Отправлено: 06.09.12 11:10. Заголовок: У меня непритязатель..
У меня непритязательный вкус – мне вполне довольно самого лучшего. Трудно избежать будущего. (О. Уайльд)
Часть I.
Нашумевшая находка в особняке Трубецких-Нарышкиных была, бесспорно, интересной, дав пищу для восторга многочисленным паломникам от культуры и прессы. Старичок-эксперт из Русского музея чуть не плакал над каждым предметом из груды старинного столового серебра: – Вы только посмотрите, Оленька, что за прелесть! – Не Фаберже, но довольно мило, – улыбнулась я, изучая под настороженным взглядом дамы из комитета по охране исторических памятников клеймо на подсвечнике с сатиром. Не будь у меня верительной грамоты Международной конфедерации антикваров и арт-дилеров, не видать бы мне от пузатого сатира даже рожек. – А это? Но посмотрите же, посмотрите! Вы думаете, это рюмка? Нет, это целая поэма! – глаза Сергея Степановича горели таким вдохновением, будто речь шла не о серебряной посуде, а о лирике серебряного века. Я не стала спорить с восторженным старичком и переключила внимание на другую поэму, то есть вилки и ножи с фарфоровыми ручками. Почти такой же столовый набор, в числе прочих осколков дореволюционного дворянского быта, достался мне от прабабки – одной из первых красавиц Варшавы и наследницы старинного шляхетского рода. Прадед был ей под стать, и вместе с несколькими фамильными портретами и серебром-фарфором (остальное богатство сгинуло в огне революции и трех войн) я унаследовала что-то вроде графского титула. Сашка этим обстоятельством страшно гордился и, знакомя меня с родителями, без запинки выложил им мою генеалогию вплоть до первого раздела Речи Посполитой. В корнях, уходящих ко временам Стефана Батория и Владислава Ягайло, он уже изрядно путался, но нас обоих грела уверенность, что впереди – целая жизнь, и мы успеем наверстать упущенное в первые полтора года. Возможно, и успели бы, если бы не одна закавыка, о которой грустно вздыхал еще Лопе де Вега: любовь, конечно, рай, но райский сад нередко ревность превращает в ад. Респектабельный молодой бизнесмен ревновал меня с необузданностью пещерного человека. Я ежеминутно должна была оправдываться, что улыбнулась именно ему, а не «тому кретину» из "Порше Кайен", или лабуху в ресторане, или – как ты могла?! – крашеному тенору в опере. Наряжалась и причесывалась я, по глубокому убеждению любимого, лишь с целью соблазнить постороннюю особь мужского пола, косметика же и туфли на шпильках подвергались гонениям не хуже, чем ведьмовские метлы в эпоху инквизиции. На первых порах меня это умиляло, потом в глубине души заворочалось раздражение, а под конец возникло настойчивое желание сбежать в Антарктиду, ликвидировав предварительно все виды связи, чтобы ревнивец не донимал меня беспрестанными телефонными звонками и атаками на электронный ящик – уж не изменила ли я ему с каким-нибудь пингвином? Последней каплей стало, когда в очередную мою поездку в Лондон Сашка потребовал, чтобы я не выключала на ночь скайп. – Положу ноутбук рядом с собой на подушку и буду смотреть, как ты спишь… словно ты со мной и никуда не уезжала. – Слышишь шум воды в душе? Там мой новый любовник, и я сейчас собираюсь к нему присоединиться! – рассвирепела я и в бешенстве захлопнула ноутбук, заодно выдернув из телефона сим-карту. Сашка дозвонился до меня через портье отеля на следующее утро. Я уже остыла настолько, чтобы выдавить в трубку: «Поговорим дома», – а по возвращении в Питер без обиняков выложила всё, что я думала о перспективах наших отношений, вернее, о полном отсутствии каких бы то ни было перспектив. Сашка категорически не желал с этим соглашаться, караулил меня на каждом углу с цветами, писал в нэймбуке длинные прочувствованные послания, клянясь гасить вспышки ревности еще на старте… и тут же страстно допрашивал, на кого я его променяла. – Как Нарышкинский клад? – вклинился в мои невеселые размышления звонок Натки. На правах самой близкой подруги, озабоченной крахом моей личной жизни, она раз в день находила деликатный предлог поинтересоваться, чем я дышу, и не пора ли прочищать мои легкие от яда депрессии. – Я получила от знатоков кладов четыре приглашения на ужин. – Мало, – заявила Натка. – Теряешь форму. – Больше никаких мужчин, – вздохнула я устало. День был тяжелый, после серебряной увертюры пришлось побывать еще на нескольких мероприятиях, где присутствовали, к сожалению, не одни только предметы искусства. – Ты не погорячилась? – хихикнула в трубку подруга. Конечно, погорячилась. Однако было совершенно ясно, что из неудачного романа с Сашкой мне придется выползать долго и тяжело, и в пучину новых отношений я готова буду пасть еще очень не скоро. Но Натка снова не дала мне насладиться жалостью к себе. – Я сегодня выходная, приезжай. Обсудим, что делать с твоей мужефобией. – У меня нет никакой мужефобии и еще одна деловая встреча. – Вечером? – Клиентка – старушка, ей так удобно. – Старушка, – проворчала Натка. – Нет, надо срочно принимать меры! – Я куплю мартини, если ты об этом. – Вообще-то Дюсик подарил мне какую-то дорогущую водку… Дюсик – Андрей Долгорукий, надежда российской дипломатии и будущий Наткин муж – покладисто не возражал против наших с подружкой посиделок, хоть и был порядочным занудой. – Оставь водку Дюсику, – улыбнулась я. – Ему будет приятно.
Ариадна Антоновна, назначившая мне встречу, оказалась дамой необъятных статей, задрапированных в уйму метров дорогущего японского шелка, и оглушительно энергичной, несмотря на свои восемьдесят пять. Она собиралась передать коллекцию покойного мужа в дар одному из питерских музеев, но всё не могла решить, в какой именно, требовала советов, тут же их отвергала, заставила меня смотреть семейный альбом и беспрестанно курила крепкие сигареты в антикварном мундштуке. Я вышла от нее поздно вечером с головной болью, заехала за мартини и закуской и позвонила Натке, что скоро буду. Поздний час вымыл с узкого старого Невского полчища разномастного транспорта, распиравшие его днем, как красные кровяные тельца жилы ревнивца. Обычно я всегда сохраняю бдительность за рулем, но сегодня, видимо, на какие-то мгновения выпала из реальности, потому что так и не поняла, откуда возникли на проезжей части эти двое в черных пальто – перебегали улицу или с неба свалились, – но, кажется, успела задеть их крылом своего БМВ-седана. Они барахтались у кромки тротуара в груде мокрого снега, который городские власти, объявившие крестовый поход против сосулей, не всегда успевали убирать. «Chwała Bogu, живы», – промелькнуло в голове, когда я выскочила из машины. Крови тоже не было видно. – С вами всё в порядке? – спросила я, приготовившись обороняться от справедливого гнева, но пострадавшие повели себя на удивление культурно, лишь один чертыхнулся, поднимаясь и помогая встать другому. – Ne s'inquiétez pas… mademoiselle, – перед последним словом он сделал паузу, посмотрев на меня странным взглядом, будто ему никогда раньше не доводилось видеть женщин, – tout est bien. Подумайте, какой Версаль! Всей душой надеясь, что волноваться не о чем, как утверждал этот велеречивый незнакомец – не хватало мне сегодня только разбирательств с полицией и страховщиками, – я более внимательно покосилась из-под полуопущенных ресниц на горе-героев дорожного приключения. Оба были не первой свежести, лет под пятьдесят, интеллигентного вида, но при этом одеты в невообразимые, до пят, пальто с пелеринами и воротниками из чернобурки, как в фильме «Последняя дуэль Пушкина», на премьере которого мне пришлось пару лет назад отбывать культурную повинность. Кажется, они твердо держались на ногах, однако бросить посреди улицы тех, кого едва не задавила, было бы, пожалуй, не комильфо. Мое предложение подвезти их до дому привело незнакомцев в замешательство, но когда я распахнула заднюю дверцу машины – впервые в жизни перед мужчинами, исключительно из чувства вины, хотя еще вопрос, кто тут был виноватее, – более разговорчивый, наконец, сделал осторожный шаг к седану. Наклонился, заглянул в салон, зачем-то потрогал рукой потолок и сиденье, и только после этого пригласил своего спутника садиться. Меня покоробило от подобного лакейства, но какое мое дело – может быть, один из них важная шишка, а второй – его телохранитель и привык обнюхивать каждый сантиметр вокруг драгоценного босса. «Босс» между тем занял всё заднее сиденье, проворчав что-то в адрес «тесной колымаги». Przepraszam, pan, на роллс-ройс я еще не заработала. Дверцу он не пошевелился закрыть, а его приятель ли, охранник, так долго возился с ручкой, что мое терпение лопнуло. Сколько можно прикидываться жертвой ДТП! Я сама захлопнула заднюю дверцу и распахнула переднюю, ткнув ему на место рядом с водительским. – Merci, mademoiselle. Изысканные манеры в мужчине хороши, когда сочетаются с умением что-то сделать самостоятельно. – Куда вас отвезти? – сев за руль, спросила я на любезно-деловом французском, на котором общаюсь с директором Лувра мсье Анри Лауреттом, игнорируя все его попытки перевести беседы в игривое русло. – Во дворец, – последовал ответ. Я не стала ехидно уточнять – в Зимний или в Константиновский, рассчитывая, что по дороге они вспомнят более адекватный адрес, а если не перестанут валять дурака, высажу их у метро. Но шутник справа от меня не желал униматься. – Ваш экипаж едет без лошадей, мадемуазель? И он еще, наверно, мнит себя остроумным. – Лошади под капотом, – сообщила я, глядя на дорогу, чтобы еще кого-нибудь не задеть ненароком, – триста или четыреста, мой механик должен точно знать. Конюх, выражаясь вашим языком. Для любопытного незнакомца, судя по воцарившемуся на целую минуту ошеломленному молчанию, это явилось откровением, но, довольно быстро переварив информацию, или, наоборот, не став над ней задумываться, он приступил ко мне с новым вопросом: – Позволит ли мадемуазель осведомиться, где мы сейчас едем? Мы проезжали площадь Восстания, о чем я и поставила моих пассажиров в известность. – Какого восстания? – раздался с заднего сиденья властно-требовательный голос. – Декабристов, – буркнула я, выруливая на собственно Невский. Дурацкий вопрос требует такого же умного ответа, но сзади вознегодовали не на шутку. – Этих… бунтовщиков?! Кто посмел?! – Мадемуазель, вероятно, что-то перепутала, – поспешил его успокоить мой сосед, – но завтра же я потребую объяснений у генерал-губернатора. – В отставку, без объяснений! Во что превратился проспект?! – продолжал негодовать тот, кто сзади. – Почему перекрашен Аничков дворец?! Кто позволил сенатору Баранову надстроить три этажа?! – это было брошено в адрес, кажется, бывшего Елисеевского магазина. – Что за скульптура перед театром? – рявкнул он на памятник Екатерине. – Почему мне не доложили об этих безобразиях, граф?! – Вам не надоело, господа? – мне стало скучно их слушать. – Не настолько же сильно я вас стукнула. – Вы знаете, кого везете в вашей карете, мадемуазель? – вкрадчиво, но с какой-то потаенной угрозой осведомился пассажир одесную. Я мельком бросила на него взгляд, стараясь не терять из виду замигавший оранжевым светофор, – внимательные серые глаза, волосы с густой проседью, начинающие редеть на макушке, и – Jesus! – франтоватые узкие бачки, погибель дам середины позапрошлого века. – Не теряю надежды выяснить, – фыркнула я, – иначе придется везти вас в отделение полиции. – Граф Александр Христофорович Бенкендорф, – изрек мой сосед, в подтверждение своих слов расстегивая пальто с нелепой пелериной, явив мне мундир голубого цвета с матово блеснувшими серебром эполетами и целой россыпью старинных российских орденов. – Господи, чего только не изобретают мужчины, чтобы запудрить женщинам мозги, – вздохнула я, устало размышляя, сбежали мои пассажиры из сумасшедшего дома, или хорошо отметили репетицию в каком-нибудь драмтеатре. Знакомый режиссер, кстати, настойчиво приглашал меня на премьеру спектакля о Натали Гончаровой, обещая, что эта премьера взорвет театральный мир обеих столиц – уж не знаю, что там был за детонатор, так как старалась всегда держаться подальше от эпицентров подобных взрывов. Так не был ли подослан «граф Бенкендорф» предприимчивым главрежем, чтобы возбудить во мне интерес к свежей трактовке драмы пушкинского семейства? Сейчас всё и выясним, мстительно подумала я, сворачивая налево по Садовой, и через несколько минут остановила седан возле недавно отреставрированного дома, где Наткины родители, работавшие в Италии, купили ей квартиру. – Приехали, господа, – широко улыбнулась я, выбираясь из машины. Они вылезли вслед за мной и стояли, настороженно озираясь по сторонам. – Доходный дом купца Архипова, – заметил голубой мундир. – Возможно – не интересовалась, – бросила я в ответ, достав из багажника две сумки и сунув ему в руки одну из них – с тремя бутылками мартини, а вторую – с соком и закусками – его приятелю, у которого до сих пор подрагивали усы, то ли от негодования, то ли были криво приклеены. – Мы приглашены на гусарскую вечеринку? – заинтересовался «Александр Христофорович», поглядев на бутылки. Пытливостью он обладал воистину жандармской. – Нет, мы с подружкой хотели поболтать за жизнь. Напиться в хлам и забыть, какие мужики сволочи. К присутствующим это не относится, – нашла я нужным уточнить, набирая номер Наткиной квартиры на домофоне.
достав из багажника две сумки и сунув ему в руки одну из них – с тремя бутылками мартини, а вторую – с соком и закусками – его приятелю, у которого до сих пор подрагивали усы, то ли от негодования, то ли были криво приклеены.
Отправлено: 06.09.12 17:29. Заголовок: Роза , не смешно. Те..
Роза , не смешно. Тебе уже всё дали прочитать, а нам будут по каплям сцеживать.
Всё пока нравится. Ольга - антиквар с директором Лувра. Ей идёт всё дорогое. Натка с шикарной хатой и едкими замечаниями. Тоже в тему. Дюсик с водкой на мой взгляд не сочетается, но да бог с ним, не про него история. Беня-душка прибыл из Гос.совета прямо под колеса авто сладкой курочки. Олик надесь правильно одета? Попка обтянута?
Отправлено: 07.09.12 11:38. Заголовок: Граф невозмутим в лю..
Граф невозмутим в любом веке, даже самоходная повозка его не слишком-то поразила. Понравилось повествование от первого лица, а графу высказаться дадут? Думами своими граф с нами делится редко.
Подруга поджидала меня на площадке и весело удивилась: – Олюнь, ты же сказала, что больше никаких мужчин? – Наталья Александровна, разрешите вам представить, – начала я церемонным тоном, – вот это – сам шеф жандармов, граф Александр Христофорович Бенкендорф, а это… – …а это, наверно, император Николай Первый? – еще больше развеселилась Натка. У подружки был легкий нрав и, что самое ценное – умение быстро встраиваться в любую, казалось бы, самую немыслимую, ситуацию. Журналистская выучка. – Его императорское величество государь Николай Павлович, – строго поправил «граф» без намека на улыбку. – Значит – Саша и Коля, будем знакомы, – резюмировала Натка. – Проходите, мальчики, чувствуйте себя, как дома! Мы с подружкой дружно охнули, приняв на руки две тяжеленные шинели наших новых знакомых. Под шинелями у них обнаружились не только ордена и эполеты, но и длинные сабли в чеканных ножнах с золотой насечкой, вид которых заставил меня нахмуриться, но я решительно отмахнулась от промелькнувших смутных подозрений, как абсолютно шизофренических. Гости тем временем отстегнули сабли и аккуратно поставили в углу прихожей. Этикет девятнадцатого века. – Где ты их подобрала? – шепотом спросила у меня Натка. Я в двух словах поведала ей о недавнем инциденте, добавив, что, хоть пострадавшие и несут ахинею, при всем при том не производят впечатления опасных маньяков. – Мы и сами можем быть еще какими опасными! – подмигнула мне подружка, провожая самозваного императора с таким же самозваным шефом жандармов в просторную гостиную, где над всей современной обстановкой, не теряясь и не выбиваясь из нее благодаря ловкому дизайну, величаво главенствовал уцелевший с царских времен камин. Я очень любила этот камин, с насупленными львиными мордами по бокам, затейливой росписью трещинок на беловатом мраморе и кованой чугунной решеткой. Если бы не мое приключение, мы с Наткой устроили бы пирушку прямо под львиными мордами, на ковре, отбросив туфли и хорошие манеры, но общество мужчин, пускай даже немного с приветом, обязывало держать марку. Гостей мы водворили на кожаный диван, перед низким овальным столиком, в два счета сервировали привезенные мной закуски, Натка вытащила из холодильника матовую литровую бутыль «Царской золотой», я наколола лед. Пока мы сновали туда-сюда, наши кавалеры о чем-то переговаривались вполголоса, но я постоянно ловила то на себе, то на подруге их взгляды… нет, не хамские, не плотоядные, однако было что-то в этом деликатном любопытстве, внушавшее мне неосознанную тревогу, которая, впрочем, рассеялась без следа, когда я заметила, как густо покраснел Николай Павлович, пытаясь отвернуться от легкомысленной шлицы на Наткиной юбке. Я немедленно прониклась к нему симпатией пополам с сочувствием – матка боска, сохранились же еще в наше время целомудренные мужчины, только каково ему живется, бедолаге, среди нас, красивых и раскованных? Голубой мундир не краснел и не тушевался, из чего я сделала вывод, что он в этом вопросе прочнее закален, хотя готова была поклясться, что и ему покрой моих брюк не дает покою. Назло ему я пронесла летящей походкой себя и вазу с фруктами через всю гостиную, удовлетворенно констатировав, как он моргнул. Моргнул, кашлянул и обратился к нам с речью, в самых изысканных выражениях сообщив, что «его величество» в полнейшем восторге от оказанного ему приема, лишь недоумевает, почему такие очаровательные и милые дамы не поручили хлопоты прислуге. – Мы отпустили горничных и дворецкого, – вмешалась Натка, отобрав у меня фрукты и водрузив их в центр ломившегося от закусок столика. – Хотели напиться, а не ронять же лицо при слугах. Свое, кстати, она успела привести в порядок, как и прическу, я тоже машинально подвела губы карандашом, бегая от холодильника к шкафчику с посудой. Мы зажгли свечи и выключили верхний свет. – Разливайте, мальчики, – кивнула Натка на батарею бутылок, белозубо улыбаясь. – Какие у вас красивые костюмы… – Эполеты и сабли – это так романтично, – томным голосом подхватила я. Кто бы их ко мне ни подослал, сейчас мы вынем из них всю подноготную. Однако гости стояли насмерть. После нескольких тостов нам с подружкой удалось выяснить лишь, что они владеют русским языком ничуть не хуже французского, жутко старомодны, при этом не прочь приволокнуться за молодыми симпатичными особами – по крайней мере, Николай Павлович, который уже вполне освоился, одарил Натку витиеватым комплиментом и даже ловко умудрился поцеловать у нее кончики пальцев. Интерес же его приятеля ко мне носил, увы, пока совсем не романтический характер, потому что этот зануда четыре раза подносил рюмку водки ко рту и все четыре раза, лишь сделав вид, что отпил, ставил полнехонькой обратно на стол. Наверняка он не пропустил мимо внимания, что и я не тороплюсь допить свой мартини – это нервировало, но я принуждала себя расточать флюиды, уповая, что хотя бы один из них проникнет под непрошибаемую броню голубого мундира. Натка поставила какой-то блюз, что снова лишило наших гостей равновесия. Они с одинаковым недоумением стали озираться по сторонам, усиленно делая вид, будто не догадываются об источнике звука. – Оркестр, вероятно, находится в соседней комнате? – высказал осторожную «догадку» более трезвый. - Какие необычные звуки, - пробормотал Николай Павлович. Я хмыкнула и прошептала Натке на ухо: – Мальчики еще не вышли из образа, включи им что-нибудь классическое. – Ноу проблем, – пожала плечами подружка, и блюз сменила одна из грациозных фантазий Моцарта. Под Моцарта кто выпил, кто опять замешкался. Наши с псевдо-жандармом взгляды скрестились над столом. – Вы трезвенник или язвенник? – не удержалась я, поднося бокал с мартини ко рту. В ответ он неожиданно улыбнулся: – Ваше здоровье, мадемуазель, – и выпил. Очень красиво выпил, без русского лихачества и без европейской манерности, я даже залюбовалась невольно, но тут же одернула себя и отвернулась к вазе с фруктами. Он опередил меня, протянув персик. – Благодарю, но мне хочется винограду, – отвергла я галантный жест – будет знать, как сверлить меня жандармским оком – и, отщипнув пару ягодок от лиловой грозди, пихнула ногой под столом Натку, которая, кажется, позабыла о главной цели нашей спонтанной вечеринки и вообще чересчур увлеклась комплиментами «государя-императора». Неужели ей мало перепадает от ее болтуна-дипломата? Натка дрыгнула коленкой, сигнализируя мне, что всё помнит, и невинным тоном поинтересовалась у Николая Павловича, из какого он театра – если это, разумеется, не государственный секрет. – О, я очень люблю посещать театры и маскарады, – охотно окунулся тот в новую тему, целуя Наткину руку и понижая голос до интимного полушепота, – инкогнито. Только Александр Христофорович портит мне удовольствие, отправляя за мной своих жандармов, переодетых во фраки, которых те совсем не умеют носить и выдают и себя, и меня. – Ваше величество, – запротестовал голубой мундир, который я, как ни тщилась, так и не смогла представить в цивильном, – мой первейший долг… – Вот видите – он думает только о своем долге, и ничуть не заботится о хорошем настроении государя, – пожаловался Николай Павлович Натке, снова елозя усами по ее запястью. – Почему я нигде не встречал вас раньше, мадемуазель Натали? – Вот совпадение, – пьяно хихикнула она, – я вас – тоже. – Хотите, я угадаю, где вы могли бы встретиться? – под двумя непонимающими взглядами – наших гостей и одним лукавым – подружки, я сходила за давно примеченным свежим номером «Петербургского театрального журнала», пролистнула несколько страниц. – Какое совпадение! В «Приюте талантов» недавно состоялась премьера… – подробности я не смогла отказать себе в удовольствии зачитать вслух: – «Провал новой постановки скандального петербургского режиссера Кирилла Шишкина. Герои экзистенциальной драмы «Между Пушкиным и Дантесом» вялы и неубедительны, страсти надуманны, пафос истеричен, однако несомненной удачей явились эпизодические роли двух мракобесов российской истории – императора Николая Первого и его верного клеврета графа Бенкендорфа…» Николай Павлович, поперхнувшись очередной рюмкой, побагровел и закашлялся, а его «клеврет» проронил с каменным лицом: – На эту пьесу имеется разрешение цензуры? – После того, как пресса расхвалила его величество и ваше сиятельство, крамольней было бы запретить, – усмехнулась я. – Пьесу пусть играют, – прокашлявшись, дал великодушное соизволение Николай Павлович. – А журнал – закрыть, издателя – вон из столицы. Не так страшны лицедеи, как либеральные писаки. Натка, не моргнув глазом, поддержала тост за коллег, а мне пришлось спасать «Театральный журнал» от потянувшегося к нему голубого рукава. – Боюсь вас огорчить, но тираж уже разошелся по всему городу. – Будет изъят до последней страницы, – хмуро пообещал «Бенкендорф». Если бы я была председателем Союза театральных деятелей Калягиным, вручила бы ему «Золотую маску» и «Золотой софит» с премией Станиславского в придачу, минуя все фестивальные процедуры – настолько он был органичен в роли мракобеса. И какими только правдами-неправдами удалось Шишкину заманить этот самобытный талант под крышу своего убогого «Приюта»? – Жалко дядек, – вздохнула Натка, когда мы вышли на кухню за десертом. Мартини отворило в подруге шлюзы доброты, обычно дремавшей под одеялом журналистского цинизма. – Загремят ведь в отделение, и хорошо, если у них просто карманы обчистят… – Второй вполне трезв, дотащит приятеля до дому. – Что же они сразу не отправились домой, а полезли к тебе под колеса? – Ты хочешь оставить их здесь, – догадалась я. – Проспятся до утра, а утром разберемся, что с ними делать – отпустить с миром, или вызвать психбригаду. – А если они ночью нас убьют и ограбят? – Ты сама сказала, что они не похожи на маньяков, – напомнила мне подружка. Крыть было нечем, и мы с десертом вернулись к нашим гостям. Николай Павлович вскоре разомлел до такого состояния, что не смог бы покинуть Наткин диван, даже если бы мы попытались его оттуда изгнать, лишь бурно, насколько позволял заплетающийся язык, воспротивился намерению телохранителя отправить гонца во дворец: – Нет, не нужно никого посылать, иначе мадам Николя сама за нами спозаранку кого-нибудь пришлет. Пусть думает, что мы в Двугорском уезде… повелеваю вам, граф, выяснить, почему мы вдруг снова очутились в Петербурге… – и на этих словах захрапел. Натка заботливо укрыла его пледом, голубой мундир от заботы отказался и, сам притащив из прихожей свое пальто, стал устраиваться прямо на полу возле дивана. – Спокойной ночи, – пожелала я, уходя вслед за подругой. – Хоть в вашем возрасте следует больше беречь спину. – Благодарю, мадемуазель, я старый солдат. – Оно и видно, – хмыкнула я себе под нос. Показалось, что он услышал мои слова и тоже хмыкнул, но мне это было уже совершенно неинтересно, и я закрыла дверь.
Отправлено: 10.09.12 12:03. Заголовок: Продолжение еще инте..
Продолжение еще интереснее. Наташа - веселушка-хохотушка и ей это очень идёт. Оленька несколько другая, чем я привыкла, но это лишь мои заморочки. Бенкендорф и в наше время ведет себя достойно, в отличие от описанной необузданной ревности моего любимца.
