Издание второе, одобренное цензурой III Отделения :)
От автора: В октябре этого года исполнится восемь лет со дня премьеры БН и семь - с выхода в свет первого кадра "Параллельного сценария". В честь этого двойного юбилея я решила отряхнуть от нафталина свой первый фик по БН, который на сей момент остается и самым крупным моим произведением. Жанр - фарс, классика, с отступлениями разной степени от основного сюжета.
Отправлено: 18.09.11 16:15. Заголовок: Кадр 27. Столовая в ..
Кадр 27. Столовая в усадьбе Корфа
Владимир, Михаил, Анна и Оболенский ужинают, Полина прислуживает за столом. Оболенский: (с тяжким вздохом) М-да!.. До сих пор не могу привыкнуть, что дорогого Ивана Ивановича нет вместе с нами. Владимир: (мрачно) Найду убийцу, лично вылью ему в глотку два графина бренди со стрихнином. (подумав) Нет, это будет слишком легкая смерть. Буду душить его… медленно… с удовольствием… пока у него язык не вывалится и глаза не лопнут… Анна: (сдавленно) Что-то у меня аппетит пропал. Михаил: (отодвигает тарелку) И у меня. Оболенский: В самом деле, Володя… Что за кровожадность? Владимир: Не вашего же отца отравили! (За столом воцаряется мертвая тишина. Михаил, Анна и Сергей Степаныч молча смотрят, как Владимир уплетает жаркое и попивает водочку, но никто не решается с ним заговорить, боясь услышать очередную грубость.) Полина: (вертится возле Оболенского) Возьмите еще кусочек, Сергей Степаныч! Оболенский: Спасибо, голубушка, я уже сыт… А ты вот что: принеси-ка мне чаю в библиотеку. (встает из-за стола) Извините, господа. (уходит, Полина рысит следом) Михаил: Тебе не кажется, Вольдемар… (Входят Забалуев и исправник.) Забалуев: Bonsoir, messieurs! (расшаркивается Анне) Mademoiselle… Владимир: Не припомню, чтобы я вас приглашал, Андрей Платоныч, но, раз уж вы пришли… Анна, сбегай на кухню, узнай у Варвары, не осталось ли вчерашних щей? Забалуев: Наслышаны, наслышаны о вашем гостеприимстве, дражайший Владимир Иваныч, однако никак не можем им воспользоваться: мы нынче по другому делу. Исправник: Нам стало известно имя убийцы барона Ивана Ивановича Корфа. Владимир: И кто же он? Забалуев: (тычет в него пальцем) Вы! Владимир: Поздравляю вас, господин Забалуев, у вас просто талант ищейки (продолжает как ни в чем не бывало трапезничать). Исправник: Барон Корф, вы арестованы! Михаил: (возмущенно) Как можно бросаться такими чудовищными обвинениями?! Да еще бездоказательно?! Владимир очень любил отца… Забалуев: Позвольте не согласиться, Михал Саныч: постоянные распри между Владимиром Иванычем и его покойным батюшкой стали у нас в уезде притчей во языцех. Анна: (подскакивает) Да-да! Они каждый день ссорились: Владимир требовал денег, чтобы расплачиваться с карточными долгами, а когда Иван Иваныч отказался ему деньги давать, стал подделывать подписи на векселях… (Владимир злобно ухмыляется.) Забалуев: (с интересом) Весьма, весьма любопытно! Продолжайте, мадемуазель! Михаил: (шокирован) Анна, что вы такое говорите?! Анна: Чистую правду, Михаил! Дядюшка даже завещание изменил в мою пользу, он не хотел, чтобы имение было пущено по ветру, но Владимир это завещание подменил… Да вы вскройте сейф, господа! Наверняка найдете там доказательства! Владимир Иваныч до сих пор празднует смерть отца, все пьет да гуляет, а делами вовсе не занимается… (в сторону) Лишь бы сейф открыли, я под шумок свою вольную достану и уеду в Петербург, в театр, а тут – хоть трава не расти! Владимир: Ну что ж, господин Забалуев, если вы непременно хотите видеть меня за решеткой, я, пожалуй, доставлю вам такое удовольствие… (неторопливо промокает губы салфеткой и встает из-за стола) Михаил: Подождите, господа! Но ведь то, что у Владимира бывали размолвки с отцом, еще ни о чем не говорит! Забалуев: Вы не были свидетелем этих скандалов, Михал Саныч, а я был! Молодой барон вел себя по отношению к отцу весьма непочтительно, людей не стеснялся… Вот и когда давали пиесу про ревнивого мавра, и мадемуазель (поклон Анне) блистала на сцене, Владимир Иваныч изводил своего батюшку ворчанием и даже грозил кого-то придушить, все руками-то делал и так, и эдак (показывает, как именно), а потом, наверное, со злости чего-нибудь в графин и подсыпал! Владимир: А ведь помнится мне, Андрей Платоныч, что в тот роковой вечер именно вы моему отцу бокал с бренди передавали… Забалуев: Но наливали-то вы сами! Анна: Да-да, Владимир наливал, я видела! Владимир: Не могли вы ничего видеть, вас в это время Отелло душил! И очень жаль, что не задушил… Михаил: В самом деле! У господина Забалуева и повод был хороший – всем известно, что Марья Алексевна обещала ему поместье Корфов в качестве приданого Лизы. Забалуев: Возмутительно, молодой человек! Как вы смеете делать подобные грязные намеки?! Владимир: А как вы смеете являться без приглашения в мой дом и отрывать меня от ужина?! (нервно наливает и выпивает две рюмки подряд) Исправник: (задумчиво) С арестом господина Корфа, пожалуй, придется повременить… Анна и Забалуев: (в голос) Почему?! Исправник. Я вижу, что в этом деле нет никакой ясности… Михаил: (поддакивает) Абсолютно никакой! И вы, как представитель закона, должны это дело расследовать и ясность внести, а я со своей стороны обещаю вам всяческое содействие и высочайшее покровительство государя императора. Владимир: Если выяснится, что вы, господин Забалуев, причастны к смерти моего отца… (наливает себе третью рюмку) Лучше вам тогда сесть в тюрьму, от души советую! (занюхивает корочкой хлеба) Хотя и в тюрьме я до вас доберусь и придушу… (смотрит на Анну) как один ревнивый мавр свою жену… Забалуев: Не рассчитывайте легко от меня отделаться! Рылом не вышли, юноша, чтобы на предводителя уездного дворянства замахиваться! (в злобе ломает трость и убирается вслед за исправником) Владимир: Ну что, продолжим ужин? (садится к столу) Жаркое уже остыло, но можно попробовать пирог… (сладким голосом) А где же моя ненаглядная сестричка Аннушка? Михаил: Анна! (обшаривает комнату) Где вы прячетесь? (вытаскивает Анну из-за портьеры) Выходите, не бойтесь! Вы ведь просто пошутили про поддельные векселя, да? Это была невинная шутка, и Владимир на вас совсем не сердится… Владимир: Ничуть не сержусь – я сегодня добрый. Что ж ты заробела, Анечка? Иди, отведай рыбного пирога… (кромсает пирог) М-м, как вкусно пахнет! Мастерица наша Варвара! (Анне и Михаилу) Присоединяйтесь, друзья! Вприглядку сыт не будешь (наливает очередную рюмку). Михаил: Не слишком ли ты много пьешь? Владимир: Пойду-ка я отсюда, пока вы мне окончательно аппетит не испортили (прихватывает со стола графинчик водки и кусок пирога) А ты, Аннушка, загляни в библиотеку после ужина… поболтаем на сон грядущий… (уходит) Анна: (дрожит, как осиновый лист) Он меня убьет! Михаил: Полноте! Вольдемар не людоед, он очень добрый… в глубине души… Анна: Вы не знаете, Миша… Михаил: (целует ей ручки) Я знаю одно: я люблю вас! И не хочу с вами расставаться – так бы и смотрел в ваши глаза и смотрел! Анна: И я… так бы смотрела и смотрела… (продолжительный поцелуй) Ах! Простите меня, Миша! (убегает, закрыв лицо руками) Михаил: Во всем этом кроется какая-то тайна… Здесь вообще одни сплошные тайны и загадки! (с энтузиазмом) Но я их все раскрою! Господи, как жить-то интересно!
Кадр 28. В кабинете Корфа
Оболенский за столом читает газету, покуривая трубку Иван Иваныча. Входит Полина с тяжело нагруженным подносом. Полина: Я вам чаю принесла, Сергей Степаныч. Оболенский: Спасибо, голубушка. Поставь на стол. (Полина сгружает содержимое подноса на стол, но не уходит) Чего тебе, голубушка? Полина: Разрешите сказать вам мою мечту, Сергей Степаныч? Оболенский: Ну… скажи. Полина: Мечтаю стать примой Александринского театра! Оболенский: Эк ты, голубушка хватила! Полина: (осмелев) А что? Я в нашем театре все главные роли играю! Если б Анька из Петербурга не приехала, я бы и в «Отелло»… Оболенский: Все главные роли… Г-хм!.. Полина: Хотите, я вам что-нибудь представлю? (не дожидаясь приглашения, выбегает на середину комнаты и принимает трагическую позу) Шиллер. «Разбойники»! (уточняет) Финальная сцена, в которой Амалия просит Карла Моора ее заколоть. (завывает) «Смерть – вот вся моя мольба! Взгляни! Мои руки дрожат! У меня нет сил нанести себе удар...» Оболенский: Довольно, довольно, голубушка! (смеется) Полина: Вам не понравилось, Сергей Степаныч? Оболенский: Видишь ли… я эту сцену себе несколько иначе представлял… Полина: А хотите – из «Фауста»? (заламывает руки) Ты лишь на миг со мной в разлуке был И целовать меня уж позабыл! Целуй, целуй скорей меня! Не хочешь - поцелую я тебя сама! (запрыгивает к Оболенскому на колени и лобызает его в губы) Оболенский: (роняя трубку и газету) Хватит, хватит! (отбивается от Полины) Боюсь, голубушка, с вашими талантами примой не стать. Полина: (надувает губы) Почему? Я ничуть не хуже Аньки… А, может, у вас настроение не для трагедии? Так я могу и комедию… из Лопе де Вега… «Собака на сене»! Оболенский: (себе под нос) И зачем только Иван Иваныч своим дворовым образование дал? (прячется от Полины за портьерой). Полина: (спохватывается) Сергей Степаныч, а… Где вы? (заглядывает под стол) Сергей Степаныч? Владимир: (входит) Ты здесь зачем? Полина: Я… я… я репетировала с господином Оболенским… Владимир: Репетировала? Тебе что, заняться больше нечем? Мало мне одной актерки на шее! Пошла вон, я отдохнуть хочу! (указывает на чайный прибор) А это все унеси! Полина: Но Сергей Степаныч? Я для него чай с пирожными… Владимир: Могу я в своем собственном доме побыть один, чтобы ни одна гнусная рожа передо мною не маячила?! (орет так, что дребезжат стекла) Вон пошла!.. Брысь!!! (Полина с чашками испаряется.) Владимир: (сам с собой) Хозяин я здесь или не хозяин? (наливает водки и подносит рюмку ко рту) (Оболенский выбирается из-за портьеры и по стеночке крадется к выходу.) Владимир: (рявкает) Кого тут еще носит?! (Оболенский с завидной для его возраста прытью выскакивает в коридор) Померещилось… (выпивает, закусывает рыбным пирогом) (По комнате проносится ветерок, хлопает окно, одна за другой гаснут свечи. Остается только огонь в камине.) Владимир: Что за чертовщина?! (Из мрака выныривает темная фигура, по мере приближения принимающая черты покойного барона Корфа.) Иван Иваныч: Здравствуй, Володя… Владимир: (роняет рюмку) Отец?! (протирает глаза) Но ты ведь… Иван Иваныч: Там, где я сейчас нахожусь, сынок, у меня есть много времени для размышлений… Издалека все видится иначе… И я увидел, как мало внимания раньше тебе уделял… Владимир: Конечно, все ваше внимание доставалось одной Аньке. Иван Иваныч: Но я хочу исправить это упущение… и займусь, наконец, твоим воспитанием! Владимир: И в чем же будет заключаться ваше воспитание? Иван Иваныч: Всякий раз, как я увижу, что ты хочешь совершить какую-то глупость, я буду приходить к тебе и наставлять на путь истинный… Владимир: Не продолжай, отец! Так я и знал: ты не обо мне заботишься, а боишься, что твоей ненаглядной Анне попадет на орехи. Да, я хочу ее наказать, но ведь за дело! Если ты там все видишь, то видел, наверное, и как она меня в кутузку чуть не упекла? Иван Иваныч: Она защищалась… от тебя, от твоей злобы… Почему ты до сих пор не освободил ее? Ведь ты обещал мне! Владимир: Не помню… Иван Иваныч: (с грустным укором) Ах, Володя, Володя! Разве можно так обижать собственную сестру? Владимир: Сестру! А ты спросил, нужна ли мне сестра? Может, мне неплохо было и единственным ребенком? Вон, у Долгоруких конфеты всегда на троих делили, а мне, если б не Анька, все бы доставались! Иван Иваныч: Когда же ты, наконец, повзрослеешь? Владимир: Я давно уже не ребенок, а взрослый мужчина, и, кстати, в этом доме хозяин. И Аннушке вашей тоже хозяин! Как я решу, так и будет! (рубит кулаком воздух) (Призрак барона Корфа укоризненно качает головой и дематериализуется.) Владимир: (вытирает со лба холодный пот) Чего спьяну не примерещится… (хочет выплеснуть остатки водки в камин, но, передумав, выливает в стакан и пьет жадными глотками) Если еще и дедушка явится меня поучать… (тихое царапанье в дверь) Entrez! Анна: (робко) Можно, Владимир Иваныч? Владимир: А-а! (ласково) Входи, Анечка, входи! (зажигает свечи, поочередно обмакивая их в камин) (Анна бочком протискивается в кабинет и застывает, смиренно сложив ручки на животе.) Владимир: А у меня для тебя сюрприз, дорогая сестричка. (Достает из сейфа свиток.) Догадываешься, что это такое? Анна: Моя вольная? Владимир: Правильно, умница! А что я с ней собираюсь сделать? Анна: (с робкой надеждой) Отдать… мне? Владимир: (с гадкой усмешечкой) Ошибаешься, глупенькая! (подносит бумагу к свечке) Анна: Не-е-ет!!! Владимир: (назидательно) Ты плохо себя вела, и должна быть наказана! Анна: Все, что угодно, только не это! Владимир: Ну, хорошо… (убирает бумагу в сейф, Анна переводит дух) Однако, как же мне тебя наказать? Анна: А можно вообще не наказывать? Владимир: Нет, нельзя. Со мной и так никто в доме не считается, а если я и тебе спущу… Хозяин я, в конце-то концов, или китайский мандаринчик, которого все, кому не лень, норовят по носу щелкнуть?! Анна: Миша говорит, что вы добрый… Владимир: Миша… Хм… Он тебе нравится? Анна: (краснеет) Да… очень… Владимир: (задумывается) Тогда ты не откажешься сделать ему приятное? Анна: (настороженно) Что вы имеете в виду? Владимир: Пение твое он уже слышал… А теперь ты для него станцуешь! Анна: Танцевать… во время траура? Владимир: Так ведь мы не бал собираемся устраивать… небольшую вечеринку для узкого круга… будут только самые близкие: Михаил, Сергей Степаныч, я… а вы с Полиной будете прислуживать нам за ужином и танцевать. Анна: Прислуживать за ужином? Владимир: А чего ты хотела? Сидеть с нами за одним столом? Крепостным этого не положено. Будешь прислуживать и танцевать… танец семи вуалей! Анна: Танец семи вуалей… Что это? Владимир: (достает с полки книгу) Где-то здесь были картинки… (листает страницы) Ага! Кстати, по этим рисункам вы с Полиной можете и костюмы себе пошить… сами! портних из Парижа приглашать не буду, уволь! Анна: (заглядывает в книгу) О Боже! Вы хотите… чтобы я… надела ЭТО?!! Владимир: Мишель будет в восторге! Он тонкий ценитель прекрасного… Романтика Востока… тысяча и одна ночь… гурии в раю… Анна: Все, что угодно, только не это! (рыдает) Владимир: Тогда я сожгу твою вольную… Анна: (ломает руки) Ну за что, за что вы так меня ненавидите?! Владимир: Мне надоело твое нытье! Хватит торговаться, выбирай: или ты танцуешь перед моими гостями и сохраняешь надежду когда-нибудь получить свободу, или навек остаешься в рабстве. Анна: (хнычет) Но я в любом случае потеряю Мишу… Владимир: Даю тебе на раздумье ночь. Все! Ступай, я хочу отдохнуть… Анна: Как же я вас ненавижу! (убегает, хлопнув дверью) Владимир: (разводит руками) Ненавидит? За что?
Отправлено: 18.09.11 16:16. Заголовок: Кадр 29. В поместье ..
