Отправлено: 30.10.09 01:32. Заголовок: "Острый край" - 2

Название: Острый край
Жанр: Немного драма, немного авантюра и приключения, немного мелодрама. Продолжение БН, время и место действия без изменений.
Герои: Михаил, Владимир, Лиза, Анна, Александр и другие. Пейринги традиционные.
Авторское примечание: Фик задумывался в основном о мужской дружбе, потому Владимир-Михаил главные действующие лица. Но любовь и о, ужас, даже розовые сопли пристуствуют.
Фик в процессе написания, если он покажется читателям интересен - выложу продолжение.



Начало<\/u><\/a>

 Отправлено: 25.12.09 10:42. Заголовок: Царапка пишет: Мне ..

Царапка пишет:

цитата:

Мне кажется, у них тандем

Да уж ладно, Вовчик ради Миши не особенно шевелился, один раз на Кавказ ехать собирался, да и то потому что с Нюшкой поссорился, а так бы фиг)) Вообще Корф свинтус неблагодарный, так уж если по совести говорить))

Gata пишет:

цитата:

Это авторитетный исторический источник

Нестареющая классика

 Отправлено: 25.12.09 11:39. Заголовок: Справедливости ради,..

Справедливости ради, в дуэль Мишеля втравил Алекс. Владимир же - Андрея, причём Андрей ни капли не пострадал за это дело :)))

 Отправлено: 25.12.09 23:11. Заголовок: Царапка пишет: Спра..

Царапка пишет:

цитата:

Справедливости ради, в дуэль Мишеля втравил Алекс.

Ну если б не Алекс втравил бы Вова. Мише посчастливилось быть другом обоих

 Отправлено: 27.01.10 17:09. Заголовок: Falchi, ваш рассказ ..

Falchi, ваш рассказ мне с первых строк показался очень интересным. К сожалению, сразу всё прочитать не могу, потому что очень много, но я скопировала, распечатаю и почитаю.

 Отправлено: 27.01.10 20:21. Заголовок: Тоффи, спасибо больш..

Тоффи, спасибо большое за отзыв, мне приятно, что вам нравится.
Насчет распечатки - там 90 страниц, кажется... много, я бы бумаги пожалела

 Отправлено: 19.02.10 10:42. Заголовок: – Мигрень, - негромк..

