Отправлено: 27.11.14 09:53. Заголовок: "Яблоко раздора", средневековый роман
Название: "Яблоко раздора" Персонажи: герои БН, частично с нарушением родственных связей Жанр: средневековый роман, драма Время: 1480-е годы Сюжет: завязка по мотивам ролевой игры и пьесы "Меч и роза", дальше - гато-отсебятина Авторские права: с кукловодами главного треугольника согласовано Состояние: пишется
Светик меня опередила с ответом - времена, действительно, не мармеладные. И кровь рекой, и звон мечей, и победителей не судят :)
Я поддалась имиджу графа, к которому привыкла в классической трактовке у Гаты, но потом вспомнила Древний Рим и Толедо, и теперь еще больше заинтригована.
Отправлено: 04.12.14 17:24. Заголовок: С иллюстрациями гора..
С иллюстрациями гораздо более лучше
Относительно манер графа, то, милые дамы, Бенкендорф еще сдержан. Допускаю любые выходки, т.к. это в рамках времен и нравов. И он далеко не романтический герой. Тут их еще будет, полагаю, с песнями под окном. Уже есть.
Отправлено: 05.12.14 07:40. Заголовок: Дорога плавно сбегал..
Дорога плавно сбегала с холма, но четверо дюжих парней, которые тащили носилки, обливались пóтом и надсадно кряхтели, сетуя на бесчеловечную изобретательность мессира маркиза. – Эх, кабы его милость приказал нам нести малышку Лили! Вот уж кто легка, как перышко! – А я бы поиграл в лошадки с крошкой Жаннет, пусть бы каталась у меня на закорках хоть всю ночь до рассвета! – Надоело слушать ваши причитания! – высунулась из-за шелковых занавесок, расшитых гербами маркиза, сердитая дуэнья. – Гоже ли таким крепким молодцам ворчать и жаловаться, будто столетние старухи? Немудрено, что наш добрый господин не смог одолеть этого людоеда фон Бенкендорфа под стенами Бюра. С такими слабосильными лентяями, как вы, только коров пасти! Бедняги-носильщики хором заверили, что готовы жизни отдать за мессира маркиза и за его дочь, благородную госпожу Ольгитту. – Тогда и несите меня, будто я - благородная госпожа Ольгитта! – прикрикнула на них Барбара, падая обратно в ворох бархатных подушек, блаженствовать на которых ей мешали жалобы слуг и волнение за молодую хозяйку. Но время уже близилось к рассвету, и ночные тревоги постепенно таяли. – Хотела бы я посмотреть на вытянувшиеся физиономии графа и его племянника, когда они поймут, как их облапошили, – вслух посмеивалась дуэнья. – Жаль, что платье моей голубки мне тесновато, не то бы я сама в нем завтра покрасовалась перед женишком, вместо этой гусыни Лили. Молодой паж, гарцевавший на рыжей кобылке справа от носилок, услышав слова Барбары, весело рассмеялся, носильщики тоже приободрились, ведь известно, как добрая шутка способна прогнать уныние и придать сил. Маленький отряд стал даже двигаться быстрее, но вдруг один из всадников, который уже несколько минут настороженно к чему-то прислушивался, поднял тревогу: – Нас преследуют! – Тушите факелы, сворачивайте в лес! – приказал старший отряда, бывалый солдат, с сожалением успев подумав, что место удобно для засады, и если бы не запрет мессира маркиза… – Скорей, скорей! – поторапливал он бестолково топтавшихся на месте носильщиков. Однако было поздно, их уже заметили. – Стойте! – раздался в предутренней мгле громовой голос. Вслед за голосом появились два рыцаря в легких латах, но с грозным видом, а за ними полсотни до зубов вооруженных всадников – в два раза больше, чем было преследуемых, и тем ничего не оставалось, как повиноваться. Серж-Этьенн спрыгнул с коня, едва успев натянуть поводья, и кинулся к носилкам. – Ольгитта! – Ох! – дуэнья, хоть сердца не чуяла от испуга, кокетливо прикрылась вуалью. – Неужели сбылась моя заветная мечта – быть похищенной молодым храбрым рыцарем? «Похититель» отпрянул от носилок, как ужаленный, вызвав у толстушки громкий смех. – Это не