Gata пишет:
цитата:
однако несомненной удачей явились эпизодические роли двух мракобесов российской истории – императора Николая Первого и его верного клеврета графа Бенкендорфа…» Николай Павлович, поперхнувшись очередной рюмкой, побагровел и закашлялся, а его «клеврет» проронил с каменным лицом:
– …а это, наверно, император Николай Первый? – еще больше развеселилась Натка. У подружки был легкий нрав и, что самое ценное – умение быстро встраиваться в любую, казалось бы, самую немыслимую, ситуацию. Журналистская выучка. – Его императорское величество государь Николай Павлович, – строго поправил «граф» без намека на улыбку. – Значит – Саша и Коля, будем знакомы, – резюмировала Натка. – Проходите, мальчики, чувствуйте себя, как дома!
Все, я под столом Катя это шедеврально. Обожаю перекрестки веков.
ёGata пишет:
цитата:
– Разливайте, мальчики, – кивнула Натка на батарею бутылок, белозубо улыбаясь. – Какие у вас красивые костюмы… – Эполеты и сабли – это так романтично, – томным голосом подхватила я.
Возьмите меня на эту вечеринку
Gata пишет:
цитата:
однако несомненной удачей явились эпизодические роли двух мракобесов российской истории – императора Николая Первого и его верного клеврета графа Бенкендорфа…»
Согласна- это гениально!
Gata пишет:
цитата:
– Пьесу пусть играют, – прокашлявшись, дал великодушное соизволение Николай Павлович. – А журнал – закрыть, издателя – вон из столицы. Не так страшны лицедеи, как либеральные писаки. Натка, не моргнув глазом, поддержала тост за коллег
Отправлено: 13.09.12 06:48. Заголовок: Прихватив мартини и ..
Прихватив мартини и фрукты и скинув, наконец, обрыднувшие туфли, мы с Наткой расположились на огромной кровати в спальне. Сумку я тоже зачем-то взяла с собой, о чем мне почти сразу пришлось пожалеть, потому что в сумке валялся мобильный телефон, а Сашка не мог заснуть, не выяснив, где я и с кем. – О матка боска, – взвыла я, перетряхивая содержимое сумочки в поисках источника трезвона, нашла, отключила и без сил рухнула обратно на кровать. – Тебе его совсем не жалко? – спросила Натка. – Может, дашь ему еще один шанс? Я замотала головой: – Ни-ни! Порвато и растоптато. На свадьбе твоей буду гулять одна. – Почему одна? – подружка разлила мартини по бокалам и протянула мне один, весело подмигнув. – Присмотрись к Коле или Саше. – На имя Саша у меня теперь идиосинкразия, – не пришла я в восторг от этой идеи, – а Коля не в моем вкусе, да и ты ему, кажется, больше приглянулась. – Я просто ближе сидела, – ухмыльнулась Натка. – Ну а теперь – рассказывай про нарышкинское серебро! Хоть одна приличная плошка есть? Бутылка мартини опустела быстрее, чем у нас с подружкой иссякли темы для обсуждения, а ночью они все окружили меня – обиженный Сашка с полупустой бутылкой дипломатической водки, Ариадна Антоновна в свадебной фате под руку с Дюсиком, Натка, продающая на аукционе серебряные вилки, и дама из комитета по охране исторических памятников, измаравшая лоб Николая Павловича фиолетовым штампом «подлинник». Я отмахивалась от них, ворочаясь с боку на бок, но они одолевали со всех сторон, и вдруг из этой чехарды лиц и антиквариата вынырнул противный голубой мундир, погрозив мне пальцем: «Как вы могли не заметить, что у нас с государем нет мобильных телефонов?» «Обещаю купить вам завтра по смартфону, только оставьте меня в покое!» – взмолилась я в отчаянии. Он покачал головой, будто недоверчиво, однако разогнал толпу с вилками и амбициями, и сам бесшумно исчез. Рано утром меня разбудила настойчивая и пронзительная, как Сашкины телефонные позывные, головная боль. Подруга сладко посапывала, улыбаясь во сне то ли жениху, то ли новому поклоннику, я позавидовала ее беспечным сновидениям и поплелась в душ, потом на кухню – варить кофе. Из-за двери гостиной не доносилось ни звука. Похоже, от похмелья во всей квартире страдала одна я. Вскоре на турке расцвел коричневый пенный гриб, от терпкого запаха с ноткой имбиря хмурый мир, наконец-то, заулыбался. Сделав пару блаженных глотков, я достала с холодильника ноутбук, который безалаберная Натка имела привычку бросать где попало, но вместо шишкинского «Приюта талантов» набрала почему-то в строке поисковика – «граф Бенкендорф». Открыла ссылку и уставилась на портрет мужчины в голубом мундире при полном блеске уже знакомых мне регалий. «Отличный грим, только и всего», – попыталась я себя успокоить. – Доброе утро, мадемуазель! Я вздрогнула, уронив крышку ноутбука. Оживший портрет из википедии стоял на пороге подружкиной кухни, и лучи утреннего солнца, пронзая жалюзи, играли на алмазных лучах звезды Андрея Первозванного. Пять с половиной миллионов долларов на аукционе Сотбис. – Доброе утро, Александр… Христофорович, – выжала я растерянно-светскую улыбку, из последних сил сопротивляясь очевидному, и оттого еще более невероятному, но оно атаковало меня каждой пуговицей с мундира из тонкого благородного сукна, какое можно сейчас увидеть лишь в музеях. – Сварить вам кофе? – Благодарю, мадемуазель Ольга, – он был все так же изысканно вежлив, – но если ваши слуги уже вернулись, не будете ли вы любезны приказать сначала подать его величеству воды для умывания? – А я-то надеялась, что ваш друг проснется хотя бы камергером… – вздохнула я и рассмеялась над тем, как оживший портрет насупил брови. – Простите, это была неудачная шутка, у нас с подругой нет поползновений против российского трона. И прислуги, увы, тоже нет. Зато воды – сколько угодно! Он послушно пошел за мной в ванную комнату, где у заботливой Натки имелось всё необходимое для того, чтобы жених, проснувшись поутру, чувствовал себя, как дома. Змея-меланхолия ужалила под ложечкой – ещё недавно и в моей душевой чувствовал себя хозяином мужской махровый халат… Чтобы заглушить тоску, я стала подробно объяснять шефу жандармов устройство водопроводного крана и прочих чудес сантехники 21-го века, каковую науку он хоть и постиг не без труда, но в целом отнесся к ней одобрительно, проворчав лишь, что ленивая прислуга, не желающая таскать воду на себе, бывает необыкновенно изобретательной. – Водопроводная система имелась еще в Древнем Риме, – заметила я. – Вы увлекаетесь древней историей, мадемуазель? – он взглянул на меня, кажется, с уважением. – Нет, древностями, – буркнула я, чуть не добавив «кроме тех, которые носят эполеты», но удержалась. Все-таки передо мной был не последний человек в Российской империи, пусть даже и скептик прогресса. – Если его величеству еще что-нибудь понадобится, позовите меня или мою подругу. – Благодарю, мадемуазель Ольга, мы и так причинили вам и вашей подруге много беспокойства. – Какие пустяки, господин граф, – выдавила я очередную светскую улыбку и оставила его в царстве Мойдодыра закреплять полученный урок, чтобы потом преподать его самодержцу всероссийскому.
Натка уже вылезла из-под одеяла и прыгала в одной пижаме на ковре, изображая утреннюю гимнастику. – Очухались? – спросила она, подразумевая понятно кого. – Их величество потребовали ванну и бритву. – Понятно, – со вздохом протянула Натка. – Надо вызывать бригаду. Даже слепоглухонемой раскусил бы, как ей не хочется этого делать. Неужто мою подружку и в самом деле очаровали императорские усы? Бедный Дюсик! – Не знаю, разочарую тебя или обрадую, но они – настоящие, – отчеканила я. И перечислила все доводы, под натиском которых сама капитулировала полчаса назад. Замечательно, что Натка не стала охать, ахать, или крутить пальцем у виска, а слету мне поверила. Нет, разок она все-таки пискнула, растянувшись в шпагат на ковре, но быстро взяла свое удивление под уздцы. – Итак, что мы имеем? – начала она деловито загибать пальцы. – Раз – двух нестарых привлекательных мужчин, имеющих некоторую ценность для отечественной истории… – Надеюсь, только для истории, – хмыкнула я. – Два – их никому нельзя показывать, – продолжила Натка, и ухом не поведя на мою шпильку, – потому что тогда в дурке вместе с ними очутимся и мы… – Скорее всего. – И три – подытожим: мы должны без шума и пыли аккуратно вернуть их в свое время. – Неплохо бы для начала узнать, каким образом они попали в наше. – Ученые открыли частицу Бога, что на этом фоне какие-то перемещения во времени! – отмахнулась Натка. – Эксклюзивное интервью для Первого канала, для ВВС… эх… все равно никто не поверит… – Врачи в Пряжке, говорят, полны участия к пациентам. – Ты сегодня явно встала не с той ноги, – проворчала подружка. – И вообще, в последнее время у тебя испортился характер. Если не помиришься с Сашкой, скоро станешь сухой злобной каргой, вроде этих ваших музейных крыс, которые стесняются голых мужчин даже на картинах. – Matka boska, причем тут Сашка?! – Так это твой голубой мундир тебя покусал? – Он не мой!!! – взорвалась я. – Неужели тебе не хочется придавить грудь этого напыщенного индюка каблучком? – лукаво прищурилась Натка. Ответить я не успела, потому что из недр квартиры вдруг донесся оглушительный грохот. Мы с Наткой испуганно переглянулись и, обгоняя друг друга, ринулись в ванную. Там нашим глазам предстал наполовину мокрый шеф жандармов, извлекавший совершенно мокрого императора из-под обломков душа. Стены, зеркало и даже потолок были заляпаны хлопьями пены для бритья, остатки которой белели на всклокоченных бакенбардах его величества и даже на серебряных жандармских эполетах. – Mille pardons, mademoiselles, – сконфуженно пробормотал граф Бенкендорф, – я был так неловок… Но какие-то нотки в его тоне заставили меня заподозрить, что он благородно выгораживает куда менее ловкого самодержца. – Если бы я знала, что вы окажетесь настолько неловки, предложила бы его величеству собственные услуги для утреннего туалета, – выпустила я парфянскую стрелу, повергнув Николая Павловича в багровую краску, а его верного клеврета – в дурное настроение. По крайней мере, на последнее я очень рассчитывала. Сам виноват, не будет подставляться. – Ату его! – прыснула Натка мне в ухо и в два счета выгнала меня вслед за шефом жандармов из ванной, заявив, что от нас пользы не больше, чем от мокрых тапочек, и государь может безбоязненно довериться заботам ее одной. Минут через двадцать умиротворенный и закутанный в сине-бело-голубой халат Дюсика, болевшего, как всякий добропорядочный петербуржец, за «Зенит», его величество с чашкой кофе блаженствовал в гостиной на диване, Натка порхала вокруг ангелом услужливости, а мы с хмурым графом Бенкендорфом уединились на кухне. Он без особой охоты согласился выпить кофе и заставил меня поперхнуться моим, когда вдруг положил на стол вчерашний номер «Театрального Петербурга», ткнув пальцем в дату на обложке: – Сейчас 2012 год от Рождества Христова, не так ли, мадемуазель Ольга? – Рада, что ничего не пришлось вам объяснять. Он на секунду или две прикрыл глаза, будто ждал от меня другого ответа, хоть, судя по вопросу, был готов именно к этому. И еще – наверняка знал, где находится таинственный коридор между веками, только не доверял мне ни капли и держал тайну при себе крепче, чем сам держался при его величестве. Я сердито допила кофе. Не доверяет, и черт с ним! Я не собиралась из-за этого плакать. – Кто сейчас находится на российском престоле, мадемуазель? Ох, как же ему нравилось задавать вопросы! От необходимости отвечать на очередной меня избавила заглянувшая на кухню Натка: – Его величество желают ехать во дворец. Я тихонько застонала, представив себе вавилонское столпотворение в Эрмитаже – орды туристов, вспышки фотокамер, которые безуспешно пытаются пресечь тщедушные старушки в униформе… кто-то наверняка узнает императора Николая I и захочет сфотографироваться с ним за сто рублей, как с Екатериной в Петергофе… Матка боска, почему они не свалились вчера под какую-нибудь другую машину?! С лица Натки тоже пропал обычный задор. – Александр Христофорович, – воззвала я к графу, как к последней нашей надежде, – вы должны убедить государя, что ему не нужно ездить во дворец. – Почему, мадемуазель? – Потому что… потому что дворец перекрасили, – проблеяла я, удачно вспомнив, что на антикварных акварелях царские апартаменты были веселенького желтого колера. – В зеленый цвет. Без ведома его величества. Но подозрительного шефа жандармов не сразил и этот аргумент. – В таком случае, – лопнуло у меня терпение, – предлагаю вам лично обозреть все изменения, которые претерпели дворец и Петербург за полтора столетия, а после уже решать, докладывать о них государю-императору, или пощадить его нервы. Чем скорее гости убедятся, что здесь никто их не ждет, тем скорее захотят вернуться обратно. – Я не могу оставить его величество, – снова нахмурился Бенкендорф. Натка поклялась аккредитацией в Госдуме и международной тайной, выболтанной ей Дюсиком, что с места не сойдет, охраняя покой самодержца всероссийского, и даже предложила в качестве залога два комплекта ключей от квартиры. Шеф жандармов взвесил их на ладони и… положил в карман. – Вот зануда, – проворчала Натка, когда он отправился переговорить с императором. – Посадил государя Всея Руси под домашний арест и даже глазом не моргнул. Придется тебе с ним попотеть. – Не думаю, что экскурсия займет больше двух часов. – Как раз успею угостить Колю бразильским омлетом с авокадо, Дюсик научил. Пальчики оближешь! – Почаще вспоминай о Дюсике, – посоветовала я. Натка с невинным видом похлопала ресницами.
Начинается. Что не так? Надеюсь, граф соответствует твоим высоким стандартам?
Гата хочет узнать наше мнение о написанном. Я не критикую, а говорю что думаю. Могу молчать, но это равнодушие. А эта история меня равнодушной не оставляет. Про Александра я почти еще ничего сказала, т.к. ему самому пока слово в тексте не давали. Граф еще тоже не раскрылся. А что есть вызывает улыбку и уважение в его адрес. Про Ольгу я написала потому, что повествование идет от ее лица и она сама говорит за себя. Что и как говорит для меня непривычно. Я только это хотела и сказала.
Отправлено: 13.09.12 18:45. Заголовок: Открывшиеся у Натки ..
Открывшиеся у Натки шлюзы добра меня умилили. Такая деваха милая, задорная, хлопающая ресничками вышла. Последний отрывок хочется растащить на фразочки-словечки, так мне все в нем понравилось. Улыбнул сон Веры Павловны Ольги Адамовны.
Отправлено: 14.09.12 11:50. Заголовок: Читаю Натку и улавли..
Читаю Натку и улавливаю знакомые флюиды. Катя, я знаю с кого ты ее списала. Сцена в душе просто класс . А чего не в душевой кабинке? Там было бы тесно и телесно. Зуб даю, Натка перывая уложит Колю в горизонталь. Беня так быстро не дастся в руки. И Оля еще не все пуговицы пересчитала на его мундире и не определила их стоимость. Особенный респект за отсутствие в повествовании левых фигур из Двугорского уезда.
Хотелось бы то же самое услышать про Олю, тогда бы я была абсолютно счастлива, но уж тут как получится :)
Мы пока присматриваемся к девушке. Натко уже проявила себя в полный рост (спинку потерла и всё такое), а Оля даже чулок перед носом Бени не подправила.
Gata пишет:
цитата:
Крест во всё пузо - специально ни с кого не списывала
ну да, ну да...
Gata пишет:
цитата:
У Натки свадьба, вообще-то, через месяц
Гы, надо успевать и ловить момент.
Gata пишет:
цитата:
Ужо соскучились? Так я быстро дорисую, чего не хватает ))))
Одно другому не мешает, ИМХО. Хорошо, когда всего в меру. Голимая классика в раговорах - тоскливое и малопривлекательное чтение. У Гаты я вижу все-таки далеко не классика. Это только на пользу фанфику. Ольга - интересный выходит персонаж. Если про Бенкендорфа рано пока говорить что-то определенное, с Натали всё уже понятно и далее везде, а вот Ольга может оказаться крепким орешком.
Хотелось бы то же самое услышать про Олю, тогда бы я была абсолютно счастлива, но уж тут как получится
Про Олю рано пока говорить, она себя во всей красе еще не проявила. Но, я легко узнаю в ней ту метательницу шаровых молний, которая походя сорвала громоотвод Бени.
Отправлено: 20.09.12 12:18. Заголовок: За ночь на седан нам..
За ночь на седан намело снега, но мой спутник галантно не позволил мне возиться со щеткой и сам пустил ее в дело. – Вы похожи на швейцара или дворника, – сказала я, посмеиваясь в воротник. – Я – старый солдат, мадемуазель Ольга, – ответил он, как вчера. – Понимаю – развести костер в чистом поле, или починить кивер, весь избитый? – Случалось и такое, – он аккуратно отряхнул щетку от снега и положил ее в багажник. Сашка любил говорить, что настоящий мужчина не тот, кто сам умеет починить машину, а кто в состоянии купить автосервис. Согласиться с ним мне мешал извечный женский дух противоречия, или доставшийся от прародительниц инстинкт, который требовал, чтобы мужчина добыл мамонта на охоте, рискуя жизнью, а не приволок замороженную тушу из супермаркета. – Спасибо, – вполне искренне улыбнулась я шефу жандармов. – И называйте меня просто Ольгой. В 21-м веке к девушкам обращаются «мадемуазель» только во Франции. – Если вам так будет угодно… Ольга. Есть мужчины, способные добыть мамонта. Есть – способные оплатить кредитной карточкой. А есть – как тот самый мамонт. Замороженный. На Невском мы остановились у бутика мужской одежды. – Простите, но вам нельзя идти во дворец в этом мундире. Он вновь любезно избавил меня от долгих объяснений: – Я заметил, что сейчас другая мода. – Тогда – вперед! – сделала я приглашающий жест. На пороге нас встретили два вылощенных и подобострастных живых манекена. Я сообщила, что мой спутник – баритон из Большого театра, с самолета – прямо на репетицию в Мариинку, багаж потерян в аэропорту, а через час – обед у мэра. – Полагаюсь на ваш вкус! – удостоила я халдеев аванса в виде лучезарной улыбки, вручив им моего спутника. Не хватало, чтобы я лично подбирала ему носки и галстуки. Достаточно того, что я за них заплачу. Манекены дружно моргнули и увели «московского гостя» в недра магазина, исчезнув там надолго. Я раз пять успела потерять терпение, зевая над журналами мужской моды, когда моим глазам явился респектабельный джентльмен, словно сошедший с их страниц, но с осанкой, какой королям подиума ни в жизнь не добиться, хотя бы им спину ставил сам Рудольф Нуриев. Мужчины с такой осанкой вымерли вместе с эполетами, ментиками и киверами. – Это вы, Александр Христофорович? Герой костюма за тысячу долларов выглядел мрачнее тучи, но стоически терпел непривычный покрой, за что я почти прониклась к нему уважением и решительно пресекла попытку рассчитаться ассигнациями образца 1830 года. – Я не могу допустить, чтобы за меня платила дама! – негодовал он на французском языке, чтобы не подслушали манекены. – А я не могу допустить, чтобы вас забрали в полицию или сумасшедший дом! Но он не угомонился и достал золотые полуимпериалы. – Немедленно спрячьте! – зашипела я. – У вас и золото больше не в ходу? – В ходу, только не здесь! Покупку манекены оформили по моей карточке, а мундир и саблю бережно сложили в фирменные пакеты бутика и донесли до машины. Как я ни артачилась, горсть золотых Бенкендорф все-таки ссыпал мне в сумочку. – Оставили бы лучше на память ваш мундир, – сказала я, выруливая со стоянки. – В девятнадцатом веке сошьете новый. – Вам действительно хотелось бы оставить что-то на память обо мне? – поймал он мой взгляд в зеркале заднего вида. – Вы же не захотите остаться сами. Наконец-то он понял, что над ним подшучивают, насупился, отвернулся к окошку и пробурчал: – Кем вы меня представите во дворце? Тенором? – Господин Пиотровский не так наивен, как продавцы в бутике, – фыркнула я, краем взгляда скользнув по сердитому профилю. – Вы будете… скажем, светочем культуры из французской глубинки. У меня в визитнице завалялась карточка некоего Жана де Ла Тремуля, «владельца частного музея в Див-сюр-Мер, Нормандия». Шеф жандармов хмуро согласился с новым назначением, лишь поинтересовался, что за птица господин Пиотровский. – Теперешний владелец дворца. – Император? – Куда там! – рассмеялась я. – Сторож кучки шедевров. Экскурсию по Эрмитажу мы начали, как простые смертные, купив в кассе билеты. Толчея на Иорданской лестнице и в парадных залах гостя из 19-го века нимало не смутила – по его словам, при Николае Павловиче творилось то же самое. – И так же за вход брали сто рублей? – Билеты на благотворительные балы стоили и по пятьсот. – Одним словом, вы не находите здесь никаких изменений? – съехидничала я. И была немедленно наказана за ехидство дотошным перечислением всего того, что стояло или висело не на своих местах, вплоть до облицовки печи, которую я и замечать-то раньше не замечала. Если все николаевские жандармы были такими же занудами, как их начальник, понятно, почему народ избегал с ними общения. Случай отыграться представился мне в галерее героев войны 1812 года. Несколько портретов были на реставрации, и я потребовала, чтобы граф их назвал. Два он вспомнил верно, а с третьим оконфузился. – То-то же! Не будете строить из себя всезнайку. – Они здесь все на одно лицо, – оправдывался Бенкендорф. – Но ваше-то вы можете отыскать? Он показал. – Далековато от государя, – заметила я. – Зато не под хвостом его коня. – Вы не сильно жаловали Александра Павловича, не так ли? – Он мне платил той же монетой. Очкастая музейная служительница давно уже прислушивалась к нашему разговору, и глаза ее постепенно становились размером со стекла очков. – Пойдемте, – потянула я «мсье де Ла Тремуля» за рукав, давясь от смеха. Встречи с Пиотровским или кем-то из его заместителей, к счастью, удалось избежать. Мы поднялись по боковой лестнице, закрытой от обычных посетителей, в бывшее фрейлинское крыло дворца, которое так любили навещать особы царских кровей. В одной из этих комнатушек жила когда-то моя прапрапрабабка и тезка Ольга Калиновская, удостоившаяся внимания наследника престола, которое стоило ей ссылки в Варшаву. Граф Бенкендорф, конечно, был с ней знаком. Возможно, даже принимал участие в ее травле. Ну уж нет, об этом я его расспрашивать не стану! Пусть штудирует историю России за минувшие полтораста с гаком лет. Хлопнув на стол перед графом два пухлых тома, я села напротив, открыла свой ноутбук и углубилась в деловую переписку, но через пять минут поймала себя на том, что читаю в википедии биографию моего визави. Битва при Рущуке… Партизанские рейды в тылу у Наполеона… Подавление польского восстания… Жена – урожденная Донец-Захаржевская… Матка боска, что мне за дело, на ком был женат человек, которому двести лет в обед! Он завозился напротив, сердито шелестя страницами – наверно, тоже прочитал что-то неприятное. Я думала, что про Крымскую войну, но, как выяснилось, недооценила жандармскую систему скорочтения – граф уже добрался до Японской. – Могу ли я взять эти книги с собой? – спросил он. – Пожалуйста, если не боитесь огорчить государя. – Кто предупрежден – тот вооружен. – Уж не замышляете ли вы изменить течение истории? – насмешливо изогнула я бровь. – Но ведь не просто так судьба подарила мне эти знания. – Мужчинам лишь бы завоевать мир, и нет печали, что дома вас ждет и тоскует жена, – и кто, спрашивается, тянул меня за язык? Он наморщил лоб, изображая удивление. – У меня нет жены. Даже неловко было, право, уличать его во лжи с помощью википедии, да и страничку ту я уже закрыла. И очень вовремя – Бенкендорф заинтересовался ноутбуком, приняв его сначала за книгу. – Это замечательная книга, – охотно пояснила я. – Можно, не сходя с места, попасть в любую библиотеку мира, или написать письмо, которое в ту же минуту прочитают на другом конце земного шара. Он смотрел недоверчиво, пришлось показать, как работает электронная почта. – Маленькое волшебство двадцать первого века. Если уж вам в девятнадцатом удалось изобрести способ шагать сквозь века… – Нелепая случайность, – буркнул он, сердито теребя узел стильного галстука. Я навострила уши, но больше им от откровенности графа ничего не перепало. – Эти письма проходят цензуру? – оседлал он любимого конька. – Никакой, – ответила я с потаенным злорадством. – То есть любой человек может написать, что ему вздумается? – Любую ересь! – Это очень вредная книга, – проворчал он. – Ваши современные коллеги на нее просто молятся, потому что она рассказывает им всё про всех, хоть про смутьянов, хоть про добропорядочных граждан. – И что сейчас делает его величество, тоже можно узнать? – И даже увидеть! – засмеялась я, позвонила Натке и попросила включить скайп. В подружкиной гостиной царила самая непринужденная атмосфера: его величество восседал на облюбованном им диване, одетый уже не в халат, а в толстовку Дюсика и просторные хлопчатобумажные штаны, Натка красовалась в роскошном шелковом кимоно, на экране 3D-телевизора трясли разноцветными перьями и длинными ногами полуголые мулатки, а на низеньком вчерашнем столике теснились тарелки с какими-то закусками и, прости, Господи, початая бутыль чачи, привезенной Дюсиком откуда-то с Кавказа. Я подумала – может, Дюсик был не такой уж и лопух, и нарочно дарил Натке крепкоалкогольные напитки со всех концов света, чтобы по выпитым бутылкам считать наставленные рога? Бенкендорф почтительно приветствовал императора, который сначала не узнал графа, а потом, сняв 3D-очки и вволю посмеявшись над его новым костюмом, пожелал узнать о новостях в городе и во дворце. – Новостей много, государь, и я готов немедленно приехать, чтобы доложить вашему величеству все подробности, – отчеканил шеф жандармов, демонстрируя увесистый двухтомник российской истории. По тому, как вытянулось монаршее лицо, я поняла, что месть за насмешку над галстуком Бенкендорфу явно удалась. – Вы видели мою супругу, граф? – пожевав губами, спросил его величество. – Волею рока мы перенеслись на много лет вперед от времени, когда государыня Александра Федоровна проживала во дворце, – напомнил граф о том, о чем самодержец забыл, или просто не брал в голову. – И она не пришлет за мною камергера Путятина? – оживился Николай Павлович. – Не пришлет, ваше величество, – ответствовал шеф жандармов серьезным тоном, но в усах у него пряталась лукавинка. – Благодарю вас, граф, можете быть свободны. – А доклад, ваше величество? – напомнил Бенкендорф. – Отложим до вечера… до завтра, – с этими словами император снова водрузил 3D-очки на переносицу и отвернулся к телевизору. – Аудиенция у его величества окончена! – Натка весело помахала нам ручкой, и окно скайпа погасло, предоставив нас с шефом жандармов друг другу и свободному вечеру. Раз уж подружка взяла на себя обязанность спаивать государя-императора, негоже и мне отлынивать, подумала я со вздохом. Выведать про межвременной коридор повезет, скорее всего, Натке, благо Николай Павлович казался более податливым, чем его кремень-клеврет, ну а я хотя бы пополню запас знаний о культуре первой половины девятнадцатого века, что будет отнюдь небесполезно в моей работе. – Не знаю, как вы, а я бы сейчас съела мамонта, – заявила моим голосом пещерная женщина графу Бенкендорфу. – Обедать уже поздно, едемте ужинать. – С удовольствием провожу вас, куда пожелаете, Ольга. – Я очень ценю вашу галантность, Александр Христофорович, умоляю вас об одном, – заискивающе заглянула я ему в глаза, – не нужно подавать официантам на чай золотыми монетами. – С них и медного пятака достаточно, – отрезал он. О матка боска, за что мне это наказание!..