– Мигрень, - негромко констатировал врач, отходя от постели, - А что вы хотели? Так себя изводить, конечно, не только голова разболится.
Анна устало провела руками по вискам и опустилась на подушку:
– Дайте какие-нибудь пилюли, пожалуйста, сил нет терпеть, - простонала она.
– Вам сударыня, прежде всего, успокоиться надо. Когда нервы в порядке, то и голова не болит. Я вашей кухарке сказал, какие травы заварить, она вам отвар приготовит успокоительный. Поспите, отдохнете, но, главное, перестаньте себя мучить. Пустые терзанья до добра не доводят.
– Я всё сделаю, барин, не беспокойтесь, - отозвалась стоящая рядом Варвара, - Главное чтоб Аннушка выпила, а то она любит в последнее время над собой измываться. Смотреть страшно.
Доктор покачал головой и, провожаемый причитающей кухаркой, покинул спальню. Анна посмотрела ему вслед безразличным взглядом и натянула одеяло до подбородка.
– Варя, а Миша не приехал ещё? – спросила она.
– Нет, не приехал. Давеча у Лизаветы Петровны узнавала, говорят, в дороге пока. Да и если бы вернулся, неужто не зашел бы к тебе?
– А вдруг он узнал что-нибудь ужасное и не хочет меня расстраивать? Его так долго нет.
– Так, чай не на прогулку поехал, дела у него важные. Как вернется, всё расскажет, - заверила Анну кухарка, - Уж про Владимира Ивановича он точно не забудет.
– Знаешь, Варенька, иногда мне кажется, я сама виновата во всём, что произошло, - задумчиво произнесла баронесса, - Я ведь не ценила нашу с Владимиром любовь, так как должно и вот, видишь, Господь наказал меня.
– Ну что ты городишь такое? – возмущенно воскликнула Варвара, - Ты, я погляжу, с горя совсем умом тронулась. Какие вы счастливые с Владимиром Ивановичем были, глаза у обоих от любви горели, и говоришь – не ценила.
– Владимир окружил меня заботой, всё время баловал, и я привыкла к тому, что так должно быть всегда, позабыла, как долго мы шли к нашему счастью, как трудно оно нам далось и что если его не беречь, оно в любой момент может рассыпаться.
– Кто ж тут знать-то мог? – вздохнула кухарка, - А счастьем наслаждаться надо, а не каждую минуту думать и страдать: ах, не упустить бы, ах не рассыпалось бы. Тем, кто любит, никакие преграды не страшны. Бог он всё видит и больше чем ты сможешь пережить, не пошлет. Так что перестань слезы лить понапрасну и запасись терпеньем.
Анна не ответила, грустно глядя перед собой. Она и вправду позабыла о том, каким тяжелым был их с Владимиром путь, как много пришлось пережить и перенести. Даже после свадьбы всё складывалось совсем не так гладко, неожиданно семейная жизнь приготовила свои сюрпризы.
Только-только закончился медовый месяц и потихоньку быт вступал в свои права, как Анна вдруг стала понимать: что-то идет не так. Владимир был постоянно рядом, как всегда даря ей тепло и нежность и, казалось, о чем ещё можно мечтать, но она неизменно ощущала как между ней и мужем неизвестно откуда вырастает невидимая преграда, отдаляющая их друг от друга. Она всё чаще стала замечать его напряженность, словно он постоянно боялся что-то сделать не так, будто ходил по острому лезвию ножа, опасаясь оступиться, и тоже начинала бояться вместе с ним. Её пугала его замкнутость, но сама, будучи не слишком откровенной, она не хотела и не знала, как лучше спросить у него о том, что происходит, отчего напряжение продолжало расти как снежный ком. Однажды, она всё же решилась и спросила осторожно: «Владимир, а ты случайно, не жалеешь, что женился на мне?» Барон с удивлением взглянул на нее: «Ну, конечно же нет, откуда такие мысли?». Анна увидела плескавшийся в его глазах страх и неуверенность и тут же прикусила язык: «Просто мне показалось… а, впрочем, не важно». «Главное, чтобы ты ни о чем не жалела», - тихо ответил Корф, прижимая жену к себе. И эти испуганные объятия насторожили и расстроили её еще больше.
В один из осенних дней они гостили в Двугорском, и Анне вдруг захотелось побродить по помещеньям старого театра, в котором она когда-то играла на радость дядюшке и его гостям. В сопровождении служанки она пробралась в одну из комнат, похожих на чулан, доверху забитую костюмами к разным спектаклям.
«Барыня, поглядите, красота-то какая! – восторгалась горничная, разглядывая расшитые золотистыми нитями одежды, - Такие вещи чудесные без дела валяются, даже жалость берет».
«Хочешь, возьми себе что-нибудь, - предложила Анна, - Правда, не знаю, можно ли их носить в повседневной жизни. Ой, смотри, - баронесса вытащила из кучи цветастых тряпок шелковое платье, украшенное парчовыми вставками, - В нём я играла Джульетту, Иван Иванович очень любил этот спектакль… А вот платья для Офелии, тоже очень красивое».
«И, правда, барыня, загляденье. Жаль, что сцена заброшена, я бы посмотрела, как в спектаклях играют, ни разу не доводилось».
«Владимир Иванович в отличие от своего отца не очень жалует театр, так что боюсь, как прежде здесь уже ничего не будет».
«Анна Петровна, выйдите-ка на минутку, - услышали они голос самого Владимира, мелькнувшего в дверях кладовки, - Мне надо кое-что вам сказать».
«Да?» - подошла Анна к мужу.
«Ты что там делаешь?» - спросил он.
«Ничего особенного, просто разглядываю старые вещи, в которых я когда-то выступала на сцене».
«Видимо, очень старые, - усмехнулся барон, снимая с её волос застрявшую в них паутинку, - Я зашел сказать, что уеду ненадолго, мне нужно к исправнику по делам. К ужину вернусь».
«Хорошо, я буду тебя ждать, не задерживайся».
«Постараюсь», - Владимир поцеловал жену в лоб и ушел, а Анна вернулась к разбирающей вещи служанке.
Они еще долго смотрели любопытные безделушки, благо за годы нарядов накопилось очень много, и Анна уже собиралась вернуться в гостиную и приказать накрывать ужин, как вдруг крепостная, что-то найдя в одном из сундуков, её окликнула:
«Ой, барыня, поглядите что это? Срам-то какой, неужто на себя такое одеть можно?»
Баронесса обернулась и неприятный холодок тут же пробежал по её спине. В руках служанки она увидела несколько пестрых лоскутков дорогой ткани, в которых с первого взгляда узнала костюм Соломеи, однажды принесший ей столько страданий и унижений.
«Даша, отдай мне его, пожалуйста, - она постаралась придать голосу уверенность, - Я помню этот наряд, он нужен для одного танца, но у нас его почти никогда не ставили».
Пряча от возможных любопытных глаз костюм, Анна бегом поднялась в спальню и бросила его на постель. Сердечко часто забилось и готово было вот-вот выпрыгнуть из груди, как загнанный заяц, баронесса неотрывно смотрела на костюм, путаясь в захлестнувших эмоциях и чувствах, но постепенно стала успокаиваться, ощущая, как волнение отступает. Некогда невыносимые, пропитанные горечью воспоминания потеряли для неё прежнее значение. Теперь, преодолев первый порыв, баронесса совсем ничего не чувствовала, кроме усталого разочарования, какое возникает от надоевших и казавшихся прежде важных вещей. Сама удивившись сделанному открытью, она продолжала разглядывать блестящую ткань, дабы убедиться, что она не ошиблась - как бы близко она не подпускала к себе минувшее, оно неспособно ей навредить. Анна сама себе улыбнулась и готова была уже унести наряд в старый сундук кладовки, где ему и было самое место, но только-только она нагнулась над кроватью, как в спальне с легкими скрипом приоткрылась дверь.
«Это что такое?» – тут же услышала она за спиной тихий голос мужа; Анна вздрогнула от неожиданности и обернулась. Владимир стоял в паре шагов от неё, наверное, он только что вернулся из города. Сапоги заляпаны дорожной грязью, поднятый ворот пальто, в руке хлыст для верховой езды. Похоже, барон прямо из седла помчался в комнату к супруге, чтобы поскорее поприветствовать её, но вместо этого замер посреди спальни и пристально смотрел на разбросанные по постели цветные лоскутки. На секунду Анне показалось, что перед ней словно ниоткуда возник грозный незнакомец: столько пугающе зловещего таилось в его высокой статной фигуре. Серые глаза барона были холодны, между бровей залегла неровная складка, а губы сжались в тонкую ниточку. Анна вздрогнула и непроизвольно отступила от него, где-то глубоко внутри шевельнулся позабытый образ прежнего Корфа, который давно уже казался ей умершим и похороненным призраком далекого прошлого.
«Я спрашиваю, что это? – так же тихо повторил Владимир, в голосе отчетливо послышались стальные нотки. – Зачем ты принесла сюда эти тряпки?»
«Я нашла наряд, когда разбирала старые вещи», - пролепетала в ответ Анна, растерявшись под сверлящим взором мужа.
«Его давно надо было выкинуть, - грубо оборвал её барон и протянул руку к костюму, - Дай сюда!»
Повелительный тон Владимира неожиданно подействовал на Анну: к горлу подступил комок возмущения и обиды. Он не имел право так разговаривать с ней, приказывать и распоряжаться как простой служанкой. Баронесса не стала молчать:
«Зачем он тебе?» – спросила Анна, собирая с покрывала одежду Соломеи и прижимая её к груди.
Владимир, сразу же заметив её жест, сильно побледнел:
«Я сказал, дай сюда», - крикнул он неожиданно и, выхватив из рук жены наряд, быстро швырнул его в полыхавший в камине огонь.
«Что ты наделал? – Анна в отчаянье прижала ладони к вискам, наблюдая за тем, как безжалостные языки пламени с треском пожирают пестрые обрывки ткани, превращая их в бесформенную груду пепла, - Ведь это наше прошлое!»
«К чёрту такое прошлое, - на скулах Корфа заиграли желваки, - Я не понимаю, ты издеваешься надо мной? Я столько усилий приложил, чтобы навсегда вычеркнуть тот кошмар из нашей жизни, а ты приносишь к нам в спальню эту дрянь и утверждаешь, что таково наше прошлое. Я, по-твоему, радоваться должен?»
«Ты всё не так понял, - попыталась успокоить его Анна, видя, что муж начинает приходить в бешенство, - Я совершенно случайно обнаружила костюм в старом сундуке, и мне захотелось понять, какие чувства я испытываю, когда вижу его. И я уверилась, что ни он, ни всё, что с ним связано, не имеет для меня никакого значения. Прошлое давно отступило, глупо ссориться из-за него теперь».
«Замечательно, - рот Владимира скривился в усмешке, - А какие ещё предметы из минувшего вы разглядываете на досуге? Дуэльный пистолет, из которого вы однажды неудачно пытались меня застрелить? Или, может, розу, подаренную Михаилом? Вероятно, теперь она превратилась в гербарий, но зато сколько воспоминаний!» «Перестань говорить всякий вздор! – теперь уже рассердилась Анна, в свою очередь ощутив болезненный укол давних обид, - Я не понимаю, почему тебя это задело. Неужели бесполезные старые вещи из прошлого способны так сильно тебя разозлить?» «Я полагал, мы поставили точку в истории, принесшей обоим столько боли, - медленно проговорил Корф, чеканя каждое слово, - К чему нам вновь её поднимать?»
«Мне тоже казалось, что в ней всё предельно ясно. Но я ошибалась, оказывается ты, а не я не можешь о ней забыть, если тебе невыносимо смотреть на какой-то глупый костюм. Ты не считаешь, что нам нужно объясниться?»
Барон тяжело выдохнул, лицо его всё больше начинало походить на непроницаемую маску:
«Мои объяснения вы уже слышали, - холодно ответил он, - Повторять их я не намерен и наблюдать в своей спальне этот, как вы выразились, глупый костюм тоже».
«И ты думаешь, спалив его в огне, ты сожжешь вместе с ним все мучающие тебя воспоминания? Справишься со всем, что тебя гложет?».
«Я не хочу говорить об этом», - упрямо процедил сквозь зубы Корф и опустил голову, стараясь не встречаться взглядом с женой.
«Владимир, - продолжала настаивать Анна, - Я давно собиралась тебе сказать, я прекрасно вижу, что наши отношения складываются совсем не так гладко, как мы о том мечтали. Есть какое-то препятствие, которое нам мешает и я теперь понимаю, в чём дело. Костюм Соломеи открыл мне глаза – тебе не дает покоя прошлое, оно не отпускает тебя и из-за этого между нами появляется какая-то пропасть, мы перестаем понимать друг друга. Ты чего-то боишься и потому отгораживаешься и прячешься от меня, ты мне не доверяешь».
Лицо Владимира потемнело:
«О чем ты говоришь, Анна? – спросил он, тут же сорвав с себя маску ледяной надменности, под которой только что старательно прятался, стремясь покончить с неприятным разговором, - Какая пропасть, какое недоверие? Я никогда и не с кем не был более искренним чем с тобой. В чём ты меня обвиняешь, что я опять сделал не так?»
«Ты нежный, чуткий, ласковый, ты окружил меня заботой, я не сомневаюсь в тебе, но сердце мне подсказывает, на душе у тебя тревожно. Мы не будем счастливы, пока не разберемся с этим, не покончим с прошлым навсегда.
Владимир усмехнулся:
«У меня какое-то странное ощущение дежавю. Мне кажется, нечто подобное у нас уже было. Вероятно, сейчас вы начнете сравнивать меня с каменной стеной? А я должен буду перед вами оправдываться и клясться в неземной любви. Только, по-моему, кого-то не хватает… Ну, конечно, уже пора появиться вашему батюшке, - Владимир огляделся по сторонам, - Где же вы, Пётр Михайлович? Такую сцену пропустите. Самое время хвататься за сердце!
«Ты можешь сколько угодно паясничать, пытаясь уйти от правды. Но всё равно ничего не изменится, если ты не справишься с собой».
«Не с собой, а с плодами вашей фантазии, - сухо ответил Корф, с трудом сдерживая гнев, - Я погляжу, нежность и забота вам наскучили? Вероятно, вам больше по душе ненависть? Может оттого, вы принесли сюда костюм Соломеи, захотелось вспомнить былое?
Анна вздрогнула от его слов:
«Зачем ты обижаешь меня? Я всего лишь хочу, чтобы мы были счастливы».
«А так ты несчастлива, - выкрикнул Владимир, окончательно теряя над собой контроль, - Я по кусочкам собирал нашу нынешнюю жизнь, на коленях вымаливал у тебя прощение, делал все, чтобы каждый твой день был похож на сказку, гнал прочь любую мелочь, которая могла бы напомнить тебе о перенесенных унижениях. Я хотел навсегда перевернуть горькую страницу прошлого и начать отношения заново. А ты собираешься всё разрушить в одну секунду. Кому из нас двоих дороже наша любовь?»
«Твоя любовь пропитана чувством вины, - выпалила Анна, - И ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что я этого не вижу. Ты балуешь меня как ребенка, даришь платья и драгоценности, выполняешь любой каприз, но откуда мне знать, что твоя забота не вызвана одним лишь желанием исправить ошибки прошлого? Зачем мне нужны новые наряды и бриллианты, когда у меня нет главного – доверия и понимания собственного мужа!»
Выброшенные как вулканом лава слова повисли в воздухе. Владимир выпрямился во весь рост, и Анне показалось, что он тут же стал в два раза выше. Барон приблизился к ней на шаг, вслед за ним по стене промелькнула его длинная черная тень. Потом Анна отчетливо услышала, как в воцарившейся тишине хрустнула рукоятка хлыста, которую Корф до сих пор сжимал в руке.
«Вот как ты заговорила? – спросил он, и от его тона кровь застыла в жилах, - Значит, ты считаешь, я покупаю твою любовь за безделушки? – Владимир кивнул головой в сторону зеркального комода, заваленного дорогими украшениями, - Я восхищен тем, как глубоко ты ценишь мои чувства. Да ты и вправду прирожденная актриса, раз с таким изощренным мастерством всё это время притворялась довольной и счастливой, - он вплотную подошел к ней и наклонился к её лицу, обжигая тяжелым дыханием, - Что еще тебе не хватает для счастья, любовь моя? Что я должен для тебя сделать? До каких пор ты будешь мучить меня?»
Анна отвернула голову, не в силах выдержать его испепеляющего взора, и, потеряв равновесие, упала на кровать. Владимир продолжал смотреть на неё сверху вниз, ожидая ответа, а она слишком поздно поняв, что переступила грань, молчала и испуганно глядела в его перекошенное от злости лицо.
«Владимир, - прошептала она, - Перестань, прошу, я… я боюсь тебя таким…»
«Боишься? – его голос больше походил на звериный рык, - Так ты меня ещё и боишься?»
Барон резко дернул плечом, Анна тут же отшатнулась, закрыв лицо руками, будто так она могла спрятаться от его гнева. Владимир нервно сглотнул - её съежившаяся, словно ожидающая оплеухи фигурка вывела его ещё больше и, не зная, куда излить ярость, он что было силы ударил кулаком по стоявшей на столе вазе, тут же рассыпавшейся по полу грудой сверкающих осколков. Анна вскрикнула и пуще прежнего вжалась в кровать, моля небеса только о том, чтобы этот кошмар поскорее закончился, а он стоял посреди комнаты, сжимая кулаки в бессильной злобе:
«Черт возьми!», - полушепотом выругался Владимир и кинулся к двери, силой дернув на себя медную ручку.
В проеме возник силуэт служанки, вероятно, собиравшейся доложить господам, что ужин готов, но, увидев перед собой грозного барона, горничная тут же лишилась дара речи и застыла на месте.
«Уйди с дороги!» – рявкнул Владимир, вылетая из комнаты и едва не сбивая её с ног.
Дарья, придя в себя после секундного оцепенения, ловко отскочила в сторону, но стоило хозяину скрыться из виду, как она сразу же подбежала к сгорбившейся и безудержно рыдавшей на постели баронессе:
«Анна Петровна, голубушка, - служанка присела перед ней на корточки, - Что с вами, что? Плохо? Воды принести?»
Анна отрицательно покачала головой и подняла на неё заплаканные глаза:
«Куда он пошел, Даша? – спросила баронесса, глотая слезы, - Посмотри, прошу».
«Так кто ж знает, куда? Вон, слышите топот копыт, уехал, стало быть, - горничная выглянула в окно, - Ну так и есть. Ускакал прочь со двора, только пыль столбом».