Кадр 29. В поместье Долгоруких
Княгиня, сидя в гостиной за бюро, старательно марает гербовую бумагу. Марья Алексевна: Фу ты! Опять испортила! (Комкает лист и бросает за спину – прямо в нос только что вошедшему Забалуеву. Тот ловит смятую бумажку, вытирает ею лысину и машинально сует в карман.) Забалуев: Пожелал бы вам доброго утра, милейшая Марья Алексевна, да только добра-то в нем чуть! Марья Алексевна: А у вас-то что за печаль, Андрей Платоныч? Забалуев: Вчера с исправником ездил Корфа арестовывать… Так этот сопляк не пожелал подчиниться закону, самым возмутительным образом выставил меня из дому – меня, предводителя уездного дворянства! – и даже к столу не пригласил!.. Возвращаюсь я к вам, униженный и оскорбленный, надеясь отогреться под вашим гостеприимным кровом и утолить голод… (отщипывает от виноградной грозди из вазы с фруктами одну ягодку и отправляет в рот) А Танька, горничная ваша, говорит, что господа уже отужинали, и больше она на стол накрывать не станет… на кухню меня послала – спросите, дескать, у кухарки, не завалялось ли какого пирожка… Марья Алексевна: Вот негодная! Ну, велю драть нещадно за дерзость! А за бережливость похвалю! У меня хозяйство скудное, вдовье, по два ужина накрывать средств не имею... Вот если б именьице Корфа было моим!.. Забалуев: За чем же дело стало, дорогая тещенька? (прихватывает из вазы всю виноградную гроздь и ловко обгладывает) Марья Алексевна: Векселек у меня не выходит... ни в какую! Уж больно у покойного Иван Иваныча почерк был заковыристый! Сколько бумаги гербовой перевела зазря... Вот, вот и вот! Как начну ижицу прописывать, так перо-то и спотыкается! (в ярости отбрасывает перо, Забалуев на лету его ловит) Забалуев: Дозвольте мне попробовать, дражайшая Марья Алексевна! Откуда вы руку Иван Иваныча-то срисовывали? Марья Алексевна: Вот, письмо его муженьку моему, двухгодичной давности... Забалуев: Ага! Ага! Буковки-то, конечно, витиеватые, однако ж и мы не лыком шиты, опыт, чай, имеется! На какую сумму векселек-то подпишем? Марья Алексевна: Вроде двадцать тыщ Петр Михалыч мой ссуживал... Забалуев: Так когда ж это было! Жизнь-то с тех пор вздорожала, и вам за обиду да на судебные издержки... Вот и выходит по справедливости, что надо эту сумму... удвоить? Марья Алексевна: Да еще пяток прибавить Лизаньке на приданое... Пусть будет сорок пять! Забалуев: Значит, напишем пятьдесят... (быстро строчит на гербовой бумаге) Извольте получить, замечательнейшая Марья Алексевна! Марья Алексевна: (хлопает в ладоши) Вы маг и волшебник, дорогой Андрей Платоныч! (расчувствовавшись, чмокает его в лысину) Забалуев: Только вот чернила свежие, надо на солнце подержать, чтобы выцвели... как будто документик не сегодня подписан, а год назад! (Подбегает к окну, отдергивает штору и подставляет бумагу свету. Вдруг замечает расплющенную снаружи о стекло физиономию цыгана – Седого. Забалуев испуганно задергивает штору.) Марья Алексевна: Что там, Андрей Платоныч? Забалуев: Солнце глаза режет! (Цыганская физиономия появляется за другим окном.) Забалуев: (передвигая кадку с пальмой) На прежнем-то месте ей не место было! (Седой маячит уже за третьим окном. Забалуев, не найдя, чем можно прикрыть окно, загораживает его своей спиной.) Марья Алексевна: Что-то беспокойный вы сегодня, Андрей Платоныч... Пойду-ка распоряжусь насчет второго завтрака! Забалуев: Да-да-да! (захлопывает за ней дверь, открывает окно и свешивается через подоконник) Чего тебе, крокодил ненасытный? Седой: Должок за тобой, барин! Забалуев: Сказал же: отдам! Отдам! Седой: Когда? Забалуев: Жди сегодня в лесу, у заброшенной сторожки... (Входит Татьяна с нагруженным подносом, и Забалуев поспешно захлопывает окно.) Татьяна: У, как комнату выстудили! Опять топить придется... Забалуев: Дров пожалела, крохоборка? Вон их, полон лес – руби не хочу! Да и дрова-то не твои, а барыни! Татьяна: (швыряет поднос на столик) Барыня велели пожелать вам приятного аппетита. Забалуев: Ну, так пожелай! Татьяна: За чужой счет все одно сладко. Забалуев: Но-но-но, разговорилась! (выпивает полбутылки вина, прихватывает с подноса одной рукой пирожок, другой – кусок ветчины, уплетает за обе щеки) А салфетки где? Чем прикажешь руки вытирать? (Вытирает пальцы о кружевной Татьянин передник, потом начинает хватать ее за мягкие места.) Татьяна: (отбивается) Чего ж вы руки распускаете, и как вам не стыдно! В вашем-то возрасте!.. Забалуев: (тискает ее) Люблю, когда кобылка норовистая попадается! Андрей: (входит) Что здесь происходит?! Следом за ним входят мать и сестры. Забалуев: Изволите видеть – воровку обыскиваю! (Все ахают. ) Лиза: Да я в жизнь не поверю, чтобы наша Таня могла украсть! Соня: Таня ни разу медной полушки чужой не взяла! Забалуев: То – медная полушка, а то – мои золотые часы! Карман-то, ишь, оттопыривается! (Побледневшая Татьяна за цепочку вытягивает из кармана золотые часы.) Андрей: (растерянно) Таня... почему? Татьяна: (плачет) Андрей Петрович, клянусь, я не виновата! Зачем мне эта побрякушка, в гостиной вон – часы с кукушкой, когда надо, всегда можно время посмотреть... Андрей: Я тебе верю, верю, Танюша... Но как эти часы оказались в твоем кармане? Татьяна: Господин Забалуев, наверно, подбросил! Когда лапать меня полез, тогда и подбросил! Марья Алексевна: Нахалка! Да как твой язык-то мерзкий повернулся! Вон!!! На конюшню! Розгами драть, пока кожа не слезет! Забалуев: Не розгами, а кнутом, кнутом – да с оттяжкой! Чтоб неповадно было! Про меня, предводителя дворянства, такое сказать!.. Андрей: Пока я здесь хозяин, Таню никто пальцем не тронет! Лиза: Подождите! Да ведь это часы нашего покойного батюшки! А вы, Андрей Платоныч, говорили, что ваши... Где вы их взяли? Марья Алексевна: Я подарила. Соня: Папенькины часы – чужому человеку?! Марья Алексевна: Не чужому, а будущему Лизиному мужу! Андрей: (вмешивается) Нет, господин Забалуев никогда не женится на Лизе! Марья Алексевна: Это еще что за бунт?! Андрей: Я не хочу себе в зятья лживого развратного старикашку! (Лиза, взвизгнув от радости, срывает с пальца обручальное кольцо и швыряет на пол.) Забалуев: (бросается подбирать колечко) Золотом разбрасываетесь... Женихами разбрасываетесь... Глядите, Елизавета Петровна, не пробросайтесь! Девиц вроде вас в уезде пруд пруди, а такие женихи, как я, на дороге не валяются! (с оскорбленным видом уходит) Марья Алексевна: (Лизе) Довольна теперь? А ну как обидится Андрей Платоныч и не захочет на тебе жениться? Позору не оберешься! Мы ведь уже и гостей на свадьбу позвали! Лиза: Вы о соседях больше заботитесь, чем о счастье родной дочери! Будто развлечений в нашем уезде мало, кроме моей свадьбы… Вон, у Кукарекуевых скоро именины! Марья Алексевна: Идем-ка, доченька, потолкуем! (тащит ее за руку) И ты, Сонюшка, иди, поможешь мне сестрицу твою непутевую на путь истинный наставить! (Андрей и Татьяна остаются одни.) Татьяна: (бросается ему на грудь, сквозь слезы) Спасибо вам, Андрей Петрович, что защитили меня! Андрей: (крепко обнимает ее) Разве я мог позволить этому проходимцу обидеть тебя, Танюша? Татьяна: Нипочем не отдавайте за него Лизавету Петровну! Меня едва не стошнило, как он своими липкими пальцами стал меня хватать, а ей-то, бедняжечке, каково с ним будет в постель ложиться?! Андрей: Если этот шут гороховый еще хоть раз у нас на пороге появится, я велю мужикам гнать его палками до самого города! Татьяна: (всхлипывая от избытка чувств) Андрюшенька, голубь мой сизокрылый! (целуются) Забалуев: (с порога) Какой пассаж! (Андрей с Татьяной испуганно отскакивают друг от друга) Поздно, друзья мои, поздно! Я уж все увидел, что надо было! (плюхается на диван и водружает себе на колени вазу с фруктами) Ах, как неосторожно, как неосторожно! Что скажет ваша матушка, Андрей Петрович! (выбирает персик порумянее) А невеста в Петербурге? Огорчится, плакать будет… помолвку, чего доброго, разорвет… Ай-я-яй! (Андрей в бессильном бешенстве ломает очки, Забалуев уплетает персик и подмигивает Татьяне.)
Кадр 30. В Зимнем дворце
Натали вертится возле дверей в кабинет цесаревича. Мари: (выглядывает из-за угла) Ну, что? Натали: (разводит руками) Не могу войти, там сидит Бабарихин, новый адъютант. Мари: А куда же делся Воронцов? Натали: Вы еще не знаете, принцесса? Воронцов отлучен от двора. Он слишком резво бегал с этим дурацким блокнотом на спине, создавал сквозняк, у государыни от этого приключился насморк, и государь велел убрать походную канцелярию наследника с глаз подальше… Мари: Ах, это я виновата! (в расстроенных чувствах) Я придумала про плащ с тетрадкой… Бедный юноша! Надо попросить ее величество заступиться… Натали: Не надо за этого болвана заступаться, его бы все равно сослали – он ко всем своим подвигам еще и новый голубой мундир графа Бенкендорфа испортил. Мари: Как? Натали: Споткнулся на лестнице и опрокинул чернильницу из эполета прямехонько на рукав Александру Христофорычу… Правда, злые языки утверждают, что споткнулся он не сам, а о подставленную ногу цесаревича… Какой-то острослов тут же сочинил эпиграмму про запятнанный голубой мундир, господин Бенкендорф лопается от злости, а Воронцов, наверное, уже на пути в Иркутск… Мари: (всплеснув руками) Ах, mein Gott! И все эти несчастья случились из-за одной подножки Александра? Натали: (в сторону) Бедняжка, ей постепенно начинает открываться истинное лицо ее жениха! (громко) Ваше высочество, вы по-прежнему хотите подбросить это письмо Александру Николаевичу? (вертит в руках розовый надушенный конверт) Мари: Да, чтобы он не знал, что это от меня… но чтобы догадался! Так романтичнее… Натали: Но тогда нельзя просто подсунуть письмо под дверь… Цесаревич подумает, что над ним подшутила какая-нибудь фрейлина, или дурак Бабарихин вперед распечатает ваше послание и сунет в папку с государственными бумагами… И так, и так – никакой романтики. Мари: А как вы предлагаете? Натали: Есть у меня одна идея… О, я, кажется слышу голос Александра Николаевича! Мари: Я исчезаю! (ныряет за угол) (Из-за другого угла выворачивает Александр.) Натали: Доброе утро, ваше высочество! Александр: Странно видеть вас с улыбкой на лице, мадмуазель Репнина. Натали: Сегодня у меня хорошее настроение. Александр: Счастлив это слышать. А что у вас в руках? Натали: Одна очаровательная особа, пожелавшая остаться неизвестной, просила передать эту записку вашему высочеству… Александр: (читает письмо) «Ах! мне ль разлуку знать с тобой? Ты всюду спутник мой незримый; Молчишь - мне взор понятен твой, Для всех других неизъяснимый…» (Из-за угла выглядывает и тут же прячется счастливая Мари.) Александр: Как прикажете вас понимать, мадмуазель Репнина? Давеча вы строго выговаривали мне за мою ветреность, а нынче сами передаете мне любовное послание! Натали: Послание от дамы, которой я не могла отказать. Александр: Но кто она? Натали: (кокетливо) Догадайтесь, ваше высочество! А я не стану вам мешать… (хочет уйти, но останавливается) Ее величество просила разыскать вас и передать приглашение на вечернюю лотерею… Александр: Передайте моей маменьке, что вы меня не нашли. Натали: Как прикажете, ваше высочество. Кстати, ответ вы можете оставить в этой вазе… (делает книксен и уходит) Александр: (нюхает ароматный конверт) Где я слышал запах этих духов? (задумчиво глядит вслед Натали) Ах, мадмуазель Репнина… право, было бы забавно… (скрывается в кабинете) (Принцесса и ее фрейлина, хихикая, выглядывают из-за угла.) Мари: Как вы думаете, он сейчас напишет ответ? Натали: Подождем. Мари: Подождем! (Снова прячутся. Из кабинета показывается Александр с голубеньким конвертиком в руке, опрыскивая его на ходу из маленького флакончика.) Александр: Надеюсь, мои духи окажутся не хуже… (опускает конверт в высокую напольную вазу) Что-то подсказывает мне, что моя незнакомка скоро явится за ответом… Подождем! (уходит в кабинет, но оставляет дверь приоткрытой и подглядывает в щелочку) (Возвращается Натали и на цыпочках подходит к вазе.) Александр: (с тихим ликованием) Вот я вас и раскусил, мадмуазель злючка! (донельзя довольный, скрывается в кабинете) (Вспугнутая скрипом двери, Натали убегает, не успев достать письмо. Из-за другого угла выглядывает Нарышкина.) Нарышкина: Так я и знала, что Александр не просто так дал мне отставку, а из-за Наташкиных происков… Ля-ля-ля! Принцессе Марии любопытно будет узнать, что ее жених состоит в интимной переписке с ее же фрейлиной! (по локоть запускает руку в вазу) А когда Наташку вышвырнут из дворца, я займу ее место! (Не дотянувшись до дна, залезает в вазу по плечо, потом пытается вытащить руку с письмом обратно, но бесполезно – плечо застряло в узком горлышке. Нарышкина дергается, сердито трясет рыжими кудряшками и в конце концов пинает вазу каблуком. Фарфоровый сосуд разлетается на мелкие осколки. На шум из кабинета выглядывает Александр, одновременно с ним из-за одного угла показываются Мари и Натали, из-за другого – император и Жуковский. Немая сцена.) Нарышкина: (испуганно блеет) Ваше величество… я… я… разбила вазу… Император: Вы умеете, мадмуазель, привлечь к себе внимание… (ухмыляется в усы) необычными способами… Нарышкина: Я не нарочно, ваше величество… я наклонилась поднять записку… (показывает голубой конверт) (Мари с Натали разочарованно переглядываются, Александр в досаде кусает губы.) Император: Записка? М-м… весьма странно… А что, если это та самая эпиграмма про кляксу на голубом мундире, которая бродит сегодня по дворцу, но все старательно делают вид, что ее не читали? Взгляните-ка, Василий Андреевич! Жуковский: (берет у Нарышкиной письмо и читает вслух). «Блажен, кто близ тебя тобой одной пылает, Кого твой ищет взор, улыбка восхищает, Когда ты предо мной – померкнул белый свет, Дышу одной тобой, другого счастья нет…» (растерянно) Но ведь это… моя ода! Только кто-то строчки местами поменял, да начинил их пошлой отсебятиной… Кто-то, кому мои уроки не пошли впрок! (обиженно косится на Александра, тот краснеет, Натали фыркает в кулачок) Мари: Зачем ругать такие прекрасные стихи! Они мне очень понравились… Можно, я возьму их себе? Жуковский: (с поклоном вручает ей листок) Смею, однако, заметить, ваше высочество, что не можно судить о красоте русского языка по этим корявым строкам… Мари: Зато они от всей души! Император: (смеется) Когда бы все наши скандалы имели такое лирическое завершение! (замечает сына) А-а, и вы здесь, Александр? Ваша матушка ждет нас нынче вечером у себя – на лотерею. (Александр тоскливо морщится) И вы приглашены, Василий Андреевич: поведаете нам, на примере каких стихов следует судить о красотах русского языка. Император и Жуковский уходят, раздосадованная Нарышкина – тоже. Мари: (нежно улыбается цесаревичу) До вечера, Александр Николаевич! (уходит вместе с Натали) Александр: (кричит) Бабарихин! (из кабинета выскакивает новый адъютант) Ступайте в библиотеку, принесите мне книжки поэтов каких-нибудь малоизвестных… из средних веков, что ли… Да сделайте закладки в самых душещипательных местах! (сам с собой) Ах, Натали, Натали… До чего приятная головоломка!
Отправлено: 21.09.11 06:03. Заголовок: Кадр 31. В лесу Мих..
Кадр 31. В лесу
Михаил бредет среди березок и сосенок, вглядываясь в отпечатки лошадиных копыт на свежевыпавшем снеге. Михаил: (бормочет себе под нос) С самого утра день не заладился… Корф с похмелья злой, как черт, того и гляди – покусает… Анна какая-то странная, глаза прячет, говорить не хочет… Конь по дороге трижды спотыкался… Приехал к Долгоруким, и у них не слава Богу: княгиня больны и не принимают, барышни куда-то уехали, Андрея тоже нет… Господин Забалуев, сказали, одевается… Сижу в нетопленой гостиной, чаю не подают, пять минут сижу, десять, четверть часа… озяб, а Забалуева все нет… смотрю в окно… и что же? Вижу оного господина собравшимся со двора… верхом на моей лошади! Хорошо еще, что снежок ночью выпал, отыщу нашего вороватого предводителя по следам… Ага! Вот и он! Кто это с ним? (Прячась за деревьями, короткими перебежками приближается к заброшенной сторожке лесника, возле которой стоят Забалуев, держащий коня под уздцы, и цыган Седой.) Седой: Дешево же ты, папаша, свою тайну ценишь! Забалуев: Да где же дешево, ты на коня-то посмотри, корыстная твоя душа: гнедой, трехлеток, дым из ноздрей! Такого скакуна у тебя на ярмарке с руками оторвут! Седой: Я таких скакунов хоть дюжину сам могу раздобыть, и бесплатно! Забалуев: А сбруя? Уздечка серебряная, на седле кожа тисненая… За одно седло рублей восемьдесят можно выручить! Седой: Так и быть, коня, седло и уздечку возьму в уплату за позапрошлый месяц… Но ведь ты и за прошлый мне задолжал! Забалуев: Вовсе без штанов хочешь меня оставить? Просил же: подожди, пока женюсь, после свадьбы я с тобою оптом рассчитаюсь на пять лет вперед! Седой: Ты сперва за этот месяц заплати. Забалуев: Вот присосался-то, кровопивец окаянный! (откидывает полу шубы и достает охапку столового серебра) Седой: На что мне твои вилки-ложки? Мы мясо руками едим. Забалуев: Подаришь своей женщине, пусть монисто себе сделает… или сережки! Седой: Наши женщины серебра не носят, только золото. Забалуев: Ну нету, нету у меня золота! Хоть режь! (добавляет к ложкам серебряный кофейник с вензелем Долгоруких) Хватит? Седой: Ладно… (распихивает серебро по карманам) Но за будущий месяц вдвойне заплатишь! Михаил: (выходит из-за дерева) Андрей Платоныч! А я вас у Долгоруких ждал-ждал, потом решил пойти прогуляться… и вот удача – на вас наткнулся! Забалуев: (испуганно) Князь… откуда вы? Михаил: Так я же говорю – от Долгоруких. Коня моего у них со двора свели, прямо и ума не приложу, чьих бы это рук дело… Средь бела дня… Ба! Да вот же мой конь! Седой: (наматывая поводья на кулак) Нет, барин, этот конь мой! Михаил: Шалишь, цыган, я своего Ганнибала ни с кем не спутаю! Да и на седле моя метка… но ты, верно, читать не умеешь? Седой: Не глупей тебя, барин! (читает по складам) По-ру-чик Реп-нин… Проклятье! Надул меня, лысый черт! Меня!!! (разражается гортанной цыганской бранью и выхватывает из-за пояса кривой нож) Где он? Где?! (Но Забалуева уже и след простыл.) Седой: (с пеной у рта) Догоню! Убью!!! Михаил: Погоди, цыган. Вы тут тайну какую-то торговали… Расскажи, какую? Я хорошо заплачу. Седой: Нет у тебя таких денег, чтобы тайну эту купить. Михаил: А у Забалуева есть? Седой: Он со мной по особому счету расплачивается. Михаил: А… (Из-за деревьев раздается выстрел, Михаил, как подкошенный, валится на землю. Седой падает рядом и настороженно озирается по сторонам. Тишина. Седой встает, отряхивается от снега, толкает Михаила в бок носком сапога – тот неподвижен.) Седой: Готов… (свистит) (С дерева ловко, как мартышка, спускается Рада.) Седой: Видела, кто стрелял? Рада: Видела. Сморчок этот, с которым ты лясы точил. В ту сторону побежал (машет рукой) Седой: Эх, не догнать! Ну, ничего, я с ним еще поквитаюсь. Рада: Он не в тебя целился, а в барина этого. Седой: (ухмыльнувшись) Меня он и пальцем не тронет! А на князя у него, должно быть, зуб имелся… (Рада опускается на колени возле Михаила, проводит пальцем по его щеке.) Рада: (вздыхает) Красивый… Седой: Твоя мать тоже всё на господ заглядывалась, пока муж ее не зарезал. Рада: (не сводит глаз с Михаила) Да как же не полюбоваться на такого красавчика! Седой: Погляди, что у него в карманах, и поехали - темнеет уже. Рада: (обшаривает карманы Михаила) Часы золотые… кошелек… Седой: Давай сюда! (отбирает часы) Рада: Кошелек не отдам! Тут пять золотых червонцев! Что я, за просто так на дереве сидела, тебя караулила? Седой: Черт с тобой! Рада: (пытается снять с руки Михаила золотой перстень) А с ним-то что будем делать? Зароем? Седой: Была охота мерзлую землю ковырять! Оттащим за деревья, снежком припорошим – до весны не найдут… Только сапоги сначала сниму, сапоги у нашего покойничка больно хороши! (наклоняется к ногам Михаила и получает пинок в живот) Михаил: (выхватывая из-за пазухи пистолет) Я тебе покажу – до весны не найдут! Рада: (взвизгивает) Ай! Живой! (Седой снова достает нож.) Михаил: Не суетись, приятель, я тебя вперед успею продырявить. Рада: Убери нож, Седой! (гладит Михаила по плечу) Такой красивый барин… молодой… жалко убивать! Седой: (ворчливо) Как бы нам твоя жалость боком не вышла! Михаил: (снимает перстень и протягивает Раде) Это тебе. Бери! (довольная Рада напяливает перстень на палец) Уж больно глаза у тебя красивые… А как звать-то тебя? Рада: Зови меня Радой. Михаил: Имя у тебя тоже красивое… Кстати, часы и червонцы можете себе оставить. Только коня не отдам, люблю Ганнибала! А вы помогите мне до дому приятеля моего добраться, он вам парочку лошадей подарит. Седой: С тобой, вижу, можно дело иметь. Люблю нежадных, у меня самого душа широкая… На коня-то сядешь, князь, или подсадить? (Михаил пытается встать на ноги и со стоном хватается за раненое плечо.) Рада: Надо кровь остановить! (помогает Михаилу стащить пальто и сюртук и перевязывает рану) До ста лет теперь проживешь! (разглядывает его ладонь) Интересная у тебя судьба, барин! Михаил: Чем же она такая интересная? Рада: А позолоти ручку, скажу! Михаил: (шарит у себя по карманам) Нечем позолотить, вы же у меня все выгребли. Рада: Ладно, скажу и так… Понравился ты мне, барин! (водит пальцем по его ладони) Вижу, сердце у тебя нежное… будешь ты через это печаль великую иметь… Седой: Не слушай ты ее, князь! Она всем подряд про беду от нежного сердца рассказывает, а находятся дураки, что и верят, ха-ха-ха! Михаил: (призадумавшись) Мне уж как-то говорили, что любовь моя замерзнет, как вишни в снегу… Рада: Про снежные вишни не знаю – должно быть, это какое-нибудь барское кушанье, а вот коли станет у тебя холодно на душе, приходи к нам в табор, барин! (шепчет на ухо Михаилу) Согрею так, что все печали свои позабудешь! Михаил: (отодвигаясь) Ишь ты, какая горячая… того и гляди, снег таять начнет! Седой: Едем, князь! Нам с сестрой еще в табор к ужину надо поспеть, не то без нас всю похлебку съедят. Михаил: (с помощью цыгана взбирается в седло) Мне тоже к ужину надо поспеть. У моего приятеля нынче особенный ужин – с восточными танцами… И вам на кухне чего-нибудь перепадет. Седой: Ты нам лучше скажи, хороши ли кони у твоего приятеля? Михаил: Да корфовские конюшни на весь уезд славятся! (забеспокоившись) Только вы там не шибко озорничайте, а то уведете полконюшни, мне потом перед другом неудобно будет. (Седой с Радой переглядываются и ухмыляются.)