Ольгитта, дядя! – возопил он, с досады рубанув мечом воздух. – Проклятый маркиз нас все-таки перехитрил! Вернемся и сожжем его замок дотла! «Грози, грози, – ухмыльнулась дуэнья, задергивая занавеску, – и не подумаю тебя жалеть. Моя строптивая овечка пожелала достаться тому, кто добудет ее в честном соперничестве, а второй красавчик ничего пока не знает. Всё самое интересное для вас обоих еще впереди». – Где мадемуазель де Калиньяр? – обратился граф к понурой свите дамы Барбары де Бертрамбуа. – Нам было поручено проводить до монастыря госпожу Барбару, – ответил за всех старший, – больше мы ничего не знаем. – Дядя, как вы могли поддаться на такой обман! – чуть не плакал Серж-Этьенн. – Из-за вас я лишился самой прекрасной женщины на свете! Где нам теперь ее искать? Граф молча перехватил у своего оруженосца факел и, высоко подняв его, окинул внимательным взглядом конных и пеших слуг из задержанного эскорта. Юный паж внезапно дал рыжей кобылке шпоры, перемахнув через перегородившие дорогу носилки, и понесся прочь. – Держи его! – раздались беспорядочные крики. Серж-Этьенн взлетел обратно в седло, но граф всех опередил, с места послав коня в прыжок. Свирепый вороной жеребец, послушный твердой руке, преодолел препятствие еще легче, чем незадолго до него тонконогая кобылка, и устремился в погоню. Барбара в полубеспамятстве вывалилась из носилок, которые люди графа оттащили в сторону, чтобы освободить дорогу остальным, и рухнула на руки одному из прежних носильщиков, со стонами обмахиваясь платком: – Помоги мне, Святая Дева! Легче умереть, чем еще раз пережить такой ужас! Ох… давно пора проучить мою бедняжку за своенравие! Рыжая кобылка неслась стрелой. Ольгитта всем телом припала к лошадиной шее, обхватив ее руками и стараясь не прислушиваться к страшному топоту копыт за спиной. Ноги болели, непривычные к мужским стременам, но мыслимо ли представить подобные скачки в дамском седле и в платье с длинным шлейфом? Для верховых прогулок молодой маркизе недавно пошили упелянд из лазоревого бархата, очень шедшего к ее глазам, и с узкой оторочкой из меха горностая. Когда мессир де Пишар унаследует от дяди графский титул, его жена сможет украшать свои наряды горностаевой оторочкой шириною в ладонь, если не состарится к сему благословенному часу настолько, что потеряет вкус к каким бы то ни было украшениям. Ольгитта опасливо оглянулась назад и, обнаружив, что преследователь еще ближе, чем она боялась, шпорами и коленками принялась подгонять взмыленную лошадку. Лучше твердить с утра до ночи молитвы под надзором суровой тетки, запивая их водой вместо ужина, обеда и завтрака, чем давиться изысканными яствами под людоедским взглядом графа, без чьей помощи его племянник, видно по всему, и дня не умеет обойтись. А можно ли обойтись без шелка и горностаев?.. Додумать она не успела, потому что всадник на вороном коне в эту минуту поравнялся с рыжей кобылкой, протянул мощную длань, схватил «пажа» за шиворот и, одним движением выдернув из стремян, перекинул поперек своего седла. Конские копыта и летящая из-под них земля оказались вдруг так близко от ее глаз, что Ольгитта вскрикнула от испуга и забилась в руках графа: – Отпустите меня! Как вы смеете! Грубиян! Людоед! – Ваш будущий дядя, – угрюмо проронил он, поворачивая коня. Такого унижения надменная дочка маркиза еще не знала и не собиралась покорно сносить, но, сколько ни вертела головой и ни размахивала руками, ища, где ударить или за что укусить обидчика, везде натыкалась на кожу и железо. – Чтоб святой Андрей наградил вас подагрой! – Я слыхал, что святой Андрей, напротив, избавляет от этого недуга. – Если сильно попросить, то может и наслать! Граф пустил коня шагом и попытался пересадить пленницу поудобней, чему та бурно воспротивилась. – Если вы считаете меня