Отправлено: 20.09.12 17:29. Заголовок: Наконец-то прода! Я ..
Наконец-то прода! Я уж было поверила в угрозу и струхнула. Почти детсадовский сценарий минюшки строчу.
Оля с Беней, зайки мои ненаглядные, как сойдутся - сплошная малина под взбитыми сливками. Олюня бровью водит, Беня желваками ходит. Олюня язычок точит - Беня тает. Полуимпериалы готова сама у него принять в неглиже лучшем виде.
Gata пишет:
цитата:
– Эти письма проходят цензуру? – оседлал он любимого конька. – Никакой, – ответила я с потаенным злорадством. – То есть любой человек может написать, что ему вздумается? – Любую ересь! – Это очень вредная книга, – проворчал он.
Валяюсь!
Gata пишет:
цитата:
– И она не пришлет за мною камергера Путятина? – оживился Николай Павлович. – Не пришлет, ваше величество, – ответствовал шеф жандармов серьезным тоном, но в усах у него пряталась лукавинка.
Николаша хлебнёт радости в Наткиных цепких лапках.
Отправлено: 22.09.12 09:31. Заголовок: Баритон из Большого ..
Баритон из Большого театра... С такой осанкой, как у Бени, можно выглядеть импозантным в любой одежде. А почему Ольга постоянно цепляет графа? Так и норовит его куснуть. Жду появления ревница Александра в самый разгар ресторанных событий. На Бене все-таки пыль веков, а Алекс - свой, родной. А ревность лечится хорошим ударом по голове.
Отправлено: 24.09.12 09:22. Заголовок: Лифт взлетел на восе..
Лифт взлетел на восемнадцатый этаж раньше, чем мой зануда-спутник успел рассказать, что на похожих подъемниках подавали во дворце горячие блюда с кухни к императорскому столу и – исключительно в сплетнях обывателей – арестантов Третьего отделения в пыточный подвал. – Существует в нашем веке что-то, способное вас удивить? – хмыкнула я. – Вы. – Надеюсь, это комплимент, – недолго повозившись с ключами, я распахнула дверь в квартиру, приобретенную год назад. Наше с Сашкой не состоявшееся семейное гнездышко. Ему не нравилось, что я хочу иметь собственное жилье, а я не хотела от него зависеть материально, потому и сжигала теперь каждый месяц в ненасытной пасти гидры по имени Ипотека бóльшую часть доходов. – Мне никогда прежде не доводилось встречать таких женщин, – граф переступил порог вслед за мною. – Каких? – заинтересовалась я, приготовившись услышать много лестных слов об уме и независимости, которыми редко блистали дамы позапрошлого века. – Таких красивых. Мне пришлось собрать все нервы в кулак и завязать их бантиком, чтобы не хлопнуть несносного жандарма по голове сумкой, набитой его золотыми полуимпериалами. Рассуждать о моей неземной красоте, словно о кухонном подъемнике! – Вы напрасно мне льстите, все равно я с вами в ваш девятнадцатый век не поеду. – Ради вас любой мужчина счастлив был бы поселиться в двадцать первом, – не давал он мне передышки, словно нарочно копил все эти комплименты, прикидываясь букой, чтобы выплеснуть их на меня в самый неподходящий момент. И ему, разумеется, придется об этом пожалеть. – Красивые женщины заставляют себя долго ждать, – прожурчала я грудным контральто, настраивая телевизор в гостиной на один из новостных каналов и вручая Бенкендорфу пульт. – Вы успеете узнать много интересного, Александр Христофорович. «Куда хозяин, туда и лакей! – бурлило всё во мне, когда я расшвыривала в гардеробе вешалки с нарядами, подыскивая адекватный моей мести. – Наверно, и в той жизни на пару бегали по фрейлинам или по оперным певичкам!..» Выдернув из вороха модных европейских брендов черное платье с глубоким вырезом на спине, привезенное из последней поездки в Лондон и еще ни разу не выгулянное в свет – повода не было, – я неспешно направилась в душ, потом засела перед зеркалом. С таким вдохновением я не наводила красоту еще никогда. Забытая Сашкина фотокарточка на туалетном столике взирала на меня с немым укором, я столкнула ее на пол и ногой отшвырнула в угол спальни. Дверь была неплотно закрыта, и до меня доносился сквозь монотонный телебубнеж сердитый баритон Бенкендорфа, костерившего на все корки каких-то клопов, которых надо вытравливать из Москвы, как французов – пожарами и морозами. – Не жаль вам творений ни Фрязина, ни Ле Корбюзье… да вы просто Герострат, господин граф, – пробормотала я, колдуя над прической. Воткнула в волосы прабабкин эгрет с сапфирами и победно улыбнулась своему неотразимому отражению в зеркале. В это время мобильный телефон вновь прорезался Сашкиной истерикой, я отправила его в угол к фотокарточке, усмехнувшись вслед: «Сегодня ты прав, как никогда, милый!» – и выплыла в гостиную. Я ожидала, конечно, произвести впечатление, но не такое сокрушительное. Оцепенеть, окостенеть, превратиться в соляной столб, прирасти к дивану – все эти и еще десятка два им подобных выражений я успела мысленно посмаковать, упиваясь каждым оттенком, как томно тающей на языке коньячной вишней в шоколаде, пока шеф жандармов молча на меня смотрел. – Что творится в мире, Александр Христофорович? – насладившись долгой паузой, кивнула я на голубой экран. – Кажется, мир катится в тартарары, – отмерев, но все еще деревянным языком пробормотал граф. – Туда ему и дорога! – сделала я небрежно-роскошный жест. – Едем?
Мы приехали в «Cattani», который славился отличной европейской кухней и джазом. Если господину жандарму не понравится саксофон – вечер будет испорчен у него, а не у меня. Но Бенкендорф мужественно выдержал и этот удар, пошутив, что имей он такую «батарею» под Девентером в 1813 году, ему бы не пришлось размышлять, как взять город без потерь. – Стены пали бы сами, как Иерихонские? – засмеялась я. Шампанское ударило в голову, я купалась в музыке и внимании мужчин, струящемся на меня, веселя и будоража, из-за всех соседних столиков, и видела, что мой спутник тоже замечает эти совсем не скромные взгляды, отчего становилось еще веселее. Сашка уже изнылся бы, исстрадался и поминутно теребил телефон, чтобы вызвать такси. – Вам здесь нравится? – спросила я, глядя на графа сквозь льдистые огоньки в бокале. – Очень нравится, – улыбнулся он мне в ответ. Вечер набирал обороты. Парочки потянулись на танцпол, и возле нашего столика возникли, один за другим, два кавалера – отчаянно привлекательные молодые мачо, у которых, судя по сытому и самоуверенному виду, всё в жизни было хорошо, недоставало только потанцевать со мной. Я задумалась, кого из них осчастливить, но граф меня опередил: – Простите, господа, дама уже приглашена, – заказал оркестру вальс, и мне ничего не оставалось, как подчиниться жандармскому натиску. Едва ли я что-то запомнила из этого танца – пол завертелся и ушел из-под ног, грохот оркестра, ударившего по бедному Штраусу джаз-импровизацией, утонул в водовороте ресторанных огней, – и только теплая мужская ладонь лежала на моей спине с возмутительной уверенностью. Любые мои попытки избавиться от галантного гнета приводили к тому, что ладонь прижималась крепче, и я в конце концов бросила с ней спорить, отдавшись этому безумному водовороту, но, лишь вошла во вкус, как внезапно всё остановилось, и после короткой тишины раздались оглушительные аплодисменты. Оказалось, что мы вальсировали одни, в большом кругу, образованном танцорами, которые предпочли перевоплотиться в зрителей, а также примкнувшими к ним едоками, которые забыли про свои разносолы. Рукоплескали даже саксофонисты на эстраде. Мой партнер поцеловал мне руку, сдержанно поклонился публике, и мы вернулись за столик. – Как вам удается скрывать такой темперамент? – спросила я, отдышавшись. – Простите, Ольга, я давно не танцевал. – Простите – не верю! – засмеялась я, из-под ресниц мельком оглядев зал. Многие поспешно прятали мобильники с видеокамерами. – Завтра мы побьем все рейтинги популярности на Rutube. – Что это? – граф непонимающе приподнял бровь. – Что-то вроде иллюстрированной колонки для светских сплетен. – Это может доставить вам неприятности? – деликатно попытался прощупать он почву на предмет наличия соперника. Pardonnez-moi, ваше сиятельство, пусть это останется для вас загадкой. – Только если бы у меня сломался каблук. Не люблю попадать в кадр неаккуратной. Мой кавалер чуть наклонился через столик, теплом улыбки норовя проникнуть мне под кожу: – Кто бы обратил на это внимание, глядя на вас? За свою репутацию он, конечно, не беспокоился, где бедняжке графине Бенкендорф узнать о похождениях супруга в 21-м веке. Наверное, расшивает ему бисером комнатные туфли, поджидая из очередной отлучки, носит чепец и ворчит на прислугу. В википедии не было ее портрета, только возраст – без каких-то пяти лет ровесница благоверного. Пусть старушка спит спокойно, я не собираюсь красть у нее мужа. Впрочем, жалеть об этом вечере тоже не собираюсь. Мы с графом еще несколько раз танцевали, пили шампанское, спорили о Мольере и Мицкевиче – угрюмый жандарм оказался начитанным и остроумным собеседником, хоть и непоправимо зацикленном на цензуре, – переворошили уйму культурных пластов, даже успели повздорить из-за раздела Польши и просидели в ресторане до самого закрытия, а потом – гулять так гулять! – отправились по ночным клубам. В одном из них Бенкендорф выиграл на бильярде десять тысяч и был страшно доволен, что может расплатиться за коктейли из собственного кармана. Везде он держался спокойно и уверенно, без хамства подчеркивая, что я – его дама, галантно целовал мне руку, но больше никаких вольностей себе не позволял. Даже в такси по дороге домой. Джентльмен до кончиков бакенбард. А у меня, между прочим – мужефобия в острой стадии. Кофе я подала в библиотеку, служившую мне заодно и кабинетом, и куда я обычных гостей не пускала, предоставляя им пастись в гостиной. Бенкендорф этого моего правила не знал и не почувствовал перемены в статусе. За минувшую ночь он и так превратился из Александра Христофоровича в просто Александра, что было уже за гранью моих правил. И вообще за гранью разумного. Граф между тем прохаживался между шкафами, изучая корешки книг на полках и старинные портреты на стенах. – Пан Станислав Калиновский? – остановился он возле одного. – Вы были с ним знакомы? – удивилась я. – Скверный человек, – поморщился он. Жандармское занудство воистину неистребимо. – Чем же вам не угодил мой предок? – в свою очередь состроила я кислую гримаску. – Погодите, догадаюсь – пресловутый польский вопрос, не так ли? – Извините, – пробормотал граф без капли раскаяния в голосе, – я не знал, что пан Калиновский – ваш родственник. – Весьма отдаленный, – сердито буркнула я. Семейные хроники отзывались о пане Станиславе тоже не самым лестным образом, упоминалось даже о подделке каких-то бумаг, но не отдавать же память предка на съедение твердолобому жандарму! Не знаю, что бы я с ним сделала, если бы он помянул недобрым словом и мою злосчастную прапрапрабабку Ольгу – кстати, племянницу пана Станислава, – возможно, разбила бы об его голову фамильный фарфоровый кофейник и пристукнула фамильным же серебряным подносом. К счастью, граф оставил моих предков в покое, и семейные реликвии не пострадали, но пробежавшая между нами кошка испортила приподнятое после ночных подвигов настроение. Да и кофе я впервые в жизни сварила невкусный. Не иначе, как ревнивая графиня Бенкендорф толкала под руку. – Я никогда не видел Петербург с такой высоты, – сказал граф, подойдя к окну. – С Исаакиевского собора вид гораздо лучше, – пробурчала я, к нему спиной. – Собор еще не достроен, на нем только возводят купол. – Из какого же вы пожаловали к нам года? Из тысяча восемьсот тридцать пятого? – надо же когда-то выяснить, на сколько конкретно лет вперед угораздило перенестись государя-императора и шефа жандармов. – Из тридцать восьмого, – ответил он. Я вспомнила годы его биографии и невольно поежилась. Успел ли узнать он сам?.. – Да, мне осталось жить всего шесть лет, – проронил Бенкендорф, словно подслушав мои мысли. – И вы говорите об этом столь спокойно?! – повернулась я к нему, потрясенная. Он целую, наверно, минуту с улыбкой смотрел мне в глаза. – Теперь я должен успеть сделать за эти шесть лет больше, чем смог за всю жизнь. – Глупости, никому вы ничего не должны! Оставайтесь здесь, у нас другой отчет времени, продвинутая медицина. Я помогу вам устроиться консультантом хоть в Эрмитаж, хоть в Британский музей, да вас куда угодно возьмут на любых условиях! Матка боска, что за чушь я мелю!.. – Вот это намного важнее, – похлопал он ладонью по двухтомнику российской истории. – Отдайте эти книжки его величеству, пусть он сам заботится о судьбе империи! Что, у него других министров нет? – С ними он уже проиграл Крымскую войну. – А вы один, конечно, поможете выиграть! Да у вас мания величия! Вас лечить надо, принудительно! – А вы сегодня еще красивее, чем вчера, – граф хотел поцеловать мне руку, но я сердито ее отдернула. «Ну и возвращайтесь к вашей старой грымзе, никто не собирался вас упрашивать!» И сдуру чуть не разревелась. – Ольга… – шагнул ко мне. Тут, кстати или некстати, раздался хлопок входной двери, и я, все еще в полугневе, в полупанике, выбежала в прихожую.
Отправлено: 25.09.12 18:14. Заголовок: Какой танец вышел, ж..
Какой танец вышел, живо представляется. Красиво и чувственно.
Начала задумываться, а действительно, как Бенкендорфу и Ольге быть вместе? Трагического финала с расставанием не предполагаю и мысленно перебираю варианты. От того, что Ольга сыграет в прошлом роль Донец-Захаржевской, до совершенно немыслимых.
Отправлено: 30.09.12 15:24. Заголовок: На пороге топтался С..
На пороге топтался Сашка с огромным букетом моих любимых белых роз. Сашка, у которого я во всей этой кутерьме с выяснением отношений, командировкой в Лондон и нарышкинским серебром забыла забрать ключи от квартиры. – Здравствуй! – растекся он в широкой счастливой улыбке. А у меня даже злиться на него сил не осталось. – Зачем ты пришел? – Я пришел… – он попытался всучить мне цветы, но так как я не шевельнулась их взять, по-хозяйски протопал на кухню, налил там воды в графин, сунул в него букет и вернулся ко мне: – Я пришел сказать – давай начнем всё сначала! По-настоящему. – А раньше – что, было не по-настоящему? – усмехнулась я. – Раньше была глупость, дурость, белиберда какая-то, давай всё забудем! Я много думал о нас с тобой, Оля, и понял одно, главное: когда самая лучшая девушка на свете тебя любит, всё остальное должно быть неважно… ведь ты меня еще любишь? Я молчала. Тогда он достал из кармана алую бархатную коробочку с пижонским вензелем на крышечке – переплетенные в сердечках буковки «А» и «О», – открыл и протянул мне на ладони: – Оля, выходи за меня замуж! Под крышечкой были, как им и положено, обручальные кольца. Наверно, с гравировкой: «Саша + Оля = любовь навек». – Я не создана для роли жены. На меня обращают внимание слишком много мужчин. Сашкины глаза привычно налились кровью, но ему каким-то чудом удалось остановить ядерную реакцию. – К черту их всех! – А мои командировки? – Я привыкну, обещаю! – Сашка, у меня на ушах мозоли от твоих клятв, – проронила я устало. – Давай, наконец, поставим точку в этой белиберде, как ты ее назвал, и отдай мне ключи от квартиры. – Что? – Отдай мне ключи от квартиры, – повторила я. – Впрочем, можешь оставить на память, я сегодня же сменю замки. И тут его прорвало. – Так это правда, что ты вчера тусовалась в «Cattani» с каким-то папиком?! Я расхохоталась. Смех был нервный, но Сашка вообразил, что я смеюсь над ним. – Ты ведь это делаешь нарочно, да? – чуть не плача, заорал он, схватив меня за плечи. – Клеишь всех подряд? Скажи, кого ты себе нашла? Он лучше меня в постели? У него больше бабла? Сколько их еще у тебя? Пять? Двадцать? Тебе всегда было мало одного меня, тебе надо, чтобы все мужики пускали на тебя слюни! – Ты такой дурак, – сказала я, – что даже пощечины не заслуживаешь. – Ты… ты… – рычал Сашка, терзая шелк у меня на плечах. Мне вдруг до слез стало жаль этого платья, и совсем не потому, что оно было новое, дорогое и сногсшибательно красивое. Ведь именно в нем… – Отпустите мадемуазель Ольгу, сударь, – прозвучал справа от нас голос с металлическими нотками. – Ааа, вот и папик прихромал! – Сашка перестал жулькать мое платье и набросился с кулаками на Бенкендорфа. Тот перехватил его руки на ближних подступах, скрутив их неизвестным мне приемом, но вдруг изменился в лице и пробормотал обалдело: – Ваше… высочество?! Сашка воспользовался его коротким замешательством и боднул головой в скулу. Я метнулась в кухню за графином с розами и выплеснула их вместе с водой на вошедшего в раж Отелло, стараясь, чтобы меньше угодило на моего защитника. – Охладись, dureń! Никакое он не высочество, он по ошибке забрел в квартиру, в которой больше не живет. – Значит, я могу спустить его с лестницы? – спросил Бенкендорф, сгребая мокрого брыкающегося Сашку за шиворот и рукав. – Да что вы разводите тут реверансы?! – разозлилась я. – Вы и у французов в двенадцатом году спрашивали разрешения? – Простите, я боялся, что вам это будет неприятно, – сказал он и уже без вежливых пауз выволок Сашку за дверь, заткнув растрепанные розы ему за шиворот. Ритмичный грохот с лестничной клетки возвестил, что кое-кому пришлось сосчитать ступеньки. Я подняла с пола упавшую коробочку с кольцами, змея-меланхолия уснула навеки. Перешлю их Сашке вместе с фотографией через курьерскую службу и сотру его контакты в телефоне и Интернете. – Вы хорошо себя чувствуете? – спросил вернувшийся граф. – А вы? О матка боска! – всполошилась я, увидев его багровую скулу, уже начинающую наливаться фиолетовым. – Надо приложить лед, чтобы не было синяка. Он покорно позволил произвести над собой все необходимые манипуляции. – Погодите, подложу полотенце. Пощадим хотя бы ваш пиджак. – В девятнадцатом веке справлю новый мундир, – пошутил Бенкендорф. – Сашка в самом деле похож на его высочество? – проснулось во мне любопытство. – Одно лицо. – Чудны дела твои, Господи… Ох, у вас еще и губа разбита! В хорошеньком же виде я вас верну… – с языка чуть не сорвалось – «жене», – …современникам. – Должен я хоть что-то увезти на память, если вы не позволяете увезти вас, – он поцеловал мои пальцы, державшие пузырек с обеззараживающей жидкостью, и я едва не опрокинула содержимое пузырька ему на галстук. Мои колени касались его колен, прядь моих волос, выбившись из растрепанной прически, упала на его руку, которой он прижимал к синяку на скуле кулек со льдом, как будто все наши части тела, прикрытые и неприкрытые, только и старались найти общее занятие. Не дать ситуации превратиться из двусмысленной в катастрофическую помог трезвон городского телефона. – Вы про нас не забыли? – спросила Натка. – Обзвонилась тебе на мобильный, абонент недоступен, как президент. – Забыли, – покаянно ответила я. Подружка засмеялась. – Нет, я не прочь побыть с Николашей в заточении еще денек-другой, если нам подкинут провизии, но Дюсик вот-вот должен прикатить из Брюсселя. – Только не говори, что тебя заела совесть. Подружка издала на другом конце провода глубокий вздох. – Я буду ему образцовой женой. – А он уже идеальный муж: покладистый и почти всегда в отъезде. – Ты все-таки ужасная злюка, – шутливо обиделась Натка. – Бросайте все ваши дела, Николаша соскучился по свежему воздуху. – Надо ехать, – повернулась я к графу, положив трубку. – Вот ключи от квартиры вашей подруги, – вытащил он из кармана обе связки. – Я только захвачу, с вашего позволения, книги. – А я надену что-нибудь более практичное. Словно мы и не побывали только что на волосок от катастрофы. Хотя с чего я вообразила, что он тоже боялся рухнуть в эту пропасть? Такие авантюристы, как граф Бенкендорф, склонны жалеть скорее об упущенной минуте, чем о том, что ею воспользовались. «И он достаточно налюбовался на мою голую спину», – подумала я, втискиваясь в джинсы и в толстый свитер.
Какая классная встреча Ольги, графа и Сашки получилась. Много тонкостей, которые ловятся именно воображением, хоть и не прописаны в тексте. Мне очень понравилось.
Так же понравилась фраза Наташки об Андрее. Не знаю уж чем все закончится, но на данный момент я в восторге от событий и героев. Катя -
Отправлено: 01.10.12 09:42. Заголовок: Меня томят 6 лет жиз..
Меня томят 6 лет жизни, отпущенные графу. Пронзительно описан момент осознания. У меня в глазах защипало. Только АФ хотел сказать что-то важное и нате вам - Александр на пороге.
Gata пишет:
цитата:
– Должен я хоть что-то увезти на память, если вы не позволяете увезти вас,
Может быть, стои увезти? Не могу поверить, что при существовании графини Бенкендорф граф стал бы "клеиться" к Ольге. Он совершенно другой человек.
Отправлено: 01.10.12 13:26. Заголовок: Катя, спасибо за чер..
Катя, спасибо за черное платье, за вальс, за почти поднос на голове обожаемого графа, за переплетение взглядов и слов, за белые розы и.., сама знаешь еще, за что .
Отправлено: 02.10.12 10:37. Заголовок: Саня не так уж плох ..
Саня не так уж плох и не так уж несчастен - его любила Ольга :)
Роза пишет:
цитата:
Катя, спасибо за черное платье, за вальс, за почти поднос на голове обожаемого графа, за переплетение взглядов и слов, за белые розы и.., сама знаешь еще, за что
На самом деле спасибо БиО - они диктуют, что, где, когда и как, я только записываю
Отправлено: 02.10.12 12:21. Заголовок: Где Беня прошел, там..
Где Беня прошел, там Саньке длать нечего. Только Олюшка - сладкая кошечка, может быть графиней Бенкендорф. Если мы говорим о моём дядюшке. Любые Донцы и Захаржи идут заклеивать окна на зиму.
Отправлено: 04.10.12 06:08. Заголовок: Перед прогулкой шеф ..