Кадр 32. Кухня в усадьбе Корфа
Варвара месит тесто, Анна понуро перебирает блестящие тряпочки, Полина в наряде одалиски вертится перед начищенным до зеркального блеска медным самоваром, любуясь своим отражением Анна: (всхлипывает) Ну как… как я появлюсь в таком виде перед Мишей и перед его дядей?! Варвара: Срам-то какой, прости Господи! Полина: И никакой не срам! Может, Аньке и стыдно тощие бока на показ выставлять, а я свою красоту скрывать не хочу! Варвара: Да какая же это красота, когда сплошная срамота! Тьфу! (в сердцах опрокидывает тазик с тестом на пол) И чего это наш барин удумал, точно бес в него вселился! Стол велел из горницы вынести, а на пол каких-то подушек накидать – будет принимать гостей, как турок поганых! (кряхтя, соскребает тесто с половицы) Гришку вон в Петербург гонял за восточными сладостями, за халвой и этим… как его… на лук наш похож? Полина: Лукум! Дура ты, Варька, необразованная! А я бы так всю жизнь одну халву и ела… (отламывает кусок и запихивает в рот) Варвара: Господам-то оставь, обжора! Почти все уже слопала! (отбирает у Полины жалкие остатки халвы) Того и гляди, срамной наряд на тебе треснет! (пробует халву) А и вправду вкусно! Орешками жареными пахнет… (доедает до последней крошки) Авось, господа про халву не вспомнят… Подам им клюквы да яблочек моченых… Анна: Нет, я не смогу, не смогу это надеть! Полина: Дура, ну когда еще у нас будет такая возможность перед господами пощеголять? Барин-то наряжаться запретил – чтоб ни голых рук, ни голой шеи, ни бус, ни ленточек, ходи во всем темном и утром и вечером, а тут… Анна: (всхлипывает) Когда Миша увидит мой танец, он станет меня презирать! Полина: Может, ты так ему понравишься, что он тебя у нашего барина перекупит, и будешь ты для него одного танцевать… (мечтательно) А мне достанутся все главные роли в нашем театре! (подумав) Хотя зачем мне свою красоту и талант в глуши губить? Сергей Степаныч возьмет меня в столицу, в Императорский театр! Он сказал, что если я годков десять порепетирую, может, мне и дадут роль… Анна: Варварушка, дай мне какого-нибудь яду! Я сама отравлюсь… или Владимира Иваныча отравлю… Варвара: (испуганно) Да что ты такое говоришь-то?! Хорошо, барин тебя не слышит… Анна: (сквозь рыдания) Лучше смерть, чем позор! Полина: Надоела ты мне, Анька, всё ревешь и ревешь… уж скоро заплесневеешь от сырости! Варвара: Как же ей, сердешной, не плакать, когда беда такая? (обнимает Анну и гладит по голове, та громко воет, уткнувшись лицом в необъятный Варварин подол) Как же горюшку-то твоему пособить? (радостно) Придумала! Аннушка, а давай-ка мы тебя накрасим: щечки свеклой натрем, брови – сажей, волосики мучкой присыплем, а под глазик изюминку приклеим – заместо родинки… Никто тебя и не признает! Полина: Родинка! Ну конечно! Я Сергею Степанычу уже почти нравлюсь, а как он родинку у меня на груди увидит, так, считай, и спекся! (глядясь в зеркальный бок самовара, спускает пониже блестящий лиф) Варвара: (плюется) Тьфу, бесстыжая! Глаза б мои тебя не видели! Полина: А это не для твоих глаз и предназначено! Я для господина Оболенского стараюсь. Анна: (шмыгая носом) Варь, что ты там про свеклу-то говорила? (пристраивается с другой стороны самовара и начинает мазать щеки) Полина: А у меня румянец природный, не то, что у каких-то бледных гусениц! (зачерпывает полную ложку из чугунка и задумчиво жует) Что это за плов у тебя, Варька? Барин же ясно сказал: мясо, рис и урюк! Варвара: Где ж это видано – мясо с урюком?! Басурманское месиво! Полина: Не месиво, а восточное кушанье! Погоди, барин еще велит тебя розгами драть за то, что в плов капусты насыпала! Варвара: Капустой мяса не испортишь! Модестыч: (заглядывает) Анька! Полька! Что?! Вы еще не одеты?! А ну-ка, живо! Господа уже десерт ждут, два раза звонили! Полина: Сейчас мы, сейчас, Карл Модестыч! Модестыч: Ох, плачет по вам, бездельницам, плетка! (хлопает дверью) (Варвара и Полина в спешке стаскивают с Анны платье и облачают ее в блестящие тряпочки.) Полина: А где мой парик? Вот здесь, на крючке висел?.. Варвара: Рыжий, что ль? Полина: Ну да, рыжий… с кудряшками… Варвара: А я думала – это мочалка, Гришке его отдала, он в баньку пошел. Полина: Карл Модестыч! Модестыч: (заглядывает) Чего орешь? Полина: (плаксиво) Гришка моим париком мылиться собраться! Модестыч: Париков, что ли, мало? Возьми вон у Аньки! Анна: (вцепляется в свой парик) Не отдам! Без него меня Миша сразу узнает! Модестыч: Вот как барин намылит вам, дурам, шеи, и мне заодно… Взяли подносы – и бегом в гостиную! Полина: Без парика никуда не пойду! Модестыч: Достану тебе что-нибудь из театрального реквизита… а сейчас – живо к господам! (подгоняет обеих) Пошевеливайтесь, лентяйки! Schneller, schneller! (Вся троица с шумом вываливается в коридор, Варвара охает и крестится, потом садится за стол и придвигает к себе чугунок с остатками плова.) Варвара: (уплетает плов большой ложкой) Вот хоть и басурманское месиво, а с нашей-то капусточкой пальчики оближешь!
Отправлено: 21.09.11 06:04. Заголовок: Кадр 33. Гостиная в ..
Кадр 33. Гостиная в усадьбе Корфа
Владимир и Сергей Степаныч сидят за столом с остатками роскошного ужина. В углу гостиной несколько музыкантов наигрывают восточные мелодии. В воздухе плавает аромат курящихся благовоний. Оболенский: Всё было восхитительно, Володя! Благодарю! Особенно это кушанье из риса, мяса и капусты… Плов, кажется? Ничего вкуснее в жизни не едал! Владимир: (в сторону) Ну, получит у меня Варвара за капустный экспромт! (Оболенскому) Напрасно вы, Сергей Степаныч, отказались от настоящего восточного стола… (кивает на груду подушек в углу комнаты и кальян) Оболенский: Да мне уж вроде не по летам… на полу сквозняки, а у меня поясница болит… чего доброго, и не встал бы с этих ваших подушек… Владимир: Тогда представьте: мы с вами в султанском дворце, сидим на роскошных коврах, перед нами – изысканные яства, бьют прохладные фонтаны, райские птицы поют… и прелестные юные одалиски извиваются в причудливом танце… Оболенский: (зажмурившись от восторга) Волшебно! Волшебно! И одалиски будут? Владимир: Да, мои крепостные актрисы. Жаль, что Мишель не сможет вместе с нами насладиться этим зрелищем… (звонит в колокольчик) Эй, Модестыч, где там наш десерт? Модестыч: (заглядывает) Уже несут, господин барон! (В гостиную вплывают Анна и Полина, завернутые в прозрачные покрывала, сквозь которые проступают их тела, едва прикрытые блестящими повязками на груди и бедрах; обе в огромных рыжих париках и держат над головами серебряные блюда, нагруженные фруктами, сластями и напитками.) Анна: (себе под нос) Миши нет… Какое счастье! Ну, берегитесь, Владимир Иваныч! (Полина первой приближается к столу, вульгарно вихляя бедрами и гремя десятками браслетов на руках и ногах.) Оболенский: Г-хм!.. (Владимир ухмыляется. Полина скачет вокруг Оболенского и, неловко накренив поднос, опрокидывает на него чашку с чем-то белым и липким.) Полина: (всполошившись) Ой, Сергей Степаныч, простите! Я сейчас, я вытру! (ставит поднос на стол и проливает на Оболенского полкувшина клюквенного шербета) Ой, какая я неловкая! (Срывает с себя покрывало и начинает оттирать им пятна с сюртука Оболенского, тот, как завороженный, смотрит на мелькающую перед его глазами родинку на полуголой груди.) Владимир: (шипит) Пошла вон! Оболенский: (едва дыша) Пожалейте… бедную девушку… она так старается… Полина: Спасибо вам, Сергей Степаныч! (благодарно прижимается к нему грудью и другими частями тела, Оболенский жалобно икает) Владимир: Я же сказал: пошла вон! Полина: (хнычет) Не могу, барин… Я прилипла! Владимир: (пытается оторвать ее от перепачканного нугой Оболенского) Какой дряни вы там с Варварой наварили?! (Рывком вытаскивает Полину из ее блестящих тряпочек, приклеившихся к сюртуку Сергея Степаныча. Музыканты забывают про свои инструменты и пялятся на голую Полину, Оболенский на грани обморока. Взбешенный Владимир срывает с окна портьеру, заворачивает в нее горе-танцовщицу и выталкивает за дверь.) Владимир: Научись танцевать, дура! (Оболенскому) Приношу свои извинения, Сергей Степаныч, за эту досадную неприятность… и за испорченный сюртук… Оболенский: (переведя дух) Какие мелочи, Володенька, какие мелочи… Владимир: Надеюсь, другая моя актриса доставит нам больше удовольствия… (делает знак Анне) (Очнувшиеся музыканты хватаются за скрипки и виолончели. Анна грациозной походкой пересекает комнату, с низким поклоном протягивает Оболенскому поднос, с которого тот машинально берет какой-то фрукт, не сводя с нее восторженного взгляда.) Владимир: (обиженно) А мне? (Анна с демонической усмешкой отворачивается от Оболенского и начинает танцевать перед Владимиром, красиво изгибаясь в такт музыке, потом изящным движением опрокидывает на него персики в сиропе.) Анна: (сладким голоском) Приятного аппетита, Владимир Иваныч! Владимир: (обалдело) Спасибо… (Анна возвращается к Оболенскому, наливает ему в бокал клюквенного шербета, потом водружает кувшин себе на голову и танцует, легко придерживая его рукой, а оказавшись за спиной Владимира, выплескивает остатки шербета ему за шиворот.) Владимир: И накормила, и напоила… Анна: (шепчет ему на ухо) Погодите, Владимир Иваныч, это была только закуска, до десерта еще далеко! (Анна продолжает танцевать – то стелется по полу, то змейкой вьется вокруг господ, взмахивая прозрачным покрывалом, и при каждом удобном случае опрокидывает или проливает что-нибудь на Владимира. Оболенский блаженно улыбается и слабо реагирует на происходящее. В тот момент, когда Анна заносит над головой хозяина огромное блюдо с пловом, в гостиную входит Михаил.) Михаил: Анна?! Что вы делаете?! (растерянно озирается по сторонам) Что здесь происходит?! Владимир: (снимает с уха кусочек персика и отправляет в рот) Как видишь, дорогой друг, мы ужинаем… а мои крепостные актерки развлекают нас игрой. (Анна, слабо пискнув, роняет блюдо с пловом мимо Владимира.) Михаил: (моргнув) Анна – крепостная?! (рвет воротник, будто ему нечем дышать) Нет… невозможно… я… (опрометью выбегает вон) Анна: (бросается следом) Миша, Мишенька, подождите! Я все вам объясню! Владимир: (подскакивает) Куда?! А впрочем, ладно, беги… Я уже сыт. (вытаскивает из-за шиворота гроздь винограда и лениво отщипывает по ягодке) Оболенский: (вернувшись в реальность) Владимир Иваныч… я отказываюсь понимать… Зачем? Зачем нужно было устраивать это гнусное представление? Владимир: Мне казалось, что вам нравится, Сергей Степаныч… Оболенский: Я только сейчас сообразил, что перед нами была Анна, воспитанница вашего отца! Владимир: А Мишель сразу ее признал. Что значит влюбленный! Оболенский: Вы так унизили их обоих… Боже мой, а Миша еще считает вас своим другом! Владимир: Кто же, кроме друга, открыл бы ему правду об этой обманщице? Оболенский: Но почему, почему Иван Иваныч скрывал ото всех, что Анна – крепостная? Почему он, в конце концов, не дал ей вольную?! Владимир: С этим вопросом следовало бы обратиться к моему отцу… только он навсегда ушел от ответа. (опрокидывает рюмку водки, прихлебывая персиковый сироп из лужицы в складке на рукаве) Скажите-ка лучше, Сергей Степаныч, какая из моих актерок более пришлась вам по вкусу? Оболенский: Анна, конечно, выше всяческих похвал! Эта грациозность в каждом жесте, легкость, изящество… Хотя та, первая, тоже недурна… Таланту, конечно, никакого, но формы!.. (делает рукой замысловатое движение, будто очерчивая в воздухе контур виолончели) Г-хм! Владимир Иваныч, а я бы, пожалуй, приобрел их обеих для Императорского театра… Анну, разумеется, дороже – за любую цену, какую вы назовете! А Полину – в придачу, в кордебалет… Владимир: Нет, Анну не продам. (пьет водку, ничем не закусывая) Она мне как сестра! А торговать своими родственниками… Отец бы мне этого никогда не простил. Оболенский: Отец бы никогда не простил вам того, что вы сегодня содеяли! Иван Иваныч был глубоко порядочный, добрый человек… Он бы пришел в ужас! (Владимир преспокойно наливает себе новую рюмку) Однако я, кажется, разговариваю с глухим… Так вы подумаете над моим предложением, Владимир Иваныч? Я вас не тороплю… (вытаскивает из вазы пышную желтую розу, задумчиво нюхает) Таланту, конечно, никакого… но формы!.. Что за ножки, что за… Charmant! (направляется к двери, за которой скрылась Полина) Владимир: (оставшись один) Как пьет русский человек? Сначала то, что нравится (приканчивает бренди), потом то, что может (опустошает графинчик с водкой), а уж потом – что останется… (допивает из горлышка бургундское, потом падает щекой на стол и засыпает.) (Вихрем врывается растрепанная и зареванная Анна, подол и рукава ее шубы облеплены грязным снегом.) Анна: (всхлипывает) Миша не захотел даже выслушать меня… (кулачками размазывает слезы по лицу) Жизнь моя кончена, теперь мне все равно – в омут головой или тут кривляться… (сбрасывает шубу на пол) Налейте мне вина, барин, я всю ночь буду для вас танцевать! (оглядывает пустые графины) Ни капли не осталось? Да не все ли равно! Я пьяна от горя… (вертится посреди комнаты, покачивая голыми плечами и коленками) Нравится, барин? (Владимир сладко всхрапывает) Ах, так? Не желаете на меня смотреть? Так я вас заставлю! (распахивает окно, соскребает снег с подоконника и ссыпает хозяину за шиворот) Владимир: (мычит) М-м-м… Холодно! (просыпается) Анна? Тебе чего? Поужинать? Анна: Я пришла дотанцевать свой танец, барин! (принимает соблазнительную позу) Владимир: А-а… Танцуй… (снова засыпает) Анна: (плачет) Бездушное чудовище! Опозорил меня на весь уезд и спит со спокойной совестью! Отольются вам еще мои слезы, Владимир Иванович… (подбирает шубу и, всхлипывая, уходит) (В другую дверь влетает Полина.) Полина: (недовольным голосом) Старый пень! Принес какую-то чахлую розочку, а я ему за это пой да пляши?! (хищным взором окидывает разгром на столе) Чем бы поживиться? (ловко вытаскивает из галстука у храпящего хозяина брильянтовую булавку) Будет допрашивать, скажу, что Анька стащила! (уходит, напевая себе под нос) (В оставшееся распахнутым окно просачивается призрак барона Корфа.) Иван Иваныч: Негодный мальчишка! Как ты мог… как ты мог так поступить с Анной?! (в ответ громкий храп) Ты слышишь меня? Отвечай отцу, щенок! (хватает сына за уши и начинает дергать его голову из стороны в сторону, пытаясь разбудить) Владимир: А-а-а… (открывает мутные глаза) Отец… Иван Иваныч: Да, это я, твой отец! Отвечай мне: как ты посмел так унизить Анну?! Владимир: Как-к-кую… Анну? Иван Иваныч: (отвешивает ему крепкий подзатыльник) Твою сестру, мерзавец! Владимир: Нет у меня никакой сестры… (хочет снова уснуть, но отец за ухо отдирает его голову от стола) Иван Иваныч: Ты должен попросить у нее прощения! Владимир: Что… прямо сейчас? Иван Иваныч: Нет, завтра – когда протрезвеешь! Владимир: А я разве нетрезв? (тупо улыбается) Иван Иваныч: Видел бы себя со стороны! Дворянин, наследник благородной фамилии… Какой позор! (патетическая речь прерывается громким храпом) Нет, негодник, на этот раз ты от меня так легко не отделаешься! (С трудом отыскав на столе чистую салфетку, что-то пишет на ней, обмакнув палец в соус. Закончив, аккуратно подкладывает записку под щеку спящему сыну и, окинув его напоследок укоризненным взглядом, улетучивается за окно. Входит Варвара и всплескивает пухлыми руками.) Варвара: Батюшки мои, это чего же господа тут натворили?! А комнату-то как выстудили! (сбивает сосульки с самовара, натыкается на неподвижное тело хозяина) Владимир Иваныч, голубчик, да жив ли ты? (услышав храп, облегченно вздыхает) Слава Богу, жив! (Закрывает окно и, громко охая, начинает убираться.)