«Господи, Господи, - всхлипнула Анна, - Он же в таком состоянии может что угодно натворить!»
«Не печальтесь, барыня, - пыталась утешить её служанка, - Разве вы Владимира Ивановича не знаете? Посерчает немного и успокоится, он, слава Богу, отходчивый, долго зла не держит».
«Нет, Дашенька, я его так обидела, так обидела, - баронесса прижала ладони к мокрым щекам, - Он никогда в жизни меня не простит».
Горничная убрала осколки, заварила хозяйке успокаивающий чай, но Анна к нему так и не притронулась, продолжая сидеть в одной позе на кровати и неотрывно разглядывать узоры на пушистом ковре у себя под ногами. Шли минуты, часы, а Владимира всё не было. На улице давно стемнело, осенний ветер свистел в трубах и гулко бился о стекла, нагнетая удушающую тоску. В голове баронессы одна за другой просыпались тревожные мысли и, не преставая ругать себя за глупость, она прислушивалась к каждому шороху, вздрагивая от малейшего движения на улице. Время уже перевалило за полночь, но Анна так и не пошевелилась, сидела вытянувшись струной и комкала в руках мокрый от слез платок. «Поскорее бы вернулся, поскорее бы вернулся» - рефреном звучало в отяжелевших от неподвижного сидения висках.
Было около четырех часов утра, когда ей почудилось, что снаружи хлопнула калитка. Анна подняла голову и насторожилась. Дыхание сбилось от волнения, сердце жило само по себе и стучало где-то в области шеи, так что она боялась его проглотить, пальцы ещё крепче вцепились в ткань изрядно потрепанного платка. На лестнице послышались шаги, затем дверь в спальню осторожно приоткрылась. В отблеске свеч, горевших на комоде, она увидела Владимира, нерешительно замершего на пороге. Казалось, за несколько часов он похудел и осунулся, в волосах блестели капли дождя, осыпающиеся на воротник распахнутого пальто серебристыми гроздьями. Больше всего на свете Анне хотелось кинуться ему на шею и возблагодарить небеса за то, что он вернулся, но тело не слушалось воззваний сердца, и она продолжала оставаться на месте безмолвной каменной статуей.
«Аня, - севшим голосом проговорил Владимир, приблизившись к жене, - Анечка!», - и тут же как подкошенный рухнул перед ней на колени и принялся покрывать жаркими поцелуями безвольно опущенные руки, - Прости меня, прости…»
«Слава Богу, с тобой всё в порядке, - прошептала Анна, проводя ладонью по его густым влажным от дождя волосам, - Я волновалась».
«Прости, - повторил Владимир, глядя на неё полной мольбы глазами, - Я опять причинил тебе боль».
«Нельзя же так, Володя, - начала было баронесса, но вдруг замолчала, увидев на его щеке огромный лиловый синяк, как раз в том месте, где, когда он улыбался, образовывались игривые ямочки, - Что это?»– с испугом спросил Анна, осторожно дотронувшись припухшей скулы.
«В трактире подрался», - коротко ответил Владимир.
«О Господи, - покачала головой баронесса, - Вставай, нужно скорее приложить что-нибудь холодное».
«Забудь, само пройдет,- Корф вновь коснулся губами её руки, - Скажи, ты простишь меня?»
«Мне не за что тебя прощать, вставай, пожалуйста, - она всё же вынудила его подняться с колен, - Это я должна просить прощения, за те слова, которые не имела права говорить».
Владимир удивленно посмотрел на неё и попытался что-то ответить, но Анна прервала его:
«Я не желаю ничего слушать, пока не обработаю твой синяк», - строго проговорила она и, не внимая возражениям, тут же быстро спустилась на кухню за холодным компрессом и чудодейственной Варвариной мазью.
«Ты как мальчишка, Володя, - с укоризной отчитывала его баронесса, смачивая ушиб пропитанной лекарством ватой, - Сбегаешь из дома, дерешься. Я виновата перед тобой, но разве же это способ решать проблемы?»
«Ты виновата? – грустно переспросил Владимир, морщась от неприятных ощущений в скуле, - В чем ты можешь быть виновата?»
«Я много думала после нашей ссоры, старалась понять, почему так произошло и мы не смогли поговорить спокойно, - она взяла его руки в свои и заглянула в глаза, - Пожалуйста, давай сделаем это сейчас, нам обоим сразу станет легче. Расскажем то, о чем молчали долгое время, стыдились, боялись или старались забыть. Мы любим друг друга, но живем как на вулкане, потому что опасаемся любого неосторожного слова или жеста, которые могли бы напомнить нам о прошлом. Но я устала пугаться теней минувшего и не хочу, чтобы мы становились его рабами только потому, что нам не хватило духу однажды поговорить начистоту. Пусть это больно и неприятно, но лучше один раз всё выяснить, чем потом постоянно обходить подводные камни».
Барон вздохнул и слегка покачал головой:
«Ты права, - тихо ответил он, - Прошлое по-прежнему стоит между нами… Я вышел из себя, когда увидел в твоих руках костюм Соломеи, я сразу вспомнил тот вечер, то как унизил тебя, твои слезы по Михаилу, собственную злость и отчаянье. Я ужасно испугался, что ты тоже всё вспомнишь и то хрупкое счастье, которые мы с таким трудом создавали, разрушится в одну минуту. Мне хотелось навсегда вырвать старую боль из нашей памяти, уничтожить её без остатка, но я понимал: так не бывает. И злился еще больше… Я очень боюсь, что ты никогда не сможешь простить меня до конца».
«Я давно простила, потому что смогла понять, за что ты так обошелся со мной. Дело ведь не во мне. Ты не можешь простить сам себя, - Владимир не ответил, - Но, подумай, какой толк в твоих терзаниях? Помнишь, ты говорил однажды, что мы не сможем позабыть тот вечер? Да, так и есть, но теперь после всего, что пережили, мы обязаны смотреть на те события иначе – как на прошлое, неспособное повлиять на будущее… Расскажи мне всё, - вновь попросила она, - От начала до конца: все свои чувства, мысли, переживания. А потом расскажу я, и мы, наконец, сможем покончить с обидами и недомолвками навсегда».
«Хорошо, - согласился Владимир глядя куда-то поверх её головы, - Сначала так сначала, - он приобнял жену за плечи, прижал к себе, словно черпая силы в её близости, - Видишь ли, когда я был ещё ребенком, меня сильно баловали – сначала мать, потом тетка, я никогда не в чём не нуждался и постоянно находился в центре внимания. Только отец всегда был со мной сдержан и строг, считал, что лишний раз приласкать мальчишку ему же во вред, но я всё равно очень любил его. Я восхищался им, он был для меня эталоном справедливости, чести, достоинства, я очень хотел быть на него похожим. Потом мама умерла, тетка сошла с ума, а отец погрузился в себя, убитый горем. Я словно перестал для него существовать и впервые в жизни почувствовал настоящее одиночество, мне казалось, я в целом свете никому не нужен, - барон еле заметно усмехнулся, - А вот ты совсем другое дело. Ты стала для моего отца настоящим подарком судьбы, отдушиной, ты смогла помочь ему справиться с болью утраты. Он окружил тебя таким вниманием, восхищался, баловал, целыми днями только и говорил о тебе – какая ты замечательная, умная, красивая… Мне он никогда такого не говорил. В первые дни, когда ты только появилась в нашем доме, я был поражен твоей хрупкостью, нежностью, ты была как цветок, который хотелось оберегать, но потом, - в голосе барона вдруг вновь зазвучала сталь, - ты отняла любовь моего отца, забрала, то, что тебе не принадлежало, то на что ты не имела права».
«Владимир… - испуганно прошептала Анна, вздрагивая от его тона.
Но Корф тут же улыбнулся и нежно погладил её по волосам:
«Я тогда так думал, - уже спокойно произнес он, - Я не понимал, почему ты в одну секунду, не прикладывая никаких усилий, получила то, что мне не удавалось добиться столько времени. Я считал тебя коварной притворщицей, обманувшей моего отца. Я мучился от ревности, боли, одиночества. Но, впрочем, ты всё это знаешь».
«Я не думала, что ты так страдаешь. Ведь Иван Иванович очень любил тебя, и я полагала, ты это знаешь».
«Сейчас знаю, то тогда я был ребенком и не мог догадаться о его истинных чувствах. Мне нужно было, чтобы он хотя бы иногда говорил, что любит меня. Но он предпочитал молчать. Даже когда я уехал учиться в кадетский корпус, мне казалось, он только радовался, что может поскорее от меня избавиться. Сначала я очень старался – хорошо учился, примерно вел себя, хотел, чтобы отец мной гордился. Но моих успехов он почти не замечал, зато стоило мне чуть-чуть оступиться, как он тут же напоминал мне, что я порочу его честное имя. Даже в Петербург он приезжал не для того чтобы проведать меня, а чтобы порадовать свою прелестную воспитанницу… Тогда я решил, что пусть все горит синим пламенем, стал ужасно себя вести, срывал уроки, доставлял неприятности всему корпусу, это вообще чудо, что меня оттуда не выгнали. Наверное, я хоть так пытался привлечь внимание отца. И всё же несмотря ни на что, я по-прежнему очень любил его и волновался за него.
Однажды, с ним случился приступ, я испугался, что это из-за меня, пробрался ночью в кабинет учителя и исправил все свои дурные оценки, чтобы, когда отец увидит ведомость ему, не дай бог не стало хуже. Ох, помню, и досталось нам с Мишей, когда всё вскрылось. Но я зря старался, отцу по-прежнему было наплевать».
«С Мишей? – не смогла скрыть удивлением Анна, - Ты ещё и Мишу втянул в свои выходки?»
«Конечно, - кивнул головой барон, - Мы с Мишей были главные оторвы корпуса. Вообще я очень ему благодарен за то, что он всегда находился рядом. Мне трудно было сходится с людьми, и врагов я наживал легче, чем обзаводился друзьями, а с Мишей как-то само собой получилось. Не знаю, что бы я без него делал, наверное, озверел бы окончательно.
«Но Миша всегда был таким спокойным и рассудительным, неужели он тоже участвовал в твоих проделках?»
«Сначала он был очень послушным и примерным мальчиком, - барон хитро улыбнулся, - Но потом он познакомился со мной и я показал ему вкус к жизни. Нам было невероятно весело. Помню, был у нас такой воспитатель-немец, злющий как черт, очень уж нас с Репниным невзлюбил, впрочем, мы платили ему тем же. О, как же мы над ним издевались! - Владимир ностальгически поднял глаза к потолку, - Однажды, когда он в очередной раз перебрал со спиртным мы с Мишей завернулись в простыни, взяли по свечке и пробрались к нему в комнату. Ему с пьяных глаз показалось, что это души его умерших родственников пришли, чтобы утащить его в преисподнюю. Он так орал от ужаса, что перебудил всех в округе, а потом даже вызывал священника, чтобы очистить свою спальню от злых духов».
«Володя! – весело рассмеялась Анна, пряча лицо на груди у мужа, - Какие вы гадкие мальчишки, он же мог умереть от страха!»
«Ничего бы с ним не случилось, к тому же он сам виноват. Хорошо, хоть он никогда не узнал, кто послужил причиной его испуга, а то б три шкуры спустил».
«Ну а потом?» - осторожно спросила баронесса, возвращая его из сладостных детских воспоминаний.
«Потом… - Владимир посерьезнел, - Я приезжал в Двугорское на каникулы, с отцом у нас всё было как раньше, но я уже перестал пытаться что-то исправить, старался быть вежливым и почтительным с ним, как того требовали приличия, а ещё, - Корф опустил глаза, - Наблюдал за тобой».
«Как это?» - изумилась Анна.
«Ты так сильно изменилась – подросла, расцвела, превратилась из маленькой девочки в красивую, нежную, застенчивую барышню. Ты была такая серьезная, строгая, все время разучивала свои гаммы, а я украдкой за тобой подглядывал».
«И дразнил меня!»
«Ну, я же не мог раскрыть тебе свои настоящие чувства. Отец научил меня тщательно их скрывать, да, признаться, я и сам не понимал, что со мной происходит. Тогда нас сосватали с Лизой, я не имел ничего против, я любил её, но как сестру, и она всегда была у меня как на ладони. А ты… ты оставалась для меня загадкой, тайной, манящей, запретной. Я гнал прочь твой образ, уверял себя, что не могу испытывать к тебе ничего кроме ненависти и презренья и только подпитывал в себе злобу. Поездки в Двугорское превращались для меня в сущий ад, я возвращался в Петербург и пускался во все тяжкие, только чтобы забыть твои огромные глаза, твою улыбку, твой голос. Но тщетно, по воле судьбы ты украла мое сердце и ни одна женщина не могла заменить мне тебя».
«А я ведь ничего не знала, думала, ты меня ненавидишь».
«Я пытался, считал тебя недостойной своих чувств. Я никогда не позволял никому собой управлять, а тебе это удалось… Ну а потом ты влюбилась в Мишу, а он в тебя. На моих глазах ты превращалась в любящую женщину, дарила восторженные взгляды и улыбки другому. А я ревновал и сердился на вас обоих – на Репнина за то, что он увидел в тебе идеал и в отличие от меня, не побоялся в этом признаться, а на тебя за то, что ты отняла у меня не только отца, но ещё и друга. Ты всех очаровывала, как будто мне назло, доказывала, что можешь свести с ума кого угодно».
«Я ничего такого не хотела…» - начала было Анна.
«Знаю, но я был слишком увлечен собой и своей обидой, чтобы рассуждать здраво. Понимал, что вести войну с беззащитной девушкой недостойно благородного человека, но ничего не мог поделать. Правда, после смерти отца я хотел дать тебе вольную, исполнить его последнее желание. Да и сам я думал, что когда ты уедешь. поступишь в свой театр, я наконец-то смогу позабыть тебя, справится с наваждением, мучившим долгое время».
«И что ж тебя остановило?» - спросила Анна, глядя на него широко распахнутыми, полными удивления глазами.
«Я спустился в гостиную, хотел отдать бумагу, но тут увидел тебя и Мишу. Вы целовались и выглядели такими влюбленными, такими счастливыми. Я был вне себя от гнева, ревность и отчаянье задушили меня, поэтому я сжег документ и… и заставил тебя танцевать, чтобы унизить и раскрыть Мише глаза, показать, кто ты есть на самом деле.
Я надеялся испытать облегченье, но вместо этого стал сам себе противен. Как будто я взрослый и сильный мужчина обидел маленькую девочку, находящуюся в полной моей власти, только потому что не справился с гордыней. Что может быть отвратительнее?»
«А когда ты всё же решил раскрыть свои чувства?»
«Когда Миша вернулся и выразил желание бороться за твое сердце. Я понял, что потеряю тебя, если ничего не сделаю. Репнин был настроен слишком серьезно. Ну а дальше ты всё знаешь».
Владимир замолчал, вопросительно глядя на жену, по-прежнему прижимавшуюся к его груди, словно ожидая её реакции, но Анна молчала, задумчиво глядя куда-то в сторону.
«Мне и в голову не могло прийти, что ты так страдал. Ревность и ненависть иссушает душу и приносит много боли. Почему ты не сделал первый шаг в примирении с отцом? Ведь на самом деле вы очень любили друг друга».
«Я хотел, чтобы он сам признался мне, можешь считать это упрямством, но я всегда полагал, что раз он старше, то и виноват больше. Я ждал, когда же он захочет наладить отношения, а потом было уже поздно. По сути я так и не успел сказать, как он мне дорог».
«Он всегда это знал, но вы оба оказались слишком замкнуты, чтобы признаться в своих истинных чувствах».
«Так и есть, отец учил меня сдержанности и я, как и он, считал, что дать слабину – позор для настоящего мужчины, - Владимир взял руки жены в свои и поочередно поцеловал их, - Ну, а теперь ты мне расскажи о себе, я ведь тоже многого о тебе не знаю».
«Я тоже виновата перед тобой, Володя, - ответила Анна, - И, вероятно, ничуть не меньше чем ты».
Барон улыбнулся:
«Этого не может быть», - покачал головой он, - «Ты же настоящий ангел».
«Я, действительно, отняла любовь твоего отца, хотя не имела на неё права. Кроме того, я не сразу смогла оценить силу и глубину твоих чувств ко мне. Ты обрушил их на меня как лавину, и я побоялась в них захлебнуться, испугалась не справиться, ведь ты привык всему отдаваться полностью, а я так никогда не умела. А еще я хотела тебя переделать, пыталась вылепить тот идеал, который нравился бы мне, любить только твои достоинства, а от недостатков избавиться. И только когда осознала, что могу потерять тебя навсегда, поняла, как сильно я ошибалась. Что на самом деле нет большего счастья, чем принимать того кого любишь таким какой он есть, без всяких условностей, претензий и обвинений. И поняла, насколько мне больно видеть, как ты пытаешься сломать себя мне в угоду. Только я, как и ты, не смогла найти нужных слов, чтобы это выразить. Пожалуйста, прости меня, прости за мои капризы и придирки, за ту ужасную дуэль с Михаилом, за мои сегодняшние слова о твоих подарках, за тот день, когда я разорвала помолвку и малодушно от тебя сбежала, оставив одного, прости, что никогда не говорила, как сильно люблю тебя просто потому что ты – это ты. И не пытайся ничего исправить в себе, не вини за прошлое, ты для меня самый лучший на свете каким бы ты ни был. Я люблю тебя любым, Володя, ты мне веришь?»
«Я думал, что никогда не услышу ничего подобного, - тихо ответил Владимир, - Я и мечтать о таком не мог».
«Теперь всё будет иначе, правда? – с надеждой спросила Анна, - Нам больше нечего бояться?»
«Всё в наших руках, родная, но ты права, нам давно надо было поговорить друг с другом… Смотри-ка, - барон указал взглядом на окно, - Уже рассвет».
«И какой красивый, я раньше такого не видела».
«Да, я тоже ничего подобного не припомню. А, пойдем, на крыльцо, посмотрим, - вдруг предложил он, - Дождя уже нет».
Несколько минут спустя они стояли в обнимку на ступеньках особняка и молча наблюдали, как просыпается новый день, озаряя небо пепельно-алыми лучами, дарящими удивительное умиротворение и спокойствие и, прячась от осеннего холода в нежных руках мужа, согревающего её своей любовью, Анне показалось, что большего счастья в жизни и быть не может.