Перед прогулкой шеф жандармов с императором и книгами уединились в гостиной, а мы с Наткой и горячим шоколадом – посплетничать на кухне. – Хвастайся! – кивнула я подружке, видя, что ее так и распирает. – Пять раз за ночь, да еще как! – Натка восторженно закатила глаза. – Он просто душка, секси, я чуть было не упросила его, чтобы он взял меня с собой в девятнадцатый век, но потом вспомнила, что у него там есть жена. А быть фавориткой – бесперспективно. – Не знаю, повезло Дюсику или не повезло? – усмехнулась я. – Конечно, повезло! Мог бы лишиться такой умницы и красавицы. А как у тебя? – Увы, твоими достижениями не могу похвастаться. – Он на тебя так и не клюнул?! – возмутилась Натка. – Нет, ну это просто из ряда вон! Может, он импотент? Я почувствовала, что у меня запылали щеки, не знаю – от смущения или возмущения, или от того и другого вместе. – Я не собиралась затаскивать его в постель! Еще как собиралась, матка боска, и сердилась, что он так старомодно нетороплив, и убила бы, если бы посмел поторопиться. – Ну и зря, тебе просто необходима встряска, – продолжала подливать подружка масла в огонь. – Клин клином вышибают. – Хватит мне уже заноз, – вздохнула я. – Это не ты говоришь, а то пюре, в которое тебя превратил Сашка. Ты должна найти мужчину, с которым снова станешь нормальной женщиной! Я уже нашла этого мужчину, но быть с ним не могу. И не смогу больше ни с кем. Буду стареть среди предметов искусства, пока не превращусь в сухую желчную тетку из комитета по охране каких-нибудь исторических развалин, и стану брезгливо поджимать губы при виде брызжущих соком эротики картин или скульптур. Или растолстею, как Ариадна Антоновна. Какая это уже по счету чашка шоколада? Третья? Четвертая? – Вообще-то, я хотела спросить, удалось ли тебе узнать про способ, с помощью которого наши пришельцы путешествуют по векáм. – Ах, ты об этом… – разочарованно протянула Натка. – Всё просто, как валенок. Некий барон с очень русской фамилией Корф изобрел хроноход, об этом сразу донесли, куда надо – у нас в стране на каждый лье по сто шпионов Ришелье, то есть Бенкендорфа. А поскольку барон симпатизировал когда-то господам декабристам, то его величество заволновался, как бы тот с помощью своего хронохода не помчался прямиком в 1825 год, на подмогу приятелям, и лично пожелал пресечь государственное преступление. Они с графом тихой сапой покинули дворец и нагрянули в поместье барона. Старичка с перепугу хватил удар, а его гости очутились у нас. Вуаля. – Когда ты успела? – посмотрела я на Натку с неприкрытым восхищением. – Николаша такой сплетник, – хихикнула она. – Я теперь просто ходячая энциклопедия придворной жизни: кто с кем спит, кто на кого стучит, у кого подагра, у кого долги. Если Дюсик потребует, чтобы я бросила работу, засяду писать исторические романы. А вы с твоим синим мундиром, то есть пиджаком от Армани, о чем общались? – Обо всем и ни о чем. Граф-то как раз не сплетник. – Да уж, он больше по другой части. – И не бабник, как твой Николаша. – Ха! – громко фыркнула Натка. – Ха-ха! Слышала бы ты, что он вытворял в молодости – у самого Наполеона из-под носа похитил любовницу. А еще Николаша рассказывал… – Прибереги этот сюжет для исторического романа, – я резко встала, запоздало сделав вид, что пошла мыть чашку. К счастью, Натка, кажется, ничего не заметила. – Так что это за хроноход? – спросила я, когда к голосу вернулась твердость. – Понятия не имею, Николаша говорит, что они в глаза его не видели. Поскольку дедок-барон ничего уже сказать не мог, Бенкендорф наложил на всё именье арест и стал обыскивать кабинет хозяина… – Лично? – Конечно, дело же государственное. Вот прямо оттуда они и загремели к тебе под колеса. – Может, барон пробормотал в беспамятстве какое-нибудь заклинание? – Может быть, но я в колдовство не верю, – с авторитетным видом изрекла Натка, уминая рогалик. – Вот помяни мое слово, это коллайдер произвел сдвиг во времени. Разгоняли, разгоняли свои бозоны, и… Ой! – испуганно пискнула она на полуслове. – Что-то Николаша разбушевался, как бы и его удар не хватил… – и, роняя тапочки, понеслась в гостиную, откуда грохотало гневное: «Да как он додумался продать Аляску?!!» Я невольно улыбнулась.
Бывшая усадьба баронов Корфов, которую пощадили революция и вторая мировая, по-прежнему называлась Сандрино, только носила теперь статус музея-усадьбы и располагалась в городской черте. Едва ли там много сохранилось от прежних хозяев, но граф Бенкендорф был убежден, что поиск сведений о хроноходе нужно начинать именно оттуда. – Все-таки очень удобно, что в ваш экипаж не нужно запрягать лошадей, – сказал он с улыбкой, распахивая передо мною дверцу седана. – Им сложно управлять? – Как видите, даже женщине это под силу. – Вы – необыкновенная женщина. – О да, – засмеялась я, – не каждой удается сбить на улице одним махом государя-императора и начальника ужасного Третьего отделения. Граф правильно понял намек и перестал донимать меня комплиментами. Зануда. Натка с Николаем Павловичем, которого нарядили в ярко-оранжевый пуховик Дюсика, устроились рядышком на заднем сидении. Самодержец после недавней вспышки гнева пребывал в меланхолии, я его понимала и отчасти сочувствовала, уж слишком разителен был контраст между приятно проведенной ночью и докладом шефа жандармов. Но кто ему обещал, что в 21-м веке будут одни удовольствия? За чертой городского центра меланхолия его величества усилилась. – У нас даже конюшни имеют более изящную архитектуру, – ворчал он, морщась на мелькающие за окнами автомобиля безликие многоэтажки. Бенкендорф дипломатично заметил, что они похожи на древнеримские инсулы, и что дороги стали намного лучше. – Можно доехать с ветерком до самой Аляски, – пошутила я. Николай Павлович поперхнулся, Натка сделала мне в зеркале заднего вида страшные глаза, но слово не воробей, а мне надоело нытье его величества. Граф наклонился к самому моему уху и, почти щекоча его усами, прошептал: – В девятнадцатом веке вас бы приказали сослать. – И вы бы, разумеется, выполнили приказ? – Проводил бы до места ссылки и остался навечно сторожить. «Я бы вас сама сторожила, заперла бы в высоком терему и носила ключ от него на шее, чтобы ни одна из ваших бывших подружек, и уж тем более – жена, до вас не добралась!..» – А как же Российская империя? – Разве я сказал, что место ссылки будет далеко от Петербурга? Он уже всё предусмотрел, как мило! Снимет мне домишко в каком-нибудь закоулке между дворцом и своим домом, чтобы навещать по пути от семейных обязанностей к государственным. Или от государственных к семейным. Никто не в обиде. Наверное, большинство царедворцев, включая государя-императора, таким же образом совмещают полезное с приятным. – Предпочитаю выбрать место ссылки сама, – проворковала я, не спеша отодвинуть ушко от его коварных усов. – С электричеством, водопроводом, спутниковой связью и экипажами без лошадей. – Я могу устроить для вас водопровод, – продолжал он беззастенчиво меня соблазнять. – Бутики от Диора и Живанши вы тоже можете устроить? Спа-салоны, хорошую косметику? Говорят, в девятнадцатом веке белила делали из свинца, а он вреден для здоровья. И уж, будьте уверены, никто не заставит меня носить корсет! Граф засмеялся, отстраняясь. – Я успел заметить, что в двадцать первом веке есть много лишних вещей, которые кажутся необходимыми, но самой лишней был бы я сам. Он умел проигрывать, а мне хотелось въехать в столб той стороной машины, где он сидел. Пять раз, чтобы наверняка. То-то бы обрадовались Чаадаев и Герцен… Я аккуратно вырулила после светофора на развязку, потом Натка потребовала остановиться у «Макдональдса», сбегала и купила своему расстроенному Николаше гамбургер, картошку-фри и кока-колу, а еще через пятнадцать минут мы были на месте.
Отправлено: 04.10.12 08:04. Заголовок: Эта глава мне понрав..
Эта глава мне понравилась больше всех предыдущих.
Gata пишет:
цитата:
Еще как собиралась, матка боска, и сердилась, что он так старомодно нетороплив, и убила бы, если бы посмел поторопиться.
цитата:
Я уже нашла этого мужчину, но быть с ним не могу. И не смогу больше ни с кем.
В этом вся Ольга! Наконец-то я увидела свою любимую героиню.
Gata пишет:
цитата:
– Обо всем и ни о чем. Граф-то как раз не сплетник. – Да уж, он больше по другой части. – И не бабник, как твой Николаша. – Ха! – громко фыркнула Натка. – Ха-ха! Слышала бы ты, что он вытворял в молодости – у самого Наполеона из-под носа похитил любовницу. А еще Николаша рассказывал…
Великолепная характеристика личности графа.
Gata пишет:
цитата:
Граф засмеялся, отстраняясь. – Я успел заметить, что в двадцать первом веке есть много лишних вещей, которые кажутся необходимыми, но самой лишней был бы я сам. Он умел проигрывать, а мне хотелось въехать в столб той стороной машины, где он сидел. Пять раз, чтобы наверняка. То-то бы обрадовались Чаадаев и Герцен…
До слёз расстроилась. Почему они всегда оба такие, что хочется дать им как следует кулаком! Всё же обоим очевидно, а Оля как включит стервозу, так Беня только в усы помалкивает и планы строит.
Натали как раз не вызывает у меня восторгов, но в паре с "Николашей" они удачно описаны. Они очень друг другу подходят: вальяжный лев и веселая болаболка без комплексов. Как эпизодические персонажи на подпевках для главных героев. Дюсик в этой паре явно третий лишний. Автору .
Отправлено: 04.10.12 09:06. Заголовок: Gata пишет: И уж, б..
Gata пишет:
цитата:
И уж, будьте уверены, никто не заставит меня носить корсет!
Жизнь покажет :)
Алекса пишет:
цитата:
Почему они всегда оба такие, что хочется дать им как следует кулаком! Всё же обоим очевидно, а Оля как включит стервозу, так Беня только в усы помалкивает и планы строит.
Они такие, какие надо. К тому же очевидное не всегда бывает вероятным для влюбленных . Доверимся автору.
Отправлено: 04.10.12 09:21. Заголовок: Роза пишет: К тому..
Роза пишет:
цитата:
К тому же очевидное не всегда бывает вероятным для влюбленных
Что здесь невероятного? Оба любят и хотят. Беня сказал, что жены у него нет. Оля могла бы переспросить или еще как-то по-женски прояснить эту проблему. Граф же недвусмысленно дает ей понять, что хочет быть с ней тут или там - всё равно. Почему она ерепенится вместо решения вопроса, я не понимаю и расстраиваюсь из-за их игр.
Катя остановилась как всегда на самом интересном месте. Теперь тоже буду кричать где продолжение?!
По закону жанра А вам всё сразу выложи? :) Автор несколько месяцев корпел над этим фиком, надо ж теперь насладиться сполна читательскими комментами
Роза пишет:
цитата:
Жизнь покажет :)
Или пани - жизни :)
Алекса пишет:
цитата:
Граф же недвусмысленно дает ей понять, что хочет быть с ней тут или там - всё равно
Граф как раз недвусмысленно дал понять, что его место - в 19 веке :)
Алекса пишет:
цитата:
Оля могла бы переспросить или еще как-то по-женски прояснить эту проблему
Если во всех исторических справочниках написано, что граф Бенкендорф был шефом жандармов, а он вдруг сваливается вам на голову и заявляет, что на самом деле был аптекарем - чему вы больше поверите? То же и с семейными обстоятельствами :)
Почему она ерепенится вместо решения вопроса, я не понимаю и расстраиваюсь из-за их игр.
Санька, так в этом же весь смак. Эти шуры-муры обоим доставляют массу удовольствия и держат в сексуальном тонусе. Если нужны унижения и нудные выедания мозгов по 25 кругу - это к другим персонажм в БН.
Отправлено: 08.10.12 05:49. Заголовок: 8. Многоэтажки со вс..
Многоэтажки со всех сторон обступали заснеженный парк, в глубине которого нахохлился желтый дом, явно нуждавшийся в ремонте, хотя бы косметическом. – Да, это усадьба барона Корфа, – пробормотал граф, выбираясь вслед за мной из машины. – Только подъездная аллея была с другой стороны. – Все пути ведут в Рим, – Натка выпорхнула в третью дверцу, пританцовывая возле нее на шпильках. Его величество задумчиво дожевал гамбургер, запил кока-колой, и только после этого соизволил к нам присоединиться. Мы потрусили к желтому дому по плохо расчищенной дорожке. В музее почему-то был выходной день, но одна сотрудница удачно оказалась на работе – наводила порядок в запасниках – и, впечатленная моим сертификатом Международной конфедерации антикваров и безупречным французским «месье де Ла Тремуля», допустила нас к осмотру экспозиции. Смотреть там особенно было не на что. Немного мебельной рухляди позапрошлого века, немного оружия, плохонькие картины, рассохшийся рояль, в витринах под стеклом – альбом какой-то уездной барышни, нотные тетради с инициалами «А.П.», исправленными потом на «А.К.», и письмо молодого человека по имени Владимир к отцу, написанное с Кавказа: сын жаловался, что из дома ему посылают мало денег. Мы разбрелись по комнатам. – Вы знаете, что искать? – спросила я графа. Он потер лоб, вспоминая. – Мы были в кабинете. Старого барона унесли слуги, я велел им послать за доктором, а сам стал осматривать секретер… в них обычно любят делать тайники… – А в тайниках держать запрещенную цензурой литературу, – не удержалась я от шпильки. – Порой и куда более интересные вещи, – ухмыльнулся он в усы. – И что же интересного вы нашли в бюро барона Корфа? – Ничего, мы с его величеством почти сразу же перенеслись в ваше время. Я только успел выдвинуть несколько ящичков, там была какая-то мелочь – перья, сургуч для печатей… – он вдруг замолчал, будто осененный неясной догадкой, а я засмотрелась на его профиль, достойный аверса российских золотых червонцев ничуть не меньше какого-нибудь самодержца. Что за счастливица графиня Бенкендорф, она может видеть каждый день этот лоб, эти нос и губы, и эти бачки, будь они неладны. Видеть и целовать. – Вы думаете, что хроноход был спрятан в секретере? – Я не могу найти другого правдоподобного объяснения. – Тогда давайте искать этот секретер! – в сердцах воскликнула я. – Если он за полтораста лет не перекочевал в печку или в антикварный магазин. Никакого секретера мы, конечно, не нашли и отправились искать упоминания о нем в архиве. Пухлые пыльные папки громоздились в нескольких шкафах, подпиравших сводчатый потолок бельведера. Я понятия не имела, с чего начинать, и начала с самых старых. Стоя бок о бок, мы с графом методично перетряхивали инвентарные книги и папки с пожелтевшими документами, то и дело заглядывая друг другу через плечо, ворчали, смеялись, чихали от пыли, один раз даже стукнулись лбами, когда нам показалось, что мы напали на нужный след. Я ненавидела его за эту методичность, и себя – за то, что не бросаю ему помогать. Бенкендорфу приглянулся альбом по истории оружия, невесть как затесавшийся в это царство архивной трухи. Отличное лондонское издание конца двадцатого века: аркебузы, гаубицы и прочие игрушки для мужчин. – Не вздумайте! – предупредила я, увидев, как у него загорелись глаза. – Вы вернетесь к себе, а мне тут отдуваться за кражу музейного имущества? – Я оставлю расписку, что книга позаимствована для нужд Российской империи, – пробормотал он, с любопытством рассматривая устройство какого-то пулемета. – Еще напишите, что она конфискована Третьим отделением! – фыркнула я и снова уткнулась в папку со старыми хозяйственными счетами. Когда с нижними полками было покончено, к верхним по шаткой лесенке я полезла сама, заявив, что она не выдержит тяжести графских эполет. – Но я сейчас без эполет, – пытался он возражать. – Разве? Я думала, вы с ними родились. – Позвольте хотя бы вам помочь… Помощь заключалась в том, что он приобнял меня ниже талии. – Уберите ваши руки! – возмутилась я, дрыгнув коленом куда-то ему под мышку, так как успела уже вскарабкаться на несколько ступенек, но тут одна, самая хилая, предательски хрустнула под каблуком, я охнула, потеряла равновесие и съехала прямо в объятья графа. Он схватил меня так жадно, будто я была Российской империей, а я, как та самая империя, повисла у него на шее, и бурное море, в котором я даже ноги избегала намочить, накрыло нас с головой. Его горячие губы давали мне ответы на все вопросы, нас швыряло по воле волн на одном утлом суденышке, вода хлестала во все пробоины, трещали мачты и моральные устои, а мы с восторгом захлебывались в этой стихии и не помышляли о твердом береге. Что может быть глупее, чем целоваться с мужчиной, который старше тебя на двести лет и безнадежно женат? Только влюбиться в него без памяти. И все-таки мне удалось его оттолкнуть. Он снова хотел меня обнять, но я вывернулась, кокетливо рассмеявшись. Наревусь дома. – Даже если вы умудритесь провести водопровод и электричество, все равно я с вами в девятнадцатый век не поеду. – Потому что я могу вам предложить только шесть лет? Я бы согласилась и на полгода, лишь бы он принадлежал мне одной, а не на паях с двумя горгонами – империей и графиней. – Дались же вам эти шесть лет! Может быть, в учебнике истории опечатка. – Да, там неверно указан год моего рождения – 1782-й, а я родился в 1790-м. Он еще и хочет казаться моложе на десять лет, будто для меня это имеет какое-то значение! Я игриво-нежно провела пальцами по синяку на его скуле: – Вы забудете меня раньше, чем сойдет эта отметина. Граф сжал мои пальцы своими и переместил к губам. – Подарите мне ваш портрет. – Ни за что! Не хочу портить себе настроение, думая, как вы с ним поступите, когда он вам надоест. – Вы не хотите, чтобы я помнил, – помрачнел он. – Я уже битый час вам это твержу! Наши пальцы разжались. Непробиваемый, тупой индюк! Именно такого начальника жандармов царский режим, задушивший мою несчастную родину, и заслуживает. – Граф и мадемуазель Ольга, вот вы где от нас прячетесь! – рослому императору пришлось наклонить голову, чтобы пройти в низенькую дверь бельведера. – Вам удалось найти хроноход? За его плечом маячило жизнерадостное Наткино лицо, и я в очередной раз позавидовала беззаботности подружки. Воображаю, каких бы советов я от нее наслушалась, если бы рискнула сегодня утром быть откровенной. – Увы, пока еще нет, ваше величество, – сдержанно поклонился Бенкендорф. – Чем же вы тут занимались? – насупил брови самодержец. – Наверно, тем же, чем и мы, – хихикнула негодница Натка, остатки чьей губной помады отсвечивали на рыжеватых императорских усах. – Это невозможно, Натали, – не понял государь шутки, которая была вовсе не шуткой, – Александр Христофорович слишком мне предан, чтобы отвлекаться на пустяки, когда выполняет мое поручение. И даже раны получает… кстати, где вы посадили этот синяк, господин граф? – Вчера, когда помогал вашему величеству в ванной комнате, – не моргнув глазом, отчеканил тот. – …и даже раны получает у меня на службе, – с удовлетворением закончил Николай Павлович. Натка уперла руки в боки: – Так я, значит, пустяк? – Вы – прекрасный сон, Натали! – император полез целовать ей руки, а она достала платочек и вытерла следы губной помады с его усов. Пока они выясняли отношения, я вполголоса спросила графа, делая вид, что пялюсь в очередную инвентарную книгу: – И много вы врете вашему государю? – Это было первый раз. – Берегитесь, вы встали на скользкую дорожку. Он улыбнулся: – Был бы счастлив, если бы вы взяли меня за руку и повели по праведной. Я взяла бы его за руку и увела из семьи, если бы мне еще в детстве не внушили, что красть нехорошо. Особенно у старушек. В бельведер заглянула музейщица, которая собралась уходить домой. Выставить нашу компанию, помня о куче верительных грамот, она не решилась, только попросила предупредить сторожа, когда мы закончим с нашими поисками, а если захотим выпить чаю – тут же в архиве, в закутке, есть чайник, растворимый кофе и печенье. – Чем богаты, – подарила эта змея извиняющуюся улыбку «месье де Ла Тремулю» и так же интеллигентно исчезла. – Merci mille fois, madame, – поклонился граф ей вслед. – Вы еще не знаете, что за отравой она вас попотчевала, – съязвила я. – От растворимого кофе вреда сердцу не будет, – вмешалась Натка, в два счета разыскав тот самый закуток, – потому что кофеина в нем нет. А что тут есть? – она чем-то загремела-зашуршала позади стеллажей. – Печенье «Земляничное», ванильные сухарики… да мы пируем! – и вдруг – испуганно: – Идите скорей сюда! Мы с Бенкендорфом бросили пыльные папки, его величество – подкручивать усы, и поспешили на Наткин зов. Бог весть, что мы ожидали там увидеть. Подружка с чайником в одной руке и мешочком сухариков в другой замерла возле несуразного подобия буфета, перекочевавшего сюда из какой-нибудь старой питерской коммуналки и выкрашенного в белый цвет, чтобы скрыть следы времени. Откидная столешница, покрытая клеенкой с васильками, в боковых отделениях, когда-то, видимо, имевших дверцы – чашки-стаканы и разная снедь, в маленьких выдвижных ящиках… Выдвижные ящички?! Граф уже сорвал со столешницы клеенку и скидывал на нее содержимое полок. Через пару минут старинный секретер – быть может, гамбсовский, – изуродованный несколькими поколениями нерачительных хозяев, предстал перед нами нагим, хромым и несчастным, но неожиданно благородным. – Очень похож, – севшим голосом сказал Бенкендорф. – Но вы не уверены, Александр Христофорович? – спросил император, делая шаг по направлению к секретеру. У Натки заверещал мобильный телефон. – На самом интересном месте, – поморщила она носик. – Эй, эй, без меня не телепортируйтесь! Хочу поцеловать вас на прощание, – подмигнула Николаю Павловичу и ушла за стеллажи ворковать с соскучившимся женихом. – Прошу ваше величество и вас, Ольга… – граф сделал предупреждающий жест. – Не надо приближаться. Кто знает… – Боитесь промахнуться с эпохой? – усмехнулась я, глядя на него из-под полуопущенных ресниц, как в перевернутый бинокль – он находился сейчас очень далеко от меня. – Не хотелось бы попасть во времена Анны Иоанновны, когда этого секретера и в помине не было, – ответил граф, оглядывая нашу находку со всех сторон, аккуратно отодвинув от стены. – Вашим талантам там было бы, где разгуляться, – буркнула я. Он верил в волшебную силу этой аетикварной рухляди, а я не верила ни капли. Вот его пальцы осторожно ощупывают ящички, которых изначально было двенадцать, но сейчас осталось всего девять. Если попытаться сосчитать, сколько рук касались их за десятки лет… выдвигали, задвигали… что там говорит теория вероятностей? Впрочем, с математикой у меня всегда были нелады. А потом вдруг ящичков снова стало двенадцать, неведомым образом облупилась белая краска, граф стоял возле чудесного бюро из красного полированного дерева, с инкрустацией перламутром – да, это был Гамбс, не позже 1810 года; я перевела взгляд вниз – под ногами на только что голом полу расстилался пушистый ковер; по сторонам – во вновь обретших дверцы книжных шкафах бронзовели за стеклами переплеты благородных томов, в простенке между окнами маячил портрет какого-то старикана в сюртуке и воротничках, как у моего пращура пана Станислава. С потолка свисала люстра с оплывшими свечами, в камине потрескивал огонь. Ни намека на присутствие электричества или центрального отопления. Я схватилась за мобильный телефон – мой оператор был вне зоны доступа, не реагировала ни одна внешняя функция, сколько ни дави кнопки, а когда я подняла голову, наткнулась вдруг на взгляд графа. Очень странный взгляд. Я даже не сразу сообразила, что мне в нем показалось таким странным – не удивление и не испуг, не растерянность, не раскаяние… этот твердолобый жандарм выглядел донельзя довольным!
– Потому что я могу вам предложить только шесть лет? Я бы согласилась и на полгода, лишь бы он принадлежал мне одной, а не на паях с двумя горгонами – империей и графиней.
Знаю, что дальше будет, но всё равно не могу это спокойно читать.
Отправлено: 08.10.12 13:55. Заголовок: Император ужасно сме..
Император ужасно смешной в наше время. Пуховик Андрея радикально оттенка, гамбургер и его дожевывание. Алекса пишет:
цитата:
Они очень друг другу подходят: вальяжный лев и веселая болаболка без комплексов.
Действительно из Наташи и Николая вышла забавная пара.
Объяснение в архиве между графом и Ольгой никого не оставляет равнодушной. Мужчине и женщине в любви всегда трудно найти равновесие между хочу и должно. И чем сильнее чувства и просвещеннее влюбленные, тем больше требуется усилий и самоотречений. Мои тайные надежды на перемещение Ольги в XIX век оправдались. Теперь банковать будет граф.
Рехнуться можно! Объяснение между БиО меня всю трясет. Олю готова прибить, паразитку, нервокрутку такую. Всё правильно Беня сделал, взял и упёр гордячку с собой.
Ninel пишет:
цитата:
Действительно из Наташи и Николая вышла забавная пара.
У Натуськи легкий и веселый характер. С ней легко жить и дружить. Николашке она очень подходит.
Отправлено: 09.10.12 18:00. Заголовок: Ну что вы сразу - не..