Кадр 34. Кухня в усадьбе Корфов
На следующее утро. Варвара, Никита и Полина пьют мутный самогон из хозяйских хрустальных рюмок. На столе – ополовиненный штоф и нехитрая закуска. Полина: Нет на этом свете справедливости… Никитка вон нашему управляющему рожу расквасил, и в награду ему вместо кандалов – вольную! А я, как ни стараюсь барину угодить, в ответ все одно слышу: «Пошла вон, дура!» Никита: Я Аннушку в беде не покину! (подцепляет пятерней квашеную капусту из миски дрезденского фарфора) Я барину так прямо и сказал: «Я вам Аннушку в обиду не дам!» Варвара: Ох! Так и сказал? Полина: Ври больше! (жует моченое яблоко) Небось, в ногах у Владимира Иваныча валялся, выпрашивая вольную! Никита: Не-е, барин сам мне вольную всучил и велел подобру-поздорову убираться. «Пока ты, - говорит, - управляющего моего до смерти не зашиб!» Варвара: (крестится) И то верно, зачем грех на душу брать! Куда ж ты теперь подашься-то? Никита: Я слыхал, Долгоруким конюх нужен, да и управляющий у них не такая сволочь, как наш. Ежели в цене сойдемся, там и поселюсь – всё к Аннушке поближе… Варвара: (жалостливо) Да ведь не любит она тебя, Никитушка! Никита: Зато я ее люблю! (пьет самогон, вытирает рот рукавом) И ей без моей поддержки никак! Загрызут ее тут… Полина: И что вы все об Аньке плачете? Я, может, в сто крат ее несчастнее! Я так надеялась, что Сергей Степаныч меня в театр свой возьмет, а этот гнусный старикашка нынче ни свет ни заря в Петербург укатил! Эх ты, долюшка моя горькая, сиротская!.. (всхлипывает и пьет две рюмки самогона подряд) Одна радость: Аньке княгиней не бывать! Бросил ее господин Репнин, как узнал, что она крепостная. (злорадно) Я видела, как она вчера за ним по конюшне на брюхе ползала, слезы крокодиловы проливала: прости, дескать, любимый, я ни в чем не виновата! А он ее – сапогом отбросил, сел на коня и ускакал! Варвара: Дура! Нашла, чему радоваться. Пожалела бы лучше бедняжку – каково ей сейчас? (утирает слезу фартуком) Полина: И поделом! Старым барином она вертела, как хотела, а молодой-то ей не по зубам. Вчера, когда я танцевала, Владимир Иваныч и господин Оболенский глаз с меня не сводили, а от Анькиных кривляний у них изжога приключилась, вот они и закидали ее огрызками. Никита: (стучит кулаком по столу) Я над Аннушкой никому глумиться не позволю! Ни тебе, ни барину, ни этому… князьку! Да что князь! Мне сам император не указ! А Модестыча я раздавлю, как таракана! Модестыч: (с порога) Кого ты там, Никитка, давить собрался? Никита: (тушуясь) Это я так… Таракан вон из-под лавки выскочил… (со всей силы топает сапогом) Варвара: (ловя подскочившую бутыль самогона) Тише! Разольешь ведь, пьяный дурак! Полина: (подбирая с пола осколки дрезденского фарфора и ошметки капусты) Закуску уже угробил… Модестыч: Хозяйского добра не жалко, хоть бы спину свою холопскую пожалел! Спущу ведь шкуру… (поигрывает хлыстом) Варвара: (суетливо) Садитесь лучше с нами, Карл Модестыч, откушайте! (ставит на стол капусту уже в деревянной миске) Модестыч: А что празднуем? (стряхивает с лавки хлебные крошки и присаживается) Варвара: Наш Никита теперь свободный человек! Никита: (с набитым ртом) Барин мне вольную дал! (достает бумажный свиток с печатью, машет им перед носом Модестыча и прячет обратно за пазуху) Модестыч: Вот тебе раз! Это ж за какие такие заслуги? Полина: И я диву даюсь, Карл Модестыч! (подносит ему стопочку) Модестыч: А вы и рады, бездельники! Лишь бы не работать! Двор не метен, дрова не колоты… И на конюшне вон семерых лошадей не досчитались, среди них кобылки племенной, жерёбой… Гришка брешет, будто бы вчера господин Репнин каких-то цыган приводил, и потом с ними же и уехал… А барин-то, небось, с меня спросит, не с господина Репнина! (выпивает, зажевывает листиком квашеной капусты, морщится и выплевывает) Как вы эту дрянь жрете-то? Варвара: Сколь годков ты у нас живешь, Карл Модестыч, а все никак к капустке нашей не привыкнешь… Никита: Брезгует, гад! Ему, швабу проклятому, сосиски подавай! Модестыч: А что-с? (мечтательно) Колбасочка жареная… с пивом… Вам, темноте дремучей, такая вкуснотища и не снилась! Варвара: Как будут борова колоть, я уж, так и быть, нафарширую для вас кишочков, Карл Модестыч! Как вы любите: с сальцем, с чесночком… Никита: (хмуро, опрокидывая очередную рюмку) Я бы лучше кишки самого Модестыча нашпиговал. Модестыч: Может, тебе еще и ножичек дать? Никита: Да я тебя и без ножа, морда немецкая! Да я тебя одним кулаком! Да я тебя!.. (хватает кочергу и завязывает ее узлом) Да я!.. (ломает о свою голову табуретку) Да я тебя в печке поджарю! (с ухватом наперевес бросается на Модестыча) Варвара: Модестыч, поди от греха подальше! Чего ему в пьяную башку взбредет – вдруг и впрямь тебя порешит? (отбирает у Никиты ухват) А ты уймись, дурень! Всю кухню разнесешь! Охота тебе за этого черта нерусского под суд идти?! Модестыч: (улепетывает к выходу) Я вас всех в каторгу упеку! Варвара: (Никите) И кто тебя за язык тянул? Достанется нам теперь! Полина: Пьяному, известно, море по колено! Никита: (плачет хмельными слезами) Разлучили меня с моей ненаглядной злые вражины… (роняет голову в миску с капустой и засыпает). Варвара: Хилые нынче пошли мужики – с двух рюмок в сон клонит. Полина: То ль дело мы с тобой, Варька: по полштофа – и ни в одном глазу! Варвара: (подставляет рюмку) Наливай, Полька! А не спеть ли нам? Полина: А что? И споем! (Допивают остатки самогона и, обнявшись, затягивают песню под аккомпанемент Никитиного храпа.)
Отправлено: 25.09.11 18:06. Заголовок: Кадр 35. В Зимнем дв..
Кадр 35. В Зимнем дворце
Император с Жуковским играют в шахматы, императрица читает книжечку. Жуковский. Ваше величество, простите за дерзость, но боюсь, что решение о высылке Калиновской было ошибочным. Император: (нахмурившись) Объяснитесь, Василий Андреевич! Жуковский. После ее отъезда Саша пустился во все тяжкие… Без разбору соблазняет фрейлин – из свиты ее величества, из свиты принцессы… Императрица: (не отрываясь от книжечки) У Саши дурной пример перед глазами. Император: Ma chere, графу Салтыкову пожалован орден и поместье под Оренбургом, куда он и отбыл со своей бедной супругой, вся вина которой состояла в том, что вам показался безвкусным ее наряд. Императрица: (сердито отбрасывая книжечку) У этой бедняжки, как ваше величество изволили выразиться, не только дурной вкус, но и дурные манеры: она имела дерзость явиться на последнем балу в ваших любимых цветах – фиолетовом с серебром, хотя надевать эти цвета имею право только я! Император: Сударыня, сударыня, зачем делать Василия Андреевича свидетелем неприятных семейных сцен? (Жуковский прикидывается предметом мебели.) Императрица: Об этом вслух говорят при дворе! Император: Mein herz, вы хотите лишить наших сплетников права на невинную болтовню? Помилуйте, а чем же тогда заниматься фрейлинам, камер-пажам и прочим придворным шалопаям? (взглядывает на шахматную доску) Вам шах, Василий Андреевич! Так чем там еще развлекается Саша? Жуковский: (трет лысину) Придется жертвовать ферзем… Еще он издевается над своими адъютантами. Император: Пусть их! Они все дураки. Жуковский. Но и это не самое худшее. Саша вознамерился разорвать помолвку с принцессой Марией, и мне доподлинно известно, что сегодня он явится к вашим величествам с просьбой отправить ее обратно в Дармштадт. Императрица: (с облегчением) Так тому и быть! Сейчас же напишу герцогу Мекленбургскому… Император: (в гневе опрокидывает шахматную доску) Нет, этому не бывать! Александр может менять, как перчатки, своих адъютантов, но я не позволю ему так же менять и невест! Романовы не станут посмешищем для Европы! Жуковский: (вкрадчиво) Осмелюсь дать вашему величеству совет: Сашу надо чем-то отвлечь, направить его мысли в другое русло… Император: Например?.. Жуковский. Министр Канкрин давно хотел доложить свои соображения о денежной реформе… Император: Превосходно! Распорядитесь послать за Егором Францевичем! Да, и остальных министров пусть созовут. Встретим разбойника Сашу Государственным советом! Императрица: Ваше стремление подавить душевные порывы нашего сына гораздо отвратительнее самых его отвратительных выходок! (Удаляется, величественная в своем гневе.) Жуковский: (уходя следом, бормочет себе под нос) И пусть кто-нибудь посмеет сказать, что я не молодец! И скандал европейского масштаба предотвратил, и Егору Францевичу услугу оказал… Только государыня, кажется, недовольна, но я умилостивлю ее новой одой! (Постепенно собираются министры – с сединами, с орденами и важными физиономиями.) Канкрин: Я счастлив, что ваше величество наконец-то осознали необходимость проведения в России денежной реформы! 1-й министр: Этот вопрос надо всесторонне рассмотреть. 2-й министр: Егор Францевич прав: России необходим твердый рубль! 1-й министр: Да не нужны русскому мужику никакие реформы, он всякий лишний алтын в кабак несет! А купчишки и со старыми ассигнациями неплохо управляются! (Слово за слово, вежливый спор перерастает в шумную ссору, почтенные мужи начинают размахивать руками, мелькают багровые лица, на которых не осталось и следа важности. Кажется, еще чуть-чуть – и полетят во все стороны клочки седых волос. Без доклада врывается Александр и застывает на пороге, растерянный.) Император: Не желаете принять участие… Александр: В потасовке? (начинает засучивать рукава) Император: …в обсуждении денежной реформы! Александр: (чешет затылок) Э-э… Император: Не вы ли сетовали, что в государственных делах я не пускаю вас дальше рисования пуговиц? Александр: (сдаваясь) Хорошо, я как раз захватил копию записки графа Канкрина, в которой сделал кое-какие заметки на полях… (в сторону) Спасибо Василию Андреевичу, предупредил, что papa нынче не в духе и с разговорами о разрыве помолвки к нему лучше не соваться. Император: (трясет колокольчиком) Продолжим, господа совет? (Остывшие министры чинно рассаживаются вокруг длинного стола, извлекая из-под мышек пухлые папки с документами.) Александр: (вручает свою папку председателю) Прошу вас ознакомиться. 1-й министр: (зачитывает вслух) «Трактирщику – восемь рублей; Сержу и Пьеру – по сто рублей, в карты; м-ль Жижи из кордебалета – пятьдесят; сапожнику – пятнадцать; денщику – рубль; за шампанское…» (останавливается и недоуменно вертит бумажку в руках) Что это? Проект реформы? Александр: (досадливо) Нет, это список долгов моего адъютанта… Он, болван, бумаги перепутал! Министры: (переговариваются) Ну и молодежь пошла… Мы-то на актерок не скупились… И в карты, бывало, целые состояния спускали… И денщиков не баловали… Целый рубль – видано ли? И пяти копеек за глаза хватит! Александр: Я бы послал за своими заметками еще раз, да боюсь, дурак Бельский опять напутает… Скажу без бумажки, что я всецело поддерживаю проект графа Канкрина! Император: Господа совет, а ваше мнение? (министры снова начинают сердито жужжать) Вижу, что среди вас нет единодушия по этому вопросу… Придется собраться еще раз! Тогда я и приму окончательное решение… (оглядывается на загордившегося Александра) Мы примем решение! Канкрин: (кланяясь) Благодарю вас, ваше величество! Император: Александр, ваш нынешний адъютант… каким будет по счету? Александр: Четырнадцатый. Император: Пусть и остается четырнадцатым. А то у Иркутского губернатора скоро будет больше адъютантов, чем у наследника престола! Егор Францевич, выдайте этому дураку из казны пятьсот рублей, чтобы он мог расплатиться с долгами, да предупредите, чтобы новых не делал! (Министры покидают кабинет, сердито толкаясь локтями в дверях.) Император: Тебе понравилось заниматься государственными делами, Саша? Александр: Да, очень! Эти старички такие забавные… зубов уж нет, а всё норовят укусить! Император: Рад, что ты находишь это забавным… (манит его к себе пальцем и шепчет на ухо) А на принцессе Марии жениться всё-таки придется… (У цесаревича вытягивается физиономия.)
Кадр 36. Усадьба Корфа. Комната Анны
Анна с распухшим от слез носом и в темном платье с глухим воротником сидит на краешке кровати, устремив взгляд в никуда. Стук в дверь. Модестыч: (входит) Ты почему не отзываешься? Ишь, какая цаца выискалась! Я к ней стучу, как к благородной, а она и ухом не ведет! Анна: Чего вам, Карл Модестыч? Модестыч: За обещанной лаской пришел. Анна: Я вам ничего не обещала. Модестыч: А кто мне говорил: «Я вас поцелую, когда рак на горе свистнет?» Анна: Ну и что? Модестыч: Как что? (поглаживает усы) Слышишь – свистит? (хватает ее в охапку и пытается поцеловать) Анна: (отбивается) Это самовар на кухне кипит! Модестыч: Да не вертись ты, Анька! Дура, выгоды своей не понимаешь! Думаешь, барон тут главный? Как бы не так! Барон завтра – фьюить! – в Петербург уедет, а тебе со мной дружить надо! Ведь ежели ко мне с лаской, я таю, словно мед, и делаюсь такой же сладкий… Барыней будешь жить, только пусти меня к себе под одеялко, в теплую постельку! Анна: (верещит) Помогите! Модестыч: Не кричи, никто тебя не услышит. Варька с Никиткой водки нажрались и дрыхнут мордами в кислой капусте, а больше до тебя никому дела нет! (пытается опрокинуть ее на кровать) Анна: (брыкается и кусается) Я князю Репнину пожалуюсь, и он вас на кусочки порежет! Модестыч: (невольно разжимает руки) Князь Репнин? Анна: Да! Я как раз его сейчас жду. Модестыч: Князь Репнин захаживает к тебе в спальню?! Ай да тихоня! Анна: (кокетливо поправляет локон) А вы полагали, Карл Модестыч, что я пользуюсь вниманием только у всякой мелкоты - крепостных да управляющих? Знатные господа ко мне тоже интерес имеют! Модестыч: Ну и пусть, от твоего князя не убудет, если ты меня пару раз поцелуешь! (тянется к ней) (Стук в дверь.) Анна: Что я вам говорила! Это он, Михаил! Сейчас от вас и мокрого места не останется! Модестыч: (мечется по комнате) Да спрячь же ты меня куда-нибудь! Анна: И не подумаю! С удовольствием посмотрю, как он из вас начинку для пирога делать будет. (Модестыч ныряет в шкаф с платьями.) Владимир: (за дверью) Анна, к вам можно? (Анна демонстративно садится спиной к двери.) Владимир: (входит) Доброе утро… (не зная, куда деть руки, то сует их в карманы, то прячет за спину) Я вот… э-э-э… поговорить… Анна: (холодно) Говорите. Владимир: (мнется) Э-э-э… что-то во рту пересохло… (берет графин с водой и отхлебывает прямо из горлышка) Знаешь, Аня… мне сегодня приснился отец… и сказал, что я… э-э-э… был неправ… Анна: Лучше бы он вам вчера приснился! Владимир: Вчера он мне тоже снился, только я его не послушал, а нынче он, видно, решил, что одних слов будет мало, и оставил мне записочку, чтобы я непременно перед тобой извинился… (достает из кармана салфетку с соусной надписью) Вот я и пришел… (тяжело вздыхает) извиняться… Анна: (недоверчиво) Извиняться? (поворачивается) Ой! А что это у вас с ушами, Владимир Иваныч? Владимир: (осторожно трогает свои красные оттопыренные уши) Отец надрал… Анна: (на грани слез) Вы что, издеваетесь надо мной? Вам мало моего вчерашнего позора, вы еще и сегодня пришли меня мучить?! Владимир: Я пришел извиняться, как мне отец велел. Хотя на самом деле это ты должна у меня просить прощения. Анна: Я?!! Владимир: Да, ты! Забыла, как пыталась упечь меня за решетку? Анна: А вы сами?! Мечтали меня на каторгу отправить, в убийстве дядюшки обвинили! Если бы не Миша… Владимир: А по чьей вине я уши едва не отморозил?! Кому еще, кроме тебя, могло прийти в голову оставить окно нараспашку среди зимы?! Мне Варя сорок минут уши со сметаной растирала, чтобы не отвалились… А эта записка?! (разворачивает салфетку и читает вслух) «Попроси прощения у Анны!» И ведь не поленилась, пять раз написала, сколько соуса зазря перевела! Анна: Это не мой почерк! Владимир: А чей? Анна: Я не знаю! Оставьте меня в покое! (закрывает голову руками) Владимир: С каких это пор крепостные стали указывать своим хозяевам на дверь? Анна: Как я могла забыть! Ведь я же служанка, рабыня, и мне здесь ничего не принадлежит! Ну, так и забирайте всё, мне ничего не нужно, буду ходить в лаптях и в дерюжке, ведь вы этого добиваетесь, да? (один за другим выдвигает ящики комода и швыряет их содержимое во Владимира) Владимир: (с переменным успехом уклоняясь от летящих в него шляпок, туфелек и кружевного белья) Да мне-то все эти ваши дамские штучки зачем?! Анна: Не желаю, чтобы вы меня ими попрекали! (опрокидывает на него шкатулку с украшениями) Зачем крепостной столько нарядов и драгоценностей? (Распахивает дверцы шкафа, срывает с вешалок платья и кидает в хозяина, за последним платьем обнаруживает съежившегося Модестыча и торопливо захлопывает шкаф.) Владимир: (барахтаясь в муслиновой юбке) С ума вы сошли, что ли? Анна: Можно сойти с ума от вашего со мной обращения! Владимир: А как прикажешь мне с тобой обращаться? Может быть, так? (грубо ее целует) Анна: (взвизгнув) Как вы посмели! (лупит его по щекам) Да будь вы хоть двести раз моим хозяином!.. Я даже Мише не сразу позволила себя поцеловать, только через неделю! Убирайтесь из моей комнаты! Владимир: (зажимая салфеткой разбитую губу) Да, похоже, лучше мне убраться… (спасается бегством) Анна: (бросает ему вслед коробку из-под шляпки) Я никогда вас не прощу! Никогда!!! Модестыч: (осторожно выбирается из шкафа) Я, Ань, пожалуй, тоже пойду… Князя Репнина ждать не буду… Анна: (ломает руки) Боже, как я несчастна! Модестыч: Ань, ты бы прибралась, что ли… Князь придет, а тут такой беспорядок… (ловко выуживает из вороха тряпок жемчужное ожерелье и сует в карман) Анна: Что, что вам всем от меня надо?! (замахивается подушкой) Модестыч: Ухожу, ухожу! (захлопывает дверь с другой стороны) Анна: (в рыданьях бросается на кровать) Боже, как я несчастна!
Отправлено: 14.10.11 16:24. Заголовок: Кадр 37. Библиотека ..
