Ольги. Так это и есть любовь, а не гнобление а-ля Корф.
Корнет пишет:
цитата:
Император закручивает гайки
Никсу хорошо нашептали. И бумажками подтвердили, иначе он брови бы не супил. Я верю в графа. Он распутает сей клубок змей.
Отправлено: 24.01.12 17:55. Заголовок: Сцена 24 Три дня с..
Сцена 24
Три дня спустя в будуаре императрицы пьют чай фрейлины Репнина и Нарышкина. Часы только что пробили пять часов вечера. В камине потрескивают дрова, а за окном плетёт замысловатые кружева снежная метель. Нарышкина подхватывает с английского блюда булочку с корицей, подносит к напудренному носу и смачно чихает.
Натали: Будьте здоровы, Катрин! Случается, любопытный нос не менее уязвим, чем пятка. Нарышкина: (как ни в чем не бывало надкусывает булочку) Чих освежает обонянье и остроту ума, а тем, у кого их нет, и пуд нюхательного табака не поможет. Из дверей спальни императрицы вышла Ольга и присоединилась к девушкам за столом. Ольга: (берет чашку, заботливо поданную подругой) Дзинкуе, Наташа! К счастью, государыня поправляется. Я читала вслух письмо генеральши Паскевич, и её величество изволила выразить желание снова послушать пьесу. (Нарышкиной) Катрин, государыня вас ждёт. (улыбнулась) Я остановилась на сцене прощания Андромахи с Гектором. Нарышкина: (просияв – она потребовалась императрице! как на радостях не укусить соперницу) Олли, вы, наверно, дурно читали, раз государыне захотелось послушать меня. Несколько дней назад его величество точно так же посреди доклада сказал шефу жандармов, что ему не нравится его голос, и что же? С тех пор на доклад к государю является полковник Дубельт, а граф Бенкендорф ищет, кем заменить себя и в пьесе. (встает, подвинув свою чашку Ольге) Пейте чай, душечка, берегите голос, а то роль Елены достанется (кокетливо поправив перед зеркалом рыжую завитушку на виске) более талантливой актрисе. (сладко улыбнувшись двум подругам, скрывается в спальне императрицы) Натали: (вслед Нарышкиной) Моя нянька говорила, что такая семь собак перелает. К счастью, Катрин унесла свои большие уши и ядовитый язык за дверь. Ольга: (отмахнулась) Меня вовсе не задевает пустая болтовня Нарышкиной. Маленькие люди всегда способны поднять большую шумиху на ровном месте. Натали: Оля, она банально ревнует. Ольга: (невозмутимо) Ничуть. Катрин влюблена в твоего брата, и только непомерное честолюбие мешает ей это признать. Натали: (удивленно открыла рот) Оля, не шути так. Ольга: (подходит к камину и протягивает озябшие руки к огню, с улыбкой) Я вовсе не шучу, Наташа. Если ты на минуту отведешь взгляд от князя Долгорукого, для тебя это тоже станет очевидно. Натали: (кокетливо вздернула нос и тоже подошла ближе к огню) Избави меня Боже от такой родственницы! Лучше поговорим о чем-нибудь хорошем. Граф Бенкендорф, кажется, теряет, своё влияние. Возможно, и что-то большее. Ольга: (повернулась к подруге, губы сложились перламутровым бутоном, что делало ее еще более очаровательной) Наташа, это всего лишь шёпот завистливых недоброжелателей графа. Натали: Разве ты не рада избавиться от ежедневных репетиций с шефом жандармов? Ольга: Я не стану разделять радость ожидающих опалы графа Бенкендорфа. Натали: (захлопотала ресницами и воззрилась на полячку) Что я слышу?! Оля, ты же не хочешь сказать, что увлеклась царем Спарты? Ольга: (в один миг все отлетело, как прах, вся горечь сомнений и осталось радостное