вашим трофеем, то и везите, как трофей! – огрызнулась благородная госпожа Ольгитта и, изловчившись, боднула будущего дядю в бедро. – А если вы человек чести и доблести, как написано на вашем щите, то верните меня моему отцу! – Еще ни один трофей не доставлял мне столько хлопот, – проворчал граф, все-таки усадив девушку перед собой. – Я не заставляла вас гнаться за мной, – капризная красавица поерзала, без особого успеха пытаясь отгородиться от окружавших ее со всех сторон рук и стального нагрудника на неколебимом, как скала, торсе. – Предупреждаю, я сделаю жизнь вашего племянника невыносимой! – Думаю, тихая и покладистая жена – совсем не то, о чем мечтает Серж-Этьенн, – ответил граф, глядя мимо нее на дорогу. – Вот, кстати, и он сам. Навстречу им во главе полудюжины всадников спешил молодой рыцарь, с опозданием бросившийся вдогонку. – Вы вернули меня к жизни, дядя! – просиял Серж-Этьенн ярче восходящего над лесом солнца. – Но, скажите, не дайте мне зачахнуть от любопытства – как вы догадались?.. – Наверное, потому, что моя голова не забита ерундой, – граф все еще пребывал в ворчливом настроении. – Ерундой вы называете любовь, дядя? Не стану спорить, вам с высоты ваших лет и ума виднее, но, пока мое сердце бьется для чудеснейшей из женщин, я не променяю даже малую его толику на мозги ста мудрецов! - с этими пылкими словами, подъехав ближе, молодой рыцарь припал губами к ручке невесты, которую та со снисходительно-царственным видом ему протянула. – Вы полагаете, сто мудрецов согласились бы на такую замену? – спросила она. – Наверно, нет, на то они и мудрецы! – рассмеялся Серж-Этьенн так непринужденно и от всей души, что Ольгитта едва подавила улыбку. Право, он мог бы показаться ей милым, не будь у него дяди-людоеда.
Отправлено: 05.12.14 07:41. Заголовок: Они ехали назад несп..
Они ехали назад неспешной рысью, мадемуазель де Калиньяр – по-прежнему вместе с графом, прямая и напряженная, как тетива арбалета, и так же любую минуту готовая выпустить стрелу. – Не желаете ли пересесть ко мне, моя королева? – протянул руку Серж-Этьенн, спохватившись о правах жениха. – Дядя, наверное, устал вас сторожить, а мне так много надо вам сказать, не предназначенного для его ушей, ни для чьих-то еще. – Вчера вы были более щедрым, обещая, что вас услышит вся Лотарингия, – Ольгитта надменно повела плечиком, нечаянно коснувшись графской кирасы, вздрогнула и попыталась отодвинуться еще дальше. – Со вчерашнего дня я придумал целый ворох новых слов, – продолжал разглагольствовать Серж-Этьенн, не замечая ни капризного плечика, ни насмешки в мелодичном голосе, – и они так хороши, что если я их буду транжирить направо и налево, то обкраду вас, мое несравненное сердце! – На свадебных торжествах принято угощать бедный люд, подарите эти слова им, или прикажите спеть менестрелям, – прожурчала в ответ жениху Ольгитта и оттопырила локоток, обороняя жалкие остатки своей независимости в объятьях его дяди. – Что до меня, то я и так одарена сверх всякой меры - моим мужем будет самый блестящий рыцарь от Мозеля до Рейна. – Успеете наворковаться в Бюре, – прервал их беседу хмурый граф. – А сейчас поторопимся, путь предстоит неблизкий. – В Бюр? – опешил племянник. – Разве мы направляемся не в Калиньяр? – Мы достаточно оказали чести его хозяину, – отрезал Бенкендорф. – А как же свадьба, дядя? – Свадьбу отпразднуем в Бюре. Там, по крайней мере, можно быть уверенными, что ни тебе, ни мне не подадут нашпигованную отравой кабанятину или не подстроят еще какую-нибудь гнусность. Мадемуазель де Калиньяр презрительно фыркнула на эту реплику, но сочла выше собственного достоинства вступать в пререкания. Пусть господа из Бюра думают об ее семье сколь угодно дурно, действительность окажется для них еще хуже. – Вы правы, как