Ну что вы сразу - нервокрутка :) Это защитная реакция у девушки, чтобы не дать мужику сразу все козыри в руки. А то, когда они поймут, что им ничего уже добиваться не надо, сядут на шею и ножки свесят )))))
Светлячок пишет:
цитата:
Всё правильно Беня сделал, взял и упёр гордячку с собой
Он не хотел, это вышло случайно :) Вернее, так сильно хотел, что сработало высшее наитие при поиске кнопки
Мы стояли посреди кабинета барона Корфа, наэлектризованного эмоциями, которые вряд ли поддаются описанию. Лишь напольные гамбсовские часы безмятежно тикали, отмеряя одиннадцатый час утра Бог знает какого числа 1838 года. – Как вы посмели затащить меня сюда?! – негодовала я на Бенкендорфа. – Я же просил вас держаться подальше от этого секретера, – занял он глухую оборону. – Нет, вы нарочно дождались, когда уйдет моя подруга, и включили ваш хронопед! – Хроноход. Уверяю вас, Ольга… – Да хоть везденос! Я вам запрещаю называть меня Ольгой! Немедленно верните меня назад! – топнула я ногой, чуть не в слезах. – Прошу меня простить, но это невозможно, – и снова ни грамма раскаяния, одно ехидство в усах. – Почему? Вы достаточно ловко управляетесь с этими ящичками! – Это произошло случайно – и тогда, и сейчас. – Опять вы врете! – во мне всё клокотало. Не желает помочь мне вернуться, и не надо, обойдусь без его помощи! Граф живо преградил мне дорогу к секретеру. – Ольга, послушайте… – Как вы мне надоели! – я попыталась обойти его справа, потом слева, но противный жандарм был везде, врос, как утес, и даже несколько ударов сумочкой, которые я на него обрушила, не поколебали этого зануду. – Вы понимаете, что можете навсегда заблудиться в другом времени? – он поймал меня за локоть. – Ну и пусть, лишь бы подальше от вас! – Даже в допетровской эпохе, когда здесь были одни болота? – ухмыльнулся граф. Перспектива оказаться в компании комаров, не имея ни укрытия, ни репеллента, немного остудила мою решимость, но не гнев. – Что же вы предлагаете? – спросила я, выдернув, наконец, свой локоть из его цепких пальцев. – Если хозяин дома уже очнулся, он расскажет нам, как пользоваться его чудо-секретером. – А если он умер, или у него отшибло память? – У него должны были остаться какие-то записи, чертежи, или что еще там, я переверну этот дом вверх дном, разберу его по кирпичику, но докопаюсь до тайны этого чертова везденоса! – теперь орал и он. – Я вам не верю! – Мадемуазель Ольга, – подал голос император, о котором мы в пылу спора забыли, – вам ни о чем не нужно беспокоиться. Я прикажу графу отправить вас домой как можно скорее, а если он вздумает лукавить, сурово накажу. – Благодарю, ваше величество, но не могли бы вы наказать его сразу? – За что же, мадемуазель? – За то, что по его вине я оказалась так далеко от дома, – кинула я уничтожающий взгляд на Бенкендорфа, который обрел обычную невозмутимость, стоило его величеству заговорить, – и, может быть, никогда не смогу вернуться. Матка боска, а если и в самом деле – никогда? Зато буду видеть его. Возможно, даже каждый день. Вот счастье-то! От чужого мужчины, как от машины напрокат – радости только, пока на ней катаешься. – Мадемуазель Ольга, вы слишком строги к Александру Христофоровичу, – император поцеловал мне руку, оставшуюся равнодушной к галантности его усов. – Позвольте мне искупить его невольную вину и отблагодарить вас за радушный прием в 21-м веке, оказав вам ответное гостеприимство. У моей супруги недавно освободилось в свите место фрейлины, оно ваше. Графу эта идея почему-то не понравилась. – Мадемуазель Ольга не знает придворных обычаев, ваше величество, – проронил он угрюмо, – и обязанности фрейлины могут быть для нее весьма обременительны. – Вы боитесь, что я сяду в лужу? – недобро прищурила я глаза. – Я боюсь, что вы посадите в лужу кого-то другого, а вас в отместку отравят. – Ну, ну, господин граф, к чему пугать девушку! – снова вмешался Николай Павлович, думая, вероятно, что пришел на выручку мне, а не спас от расправы своего министра. – Убежден, что мадемуазель Ольга не способна никого огорчить неловким словом. Я напустила на себя самый благонравный вид. Огорчать ее величество я не собираюсь, она и так наверняка всё знает про мужа, если не слепа и не глупа. Что до остальных… поживем – посмотрим. Идея императора казалась мне все более заманчивой. Когда и кому еще выпадала возможность очутиться в самой гуще жизни, знакомой моим современникам лишь по мемуарам? Увидеть Зимний дворец, каким его видели Гау и Садовников. Полюбоваться на сцене Истоминой и Тальони. Посоперничать с первыми придворными красавицами. Просто голова кругом от соблазнов! И, наконец, это не доставит удовольствия графу Бенкендорфу. Пока не знаю, почему, но думаю, что скоро выясню. – Я счастлива принять предложение вашего величества. – Чудесно, мадемуазель Ольга! – обрадовался император. Шеф жандармов хранил хмурое молчание.
Отправлено: 11.10.12 08:54. Заголовок: Gata пишет: – Как в..
Gata пишет:
цитата:
– Как вы посмели затащить меня сюда?! – негодовала я на Бенкендорфа. – Я же просил вас держаться подальше от этого секретера, – занял он глухую оборону. – Нет, вы нарочно дождались, когда уйдет моя подруга, и включили ваш хронопед! – Хроноход. Уверяю вас, Ольга… – Да хоть везденос! Я вам запрещаю называть меня Ольгой! Немедленно верните меня назад! – топнула я ногой, чуть не в слезах. – Прошу меня простить, но это невозможно, – и снова ни грамма раскаяния, одно ехидство в усах. – Почему? Вы достаточно ловко управляетесь с этими ящичками! – Это произошло случайно – и тогда, и сейчас. – Опять вы врете! – во мне всё клокотало. Не желает помочь мне вернуться, и не надо, обойдусь без его помощи! Граф живо преградил мне дорогу к секретеру. – Ольга, послушайте… – Как вы мне надоели! – я попыталась обойти его справа, потом слева, но противный жандарм был везде, врос, как утес, и даже несколько ударов сумочкой, которые я на него обрушила, не поколебали этого зануду.
А ты сомневаешься, что Сашка западёт? Я все зубы ставлю на кон, что будет бить яростно копытом при виде такой строптивой лапуси. Это даже не канон. Это больше, чем канон.
Беня - такой хитрец, что может везти Олю до дворца лет 100.
Граф далеко не трус, умеет принимать удар. Выбор всегда за женщиной, и самое разумное и ценное в мужчине - дать эту возможность женщине. Другое дело, что Беня сам не будет сидеть сложа руки.
Отправлено: 12.10.12 15:10. Заголовок: Ладно, я сегодня вып..
Ладно, я сегодня выпимши и добрая, вот вам в вечер тяпницы кусочек вне плана Остальное - по графику )))
* * *
Дом между тем пришел в движение. Первыми прибежали офицеры императорского эскорта, среди которых были и два голубых мундира, потом в щели полезли любопытные слуги. Все лица являли собой открытую забавную книгу, на страницах которой смешались бурная радость от возвращения царя-батюшки и неподдельный страх за собственную судьбу. Однако его величество милостиво объявил амнистию, обещав не рубить голов, если впредь никто не вспомнит о случившемся в этом доме. «Конечно, не вспомнят, еще и внукам накажут», – хмыкнула я про себя, пока граф Бенкендорф осведомлялся у жандармского офицера, сколько длилось то, о чем было велено забыть. – Пять дней, ваше сиятельство, – чуть заикаясь, ответил офицер, до сих пор имевший бледный вид и тремор конечностей. На фоне почти двух столетий не такой уж и большой рассинхрон. – Что с бароном? – продолжал допрашивать граф. – По-прежнему в беспамятстве, с ним уездный доктор и родственница, она понимает толк в травах. Кивнув, шеф жандармов выставил всех из кабинета, дождался, когда выйдем мы с императором, и запер дверь на ключ, который, разумеется, никому не доверил, кроме собственного кармана. Больше того – велел позвать управляющего и отобрал у того запасные ключи, а у двери в кабинет поставил офицера в голубом мундире. Вновь окунулся в родную стихию. И эту карательную машину я хотела рекомендовать консультантом в одну из колыбелей культуры?! Хотя в Эрмитаже, если на то пошло, жандармский порядок не помешал бы… Да и в Британском музее тоже. Пока закладывали экипаж, его величество пригласил меня выпить чаю, держась с монаршей непосредственностью, вызванной убеждением, что дом любого из подданных – его собственный дом. Никто и не думал это опровергать. Чай тут же подали, прислуга и эскорт, оправившись от страха, с любопытством пялились на оранжевую куртку императора и галстук Бенкендорфа, а в особенности – на мои джинсы. Я безмятежно потягивала чаек (судя по вкусу, с настоящей малиной, а не с искусственными ароматизаторами), решив, что быт уездного помещика – не самое интересное, на что мне стоит расходовать внимание. Тем более что к чаю были сказочно вкусные булочки, благоухавшие домашним маслом, яблоками и медом, не в пример Наткиному гамбургеру, дай Бог ему благополучно перевариться в императорском желудке. Бедная моя подружка, какой ей придется испытать шок! Только бы не стала пытаться последовать за нами в поисках сенсации для своего журнала. Из глубины дома лились приглушенные звуки рояля – то реквием Моцарта, то вальсы Шопена, – будто неизвестный пианист гадал, как на ромашке, к какому берегу прибьется душа немощного хозяина поместья. Потом раздался хлопок двери и громкий мужской голос: – Это я-то невежественный докторишка?! – Бесполезный, как ваши пиявки! – вторил ему не менее громкий женский. – Довольно, я умываю руки! Пользуйте барона вашими мухоморами и птичьим пометом! Шеф жандармов приподнял бровь: – И как часто происходит сей консилиум? – С утра до ночи, ваше сиятельство, – ответил жандармский офицер. – Кого прикажете вон? – Оставьте обоих, – подумав, изрек Бенкендорф. – Кто-нибудь да вернет барона к жизни. Discussio mater veritas est – в спорах рождается истина. – И в них же умирает, – пробурчала я над чашкой поповского фарфора, загрустив, что с таким лечением ни барону, ни мне надеяться не на что. Кроме слова графа Бенкендорфа, который врал на каждом шагу. Его величество обещал прислать уездной медицине подкрепление в лице придворного доктора Мандта, а потом нам подали шубы и экипаж. Выйдя на крыльцо, я осмотрелась вокруг. Тщетная надежда – вокруг усадебного дома расстилался спящий под снегом парк, которому панельные многоэтажки не снились даже в бредовых снах. Николай Павлович предложил мне руку, помогая сесть в возок, и место подле себя. Назло Бенкендорфу я с улыбкой приняла то и другое. Смурной граф устроился напротив, кучер стегнул лошадей, и замелькали вдоль петергофской дороги заснеженные елки и усадьбы столичной знати, когда-то сдернутой Петром с насиженных московских перин, а теперь облепившей дачами всю дорогу до летней царской резиденции. Верховой эскорт месил копытами снег, поспешая за нашей четверкой гнедых. В пути его величество задремал, привалившись головой, хвала Богу, не к моему плечу, а к стенке возка. Насладившись резвым бегом саней по укатанному зимнику, я вытащила из недр необъятной, но ужасно уютной и теплой шубы сумочку, а из сумочки – мобильный телефон. Хотелось проверить, надолго ли хватит питания, ведь грех было бы не запечатлеть в фотоальбом хотя бы толику всех тех чудес, к которым я сейчас несусь навстречу. Заряд был почти полон, должно хватить на три дня, если расходовать экономно. Полна была и память SMC – входящими от Сашки. Он сообщал, что по-прежнему меня любит, и грозил построить возле моего дома шалаш, мокнуть в нем осенью и мерзнуть зимой, но никому не дать нас разлучить. «Обратно можно не торопиться», – подумала я со вздохом, пряча мобильник в сумочку. Но и задерживаться надолго нельзя – скоро поездка в Париж, на «Друо». Наткина свадьба. И, кстати, очередная выплата по ипотечному кредиту. – Мне нужно вернуться не позднее, чем через две недели, – сказала я Бенкендорфу сквозь скрип полозьев и храп его величества. – Я буду подгонять моих людей и время, – хмуро проронил он в ответ. Помолчал и добавил, будто с неохотой: – Вы не можете появиться при дворе в вашей теперешней одежде. – Спасибо, без вас бы я не догадалась, – фыркнула я. – Я отвезу вас в модный дом, где одеваются все знатные дамы Петербурга. – Звучит заманчиво. Не боитесь, что я вас разорю? – Государь поручил мне подготовить ваш выход в свет и оплатит все расходы, – сообщил он тем же бесстрастным тоном. – И кем же вы меня представите? Вашей кузиной или незаконнорожденной дочерью? – Племянницей графа Станислава Калиновского. – У дядюшки дурная репутация, а во фрейлины, если мне не изменяет память, принимали девушек из безупречных семей. – При государыне ведь будет состоять не ваш дядюшка. – Вижу, вы всё предусмотрели, – усмехнулась я, задетая, что не удалось вывести графа из себя, и что он так педантично исполняет распоряжение императора. – А если бы его величество не предложил мне стать фрейлиной, где вы думали меня держать? Под арестом в усадьбе Корфа? Бенкендорф посмотрел на меня долгим мрачным взглядом, каким, наверно, имел обыкновение испытывать нервы подследственных, но у меня засосало под ложечкой совсем не от страха. Если он только посмеет заговорить про домик с водопроводом… – Я бы отвез вас в Варшаву, – улыбнулся вдруг он. – Очень красивый город. И больше до самого Петербурга не проронил ни слова, а я так и не смогла решить, шутил он, или говорил правду.
– Оставьте обоих, – подумав, изрек Бенкендорф. – Кто-нибудь да вернет барона к жизни. Discussio mater veritas est – в спорах рождается истина. – И в них же умирает, – пробурчала я над чашкой поповского фарфора, загрустив, что с таким лечением ни барону, ни мне надеяться не на что. Кроме слова графа Бенкендорфа, который врал на каждом шагу.
Это самое вкусное в этом отрывке. Аплодирую всем участникам дискуссии.
Gata пишет:
цитата:
– Я бы отвез вас в Варшаву, – улыбнулся вдруг он. – Очень красивый город.
Отправлено: 18.10.12 10:27. Заголовок: Игры играми, а графи..
Игры играми, а график графиком :) Путешествуем дальше
* * *
Через час мы миновали Нарвскую заставу, щеголяющую новенькими триумфальными воротами в стиле ампир. Петербург был похож и не похож на тот, каким мне представлялся по гравюрам-акварелям современников. В любом случае, я оказалась более подготовленным туристом, чем император с графом в нашем веке, и поглядывала по сторонам с осознанным любопытством. «Большой» каменный театр затерялся на просторах заснеженной площади, Мариинки не было и в помине, зато наискосок через Крюков канал маячил целый и невредимый Литовский замок. На замерзшей Мойке бедные женщины, не имевшие понятия ни о «Самсунге», ни об «Электролюксе», полоскали в проруби белье, бородатые мужики волокли куда-то глыбу льда. Вдалеке возвышался Исаакиевский собор в строительных лесах. Заведение «Sichler Marchand de Nouveautés», предлагавшее «шляпы, чепцы, платья, кружева, ленты и прочие уборы», располагалось на Большой Морской улице, в двух кварталах от Невского. А рядом, на Малой Морской, 18, жил граф Бенкендорф, как зачем-то сообщил мне он сам. Скрытый текст
– У меня плохая память на адреса, – пожала я плечами. – Если я понадоблюсь, вам достаточно будет назвать извозчику мое имя. – Если мне что-то понадобится, его величество позволил обращаться прямо к нему. – Скоро вы поймете, что обратиться ко мне намного проще, чем к его величеству, – заявил этот самодовольный индюк и, попросив подождать, исчез за дверью магазина. Через несколько минут нас приняли с заднего крыльца, а возок с похрапывающим величеством покатился дальше – во дворец. – Хозяйку зовут Марья Францевна, – успел мне шепнуть Бенкендорф, прежде чем препоручить заботам помощниц мадам Сиклер. – Ей приказано предоставить вам все самое лучшее и держать язык за зубами. – Она крамольщица и на крючке у Третьего отделения? – Она шьет шляпки самой государыне и не хочет лишиться этой привилегии. А потом на меня обрушился целый ворох непривычных, часто и вовсе незнакомых, но безумно прелестных слов и вещиц. Флер, креп, лино, алтабас, бареж, муар и – ох, выговорить бы! – гроденапль. Марья Францевна, деловитая старушенция в чепце айсбергом и с очками на шнурке, командовала стайкой юрких помощниц, веля им приносить в клювике то, другое, пятое и десятое. Чтобы снять мерки, меня разоблачили до бирюзового шелкового белья от Calvin Klein, привезенного из Лондона, как и шикарное вечернее платье, уже не для Сашки. Покупала просто для поднятия настроения, а сегодня утром надела со злости, но даже если и не совсем со злости, то и не для того, чтобы на эти брызги европейского шика пялились шесть пар изумленно-любопытных глаз, одна из них – сквозь стекла допотопных очков. Первой спохватившись о достоинстве, Марья Францевна шикнула на девиц, чтобы не стояли à la statuette, смущая «бедную мадемуазель, которая в своей польской глуши не имела достаточно ткани, чтобы пошить приличное sous-vêtements». Это я-то жила в глуши и не имела средств на приличные тряпки?! Нетрудно догадаться, где мадам Синклер подхватила эту побасенку. Ну, погодите же, господин граф! – Сulotte à jambes, – продолжала отдавать распоряжения Марья Францевна, – bas de soie, jarretières, corset… Корсет я возненавидела сразу, всеми фибрами души и тела, но напрасно требовала модель посвободнее, или хотя бы ослабить шнуровку. Мадам с авторитетным парижским прононсом заявила: «Лучше на два размера меньше, чем на один размер больше», – и меня зашнуровали по самые гланды. Дальше я уже ни вздохнуть, ни пошевелиться не могла, только считала юбки, которые на меня надевали, как на манекен – сначала непременно волосяную, потом фланелевую, потом сто двадцать какую-то. Надеюсь, изувер граф позаботится о том, чтобы мне дали смышленую горничную, иначе я его самого заставлю сортировать эти юбки. Когда дело дошло до собственно платья, я чувствовала себя кочаном капусты, однако Марья Францевна с глубоким удовлетворением изрекла: «Très bien!», – меня повернули к зеркалу, и я не узнала собственного отражения, но то, что увидела, неожиданно мне понравилось. Платье из голубого крепа в глянцевую и матовую полоску, на голубом же атласе, с присборенными зигзагами рукавами и бантами из газовых лент, – Натка будет верещать от восторга, когда я расскажу ей обо всей этой красоте, а еще лучше покажу. На себе. Надеюсь, я не настолько толста, чтобы втиснуться в это платье без корсета. Граф расхаживал по соседней комнатушке, уже переодетый в мундир – правда, не в жандармский, а в генерал-адъютантский, – видимо, успел воспользоваться близостью дома. Мой блестящий выход поверг его в состояние безмолвного и бездвижного благоговения, как сто семьдесят лет назад, то есть вперед, у меня дома. – Не можете решить, какой наряд мне больше к лицу – моего века или вашего? – поддразнила я его, поворачиваясь, чтобы он со всех сторон мог рассмотреть мою осиную талию. – Вы ослепительны в любом наряде, – поцеловал он мне руку. – Это не ответ, а увертка! – Простите, но когда я на вас смотрю, я вижу только вас. – Вот они, мужчины, – проворчала я. – Мы для вас наряжаемся, а вам все равно, в шубе мы или в халате! – Еще как не все равно, – ухмыльнулся Бенкендорф. – Только прелестные дамы имеют обыкновение наряжаться больше для себя, чем не для нас. – Так-так, и что бы вы мне посоветовали? – заинтересовалась я. – А вы бы воспользовались моим советом? – его взгляд начал опасно погружаться в мой. – Конечно, – взмахнула я ресницами, – мне необходимо произвести самое лучшее впечатление на его величество. Граф вынырнул, недовольный, взял со спинки стула невесомо-пушистую шубку и накинул мне на плечи. Ого, кажется, настоящий соболь! Впрочем, почему бы ему и не позволить себе быть щедрым – за императорский-то счет? – Буду иметь в виду, что его величеству по вкусу закутанные дамы, – хихикнула я, нежась в шелковистых мехах. – И хочу поблагодарить вас за мою биографию, Марья Францевна с упоением ее пересказывает продавщицам. Его ладони задержались у меня на плечах, якобы не давая шубке с них соскользнуть. – Будьте покойны, о том, что вас сопровождал я, она никому не проболтается. Я выскользнула из-под шубки и его деликатно-нахальных рук. – Так вы меня прославили голодранкой, лишь бы я не прослыла вашей содержанкой? Хорошенькая забота о моей репутации, нечего сказать! Знаю я, о чем он заботится – боится объяснений со своей мегерой. – Еще не поздно отказаться от предложения его величества, – вкрадчивым голосом произнес Бенкендорф. – Я сниму для вас дом, и вы в нем поселитесь под любым именем, какое пожелаете… Да-да-да, домик с водопроводом. Но не на ту напали, господин стратег! – От таких предложений не принято отказываться, – я горделиво вскинула подбородок. Граф снова насупился, но не стал меня больше ни шантажировать, ни соблазнять возможностями Третьего отделения, лишь поинтересовался иронично, вновь набрасывая на мои плечи соболей: – Чем вы так растревожили язычок Марьи Францевны? Я ожидал, что она потерпит хотя бы до вечера. – Ваш бы язык от этого вовсе отнялся! – брякнула я сердито, не глядя на него. Он хмыкнул. – Тогда поостерегусь любопытствовать дальше. У него была возможность удовлетворить любопытство и всё на свете, но он предпочел поверить, что я этого не хочу, и больше такой возможности не получит. Ни-ког-да. Пусть наслаждается кружевными секретами супруги. Но, пока его локоть был рядом, я не собиралась им пренебрегать, потому что ни одни перила не кажутся такими теплыми и надежными, когда спускаешься по лестнице, каждый шаг рискуя запутаться в ворохе юбок, надетых первый раз в жизни.
Отправлено: 18.10.12 12:39. Заголовок: Gata пишет: Первой ..
Gata пишет:
цитата:
Первой спохватившись о достоинстве, Марья Францевна шикнула на девиц, чтобы не стояли à la statuette, смущая «бедную мадемуазель, которая в своей польской глуши не имела достаточно ткани, чтобы пошить приличное sous-vêtements».
Унизила старушенция Кляйна.
Gata пишет:
цитата:
«Лучше на два размера меньше, чем на один размер больше», – и меня зашнуровали по самые гланды.
Рыдаю.
Gata пишет:
цитата:
– Ваш бы язык от этого вовсе отнялся! – брякнула я сердито, не глядя на него. Он хмыкнул.
От этой проды я хохочу и болтаю в воздухе ногами. Катя, я тебя люблю-люблю.
Отправлено: 19.10.12 17:54. Заголовок: Всё складывается инт..
Всё складывается интригующе великолепно. Одно дело в 21 веке утверждать, что корсет не для меня, а другое оказаться в ситуации, когда иного выхода нет :) Мне очень понравилось описание модного французского магазина. Название тканей и прочих дамских штучек забытые и прекрасные пробуждают в нас , женщинах, дремлющие и зарытые под нынешней реальностью, женственность и желание покорять сердца.
Отправлено: 21.10.12 08:02. Заголовок: Все-таки для меня за..
Все-таки для меня загадка, почему Ольга не спросит прямо Беню отчего и почему. И что уж такого Ольга сказала графу, отчего он будто воды в рот набрал? Любовь делает влюбленных нетерпеливыми и жадными, а тут они всё оступают и отступают.
Все-таки для меня загадка, почему Ольга не спросит прямо Беню отчего и почему. И что уж такого Ольга сказала графу, отчего он будто воды в рот набрал?
Поставьте себя на место девушки, которая считает, что мужчина врет ей про семейное положение, причем не на пустом месте считает, что врет. Есть такая вещь, как женская гордость, у влюбленной женщины она особенно уязвима, если, конечно, мы говорим не о сериальных Лизавете или Ольге, которые прут напролом, подстегиваемые только своей хотелкой. Преграды разбивать - это мужское дело. Чем, собственно, граф и занимается :)
Пан Станислав Калиновский не очень обрадовался нашему визиту, если говорить откровенно – вообще не обрадовался. Я бы тоже, наверно, поперхнулась бигосом, если бы ко мне без предупреждения ввалился шеф жандармов под руку с обломком моей родословной, но не предложить гостям глинтвейну в студеный день – это уже было оскорбление самого понятия польского гостеприимства. С фамильным надменным видом – точь-в-точь как на портрете – и с фамильной чуть оттопыренной нижней губой, родственник сначала наотрез отказался признать наше родство, но граф Бенкендорф умел быть убедительным, и через десять минут беседы за закрытой дверью (будто бы я не знала, какие в жандармском арсенале имеются антипольские аргументы), прапрадядюшка распахнул мне почти сердечные объятья. – И зачем нужна была эта комедия? – спросила я графа, когда изрядно убавивший спеси пан Станислав убрался переодеться к визиту во дворец. – Незамужняя молодая особа может появляться под руку только с родственником. – Его величество поручил вам обо мне заботиться, – напомнила я сварливо. – Я не спущу глаз с вас обоих, – пообещал Бенкендорф. И сдержал слово, усевшись в карете напротив нас с дядюшкой. Я уже привыкла к его пристальному вниманию, а пан Станислав чувствовал себя заметно неуютно, хоть и пытался держаться с гонором. – Так чья вы дочь – Казимира или Йозефа? – почтил он меня вопросом сквозь зубы. – Адама, – напомнила я кротко. – Не помню, чтобы у него были дети. Я поджала губы – идея была не моя, не мне и выкручиваться. – А вы разве поддерживаете связь со всеми вашими братьями? – живо вмешался граф. – В Третьем отделении прекрасно известно, кто из поляков с кем поддерживает связь, – буркнул мой родственник. – Вы себе льстите, – ухмыльнулся Бенкендорф. – Кстати, Третье отделение расположено на набережной Фонтанки, – сказал он уже мне, когда я засмотрелась в окошко кареты на старый Аничков мост, еще без клодтовских коней и без перил с чугунными русалками, – в доме номер 16. – Далековато от дворца, – презрительно фыркнула я. – Зато жизнь Петербурга как на ладони, – подарил он мне широкую улыбку. Узок мир жандарма. Едва мы проехали под аркой дворцовых ворот, Бенкендорф, продолжавший играть в конспирацию, велел нам с дядюшкой ждать в главном вестибюле, когда за нами придут, а сам спрыгнул с подножки кареты и бесследно исчез, успев сунуть мне напоследок в ладонь какую-то записку. Я развернула ее – две карандашные строчки твердым почерком: «Малая Морская, 18» и «Фонтанка, 16». Будто я собиралась запоминать эти адреса. Будто я их уже не знала наизусть. В дворцовом вестибюле и вправду царило оживление, как в наши дни. Пан Станислав, продолжая маяться, решил выместить на мне накопившуюся досаду. – Кому же вас предназначают, дорогая племянница – императору? – Спросите у графа Бенкендорфа, дорогой дядюшка, – улыбнулась я безмятежно. Когда вернусь в наше время, подарю портрет грубияна-предка какому-нибудь варшавскому музею. – Мне стыдно порою, что я – поляк! – предок ударился в пафос. – Вы сегодня упустили редкий шанс выставить шефа жандармов из вашего дома и до конца жизни гордиться этим поступком, – еще безмятежнее улыбнулась я. – Где-нибудь за Байкалом. Мне скучно было с ним препираться, как наскучило на закате нашей с Сашкой vie d’amour оправдываться за воображаемые измены. Возможно, твердолобый жандарм тоже мне бы наскучил – лет через сто. Или двести. Только он не хочет со мной поделиться даже шестью. Я отвела взгляд, чтобы в его круг не попадала постная физиономия пана Станислава, и вдруг увидела на лестнице… Сашку! Пришлось похлопать ресницами, отряхивая с них фантом, но фантом никуда не делся, наоборот – успел уже спуститься с лестницы и плыл по вестибюлю, молодой и красивый, как бог Аполлон, и все перед ним расступались, кто с поклонами, кто с реверансами, а он царственно улыбался и дарил в ответ чуть заметное движение подбородком. Матка боска, да ведь это не Сашка, а наследник престола! Будущий император Александр II. Не передать, какое я испытала от этого открытия облегчение, но злая шутница судьба не желала оставлять свои проделки. Его высочество неожиданно свернул с курса и приблизился к нам, почтив пана Станислава приветствием, а меня – заинтересованным взглядом. – Моя племянница, ваше высочество, – нехотя представил меня дядюшка, – графиня Ольга Калиновская. – Мадемуазель Калиновская, – улыбнулся цесаревич, – государь нынче говорил о вас ее величеству, но упомянул лишь о ваших талантах, ни слова не сказав о красоте. Бедной провинциалке тут пристало зардеться от смущения и счастья, и я сделала книксен. – Надеюсь вскоре увидеть вас в свите государыни, – обласкав меня лучезарным вниманием, его высочество направился дальше, а я стояла, оглушенная новым открытием, которое, в отличие от предыдущего, не принесло ни капельки радости. Я и есть моя прапрапрабабка Ольга Калиновская! Будущая фрейлина императрицы. И будущая фаворитка наследника престола. Если бы рядом оказался граф Бенкендорф, я бы вцепилась в его рукав, как нищий в плащ святого Мартина – согласна даже на домик без водопровода, только увезите меня поскорее из дворца! Но графа рядом не было. Его было слишком много в последние два дня, а сейчас, когда я так остро нуждалась в нем самом, остался только жалкий клочок бумаги с двумя адресами. Никогда ему этого не прощу! – Вы делаете успехи с первых шагов, дорогая племянница, – проскрипел над моим ухом голос пана Станислава. – Как вы думаете, дядюшка – Польша будет мною гордиться, если я стану супругой его высочества? Когда к нам подошла камер-фрейлина с известием, что государыня изволит допустить меня пред свои светлые очи, дядюшка так и стоял с разинутым ртом.