возбуждение от внезапно открывшейся истины - счастье началось сегодня) Глупости, вовсе нет. Натали: (с улыбкой) Отчего же ты покраснела? Ольга: (моргнула ресницами) У камина слишком жарко. Натали: Оля! Ольга: Наташа, оставь это! Александр: (входит и, остановившись на пороге, несколько мгновений любуется стройной фигурой возлюбленной, как дивно струятся волнистые локоны по ее шее, ниспадая на плечи – он жарким взглядом целует их, видя ее одну и забыв, что зашел справиться о здоровье матери; но вот Ольга повернулась, словно почувствовав его присутствие, их глаза встретились, и он чуть не бросился к ней, но тут заметил княжну Репнину – Боже, что за наказание видеться при посторонних! одиннадцать томительных ночей, согреваемых лишь надеждой обнять ее на репетиции; ответив легким поклоном на почтительные книксены фрейлин) Как чувствует себя государыня? (тихо, Ольге) Я умру без твоего поцелуя! Натали: (неожиданное и символичное появление наследника смутило, но привычка держать лицо оказалась кстати) Ваша матушка чувствует себя значительно лучше, ваше высочество. Кашель почти прошёл. (снова книксен) Ольга: (Александру, тоже тихо) Государыня меня пока не отпускала. Александр: (нежно и, как ему кажется, незаметно пожав ее руку, громко) Благодарю за добрую новость, мадемуазель Натали! (озарившись идеей) Матушка наверняка почувствует себя еще лучше, если я ее порадую любимыми цветами. (полячке) Но без вашей помощи мне не справиться, мадемуазель Ольга. (снова Натали, с царственной просительной улыбкой, равносильной приказу) Прошу, не выдавайте нас, если государыня спросит об Ольге. Ее величеству будет приятно думать, что букет составил я сам. (галантно распахивает перед возлюбленной дверь) Ольга: (какая разница, когда состоится этот разговор, если его не избежать) Александр Николаевич, государыне нравятся белые орхидеи. (кивает Наташе, приложив палец к губам) Натали: (вслед любовникам) Парис и Елена снова сбежали, и Кассандра пророчит падение не только Трои.
Сцена 25.
В дворцовом Зимнем саду тепло и влажно, ароматы сотен экзотических растений сплетаются, словно повторяя в воздухе диковинные узоры цветов и листьев, пленяющих нездешней красотой, но не к ним прикован взгляд молодого цесаревича.
Александр: (пылко и нежно сжимая руки Ольги) Когда я смотрю на тебя, любимая, когда могу к тебе прикоснуться, я забываю все долгие тоскливые часы, что мы провели друг без друга, и помню только счастливые мгновения, в них моя жизнь. Матушка почти совсем поправилась, не будем больше откладывать, Оля – уедем завтра. (обнимает девушку, наклоняясь к ее губам) Навстречу нашему счастью, моя Прекрасная Елена! Ольга: (ускользая от губ Александра, пылко обнимает его в ответ, комок в горле мешает говорить, решившись, мягко отстраняется) Саша, я не поеду. Александр: (ласково касаясь пальцами ее щеки) Милая, не нужно ни о ком думать, чего-то бояться. Поверь, я смогу защитить тебя и нашу любовь, буду беречь ее, как хрупкий огонек от порывов студеного ветра. Ты – моя, а я – твой, навеки! (снова прижимает Ольгу к себе) Ольга: (с грустной улыбкой) Сашенька, я ничего не боюсь, но судьбе было угодно, чтобы мы не совершили роковую ошибку. (ладони гладят мужские плечи, слёзы оставляют на нежных щеках тонкие влажные нити) Ты непременно тоже поймешь это. Прости меня, но отныне наши жизни не связаны вместе. Александр: (смотрит на нее