всегда, дядя, – погрустнел наш рыцарь. – И все-таки жаль, что мне не удастся поглядеть моему тестю в глаза и поблагодарить его за эту ночную прогулку! – Я как раз размышлял, кого туда послать, чтобы забрать пушки и наших людей. Если ты вызвался сам… – Я только пошутил, дядя, – запротестовал Серж-Этьенн, которому куда сильнее, чем лицезреть новое унижение маркиза, хотелось остаться подле своей ненаглядной. – А я не шучу, – граф был непреклонен, – я приказываю. Догонишь нас в Меце, там мы сделаем остановку. Ну, вперед! - Помчусь, как молния, дядя,– уныло повиновался племянник. – А вы не упустите снова мою невесту! - Не упущу, - сердито ответил тот. Серж-Этьенн поцеловал руку Ольгитты, пылко заверив, что ей не придется долго без него скучать, пришпорил коня и вскоре исчез из виду. «Бедный мой батюшка, – вздохнула про себя пленница, – когда я с ним теперь увижусь? И увижусь ли вообще…» – Вы не дали мне попрощаться с отцом! – Разве вы с ним не попрощались, пускаясь в это путешествие? – Вы ужасный человек, распоряжаетесь людьми, словно фигурками на шахматной доске! – вспылила она, забыв про недавний страх перед графом. В одночасье на нее обрушилось всё, чего она боялась чуть не до смерти, от чего отчаянно пыталась убежать – настигло и безжалостно швырнуло в руки грубого алчного людоеда. Что могло с ней случиться хуже того, что уже случилось? – Перестаньте душить меня, – потребовала Ольгитта, упираясь в его грудь затекшим локотком, – я слишком добрая христианка, чтобы мечтать о самоубийстве, тем более – под копытами вашего коня! – Я обещал племяннику приглядывать за вами, – ответил ее мучитель, и не подумав ослабить захват. – Вы собираетесь опекать его столь же пристально и после свадьбы? Граф шевельнул бровью. – Если вам захочется сбежать от вашего супруга, виноват будет только он сам. Ольгитта мысленно попыталась убрать уродливый шрам со лба людоеда, но проще оказалось вовсе не смотреть в его сторону. – Где моя Буколька… – вырвался у нее вздох. Поскольку ей ничего не ответили, девушка скосила взгляд и заметила, что граф с недоумением и даже некоторым любопытством изучает ее волосы. – Буколька – это моя лошадь, – буркнула она, надув губы. Еще вчера по одному ее слову десятки отцовских слуг разбились бы в пыль, чтобы отыскать пропажу. – А, та рыжая кобылка, которая умеет развить неплохую прыть? – Она не найдет дорогу домой, и ее растерзают волки… – на глаза юной маркизы, отважно противостоявшей двойному напору дяди и племянника, при воспоминании об ее любимице невольно навернулись слезы. Граф подозвал двух шевалье* и велел им изловить рыжую кобылку. – Спасибо, – пробормотала Ольгитта, потупившись. Неожиданная доброта графа застала ее врасплох и почти стерла ужасный шрам с его лица. Вскоре они достигли места на дороге, где их с нетерпением и тревогой ожидала свита молодой маркизы. Добрая дуэнья, успевшая сто раз простить своенравную подопечную и двести раз вознести за нее молитву Святой Деве, с причитаниями бросилась к Ольгитте, которой граф позволил, наконец, спуститься на землю. – Ах, голубка моя, я чуть не умерла от переживаний за вас! Уж лучше бы ваша Буколька или коняга этого людоеда меня затоптали, чем вот так томиться в неизвестности, где вы и что с вами, – лепетала толстушка, оглядывая и ощупывая Ольгитту и пытаясь пригладить ее растрепанные волосы. – Но уж больше я вас от себя не отпущу и никому не дам в обиду, будь там хоть какой жених-разжених! – Госпожа Ольгитта пребывает под защитой моей и моего племянника, – сурово отчеканил граф, – и более ни в чьей защите не нуждается, равно как и в других слугах. Дуэнья выпучила на него глаза, не сразу уразумев смысл сказанного, а когда уразумела, с громким воплем обхватила девушку во всю силу своих пухлых рук. – Не дам разлучить меня с моей голубкой! Святая