Кадр 37. Библиотека в усадьбе Корфа
Владимир, глядясь в стеклянную дверцу шкафа, делает примочки на разбитую губу, обмакивая салфетку в стакан с водкой. Владимир: (ворчит) Вот не думал, что у Анечки рука такая тяжелая… Расписала меня, как картинку, из дому стыдно выходить… Засмеют! Барон Корф, герой Кавказской войны, восемнадцать раз дрался на дуэлях… а тут собственная крепостная!.. (отжимает салфетку в стакан, стакан опрокидывает в себя) Черт! Надпись-то с салфетки смылась… Гадай теперь, кто надо мной подшутил! Так хоть почерк можно было сравнить… (зашвыривает салфетку в камин) (Входит Михаил.) Михаил: (со зловещим спокойствием) Добрый день. Владимир: (обрадованно) Мишель! (лезет обниматься) Как я тебе рад, дружище! Куда ты вчера подевался? Михаил со всего размаху заезжает ему кулаком по физиономии, Владимир отлетает на другой конец комнаты, сшибив на пути кресло и столик. Владимир: (обиженно) За что, Мишель? (с трудом поднимается, щуря подбитый глаз) Михаил: А ты не догадываешься? Владимир: Ты обиделся, что тебе не досталось десерта? Сам виноват, нужно было раньше приходить! Михаил: Лучше бы я совсем не приходил! (падает в кресло и закрывает лицо руками) Тогда бы я не увидел Анну в этом бесстыдном наряде… не узнал бы, что она… что она… (с отчаянием) Ну почему, почему, стоит мне в кого-нибудь влюбиться, ты тут же возникаешь у меня на пути?! Помнишь, на Кавказе, когда я увлекся хорошенькой черкешенкой, а потом оказалось, что она была твоей любовницей, и ее брат чуть не зарезал меня по ошибке вместо тебя? Пришлось ему за обиду коня отдать и саблю с серебряной рукояткой… Владимир: За коня и саблю я с тобой тогда рассчитался, между прочим – все деньги отдал, что мне отец прислал на оплату карточного долга… А теперь-то ты почему ко мне в претензии? Анна мне, слава Богу, не любовница, и брата с кинжалом у нее нет … Михаил: Не хватало еще, чтобы Анна была твоей любовницей! Достаточно того, что она – твоя крепостная! Боже мой, Боже мой… Как это все ужасно! Владимир: А ведь я тебя неоднократно предупреждал… Михаил: Ну да – делал какие-то невнятные намеки, ни разу прямо не сказал! Владимир: Прямо говорить мне отец запретил, Анька была его любимицей… (свирепея) Какого черта! Почему я должен перед всеми оправдываться?! Я в этой истории больше всех пострадал! (разглядывает себя в стеклянной створке шкафа) Сначала отец уши надрал, потом Анька губу разбила, теперь вот ты… Живого места на мне не оставили! (Из коридора доносится шум голосов, дверь распахивается, и в библиотеку врываются княгиня Долгорукая, Забалуев, исправник, а за ними – растрепанный Григорий.) Григорий: Простите, барин, не успел доложить, уж больно господа настойчивые… Владимир: (не очень любезно) Чем обязан? Исправник. Видите ли, какое дело неприятное, господин барон… Забалуев: (заметив Михаила, испуганно крестится) Свят-свят-свят! Оживший покойник?! Михаил: (торжествующе) Ага! Так вот кто вчера на опушке в меня стрелял! Не отвертитесь теперь, Андрей Платоныч! Владимир: Что-о-о?! Этот огрызок, этот мухомор трухлявый в тебя стрелял?! (сжимает кулаки) Может, он и отца моего убил?! Забалуев: (прячется за спину исправника) Вот, вот он – настоящий преступник! Он уж однажды избил меня до полусмерти, и зайца в моем лесу травил, и словами обидными меня называет… (Михаил и Владимир отодвигают исправника и с двух сторон набрасываются на Забалуева.) Марья Алексевна: Господа, господа, не будем забывать о цели нашего визита! Забалуев: (вертясь под четырьмя кулаками) Да-да-да, не будем забывать! Мы пришли сюда не ради того, чтобы пререкаться с уважаемым князем… Михаил: (хмуро) А ради чего? Исправник: Наследниками Петра Михалыча Долгорукого предъявлен ко взысканию вексель, выданный ему год назад покойным ныне бароном Корфом… Владимир: (морщится) Опять эти глупости! (опускает кулаки) Забалуев: (отбегает на другой конец комнаты) И не опять, а все еще, любезный Владимир Иваныч! Барон Корф, ваш батюшка, одолжил у Петра Михалыча пятьдесят тысяч рубликов, о чем и документик имеется (трясет векселем), а в случае неуплаты обязался отдать свое именьице. Владимир: Эта бумажка дважды поддельная: во-первых, мой отец вернул долг князю Долгорукому, а во-вторых, речь шла о двадцати тысячах! Марья Алексевна: (всплескивает руками) Поддельная бумажка! И не совестно вам, Владимир Иваныч, такие слова-то говорить, а ведь еще хотели жениться на доченьке моей Лизе! Спасибо, уберег нас Господь от подобного несчастья! Посмотрите, господа, вот же – рука Ивана Иваныча: и «ер» его, и «ять», и завитушки, и росчерки! Владимир: (неохотно) Да… похоже на почерк моего отца… Исправник: Господин барон, вы готовы сейчас вернуть вдове князя Петра Михалыча означенную сумму? Владимир: Нет, откуда у меня такие деньги… Исправник: В таком случае я, как представитель власти, заявляю, что с этой минуты ваше поместье переходит в собственность княгини Долгорукой. (Владимир наливает в стакан водки до краев и залпом выпивает.) Михаил: Подождите, господа, но нельзя же так, в одночасье! Может быть, договоримся об отсрочке? Владимир: Я бы стал договариваться об отсрочке, если б мой отец и вправду не выплатил долг. Но повторяю, что этот вексель – фальшивка, состряпанная княгиней Марьей Алексеевной и ее сообщником Забалуевым! Исправник: Господин барон, я бы посоветовал вам впредь воздержаться от подобного рода заявлений. Марья Алексевна: (с хорошо разыгранным негодованием) Я готова была дать вам отсрочку, Владимир Иваныч, понимая, что после смерти отца дела ваши находятся в расстроенном состоянии, но ваше возмутительное поведение… оскорбительные слова… Я требую, чтобы вы немедленно покинули МОЙ дом! Забалуев: Да-да-да, сей же час! (Владимир в сердцах разбивает хрустальный графин о каминную решетку.) Михаил: Что ты делаешь?! Ведь это любимый графин твоего отца!.. Владимир: Меньше Долгоруким достанется! (широкими шагами направляется к двери, но на пороге оборачивается) Не воображайте, господа, что взяли надо мною верх! Я еще выведу вас на чистую воду! Михаил: (догоняет его) Не расстраивайся, Володя, заночуем у моих друзей-цыган в таборе, обсудим наши дела… А как же Анна?! (Оба уходят, вслед за ними откланивается исправник, вместо них на пороге вырастает Модестыч.) Модестыч: (с подхалимской улыбкой) Вас можно поздравить, дорогая Марья Алексевна? Марья Алексевна: Явился, пес? Думаешь, я забыла, как ты у меня, бедной вдовы, последние гроши вымогал? Модестыч: С позволения сказать, ваше сиятельство, вы теперь вдова не бедная, а очень даже богатая, а за богатством нужен глаз да глаз… Забалуев: Уж не себя ли предлагаешь в качестве надзирателя? Модестыч: А почему бы и нет? Я уж вам, господа, службу сослужил… Забалуев: Посмотрим, посмотрим… (разваливается в кресле со стаканом вина в руке, вытягивает ноги к камину) Ну, докладывай, как в моем хозяйстве дела обстоят? Модестыч: Дела обстоят хорошо-с, а могло бы быть и того лучше, кабы покойный барон не тратил столько денег на свою любимую крепостную – Аньку Платонову. Он ей и шляпки из самого Парижу, и главные роли в театре… Марья Алексевна: Чего ты мелешь? Анна, воспитанница барона – крепостная?! Модестыч: Крепостная, крепостная! Она его полюбовницей была, а вольную он ей не давал, потому как понимал, что она от него сразу сбежит – разве ж охота молодухе со стариком спать, пусть даже и богатым? Забалуев: Но-но-но, ты это брось! Старик-то старику рознь! Я, например, еще ого-го! Марья Алексевна: Ах, Иван Иваныч – ведь на ладан дышал, а все туда же! Дряхлый селадон! Понимаю теперь, почему мой Петя… (осекается) Ох, и разворошу же я это гнездо! Модестыч: (потирая руки) Прикажете Аньку в коровник?.. Марья Алексевна: Она, поди, и доить-то не умеет! Отправь ее в свинарник, пусть за свиньями ходит. Забалуев: Позвольте, Марья Алексевна, не по-хозяйски это! На скотном дворе от этакой-то белоручки проку мало будет… А пускай она на нашей с Лизанькой свадьбе поет, гостей потешит! Модестыч: А потом-с? Забалуев: Есть у меня друг в Архангельской губернии, страсть как любит молоденьких певичек: они у него и коров доят, и полы моют, и поют при этом романсы всякие да арии из опер… А если какая сфальшивит, розгами нещадно секут! Модестыч: Там Аньке самое и место! Лично доставлю ее к вашему другу, Андрей Платоныч, после свадебного концерта-с! Забалуев: (грозит пальцем) Ты только товар-то по дороге не попорть, шельма! Модестыч: Как можно-с! Марья Алексевна: (не слушая их) С тобой, Петруша, от души посчитаться не успела, да зато с Корфов взыскала сполна!
Кадр 38. В Зимнем дворце
Александр сидит за столом, терзаемый муками творчества, глядя то на потолок, то на лежащий перед ним чистый лист бумаги. Александр: У Пушкина тоже была муза по имени Натали, но она подвигла его на сочинение стихов, которыми восхищается вся Россия, а моя только играет в прятки, а теперь и вовсе уехала к своему жениху… Может быть, я сам виноват и слишком долго писал ей о романтической любви, вместо того чтобы поймать как-нибудь у той самой вазы, подхватить на руки… Решено! Пора менять тактику! И начну прямо со стихов… (шуршит страницами поэтических сборников) Ага! Вот, у Гейне вполне подходящая вещица… и романтично… и с намеком на близкое свиданье! (быстро строчит пером по красивой тисненой бумаге, улыбаясь в предвкушении) Возвращайтесь поскорее, Натали!.. (Обрызгивает листочек духами, сворачивает и перевязывает розовой ленточкой.) Александр: (звонит в колокольчик, потом кричит) Бельский, куда вы запропастились? Опять, дурак, пошел делать долги… Боюсь, быть мне с пятнадцатым адъютантом! (выглядывает в коридор) В другую дверь входит Мари и тут же замечает благоухающий конверт на столе. Мари: (хлопает в ладоши) Ах, это, наверное, для меня! (развязывает ленточку и начинает читать) «…И полон дрожью желанья, В сердце ей напев проник, Нежнее ее лобзанья В блаженный свиданья миг». Мари: (в восторге) Ах, как чудесно! Wunderbar! Александр: (возвращается) Мари? Мари: (бросается ему на шею) Александр, я так счастлива, что не могу больше молчать! Александр: Я… я не понимаю… Мари: Ваша последняя записка… Эти дивные стихи… они произвели на меня такое впечатление!.. Александр: (замечает в ее руках надушенный свиток) Вы… вы прочитали это?! Вы взяли без спросу бумагу на моем столе?! Мари: (слегка обиженно) Простите… но ведь это всё равно предназначалось мне… какая разница, когда я прочту – потом или сейчас? Александр: При чем тут вы?! Мари: А кому еще вы могли писать? Разве у вас есть другая невеста? Александр: Нет, то есть… Простите, я совсем запутался… Так это вы оставляли для меня в вазе стихи на розовой бумаге? Мари: Конечно, я! Мы с Натали придумали эту маленькую шалость, чтобы наша с вами любовь текла красиво, как в романах… Ведь это так скучно, когда всё заранее известно… Интересы государства… Брак по расчету… Скажите, а вы сразу догадались, что это я? Александр: (мямлит) Да… то есть не сразу… Мари: Последнее время вы были так холодны со мной… Но я читала ваши пылкие послания и грела душу! Александр: (в сторону, разочарованно) Значит, я переписывался не с Натали, а с собственной невестой? Ну, берегитесь, мадмуазель Репнина! Я вам этого конфуза ввек не прощу! Мари: (строго) Признайтесь, Александр, у вас было много женщин до встречи со мной? Александр: Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. А вам… (менторским тоном) А вам не следует подобные вопросы задавать. Мари: Что неприличного в том, что я хочу больше узнать о моем будущем муже? Ведь у супругов не должно быть друг от друга тайн! Александр: Но мы пока еще не супруги… Мари: Тем более! Мне бы не хотелось узнать после свадьбы, что у моего мужа есть другая женщина… или даже несколько… Александр: А что бы вы сделали, если б узнали об измене жениха до свадьбы? (с робкой надеждой) Разорвали бы помолвку? Мари: Нет, я заперла бы его в своей комнате и целовала, целовала, целовала… пока бы он не выбросил из своей головы мысли о других женщинах! Александр: Хм!.. А если – после свадьбы? (всё еще с надеждой) Потребовали бы развода? Мари: Ничего подобного! Я бы разбила о его голову эту вазу! (указывает на огромную греческую амфору в углу) Александр: (ёжась) Клянусь вам, Мари, я буду самым примерным супругом на свете! (в сторону) По крайней мере, приложу все силы, чтобы вы ни о чем не проведали! Мари: Александр, мне кажется, что мы очень мало времени проводим друг с другом… Александр: Мало?! Мари: Знаю, в этом виновата я сама… Я изучаю русский язык, изучаю этикет… и совсем не изучаю своего будущего мужа! Александр: (с опаской) И… чем мне это грозит? Мари: Сегодня – прогулкой по Невскому, а завтра… про завтра я еще не решила, но обещаю придумать что-нибудь увлекательное! (шутливо грозит пальчиком) Отговорки вроде заседания государственного совета или репетиции военного парада не принимаются! Александр: Но если… Мари: Никаких если! (тянется к вазе на камине) Александр: (быстренько подхватывая ее под руку) Едемте кататься по Невскому! Мари: Я надену новую шубку с горностаем… Теперь ни одна противная фрейлина не посмеет сказать, что я вышла из моды, ха-ха-ха! Увлекает Александра к выходу, у того на лице – смертная тоска и покорность судьбе. Злополучная записка остается на столе. Императрица: (входит) Странно, Василий Андреевич выглядел таким загадочным… обещал сделать приятный сюрприз… (садится в кресло напротив стола) И почему он просил дожидаться его в кабинете Александра? Может, он испугался моих фрейлин? Право же, это смешно… (замечает красивую бумагу на столе) Верно, это и есть обещанный сюрприз… (берет и читает) Mein Gott, что это? «Полон дрожью желанья…» Да в здравом ли он рассудке?! (протирает глаза и перечитывает записку) «Блаженный свиданья миг…» Возможно ли… подобная дерзость! Положительно, господин Жуковский сошел с ума! Говорят, это случается с поэтами на склоне лет… (подумав) А если не сошел с ума? Если и вправду… воспылал? (розовеет) Нельзя отрицать, это приятно… и какая-нибудь легкомысленная женщина на моем месте… особенно после того, как застала графиню Салтыкову на коленях у собственного мужа, дергающей его за усы… Нет! Я не стану уподобляться бабке Николя, мне такая слава ни к чему! А господину поэту надо знать свое место! (Входит сияющий Жуковский с красивым бархатным футляром под мышкой.) Жуковский: (почтительно кланяясь) Ваше величество… Я несказанно счастлив, что вы откликнулись на мою скромную просьбу… В последнюю нашу встречу я, кажется, дал повод для недовольства, и потому, в знак примирения… Императрица: (опасливо косясь на него) Как вы себя чувствуете, Василий Андреевич? Жуковский. Благодарю вас, превосходно! (лучезарно улыбается) Императрица: Что ж, вы меня успокоили… (протягивает ему розовый свиток) Вам знакомы эти стихи? Жуковский: (читает) Да, кажется, это из Гейне… Не очень удачный перевод… размер хромает… Императрица: (в сторону) Лицемер! (громко) Так, может, вам знаком и автор перевода? Жуковский. М-да, некоторые подозрения на этот счет у меня имеются… Императрица: Так передайте этому пииту при встрече… если он столь дерзок, чтобы сочинять подобные послания… и столь труслив, чтобы прятаться под маской безымянного переводчика… чтоб впредь он был осмотрительнее в выборе предметов своего поклонения! (величественно удаляется) Жуковский: (ей вслед, размахивая бархатным футляром) Ваше величество, новая ода… (растерянно) Опять я остался виноват! И хоть бы еще знать, за что, меньше было бы обидно… И так-то чувствую себя дураком, а оттого, что не знаю – дураком вдвойне!
Отправлено: 14.10.11 16:26. Заголовок: Кадр 39. На дороге г..
Кадр 39. На дороге где-то между поместьями Корфа и Долгоруких
Невдалеке, на пригорке, виднеется церквушка; в противоположной стороне, у самой дороги - трактир. Григорий и другие корфовские мужики укладывают поперек дороги несколько срубленных деревьев. Владимир наблюдает за работой. Григорий: (утирая пот со лба) Кажись, всё, барин... Владимир: Молодцы! (протягивает им смятую ассигнацию) Идите, выпейте за мое здоровье! Григорий: Возвращались бы вы поскорей, Владимир Иваныч, а то ведь житья-то никакого не стало! Княгиня Марья Алексевна зачем-то велела баньку во дворе сжечь, а господин Забалуев всё на погреб на ваш налегает - уж, наверно, половину вина вылакал! Владимир: Надеюсь, что сегодня и разрублю этот узел… Григорий: А справитесь ли без нас, барин? Может, пособить чем? Господина Забалуева палками побить али карету княгини пустить с откоса – вы нам только скажите, мы это мигом! Владимир: Ладно, оставим это средство на потом – если миром дело решить не удастся. Ступайте! (Мужики шумной гурьбой направляются в трактир. Владимир присаживается на пенек и закуривает трубку. Из-за поворота показывается свадебный поезд. Впереди, на тройке с бубенцами и шаферами на запятках – жених с невестой: Забалуев надушен и напомажен, Лиза одного цвета со своей фатой. Следом за ними в нарядном экипаже – Марья Алексевна, Соня и Андрей с Натали, а дальше – вереница бричек и колясок с гостями.) Лиза: (сама с собой) Я жертвую собой ради брата. Ведь должен хоть кто-то в нашей семье быть счастлив! Забалуев: (так же) Тоща, конечно, и бледновата… Вот маменька-то как раз в самом соку! (незаметно оглядывается на будущую тещу) Ничего, дайте срок, и маменька от нас не уйдет! Натали: (так же) Как же она хороша в этом подвенечном уборе! Хоть и фасон провинциальный… Нет, на свою свадьбу я закажу платье только в Париже! Андрей: (так же) Слизняк, тюфяк, размазня!.. Ну почему, почему у меня не хватило смелости признаться во всем маменьке и Наташе?! Почему я позволяю этой плешивой мартышке меня шантажировать, почему молча взираю на то, как моя сестра губит себе жизнь?! Марья Алексевна: (так же) Молодым на обзаведенье: скатертей дюжина, да постельного белья два сундука, да шелку и бархату несколько отрезов… Да сервиз столовый на сорок восемь персон… Десяти серебряных ножей не досчиталась и кофейника – из дворовых, верно, кто-то стащил, поди теперь дознайся, кто? А из мебели ничего не дам, пусть тем, что есть, обходятся – у Иван Иваныча и столы, и комоды добротные… Владимир: (выходит на дорогу) Стой! Кучер: (натягивает поводья) Тпр-р-ру!.. (Вереница экипажей останавливается. Шаферы сваливаются с запяток.) Забалуев: (подпрыгивает) Что? Где? Зачем? Марья Алексевна: (свешиваясь из коляски) Это еще что за безобразие?! Лиза: (бледнея еще больше) Владимир? Владимир: Лиза, ответь мне только на один вопрос: ты выйдешь за меня замуж? Лиза: (разрумянившись) Да!!! Забалуев: Но позвольте! Лизавета Петровна, вы же мне обещались! И колечко мое вновь приняли! Лиза: (срывает с пальца кольцо и зашвыривает в канаву) Убирайтесь вместе с вашим кольцом, гадкий старикашка! Владимир: Вы слышали, что сказала дама? (за шиворот выдергивает Забалуева из коляски и сам садится на его место) Марья Алексевна: (верещит) Это неслыханно! Позовите исправника! (лупит своего кучера зонтиком по голове) Трогай, болван, чего стоишь? Кучер: (блеет) Никак нельзя-с! Завал на дороге, ваше сиятельство… (Гости выбираются из своих повозок и обступают со всех сторон коляску, в которой сидят в обнимку Лиза и Владимир.) Марья Алексевна: Лиза! Не смей его обнимать! Он не твой жених! (гостям) Простите, извините, моя доченька переволновалась, две ночи перед свадьбой не спала… Сейчас мы все утрясем и поедем в церковь! Андрей: Maman, надо прекратить этот фарс, Лиза любит Владимира! Марья Алексевна: (топает ногами) Не желаю знать ни про какую любовь! Лиза выйдет замуж за Андрея Платоныча, и точка! Забалуев выбирается из канавы, распахивает дверцу коляски и пытается вытащить Владимира, но тот пинком отбрасывает его обратно в канаву. Владимир: Лиза, ведь нам никто не помешает, правда? Лиза: Правда, любимый! (крепко его целует) Марья Алексевна: (вне себя) Лиза, не смей его целовать! Он тебя не любит, этот негодяй мечтает заполучить назад свое поместье! Андрей: Maman, верните Владимиру его дом, и пусть они живут там счастливо вместе с Лизой! Забалуев: (лежа в канаве, дергает его за штанину) Если вы сейчас же не прогоните этого самозванца, я расскажу вашей невесте, что вы спите с горничной! Андрей: (лягает его сапогом в ухо) Подите прочь, я сам ей обо всем расскажу! (пытается сквозь толпу гостей пробиться к Наташе) Владимир: Едем, Лиза? Лиза: Куда? Владимир: Венчаться! Лиза: (задыхаясь от счастья) Едем!!! (Владимир сбрасывает с козел возницу и сам хватает в руки вожжи.) Владимир: (размахивая кнутом) Береги-и-ись! (Гости испуганно шарахаются в стороны. Владимир разворачивает экипаж и правит прямо на скошенное поле, в объезд завала на дороге, но коляска застревает колесом в канаве и переворачивается. ) Владимир: (с трудом выбираясь из-под коляски и вытаскивая Лизу) Лиза, ты в порядке? Лиза: (поправляя сбившуюся фату) Кажется, да… (хнычет) Это была плохая примета! Владимир: (ворчливо) Это не примета плохая, а ось на вашей колымаге ни к черту! (протягивает ей руку) Идем, до церкви недалеко. Лиза: За тобой – хоть на край света! Марья Алексевна: (подбегает) Не пущу!!! Доченька, ну раскрой ты глаза, разве ты не видишь, что этот подлец хочет жениться на тебе только из-за приданого? Лиза: Неправда, Владимир любит меня! И если вы нас проклянете – не страшно! Мы будем жить в бедности, но счастливо! Скажи же им, Владимир, скажи им всем, что ты любишь меня! Владимир: (вздыхает) Прости меня, Лиза… Я, конечно, мерзавец, однако и не законченный подлец… и не хочу тебя обманывать… Лиза: (со слезами) Значит, это правда… что ты охотился за моим приданым… и никогда меня не любил… А я еще верить не хотела! Думала, все ложь – и про дуэли, и про женщин… Марья Алексевна: (обнимает ее) Поплачь, поплачь, доченька… и забудь! Тьфу на него, проклятого! Владимир: (покаянно) Прости меня, Лиза! Я тебя не достоин… Лиза: (отворачиваясь от него) Андрей Платоныч! Забалуев: (подскакивает) Я тут! Лиза: Идемте венчаться! Вот только кольцо я ваше выбросила… Забалуев: А я нашел в канаве, нашел и подобрал! (рукавом стирает с колечка грязь и надевает Лизе на палец) Лизавета Петровна, душенька вы моя! Марья Алексевна: (вздыхает с облегчением) Слава тебе, Господи! (Лиза решительно подхватывает Забалуева под руку и тащит его пешком в горку, к церкви. Гости бросают свои коляски на дороге и, хромая по кочкам, торопятся следом.) Натали: Андрей, ты хотел мне что-то сказать? Андрей: (мямлит) Да вот, Наташенька, говорю, хорошо, что зима в этом году рано легла, а то бы пришлось идти по колено в грязи… Владимир: (провожает их невеселым взглядом) Прощай, мое родовое гнездо… (В ближайшей коляске появляется призрак барона Корфа.) Иван Иваныч: Хорошо, что ты в последний момент спохватился и не повел Лизаньку обманом к алтарю! Наконец-то, Володя, ты начинаешь исправляться… А поместье наше ты обязательно вернешь, я в тебя верю! Найди только моего убийцу… Владимир: Где же мне его искать? Вы бы хоть подсказали, отец… Иван Иваныч: Тогда в этом не будет твоей заслуги! А настоящие мужчины, сынок, должны всё решать сами… (исчезает) Владимир: (с усмешкой) Ну, спасибо, отец, за добрый совет… (идет к трактиру, но на полпути останавливается) Напиться еще успею… Сперва поищу душегуба!