с непониманием и болью, пронзает догадка – это государыня, воспользовавшись болезнью, принудила Ольгу дать обещание порвать с наследником престола) Любимая… (наклоняет голову, целуя ее руку, лежащую у него на плече) Зачем ты говоришь эти жестокие слова, которые ранят нас обоих? Неужели мнимые угрызения совести сильнее наших чувств? Зачем эти слезы… (нежно берет ее лицо в ладони, губами осушая на нем соленые капли) когда нас впереди ждет счастье, нужно только решиться. (опускается перед ней на колени, с мольбой глядя в глаза) Я люблю тебя, Оля, умоляю – не делай нас несчастными! Ольга: Услышь меня, Саша! Нет и не будет никакого нашего счастья! Мы изначально была обречены на эту горькую минуту. Сашенька, я никогда не лгала тебе. Любовь... она проста и первобытна, она пугает и пугается сама, ей не препятствие титулы и расстояния. Только я больше не могу дать тебе такой любви, а унижать нас недомолвками не стану. Александр: (он услышал, но слишком потрясен, чтобы осознать до конца; родная, нежная, пылкая, она вдруг стала бесконечно далекой, ее душа не с ним, и тонкие пальцы невозвратимо выскальзывают из его ослабевшего пожатия, не способного их удержать; медленно поднимается, не отрывая от нее взгляда, в глазах и в голосе – мучительный вопрос) Оля… но почему? Посмотри на меня, я всё тот же, твой Саша, которому ты шептала «люблю» нашими жаркими ночами, кого целовала, с кем видела одни и те же сны… Я не изменился, я всё помню, почему же ты готова забыть? Ольга: (покачала головой и подняла на Александра влажные глаза) Я не забуду, но того что было, уже не вернуть, Саша. Я словно брожу в лабиринте царя Миноса и больше не чувствую того, что мы чувствовали и переживали вместе. Александр: (губы трясутся, конвульсивно сжимает пальцы девушки, не замечая, что делает ей больно) Но что случилось, Оля? Что? Почему в этом лабиринте ты бежишь не ко мне, а от меня? Есть что-то, о чем я не знаю? (в груди внезапно холодеет) Или… кто-то? Ольга: (она не хотела причинять ему страдания, но тянуть еще больнее; отнимает руки) Саша, не терзайся вопросами, ответы на которые не соединят нас снова. Какова бы ни была причина, ты ни в чем не виноват. Александр: Я бы хотел быть виноватым, тогда бы у меня была надежда вымолить у тебя прощение. (расстегивает верхние пуговицы мундира, достает золотой медальон, открывает его – в нем атласные фиалки) Ты помнишь, тогда на «Менелае»?.. Я обещал хранить их у сердца, и останусь верен моему обещанию, даже если… (голос дрогнул) даже если ты попросишь от него отказаться. Ольга: (он произнес «Менелай», и сердце почти перестало биться, сжимает его ладонь вместе с медальоном) Ты будешь любить меня даже, когда попытаешься забыть. (нежно касается его ладони губами) Прости меня, Сашенька… (уходит) Александр: (бросается было вслед) Оля!.. (по лицу ударила ветка араукарии, в отчаянии обрывает ее, Ольга уже ушла, и он понял, что не нужно ее сейчас догонять; он придет к ней ночью, когда весь дворец уснет, и никто не помешает ему сказать ей всё, что накопилось на сердце за эти почти две недели грустного одиночества) Я не верю, что от нашей любви остались только воспоминания! Наш первый поцелуй, первая ночь, слезы счастья на твоих ресницах… (нежно целует фиалки в медальоне, сохранившие слабый аромат Ольгиных духов) Я люблю тебя так сильно, милая, что ничто на земле не способно нас разлучить!