 Отправлено: 19.02.10 10:42. Заголовок: Михаил возвращался д..

Михаил возвращался домой, покидая негостеприимную Польшу, с тяжелым сердцем. Теперь ему нужно было искать новые пути разгадки страшной тайны, придумывать, как использовать увиденное, чтобы найти Владимира. Ничего нового в «Злото дое» он больше не узнал, но, другого он и не ждал – на следующее утро после приезда полиции и Вейс и Корф в самом деле покинули постоялый двор и исчезли в неизвестном направлении.
Но самое неприятное было то, что теперь ему нужно было придумать какую-нибудь правдоподобную ложь для Бенкендорфа и постараться избавиться от дальнейших поручений, чтобы не дай Бог он не узнал о возможном участии барона в этом деле.
– Михаил Александрович, а я слышала, подъехал кто-то, думаю, вы не вы, - встретила его служанка, - А мы и заждались вас уже. Хорошо добрались?
– Да, Глаша, всё в порядке, дорога быстро прошла. Ну а вы как здесь без меня?
– С Божью помощью, барин, - отозвалась крепостная, - Только вот Лизавета Петровна тосковала по вам сильно, каждый день вспоминала. А сегодня с самого утра в окно глядела, всё никак дождаться не могла, когда ж карета подъедет.
Михаил непроизвольно улыбнулся. Его Лизонька, милая, нежная, ласковая, как он только вынес почти две недели без её звонкого смеха и веселого огонечка в глазах? От мысли, что сейчас он, наконец, увидит её, крепко прижмет к своей груди и покроет поцелуями, сердце забилось чаще:
– А где же Лиза? Не слышала, что я приехал? – спросил князь.
– Барыня отдохнуть прилегла. Сегодня ночью Алёшенька спал плохо, и она вместе с ним, вот и утомилась немного.
– Что случилось? – тут же всполошился Мишель, - Уж не заболел ли? Врача вызывали?
– Доктор был, не тревожьтесь. Сказал, страшного нет ничего, сейчас уже успокоился, снова смирный стал как ангелочек. Да, вы, чай и не узнаете его, как вырос-то за эти дни, богатырь наш, - успокоила его Глаша, - А вы ведь устали, поди, с дороги, проголодались? Я ужин пойду вам накрою.
– Хорошо, спасибо, но может позже. Ты подожди, Глаш, - остановил её Михаил и вытащил из-под полы пальто какой-то бумажный свёрток, быстро развернул его и извлек на свет большой красный платок, расшитый золотистыми цветами, - Вот, держи, это тебе, - он накинул его служанке на плечи, - Увидел в одной лавочке на границе, решил купить. Настоящий шелк, говорят.
Крепостная несколько секунд растерянно смотрела на него, потом бережно провела руками по блестящей ткани платка и улыбнулась:
– Ох, спасибо, Михаил Александрович. Красивый-то какой! Добрый вы, барин, я за вас вечно Бога молить буду.
– Ну и правильно, - рассмеялся Миша, - Должен же кто-то мои грехи замаливать. Носи на здоровье, - он уже было собрался подняться по лестнице, потом вдруг что-то вспомнил и обернулся, – Да, Глаш, попроси кого-нибудь из мужиков вещи мои из кареты принести. И пусть ещё колесо посмотрят, с ним неладное что-то, всю дорогу скрипело.
Михаил потихоньку открыл дверь в комнату, Лиза, действительно, спала, свернувшись клубочком на неразобраной постели, подложив руку под голову. По сравнению с огромной кроватью её съёжившаяся фигурка казалась совсем маленькой и беззащитной, как у ребенка. Репнин подошел поближе, поставил на тумбочку купленную коробку с любимыми Лизиными пирожными и осторожно присел рядом с женой. Несколько секунд любовался красивым безмятежным лицом, золотистыми волосами, разметавшимися по подушке, хрупкой белоснежной шейкой, затем нагнулся к ней и ласково погладил тыльной стороной ладони по щеке:
– Лиза, - позвал он её негромко, - Просыпайся, муж приехал.
Княгиня невнятно пробормотала что-то во сне и отвернулась.
– Лисёнок, - Мишель отчего-то вспомнил это уже порядком подзабытое домашнее прозвище, - Вставай, всё на свете проспишь.
Видя, что никакой реакции его слова не вызывают, Миша протянул руку к подушке, выдернул из неё длинное тонкое пёрышко и легонько пощекотал супругу под носом. Лиза поморщилась, мотнула головой и медленно разомкнула веки. Мгновение смотрела на него удивленными, не до конца проснувшимися глазами, словно не понимая, сон это или явь, а потом радостно вскрикнула и, рывком поднявшись с постели, кинулась мужу на шею:
– Мишенька! - княгиня принялась осыпать его нос, губы, щеки короткими беспорядочными поцелуями, - Ты приехал, наконец-то приехал, родной мой, любимый, ненаглядный…
– Приехал, приехал, - смеялся Репнин, пытаясь поймать её губы своими, - Соскучилась?
– Ужасно, безумно, невозможно соскучилась. Ты знаешь, сколько тебя не было? Я считала - двенадцать дней, двадцать часов и сорок восемь минут.
– Так вот прямо сорок восемь минут? – весело спросил Михаил
– И ни минуты меньше, - заверила его Лизавета, - Мне казалось, что эта разлука продлится вечно, не оставляй меня больше так надолго.
– Я тоже скучал по тебе и по Алёше, - ответил князь, - Как он? Глаша меня напугала, говорила, что он плохо спит.
– Нет-нет, всё в порядке. Доктор сказал, у детей его возраста такое бывает, не волнуйся. Расскажи мне, как твоя поездка, ты узнал всё, что хотел?
Миша помедлил с ответом, потом слегка усмехнулся:
– Узнал, кажется, даже больше чем следовало. Теперь пытаюсь осмыслить, хорошо это или плохо.
– Я не поняла, - в голосе Лизы зазвучали нотки удивления, смешанного с легким беспокойством, - Объяснишь?
– Потом, - негромко отозвался Михаил, бережно откидывая со спины жены пышные длинные волосы, освобождая себе путь к хрупкой шее и покрывая её поцелуями, - Я сейчас ни о чём другом думать не могу, только о тебе.
– Мишенька, - томно вздохнула Лиза и повела шеей вслед за его прикосновениями, - Как мне тебя не хватало!
– У меня же совсем из головы вылетело, - вдруг очнулся Мишель и, оторвавшись от нежной кожи супруги, потянулся за оставленной на столике коробкой с пирожными, - Смотри, что я тебе купил.
– Мои любимые, - радостно воскликнула Лиза и слизнула с пальчика воздушный крем, - Мм, вкусно, только ты забыл, мне много сладкого нельзя.
– Будешь есть по чуть-чуть, - улыбнулся Репнин, - А остальное я тебе с легкостью возмещу, - и в подтверждении своих слов поцеловал жену в предусмотрительно подставленные губки.
– Подожди, Миш, - проговорила княгиня, глядя на мужа блестящими от счастья глазами, - Ты ведь устал, наверное. Я пойду, распоряжусь наполнить для тебя горячую ванну. А ещё, знаешь, я велела сделать на ужин жаркое по итальянскому рецепту, как готовят у твоих родителей. Тебе должно понравиться.
– Как, оказывается, меня ждали!
– А ты сомневался? – склонила голову набок Лиза, - Я специально всё приготовила к твоему приезду, чтобы ты понял, как хорошо дома и никогда больше никуда не уезжал, - она перешла на шепот, крепко обняв мужа за шею, - Слава Богу, ты вернулся целым и невредимым, Я так волновалась за тебя….