Дева, пусть это будет только дурной сон! Красавица моя, бедняжка, да как же я без вас? А вы-то как без меня?! – и бурно разрыдалась, взывая ко всем известным ей святым смягчить жестокосердого графа, или уж, коли это дело совсем безнадежное, хотя бы поразить его молнией небесной. – Не нужно, Барбара, – попыталась успокоить ее Ольгитта, сама глотая слезы. Как она могла даже на краткий миг заподозрить этого людоеда в добром поползновении! – Таков злой рок, с ним бесполезно спорить. – Знаю я этот злой рок! – дуэнья метнула в сторону графа взгляд, пышущий гневом, но такой же бессильный, как волна в ее яростных атаках на прибрежный утес. – Где это видано, чтобы лишать благородную даму подобающей ей свиты?! – Моей свите позавидовал бы и герцог Николя, – молодая маркиза сложила губы в надменную улыбку, – ведь у меня в пажах – сам граф фон Бенкендорф, один из шести Великих Кавалеров Ордена святого Губерта. Довольно слез, Барбара, иначе мне еще труднее будет уехать. Постарайся утешить моего батюшку, передай ему, что я очень его люблю… и сумею отомстить за него и за себя, – последние слова она прошептала дуэнье на ушко. Тут вернулись отряженные графом шевалье с пойманной беглянкой. Ольгитта ласково погладила испуганную лошадку по гриве, прижалась щекой к ее теплой морде, потом взобралась в седло, сделав вид, что не заметила руки своего высокородного пажа. Всхлипы Барбары долго еще мерещились ей в грохоте копыт, заставляя сердце сжиматься от боли и тоски. С каждым лье она безвозвратно удалялась от всего, что было ей дорого прежде, и что прежде она так мало умела ценить. Предательские слезы одна за другой капали на шелковистую гриву рыжей лошадки, которой передалось унылое настроение хозяйки. Граф ехал с будущей племянницей стремя в стремя, еще более угрюмый, чем давеча, и не делал попыток прервать тягостное молчание, но иногда Ольгитта ловила на себе, верней ощущала по зябким мурашкам на коже, его тяжелый взгляд. – Странно, что вы позволили мне взять Букольку, – с вызовом бросила она, когда встречный ветерок осушил соленую влагу на ресницах. – Лошадь не поможет вам устраивать заговоры, – проронил сеньор Фалля и Бюра, будто нехотя. – Вы так меня боитесь? – привычно вскинула подбородок молодая маркиза. – В замке вашего супруга вы будете полновластной хозяйкой. «Вы рождены царствовать над всем, что есть сущего, – пел ей медовоголосый менестрель, – я хочу назвать вас королевою роз, ибо только прекрасные достойны служить прекрасной, я хочу назвать вас королевой музыки, ибо только эти чудеснейшие звуки достойны услаждать ваш слух, я мечтаю назвать вас королевою моего сердца, но не смею, потому что это царство слишком ничтожно для вас…» Ольгитта де Калиньяр не знала пока сердца, царствовать над которым ей было бы и сладостно, и не ущемляло ее гордости. Одни мужчины красивы, но глупы, другие умны, но бедны, третьи богаты, но дурны лицом и нравом… Ах, почему достоинства так любят селиться порознь, вместо того чтобы найти воплощение в одном человеке!
--------------------------------------- * Здесь – всадник, рыцарь
Ольгитта - прекраснейшая из лучших, а не из равных. Это не требования, а положенное по достоинству Требует те, кому приходится довольствоваться тем, что осталось
Отправлено: 06.12.14 10:52. Заголовок: Светлячок пишет: Ст..
Светлячок пишет:
цитата:
Стесняюсь спросить, это о чьей же жене речь?
Думаю, граф решение уже принял. В тому же, про перекличку с "Мечом и розой" Гата в шапке темы написала. Завязка будет почти такая же. Это я рассуждаю, т.к. ничего не знаю о дальнейшем развитии сюжета и читаю вместе с вами. Это пока прелюдия в основным событиям, но главных героев мы уже увидели и успели составить о них предварительное мнение. А вот, что будет дальше, тут самое интересное и зарыто!