Кадр 40. В усадьбе Долгоруких
Гостиная ярко освещена сотнями свечей и украшена гирляндами, во всех вазах благоухают свежие цветы, музыканты наигрывают веселые мелодии, гости смеются, пьют и танцуют. Нарядные слуги разносят шампанское и мороженое. Татьяна в новом крахмальном переднике и с роскошным бантом в косе ревнивым взглядом следит за кружащимися в вальсе Андреем и Натали. Натали: (обмахиваясь веером) Ух, жарко!.. Андрей: Я сейчас принесу мороженого! (убегает) Натали: (замечает Михаила) И ты здесь, братец? Какими судьбами? Михаил: Зашел поздравить новобрачных. А вот и счастливый молодой супруг! (выуживает Забалуева из толпы гостей) Добрый вечер, Андрей Платоныч! Забалуев: (невольно втягивая голову в плечи) Вы опять со своими нелепыми обвинениями, князь? Михаил: Нет-нет, любезный Андрей Платоныч, сегодня я выступаю перед вами в роли не обвинителя, но смиренного просителя… В бывшем имении барона Корфа, которым вы теперь владеете вместе с вашей молодой женой, есть одна крепостная… Анна Платонова… Забалуев: Да, есть… и что с того? Михаил: Не будете ли вы столь любезны… продать ее мне? Я готов заплатить любую сумму, какую вы назовете! (вытаскивает из кармана увесистую пачку ассигнаций) Забалуев: (осмелев) Нет-с, милостивый государь! Я не продам эту девицу ни за какие деньги! Она будет петь для меня и моих друзей… Карл Модестыч привезет ее с минуты на минуту… А вы, князь, извольте убираться вон! Я вас не приглашал! Михаил: (хватает его за грудки) Бери деньги, мерзавец, пока я их предлагаю, а то ведь и без денег Анну заберу! Забалуев: (хрипит) Грабят! Убивают! На помощь! (Михаил, заметив, что на них начинают оглядываться, отпускает Забалуева и понуро бредет к выходу, но в дверях сталкивается с Никитой.) Михаил: (обрадованно) Вот ты-то мне и нужен! (отводит Никиту за колонну и что-то шепчет ему на ухо, тот согласно кивает) …сделаешь всё, как надо, получишь вознаграждение. Никита: Я за-ради Аннушки в лепешку расшибусь! А награды мне никакой не надо, барин, только дозвольте Модестычу морду набить! Михаил: (великодушно) Дозволяю! (Оба незаметно исчезают.) Лиза: (подходит к Забалуеву) Скучаете, Андрей Платоныч? А отец Павел времени даром не теряет. «Не отойду, - говорит, - от буфета, пока господина Забалуева не посрамлю и наливочек на все буквы алфавита не отведаю!» (кивает на отца Павла, угощающегося наливочками на другом конце гостиной) И уже пробует сливовку и тимьяновку… Только вам за ним, пожалуй, не угнаться… В ваши-то преклонные годы! Забалуев: Да я сто очков вперед дам этому долгогривому! Он еще и с тимьяновой не покончит, как я до яблочной доберусь! (присаживается к столику с напитками и начинает бренчать графинчиками и стаканчиками) Татьяна: (негромко, Лизе) Вы нарочно хотите его напоить, барышня? Лиза: Конечно! Налакается и проспит всю брачную ночь в коридоре под лестницей! Татьяна: Так ведь за первой ночью будет и вторая… Лиза: На вторую ночь тоже что-нибудь придумаю! Татьяна: Все равно рано или поздно придется с ним в постель ложиться. Лиза: Даже думать об этом не хочу! (всхлипывает, но тут же сердито вытирает слезы) Некогда мне раскисать, я еще тайну папенькиной смерти не разгадала… (направляется на другой конец гостиной) К Татьяне подбегают разгоряченные танцами и облепленные конфетти Натали и Андрей. Андрей: А вот и мороженое! (Протягивает руку, чтобы взять с подноса холодное лакомство, но Татьяна дергается, и полдюжины бокалов шампанского и две дюжины шариков клубничного мороженого обрушиваются на юбку Натали.) Татьяна: (притворно охает) Простите, барышня, не нарочно я… Андрей: (напускается на Татьяну) Смотреть надо, не свиньям корм задаешь! Наташенька, не расстраивайся… Натали: Все в порядке! Подумаешь – испортила новое платье… Я уже привыкла! (деланно смеется) Андрей: (Татьяне) Что ты застыла, как статуя в парке?! Помоги Наташе переодеться и платье грязное почисти! Натали: (машет руками) Нет-нет, пусть Танюша гостей угощает, а платье мне горничная в Петербурге почистит. Андрей: В Петербурге? Ты… уезжаешь? Но почему, Наташа? Натали: Скучно здесь у вас… Ты бы навещал меня в столице почаще, Андрей, а то среди коров и пропахших нафталином соседей совсем одичаешь! Идет к выходу, Андрей бежит рядом, заискивающе заглядывая ей в глаза. Татьяна в бешенстве теребит бант на косе. Лиза потчует отца Павла разными напитками, тот вяло отнекивается. Лиза: Отведайте еще малиновой настойки, батюшка! Отец Павел: Благодарю покорно, только негоже мне, дочь моя, напиваться до непотребного состояния, да и матушка будет ворчать, если возвращусь домой на бровях. Лиза: (подносит ему рюмочку) А рябиновки, отец Павел? Наша рябиновка на весь уезд славится! Отец Павел: Разве что из ваших рук, несравненная Лизавета Петровна! (опрокидывает рюмочку) Лиза: Жаль, что нет сегодня отца Георгия, ведь он крестил меня, да и батюшка мой покойный дружен с ним был… Порадовался бы старик на мое счастье! Отец Павел: Я отца Георгия в здешнем приходе не застал, он еще до моего приезда в монастырь удалился… Лиза: (подливая ему в стаканчик) В какой монастырь? Отец Павел: В ***ский. Да тут недалече – всего два часа, если верхом… Лиза: (обрадованно) Знаю! Этот монастырь как раз по дороге в наше дальнее имение находится, мы мимо него не раз проезжали. А что, не осерчает отец Георгий, коли я его навещу? Отец Павел: (клюет носом) Да разве ж… на такую красавицу… разве можно серчать… (падает на диванчик и засыпает) Лиза: Больше из него ничего не вытянуть, да я уж всё узнала, что мне нужно было… (Звуки музыки заглушаются визгом и смехом – это пьяный Забалуев бегает по гостиной на четвереньках и кусает гостей за ноги.) Лиза: (подходит к Марье Алексевне) Ну что, маменька, довольны? Выдали меня замуж за шута горохового? Марья Алексевна: А ты бы лучше за мужем следила! (В дверях маячит изрядно потрепанный Модестыч, прикрывая синяки на физиономии вывалянной в снегу шапкой.) Марья Алексевна: (подзывает его к себе) Ну, и где ваша замечательная певица? Гости уже скучать начали. Модестыч: Виноват, не уберег, ваше сиятельство! Подкараулил какой-то тать у самых ваших ворот, избил… Марья Алексевна: Анька-то где, спрашиваю? Модестыч: Не могу знать, Марья Алексевна! Я пока шапку свою в сугробе искал, глядь – Аньки уж и след простыл! Марья Алексевна: Ты что же это, Карл Модестыч, обещался за моим имуществом глядеть, а сам не доглядел? Чтоб сегодня же беглянку отыскал, а то выгоню вон и рекомендаций не дам! Модестыч: Найду, из-под земли достану, ваше сиятельство! За косу приволоку, подлюку, к вашим ножкам, делайте с ней, что хотите! (рысью бежит к выходу) Марья Алексевна: Да что за день-то сегодня такой суматошный!
Отправлено: 23.10.11 15:46. Заголовок: Кадр 41. У костра в ..
Кадр 41. У костра в цыганском таборе
Рада танцует зажигательный танец: гремит бубен, мелькает цветастая юбка. Все остальные, включая Михаила с Анной, сидят вокруг и едят жареное мясо, успевая подбадривать танцовщицу восторженными криками. Михаил: (прищелкнув языком) Хороша чертовка! Анна: Вы что-то сказали? Михаил: Я? (спохватившись) Говорю вот, у корфовских бычков мясо сочное… (Рада вертится прямо перед ними, добиваясь внимания Михаила.) Анна: (вздыхая) А я так плясать не умею… Le maître de danse научил меня только кадрили и мазурке… (Рада бросает на нее презрительный взгляд) Да вот еще танец семи покрывал исполняла, но, кажется, никому не понравилось… Михаил: (с перекошенным лицом) Не напоминайте мне об этом! Анна: (отодвигает от себя котелок) Давайте я лучше спою! (Седой протягивает Анне гитару.) Анна: (растерянно) А я не умею играть на гитаре – только на рояле… (Рада смотрит на нее еще презрительнее.) Седой: Не беда! Сыграть и я могу. (Берет аккорды жаркой цыганской песни и поет приятным баритоном, Анна старательно подвывает. Рада морщится, Михаил млеет. Откуда-то из темноты на лошади выезжает Корф.) Владимир: (спешившись) Замечательно! Он тут поют, а я должен в одиночку свое имение возвращать?! (Анна прячется за спину Михаила.) Рада: Присаживайся, барин, к нашему костру, раздели с нами ужин! Владимир: Спасибо, красавица! (треплет ее по щеке) Я как раз проголодался. Михаил: А с какой стати мы должны тебе помогать? Анна: (из-за спины Михаила) Да, с какой стати? Владимир: А с той стати, что оба вы теперь преступники: ты, Анна – беглая крепостная, а ты, Мишель – похититель чужого имущества. (Пробует жареное мясо) Неплохо, перцу бы еще сюда… Так на чем мы остановились, Мишель? Михаил: На том, что мы с Анной – преступники. Владимир: Угу, преступники, но последствия будут для вас разными. (Раде) А не найдется ли у вас вина, черноокая? Согреться бы… (хлопает себя по бокам) Рада: Найдется, барин. (подносит ему ковшик самогона) Владимир: (пьет) Уф! Хорошо-то как!.. Выпьешь, Мишель? Не хочешь? Ну, мерзни тогда… (допивает сам) Анна: (робко) Вы что-то говорили о последствиях, Владимир Иваныч… Владимир: Задумалась о последствиях? Правильно делаешь… Потому как Михаил в этой истории только оскандалится – громко, да не смертельно, а тебе, Аннушка (пьяно ухмыляется) выжгут на лбу клеймо каленым железом… Анна: (дрожа) Каленым железом? Михаил: Не слушайте этот пьяный бред, Анна (гладит ее по трясущимся плечам), у нас давно уже не клеймят людей. Владимир: Как бы не так! Прошлым летом у Долгоруких мужик сбежал, поймали его в две недели и Марья Алексевна самолично выжгла у него на лбу слово «вор». Только размахнулась широко, все буквы на лбу не поместились, так она «ять» на щеке у бедолаги нарисовала – чтобы потом соседи не говорили, что она грамматики не знает. (Анна закатывает глаза.) Михаил: (сердито) Ты просто инквизитор какой-то, Корф! Владимир: Я хочу вам обоим втолковать, что не в ваших интересах оставлять мое имение в руках Марьи Алексевны и господина Забалуева! Анна: Забалуев хотел продать меня в Архангельск, какому-то приятелю, развратному старику… Владимир: Вот-вот! А я тебе наказание назначу менее суровое. Совсем не наказать не могу, все-таки ты беглая крепостная… Отберу у тебя французские романы и запрещу на рояле играть… целых два месяца! А с тебя, Мишель, как со старого друга, возьму самый мизерный штраф – ящик шампанского. Анна: Я на все ваши условия согласна, Владимир Иваныч! Идемте, идемте же скорей возвращать ваше имение! Рада: Там человек какой-то ищет белокурую барышню… Владимир: Модестыч, наверно… Михаил: (волнуется) Надо же спрятать Анну! (Но Анна уже без посторонней помощи шмыгнула под кибитку и притаилась за колесом.) Модестыч: (выныривает из темноты) Князь! И барон! Какая встреча! (хитро щурится) А вы здесь, видать, по тому же делу, что и я? Михаил: Не понимаю, о чем вы, господин Шуллер. Модестыч: Всё вы прекрасно понимаете, князь! Куда вы дели Анну, отвечайте?! Я знаю, что вы помогли ей бежать из поместья! Михаил: Анну? Ах, Анну! Так это… я продал ее… столичному антрепренеру… А деньги мы с другом прокутили. Владимир: (подыгрывает) А я-то все гадал, с чего Мишель так расщедрился? Прежде-то он все норовил за мой счет угоститься… Модестыч: (поднимает с земли копыта и кусок телячьей шкуры) Знакомое клеймо… Бычок-то c нашего подворья! Владимир: Так вы, князь, еще и воровством скота промышляете?! (трясет Михаила за грудки) Модестыч: Не-е-ет, дорогие господа, вы меня не обманете! Я обман за версту чую! (кричит) Эй, цыгане! Кто видел здесь девицу, по-господски одетую, с белой косой? Если скажете, я не только не донесу властям про бычка, но еще и щедро вознагражу! Кто хочет получить сто рублей? Рада: А заплатишь-то как – золотом или ассигнациями? Михаил: (берет ее под локоток и шипит на ухо) Сколько бы он ни предложил, я дам в три раза больше! Владимир: (берет ее под другой локоток) А я на вертел посажу и на костре поджарю. Модестыч: (размахивает сторублевкой) Последний раз предлагаю! Рада: Ступай, откуда пришел, нас за дешево не купишь! (незаметно подмигивает) Модестыч: (ухмыляется) Ага! (остальным цыганам) Ну, не хотите, как хотите… (прячет сторублевку) Пойду поищу Аньку в другом месте. (уходит) Михаил: Уф-ф! Кажется, миновало… Анна: (выглядывает из-под кибитки) Он ушел? Владимир: (вытаскивая ее за шиворот) Ушел, ушел… но боюсь, что вернется… Анна: (хнычет) Что же делать? Мне страшно… Когда мы сможем вернуться в наше поместье? Михаил: У тебя есть какой-нибудь план, Вольдемар? Владимир: Я давеча хотел забраться в дом Забалуева, посмотреть там, что к чему… Да охраны у него многовато… Трех мужиков я сразу уложил, так еще пятеро набежали – с кольями да с ружьями, собак с цепи спустили… Еле ноги унес! Михаил: Ничего, вдвоем мы как-нибудь справимся. Анна: Втроем! (Михаил и Владимир в изумлении к ней оборачиваются) Я не хочу здесь одна оставаться! Вдруг, пока вы там приключений ищете, Модестыч за мной вернется? Михаил: Анна, забудьте и думать об этом! Мы не можем подвергать вас такой опасности! Анна: (молитвенно сложив ручки) Пожалуйста! Я же тут одна от страха с ума сойду! (другим тоном) А не возьмете, побегу за вами следом, и если потеряюсь в лесу и замерзну, вы оба будете виноваты! Владимир: (ворчливо) Ладно, мы возьмем вас с собой, но обещайте не мешать нам и не путаться под ногами! Анна: (повеселев) Обещаю! Михаил: Тогда – в путь? Вольдемар, проверь пистолеты! Анна: Подождите! (прихватывает три котелка с мясом) Владимир: А это еще зачем? Анна: Вы же говорили, там собачки злые, а мы их накормим, и они нас не покусают! Михаил: (в восторге) Анна, какая же вы умница! Владимир: (хмуро) Захочешь порки на конюшне избежать, еще и не таким изворотливым сделаешься! (Все трое уходят в темноту.) Рада: (смотрит им вслед) Как ни пыжься, барынька бледная, а сегодня ночью красавчик будет моим!