Отправлено: 22.10.12 10:33. Заголовок: А вот и его высочест..
А вот и его высочество появился. Какая прелесная перспектива ждет пани Ольгу, вместе с ее открытием и предсказанным будущим. А Катя как всегда остановила повествование на самом интересном месте((((((
Отправлено: 25.10.12 08:50. Заголовок: При дворе царила мод..
При дворе царила мода а-ля рюсс: свитским дамам и девицам надлежало являться в нарядах, в которых, если напрячь фантазию, можно было рассмотреть намек на русский сарафан. Чтобы камер-фрейлин, упаси Бог, не перепутали с просто фрейлинами, первые носили зеленое бархатное платье с золотым шитьем, вторые – красное, у свит великих княгинь и княжон тоже были свои цвета. К платью полагался кокошник или повойник. За соблюдением дресс-кода следил лично государь-император: как мне успели рассказать, Николай Павлович сильно разгневался, узрев на недавнем балу несколько дам в цветочных венках вместо кокошников, и сделал внушение министру двора, а тот через генерал-губернатора устроил по домам набег квартальных с грозной бумажкой о недопустимости впредь подобных вольностей и с требованием на этой бумажке расписаться. Смех и грех. Первые дни я была так занята, что даже отсутствие привычных благ цивилизации не успевало меня огорчить. Фрейлинам приходилось вкалывать, как гастарбайтерам на подмосковных стройках, без поблажек и выходных, а дежурным – и сутки напролет. Ее величеству в любое время дня и ночи могли потребоваться платок, горшок, нюхательные соли, стакан воды или томик де Лакло. Спустя неделю я уже не только сочувствовала идеям Пестеля и Муравьева, но и готова была развернуть их и усилить. Подумаешь, царизм они собрались отправить на помойку истории! Сначала бы провели канализацию. Ее величество, чахлое капризное существо, приняла меня благосклонно, хоть поначалу и с некоторым холодком, ревниво рассмотрев и оценив в моей наружности всё, о чем умолчал ее венценосный супруг. Но так как самодержец не спешил восхищаться моей красотой и вообще избегал дамского общества, подолгу запираясь то с одним министром, то с другим, то со всем кабинетом скопом, государыня умиротворилась и доверила мне чтение вслух. – У вас такой приятный голос, дорогая Олли. Кати, – сказала она рыжеволосой девице с лисьей мордочкой, справлявшей до меня обязанности чтицы, – принесите мадемуазель Калиновской роман господина де Лакло, а мне – мое рукоделье. У господина де Лакло оказались аккуратно вырваны несколько страниц. – Мы остановились на письме бедного кавалера Дансени, где он изливает виконту свое горе от разлуки с крошкой Сесиль, – вздохнула императрица, втыкая иголку в шитье. – Неужели и здесь замешана маркиза де Мертей? Сделав вид, будто читаю из книги, я своими словами пересказала, насколько вспомнила, письмо маркизы к де Вальмону, выслушала охи и ахи ее величества в адрес интриганов, и продолжила чтение дальше уже по целым страницам, краем глаза успев срисовать разочарование на лисьей мордочке. Пусть попробует уличить меня в подлоге – для этого ей придется сознаться, что она в курсе про вырванные страницы. За цветами в оранжерею я отправилась в веселом настроении, не боясь заблудиться на дворцовых просторах, как, вероятно, рассчитывала моя новая «подружка», подстроившая мне это поручение. Путь пролегал мимо покоев императора, откуда расходились после очередного заседания господа министры. Последними вышли Бенкендорф и рыхлый статский генерал в очках, державшийся с ним по-приятельски. – Ох, и ввел ты нас в растраты, Сашхен! – пыхтел он, то и дело вытирая платком потный лоб. Сашхен – что-то теплое и пушистое, похожее на мягкого плюшевого верблюжонка, никак не вязалось с угрюмой должностью главного жандарма Всея Руси. Пряча улыбку, я сделала обоим генералам книксен и поспешила дальше, но граф отделался от своего спутника и догнал меня уже в оранжерее. – А как же конспирация? – спросила я, разглядывая цветочное изобилие. Кати сказала, что ее величеству нравятся белые розы, значит, нужно искать красные. – Кто здесь за нами может подглядеть – фикусы и камелии? – улыбнулся граф неожиданно озорно, и я подумала, что имя Сашхен ему, пожалуй, подходит. В определенных обстоятельствах. – Как здоровье барона Корфа? – Доктор Мандт надеется на лучшее. – Звучит не слишком обнадеживающе. – Вам тягостно пребывание здесь? – помрачнел он. – Ничуть! – я срезала и уложила в корзинку несколько алых роз, подумав, добавила к ним пучок папоротника и каких-то мелких розовых цветочков для приправы. – Жаль только, что мобильник уже разрядился, я не успела сфотографировать много интересного. – И меня. – Ваш портрет есть в Эрмитаже, – фыркнула я. Судя по его плотоядному взгляду, он претендовал как минимум на рамочку над кроватью. Я вывернулась из рук, незаметно успевших пристроиться на моей талии, и прикрылась цветочной корзинкой, как щитом, не знаю, правда – от него или от себя. Но если зареклась – больше никогда, надо быть хозяйкой своему слову. – Кстати, у вас не найдется томик «Les liaisons dangereuses»? Лучше два. Он засмеялся и обещал через час доставить хоть целую библиотеку.
Одна из книг, присланных графом, пригодилась в тот же вечер. Когда ее величество пожелала узнать продолжение истории проделок де Вальмона и де Мертей, все страницы многострадального романа оказались тщательно склеены клейстером. Я выронила книгу из рук, тут же услышав сдавленное «хи-хи», а когда наклонилась, будто бы поднять, незаметно подменила на свою. Кати с двумя ее товарками, бывшими, несомненно, в заговоре, дружно разинули рты и заморгали, глядя, как я ни в чем не бывало листаю страницы. Про левретку, которую купали в фарфоровом тазике, они благополучно позабыли, и та их обтявкала и обрызгала. – Как вы неловки, mademoiselles, – поморщилась императрица, а мне милостиво кивнула: – Вы составили чудесный букет из моих любимых роз, cherie Ollie. – Кати сказала мне, что вы очень любите красные розы, ваше величество, – самым кротким голоском произнесла я. Кати чуть не подпрыгнула – и поделом! Пусть теперь гадает, то ли я утром удачно ослышалась, то ли она неудачно оговорилась. Я успела прочитать пару писем из романа, когда за моей спиной скрипнула дверь. – Добрый вечер, матушка, – его высочество упругой походкой пересек комнату и склонился к руке августейшей родительницы. Кати и кумушки, сушившие левретку у камина, взирали на зад наследника с немым обожанием. Надеюсь, не зазеваются и не подпалят ей шерстку. – Что вам читают, матушка? – спросил Александр. – Вы позволите послушать вместе с вами? Государыня расцвела и указала ему на кресло подле себя. Видно, старший сын нечасто баловал ее посещением этих посиделок. Мне сделали знак продолжать, и я продолжала, позже ее величество потребовала чай: – У меня пересохло в горле от переживаний. Еще бы, столько охать и ахать. – Выпейте с нами чаю, мадемуазель Ольга, – пригласил меня цесаревич. – Вам нужно беречь ваш чудесный голос, матушка полюбила его на много романов вперед. Чинно поблагодарив, я приняла приглашение, и не обожглась и не поперхнулась во время чаепития, как, всей кожей чувствовала, желали мне три завистницы во главе с Кати. Вернувшись далеко за полночь в свою комнатушку – по странной прихоти судьбы ту же самую, в которой находилось мое рабочее место в 21-м веке, – я нашла на постели роскошную чайную розу. Служанка клялась и божилась, что никто не входил, я не стала допытываться, понимая, что правдивого ответа все равно не получу. Кто-то велел ей помалкивать, и, кажется, мне был известен этот кто-то. Я провела нежными бархатными лепестками по лицу и, прикрыв глаза, вдохнула томный аромат. «Не ожидала от вас столь романтической выходки, господин жандарм». Назавтра мы столкнулись с ним у дверей библиотеки, куда ее величество отправила меня за новым романом. С сочинением господина де Лакло, слава Богу, было покончено, хоть и не без приключений: книга, теперь уже моя, бесследно пропала, но так как зловредной Кати и в голову не пришло, что у меня про запас могла иметься еще одна, рыжая интриганка снова осталась с носом. – Какие новости от доктора Мандта? – спросила я у Бенкендорфа вместо приветствия. – Он по-прежнему надеется на выздоровление пациента. – А вы вместе с ним ждете у моря погоды? – Мои люди разобрали в кабинете барона камин и паркет, но пока, увы, ничего не нашли. – В усадьбе много еще полов и каминов, – хмыкнула я, – а у вас осталась одна неделя. – Восемь дней, не считая этого. – Если вздумаете юлить, – погрозила я пальчиком у него перед носом, – его величество вас сурово накажет. И не ждите спасибо за розу, – закончила я, нырнув в библиотеку, – мне нравятся белые. – О какой розе вы говорите? – граф придержал дверь, не давая мне закрыть ее за собой. – О чайной, у меня на подушке. – Вам кто-то положил розу на подушку? – насупился он. – Так это были не вы? Конечно, где знатоку слежек, доносов и допросов догадаться, что дамам можно дарить цветы. Его стиль – ать-два на Фонтанку, 16! А если нет – зажать между дверью и косяком, пока жертва, задохнувшись, не выпадет ему в объятья. Я попыталась выпасть в другую сторону, но мешал кринолин. – Я бы не посмел скомпрометировать вас подобным образом. – А что вы сейчас делаете? – я снова дернулась, и он, наконец, отпустил дверь. – Простите. И в этом он весь – скисает, едва наткнувшись на препятствие. – Вы даже не спрашиваете, кто мог бы принести мне эту розу? – При дворе мало найдется мужчин, которым бы не хотелось этого сделать, – проронил он мрачно. – Прекрасно, только когда начнете производить розыски, не забывайте, что в первую очередь вы должны найти чертежи хронохода! И я от души хлопнула дверью, прищемив шнурки его аксельбантов. Жаль, что ничего больше.
Отправлено: 26.10.12 11:14. Заголовок: Gata пишет: Я и ест..
Gata пишет:
цитата:
Я и есть моя прапрапрабабка Ольга Калиновская! Будущая фрейлина императрицы. И будущая фаворитка наследника престола. Если бы рядом оказался граф Бенкендорф, я бы вцепилась в его рукав, как нищий в плащ святого Мартина – согласна даже на домик без водопровода, только увезите меня поскорее из дворца!
Ничего себе - прозрение?! У меня самой холодок по спине пробежал. У Ольги есть фора, т.к. она знает, как история повернулась дальше. Можно подставить истории подножку :)
Gata пишет:
цитата:
Кати чуть не подпрыгнула – и поделом! Пусть теперь гадает, то ли я утром удачно ослышалась, то ли она неудачно оговорилась.
Есть вечная категория. Это женская стервозность.
С розой я тоже не угадала. Думала - это Бенкендорф подарил, а вот и нет. Александр?
Отправлено: 28.10.12 09:31. Заголовок: Как много я пропусти..
Как много я пропустила событий, зато наверстала историю с двойным удовольствием.
Gata пишет:
цитата:
Возможно, твердолобый жандарм тоже мне бы наскучил – лет через сто. Или двести. Только он не хочет со мной поделиться даже шестью.
Эх, может быть, через шесть лет, о которых подумывает пани, Сашхен не умрет, а просто вернется к ней в 21й век... Gata пишет:
цитата:
Его стиль – ать-два на Фонтанку, 16! А если нет – зажать между дверью и косяком, пока жертва, задохнувшись, не выпадет ему в объятья. Я попыталась выпасть в другую сторону, но мешал кринолин.
Так и стояла перед глазами эта сцена, и Олины открытые плечи перед носом графа.
Отправлено: 29.10.12 07:37. Заголовок: Долго ломать голову ..
Долго ломать голову над разгадкой чайной розы не пришлось. На обратном пути в коридоре меня перехватил наследник престола. – Вы прекрасны, как благоуханное майское утро, мадемуазель Ольга, – сказал он, поцеловав мне руку. – Сегодня пасмурный февральский день, ваше высочество, – улыбнулась я. – Его превращает в солнечный и радостный ваша улыбка. – Ваше высочество преувеличивает ее скромную силу. Цесаревич помолчал, будто ожидая от меня чего-то, кроме книксена, потом спросил: – Вам понравилась моя роза? Упс, как сказала бы Натка. – Она великолепна, ваше высочество. Теперь не выброшу ее назло противному жандарму. Так меня обмануть!.. Наследник еще несколько минут услаждал мое тщеславие нектаром комплиментов, а вечером снова явился на чтения к императрице – прелесть-де французских романов во всей полноте можно постичь только ушами. Кати с подружками лопались от злости, на анемичном лице ее величества проявились легкие признаки задумчивости, но вскоре уступили место обычной рассеянной неге. Сын, конечно, не муж. Что за беда, если мальчику захочется развлечься с одной из этих глупеньких фрейлин? Как же мне не хватало Натки! Мы бы с ней вдоволь посмеялись над августейшей наседкой и нарциссом-наследником, а потом бы подружка со своей аппетитной прямотой заявила, что его высочество, в общем-то, душка, и что глупо строить из себя ханжу, когда удовольствие само плывет в руки: – Если снять с него мундир и все эти андреевские ленты, он точь-в-точь Сашка, а с Сашкой ты была двести раз за эти два года. Это и не измена вовсе! Как будто дело в измене. И кому я собираюсь хранить верность? Человеку, которому даже не успела отдаться? На подушке меня ждала целая охапка роз, на этот раз белых. – Никого не видела, барышня, – снова сделала честные глаза горничная. – Вот только… – Говори! – велела я ей. – Розы-то сперва были чайные! – выпалила она. – Я еще полюбовалась, какие красивые, потом вышла вынести ваш горшок, вернулась, а тут… Но ведь так не может быть, чтобы цвет за пять минут поменялся? Мне, верно, померещилось… – Не померещилось! – сердито буркнула я и бросила розы в камин, поворошив кочергой, чтобы лучше горели. Самодовольный индюк! Нет бы, положить свой букет рядом с предыдущим, чтобы я могла посмаковать оба подарка и сравнить, кто из поклонников щедрее. Лишить женщину маленькой радости! Таких финтов не выкидывал даже гиперревнивый Сашка. Утро принесло новые сюрпризы – пропал корсет, а так как едва ли на него могли польститься те, кто тихой сапой приносил мне розы, да и трудненько им было бы этот корсет добыть, разве что снять с меня, а меня тогда в комнате не было, то вывод напрашивался один. И когда только Кати везде поспевает, лениво подумала я, косясь на лицо горничной, виноватое и вместе с тем плутоватое. Кого можно запугать, того легко и подкупить. Одни враги кругом, хоть в Неве топись с горя. – Давай платье, мне пора на утренний туалет к государыне. – Ох, барышня! Да разве ж можно без корсета? – Еще как можно, – мстительно усмехнулась я. Первой мне навстречу попалась престарелая княжна Гагарина, гофмейстерина чуть ли не самой Екатерины Великой и тиранша всех обитательниц фрейлинского коридора. – Что это? – грозно прошамкала она, ткнув лорнетом в мою грудь, прикрытую одним слоем шелка. – Платье, мадам, – сделала я книксен. – А где все остальное? – Что именно, мадам? – спросила я как можно невиннее. – Ступайте в вашу комнату, мадемуазель бесстыдница, и извольте одеться, как подобает! – разбушевалась замшелая блюстительница дресс-кода. – Не могу, мадам, меня ждет ее величество, – я протиснулась между ней и стенкой коридора и почти бегом устремилась к лестнице, позабыв про тысячу нижних юбок. И, конечно же, споткнулась на верхних ступеньках и рухнула вниз, едва успев подумать, что, наверно, не соберу костей, но приземлилась неожиданно мягко. – Как вы здесь оказались? – от испуга я обхватила моего спасителя за шею. – Неважно – как, главное – вовремя, – ухмыльнулся вездесущий жандарм. Я повозилась у него на руках, но возле лестницы было безлюдно, а его руки – такие теплые и надежные. И ничего больше на свете не нужно, кроме этих рук. – От доктора Мандта по-прежнему ничего утешительного? – Увы. – А от ваших людей? – Они перебрали по перышку даже перину под больным бароном, но, кажется, этот двугорский Кулибин хранит секрет своего изобретения только у себя в голове. – Да уж, туда вашим жандармам не добраться, – приуныла я. – Вы все еще хотите вернуться? – спросил он очень серьезно. Я молча перебирала шнурки аксельбанта на его мундире, не глядя ему в глаза. Не может он не понимать, несмотря на всю его твердолобость, что я хочу, что я просто мечтаю остаться. Но мое место в этом затхлом девятнадцатом веке занято какой-то мымрой, успевшей родиться на двести лет раньше меня, а он предпочитает прожить шесть лет с его долгом перед ней и перед империей, чем, может быть, пятьдесят безоблачных – со мной, в двадцать первом веке. – Куда вы дели букет его высочества? – буркнула я куда-то ему в пуговицы. – Так это его высочество носит вам цветы в постель? – Не заговаривайте мне зубы! Наследник престола не знает, что мне нравятся именно белые розы, а вы знаете. – Сдаюсь, – засмеялся он. – Вы – прирожденный жандарм, Ольга. – Еще чего не хватало! – я дернулась с его рук, но он еще крепче прижал меня к себе. – Да отпустите же меня, наконец, нас могут увидеть. – Я поставил за углом своего человека, чтобы нам не мешали. – Вы совершенно распоясались, и как только его величество допускает такое самоуправство у себя во дворце! – я все-таки спрыгнула с рук графа и поправила сбившееся на груди платье. – И к цветам наследника никакого почтения, а он, быть может, сам их собирал, колол шипами пальцы… – Не сам, поручил адъютанту. – Все равно, вам никто не давал права их выбрасывать! – Я не выбрасывал, отнес их в комнату княжны Гагариной. – Ни одной юбки пропустить не можете! – рассвирепела я, не сразу сообразив, о ком он говорит. Бенкендорф захохотал. – Помилуйте, она была подругой моей матери! Почему бы не сделать старушке приятное? – Вы совершенно невозможны! Do widzenia, мне пора к ее величеству. – Подождите, – он снова мягко поймал меня за талию. – Мне показалось, что у вас… Его пальцы жгли сквозь тонкую ткань так, что кожа вот-вот задымится. Ох… Влезла бы сейчас в еще одну ипотеку за корсет на китовом усе! Я вывернулась и больно хлопнула по руке графа веером: – Не знаю, что вам показалось, но я не буду с вами разговаривать до тех пор, пока не выясните, где переключение скоростей у этого дурацкого комода!
На утренний туалет к государыне я, конечно же, опоздала, о чем ехидно сообщила Кати, выплывшая мне навстречу с горшком ее величества. – Рада за вас, ведь вам досталась самая приятная часть церемонии, – улыбнулась я ей в ответ. Она состроила кислую мордочку и покосилась на лиф моего платья: – Вы ничего не потеряли, Олли? – Нет, но боюсь, что вы можете потерять, если не будете смотреть себе под ноги. Судя по воинственному трепыханию ее рыжих куделек, она бы охотно потеряла содержимое горшка мне на платье, но в комнате были еще несколько фрейлин и статс-дам, а Кати привыкла делать пакости комильфо. Ее бы энергию да в мирных целях! – Государыня с Бенкендорфшей, – шепнула мне веселая болтушка княгиня Лиззи Репнина, жена адъютанта цесаревича, кивнув на запертую дверь в будуар императрицы. У меня упало сердце. – Следующая неделя – Масленая, дальше пост, а Бенкендорфша всегда на время Великого поста просится на воды, ей тут скучно почти два месяца без балов и театров, – продолжала болтать Репнина, я ей рассеянно кивала, не слушая. Сейчас откроется дверь, и я увижу эту каракатицу. Старую, толстую, облезлую ведьму, которая не стоит даже бахромы на эполетах ее мужа, но с которой он каждый день ужинает и завтракает, и не хочу думать, чем еще занимается между этими двумя трапезами, в то время как меня тискает по закоулкам дворца, выставив стражу, чтобы нас, не дай Бог, не застукал кто-нибудь из придворных и не огорчил его драгоценную половину. Дверь открылась, и я увидела расфуфыренную, сильно молодящуюся особу перезрелых лет, от которой разило французскими духами, долгами и дурным вкусом, и которая явно не боялась угрозы здоровью от свинцовых белил и корсета, грозившего вытеснить печень в грудную клетку. – Merci, votre majesté, – подобострастно прогнусавила она, сделав на пороге будуара книксен, и поплыла к выходу, хрустя шелками и парчой крикливого наряда, как брошенная в лужу скомканная целлофановая обертка из-под китайской парфюмерии. Матка боска, у него не может быть такой жены!.. – Поехала делать новые долги генералу, – шепотом прокомментировала княгиня Лиззи. У меня в ушах звенело всеми тембрами ультразвука, и перед глазами плавали разноцветные круги. А где были его глаза? Или он только к пятидесяти прозрел? – Вы так бледны, Олли, – встревоженно прокудахтала Репнина. – Вам нехорошо? – Бедняжка, – раздался над другим ухом голос вернувшейся Кати, – ей даже пришлось снять корсет, чтобы было легче дышать. – Вам нужно немедленно лечь в постель, – настаивала княгиня. – Я увидела мышь, – соврала я первое, что пришло мне в голову, но лучше бы этого не говорила. Визг поднялся такой, что даже надрывного звука колокольчика из будуара императрицы никто не услышал. – Что случилось? – в один голос спросили ее и его величество, появляясь: она – на пороге будуара, он – со стороны прихожей. – Крыыыысы! – верещала Кати громче всех, запрыгнув с ногами на канапе. Государыня побледнела, но сохранила царственное достоинство. – Подите вон, Кати, и не смейте являться мне на глаза до дня охоты. Остальные статс-дамы и фрейлины с пристыженным видом жались по стенам курятника. Не удостоив их даже йоты внимания, его величество приблизился ко мне. – Моя супруга хвалит вас, мадемуазель. – Я так признательна вашим величествам за доброту, – у меня колени уже болели от этих бесконечных книксенов. – Будет, право, жаль, если однажды вам придется покинуть двор, – со значением, понятным только нам двоим, произнес Николай Павлович, посмотрев мне в глаза, а потом ниже, и там взглядом и прилип. – Нет-нет, я не желаю расставаться с милой Олли, – вмешалась императрица. – Но если достойный человек захочет сделать ее счастье, благословлю их от всего сердца. И от греха подальше. Судя по всему, ее величеству не привыкать быть свахой. – Право, было бы очень жаль, – шепнул его величество мне на ушко, улучив минутку. – Не приказать ли мне Александру Христофоровичу прекратить дознание по делу о хроноходе? Будто тот и без приказа много усердствовал. Мне невыносимо захотелось сбежать из дворца сию же минуту, по морозу босиком, в усадьбу барона Корфа, и трясти этого горе-инженеришку, пока не вытрясу из него секрет везденоса, назло провинциально-придворному консилиуму и Третьему отделению. Но надо было готовиться к предстоящей охоте.