Следующий день. Особняк Третьего отделения на Фонтанке. Бенкендорф в своем рабочем кабинете с карандашом в руке изучает составленные по книгам станционных смотрителей и доставленные ему сегодня утром списки путешествующих из Петербурга в Варшаву. Первое, что он сделал несколько дней назад, вернувшись из дворца после памятного разговора с императором - под лупой рассмотрел письма «заговорщиков» и, сравнив почерк на них с почерком на Ольгиной записке, которую он бережно хранит, будто написанную ему, пришел к заключению, что в большинстве писем почерк подделан; весьма искусно подделан, обычный взгляд ничего не заметил бы, но шеф жандармов исследовал буквы не менее тщательно, чем неизвестный ему пока каллиграф их выводил. Разный нажим пера, еще пара-тройка мелочей… Генерал рад был найти подтверждение своей догадке, но понимал, что с помощью одних только этих мелочей государя не переубедить, фальшивые письма - лишь тоненькая ниточка, которая должна привести его к более весомым доказательствам. Среди подделок одно письмо, вне всяких сомнений, принадлежало перу Ольги. Обычные дамские новости без намека на нелояльность. Возможно, его похитили у варшавской родственницы Калиновских, но граф решил проверить более простой путь. Горничную-полячку, выходившую со свертками из галантерейной лавки, два жандармских офицера, переодетые лакеем и кучером, аккуратно затолкнули в карету с плотными занавесками. Перепуганная девица, узрев перед собой самого шефа жандармов, сразу же покаялась в предательстве хозяйки, рыдала, повторяя: «проше пана, тылько ни Сыбирья», - и во всех подробностях описала внешность человека, соблазнившего ее щедрой подачкой, которую она не утерпела потратить. Список этих примет немедленно был разослан всем многочисленным петербургским агентам Бенкендорфа, ответы от них поступали по сей день, но все, увы, неутешительные, однако граф не отчаивался. Qui prodest? В то утро у императора успели побывать, как он выяснил, министры финансов, иностранных дел и военный. Что донос был сделан накануне вечером – сомнительно, его величество не лег бы спать, не испортив настроения шефу жандармов. Граф набросал карандашом на чистом листке бумаги оплывший канкриновский профиль, пышноусый – Чернышёва и с носом крючком – Нессельроде. Первый, подумав, густо зачеркнул. Егор Францевич увязал курс ассигнаций и серебряного рубля, но сплести сеть на начальника Третьего отделения едва ли был способен, да и к чему? Вражды ни личной, ни между ведомствами у них с Бенкендорфом не водилось, а снаряжение одной экспедиции, на которую их взгляды разошлись, не подорвало бы основ денежной реформы. Граф Чернышёв? Во время следствия по делу декабристов намеренно усугублял вину кузена, рассчитывая поживиться наследством, которое, не без помощи Бенкендорфа, в итоге досталось сестрам ссыльного. Чернышёв мог затаить злобу, и эта недавняя стычка из-за предпримчивого кавалерийского полковника… Граф вспомнил, как неистовствовал его тезка – хрустальные подвески в люстрах дребезжали, - ухмыльнулся и зачеркнул чернышевский профиль тоже. «Проорался, на интриги пылу уже не хватит». Адъютант: (входит) Ваше сиятельство, от полковника Дубельта, срочно. Перехвачено тайное донесение из Лондона английскому послу. Бенкендорф: (хмыкнув) Сэру Джону Милбэнку с родины пишут часто. Расшифровали? (адъютант протягивает папку) Нуте-с, что на этот раз… (читает и снова хмыкает) Лорд Палмерстон озабочен активностью русских на Дальнем Востоке… требует усилить давление на императора Николая… (переводит взгляд на оставшийся не зачеркнутым профиль, вспомнив, что сэр Джон - большой любитель знаменитого пудинга Нессельроде) Совпадение, или?.. (адъютанту) Вот что, мил друг, подготовь-ка мне всё, что у нас есть на наших английских друзей и друзей их друзей тоже. Кто сейчас в Петербурге, кто съехал, когда и куда. А это (постучав пальцами по папке с инструкциями министра иностранных дел Туманного Альбиона) я покажу государю. (про себя) Но не сегодня. Адъютант: Слушаюсь, ваше сиятельство! (уходит) Бенкендорф: (Встав из-за стола и, размяв затекшие от долго сидения мышцы, упругим шагом подходит к окну, смотрит во двор сквозь заиндевевшее