Кадр 42. В Зимнем дворце
Натали бродит по роскошной дворцовой оранжерее, сердито обрывая листочки с фруктовых деревьев. Натали: Нет, я отказываюсь понимать Андрея! В столице его ждет блестящее будущее, а он торчит в своей тьмутаракани, ходит до обеда в стеганом халате, слушает бесконечные маменькины наставления, да играет с сестрами в лото! Но меня-то туда больше ничем не заманишь – ни свадьбой, ни поминками, ни каким другим концертом с пьянством и дракой! (хнычет) Подумать только – шесть платьев крысы сгрызли! А еще кружевную пелерину и две шелковые шали… Всё новехонькое, только от модистки – нарочно брала с собой, чтобы будущим родственникам пыль в глаза пустить… И вот, возвращаюсь домой, открываю сундук, а там – две крысиные морды и обрывки моих нарядов! (содрогаясь от отвращения) Боже! Значит, эти твари у них по дому бегают?! А если бы они не в сундук, а в постель ко мне ночью забрались?! Нет-нет-нет, больше я туда ни ногой! Грязи по колено, мужицкая брань… Да еще эта Татьяна! И ведь просила же я Андрея хотя бы на время моего приезда убрать ее из дому, а он ни в какую! Росли, дескать, вместе, она ему, как третья сестра… Сестры его себе такого не позволяют вытворять, что она надо мной вытворяла: то юбку утюгом прожжет на видном месте, то сырых дров в камин подсунет… Хорошо еще, что я ее до своего сундука не допустила, а то бы она мне похуже крыс пакость подстроила… (срывает с ветки персик, надкусывает) Фу, кислятина! (кидает за спину) Император: (ловит персик на лету) Оп-ля! Натали: (вздрагивает и поворачивается) Ах! Ваше величество! (Хочет сделать книксен, но цепляется рукавом за торчащую ветку.) Император: (освобождая ее) Непременно пожурю садовника, что плохо глядит за моим садом! Натали: Умоляю вас, государь, не нужно никого наказывать! Всему виной моя неловкость… я испугалась, увидев ваше величество… Император: Неужели я такой страшный? (Натали, смешавшись, краснеет и молчит.) Император: Право, жаль, что такие хорошенькие юные барышни меня боятся! Мне бы хотелось внушать к себе другие чувства… Натали: О да, ваше величество! Чувство глубочайшего почтения… Император: И не только, и не только… (срывает персик с другого дерева) Отведайте, мадмуазель, этот персик уже поспел! Натали: (надкусывает) Как мед, ваше величество! Император: Позвольте… (доедает персик из ее руки) В самом деле – как мед! (целует ей пальцы) Натали: (растерянно) Ваше величество… Император: Оставимте эти церемонии для официальных приемов! А здесь, в этой фруктовой прохладе… зовите меня просто, по-домашнему: Николай Палыч! А я, с вашего позволения, буду звать вас просто Натали. Натали: Да, ваше ве… Николай Палыч! Император: Прекрасно, Натали! Отчего бы нам не прогуляться немного? (Предлагает ей руку, на которую та робко опирается, бродят взад-вперед по аллее.) Император: Я давненько не имел известий от вашего брата… Надеюсь, воздух провинции не повредил его здоровью? Натали: Благодарю, Николай Палыч, мой брат пребывает в добром здравии. Да, я привезла от него донесение для вашего величества… Император: Не стоило князю Репнину переправлять важный документ таким способом! Ведь по дороге с пакетом или – упаси Бог! – с очаровательной посланницей могла случиться какая-нибудь неприятность… Натали: Признательна вам за беспокойство, Николай Палыч (делает книксен), но я вполне могу за себя постоять, а письмо… письмо было спрятано в надежном месте. (достает из-за корсажа конверт и протягивает императору) Император: (водит носом и усами по конверту, вдыхая исходящий от него аромат) В таком случае я согласен зачислить вас в штат моих фельдъегерей и впредь поддерживать связь с господином Репниным исключительно через вас! Жду вас завтра вечером в этот же час у меня в покоях – я вручу вам пакет для вашего брата. Натали: Я полагала, что для решения важных дел более подходит белый день, ваше величество? Император: Но для дел приватного свойства… (берет Натали за руку и близко к ней наклоняется) как раз более подходит романтический вечер… ведь вы не откажете в этой маленькой любезности вашему императору, Натали? (щекочет усами ее ушко) Натали: (в панике) Ваше величество… Император: Николай Палыч! Ведь мы с вами договорились! (кладет руку ей на талию) Но не исключено, что я позволю вам называть меня еще проще: Nicolas… Раздается треск сучьев. Император: (недовольно) Кто здесь? Из-за кадки с деревом выходит цесаревич. Император: (еще недовольнее) Александр? Я полагал, вы пьете чай у вашей матушки. Александр: Чаю я уже напился, а теперь мне захотелось персиков… (обрывает с веток персики и запихивает в рот) Император: (подходит к нему, негромко) Александр, вы ведете себя непозволительно! Александр: Отчего же? Мои развлечения куда невинней ваших! (кивает на Натали) Император: Мои невинные развлечения так и остаются развлечениями, а ваши норовят перерасти в государственные проблемы! Александр: (ноет) Но почему такая несправедливость, отец? Почему вам можно флиртовать с фрейлинами, а я и на пушечный выстрел к ним не подойди? Император: Боже мой, Александр! Чем забита ваша голова накануне помолвки? Александр: Мечтами о том, чтобы она не состоялась. Император: Довольно, Александр! Я не желаю вас больше слушать! (оборачивается к Натали) Не забудьте, мадмуазель, про новое поручение. Доброй ночи! (уходит) (Александр сверлит Натали испепеляющим взглядом, та краснеет и прячет глаза.) Александр: А вы, оказывается, весьма ловкая особа, мадмуазель Репнина! Натали: (хочет убежать, но снова цепляется рукавом за ветку) Напротив, я страшно неловкая… (безуспешно дергается) Опять я запуталась! Гадкое дерево! Александр: Дерево не при чем, мадмуазель, вы запутались в ваших интригах! Натали: (плаксиво) Александр Николаевич, помогите мне! Александр: Нет, вы останетесь пленницей этого дерева, пока не выслушаете всё, что я имею вам сказать! В свое время я вытерпел от вас столько нравоучений, что было бы грехом не вернуть вам хотя бы половину из них! (набрав в грудь воздуха) Мадмуазель Репнина, вы не только ловкая, вы еще и двуличная особа, а по-простому говоря – вертихвостка! Вы прикидываетесь святошей, упрекаете других в легкомыслии, а сами под покровом ночи… Натали: (всхлипывает) Ваше высочество, это жестоко… Александр: Это не жестоко, это – правда! И плачете вы не от того, что вам стыдно… вам досадно, что вас разоблачили, и вы не сможете больше похваляться своей мнимой добродетелью! Натали: Ваше высочество, позвольте мне хоть слово сказать в свое оправдание! Александр: А вы – вы дали мне оправдаться?! Стоило мне улыбнуться какой-нибудь фрейлине, как тут же рядом раздавался ваш сварливый голос… я даже начал подозревать, что вы меня ревнуете! А всё оказалось еще проще: вы изводили меня попреками, чтобы отвлечь внимание от ваших собственных проделок! Натали: Не судите по себе, ваше высочество! Если вы сами не в состоянии хранить верность одной женщине хотя бы в течение недели, то это не значит… Александр: Я был верен всем своим возлюбленным… пока они были моими возлюбленными! А вы наставляете жениху рога, еще даже не успев выйти за него замуж! Натали: Но я же не виновата, что его величеству захотелось отведать персиков тогда же и там же, где и мне! Александр: Вы могли бы пожелать ему приятного аппетита и удалиться! Натали: Нет, это было бы невежливо… Но больше я никогда не стану есть персики в этой оранжерее! Александр: Теперь вы будете их кушать в спальне моего отца. Натали: Мой жених – мямля и маменькин сынок, но даже он не заслуживает такого позора… Мне не в чем себя упрекнуть! А если его величество будет настаивать, я… я повешусь на этом самом дереве! (рыдает, обняв руками ствол персикового дерева) Александр: (растерянно) Натали, простите меня… я не знал… я думал… мне показалось, что вам приятны ухаживания моего отца… (отрывает ее от дерева и освобождает зацепившийся за ветку рукав) Надо искать выход… Натали: У меня нет выхода! Если я пойду в спальню к государю, я распрощаюсь с репутацией, а не пойду – распрощаюсь с Петербургом! (рыдает, уткнувшись лицом в грудь Александра) Александр: (обнимает ее) Не отчаивайтесь, мы обязательно что-нибудь придумаем! (гладит ее по спине, бормоча) М-м… какие вкусные духи… (целует ее волосы, потом – ушко, щечку, подбирается к губам) Натали: (отскакивает) Ваше высочество, что вы делаете?! Александр: (просияв) Я придумал, Натали! Чтобы избежать объятий моего отца, вы должны упасть в мои! (вновь протягивает к ней руки) Натали: Вы шутите, Александр Николаевич? Александр: Ничуть! И не пугайтесь так, будто я на самом деле тащу вас к себе в спальню! Просто прикинемся, что мы любовники… Натали: А как же ваша невеста, мой жених? Александр: Надеюсь, мой отец потеряет к вам интерес еще до того, как слухи о нашем романе дойдут до принцессы Марии или князя Андрея. Натали: А он потеряет… интерес? Александр: Отец считает, что у меня дурной вкус, и пренебрегает облюбованными мною женщинами. Натали: Слабое утешение… Александр: К сожалению, не могу предложить вам другого. Натали: (колеблется) Но ведь нам придется… как-то проявлять… свои чувства… Александр: Только на глазах у моего отца! Натали: Если только на глазах у его величества… (подумав) Хорошо, я согласна… Александр: (в сторону, довольный) Не было бы счастья, да несчастье помогло!
Отправлено: 27.10.11 16:22. Заголовок: Не ожидала но, навер..
Не ожидала но, наверное первый фик, где Анютка у меня в абсолютных фаворитах среди женских персонажей. Только вот, это, жаль мне того, кому это сокровисче достанется, так что в принципе все в каноне .
Gata пишет:
цитата:
Анна: Подождите! (прихватывает три котелка с мясом) Владимир: А это еще зачем? Анна: Вы же говорили, там собачки злые, а мы их накормим, и они нас не покусают!
Отправлено: 28.10.11 06:04. Заголовок: Lana пишет: Не ожид..
Lana пишет:
цитата:
Не ожидала но, наверное первый фик, где Анютка у меня в абсолютных фаворитах среди женских персонажей. Только вот, это, жаль мне того, кому это сокровисче достанется, так что в принципе все в каноне
Я писала Нюрца в пору моего увлечения вованной - то есть с искренней симпатией. Хотелось придать живости сериальной бледной моли, за что при первой публикации получила изрядно пинков от ее поклонниц. Но большинство все-таки приняли мою трактовку с одобрением
Кромешный мрак. На фоне серого квадрата окна появляются одна за другой три черные фигуры и, перебравшись через подоконник, спрыгивают в комнату. Первый голос: Осторожнее! Анна, вы наступили мне каблуком на ухо. Второй голос: Простите, Миша, это меня Владимир толкнул. Третий голос: (ворчливо) Пошевеливаться надо! Мишель, доставай спички! Первый голос: Спички были у тебя, Вольдемар. Второй голос: Владимир, когда вы лезли за мной через окно, то что-то уронили мне на голову… (Раздаются шорох и сдавленные ругательства.) Первый голос: Вольдемар, придержи язык, с нами дама! (Вспыхивает дрожащий огонек, выхватывая из темноты физиономии Анны, Владимира и Михаила, у всей троицы в глазах – жгучее любопытство.) Владимир: Надеюсь, здесь найдется хоть одна свечка? Михаил: (поднимает с пола огарок) Вот… Со следами зубов – похоже, крысы не доели. (Анна взвизгивает и явно хочет запрыгнуть кому-то на шею, но не зная, чьей шее отдать предпочтение, запрыгивает на колченогий стол, у того подламывается ножка. Грохот.) Владимир и Михаил: (поднимают Анну с пола) Осторожнее, мадемуазель! Анна: (пискливо) Что это? (обводит рукой комнату) (Вокруг царят тлен и запустение. Окна без портьер, потолок без люстры, грязный пол с ободранным паркетом, а из мебели – только сломанный Анной стол да подернутый паутиной шкаф.) Михаил: (присвистнув) Вот вам и хоромы господина Забалуева! Понятно, почему он сюда никого на пушечный выстрел не подпускает и охрану выставил… Кстати, Вольдемар, не померзнут ли забалуевские мужички в собачьей будке? Владимир: Я к ним туда еще парочку цепных кобелей сунул, а отверстие чьим-то тулупом заткнул и будку снаружи цепью обвязал, для надежности… Авось, не померзнут! Эх, Марь Лексевну бы сюда, то-то бы порадовалась, как выгодно дочку замуж пристроила! Михаил: (деловито) Ну что, начнем со шкафа? Владимир: Закрыто на замок… Анна, дайте шпильку! Анна: Не могу, у меня тогда прическа развалится. Владимир: (выдергивая из ее косы шпильку) Ну что вы все ломаетесь, как копеечный пряник в базарный день? Михаил: (с металлом в голосе) Корф, я не позволю вам обижать Анну, вы ей больше не хозяин! Владимир: Я-то был добрым хозяином… (ковыряется в замке) А вот Марья Алексевна… как заставит Анну коровники чистить… Анна: (испуганно) Я не хочу в коровник! Владимир: Тогда и не мешайте нам! Мишель, помоги! (вдвоем взламывают дверцу шкафа) Михаил: И что тут прячет наш друг Забалуев? Анна: Какие-то пузырьки… (Принимаются увлеченно потрошить шкаф, по очереди доставая оттуда скляночки и коробочки.) Владимир: (читает надписи) Так… мазь от облысения… мазь от радикулита… пилюли для улучшения памяти… Анна: Средство для… для… непонятно написано… Прочтите, Миша, вдруг это какой-нибудь яд? Михаил: (краснеет) Нет, это не яд… Это… (мнется) Владимир: (смотрит на этикетку и хмыкает) Ничего особенного – эликсир молодости для старых болванов вроде Андрея Платоныча (давит склянку сапогом) Анна: А как же… Если это нужное лекарство? Владимир: Уверяю вас, мадемуазель, Лиза нам всем еще спасибо скажет, что мы оставили ее супруга без оного порошка. Михаил: Какой же ты, Вольдемар, право… Анна: Смотрите, господа! Какая-то тетрадка… Михаил: Сшита из клочков старых обоев… Совсем, видать, издержался господин предводитель уездного дворянства. Анна: А почему края рваные? У Андрея Платоныча и ножниц нету? Владимир: (с садистской ухмылочкой) Крысы обглодали. (Анна взвизгивает и карабкается на шкаф. Владимир и Михаил снимают ее оттуда и начинают листать тетрадку.) Михаил: Похоже на дневник… (читает вслух) «Давеча Марья Алексевна жаловалась, что у нее в амбарах расплодились мыши, уж и крысиный яд не помогает… Продал ей за тридцать золотых червонцев настойку цикуты, которой еще мой батюшка травил грызунов, а заодно и графа N.» Ну и ну! (читает дальше) «Денег нет… помог Марье Алексевне подделать вексель… Денег хватило, но не надолго… Денег нет… Денег совсем нет… Даже в казенном сейфе…» Ага! Так он еще и в казенный карман лапу запускает! Владимир: Дай-ка мне! (читает) «Денег нет… Что бы еще продать? Соболий воротник побила моль… Дворовые последнюю медную ручку скрутили… Старый Корф окочурился, значит, цикута за давностью лет не утратила свойств… Деньги появились! Добрейшая Марья Алексевна! Купил самолучшего сукна на мундир… Все-таки свадьба…» Анна: Боже мой! Княгиня отравила дядюшку?! Владимир: (пускает скупую мужскую слезу) Отец, я отомщу за тебя! Комната погружается во мрак. Анна: (испуганно) Что это?! Михаил: Огарок догорел. Анна: Миша, мне страшно! Владимир: Сударыня, отпустите мой рукав, Миша справа! Михаил: Надо выбираться отсюда. Снаружи доносятся лай собак и грубая мужицкая брань. Владимир: Кажется, наши пленники перегрызли цепь… Бежим! Вдвоем с Михаилом выталкивают Анну в окно, сами выпрыгивают следом и бегут в сторону леса.
Кадр 44. Усадьба Долгоруких
Раннее утро. Татьяна сидит в своей комнатке перед огромной плетеной корзиной, сердито бросает в нее разные тряпки. Татьяна: Уеду вместе с Лизаветой Петровной к ее мужу в поместье, и пусть Андрей Петрович милуется со своей столичной штучкой! (ухмыляясь) Если, конечно, она соизволит сюда вернуться – после того, как найдет в своем сундуке пару крыс! (обиженно) Даже не заглянул ко мне! Хоть раньше всегда, если накричит ненароком, через минуту прибегал прощения просить, и подарочек какой-нибудь приносил… (захлопывает крышку корзины и завязывает бечевочкой) Ну и пускай! Как допечет его эта финтифлюшка, небось, сразу обо мне вспомнит, будет умолять вернуться… А я не вернусь! Начну новую жизнь на новом месте! Может, парня хорошего встречу, из деревенских… От этих господ одни мытарства! (стук в дверь) Кто там? Никита: (робко заглядывает) Здравствуй, Танюша… Я это… Ты мне рубашку не зашьешь? (показывает оторванный рукав) Татьяна: Конечно, Никита! Заходи! Где ж это тебя так угораздило? Никита: Да это ваши мужики… (стаскивает рубаху через голову и протягивает Татьяне) Припомнили мне, что я прошлый год на игрищах морды им бил – ну, тогда еще наши с вашими стенка на стенку ходили… Татьяна: Угу! Тогда половину наших мужиков на телегах привезли… Уж не ты ли их всех уложил? Никита: Ну-у… всех не всех… с полдюжины – точно. Татьяна: Ох, и гневалась тогда барыня! Ножками топала, старосту пороть велела... Подошла пора сено косить, а косари все побитые по избам валяются! Никита: А я ж теперь к вам конюхом нанялся. И жалованье мне хорошее положили – двадцать рублёв. И прихожу это я, значит, на конюшню, а ваши конюхи на меня с вилами… Татьяна: (охает) А ты чего? Никита: А я чего? Ну, разбил пару сопаток… Опосля думаю: мне ж тут жить, надо с мужиками мириться! Поставил им два штофа водки, вроде подобрели… Они меня теперь зовут за них на игрищах драться… (чешет затылок) Только вроде своих-то бывших бить нехорошо… Татьяна: Совестливый ты, Никита! (окидывает его оценивающим взглядом) Эва! Да у тебя и на штанах дырка! Снимай, тоже зашью. Никита: (стесняясь) Да как же я без портков? Татьяна: Одеялом вон прикройся. (Никита сбрасывает штаны и забирается на кровать под одеяло.) Татьяна: Тут заплатку надо ставить... (щелкает ножницами) Никита: Золотые у тебя руки, Танюша! Эх, кабы не жила в моем сердце одна зазноба, лучше б тебя жены себе и не желал! Татьяна: А что? Ты парень работящий, ласковый… за тобой, как за каменной стеной! (вроде невзначай присаживается на кровать рядом с ним) Зазноба-то твоя… бросила, али как? Никита: (вздыхает) Другого любит… Татьяна: Чем же ты ей не хорош? За такого парня любая девка с радостью пойдет! Никита: Да куда мне, валенку деревенскому, против князя? Татьяна: На богатство, выходит, обзарилась твоя зазноба? Ну и грош ей цена! Плюнь, другую найдешь! Никита: Да второй такой и нет на свете! Она, знаешь, какая? (мечтательно) Она… Князь мне деньги предлагал, чтоб я ее к нему привез, да разве ж мог я деньги взять… я ж понимаю, что ей с ним счастье, не со мной… а потом пошел и напился с горя! Татьяна: А я подлую разлучницу как только ни травила – и никак от милёночка своего отвадить не могу, хоть умри! (всхлипывает, утирая слезинку концом пшеничной косы) Невезучие мы с тобой, Никитушка… Никита: Ну, ну, полно… (обнимает ее по-братски) Не плачь, Танюшка… Вот я не думал, не гадал – а стал свободным человеком! И тебе когда-нибудь счастье выйдет! (Смотрят друг другу в глаза и неожиданно целуются – не совсем по-братски.) Татьяна: Ножницы уронила… (Наклоняется за ножницами, в это время без стука входит Андрей и роняет на пол очки, увидев в Татьяниной кровати полуголого Никиту.) Андрей: Ч-что это значит? Татьяна: Никита рубашку пришел починить… Вот… (показывает заплатку и ножницы) Андрей: (сдергивает с Никиты одеяло) А почему сидит без штанов? Никита: Извиняйте, барин… Я сейчас… Я только… (Забирает у Татьяны свои штаны и начинает на себя напяливать, путаясь в штанинах. ) Андрей: (брезгливо за ним наблюдает) Сколько можно возиться? Пошел вон! Татьяна: Андрей Петрович, пусть он хоть оденется… Андрей: Я сказал – вон!!! (Никита в одной штанине допрыгивает до окна и выскакивает на двор, едва не застряв плечищами в узком проеме. Татьяна кидается следом.) Андрей: (ловит ее за локоть) Куда ты? Татьяна: Зима ж на улице, замерзнет! (хочет бросить Никите одеяло) Андрей: (отбирает у нее одеяло и захлопывает окно) Не замерзнет, он каждый день в проруби купается! (рассерженный, идет к двери, но на пороге оборачивается) Сделай так, чтобы я на него в твоей комнате больше не натыкался! Татьяна: И не наткнетесь, Андрей Петрович… Я сегодня с Лизаветой Петровной в усадьбу к ее мужу уезжаю. Андрей: Как… уезжаешь? (в растерянности хочет поправить очки, но не обнаруживает их на переносице) Татьяна: (подбирает очки с пола и подает ему) Кто вам без меня очки-то будет искать, Андрей Петрович? Андрей: Я не хочу, чтобы ты уезжала! Татьяна: Не могу я барышню отдать на растерзание господину Забалуеву… А вдвоем, глядишь, и отобьемся от него! Андрей: Ты обиделась на меня из-за Наташи? Не сердись, Танюша… Я всю ночь глаз не сомкнул, переживал… подумаешь, платье испортила! У нее таких платьев, как у тебя иголок! Я ведь мириться к тебе пришел, вот, подарочек принес… (протягивает ей инкрустированный перламутром туалетный прибор) Татьяна: На что дворовой девке такая роскошь, Андрей Петрович? (достает из шкатулки золоченую пудреницу, пудрит нос) Андрей: (с глупой счастливой улыбкой) Нравится, Танюша? Татьяна: (тоже рот до ушей) Нравится, барин… (прыскает на косу духами из золоченого же флакончика) Андрей: Сколько раз тебе говорить, не барин я для тебя! Не барин, а просто Андрюша! Татьяна: Андрюшенька, соколик мой ясный! (Распахивает ему объятья. Андрей срывает с носа очки, сгребает Татьяну в охапку, и оба падают на кровать.)