***
– Представляешь, в опере мы встретили цесаревича с женой. Принцесса так похорошела, видно жизнь в России идет ей на пользу. А Александр Николаевич спрашивал о тебе, говорил, что ему тебя очень не хватает, - раздавался журчащий Лизин голосок в тишине супружеской спальни. Её пальцы неторопливо перебирали густые волосы мужа, удобно пристроившего голову у неё на коленях. Бурный восторг от долгожданной встречи постепенно сменился мирным вечерним покоем, окутавшим их обоих и позволившим как и прежде наслаждаться плавным течением семейной жизни.
– Его высочество очень просил, чтобы ты обязательно зашел к нему, когда поедешь во дворец, кажется, он сильно соскучился по своему адъютанту… Миш, ты меня не слушаешь, - вдруг прервалась княгиня, заметив его блуждающий по потолку взгляд.
– Что? – переспросил Репнин, - Нет, почему же, слушаю, ты говорила о цесаревиче.
– Я же вижу, что ты думаешь о чём-то другом.
Мишель слега вздохнул:
– Если я скажу, о чём я сейчас думаю, ты меня убьешь.
– Значит о Владимире, - тут же догадалась Лизавета, - Давай, выкладывай, что ты ещё такого страшного о нем узнал?
– Скажи-ка мне, Лиза, я похож на сумасшедшего? – задумчиво произнес Михаил вместо ответа.
Княгиня удивленно наморщила лобик:
– Ты задаешь очень странные вопросы. Не пугай меня, говори скорее, что произошло?
– Понимаешь, такая необычная история, - Миша поднялся на постели и сел рядом с женой, - Дело в том, что после этой поездки меня неотступно преследует мысль, что задание, которое поручил мне Бенкендорф каким-то образом связано с исчезновением Владимира. Я понимаю, звучит нелепо и похоже на вздор, но чем больше я думаю об этом, тем очевиднее мне становится мысль, что так оно и есть.
– Почему?
– Прежде всего, на границе с Польшей был обнаружен паспорт Владимира, именно в то время, когда её пересекал один из заговорщиков, везя при себе весь архив. Бумага валялась в стороне от дороги, словно специально выброшенная. Начальник заставы сказал мне, что у них часто бывают случаи, когда преступники переходят границу с чужим документом, а потом от него избавляются. Вместе с тем Владимир должен был встретиться с неким поляком в трактире, как раз спустя месяц после этих событий. Правда, судя по всему, встреча так и не состоялась, но в том, что поляк дожидался именно Владимира, у меня нет никаких сомнений. Понимаешь, к чему я веду?
– Ты хочешь сказать, что этот преступник прошел по паспорту Владимира, а потом его выкинул? – Лизины глаза округлились от удивления, - Да быть такого не может! Зачем Корфу связываться с заговорщиками? Скорее всего, у него просто украли документы и воспользовались ими без его ведома.
– Я тоже так думаю, но есть кое-что ещё. Владимир был хорошо знаком с одним из заговорщиков. И, похоже, непроизвольно помог ему избежать ареста.
– Зачем? – продолжала изумляться Лиза, - У Владимира много недостатков, иногда он совершает необдуманные поступки, но он всегда был верен императору и не смог бы его предать. Что бы Корф участвовал в государственной измене, нет, это за пределами моего понимания! Может, ты с кем-то его перепутал?
– Я уверен, что он не участвовал в государственной измене, но, к сожалению не с кем его не перепутал и убедился в этом окончательно, когда приехал на постоялый двор, где по предположению людей Бенкендорфа останавливался Вейс и его сообщник. Там мне удалось поговорить с одной… - Мишель запнулся, - с одной дамой и она мне рассказала, что видела в этой гостинице человека похожего по описаниям на Владимира. Будто бы он с кем-то праздновал в местном трактире и ужасно напился. И тот второй, с кем он пил вел себя с ним как хороший знакомый. Время этих событий приходится на время пребывания Вейса в Польше, - князь озабоченно покачал головой, - Я не верю в такое количество совпадений. Осталось только понять, что связывало Владимира и Вейса на самом деле.
– Ты скажешь о своих подозрениях Бенкендорфу? – осторожно спросила Лиза
– Нет, разумеется. Пока это всего лишь предположения и я очень надеюсь, что они не подтвердятся. Хотя когда я сопоставляю все факты, вывод напрашивается сам собой. Но я отказываюсь в него верить.
– Не зря у меня было дурное предчувствие, - тихо проговорила княгиня после некоторого молчания, - Я уверена, это что-то очень опасное. Умоляю, будь осторожен, я ужасно за тебя боюсь.
– Ну что ты, Лиза, - Михаил погладил жену по щеке, заметив, как она напряглась, - Конечно, я буду осторожен. Не в первый раз мне приходится сталкиваться с опасностями. А я и не знал, что ты у меня такая трусишка, - попробовал пошутить он, - Куда делась моя отважная, храбрая Лиза, не перед чем не останавливающаяся, чтобы добиться своего?
– Твоя Лиза вышла замуж, родила ребенка и теперь ей очень хочется тишины и покоя рядом с семьей. А её муж вместо того чтобы обеспечить этот покой, гоняется за преступниками. Будь моя воля, я бы тебя никогда от себя не отпускала.
– Но я ведь и так всё время рядом, - улыбнулся Миша, - Я вернулся и обещаю, что больше никогда не оставлю тебя одну.
– Мне этого мало, - капризно отозвалась Лиза, опуская руки ему на плечи, - Я хочу, чтобы ты был только моим. Но ты постоянно занят. А я тебя ревную ко всему свету – к цесаревичу, к государственным делам, а особенно к Владимиру. Ты уделяешь ему времени больше чем мне.
– О Боже, - сделал страшные глаза Мишель, - Моя жена ревнует меня к мужчине!
– Не издевайся надо мной, я серьезно. Меня пугает твоя преданность ему, это ненормально… Анна! - внезапно спохватилась Лиза, будто вспомнив о чём-то, - Бедная Анна! Как она переживет эту новость?
– Ты полагаешь, ей надо всё рассказать? Может, не стоит беспокоить её раньше времени, до тех пор пока не выяснятся детали.
Княгиня задумалась на секунду, а потом решительно покачала головой:
– Мы обязаны рассказать ей всё, что знаем. Мало того, что Владимир скрыл от неё правду о своём исчезновении, так ещё и мы будем её обманывать. Нет, так нечестно, Анна имеет право знать. Если хочешь, я сама с ней поговорю.
– Ладно, я ей всё расскажу. Надеюсь, я найду нужные слова, чтобы облегчить признание. Но могу представить, как ей тяжело будет услышать правду.
– Вот видишь, а ты удивляешься, что я за тебя беспокоюсь. Всё так запутано и непонятно, - Лиза прижалась к Мишиному плечу, - Помнишь, я говорила, что очень боюсь тебя потерять? В последнее время этот страх всё чаще просыпается во мне, особенно сейчас, когда ты ввязался в историю с заговором.
Она помолчала немного, потом продолжила негромко:
– Ты и наш сын самое дорогое, что есть у меня в жизни. Знаешь, я часто думаю: ещё совсем недавно я и помыслить не могла, что буду так счастлива. После того как отец нас бросил, мать насильно выдала замуж за отвратительного старика, а человек, которого я любила, от меня отказался, я твердо уверилась, что никогда не смогу полюбить по-настоящему, не познаю это чувство, никогда не стану кому-то нужной и желанной.
– Полно, Лизонька, - остановил её Мишель, - Зачем об этом сейчас думать? Всё уже позади.
– Нет, подожди, я скажу. А потом я встретила тебя и поняла – то, что было раньше, не имеет никакого смысла, что прежде я и не жила вовсе, а лишь тешила себя бесплодными мечтами и пустыми иллюзиями. Ты будто разбудил меня от долгого сна и показал мне истинную любовь, которую я так долго искала, но не находила. Ты подарок, данной мне Богом, уж не знаю за какие заслуги, но я не могу представить свою жизнь без тебя. Ты мне так нужен, Мишенька.
– И ты мне нужна, Лиза, - ответил Репнин, целуя жену в макушку, - Только отчего такая грусть в твоих словах? Ведь всё же хорошо.
– Нет-нет, я не грущу. Просто в разлуке я много размышляла, вспоминала и поняла, как сильно я тебе люблю. Мне ужасно хочется об этом кричать, рассказать всему миру, как я счастлива. А ещё я очень скучала, особенно по ночам, - на губах княгини заиграла лукавая улыбка, - Эта огромная кровать без тебя такая холодная и пустынная.
– Лизавета Петровна, - сощурился Мишель, - И о чём вы только думаете?
– Я думаю о том, - Лиза крепче обняла мужа, мечтательно закатив глаза, - Что мы с тобой никогда не расстанемся. И даже если ты захочешь снова от меня сбежать, я никуда тебя не отпущу, - она сжала его голову руками, - Я тебя задушу в своих объятиях, я тебя зацелую, - и Лиза, в самом деле, принялась покрывать его лицо страстными поцелуями, - Ты только мой, слышишь, только мой!
– Ну конечно, твой, чей же ещё? – смеясь ответил князь, жмурясь под натиском её настойчивых губ, - Ай, Лиза, Лиза, осторожно, ты мне ухо оторвешь!.. Всё, я прошу пощады, - взмолился он через секунду и упал на постель, позволяя жене делать с собой, все, что ей вздумается.
– Не будет тебе пощады, - победно отозвалась княгиня и, поудобнее устроившись на муже, принялась расстегивая пуговицы на его одежде.
– Ах, так, - живо откликнулся Мишель и, в одно мгновение освободившись из плена рук супруги, легко опрокинул её на спину, - Ну тогда держись у меня! – пригрозил он и рывком стянул с себя рубашку.
Глаза княгини тут же загорелись знакомым возбужденным огнем.
– Значит, соскучилась, говоришь? – спросил Репнин, впиваясь губами в её изящную шею, – Сейчас проверим!
– Миша! – захлебнулась звонким смехом Лиза, возвещающим о том, что всё вновь встало на свои места, как будто и не было томительной двухнедельной разлуки…

 Отправлено: 19.02.10 10:42. Заголовок: Глава седьмая Утром..