стекло - на обширной территории внутри квартала разместились архив, жандармские казармы, каретники и конюшни, тут же и тюрьма, в которой арестованные содержатся во время следствия, - почти всё обширное хозяйство Третьего отделения, не так давно перебравшегося к Цепному мосту из дома Таля, в котором осталась только канцелярия. Занятый расследованием, он даже не сразу заметил, как изменилось к нему отношение царедворцев. Еще вчера с ним раскланивались – дружелюбно ли, холодно ли, - но с неизбежной легкой опаской, которую внушал всем в Петербурге его мундир. К нынешним приветствиям примешивался страх иного рода – страх быть уличенными в расположении к опальному шефу жандармов. Александр Христофорович усмехнулся, вспомнив бегающие глазки вельмож. Он не настолько дорожил этими знакомствами, чтобы огорчаться перемене ветра, куда больнее было перенести недоверие императора, преданность которому доказывал много раз, начиная с того далекого декабрьского дня, когда вместе с ним вышел на Сенатскую площадь. Граф снова бросил взгляд на деловитую суету во дворе. Как тут всё будет без него, не нарушится ли ход созданного и отлаженного им механизма, пронизавшего все слои жизни огромной империи? Потер уставшие от бумаг глаза. Рано или поздно все равно пришлось бы уходить в отставку, хоть он многое еще мог бы сделать. Видимо, не судьба… За дверью внезапно раздался шум и громкий сердитый голос: «Мне нужен граф Бенкендорф!» Поворачивается и в изумлении видит на пороге своего кабинета взволнованного наследника престола.) Александр: (накануне вечером напрасно стучал в дверь Ольги – возлюбленная, которую он не хотел и не мог называть бывшей, так и не отворила; прижавшись щекой и ладонью к двери, он прошептал: «Спи спокойно, милая, я останусь здесь, стеречь твой сон, пусть его не потревожат даже ангелы…»; устав стоять, опустился возле двери на пол, намереваясь остаться там до утра, но внезапно появилась липкая и приторная, как клубничное варенье, мадемуазель Нарышкина, которая принялась настойчиво приглашать его высочество выпить чаю у нее в комнате; сквозь зубы поблагодарив ее за заботу, цесаревич ушел к себе и всю ночь метался в постели, кусая от отчаяния подушку, любовные мечты, отголоски дворцовых слухов и болезненные «почему» терзали его сердце, пока вместе с первыми лучами рассвета измученный ум его не осенился догадкой; тогда он резко сел на постели и с этой догадкой, точно с факелом, погрузился в темноту недалеких воспоминаний, и всё, казавшееся до сих пор странным, вдруг стало до боли ясным… «нет, это невозможно, чудовищно!..»; он вскочил с кровати, лихорадочно оделся и поспешил к выходу из дворца, лишь спустившись по боковой лестнице, чтобы не наткнуться ни на кого из тех, кто мог бы ему помешать уйти; к несчастью, так и случилось – Репнин вырос словно из-под земли, преисполненный рвения охранять его высочество в прогулке по городу; Александр терпел почти до самого Аничкова моста, а там, не выдержав, послал адъютанта к черту и, уже идучи вдоль набережной Фонтанки, несколько раз обернулся, проверяя – Репнин, кажется, отстал) Бенкендорф: (оправившись от изумления, почтительно приветствует наследника престола) Александр: (холодно ответив на приветствие) Господин граф, всякие околичности были бы недостойны нас. Прошу ответить, слухи о вашей скорой отставке как-то связаны с мадемуазель Калиновской? Бенкендорф: (в лице не дрогнул ни один мускул, хоть этого вопроса граф ожидал еще меньше, чем визита цесаревича) Вашему высочеству угодно было заметить, что это всего лишь слухи. Александр: Но вы беседовали с мадемуазель Калиновской помимо репетиций? Бенкендорф: Во дворце трудно избежать встречи со знакомыми, ваше высочество, еще труднее учтивому человеку – не сказать при встрече хотя бы несколько слов. Александр: Раньше вы не удостаивали мадемуазель Калиновскую ваших бесед. Бенкендорф: Раньше нам не приходилось играть в одной пьесе, ваше высочество. Александр: (с нажимом) Вы делаете это по приказу моего отца, не так ли, господин граф? Бенкендорф: (не изменяя почтительности) Разумеется, ваше высочество, как и все, кто репетируют «Трою». Александр: (пристально смотрит на Бенкендорфа) Ведь