Отправлено: 29.10.12 08:27. Заголовок: Императрица - это пе..
Императрица - это песня. С легкими следами задумчивости. Мыслительный процесс слишком утомляет, чтобы его развивать. Санёк меня радует, конечно. Ведет себя прилично, комплименты, терпит французские романы и всё такое. Влюблен и раскатал губы.
Gata пишет:
цитата:
в общем-то, душка, и что глупо строить из себя ханжу, когда удовольствие само плывет в руки: – Если снять с него мундир и все эти андреевские ленты, он точь-в-точь Сашка, а с Сашкой ты была двести раз за эти два года. Это и не измена вовсе!
С позиции наследника и Натки одобряю такой подход к делу.
Gata пишет:
цитата:
– Вы все еще хотите вернуться? – спросил он очень серьезно. Я молча перебирала шнурки аксельбанта на его мундире, не глядя ему в глаза. Не может он не понимать, несмотря на всю его твердолобость, что я хочу, что я просто мечтаю остаться. Но мое место в этом затхлом девятнадцатом веке занято какой-то мымрой, успевшей родиться на двести лет раньше меня, а он предпочитает прожить шесть лет с его долгом перед ней и перед империей, чем, может быть, пятьдесят безоблачных – со мной, в двадцать первом веке.
Порясающий момент. Какие же они оба влюбленые и глупые от своей влюбленности. Так бы дала обоим по макушкам.
Отправлено: 30.10.12 07:48. Заголовок: Как и Ольга, я не мо..
Как и Ольга, я не могу поверить, что эта дама - жена Бени. Не могу и всё. Гата что-то припрятала в рукаве :) Ольга не была бы сама собой, если бы не устроила из пропажи корсета небольшой себе презент в виде женского переполоха и мужского глотания слюны.
Санёк меня радует, конечно. Ведет себя прилично, комплименты, терпит французские романы и всё такое. Влюблен и раскатал губы
На то и щука в пруду, чтобы карась не дремал :)
Светлячок пишет:
цитата:
С позиции наследника и Натки одобряю такой подход к делу
Вот пусть на пару и вырабатывают общий подход ))))
Алекса пишет:
цитата:
Как и Ольга, я не могу поверить, что эта дама - жена Бени
Почему нет, мало ли какие обстоятельства заставили его в молодые годы жениться - и не обязательно любовь, хотя нынешняя мадам вполне тридцать лет назад могла быть прелестной мадемуазель :) А сейчас каждый живет своей жизнью, как граф и графиня Безуховы у Толстого, и многие аристократы того времени.
Отправлено: 31.10.12 07:59. Заголовок: Я тоже до последнего..
Я тоже до последнего времени была уверена: Беня не женат. Но уверенность эта с каждым кусочком тает. А может она, Бенкендорфиха того, агент под прикрытием. Изображает себе гламурную женушку, а сама работает на благо империи , а жену изображает, чтобы донесения в папочке было удобнее приносить без проколов.
Отправлено: 01.11.12 07:26. Заголовок: Николай Павлович не ..
Николай Павлович не любил охоты на «вольного» зверя, небезопасной и требующей дальних поездок, и в Гатчинском зверинце держали для забав государя достаточно разной живности – медведей, оленей, волков, – которых выпускали в лесопарк по мере надобности. Сегодня нас ждала травля волков в небольшом «ближнем» круге: были сам император, его брат великий князь Михаил, какой-то немецкий принц-кузен, наследник престола и десятка два именитых придворных, еще не оплывших настолько, чтобы втиснуться в седло. Дам было того меньше, и, к счастью, Бенкендорфша в их число не попала. Пока мы поджидали в санях государыни возвращения охотников с гона, тараторка Лиз взахлеб мне рассказывала про какого-то егеря, который однажды набрался смелости посоветовать государю целиться в оленя ниже, а тот рявкнул ему: «Молчать!» – и красиво промазал. Кати подлизывалась к ее величеству и куксилась на мою соболью шубку. – И вот его величество целится в третий раз, а этот егерь… – балабонила Репнина. Я изучала узоры снежинок, спорхнувших на мою муфту. Граф, малодушно чтя наложенный запрет, избегал со мною встреч, но аккуратно подменял букеты его высочества своими, которые я привычно отправляла в камин. И мне совершенно неинтересно, успел он спровадить вульгарную половину на воды, или еще докупает для нее шляпки и панталоны в магазине Синклеров. Не хочу думать, что лет двадцать назад эта фря была свежа и хороша настолько, чтобы пленить воображение самого умного и практичного мужчины на свете. Он даже от меня не спешит терять голову, вся его романтика – выследить соперника, чтобы срисовать красивые жесты. Фофан и толстокожий слон! Ее величество восторженно раскудахталась, вернув меня в реальность. Оказывается, Александр Николаевич уже был здесь и хвастался волчьими хвостами. Остальные охотники чуть приотстали. – Извольте посчитать, матушка, – с гордым видом показывал цесаревич на разложенные на снегу трофеи. Государыня поленилась выбираться из-под уютной медвежьей полости и отправила в качестве арифмометра меня. Подозрительно добренькая Кати распахнула передо мной дверцу саней, а когда я вышла – бах! – захлопнула, прищемив подол моей шубки. Чего она ждала, нетрудно догадаться – что я эффектно ткнусь носом в снег под ноги наследнику, но я была начеку и эффектно упала ему на руки. На глазах у всей подъехавшей свиты. Государя-императора, великого князя Михаила Павловича, принца-кузена, егермейстера и министра двора. И, конечно, шефа жандармов. Нарочно для последнего я вцепилась в бекешу наследника цепче, чем Руслан в бороду Черномора. Обрадованный цесаревич с аппетитом подгреб меня к груди, но хорошенького помаленьку, и я мягко высвободилась, будто бы переполненная смущением. – Как вы неловки, Олли, – с натянутой улыбкой прощебетала Кати, тихонько приотворяя дверцу, чтобы никто не заметил причину моей неловкости. Ее досаду можно было понять – столько трудов, и все на мою мельницу. – Саша подстрелил самый приятный трофей из всех нас, не правда ли, Александр Христофорович? – громко обратился император к шефу жандармов. – Его высочество необыкновенно искусный охотник, – учтиво проронил тот. – Когда б не мои годы, государь, – вмешался министр двора князь Волконский, – я бы посоревновался с Александром Николаевичем в меткости. Под громкий смех свиты и кислые мины ее величества и Кати наследник галантно подсадил меня в сани, не упустив момента коснуться всего, что ему подвернулось. Надеюсь, граф Бенкендорф тоже ничего не пропустил. Камер-фурьеры подсчитали и записали для истории трофеи с хвостами, и всю компанию охотников, включая ожидавших на полянке дам, пригласили во дворец к обеду. Граф очутился за столом напротив меня, и ел и пил как ни в чем не бывало, ведя непринужденную беседу с соседями слева и справа. – Говорят, вы собираетесь ввергнуть Россию в пучину разорительной военной реформы, господин граф? – спросил его по-немецки принц чего-то-бургский. – Это вопрос к военному министру, ваше высочество, – дипломатично увильнул от ответа Бенкендорф. – Меня скорее разорит мой повар, любезный кузен, – рассмеялся во главе стола Николай Павлович. Кажется, он ни на грош не доверял родственнику, что, наверно, было не так уж и глупо. С родственниками надо держать ухо востро, хоть с кузенами, хоть с дядюшками – пан Станислав уже намекал мне на мой долг перед фамилией Калиновских и перед ним лично. Я ответила, что еще не успела наделать в Петербурге долгов, а что делать с его личными, он может осведомиться в министерстве финансов или в Третьем отделении. – У старушки княжны Гагариной объявился неизвестный воздыхатель, – хихикая, сообщила мне Лиззи Репнина, – каждый день приносит ей умопомрачительные букеты роз. Я невольно стрельнула глазами на визави, но, едва он, почувствовав мой взгляд, посмотрел на меня, сделала вид, что любуюсь чубчиком наследника.
В Петербург мы вернулись поздно вечером, ее величество пожаловалась на усталость и раньше обычного удалилась на покой, отменив чтение вслух. Я была свободна от обязанностей, но не мыслей, точивших меня весь день и продолжавших маять до сих пор, когда я плелась по полутемной лестнице во фрейлинское крыло. Почти на пороге моей комнаты меня встретили пылкие объятия наследника престола. Лишенный ежевечерней порции французского романа и вообразивший после случая на охоте, что теперь ему всё дозволено, его высочество бесцеремонно меня облапал и наградил влажным поцелуем в губы. Возмущенная, не думая об этикете, я вырвалась и сделала то, что сделала бы любая нормальная женщина моего века – влепила пощечину. И только потом сообразила, по чьей физиономии. – Простите, ваше высочество. – Это я должен просить у вас прощения, Ольга, – покладисто возразил наследник и вдруг брякнулся передо мной на колени. – Умоляю не гневаться на торопливость несчастного, сраженного в самое сердце вашей красотой, и позволить ему искупить вину беззаветным служением вам. Рыцарь Ланселот. – Встаньте, ваше высочество. – Не встану, пока вы не скажете, что больше не сердитесь. Меня начал разбирать смех. – Я не сержусь, ваше высочество. – Правда? – спросил он, поднимаясь и восторженно глядя мне в глаза. Я испугалась, что он снова полезет целоваться, но ему хватило ума облобызать только мою руку. – Я устелю ваш путь розами и бриллиантами. Если путь к трону, то есть смысл задуматься. За неимением лучшего…
Отправлено: 02.11.12 10:49. Заголовок: Сценка на охоте полу..
Сценка на охоте получилась замечательная! Вредина Кати, меланхоличная Шарлотта, типичный мужской юмор и пылкий Александр. Мне он нравится. Я прикрываю глаза на некоторую авторскую иронию в адрес наследника. Чем-то он мне напоминает Александра в исполнении Светлячка в ролевой игре. Не памятник самому себе, а влюбленный парень, который хочет взаимности. С Ольгой у меня снова проблемы. "Фофан и толстокожий слон!" - никак не могу принять в ней таких слов.
Сашок, твоя чувствительная натура реагирует слишком чувствительно. Беню не покритикуешь? По мне так, прода роскошная. Не знаю что цитировать, всё вкусно.
Gata пишет:
цитата:
Если путь к трону, то есть смысл задуматься. За неимением лучшего…
Отправлено: 02.11.12 18:43. Заголовок: Ольга как рыба проск..
Ольга как рыба проскальзывает мимо камней придворных интрижек. Представила себе что творилось на душе у графа, когда он видел маневры наследника. А Олиными глазами он спокоен и холоден.
Отправлено: 05.11.12 19:14. Заголовок: Праздник праздником,..
Праздник праздником, а график графиком :) Едем дальше
* * *
К очередному букету была прикреплена записка: «Вы просили меня спустить его розы с лестницы вместе с ним самим». Остаток вечера я проревела, как дура, над этим букетом, но потом все-таки швырнула его в огонь. А глухой ночью даритель явился ко мне собственной персоной. – Как вы вошли? – спросила я, натягивая до подбородка одеяло. Он, улыбаясь, показал увесистую связку ключей: – Для меня во дворце не существует запертой двери. – Но как вы посмели?! – Не сердитесь, я очень хотел вас увидеть, – он присел на краешек постели и накрыл горячей ладонью мои дрожавшие пальцы. – Вам холодно? – Наверно, Кати сперла дрова из камина. – Я ее саму отправлю на растопку, – прошептал он, наклоняясь к моим губам. – И вашу жену туда же? – У меня нет жены. – Снова вы врете! – Клянусь родинкой на вашей левой лопатке. – Откуда вы знаете про родинку? – сделала я последнюю попытку уклониться от поцелуя. – Я сам видел ее у вас на спине – в ресторане, в двадцать первом веке. Как жаль, что в девятнадцатом нет такой моды, и я не могу ласкать вашу голую спинку у всех на виду, – его бесстыдно-нежная рука скользнула под одеяло, а ничуть не более скромные усы – по моей шее. – Мы только танцевали. – Мы же оба знаем, что это не так, – его усы пахли недавней охотой, розами и моей капитуляцией. – Сдаюсь, – хрипло рассмеялась я и начала расстегивать пуговицы у него на мундире. – Вы получите мою спинку и все остальное, но не рассчитывайте, что они дешево вам обойдутся. – Что же вы хотите взамен? – спросил он, помогая мне вслед за мундиром расстегнуть на нем рубашку. – Хочу вас… семь… – я мысленно показала Натке язык, – нет, десять раз за ночь! – Извольте, этот счет оплачу с удовольствием. – Я еще не сказала, как именно, – проурчала я, добравшись до самого вожделенного. – Готов исполнить любые пожелания. Я перечислила в самых общих чертах, надо же и ему дать шанс проявить фантазию. – Боюсь, ночи нам не хватит, – ухмыльнулся он и одним движением стянул с меня одеяло вместе с французским déshabillé.
Я подскочила на смятой постели, дико озираясь по сторонам. Бледное утро сочилось в комнату сквозь разрисованные морозом окна. За перегородкой похрапывала горничная. Остатки вчерашних роз тлели в камине. Хвала Богу, это был только сон. Хвала Богу и увы. Я отшвырнула подушку, которую продолжала обнимать, словно пылкого любовника, и на ватных ногах поплелась умываться. Матка боска, даже Сашка не снился мне с такими испепеляющими подробностями! Было воскресенье, и я, отпросившись у ее величества, отправилась в церковь Святой Екатерины, что на Невском. Отслушала мессу, бросила служке мелкую монетку и зашла в исповедальню. – Грешна, святой отец. Я желаю чужого мужа. – Это тяжкий грех, дочь моя, – строго сказал священник. – Я знаю, святой отец, но все равно его хочу. – Нужно смирять свои желания, дочь моя. – Скоро я должна уехать отсюда далеко и навсегда. Надеюсь, что скоро… – Почему ты не уедешь немедленно? – Не могу, – вздохнула я. – Он не пускает. – Вы с ним уже впали в плотский грех? – к строгости в голосе за окошечком явно примешивалось любопытство. – Еще нет, святой отец, но я только об этом и думаю. – Молись, дочь моя! – Попытаюсь, святой отец, – пробормотала я без особого энтузиазма. – Кто этот человек, что так тебя смущает? Пусть он придет сюда, я проведу с ним душеспасительную беседу. А потом он расколет на Фонтанке, как орех, вашу тайну исповеди. Нет уж! – Я дала слово с ним не разговаривать. – Ступай, дочь моя, и не греши, – со вздохом отпустил меня бедный падре. Пошли ему, матка боска, более покладистых прихожанок. На улице возле распахнутой дверцы кареты меня ждал граф Бенкендорф. – Позвольте вас подвезти, – подал он мне руку. – Как вы здесь оказались? – Ехал на службу и увидел, что вы выходите из церкви. – На службу – в воскресенье? – Дела моих подопечных не знают выходных. Я не заметила, как мы сели в карету. И как я легко нарушила мною же объявленный бойкот. О, где вы, мои благие намерения? – Признайтесь, что вы за мной следили! – Признаюсь, – произнес он шутливо-покаянным тоном. – Прощу вас, если только вы скажете, что барон Корф очнулся и готов вернуть меня домой. А если нет… – я протянула руку, намереваясь распахнуть дверцу, но мы уже катили по Невскому, не ломать же себе шею. – Учтите – если вы не поможете мне вернуться в мой век, я выйду замуж за наследника престола! Он близко наклонился ко мне и пристально посмотрел в глаза. – Не выйдете. – Уж не вы ли мне помешаете? – фыркнула я презрительно. – Вы его не любите, – его губы почти касались моих, но возмутительно не спешили проглотить эти последние крохи расстояния. – Что вы знаете о любви? – Достаточно, чтобы понимать, что вы способны привести вашу угрозу в исполнение. Наследник молод и горяч и может ради вас забыть о своем высшем долге. – А вы – старый бесчувственный чурбан, который только о долге и умеет рассуждать! – вспылила я. – Немедленно остановите карету, иначе я выпрыгну на ходу! Или залюблю вас до смерти. – Мы уже приехали, – сказал он, посмотрев в окошко. Чурбан, чурбан, чурбан!.. Я соскочила с подножки кареты, пунцовая от гнева и еще Бог весть каких чувств. – Не пытайтесь присылать мне цветы, я их все буду сжигать, как и раньше! – Счастлив, что огонь в вашем камине будет гореть жарче моими стараниями. – Ненавижу вас! – Значит, его высочеству не на что надеяться, – широко улыбнулся он. – Idź do piekła! Прибежав к себе, я рухнула навзничь на постель и громко расхохоталась. – Вам плохо, барышня? – выглянула из-за перегородки испуганная горничная. – Мне никогда не было так хорошо! Катитесь хоть в Баден, хоть на все четыре стороны, госпожа Бенкендорф, но я увезу вашего мужа в мой двадцать первый век, и даже пуговицы вам от него не оставлю.
Отправлено: 06.11.12 12:21. Заголовок: Какой прелесный кусо..
Какой прелестный кусочек)))) Все настолько естественно, что я даже малость смутилась, "подсмотрев" интимный сон, и "подслушав" уединенную беседу в карете. Но я надеюсь, герои меня простят, я искренне желаю им счастья.
Отправлено: 08.11.12 07:34. Заголовок: Масленицу в Петербур..
Масленицу в Петербурге праздновали с размахом. Повсюду настроили ледяных гор, качелей-каруселей, в балаганах выступали клоуны и дрессированные медведи. Их величества, не гнушаясь простыми забавами, изволили смотреть кукольное представление на Адмиралтейской площади и кушать баранки с маком, но главным развлечением столичного бомонда были все-таки балы, которые давали каждый день, а то и по два раза на дню, будто публика стремилась навеселиться на весь пост вперед. В Аничковом дворце мы чинно танцевали при полном парадном court dress, на маскарад же к Энгельгардтам дозволено было явиться в любом платье, «не оскорбляющем приличий». Тут я призадумалась. Деньги у меня были, Бенкендорф вручил мне пачку ассигнаций еще в первый день моего пребывания в 19 веке, но забыл предупредить, что бальные наряды надо шить загодя. Фрейлины носились, как полоумные, кто-то бился в истерике – платье не готово, кому-то обузили, кому-то окоротили, те же, кому посчастливилось и вовремя, и впору, ходили, задрав нос. Что делать, пришлось ехать к мадам Синклер за готовым. Там тоже царил содом, но я проскользнула уже знакомой дорожкой с заднего крыльца и наткнулась на целую коллекцию нарядов «прямо из Парижу», которые еще не успели выставить в общий зал, а может, и не собирались, приберегая для самых дорогих клиенток. Возле одного из платьев, всеми фестонами и складочками источавшего флюиды пленительной французской роскоши, рыдала дама явно не с французской талией, умоляя расставить его в боках, но Марья Францевна была кремень: переделка погубила бы платье, к тому же, оно уже продано. Я рассмотрела остальные наряды, а когда всхлипывания конкурентки стихли за дверью, сказала, что готова поторговаться. Марья Францевна воздела на нос очки, посверлила меня глазками-бусинками и огорошила: – Это платье ваше. – Мое? – я так и села. В доказательство мне была предъявлена карточка с моим именем и указанием, куда отвезти платье. Этот почерк я узнала бы из тысячи. Не знаю, где были его глаза, когда он выбирал жену, но платье для меня он выбрал лучшее в этом магазине, а, значит, и в Петербурге. Приехав к Энгельгардтам, я в этом не без самодовольства убедилась. Волны мужского внимания бежали бурной чередою с восторгом лечь к моим ногам, вспениваясь тут и там барашками завистливых женских взглядов, однако виновник моего триумфа не торопился прихлынуть ко мне очередной волной, и настроение неуклонно портилось. Не помогли даже два бокала шампанского и малиновое мороженое, принесенные приторно услужливыми поклонниками, которых я стряхнула со шлейфа, когда поняла, что больше не хочу ни сладкого, ни игристого. Бал кружился своим чередом. – Позвольте пригласить вас на этот танец, сударыня, – материализовался передо мной молодой офицер с наружностью типичного героя-любовника – небрежная черная челка, чувственный рот, в прорезях бархатной полумаски мерцает хищный взгляд. Заиграли мазурку, я сказала себе – pourquoi pas? – и подала брюнету руку. Он отрекомендовался поручиком Владимиром Корфом, грудным голосом сообщив, что целый вечер лелеет мечту со мной познакомиться. – Барон Иван Иванович Корф, случайно, вам не родственник? – Мой отец. – Я слышала, он был болен. Как теперь его здоровье? – Старик уже несколько дней как поправился, благодарю. И господин Бенкендорф ничего мне не сказал!!! Возмущению моему не было предела, я едва попадала ногами в такт, и напрасно молодой барон плел, что опьянен вином моей прелести и прочую чушь – с тем же успехом он мог пытаться обаять порфировую колонну. Внезапно посреди танца чьи-то руки выдернули меня из рук ошалевшего Корфа: «Дама обещала этот танец мне!» – и закружили как ни в чем не бывало. Незнакомый нахал тоже был в маске, но голос его выдал. – Разве я обещала вам мазурку, ваше высочество? – Этот поручик прижимал вас к себе слишком вольно, – проворчал цесаревич. Начинается! Мало я натерпелась от Сашки в двадцать первом веке. Сразу после танца я поспешила удрать из бальной залы и, с трудом отыскав на этаже пустую комнату, без сил рухнула на диван. Очень хотелось что-нибудь сломать или разбить. – Kłamca! Oszust! Aferzysta! Баюкал мою бдительность, чтобы оставить здесь в содержанках, только о себе и думает, обманщик, аферист! Самодовольный жандарм! И что теперь прикажете мне делать – назло ему свести под венец наследника? Податься в декабристы и задушить левретку императрицы? Любовница графа Бенкендорфа!.. Дядюшку Станислава от гордости кондрашка хватит. Во власти этих отнюдь не благостных эмоций, я совершенно позабыла, что на балу присутствовали люди, которые считали чье-то уединение непозволительной роскошью, в то время как им самим нечем заняться. – Я снова имел несчастье чем-то вас обидеть, Ольга? – неслышно войдя, цесаревич присел рядом и стал целовать мне руку. Какие же все мужчины самозацикленные идиоты! – Я просто устала, ваше высочество. – Здесь очень душно. Поедемте на свежий воздух, на Неву – клянусь вам, когда мы прокатимся с ледяной горы, вашу усталость как рукой снимет. Не успела я изумиться этому предложению, как в комнате возник еще один персонаж. – Прошу прощения, что помешал, – голос Корфа звучал вызывающе. – Как вы посмели сюда войти? – высокомерно спросил наследник. – Вы не спрашивали моего позволения, отняв у меня во время танца даму. – Дама не желала с вами танцевать. – Это наглая ложь, сударь! Вы жестоко оскорбили меня, и я требую удовлетворения! – в физиономию его высочества красиво полетела перчатка. Я ждала, что наследник откроет лицо и заставит потерявшего связь с реальностью скандалиста подавиться этой перчаткой, но он сдернул маску и азартно принял вызов. А Корф икнул… и сказал, что выбор оружия за противником. – Ваше высочество, господин барон, – не выдержав, вмешалась я, – право же, эта шутка зашла слишком далеко. – Мы не шутим, сударыня, – сквозь зубы процедил Корф. – Оставьте нас, Ольга, это мужское дело, – прорычал его высочество, великолепный в своей ярости. Может, иным дамам и доставляет извращенное удовольствие наблюдать, как из-за них мужчины мутузят друг друга, но я, хвала Богу, не извращенка, и побежала искать кого-нибудь, кто бы остудил эти горячие головы, и на самом пороге уткнулась в голубой мундир. Матка боска, наконец-то он догадался появиться именно тогда, когда был мне нужен! – Спасайте надёжу российского трона, – схватила я его за рукав. – Он наплевал на свое высокое предназначение и хочет дуэлироваться. – Что? – граф, нахмурившись, шагнул в комнату. Наследник понял, что спокойно доссориться им не дадут, и махнул Корфу рукой: – Ступайте, барон, я пришлю к вам моего секунданта. – Пошлите его сразу на виселицу, ваше высочество, – проронил Бенкендорф. – Не понимаю вас, граф, – надменно изогнул бровь Александр Николаевич. – Ваше высочество полагали, что участников подобной дуэли наградят Георгиевскими крестами с бантом? – хмуро спросил шеф жандармов и повернулся ко второму дуэлянту: – А вы чего ждете, поручик? Подорожной до Иркутска? Красавца брюнета как ветром сдуло. – Я не могу допустить, чтобы этот человек считал меня трусом! – негодовал наследник. – В вопросах чести сам император не больше дворянин, чем любой из его подданных! Граф не стал читать ему нотации, и правильно – для этих целей существуют родители, – но пригрозил сообщить о случившемся государю, если его высочество не угомонится. Тот еще поерепенился для блезиру и, будто нехотя, согласился предать инцидент забвению. – Ваше высочество не могли принять более мудрого решения, – Бенкендорф с поклоном распахнул перед ним дверь в шумный коридор. – Но… – Я сам провожу мадемуазель Калиновскую, во избежание кривотолков. Мне померещилось, что я слышу ритмичный стук Сашкиных ребер о ступеньки лестницы. – Раз уж вы прогнали обоих моих кавалеров, господин граф, – нарочито капризно заявила я, кусая губы, чтобы не рассмеяться, – придется вам заменить их на танцах. Повторять приглашение дважды не пришлось.
Браво! Это же надо так эффектно, талантливо и могуче дать пинка сразу обоим Вовке и Сашке и обыграть сериальную историю с дуэлью. Как они благородно пытались себя вести! Смех и грех. Я за них испытала где-то гордость. Но пришёл Беня и недвусмысленно дал понять, что оба - сопляки супротив системы.
Прекрасный кусочек! Я с удовольствием прочитала о дуэли, как красиво разрулилось все в комнатах дворца, и не было сериальной беготни с пистолетами. Катя- браво!
Отправлено: 08.11.12 13:03. Заголовок: Системы ломают и соз..