Отправлено: 28.10.11 06:14. Заголовок: Кадр 45. Утро в цыга..
Кадр 45. Утро в цыганском таборе
Всё то же раннее утро. Морозная дымка. Никакого движения – табор еще спит. Только у одной из кибиток Модестыч, воровато оглядываясь, укладывает в телегу ворочающийся сверток и присыпает его соломой. Рада пересчитывает золотые монеты. Модестыч: (ворчит) Сколько червонцев у меня выманила, корыстная твоя душа! Рада: (пробует монету на зуб) Мы, цыгане, только золоту верим. Модестыч: А где же благородные господа, Анькины защитники? Рада: Благородным господам не до вашей Аньки. Один, который барон, все запасы вина в нашем таборе вылакал (кивает на ноги в сапогах, торчащие из-под соседней повозки), а князь у меня в кибитке спит. Модестыч: Вот дурак-то! Кабы я у такой крали под боком оказался, я б всю ночь глаз не сомкнул! Рада: А кто говорит, что он сомкнул? (поводит смоляной бровью) Только на рассвете угомонился… Модестыч: (понимающе хихикает) Ай да князь Михал Саныч! Ну-ну, желаю ему приятного пробуждения! (забирается на телегу и берет в руки вожжи) До свиданья, красавица! (машет Раде ручкой и уезжает) Седой: (выворачивает из-за кибитки) А ну-ка, покажи, чего у тебя там? Рада: (прячет руки за спину) Ничего! Седой: Чем ты тут тайком от меня промышляешь? (отбирает у нее золотые) Недурно ты разбогатела! А делиться? Рада: Я хотела, да ты сам… Седой: Не ври! Кабы я не заметил, все бы себе прикарманила! Ладно, на этот раз прощаю (прячет золотые в кошель, кошель убирает за пазуху), но потом – смотри! Отхожу по спине вожжами, месяц прилечь не сможешь – ни одна, ни со своим красавчиком! Рада: А как же моя доля? Я, чай, рисковала… и покупателя нашла тоже я! Отдавай мне половину! Седой: Да ты, небось, больше половины уже по карманам рассовала да под юбками… Лень в твоих тряпках рыться, а то бы повытряс из тебя еще кой-чего… Рада: Тебе всегда лень, а кусок кто добывать будет? Я и гадай, и пляши, и красавчиков соблазняй, а ты только на гитаре играешь да деньги, мною честно заработанные, в кабаке просаживаешь! Седой: Да разве тебе можно что-то поручить? Лошадь, и ту не смогла как следует покрасить – спина и ноги белые, а шея черная… Кто у меня такую купит?! Рада: Я ж не виновата, что краска кончилась! Седой: Краски я тебе давал ровно на одну лошадь! Куда остатки дела? Рада: Не нравится, так сам крась, а ко мне не прискребайся! Седой: (с угрозой) Хорошо! Но и ты, если еще хоть раз хоть копейку утаишь, не жалуйся! (показывает ей кулак и уходит) Рада: (фыркает) Напугал, аж поджилки трясутся! (вытаскивает из-за пазухи пачку ассигнаций и пересчитывает) Князь-то щедрее немца оказался – целых пятьсот рублей отвалил! Велел язык за зубами держать, только не сказал, чей. Я и держала – заткнула этой мамзели рот, чтоб не верещала. А ежели господа спросят, куда она подевалась, скажу, что в лес погулять пошла, да там и заблудилась… Пусть ищут! А с меня спрос маленький. (воровато оглянувшись, прячет ассигнации за пазуху) Вопль Михаила: Корф! Я тебя убью!!! (Из кибитки показывается взлохмаченная голова.) Михаил: (продолжая орать) Корф, скотина, почему ты меня не разбудил?! Рада: Тише, князь, кралю свою разбудишь (кивает на соседнюю кибитку) Михаил: (бушует на полтона ниже) Этот misérable обещал позвать меня, когда придет моя очередь караулить! Где он?! (замечает за колесами офицерские сапоги) Спит?! А кто же сторожит Анну?!.. Рада: Ничего с ней не случилось, седьмой сон, небось, досматривает… И далась тебе эта Анна, князь! Ночью ты про нее и не вспоминал. Михаил: (испуганно) Ночью? А… что было ночью? Рада: Забыл, князь? А говорил, что вовек меня не забудешь! Что таких, как я, ты раньше не встречал! Михаил: Ты хочешь сказать, что я… (вспоминает и густо краснеет) Рада: А и горячий же ты, князь! (игриво накручивает черный локон на пальчик) Мне до сих пор жарко… Михаил: Не знаю, какое затмение на меня нашло… (зачерпывает пригоршню снега и прикладывает к пылающим ушам) Рада: Чего ты расхныкался, будто тебя невинности лишили? Михаил: (краснеет еще пуще) Да нет, я давно не мальчик… И женщины у меня были… конечно, не так много, как у Корфа, тут мне за ним не угнаться, но все же… Рада: До чего же ты стеснительный, князь! (звонко хохочет) Михаил: Я не стеснительный… просто я никогда так сразу… прежде надо познакомиться поближе… потанцевать, на премьеру в оперу съездить… может, в парк прогуляться… Рада: И охота тебе на такую ерунду время тратить? Михаил: Это не ерунда… это – светские приличия! Рада: Глупый ты, князь! Что понравилось, сразу надо брать, пока другие из-под носа не увели! Михаил: (вздыхает) Бывало, что и уводили… Рада: Жаль мне тебя, красавчик! Сам брать не умеешь, значит, тебя кто-то возьмет. И ладно, если в хорошие руки попадешь, а если в такие, как у нее… (кивает на кибитку, в которой якобы спит Анна) добра не жди! (машет ему ручкой и уходит) Михаил: (провожает ее улыбкой) Хороша чертовка! (спохватившись) Господи, как же мне теперь Анне в глаза смотреть? Обещал сторожить, как верный пес, а сам… Это Корф во всем виноват! Нализался, бросил меня на произвол судьбы… Я его убью! (за ноги вытаскивает Владимира из-под повозки и трясет, пытаясь разбудить) Просыпайся, мерзавец! Владимир: (бормочет во сне) Ротмистр, ваша шестерка бита… Михаил: Вот тебе шестерка! (тумаками пытается привести его в чувство) И тройка, и семерка, и туз! Владимир: (приоткрыв один глаз) Что, черкесы наступают? Я сейчас… где мой пистолет? Михаил: Какие черкесы, идиот?! (макает его головой в сугроб) Владимир: (фыркая и отплевываясь) Отстаньте, я спать хочу… да что ж это… тьфу!.. снегом я еще не похмелялся… (продрав глаза) Репнин? Тебя ли вижу, милый друг? Михаил: Видишь? И то спасибо… А я уж подумал, что тебе все органы чувств разом отказали! Владимир: (ворчит) И что тебе неймется? Сам не спишь, другим не даешь… Михаил: Пока ты здесь дрых без задних ног, с Анной любая беда могла приключиться! Ее Модестыч мог украсть, пьяный цыган напугать… Владимир: Я к Аньке в караульщики не нанимался! (поискав в памяти) Да ты ж вчера сам вызвался ее сторожить! Михаил: Я?! Владимир: Ну да, ты! Я хотел еще у костерка погреться, а ты меня спать прогнал! Михаил: Я плохо помню, я… (краснеет) Владимир: (подозрительно) Где ж ты тогда ночевал? Неужто… у какой-нибудь цыганочки? Ха-ха-ха! Значит, порок одержал победу над добродетелью? Михаил: (шипит) Тише! Не дай Бог, Анна услышит… (опасливо косится на соседнюю кибитку) Неправильно поймет… Я не хочу, чтобы она считала меня ветрогоном! Владимир: И ты ради одного этого прервал мой драгоценный сон, чтобы поведать о своем грехопадении?! Михаил: Я прервал твой драгоценный сон, потому что пора ехать за исправником! Владимир: За исправником? Твоя romanichelle тебя обчистила? Михаил: Ты забыл, что мы собирались нанести визит княгине Марье Алексевне? Владимир: Марье Алексевне? (ощупывает щетину на подбородке) Не могу же я ехать к даме небритым! Я все-таки офицер, пусть и разжалованный (вытаскивает из-за голенища нож) Михаил: Осмелюсь напомнить, что это не визит вежливости… Владимир: Тем более! (покончив с бритьем, умывается снегом и причесывается пятерней) Ну вот, я готов! Михаил: (хмуро) Дай тогда и мне нож… Ты прав, по такому важному делу нельзя небритыми ехать.
Кадр 46. Усадьба Долгоруких
Посреди гостиной выстроилось все семейство Долгоруких, включая свежеиспеченного зятя, напротив – Владимир, Михаил и исправник. Андрей: (возмущенно жестикулируя) Мишель, Вольдемар, вы что - рехнулись?! Друзья называются! Ввалились в дом ни свет ни заря, исправника с собой притащили и несете полную чушь – будто бы моя маменька барона Корфа отравила! Забалуев: (все еще в конфетти и рожках) Да-да-да! Совершеннейшая нелепица! Исправник: Господа Корф и Репнин предъявили неопровержимые улики, а именно: дневник господина Забалуева, в котором тот подробно написал, как продал княгине Марье Алексевне смертельный яд, и на что она потом его употребила. Марья Алексевна: Дневник он вел! Ха-ха-ха! Склеротик старый! Забалуев: А каким таким образом, господа, интимные мои записки, для чужих глаз не предназначенные, попали к вам в руки? Владимир: По чистой случайности, дорогой Андрей Платоныч. Прогуливаемся мы как-то с другом по лесу, глядим – усадьба заброшенная: стекла выбиты, парадная дверь на одной петле болтается, а вокруг бродят бородатые оборванцы… Михаил: Решили сперва, что на разбойничье гнездо набрели, а при ближайшем рассмотрении оказалось… Андрей: (перебивает) Ступайте-ка, друзья, проспитесь! Разбойники им какие-то мерещатся… Нету у нас в округе заброшенных усадеб! Михаил: А вы бы наведались всем семейством к зятю в гости, поглядели на его житье-бытье… Или он вас к себе не приглашал? Забалуев: Не приглашал, потому как хозяйство мое временно в упадке прибывает… И что с того? Бедность – не порок! Лиза: Конечно, не порок! Вот, маменька, мужа вы мне какого славного нашли – и доброго, и умного, и правдивого, а вдобавок к прочим добродетелям еще и нищего! Марья Алексевна: (причитает) Прости меня, доченька, да разве ж могла я предположить, что этот мошенник окаянный так нас надует?! Забалуев: Может, я и мошенник, да только мелкий и безобидный! Я, в отличие от моей милой тёщеньки, векселей не подделываю! (Все ахают.) Михаил: Что, и доказательства имеются? Забалуев: А как же-с! Вот, извольте посмотреть, черновичок, на котором добрейшая Марья Алексеевна упражнялась в почерке покойного барона Корфа! (Достает из внутреннего кармана мятую бумагу, Марья Алексеевна пытается ее перехватить, но Михаил оказывается проворнее.) Марья Алексевна: (шипит на Забалуева) Попомните вы у меня эту подлость, милый зятек! Владимир: Я же говорил, что вексель подделан! Михаил: И вы, Андрей Платоныч, этому попустительствовали? Забалуев: За жизнь свою опасался, господа… как увидел расправу княгини над несчастным Иван Иванычем, так и стал опасаться… Владимир: Что вы видели? Забалуев: Видел, как Марья Алексевна уронила что-то в бокал вашего батюшки… Владимир: (хватает его за грудки) Видели – и промолчали? (Михаил с исправником оттаскивают его от Забалуева.) Андрей: Maman, неужели этот мерзавец говорит правду? Неужели вы… отравили барона Корфа?! Марья Алексевна: (взвизгивает) Да! Да, отравила! И еще бы тысячу раз отравила его, проклятого! Владимир: (скрежеща зубами) Об одном жалею – что убийцей старуха оказалась! Не то бы… Марья Алексевна: Кто старуха?! Я старуха?! Ах ты, щенок паршивый! Весь в отца, такой же негодяй! Надо было вас обоих тогда отравить! Лиза и Соня: (испуганно) Маменька… но почему?! Марья Алексевна: (оглядывается на дочерей) При них говорить не буду! Андрей: (выпроваживает Соню и Лизу за дверь) Теперь можно, maman… Марья Алексевна: Проверь, не подслушивают ли? (Андрей распахивает дверь и обнаруживает обеих сестер в недвусмысленных позах – приготовились подглядывать в замочную скважину.) Андрей: Ну, как вам не стыдно! Маменька же просила! (Лиза и Соня, надувшись, уходят.) Владимир: (садится в кресло, закинув ногу на ногу) Мы все – внимание, Марья Алексевна! Марья Алексевна: (собравшись с духом) Петр Михалыч мой по субботам ездил к барону Корфу в шахматы играть. Я ему в этом не препятствовала, наши семейства с незапамятных времен дружили, Иван Иваныч казался человеком добрым и порядочным… Владимир: (уточняет) Был, а не казался! Марья Алексевна: Да что ж вы меня перебиваете? Ничего больше не скажу! Владимир: (под грозными взглядами остальных) Молчу, молчу! Михаил: Продолжайте, Марья Алексевна! Марья Алексевна: Как-то зимой Петя срочно мне понадобился, и я, вместо того чтобы слугу за ним послать, сама к Корфам поехала… Только весь двор у них снегом завалило – не проехать, пришлось мне коляску за оградой оставить и пешком к дому идти. Вдруг слышу: визги, смех и будто бы голос моего Пети… Дверь какая-то распахивается, клубы пара – баня это была, и выскакивают оттуда девки голые, а с ними – вот срам-то! – один мужик, и ну скакать, как бесы, в сугробы нырять да хохотать! У меня ноженьки-то и отнялись, потому как признала я в этом мужике, которого девки в снегу валяли, своего Петрушу… Забалуев: Хе-хе, а Петр Михалыч-то, покойничек, шалунишкой был, оказывается! (Владимир истерически хохочет.) Михаил: Не понимаю, чего тут смешного? Владимир: (вытирая слезы) Представил себе, как Петр Михалыч нагишом в снегу кувыркался. Андрей: А я себе такого представить не могу! Чтобы наш отец… У него же одышка была, он за ворота без трости не выходил! Марья Алексевна: Это дома он с одышкой да с тросточкой, а с корфовскими девками козлом скакал! (плачет, сморкается в кружевной платочек) Долго я там столбом стояла, все опомниться не могла, а как вся эта шайка обратно в баню забилась, я бегом в дом, к Иван Иванычу – он в кабинете книжку читал, - да чуть не прибила его сгоряча. «Так вот в какие вы, - кричу, - шахматы играете!» Иван Иваныч насилу меня успокоил, к камину усадил, стакан бренди поднес, всё каялся да извинялся. «Простите вы его, дурака старого, - умолял меня, - бес его попутал, да и на меня ради дружбы нашей многолетней зла не держите. А я вам, Машенька, клянусь-божусь, что больше такого безобразия у себя не допущу и Петру закажу шалить, даже и в других местах». Поплакала я, поплакала, да и побрела домой потихонечку, по дороге всё про Петю своего думала, и так прикидывала, и этак… баня с девками – мерзость, конечно, да ведь только по субботам, а во все остальные дни муженек исправно хозяйством занимался, мне и детям внимание, подарки... Может, и простила бы я его, да только когда обратно мимо бани той проклятой проходила, вижу: выскочила откуда-то из темноты женщина, не хуже меня одетая, и давай в дверь барабанить, кричать: «Отпирай, Петька, развратник, бесстыдник, опять за старое взялся?! Ни на день тебя, козла старого, без присмотру оставить нельзя! Ужо я остатки волос с башки твоей плешивой повыдергиваю!» Дверь тут отворяется, девки в разные стороны брызнули, а Петруша мой, в одних подштанниках, грохнулся перед этой ведьмой на колени и запричитал: «Прости меня, Марфушенька, душенька, виноват, давно тебя не видел, вот и оскоромился!» Андрей: Какая еще Марфушенька? Владимир: Была у моего отца такая крепостная. Он ей несколько лет назад вольную дал и в город отправил - от греха, сказал, подальше… Я еще подумал, от какого такого греха? Забалуев: Выходит, князь Петр Михалыч не только супруге своей законной верность хранить не мог, но даже и полюбовнице? Марья Алексевна: (со злыми слезами) Это у меня, у меня в ногах он должен был валяться, прощения вымаливать, а не у девки этой дворовой! Зашлось мое сердечко тогда от лютой ненависти, и поклялась я обидчикам моим жестоко отомстить! Владимир: (в бешенстве) Вот и мстили бы супругу своему похотливому, отца-то моего зачем надо было травить?! Марья Алексевна: А затем, что он все мерзости друга-приятеля своего поощрял и покрывал, а, значит, он во сто крат хуже! (удовлетворенно) Но вот и отлились им мои горючие слезоньки: Петрушу, должно быть, черви уже съели, а теперь и Корфа съедят! Душа моя успокоилась, больше мне сказать нечего. (Воцаряется мертвая тишина.) Исправник: (нерешительно) Я глубоко сожалею, поверьте… но вам, Марья Алексевна, придется поехать со мной. Андрей: Вы забираете мою мать в тюрьму? Исправник: (сокрушенно разводит руками) Мне очень жаль, князь… Но закон есть закон. Ваша матушка призналась в убийстве барона Корфа… Марья Алексевна: Могу я одеться и взять кое-какие вещи? Исправник: Да-да, разумеется, конечно… (Марья Алексевна выходит из комнаты.) Михаил: Кто бы мог подумать! Андрей: Бедная maman! Что ей довелось пережить! Забалуев: (вытаскивает из вазы с фруктами грушу и вгрызается в сочную мякоть) Какие страсти кипят в нашем тихом уезде! (доедает грушу и ковыряет ее черенком в зубах) Михаил: (глядит в окно) Чья-то бричка поехала со двора… Уж не ваша ли, господин исправник? Исправник: (подскакивает к окну) Моя! А правит кто? Да ведь это княгиня Марья Алексевна! Владимир: Что-о-о?!.. Убийца моего отца сбежала?! (вышибает окно и вместе с рамой вываливается во двор) Стой! Стой!!! (палит в воздух из пистолета) (Михаил хочет выпрыгнуть следом, но Андрей ловит его за полы сюртука.) Андрей: Вы хотите устроить охоту на несчастную запуганную женщину?! Хватали бы лучше моего зятька, это он маменьке яд продал и вексель помогал подделывать! (Забалуев на цыпочках крадется к двери, но Михаил догоняет его и ловит за шиворот.) Михаил: Далеко ли собрались, Андрей Платоныч? (щелкает его пальцем по рожкам) Господин исправник, приглядите за нашим не в меру прытким предводителем! А я все-таки должен разыскать Владимира: у него с собой пистолет, как бы он ненароком княгиню не пристрелил. Андрей: Я с тобой! (Убегают оба, исправник уводит вяло сопротивляющегося Забалуева. )
Хотелось придать живости сериальной бледной моли, за что при первой публикации получила изрядно пинков от ее поклонниц.
Было, было :-) Кроме шуток - как-то здесь Анна (и, соответственно, пара) совсем непрезентабельная получилась, похуже, чем потом в пору переключения твоих интересов. Ну и Рада с Никитой :-(
Отправлено: 28.10.11 11:10. Заголовок: Рада в сериале, не и..
Рада в сериале, не испытывая к Анне никакой симпатии и ревнуя к ней Репнина, тем не менее добросовестно и с фантазией помогала ей прятаться - была человеком подлинно великодушным. В "Параллельном" она продала Анну Модыстычу, отлично зная, что ждёт ничего плохого ей не сделавшую девушку. Антипод.
Никита в сериале Модестыча не боялся ни холопом, ни вольным. У тебя боится даже став вольным.
Никита в сериале Модестыча не боялся ни холопом, ни вольным. У тебя боится даже став вольным.
Ничего себе боялся, а как Модестыча пару раз чуть не убил - один раз вилами, другой кочергой? Что до Рады и Нюрца - авторская трактовка, не люблю зануд :)
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 76
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