вы прекрасно поняли, что я имел в виду, господин граф. Хорошо, я спрошу прямо – вы вскружили голову Ольге по приказу его величества? Бенкендорф: (сердце екнуло, но отнюдь не из-за несправедливого обвинения) Неужели ваше высочество полагает, что государь способен был бы отдать, а ваш покорный слуга - исполнить подобный приказ? Александр: (испытав одновременно облегчение и стыд – как он мог допустить хоть на минуту, что злые сплетники вроде мадемуазель Нарышкиной говорят правду; но Ольга отвергла его, отвергла в самый разгар репетиций, а значит, шеф жандармов виноват, хоть и не в том, в чем он поспешил его подозревать; с горечью усмехнувшись) Вам не хуже меня известно, господин граф, какую цель преследовал его величество, желая поставить на дворцовой сцене «Трою». Бенкендорф: (мягко) Чувства отца и государя можно понять, лишь самому став тем и другим, Александр Николаевич. Александр: А если я не хочу быть государем? Что мне трон, когда рядом не будет любимой женщины… (резко повернулся к Бенкендорфу) Почему вы до сих пор не женаты, господин граф? Бенкендорф: (чуть помедлив) Вероятно, потому, что не встречал ту, которую хотел бы назвать супругой, ваше высочество. Александр: А как же долг перед предками, продолжение рода? Впрочем, что вам задумываться об этом, вы не император. (молчит некоторое время, потом – тихо и с болью) Ее отняли у меня вы. Мой отец и вы. (прикрыв глаза в мучительном воспоминании) Она сказала мне, что наши чувства были обречены с самого начала, и я сейчас понимаю, сколько в этих словах горькой истины. Может ли выжить любовь, когда ей ежедневно, ежечасно напоминают, что она преступна – иначе зачем именно вы стали играть Менелая; когда счастье отравлено постоянным страхом разлуки, когда весь мир сжимается удушающим кольцом, (к Бенкендорфу) я спрашиваю вас – может ли любовь не сломаться под ударами рока? Бенкендорф: (глухо) Может, если она настоящая. Александр: Что вы знаете о любви, вы, безжалостный раб долга, как и мой отец? (губы дрожат от гнева) Вы понимали, против кого заострен меч «Трои», по кому он ударит болезненнее, и вы, хоть и говорите, что не способны учинить насилие над чувствами женщины, согласились мучить ее вашим присутствием! (желваки играют на скулах) Нет, наша любовь была обречена не с самого начала, а с того момента, когда вы надели плащ Менелая! Почему вы не отказались – единственный человек во всей империи, кто не боится возражать государю? Не из сочувствия, оно вам неведомо, но хотя бы из благородства, если вы почитаете себя благородным человеком? (взгляды двух мужчин скрещиваются, первый мечет молнии, во взгляде другого, кажущемся непроницаемым, вдруг что-то проблеснуло) Не может быть… (отшатнулся, потрясенный внезапной догадкой, нет – прозрением) Вы… вы влюблены в Ольгу?! Бенкендорф: (выдержав удар) Я хотел разрушить Трою, ваше высочество. Александр: (вспылив) Вы издеваетесь надо мной?! Бенкендорф: Ваше высочество желали узнать, почему я не отказался от роли Менелая. Александр: Я спрашивал вас не об этом, господин граф! Бенкендорф: Другого ответа я не смогу вам дать, ваше высочество. Александр: И все же, я заставлю вас ответить! (в приступе ярости сорвав с руки перчатку, швыряет ее в лицо шефу жандармов) Бенкендорф: (не успев уклониться, спокойно) Этим способом – еще менее, ваше высочество. Александр: Трус! (взгляд спотыкается о георгиевский крест на мундире графа) Но приходилось же вам стрелять не только во французов? Бенкендорф: (чуть улыбнувшись лихим воспоминаниям) Приходилось, Александр Николаевич. Однако гусарство не имеет никакого отношения к защите чести дамы. Александр: (глаза сверкнули) Вы осмеливаетесь думать, что я могу повредить доброму имени Ольги?! Бенкендорф: (наклоняется за лежащей у ног перчаткой, чтобы не дать прочитать на своем лице желание вышвырнуть августейшего мальчишку в окно вместе со всеми августейшими понятиями о чести; выпрямившись и, уже вполне владея собой, протягивает перчатку цесаревичу) Сегодня морозно, Александр Николаевич, поберегите ваши руки. Александр: (долго смотрит на Бенкендорфа, потом, поколебавшись берет перчатку, гнев потух, осталась только боль) Мне никогда ни понять, ни