Отправлено: 07.12.14 20:14. Заголовок: В школе мне нравилис..
В школе мне нравились всякие рыцарско-куртуазные страсти. Жестокость нравов, сглаживает вековая пыль и тайна ушедшей эпохи. Любовь прошла, как и ощущение сказочной романтичности в этих произведениях.
Кать, прочитала начало, и это ощущение вернулось. Даже кажется, что слышу шорох страниц, вижу гравюры в книге и темные замковые коридоры. Спасибо тебе .
Отправлено: 08.12.14 09:23. Заголовок: Новая неделя началас..
Новая неделя началась, можно и проду :)
* * *
Город Мец, древнеримский Диводурум, раскинулся на берегах полноводного Мозеля, кичливо подпирая небесный свод шпилями недостроенного собора Сент-Этьенн, самого высокого в Лотарингии. Ольгитта часто приезжала сюда с отцом, а однажды он отвез ее в столицу – в Нанси, на праздник расправы с чудищем. Кровожадный рыбозверь в незапамятные времена обитал в реке поблизости от города, раз в полгода выбираясь на берег, чтобы проглотить восьмерых прекрасных отроков, приносимых ему в жертву. Святая Марфа, как гласил древний манускрипт, бесстрашно вошла в воды реки и деревянным крестом усмирила чудище, которого потом добили натерпевшиеся от него горожане. Все жители Нанси, от мала до велика, верили этой легенде, верил и щедрый король Рене, дед нынешнего герцога, повелевший ежегодно воздавать почести святой Марфе, не жалея из казны денег. Турнир, рыцарские игры и мистерия нравились мадемуазель де Калиньяр ровно до тех пор, пока она не услышала рассказ о свадебных торжествах герцога Бургундского Карла и английской принцессы Маргариты. Едва ли рассказчику самому довелось побывать в далеком Брюгге, но даже то, что он поведал из чужих уст, может, из десятых, поражало воображение слушателей. Ольгитта видела, как наяву, искусственное озеро посреди пиршественного зала и богато украшенные корабли, служившие блюдами, на которых подавали еду гостям: на больших кораблях – жареное мясо, на маленьких – экзотические фрукты и оливки. Из фонтанов били вино и розовая вода, высились искусно сделанные из сдобного теста зáмки. Были там танцующие механические львы и верблюды, живые пирамиды из жонглеров и музыкантов, блестящие процессии на выстланных гобеленами улицах, турниры и представления, шелковые шатры в саду с золотыми деревьями, с ветвей которых свисали цветы и фрукты из драгоценных и полудрагоценных камней… Но чаще всего Ольгитта представляла себя едущей, как герцогиня Бургундская, в позолоченном экипаже, влекомом белыми лошадьми, в роскошном наряде и в короне из серебра с позолотой, где среди россыпи жемчуга и красных и синих яхонтов цветной эмалью вились буквы ее имени. Менее пышной свою свадьбу честолюбивая и романтичная дочь маркиза не мыслила, тем грустнее было возвращение к реальности, и тем сильнее – обида на человека, лишившего ее этой мечты. Постоялый двор, расположенный неподалеку от епископского дворца, содержался на широкую ногу. Граф тут же отбыл засвидетельствовать почтение его преосвященству, а Ольгитту проводили в просторное, богато убранное помещение с чудесным видом из окон на уютный зеленый садик и реку. Но окна, к сожалению, были довольно высоко от земли, а в саду под деревьями прогуливались какие-то люди, подозрительно похожие на стрелков из свиты графа. Оставался еще дымоход, если бы девушке пришло в голову им воспользоваться; к счастью и к чести ее, благоразумие оградило Ольгитту от подобного соблазна. Поскучав у окна и уделив из всего обилия поданных к обеду яств внимание одному лишь маленькому пирожку и двум глоткам родниковой воды, пленница призвала на помощь последнего оставшегося у нее друга – Морфея. Граф вернулся спустя несколько часов, успев побывать не только в гостях у епископа, как видно было по сундукам, которые внесли вслед за ним слуги. Сундуки доверху были набиты шелками, бархатом и парчой, в кусках и в готовых нарядах, любому из которых позавидовала бы самая капризная модница. В