Глава седьмая

Утром Миша проснулся раньше обычного, медленно открыл глаза и с удовлетворением обнаружил над собой потолок собственной спальни и мягкую подушку под головой. Какое всё же блаженство встречать утро дома, а не в придорожной гостинице или захолустном кабаке. Он осторожно повернулся – Лиза крепко спала рядом, как обычно устроившись у него на плече, щекоча кожу тихим, мерным дыханием. Мишель легонько поцеловал её в висок и аккуратно, чтобы случайно не разбудить, вытащил руку, потом глянул на стоящие на каминной полке часы. Вставать не хотелось, особенно при мысли, что предстоящий день обещает непростую встречу с Бенкендорфом и такой же непростой разговор. Врать в глаза начальнику тайной полиции – хоть дело, конечно, привычное, но оттого менее опасным оно не становится, а всё по милости Владимира, что, впрочем, тоже довольно обычно. «Найду - убью, - лениво подумал про себя Репнин, - Ответит мне за всё хорошее». А подниматься тем не менее нужно, к тому же цесаревич просил к нему зайти, а зная Александра, так просто он от себя не выпустит, потребует рассказать всё до мелочей. Князь так же тихо встал с постели, чтобы не потревожить спящую жену и направился к гардеробу, где его ждал привычный темно-зеленый мундир, две недели весящий без дела. Надо же, а он и по нему успел соскучиться, оказывается, сила привычки имеет особенность распространяться даже на самые обыкновенные вещи.
Пока Миша неспешно одевался, Лиза всё же проснулась – вздохнула, потягиваясь от сна, приподнялась на постели:
– Ты уже уходишь? – спросила она, чуть хрипловатым после пробуждения голосом.
– Да, мне пора, - ответил Миша, невольно любуясь своей красавицей-женой: слегка припухшие губы, свежий румянец на щеке, золотистые волосы, обрамляющие обнаженные плечи, - Мне ещё нужно зайти к наследнику.
– А почему меня не разбудил?
– Не захотел тревожить. Тебя и без меня Алёшка успеет не один раз разбудить, - улыбнулся он, - Поспи, рано ещё.
– Ты сегодня пойдешь к Бенкендорфу? – спросила Лиза, тон её был каким-то чересчур напряженным и серьезным.
– Да, придется. Разговор, конечно, предстоит не из легких, но куда деваться?
– И что ты ему скажешь?
– Придумаю что-нибудь, постараюсь убедить, что никакого сообщника у Вейса не было, и он со всеми делами справился сам. Я не могу допустить, чтобы Бенкендорф узнал о Владимире раньше, чем я разберусь в этой истории.
Лиза едва заметно нахмурилась:
– И ты об этом так спокойно говоришь? Бенкендорф не любит, когда его обманывают и никому не прощает ложь.
– Ну, а что мне остается делать? – пожал плечами Миша - разговор неуклонно катился к своей самой болезненной точке.
Княгиня помолчала немного, разглядывая кружевную оборку простыни, затем спросила негромко:
– А потом? Снова отправишься искать своего лучшего друга и вернешься домой после полуночи?
Репнин вздохнул, - похоже, он не ошибся и всё начинается сначала. Михаил подошел к кровати, сел рядом с женой:
– Лизонька, ну ты же сама всё понимаешь, - как можно мягче произнес он.
Лиза не ответила и по-прежнему сидела, прикрывшись шелковым одеялом и отрешенно глядя перед собой.
– Пообещай мне, - наконец вымолвила она, теребя пальцами пуговицу на его мундире, - Пообещай, что когда всё это закончится, мы уедем отсюда. Уедем далеко и надолго: только ты, я и Алёша.
– Куда уедем? – непонимающе посмотрел Репнин на такую непривычно поникшую и притихшую жену.
– Я не знаю, куда угодно – на воды, за границу, к твоим родителям. Только подальше отсюда… Я так устала, Миша, - она подняла на него глаза, - Мне надоело, что нам всё время кто-то мешает или постоянно что-то происходит, надоело видеть своего мужа всего несколько часов в сутки, ждать и бояться чего-то плохого. Я хочу отдохнуть от такой жизни. Обещай мне, пожалуйста.
– Конечно, обещаю, родная. Если хочешь, поедем во Францию, в Ниццу, ты же мечтала увидеть море. Только потерпи немного, ладно? – Миша нагнулся к ней с намерением поцеловать, но Лиза, будто случайно отвернулась от него, потянувшись за пеньюаром и, казалось, даже не заметила его неловкого движения.
– Я пойду к Алёше, - безразличным тоном произнесла княгиня, завязывая пояс и выбираясь из постели, - Позавтракаешь один.
Репнин грустно посмотрел ей вслед – в последнее время такие перепады в настроении жены случались довольно часто: ещё вчера она могла быть веселой и беззаботной, а сегодня, ни с того ни с сего на нее нападала необъяснимая хандра и уныние. Возможно, так действовало материнство, ведь Лиза, несмотря на помощь Глаши, целиком сама занималась сыном и должна была сильно уставать, а, может, и он виноват – слишком мало уделял ей внимания в последнее время, увлекшись государственными делами и исчезновением Владимира. Его жена привыкла быть в центре событий, неудивительно, что теперь ей не хватает тех дней, когда они принадлежали только друг другу так, будто находились одни в целом свете.
Миша на ходу привел себя в порядок, выпил поданную горничной чашку кофе и собрался уезжать, но всё же заглянул в детскую - Лиза кормила сына, сидя спиной к двери.
– До вечера, - негромко попрощался Михаил.
Княгиня обернулась, кивнула головой, в какой-то момент ему захотелось подойти, обнять жену, но он передумал – сейчас не самое время. Лизе нужно побыть одной, когда она в таком состоянии лишний раз о себе напоминать не стоит.
Приехав во дворец, Миша первым делом испросил аудиенции у Бенкендорфа. Ему ответили, что нужно подождать с четверть часа и, воспользовавшись отведенным временем, Репнин заглянул в кабинет к наследнику. Александр сидел за своим рабочим столом и с увлечением читал какой-то напечатанный на гербовой бумаге документ, словно перед ним лежал захватывающий французский роман.
– Ваше высочество! – позвал его Михаил, - Вы ли это?
Цесаревич тут же поднял глаза и улыбнулся:
– Черт побери, Репнин, - рассмеялся он, вставая князю навстречу, - Не прошло и полгода как вы почтили меня своим присутствием!.. Здравствуйте, дорогой друг, здравствуйте.
Наследник радушно протянул ему руку:
– А я, Миша, скучаю. Так скучаю, что от нечего делать решил прочитать последний проект об ужесточении цензуры, разрабатываемый нынче в министерстве. Моему батюшке вновь кругом мерещится крамола, оттого он и другим не дает жить спокойно. Вот я теперь изучаю сей занимательный документ, ищу к чему можно придраться, чтобы убедить государя в его полной абсурдности и несостоятельности. Ну а как ваше расследование?
– Более или менее, - уклончиво ответил Михаил, - Мне сейчас как раз по этому поводу предстоит беседа с господином Бенкендорфом. Я зашел только поздороваться.
– Потом обязательно расскажете, - потребовал Александр, - Мне очень любопытно знать, что за тайные дела у вас с Бенкендорфом. А вы что-то невеселы - заметил цесаревич, внимательно вглядываясь в лицо своего адъютанта, - Неужели с женой поругались?
Мишель слегка усмехнулся:
– Как вы догадались, ваше высочество?
– А у вас, Миш, на лбу всё написано. Что, так серьезно?
– Ничего особенного, - покачал головой князь, - Просто небольшая размолвка. Лизавета Петровна полагает, что я уделяю ей слишком мало времени.
– Зная ваше рвение в том, что касается государственных дел, не вижу ничего странного. Впрочем, нельзя забывать и то, что, сколько не уделяй женщине времени, ей всё равно будет казаться мало. Но вот лично вам, князь, давно пора в отпуск. Когда закончите свои дела с Александром Христофоровичем, напомните мне, чтобы я похлопотал за вас. Отдохнете немного, побудете с женой, сыном. Разве вам самому не хочется?
– Конечно, хочется, - вздохнул Михаил, - Только боюсь, что ждать отпуска придется очень долго. Вряд ли его сиятельство освободит меня от заданий в ближайшее время.
– Кстати, Миша, - вспомнил о чем-то наследник, - Я хотел вас спросить о Владимире. Некоторое время назад в опере я встретил Анну, она была очень подавлена. Говорила, что вы надеетесь узнать о нем что-нибудь в Польше.
– Да, так и есть, - медленно отозвался Репнин, - Владимир ездил в Варшаву незадолго до своего исчезновения. Я думал найти его след там.
– И что? – нетерпеливо спросил Александр, - Получилось что-нибудь разведать?
– Ваше высочество, я бы не хотел делать выводы раньше времени, потому что то, что я узнал мне не понравилось. Я прошу вас, не задавайте мне пока никаких вопросов, боюсь, что сейчас я не готов на них отвечать.
– Миша, я обижусь, - нахмурился цесаревич, - Между прочим, у меня от вас нет никаких секретов, а вы напустили тумана, заинтриговали и хотите сбежать? Может, вы забыли, но Владимир мне тоже друг и я за него волнуюсь.
– Если бы это была только моя тайна, - пожал плечами князь, - Я обещаю, что все расскажу вам, но не сейчас.
– Боитесь сглазить? – сощурился Александр.
– Будем считать, что так.
– Ладно, я смирю свое любопытство на время. Но не думайте, что вам удастся улизнуть от ответа. Ну хотя бы скажите, Владимир попал в какую-то неприятную историю?
– Пока не знаю, но и исключать такую возможность не могу.
– Честно говоря, этого я боялся больше всего, - серьезным тоном проговорил наследник, - Миша, я прошу вас, как только вы узнаете что-то определенное, не таите от меня. Я смогу помочь и всегда приму сторону Владимира.
Михаил непроизвольно усмехнулся:
– Не слишком ли громкое заявление, ваше высочество? Иногда обстоятельства складываются таким образом, что мы не можем с уверенностью сказать, на чью сторону встанем. Тем более если речь идет о наследнике престола.
Александр резко выпрямился:
– Миша, вы начинаете меня пугать.
– Дайте срок, ваше высочество и я вам все расскажу. Но не сейчас.
А теперь простите, меня ждет господин Бенкендорф, - Миша почтительно кивнул головой и покинул кабинет, а цесаревич еще некоторое время напряженно глядел ему вслед.

Начальник тайной полиции развернулся в кресле и величественным жестом пригласил Репнина подойти. Золотистые эполеты голубого мундира Бенкендорфа искрились в лучах солнца, в уголках губ затаилась довольная улыбка, выражавшая спокойную уверенность и торжественность, серые глаза пронизывали насквозь, так, что казалось, их обладателю доступны самые сокровенные мысли собеседника.
Михаил коротко поклонился и замер под пристальным взглядом графа, готовясь к непростому испытанию, которое ему предстояло пройти.
– Ну что князь, - начал Александр Христофорович, - Как Польша? Всё бунтует и надеется на независимость?
Не дожидаясь ответа от смутившегося странным вопросом Репнина, Бенкендорф указал ему рукой на соседнее кресло:
– Чем порадуете? Узнали что-нибудь интересное?
– Ваше сиятельство, - выдохнул Михаил, стараясь не смотреть ему в глаза, - В соответствии с вашим распоряжением я съездил в Рудовку на тот самый постоялый двор, где останавливался Вейс. У меня есть достоверные сведенья, что он и хозяин гостиницы – давние друзья, и что Вейс пользуется его покровительством. Одна из горничных, работающих в трактире, это подтвердила. Она же уверила меня в том, что в вечер ареста Вейс был один, - Мишель сделал акцент на последнем слове, - Я считаю, что спрятать бумаги Вейсу помог трактирщик.
– Вот как? – Бенкендорф изогнул бровь в задумчивом удивлении, - Значит, хозяин этого клопиного рая тоже в сговоре. Нечто подобное я предвидел, а ваши слова развеяли мои сомнения. Спасибо, князь, мы обязательно примем меры, если то, что вы говорите правда, то ему недолго осталось держать свою гостиницу. Но, вернемся к сообщнику, вы утверждаете, что Вейс всё время своего пребывания в трактире провел в одиночку?
– Я не вижу оснований предполагать обратное.
– А как же таинственный незнакомец, с которым он разговаривал вечером до приезда полиции? Странно, что ваша горничная его не заметила.
– Возможно, встреча была краткой и не имела значения для обсуждаемого нами дела. Ваше сиятельство, - горячо заговорил Михаил, - У меня есть своя версия произошедшего, которую я надеюсь, вы не оставите без внимания. Мне кажется, что Вейс приехал на постоялый двор, везя с собой документы, но о преследовании не догадывался, поэтому когда его застали врасплох отдал бумаги тому, кого хорошо знал и в ком был уверен – своему приятелю-трактирщику, который давно уже его покрывал. А когда полиция уехала, забрал их обратно и сам перевез через границу. На заставе Вейса никто не опознал, значит, он прошел по подложному паспорту, но если ему нечего было прятать, зачем нужны были такие сложности? Его только что отпустила полиция, гораздо логичнее было бы пройти по собственным документам, чтобы подтвердить свою чистоту перед законом, а он вновь заставляет подозревать себя в преступлении. Без особых распоряжений на границе обыскивают, вы знаете это не хуже меня, поэтому пройдя по подложным бумагам, он беспрепятственно мог провести архив сам.
Бенкендорф откинулся в кресле и с любопытством посмотрел на Репнина:
– Стройная версия, князь, - неторопливо произнес он, вертя в руках оточенное гусиное перо, - Только кое-что не складывается. Не забывайте, мы провели тщательный досмотр трактира и гостиницы, но заветных документов не нашли. Вряд ли за столь короткий срок трактирщик успел спрятать их так надежно. И сейчас мы по-прежнему ходим по кругу – ждем, когда же Вейс соизволит ими воспользоваться, но безрезультатно. Возможно, он специально водит нас за нос, чувствуя слежку, а может что-то еще.…Только я пока никак не могу понять что. А вам как кажется, Михаил Александрович, - вопросительно кивнул ему граф, - где могут быть бумаги?
Миша пожал плечами:
– Ваши люди на некоторое время теряли след заговорщика, как раз когда он возвращался из Польши. Вероятно, Вейс это понял и успел спрятать архив в каком-нибудь надежном тайнике. Я полагаю, нужно ждать, ведь рано или поздно, он в любом случае ему понадобится.
Бенкендорф не ответил, продолжая в раздумьях теребить пестрые ворсинки пера, потом отложил его в сторону и поднял на Репнина свой пронзительный орлиный взгляд.
– А вы точно мне всё поведали, князь? Ничего не упустили? – спросил он тихим вкрадчивым голосом.
– Никак нет, ваше сиятельство, - коротко по-военному ответил Михаил, надеясь не проиграть в этой дуэли взглядов, - Я рассказал, всё что знал.
– Хорошо, - удовлетворился Александр Христофорович расслабившись и позволяя знакомой лисьей улыбке вновь заиграть на аристократически сомкнутых губах, - Вы можете идти. Когда возникнет необходимость, я вас позову.
Мишель облегченно вздохнул про себя и, поднявшись с места, направился к выходу.
– Удачного дня, Репнин, - крикнул ему Бенкендорф вдогонку.