смириться, почему она выбрала вас. (медленно повернувшись, покидает кабинет) Бенкендорф: (походив по комнате, останавливается у окна и прижимается лбом к холодному стеклу, чтобы унять жар) Что ты себе вообразил, старый болван, она всего лишь дала отставку другому. (но воспрянувшие мечты, с которыми он так долго и безуспешно боролся, торопятся обогнать события) Адъютант: (входит) Ваше сиятельство, списки английских подданных, проживающих в Петербурге. Бенкендорф: (стряхнул с себя наваждение, снова собран и деловит; пока с Ольги не снято нелепое, но опасное обвинение, он не имеет права мечтать) Никто из них не выезжал в Польшу? Адъютант: Нет, выше сиятельство. Бенкендорф: А куда выезжали? (берет у офицера список, читает, одно имя подчеркнул ногтем) Помощник ювелира, по торговым вопросам в Москву… Не припомню, чтобы этот дом имел в первопрестольной филиал. (указав адъютанту еще на два имени) Отправьте в Псков и Тверь наших людей, пусть найдут и допросят. В Москву поеду сам! (сборы недолгие, во дворе всегда стоит готовый к отправке жандармский экипаж)
Сцена 27.
За кулисами во время очередной репетиции. Андрей и Натали самозабвенно целуются.
Натали: (игриво) Я не стану спрашивать, где ты научился так хорошо целоваться. Андрей: (руки с девичьих плеч по тонкой тунике перемещаются на талию) А я не буду интересоваться, откуда ты знаешь, как надо целоваться. Натали: (смеется) Мне Корф рассказывал. Андрей: (бурчит) Он жив только потому, что не показывал. (снова накрывает её губы жадным поцелуем) Михаил: (появляется за кулисами, бряцая доспехами, раздраженным тоном) Вот вы где, голубки! Андрэ, убери руки, до свадьбы еще два месяца. Андрей: (поправляет очки) Мишель, какая муха тебя укусила? Михаил: (не отвечая, обозревает из-за кулис репетицию и морщится) Для этого ли творил поэт? Он вообще хотел, чтобы его бессмертные строки зачитывались с такими лицами? Натали: Братец, ты не перепутал роли? С чего это тебе вздумалось представляться Чайльд Гарольдом? Андрей: Мишель, роль верного Гектора при Парисе тебе удается лучше. Михаил: (мрачно) У его высочества Париса иное мнение. Натали: (взволнованно) Миша, что случилось? Михаил: (сквозь зубы) Ровным счётом ничего. Кроме того, что я вместо завтрака был послан к чёрту на набережной Фонтанки. Натали: Ты же не оставил Александра Николаевича в городе одного? Михаил: Разумеется, я проследил, куда в такую рань совершил променад наследник престола! И когда убедился, что его высочество изволил нанести визит графу Бенкендорфу, вернулся во дворец. После подобного рандеву перед Александром Николаевичем до самого Зимнего будет бежать жандармская рота, сметая языками снег перед высочайшим сапогом. Андрей: (удивленно присвистнул) Интересно, что могло понадобиться его высочеству от графа Бенкендорфа? Михаил: Готов поспорить на своего орловского рысака - это был отнюдь не визит вежливости с пожеланием доброго утра драгоценному Александру Христофоровичу. Впрочем, лучше тебе спросить об этом у своей невесты. Натали: (с честными глазами) Я ничего не знаю! Михаил: (хмыкнул) Полагаю, очаровательная мадмуазель Калиновская тоже теряется в догадках. Офицер дневного караула: (запыхавшись, подбегает к компании и, щелкнув шпорами, обращается к Михаилу) Его императорское величество требуют вас немедленно к себе. Михаил: (в сторону) Уже донесли... Про обед тоже можно забыть. (в фигуре и во взгляде – собранность, короткий кивок офицеру) Идёмте, господин поручик. (уходя – показалось или нет? - в глубине кулис мелькнули рыжие кудряшки, и ноздри уловили знакомый цветочный аромат) Андрей: (пожимает плечами) Наташа, ты что-нибудь понимаешь? Натали: Кажется, да... (нежные руки обняли крепкие мужские плечи, улыбнулась) Пока мой грозный брат выкручивается перед императором, лучше поцелуй меня еще раз. Шишкин: (голова и жабо репетитора возникли в кулисах) Господа, ваш выход! Прошу на сцену. Андрей: Спешим, роняя сандалии, Кирилл Матвеевич! (когда Шишкин исчезает, снова обнимает девушку) Эрот свою стрелу направил метко, и вот сражен Ахилл и покорён навек любовию к прекраснейшей Кассандре... (страстный поцелуй)
Отправлено: 25.01.12 11:31. Заголовок: Это женский талант. ..