отдельном ларце сверкало и переливалось неземным светом несколько маров* драгоценных украшений. – Вы обобрали всех купцов Меца? – спросила Ольгитта, окинув это великолепие деланно равнодушным взглядом. – Только тех, у кого был самый дорогой товар. Красавица пощупала нежнейший бархат, скользнула пальцами по переливчатому шелку и скривила губки: – Вас надули, это ничего не стоит. Не говоря о том, что выбор столь скуден, – добавила она презрительно. – Мое приданое в этой комнате не поместилось бы. – Я не собираюсь требовать с вашего отца тряпки и булавки, когда мне принадлежит всё! – рявкнул взбешенный граф, заставив девушку вздрогнуть, но вместе и почувствовать удовлетворение, что ей удалось его задеть. – Раз уж вы взяли на себя заботу о моем гардеробе, быть может, вы замените и моих горничных? – спросила она, надменно изогнув бровь. – Я пришлю тех, кто справится с этим лучше меня, – буркнул граф в ответ и с хмурым видом ретировался, а взамен него вскоре явились несколько опрятных и проворных девиц, которые избавили юную маркизу от изрядно потрепанного в дорожных приключениях костюма пажа и стали примерять более подобающие ей наряды, ахая и охая от восхищения над каждой новой вещицей, вынимаемой из сундука, будь то камиза тончайшего полотна, с искусной вышивкой, или алмазная фибула, или причудливый головной убор – эскофьон, уложить косы под золотую сетку которого уже являлось целым искусством. В конце концов, и Ольгитта позволила себе увлечься занятием, столь утешительным для женщины, какому бы кругу она ни принадлежала.
Во всех соборах Меца давно отзвонили к вечерне, когда приехал Серж-Этьенн. – Надо было оставить эти пушки маркизу, пусть бы он стрелял из них по воробьям, раз не умеет воевать. Если мы будем ехать с той же скоростью, с какой их волокут, дядя, я никогда не женюсь! Граф коротал время в обществе любимых шахмат и едва початого кувшина вина. – Мне кажется, тебе вообще рано жениться, – раздумчиво молвил он, передвигая на доске ладью. – Что значит – «рано», дядя? – поперхнулся племянник. – Мне двадцать пять лет, и всё, что нужно, у меня на месте. – Когда я смотрю на твою голову, то начинаю в этом сомневаться. – Может быть, я и не так умен, как вы, дядя, – обиделся Серж-Этьенн, – но и не совсем безмозглый остолоп, как мой будущий тесть. Я думал найти его в печали и трауре, а он встретил меня мертвецки пьяным и стал требовать, чтобы я выпил вместе с ним за здоровье его будущих внуков, которым достанется не только замок Бюр, но и много другой вашей собственности! – Гм… это свидетельствует скорее о том, что у мессира маркиза проснулся здравый смысл, – пробормотал граф, подумав, что напрасно задабривал его преосвященство щедрыми посулами на случай, если Калиньяр в отчаянии захочет прибегнуть к помощи церкви. Хотя иметь благожелательно расположенного епископа недурно в любом случае, с выполнением же обещаний можно повременить, мысленно подытожил он, хитроумной комбинацией черных принуждая белого короля к непривычной пока рокировке**. Племянник покосился на шахматную доску и нарочито зевнул. – Сбегу от вашего дурного настроения, дядя, пока вы и меня им не заразили. Лучше пойду туда, где меня встретят с улыбкой – к моей Ольгитте. Какие у нее сладкие пальчики! Жду не дождусь, когда она вся станет моей, – молодой рыцарь мечтательно улыбнулся. – Быть может, даже уже этой ночью… Угрюмая флегма слетела с графа, как не бывало. – Ты никуда не пойдешь! – громыхнул он стулом, резко встав. – Когда вы в таком раже, к вам и подавно опасно приближаться, – Серж-Этьенн попытался улизнуть, но дядя догнал его и грубо втолкнул назад в комнату. – А я тебе запрещаю приближаться к мадемуазель де Калиньяр! – С какой стати, дядя? Она моя невеста! – Уже ночь, ты ее напугаешь. – Разве я медведь, или монстр из Нанси? – еще пуще обиделся Серж-Этьенн. – Не понимаю вас, дядя – вы сами нас сосватали, а теперь не даете насладиться друг