 Отправлено: 19.02.10 10:44. Заголовок: Крохотные снежинки т..

Крохотные снежинки тихо падали на землю, покрывая её тонким пушистым ковром. Не шелохнувшись стояли запорошенные деревья, сгибаясь под тяжестью навалившего за последние несколько ночей снега. Воздух был морозный и свежий и будто звенел в тишине неторопливо наступавшего зимнего вечера. Анна сошла с обледеневшего от зимней стужи крыльца, потеплее запахнула шаль и ступила в опускавшиеся на двор сумерки. Узкой тропинкой побрела к воротам особняка, остановилась у калитки, безразлично разглядывая пустынную улицу, потом медленно провела пальцами по прутьям решетки, счищая с них белую пелену. Через несколько минут образовавшиеся проемы вновь заполнялись без перерыва сыплющим снегом, но Анна этого не замечала. Нужно было хоть чем-то занять себя длинным тоскливым вечером, когда одиночество становится особенно мучительным и невыносимым.
Вдруг баронесса почувствовала, как о полу пальто ударилось что-то тугое и плотное. Она оглянулась – двое мальчишек, дети кого-то из крепостных играли в снежки прямо на дворе барского дома. Один из них случайно попал своим нехитрым снарядом в Анну, и тут же застыв в испуге от собственной дерзости, смотрел на нее огромными широко распахнутыми глазами:
– Простите, барыня, - прощебетал он, отступая от нее на пару шагов, - Я нечаянно.
– Ничего страшного, - улыбнулась баронесса, отряхнула одежду и повернулась к мальчишке. Крепкий, черноглазый, с розовыми от мороза щеками, беззаботный в своей детской непосредственности он тут же тронул её успевшее загрустить сердечко.
– Что ж ты без варежек-то в снежки играешь? - обратилась она к нему, подойдя поближе, - Замерзнешь, смотри какой холод на улице.
И, сняв свои перчатки, принялась бережно растирать ими уже порядком покрасневшие пальцы мальчугана. Обомлев от столь неожиданного к себе внимания, тот не сопротивлялся, послушно подставив барыне свои окоченевшие руки.
– Как тебя зовут? – ласково спросила его баронесса.
– Ваней, - тихонько отозвался мальчик.
– Ванечка, - с трепетом повторила Анна, - Красивое имя. Где ж твои рукавицы, Ваня?
– Потерял давеча, когда в сарай лазил, - ответил он и, видимо, проникшись доверием к доброй барыне, со вздохом поделился, - Мамка узнает – убьет…
– Возьми пока мои, а потом мы тебе другие найдем, - предложила Анна и дотронулась до лица мальчишки, - Ой, а щеки-то какие холодные. Так же и заболеть недолго! Давай-ка ты зови своего приятеля и бегите к Варваре на кухню. Она сегодня чудесные пирожки напекла. И пусть вас чаем с вареньем напоит.
Ваня переглянулся с товарищем, который все это время с любопытством наблюдал за ними со стороны, потом вновь перевел взор на хозяйку.
– Идите, идите, - ободрила мальчишек баронесса, заметив их смущение, - Скажете, что барыня накормить вас велела. А то совсем носы себе отморозите.
Наконец, довольные мальчуганы наперегонки кинулись в дом, а Анна с улыбкой проводила их взглядом. Какие же они все-таки чудесные, настоящий Божий дар для своих родителей, о котором необходимо заботиться, который хочется любить и оберегать. Баронесса обвела глазами опустевший двор – неожиданно на неё нахлынула новая волна тоски. Еще совсем недавно они с Владимиром мечтали, как их собственные дети будут точно так же резвиться, играть здесь в снежки и радовать их своим звонким смехом.
«Я хочу видеть нас женатыми, счастливыми и с кучей маленьких детишек» - говорил ей барон в незабвенный день помолвки, и она безоговорочно ему верила, была убеждена, что непременно так и случится. Но за полтора года совместной жизни она не смогла забеременеть, а теперь… теперь её мечты стать матерью разбивались о жестокие превратности судьбы, в которой раз решившей сыграть с ней злую шутку.
За воротами на улице хрустнул снег, из загустевших сумерек появилась фигура всадника, остановившегося напротив калитки. Анна настороженно всмотрелась в силуэт нежданного гостя, который, однако же, показался ей знакомым. Через несколько секунд всадник спрыгнул с лошади и подошел вплотную к решетке, дернул разок на себя, проверяя заперта ли дверь.
– Миша! - воскликнула баронесса, сразу разглядев в неизвестном мужчине князя Репнина, - Господи, Миша, если бы вы знали, как я вас ждала, - Анна подбежала к калитке и быстро впустила его во двор.
– Добрый вечер, - баронесса заметила, каким напряженным и суровым было лицо Мишеля, - Я вернулся из Польши всего сутки назад. Простите, раньше приехать не успел. У вас все хорошо? – осведомился он, тут же осознавая нелепость заданного вопроса.
– У меня все без изменений, - потупила взгляд Анна, - Пойдемте же скорее в дом, ведь вам наверняка есть, что мне сказать.
– Прежде всего, вот, держите, - произнес Михаил, доставая из кармана паспорт Корфа, когда они расположились у камина в гостиной, - Узнаете этот документ?
Анна взяла в руки листки тонкой гербовой бумаги, пробежала по ним глазами и с удивлением посмотрела на Репнина:
– Но как же… - пробормотала она, - Паспорт Владимира? Как он у вас оказался? О Боже… - вдруг всхлипнула баронесса, прижимая пальцы к губам в ужасе от посетившей её страшной мысли.
– Нет, нет, это не то, что вы подумали, - поспешил успокоить её Миша, - Владимир потерял паспорт во время своей поездки в Польшу три месяца назад. Я случайно нашел его на границе…. Анна, - собрался с силами Репнин, - Видит Бог, как мне не хочется пугать вас или расстраивать еще больше, но я думаю, точнее, я почти уверен в том, что Владимир имеет отношение к заговору, который поручил мне расследовать Бенкендорф.
Пока Михаил осторожно и тщательно подбирая слова делился с баронессой тем, что узнал во время своей поездки в Польшу, Анна неподвижно сидела в кресле, сжав руками виски и рассеянно качала головой, словно совершенно не понимала происходящего. Ясные голубые глаза подернулись пеленой отчаянья.
– Этого не может быть, - пробормотала баронесса, когда Михаил закончил свой рассказ, - Нет, это невозможно.
– Я понимаю, что вам трудно поверить… - начал было Репнин, но Анна его прервала:
– Вы меня не поняли, - голос её слегка дрожал от волнения, - Я кое-что вспомнила о Владимире.
В самом деле, как она могла забыть один странный эпизод, произошедший незадолго до исчезновения мужа. В тот вечер Анна сидела в гостиной и пролистывала один из своих любимых романов, когда барон вернулся домой. Он вошел в комнату неслышным кошачьим шагом, не снимая пальто быстро пересек гостиную и приблизился к камину. Даже не взглянув на жену, с удивлением наблюдавшую за ним, Корф налил из стоящей на каминной полке бутылки бренди, осушил залпом стакан и устало прикрыв глаза оперся на стену. Измученный и опустошенный вид мужа испугал Анну не на шутку:
«Владимир, - с тревогой в голосе позвала баронесса, подходя к нему, - Что с тобой? Тебе плохо?»
Корф обернулся, кинул рассеянный взгляд на жену, так точно видел ее впервые в жизни, и слегка покачал головой:
«Нет, не волнуйся, всё в порядке».
«Да как же в порядке! – воскликнула Анна, - На тебя страшно смотреть. Что произошло?»
Владимир не ответил, только продолжал блуждать лихорадочным взором вокруг себя, а потом вдруг произнес очень тихо:
«Аня, обними меня, пожалуйста».
Баронесса растерялась – никогда прежде она не видела его таким: раздавленным и беспомощным, словно потерявшийся на городской улице щенок. Не зная, как облегчить его боль, Анна обхватила мужа за шею, прислонила к своему плечу его прежде гордую буйную голову, беспрестанно гладила густые смоляные волосы:
«Что с тобой такое, что? – спрашивала она, - Скажи мне, наконец, не мучайся».
«Анечка, прошу тебя, - тяжело дыша произнес Владимир, - Что бы не случилось, что бы ты обо мне не узнала, верь мне, всегда верь».
«Я верю, конечно, я тебе верю, но я не понимаю…»
Корф не дал ей закончить, крепко стиснув в объятиях, так что на секунду Анне не хватило воздуха, прижался губами к волосам, покрывая их нетерпеливыми поцелуями:
«Не говори ничего, - услышала она его горячий шепот, - Потом ты всё поймешь, просто будь со мной. Ты нужна мне сегодня, сейчас…»
«Володя, подожди, так нельзя, - Анна попыталась вырваться из его рук, но страстные поцелуи и ласки сделали свои дело и она подчинилась, а утром всё уже было как прежде и ничто не напоминало о произошедшем накануне. Потом он уехал – неожиданно, быстро, не объяснив ни слова, и она тоже толком ни о чём не успела спросить.
– Видите, Миша, он просил меня ему верить, - воскликнула баронесса, в двух словах поведав князю о том, каким необычным был в тот день Корф, - Он каким-то образом предвидел, что его несправедливо обвинят в том, чего он не совершал. Владимир не может быть преступником!
– Я уверен, что его втянули в историю с заговором не по доброй воле и убежден, что он не пошел бы против императора, но ваш рассказ лишь окончательно подтверждает догадки относительно Вейса и Владимира.
– Но эти люди… Бог знает, что они могли сделать с ним!
– Анна, давайте не будем заранее думать о плохом. Я хорошо знаю Владимира, нам доводилось попадать в разные неприятности, и он никогда не давал себя в обиду. Меня гораздо больше волнует господин Бенкендорф. Сегодня я пытался убедить его в том, что у поляка не было никаких сообщников и, возможно, он мне поверил, но у нас всё равно слишком мало времени. Я просто обязан найти Корфа раньше чем Третье отделение что-нибудь пронюхает.
– И как вы намерены поступить? – спросила Анна, глядя на него с такой искренней надеждой, что у Миши защемило в груди.
– Я много раз ставил себя на место Владимира, пытаясь понять, что он хотел добиться своим исчезновением, отчего бежал и прятался. Если таким образом он старается вернуть свое доброе имя и вывести на чистую воду тех, кто его опорочил, то ему также, как и Бенкендорфу нужен тот самый поляк. Я знаю, что Вейс сейчас в Петербурге и подозреваю, что он обязательно наведается в известный нам с вами трактир. Слишком уж многое его связывает с этим кабаком. Думаю, это наш шанс.
Анна помолчала немного, поправила сползшую с плеча шаль, потом произнесла с легкой неуверенностью в голосе:
– А как же вы, Миша? Ведь вы служите Бенкендорфу, а если всё о чем мы с вами говорим на самом деле правда, то Владимир в его глазах окажется государственным преступником. И вы… вы тоже, раз покрываете его.
Репнин покачал головой:
– Но мы же оба знаем, что Владимир не виноват.
– И, тем не менее, вы сильно рискуете.
– Конечно, - усмехнулся Михаил краешком губ, - Но мне не привыкать.
– Раньше вы были один, а теперь у вас семья, которая в вас нуждается. Что будет с Лизой, Алешенькой, если все пойдет не так, как вы задумали? – баронесса опустила взгляд, - Я очень благодарна вам за вашу помощь и поддержку, но вы не обязаны жертвовать своими близкими ради нас с Владимиром.
Мишель покачал головой – бедная Анна, она готова отказаться от надежды найти любимого, чтобы не разрушать их с Лизой семейного счастья и спокойствия. Как и любая женщина, для которой ценность домашнего очага стоит превыше всего. Что уж говорить тогда о тревогах и волнениях Лизы, с которой они в последнее время всё чаще ссорятся из-за его поисков барона.
– Анна, послушайте меня, - мягко произнес Михаил, - Много лет назад, в кадетском корпусе, когда мы еще были детьми, мы подружились с Владимиром из-за его очередной глупой выходки, с самого начала обреченной на провал. Я до сих пор не знаю, почему захотел ему тогда помочь, понимая, что ничего путного из этого не выйдет, но я принял такое решение, не отступился и стоял с ним до конца. Тогда нас обоих сурово наказали, однако я не пожалел о том, что пострадал из-за него, наоборот я был очень счастлив разделить все горечи и невзгоды со своим товарищем. И с тех пор я понял – Владимира бесполезно отговаривать от безумного шага, приводить какие-то доводы и убеждать, он все равно не послушает и сделает по-своему. Единственный способ помочь ему – быть с ним рядом, по одну сторону, даже если его затея опасна и безрассудна. Так было всегда и всегда будет. Я свой выбор уже давно сделал.
Баронесса смущенно улыбнулась:
– Владимир мне рассказывал ту историю – кажется, вы подделали оценки в его ведомости.
– Да, именно, - кивнул головой Репнин, - Это была величайшая глупость, нас сразу же раскрыли.
– Вы чудесный друг, Миша, - она протянула ему руку, - Спасибо за всё, что вы делаете.
– Держитесь, Анна, - князь легонько коснулся губами её тонких пальцев, - Я уверен, мы найдем Владимира, и у вас снова все будет хорошо. Вы оба уже достаточно настрадались и заслуживаете счастья, Бог не может так жестоко с вами поступить.