Это женский талант. Так отказать, ничего не объяснив, чтобы отвергнутый влюбленный землю рогом рыл и превозносил возлюбленную. Высший пилотаж. Если эту сцену я подспудно ждала, то сцена объяснения Бени и Сани стала для меня откровением. Накал страстей зашкаливает. Нервы у читателей на пределе. Вот это я понимаю - поговорили.
Отправлено: 25.01.12 16:07. Заголовок: Понравилось начало 2..
Понравилось начало 26-й сцены. Размышления графа и выбор между министрами. Сочно. Поведение Александра во время разговора с Бенкендорфом можно извинить только любовной горячкой.
Отправлено: 26.01.12 06:54. Заголовок: Не буду лукавить, чт..
Не буду лукавить, что Саня относится к числу моих любимых персонажей, поэтому мне трудно его понять и проникнуться. А как он должен был поступить в этой ситуации? Сделать красивый царственный жест - я тебя отпускаю, любимая, будь счастлива, - и с кровью в сердце, но с улыбкой на устах отправиться в Дармштадт к Мане? :)
Поведение Александра во время разговора с Бенкендорфом можно извинить только любовной горячкой.
Александр - любит без оглядки и действует. Меня в этой сцене больше потрясло поведение Бенкендорфа. Я за него больше волновалась. Ему было сложнее и тяжелее. И его ответы и вообще все поступки вызывают уважение. И граф тоже любит и страдает. Как бы я не была на стороне цесаревича, но я понимаю Ольгу. Она не металась между двумя мужчинами, не делала вашим-нашим, не устраивала им конкурсы на выживание, а просто такая судьба. Мне сложно объяснить свою мысль, вертится на языке, а не укладывается в слова. Приведу быстрее слова Шекспира. В "Ромео и Джульетта" Ромео говорит cвященнику: - Нет, с Розалиной у меня конец. Я имя позабыл ее, отец. (с) У Ромео была первая любовь, но когда он встретил Джульетту, пришло настоящее чувство. Коряво объяснила, но я так понимаю чувства Ольги к графу.
Отправлено: 26.01.12 15:37. Заголовок: Gata пишет: А как о..
Gata пишет:
цитата:
А как он должен был поступить в этой ситуации? Сделать красивый царственный жест - я тебя отпускаю, любимая, будь счастлива, - и с кровью в сердце, но с улыбкой на устах отправиться в Дармштадт к Мане? :)
Мне как раз показался интересным поворот на разговор Бенкендорфа и Александра. Дело в в том, что для меня в принципе не приемлемо поведение Александра. Он слишком импульсивный. Это только моё мнение. Например, мировоззрение и поведение князя Андрея Балконского у меня вызывает неприятие, но у меня же нет претензий к Толстому. Александра в "Трое" я воспринимаю таким как он написан, через своё мировоззрение. Вот, к примеру, я совершенно не верю, чтобы граф Бенкендорф рванул выяснять отношения с наследником. Граф в первую очередь думает об Ольге, как его поступок может отразиться на ее репутации, на отношении к ней и так далее. Для графа Ольга важнее "почему", которые задает себе Александр. Если вообще правомерно стравнивать силу чувств.
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 61
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