другом! – Сам сосватал, сам и разорву помолвку! – Вы всегда найдете, за что меня наказать, – притворно вздохнул племянник, с нежных лет привыкший к грохоту дядиного голоса и к тому, что ничего хорошего тот не сулит, но сейчас полагавший себя под защитой военно-брачного контракта. – Только с чего бы вам быть добрым к мессиру де Калиньяру? – В договоре с маркизом я ничего не намерен менять, кроме того, что Ольгитта де Калиньяр будет моей женой, – отрезал граф. Сказать, что наш рыцарь остолбенел от этих слов – значило не сказать ничего. Сердце, испуганно екнув, сверзилось куда-то ниже поясницы и перестало подавать признаки жизни. Бедняга хотел подпрыгнуть, чтобы заставить ретивое биться пусть даже под коленкой, но ноги словно приросли к полу. – Это… это шутка, дядя? – пролепетал он первое, что пришло ему на ум, и что могло хоть как-то примирить его с чудовищностью услышанного. Граф наполнил из кувшина квартовый кубок и сделал несколько тяжелых глотков. Он относился к молодому рыцарю как к сыну, которого у него никогда не было, и знал, что причинит ему страдание, но все мыслимые доводы в борьбе с самим собой он исчерпал еще утром. – Если тебя это утешит, ваш брак не был бы счастливым. Госпожа Ольгитта тебя не любит и только насмехается над тобой. – Вы думаете, что она скорей полюбит ваши шрамы и морщины? – Не забывайся! – бросил граф, мимолетно изменившись в лице. – Хотел бы я забыться, дядя, и забыть этот разговор, как дурной сон! «Через неделю мальчишка остынет, – подумал граф, – должен остыть, для его же пользы». – Ступай спать, – проворчал он, садясь обратно за шахматы. Но Серж-Этьенн не желал закончить на этом разговор. – Я не уступлю вам Ольгитту, дядя! – воинственно водрузил он ладонь на рукоятку меча. – В конце концов, Калиньяра победил я, это мой приз! – Без награды ты не останешься. А сейчас ступай спать, – повторил ему граф, – и выброси из головы мечты об Ольгитте. – Никогда! – с рыданием в голосе воскликнул молодой рыцарь. – Нет на свете такой награды, которая могла бы заменить мне мою королеву! Вы ограбили меня, сеньор Бенкендорф, благородные рыцари так не поступают! – вслед за этими пылкими словами в графа полетела стальная перчатка, но, не долетев, грянулась на шахматную доску, разметав с нее фигуры. – Убирайся, пока я не задал тебе трепку, – процедил граф сквозь зубы. Серж-Этьенн, поникнув плечами, поплелся к выходу, но на пороге оглянулся. – Еще вчера я бы, не задумываясь, жизнь отдал за вас, дядя, а теперь нам двоим будет тесно на этой земле! Не помня себя от горя, словно в тумане он добрел до конюшни и велел седлать коня, но, уже поставив ногу в стремя, вспомнил вдруг синие, как лучистое весеннее небо, глаза Ольгитты, и устыдился, что хотел их покинуть. Если бывшая невеста не презирает его, как хотелось бы деспотичному графу, то наверняка станет презирать, узнав об этом трусливом бегстве. «Вы сами учили меня, дядя – доблесть не в том, чтобы разбить голову о стену, а в том, чтобы найти выход, и я его найду, рано или поздно. Ольгитта будет моей, хотя бы мне пришлось для этого сделать ее вашей вдовой!» Укрепив душу и волю этим решением, наш рыцарь всю ночь до рассвета ходил дозором под окнами боготворимой красавицы, где с первыми проблесками зари его и сморил глубокий сон.
-------------------------------------------- * Средневековая французская мера веса, примерно 250 современных граммов ** Современные правила игры в шахматы сформировались к концу XV века
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 113
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Отправлено: 27.11.14 09:53. Заголовок: "Яблоко раздора", средневековый роман
Самое интересное жешь начинается. Маркиза, "чтобы развеять грусть-тоску изволили бежать за тридевять земель" 
И дядя по носу уже пару раз съездил.
Требует те, кому приходится довольствоваться тем, что осталось 
. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