 Отправлено: 19.02.10 10:44. Заголовок: Князь толкнул дверь ..

Князь толкнул дверь трактира, огляделся вокруг себя – здесь было все как прежде: убогая деревянная мебель, огарки свечей, вставленные в черепки горшков вместо подсвечников и все те же горемычные пьяницы, пришедшие сюда пропивать от скуки свои последние гроши. Миша быстрым шагом подошел к деревянной стойке и окликнул хозяина заведенья, возившегося в противоположном от него углу. Тот обернулся и, мгновенно узнав Репнина, приветливо улыбнулся знакомой заискивающей улыбке.
– Доброго вам вечера, барин, - трактирщик приблизился к нему, вытирая о подол запачканные чем-то руки, - А я ведь, верите, вспоминал о вас намедни.
– Что это вдруг? – поинтересовался Михаил, - Деньги кончились?
Кабатчик довольно ухмыльнулся:
– Дело у меня к вам, срочное. Узнал я кое-что наверняка вам полезное.
– Ну, точно деньги кончились, - удовлетворенно проговорил князь, - Что, голубчик, понравилось языком чесать, да рубли на том зарабатывать?
– Обижаете сударь, я ведь вам помочь хотел.
– Ладно, выкладывай, что у тебя за дело. О плате не волнуйся, если сведенья и впрямь ценные в долгу не останусь.
– Знаю, знаю, - заюлил трактирщик, - Только, может, все же по-деловому сойдемся – хоть копеечку вперед?
Вместо ответа Михаил окатил его ледяным взглядом, определенно дающим понять, что торговаться с ним он не намерен, и хозяин заведенья тут же сдался.
– Так уж и быть, слушайте, - трактирщик наклонился к Репнину, заговорщицки озираясь по сторонам, - Поляк тот, ну про которого вы меня спрашивали пару недель назад, сюда наведывался. Вот только вчера, ближе к полуночи заходил. Да не один, с другом со своим.
Михаил глубоко вздохнул – похоже, ставка на трактир была не напрасной.
– Каким еще другом? – спросил он, стараясь насколько возможно сохранять спокойствие.
– Есть у него приятель, тоже поляк. Заглядывал он раньше, но не так часто, а давеча вместе были.
«Мещерский, - мелькнуло у Репнина в голове, - Стало быть, вся компания здесь. Что ж вы так плохо бдите, Александр Христофорович. Кажется, у вас под носом затевается что-то очень интересное».
– И что же?
–Да как обычно, посидели, поговорили. Про что толковали, уж простите, не слышал. Были недолго с полчаса, не пили почти. Думается мне, сударь, не за беленькой они сюда приходили. Странные господа, одним словом.
– Больше ничего необычного не заметил?
– Вроде бы нет. – призадумался трактирщик, но потом вдруг резко изменился в лице и указывая глазами на дверь за спиной Михаила, прошипел, - Так вот же он, поляк этот… Сюда идет.
Репнин ощутил, как дрожь стремительно пробежала по позвоночнику, и ему едва хватило сил не обернуться вслед за взглядом трактирщика. Быстро приложив палец к губам, он произнес еле слышно:
– Поговори с ним. Веди себя как всегда.
Услышав позади себя шаги, Михаил слегка отодвинулся в сторону и облокотился на стол, подперев подбородок рукой. Затем осторожно повернул голову и краем глаза посмотрел на подошедшего к ним поляка. Вейсу на вид казалось не больше двадцати пяти лет. Он был высокий, худой и очень бледный: короткие темные волосы, зачесанные назад, тонкие губы и холодные серые глаза, от даже мимолетного взгляда которых почему-то становилось не по себе. «Все сходится, - подумал Михаил, - С такими данными ему ничто не мешало пройти по паспорту Корфа».
– У меня к тебе просьба, приятель, - обратился поляк к трактирщику. Голос Вейса под стать облику вызывал необъяснимое отторжение, - Ко мне сейчас должен подъехать мой товарищ, мы с ним встретиться договорились. Да не могу я его ждать, дело есть срочное. Как он придет, обо мне спросит, скажи пусть едет, куда договорились без меня. Я потом сам его найду. Понял?
– Сделаю все как велено, барин, - поклонился кабатчик.
– Водки мне налей, - коротко приказал Вейс, швырнув на стол монету, - И побыстрее.
Репнин продолжал не шевелясь сидеть на своем месте и следить за ним боковым зрением, стараясь ничем себя не обнаружить. Получив требуемую стопку, поляк опрокинул её одним махом, поставил на стол и направился к выходу. Миша осторожно проводил его взглядом: на принятие решения у него оставалось не больше пары минут. Сейчас или никогда… Князь вскочил со стула, не глядя вынул из кармана несколько ассигнаций и, оставив их на стойке перед изумленным трактирщиком, опрометью бросился вслед за Вейсом.
«Только бы не упустить, только бы не упустить», - повторял про себя Репнин, выходя на улицу. Непроглядная ночная темень еще больше осложняла задачу. Миша видел, как поляк спустился с крыльца и твердым уверенным шагом направился по разбитому тротуару. Снегу намело немерено, он противно налипал на сапоги, не позволяя идти быстрее. Князь перешел на другую сторону улицы и, не отпуская из виду высокую худощавую фигуру Вейса, двинулся вслед за ним, пытаясь ступать как можно мягче – в безлюдной ночной тиши хрустящий под ногами снег мог легко его выдать. Поляк шел очень спокойно и быстро, не разу не оглянувшись, словно проходил обыкновенный повседневный маршрут. У развязки он свернул с главной дороги в узкий переулок, ведущий в квартал, застроенный простыми деревянными бараками, служившими жильем для фабричных работников, прошел еще с несколько метров, как вдруг неожиданно остановился и, резко обернувшись, встретился своим колючим взглядом с Михаилом. Репнин инстинктивно отскочил в сторону и, ругая себя за нерасторопность, ухватился рукой за стену дома, в надежде спрятаться в её тени. Но было поздно – Вейс его уже заметил и, не мешкая не секунды, опрометью кинулся в ближайшую подворотню. Теряя самообладание, Миша выбежал из своего укрытия и бросился вслед, сжимая рукоять в одно мгновение выхваченного пистолета. Однако за углом, куда скрылся поляк, никого не было – улица оказалась совершенно пуста, только холодный ветер крутил поземку из сплетенных друг с другом снежинок. Михаил отчаянно огляделся по сторонам, все еще питая хоть самую слабую надежду на чудо, но Вейса уже и след простыл, как будто его и не было здесь вовсе всего лишь каких-то пару минут назад. Князь злобно сплюнул и убрал пистолет – сам виноват, стоило расслабиться на короткое время, как Вейс тут же почуял неладное. Интересно, сумел ли поляк разглядеть его лицо, или ночная темнота не позволила ему это сделать? В любом случае, он себя только что очень глупо выдал, чего нельзя было допускать ни при каких обстоятельствах. Вейс и так слишком осторожен, теперь же, можно было не сомневаться, что его бдительность увеличится в разы.
Репнин еще раз на всякий случай окинул улицу разочарованным взглядом и медленно направился обратно в сторону трактира. Торопиться сейчас уже было все равно некуда. Миша свернул из переулка и собрался вновь перейти дорогу, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Это было очень странное ощущение – словно кто-то пристально рассматривал его, на миг ему даже показалось, что он слышит позади себя прерывистое дыханье. Готовый поклясться, что во всем квартале он только что был совсем один, князь точно так же как Вейс резко повернул голову. Но заснеженный переулок ответил ему мрачным, пустынным молчаньем. Репнин тяжело выдохнул, рука вновь потянулась к пистолету. Несколько секунд он простоял не шевелясь, жадно вслушиваясь в холодную тишину – ни звука, ни шороха, даже свистящий неугомонный прежде ветер совсем смолк. «Так и с ума сойти недолго», - подумал про себя Михаил, запахивая пальто. А вокруг по-прежнему было мертвенно тихо.

 Отправлено: 19.02.10 11:41. Заголовок: Falchi, твой фик рис..

Falchi, твой фик рискует стать самым большим фиком БН.

 Отправлено: 19.02.10 12:26. Заголовок: Falchi пишет: «И ты..

Falchi пишет:

цитата:

«И ты думаешь, спалив его в огне, ты сожжешь вместе с ним все мучающие тебя воспоминания? Справишься со всем, что тебя гложет?».

Нельзя просто так перечеркнуть и забыть, что было до свадьбы между Анной и Владимиром. Они никогда не простят друг другу то, что пережили. Будут думать, уговаривать себя, что все в прошлом, но оба слишком больны этим, чтобы растворить такое прошлое в любви. Не верю им обоим. Спасибо, Falchi . Ты очень достоверно передала то, что я себе рисовала в воображении.

 Отправлено: 19.02.10 13:45. Заголовок: Почему не простят? Н..

Почему не простят? Ничего свехнепростительного и не было, и всё к моменту свадьбы простили.

 Отправлено: 19.02.10 14:15. Заголовок: Ничего они не прости..

Унижение забыть невозможно. Всегда есть опасность, что всё повториться снова. Такие вещи отравляют жизнь. Это я вижу в фике. Очень достоверно написано.