Системы ломают и создают свои неординарные люди, которые не бояться идти против ветра. Бенкендорфу это не по силам. К наследнику и Владимиру тем более это не относится. Но у графа есть шанс нас удивить :)
Отправлено: 09.11.12 13:11. Заголовок: Gata пишет: А что т..
Gata пишет:
цитата:
А что такого в Бене неординарного? Обычный человек на своем месте
Третье отделение умеет задавать вопросы. Не скажу. Иначе придется устраивать душевный стриптиз и признаваться за что я люблю Беню. А мне еще пожить охота. Графиня не дремлет.
Поэтому я не согласна со Светой. Мне наоборот видится предложенный Гатой вариант развития событий с вызовом на дуэль наиболее логичным и интересным. В чем пинок? В том, что у Александра хватило ума понять последствия дуэли для барона и секундантов еще до Петропавловской крепости? Или то, что Корф осознал свою бессмысленную браваду и излечился тут же во дворце от возможного словесного по..са, которым страдал в сериале? Я считаю этот отрывок замечательным.
Отправлено: 11.11.12 09:00. Заголовок: Алекса пишет: В че..
Алекса пишет:
цитата:
В чем пинок?
Ирония в этотом фике Гаты настолько тонкая, почти прозрачная, поэтому не всеми уловимая. Где было это здравомыслие Сашки и Вовки, пока Беня извилины им не вправил?
Отправлено: 12.11.12 09:57. Заголовок: Гата уже просила не ..
Гата уже просила не воспринимать ее фик слишком серьезно :)
* * *
Кажется, играл вальс. Вращались маски, и брызги шампанского, и огни, огни, огни, сливаясь в разноцветную фантасмагорию, как на футуристических фресках в ресторане Cattani. Или это был галоп? Крепкая ладонь у меня на спине заставляла забыть, что я все еще в корсете. – Что вы тут натворили? – спросил он весело. – Я?! – Не из-за меня же его высочество собирался дуэлироваться. – Надо было приезжать раньше, увидели бы всё собственными глазами, – надулась я. – Меня задержал государь. – На блины? – Увы, на доклад. Все-таки это был вальс. Или уже снова мазурка? Матка боска, не настолько же я пьяна, чтобы перестать их различать! – Почему вы один? Ездите с женой на балы порознь, или она уже отбыла на воды? – сорвалось с языка, ну и пусть. Он хочет добраться до моего белья, а я – до ясности. – С какой женой? – Не знаю, сколько их у вас всего, но одну я видела на днях во дворце. Теперь уж я всё ему выскажу, до конца! – Вы видели мою жену?! – у него брови полезли на лоб. – Госпожа Бенкендорф приходила к государыне испросить разрешение на поездку за границу, – небрежным тоном, взгляд на эполет. Граф с облегчением рассмеялся: – Это супруга моего брата. – Ваш брат тоже генерал? – Да, и воевал поболе моего. Я мысленно полистала страницы Википедии. – Разве он не умер в двадцать восьмом году? – Мой брат жив и здоров, только старые раны дают о себе знать, оттого они с женой и ездят каждый год в Карлсруэ. Послушайте, откуда вы взяли всю эту чепуху, что мой брат на том свете, а я женат? – спросил он, начиная сердиться. – Это можно прочитать в любом историческом справочнике! Если только хроноход вашего двугорского Кулибина, разъезжая по векам, не посбивал на обочинах даты, – добавила я с нервным смешком. Смешок рассыпался на тысячи мелких злобных смешинок, которые вдруг превратились в крикливо разодетых Бенкендорфш, они окружили меня плотным кольцом, каждая со шпилькой или булавкой, но дотянуться не успели – съежились в маленький клубок, который огрызнулся напоследок мефистофельским хохотом и сгинул в пестрой мишуре бала. И всё стало, наконец, так ясно и так хорошо, что мой измученный двухнедельной борьбой с химерами рассудок категорически отказывался смириться с этой новой чудесной реальностью, зависнув где-то отдельно от тела, которое поверило сразу и выплеснулось из платья на руки графу. – Идемте! – сказал тот все еще сердито и практически вынес меня из бальной залы. – Куда вы меня тащите? – спохватилась я уже на лестнице. – Вас необходимо было арестовать, пока вы не подстроили дуэль между кем-нибудь еще. – Ничего я не подстраивала! – Больше и не подстроите, я об этом позабочусь. – В Сибирь сошлете? Вы просто сатрап! Я пожалуюсь на вас его величеству! – но он уже вытащил меня на крыльцо. – Зачем было дарить мне платье со шлейфом, если теперь не даете им покрутить? – Платье было моей ошибкой. – А шуба? – я громко чихнула. – Вы хотите меня заморозить, не довозя до Сибири? – К черту шубу! – он затолкал меня в сани и укутал полой своей необъятной шинели. Не успела я пригреться у него под мышкой, как мы приехали. Дом на Малой Морской был, конечно, не дворец, но три этажа немного успокоили мои амбиции. Впрочем, фасад мне не дали как следует рассмотреть и потащили дальше. – Вот, – граф распахнул дверь в какую-то комнату, судя по обстановке, библиотеку или кабинет, но отнюдь не книжные шкафы бросились мне с порога в глаза, – вот! – рявкнул он, хлопнув ладонью по крышке до боли знакомого гамбсовского секретера, – этот чертов хроноход, а вот, – с бешенством прихлопнув сверху листок бумаги, испещренный цифрами и стрелками, – руководство, как им пользоваться! Представьте, что вы предвкушали увидеть стол, накрытый к романтическому ужину – плавающие свечи в корытце с лепестками роз, томная музыка, «Шато Лафит» девяносто пятого года и аромат вашего любимого десерта, – а вместо этого вам вручают авиабилет на Париж. На одно лицо. Ну и что, что вы каждый день требовали и напоминали об этом билете, сейчас-то вы ждали свечей и розовых лепестков! Или, на худой конец, вашего портрета на шоколадном торте. И не нужно упрекать женщину в нелогичности. – Спасибо, попробую разобраться, – я схватила схему и сделала вид, что внимательно изучаю. – Так будет удобнее, – он перевернул бумажку у меня в руках – оказывается, я ее держала вверх ногами. – Но хочу предупредить – я вас одну не отпущу. – Конвой приставите? – Из этого дома у вас только два пути, – с серьезным лицом заявил граф, – либо остаться в нем и со мной в этом веке, либо вернуться в ваш – тоже со мной. – Небогатый выбор, – проворчала я. От сердца отлегло, но манера любовного объяснения меня совершенно не устраивала. – А как же Российская империя? – Об ее благополучии есть, кому печься, мое же счастье зависит только от меня. Рассердиться на его непробиваемую самоуверенность, или броситься ему на шею? Душа и тело требовали второго, но я попыталась сделать первое. – А если мне не нужны провожатые? – Постараюсь вас убедить, что я – самый необходимый. – Убеждайте. Каждое слово надо вытягивать! За всеми этими маневрами я потеряла бдительность и не заметила, как очутилась у него в объятиях, а там его губы напропалую обрушились на мои, бессовестно обманув ушки, которым так и не досталось вожделенного праздника. Этот аферист в голубом мундире снова передернул карты, но я много раз уже раскусывала его уловки, не поддамся и теперь. Пусть не воображает, что меня получил, это я его получу – всего и сию минуту! И он стал моим раньше, чем мы, урча и путаясь в остатках одежды, рухнули на подвернувшийся диван, а с дивана - на замысловатые узоры персидского ковра, которые сосчитали все, вдоль и поперек, наверстывая упущенное в эти две недели из-за злосчастной опечатки в википедии. Успеем еще наговориться. Однако обменяться осмысленными словами нам удалось не скоро. …Докучливое солнце било прямо в глаза, я зажмурилась и отвернулась, пристроившись щекой у моего жандарма на животе. Было нежно, влажно и сонно. Какие недотепы придумали глупость, что нужно бояться исполнения своих желаний? Они просто не знали, чего хотели. Я подложила под щеку еще и его уютную ладонь. - Почему ты мне не сказал, что барон Корф очнулся еще три дня назад? – пришлось нахмурить брови, изображая сердитость. Но в сердитость ни капли не поверили, улыбнулись и еще крепче меня обняли. - Потому что секрет хронохода мне удалось вытрясти из него только сегодня. Старый мошенник три дня морочил голову доктору Мандту, прикидываясь, будто у него отшибло память и речь. Мне это надоело, и я показал ему тайный масонский знак, припугнув, что братья могут обидеться. - Ты еще и масон? – засмеялась я. Должен же быть у идеального мужчины хоть один недостаток. - Имел глупость в зеленые годы, но вот - пригодилось. - Это была не глупость, а гениальное предвидение, - я потянулась его поцеловать, - мой милый Сашхен… - Терпеть не могу это имя, - попытался он ворчать. - Теперь оно тебе будет нравиться, - промурлыкала я, пощипав губами его усы и для верности нежно придавив бедром последний очаг возражения. Конечно, он больше не возражал. И даже выглядел страшно довольным. - Мне не нравятся обои в нашей спальне, - пожаловалась я между новыми поцелуями. – И мебель тоже. Кровать скрипела просто зверски. - Главное, чтобы тебе нравился я сам, - ухмыльнулся он. Но я и не подумала в этом признаваться, пока не вытянула из него всё, чего требовали мои душа и уши. Со всеми мельчайшими подробностями и с повторением на бис самых приятных мест. И лишь когда он заикнулся, что с его стороны эгоистично покупать шесть лет счастья ценою моего будущего горького вдовства, я прикрыла ему рот ладонью: - Я еще больше эгоистка и не дам тебе сбежать от меня так рано. Приготовься мучиться лет сто.
Отправлено: 13.11.12 13:44. Заголовок: Гата, я не буду искл..
Гата, я не буду исключением и тоже готов подписаться под словами прекрасных дам о том, что эта история вышла исключительной. Меня гложут два вопроса. Первый - это относительно 6 лет. Как тут упоминалось. Страшного конца у доброго автора не будет, тем не менее, любопытно, как решится этот шестилетний ребус. Второй - это решение пары, где, в какой эпохе заняться разгадкой ребуса.
Хроноход просчитался с датой Наткиной свадьбы, и мы прибыли день в день, а не накануне, как планировали, в итоге успев только к застолью в ресторане. Подружка с радостными воплями ринулась к нам по головам гостей. – Не плачь, а то тушь потечет, – я тоже растрогалась, обнимая ее. – Я думала, что больше никогда тебя не увижу, – прошмыгала Натка с мокрым носом, а моему спутнику брякнула без всякого почтения: – Вы просто бандит с большой дороги, украли Олю и даже записки не оставили! Сашхен чинно извинился, что заставил ее поволноваться, но больше ни в чем не выразил раскаяния. Натка вытерла слезы, увидела обручальные на наших руках и снова бросилась меня целовать. Потом мы знакомились с родителями Дюсика, который весело отрекомендовал меня: – Вот та самая подруга моей Наташи, которая может выпить бутылку чачи! Старшие Долгорукие посмотрели на меня с понятным интересом, а я незаметно погрозила Натке кулаком. Потом мы вручили молодым подарок, про который в суматохе едва не забыли. Посмотрев на серебряный сервиз от Павла Сазикова, царственно-величавая мама Дюсика совсем не величаво сказала: «Ого!», и Наткина мама тоже сказала: «Ого!», папы же в серебре ничего не понимали и утащили моего мужа выпить с ними за здоровье новобрачных. Во избежание лишних вопросов я заранее проинструктировала Сашхена представляться просто Александром, без отчества и титула, но там все, кажется, сразу перешли на «ты», поэтому можно было не волноваться. Потом Натка потребовала от меня подробного отчета об отдыхе – покосившись на ухо Дюсика – по путевке от «Корфотура». – У нас медовый месяц, – блаженно улыбнулась я. – Но хоть что-то ты вокруг замечала? Я успела зарядить мобильник, на который в 19 веке не покусились ни моя горничная, ни Кати, приняв его, вероятно, за дешевую пудреницу. Подружка, попискивая от восторга, бросилась разглядывать снимки. Дюсик сунул было нос туда же, но быстро потерял интерес: – А, это ваши музейные истории… Мы с Наткой переглянулись и хихикнули. – У тебя через кадр твой голубой мундир, – проворчала она, листая дальше. – А он был недоволен, что не на каждом, – засмеялась я. Сашхен успел оценить фотосессию первым, пока я в панике – опаздываем!.. – носилась по спальне, роняя то фен, то помаду. – Николаша, – украдкой вздохнула Натка, задержавшись на очередном снимке. Вздохнула еще раз, вспомнила, что собралась быть идеальной женой, и стала листать дальше. – Нет, но какие платья, какие платья, я сейчас рехнусь от зависти! И ты тоже в таком ходила? – Кое-что я тебе привезла, найдешь в моей квартире, когда вернешься из свадебного путешествия. Я оставлю ключ. – Он тебя забирает с концами? – погрустнела Натка. – Место жены – подле мужа. И вообще, я поняла, что создана для стиля бидермейер, а он – для меня. Но мы будем иногда к вам наведываться, – утешила я подружку. Потом были, как положено на любой свадьбе, танцы. Ко мне выстроилась очередь, отказывать было неудобно, особенно Наткиному папе, а тот вошел во вкус и не отпускал меня два круга подряд. – Мир танца ирреален и тем прекрасен, – вещал поддатый Репнин-старший, – в танце мы забываем о бренных земных оковах и наслаждаемся мечтой… дымкой… Я кое-как от него отделалась и подсела к Сашхену, который с мрачным видом кромсал бифштекс. – Поедем домой, милый, здесь скучища. Он ни словом не заикнулся про мою популярность у Наткиных гостей, но три следующих дня мы безвылазно провели в постели. Против подобных вспышек ревности я ничего не имела, как и не стала хорохориться, когда Сашхен решил погасить мою ипотеку. Независимостью пусть кичатся одинокие феминистки, а мужья для того и существуют, чтобы оплачивать долги обожаемых жен. И подставлять им губы для благодарных поцелуев. – Любимый, у нас бездна времени, давай слетаем на Мальдивы, хоть на недельку? Понежимся на пляже. Посмотри, какие я тебе купила очаровательные плавки! Скептический взгляд и вопрос, что я купила себе. Надеваю и демонстрирую. Взгляд темнеет. Потом в усах появляется лукавство: – И что, все дамы на пляже будут одеты так же? Мальдивы отменяются, любимый! Неделю проведем здесь, на этой кровати. К теплому морю мы все-таки выбрались, сняв виллу на юге Испании с приватным пляжем. А еще через две недели, загрузившись, кто – косметикой, кто – справочниками по истории и военному делу, вернулись в раннюю весну 1838 года. Секретер-хроноход был выкуплен у музея, как списанное имущество, и водворен под ключ в кабинете в моей квартире. Натка поклялась сдувать с него пылинки, в обмен на разрешение иногда им воспользоваться. После свадьбы она оставила работу в журнале и сделалась писательницей исторических романов, как и мечтала. Дюсик страшно гордился многотысячными тиражами жены, не подозревая, где она черпает вдохновение. В один из подружкиных приездов мы зашли в ювелирную лавку на Невском. – Смотри-ка, – показала я на серебряный подсвечник. – Это же сатир из нарышкинского клада! – Вот это да! – поразилась Натка. – Далеко ж ему, бедняге, отсюда до особняка на улице Чайковского. – Сократим ему дорожку, – хихикнула я, покупая сатира. – Подарю Кати, у нее через месяц свадьба с князем Трубецким. Попадаться на глаза Николаю Павловичу Натка избегала, но как-то на премьере итальянской оперы это все же произошло. Его величество долго изучал мою подружку в лорнет и пощипывал усы с масленым видом, после чего Натка исчезла на несколько дней, вернулась вся в изумрудах и заявила, что больше в девятнадцатый век ни ногой: – Я люблю Дюсика. Правда, люблю! А Николаша на меня действует, как удав на кролика. Бывший поручик Корф не показывался в столице года три, и приехал уже с молодой баронессой, которая не отходила от него ни на шаг. Его высочество к тому времени тоже успел жениться и временно перестал бегать за дамами на балах, поэтому о старой ссоре никто не вспомнил, а если и вспомнил, то предпочел промолчать. Дяде Станиславу, пойманному новым родственником на подделке векселя, а то и на кое-чём похуже, пришлось срочно отбыть в саратовскую глушь, откуда он раз в полгода присылал письма, полные упреков, а я, жалеючи его – все-таки дядюшка – посылала ему на карманные расходы, он называл это унижающими его польскую гордость подачками, однако назад ни разу не вернул. Свояченица оправдала мои ожидания, оказавшись сущей мегерой, я ей тоже понравилась с первого взгляда. К глубокой взаимной радости, встречаться нам приходилось нечасто, огорчало только, что за глаза меня, как и ее, стали называть Бенкендорфшей, но успокаивало, что молодой. С другой горгоной – империей – мы договорились полюбовно, что шесть часов в день, кроме воскресений, Сашхен служит ей, а во всё остальное время безраздельно принадлежит мне. Увы, его величество имел дурную привычку каждый год на месяц или два отправляться с инспекцией по городам и весям, прихватывая моего супруга с собой, этого свинства я империи простить не могла и боролась всеми доступными средствами. Пускай с инспекциями раскатывает наследник престола, а дело государя – сидеть в столице и проводить водопровод и реформы. На правах статс-дамы (хвала Богу, осчастливленной придворными обязанностями только формально), я аккуратно подливала ее величеству эту мысль вместе со сливками в кофе, или при другом любом удобном случае, так что государыня постепенно ею прониклась и стала капать на лысинку супругу. В «роковом» сорок четвертом у нас с Сашхеном родилась двойня, к двум уже имеющимся проказникам-жандармятам, и останавливаться на достигнутом мы не собирались, счастливые тем, что тень википедии больше не бродит над нами грозовой тучей. Но его злопамятному высочеству до такой степени мешала жить старая обида, что он напросился в крестные к одному из близняшек. Отказать, понятно, было нельзя, и мой супруг мужественно перенес это испытание, лишь пару раз качнув желваками, а я под конец церемонии, будто бы ненароком, подставила свежеиспеченному куму для поцелуя ухо. В пятидесятом государь поздравил Сашхена с возведением в княжеское достоинство. Растолстевшая княгиня Екатерина Васильевна Трубецкая не могла скрыть расстройства, что мы сравнялись титулами, пришлось подарить ей рецепт птичьего молока, чтобы не куксилась. В пятьдесят третьем грянула русско-турецкая война, и тут коалицию ждал неприятный сюрприз. Перевооруженная армия бодрым маршем прошла по Балканам и опрокинула султана в Босфор, англичане с французами даже возмутиться не успели, а когда спохватились и сунулись в Крым, русские пушки показали им, чья военная мысль опережает время. Австрия и Пруссия поворчали, но решили не вмешиваться. По венскому договору 1854 года Российская империя оттяпала от жирного оттоманского пирога Молдавию с Валахией, балканским странам тоже кое-что перепало, помимо независимости, а мы с Сашхеном получили долгожданный отпуск и возможность навестить будущее, которой были лишены три предвоенных года. Не знаю, какими мы найдем Петербург, Россию и весь мир - надеюсь, что вмешательство Николая Павловича и моего супруга не пустит локомотив новейшей истории с откоса, - хотя, признаться откровенно, меня это волнует куда меньше, чем княгиня Меттерних, строившая Сашхену глазки на приеме в честь подписания мирного договора. Мой генерал смеется и просит не устраивать русско-австрийскую войну, сам при этом кровожадно поглядывая на Наполеона III, одарившего меня парой комплиментов. И, пока мы так волнуемся друг из-за друга, больше ничто ни в девятнадцатом, ни в двадцать первом веке нам не страшно, даже исторический роман с нашим участием, который Натка грозилась издать.
Блестящая история, которую я с огромной радостью утаскиваю в коллекцию, в компанию к параллельному сценарию. Давно не получала такого удовольствия от прочтения фанфиков. Автору тысяча лучей любви, а читателю, собранный в один документик текст, который я заброшу в электронную книжку и с радостью перечитаю вновь.
Катя, спасибо огромное. Очень теплый, счастливый и не будничный рассказ. Финал заставил улыбаться и жалеть, что расстаемся с Олей и графом, увиденным ее глазами. А другой стороны праздник должен промелькнуть быстро, на то он и праздник .
Ловко Наташа перевела стрелки на Олю за выпитую с Николашей бутылку чачи.
Gata пишет:
цитата:
меня, как и ее, стали называть Бенкендорфшей, но успокаивало, что молодой.
Прелестно.
Gata пишет:
цитата:
Но его злопамятному высочеству до такой степени мешала жить старая обида, что он напросился в крестные к одному из близняшек. Отказать, понятно, было нельзя, и мой супруг мужественно перенес это испытание, лишь пару раз качнув желваками, а я под конец церемонии, будто бы ненароком, подставила
Эпилог примирил меня с некоторыми нюансами, которые меня удивляли , пока я читала фанфик. Замечательная, увлекательная и неординарная история. Скачаю её к себе в телефон. Шоком стало изменение исторических реалий. На это способны, пожалуй, только БиО. Даже не представляю других героев БН, которым это было бы под силу. Гармоничная и яркая пара. Даже завидки берут.
Отправлено: 18.11.12 13:00. Заголовок: Скажу, как главный Б..
Скажу, как главный БиОвед и БиОлюб нашей усадьбы. Попрошу сосредоточиться и внимать. О чем этот фанфик? О любви, дети мои! О настоящей любви. «Через время, через расстоянья, на любой планете, в стороне любой…» И чуточку о дружбе и жизни вообще. Любящие люди не выходят замуж, не женятся и не заводят детей за других, на других, от других и с другими. Поэтому мои ненаглядные Сашхен и Олюшка не стали обременять себя парой по принципу и так сойдет. Для торжества любви, счастья и сексуальных излишеств, которые я нормально и радостно воспринимаю только у этих двух зайков (эротические сцены с вонюськой не предлагать!), они перешагнули время и повернули историю по себя. Вот это я понимаю! И написано исключительно бойко, задорно, в фирменном иронично-фееричном стиле Гаты. Были несколько слов-фраз, которые меня …мм удивили, но я их пропустила и читала дальше. Вот именно такие фанфики нужно читать вечером, дома, в компании чашки кофе, когда за окном идёт снег крупными комочками. Тебе хорошо, тепло и уютно от погружения в чувства двух незаурядных (еще раз подчеркиваю БиО – неразурядные, и не спорь, Гата ) людей. Да потому что человек, принимающий невероятно смелое решение — пойти против судьбы, изменить ее - он прекрасен. А дальше я бы хотела вытрясти из Гаты подробности. Как пришла в голову задумка этого фика? Как писалось, как все придумывалось? Мне всё-всё интересно.
Отправлено: 19.11.12 12:33. Заголовок: Спасибо за интерес к..
Спасибо за интерес к моей истории, дорогие читатели Спасибо за неравнодушие к судьбе героев, за живые отклики на каждый изгиб авторской фантазии Автор, как цветочек без поливки, чахнет без читательского внимания :)
Светлячок пишет:
цитата:
я бы хотела вытрясти из Гаты подробности. Как пришла в голову задумка этого фика? Как писалось, как все придумывалось? Мне всё-всё интересно
Гата честно пыталась вспомнить, как возникла мысль сотворить "Хроноход", но дело было так давно, что, увы, вспомнить не смогла. Идея возникла, кажется, еще до "Амазонки", я проговорилась Розе, а она на меня насела, требуя оформить идею фиком, и регулярно подпинывала, чтобы я не расслаблялась )))) Правда, раньше отпуска все равно не удалось плотно засесть за писательство. Кстати, я самонадеянно думала, что слово "хроноход" придумала тоже я (рассматривался также вариант - темпороид), но когда покопалась в инете, была сильно разочарована, что это слово вовсю понужают авторы-фантасты
Отправлено: 19.11.12 17:00. Заголовок: То, что без Розиты н..
То, что без Розиты не обошлось - это понятно. Я знаю, как она умеет стимулировать. Встанешь и побежишь с костылями в зубах. Всё ж таки, какая ты молодец, Гатита. Написала мне радость для зимних вечеров. Надо же и кроватке давать перекур от любовных утёх.
Отправлено: 25.11.12 11:17. Заголовок: Gata пишет: я прого..
Gata пишет:
цитата:
я проговорилась Розе, а она на меня насела, требуя оформить идею фиком, и регулярно подпинывала, чтобы я не расслаблялась ))))
В конечном итоге, но отпуск Кате я испортила. Зато мы имеем замечательный и талантливый фанфик. Как опытный продюсер и редактор, скажу, автора надо переодически стегать (фигурально выражаясь), тогда будет нужный результат. Я имею в виду толкового автора, как наша Катя. Я кое-что пообещала Кате за эту историю. Теперь придется выполнять.
Спасибо за эту фантастическую и такую реальную историю!
Приятно поражен окончанием. Мы всё гадали что да как, а вышло - брехал хроноход, а вслед за ним и Википедия. Барон Корф до квантовой физики не допёр, все расчеты на уровне логарифмической линейки :)
Отправлено: 18.12.12 09:29. Заголовок: Окончание оказалось ..
Окончание оказалось еще лучше, чем я думала. Все нашли свой счастье, включая вредненькую и завистливую фрейлину Нарышкину. Здорово придумано про перемещение подружек туда-сюда для пощипать нервишки. Будем считать Наталья все-таки определилась и осталась верна своему дипломату. Но мне дуэт с Николаем Павловичем был невероятно симпатичен. Умеет девушка жить на все времена :) Любовь Ольги и Сашхена изменила ход времени, а это положительно сказалось на всей истории России. Пусть исторические справочники говорят одно, а мы верим в лучшее. В любовь, например. Спасибо автору за это!
Gata пишет:
цитата:
хотя, признаться откровенно, меня это волнует куда меньше, чем княгиня Меттерних, строившая Сашхену глазки на приеме в честь подписания мирного договора. Мой генерал смеется и просит не устраивать русско-австрийскую войну, сам при этом кровожадно поглядывая на Наполеона III, одарившего меня парой комплиментов.
Лёгкие уколы ревности добавлют соли и перца в долговременный брачный союз. Что-то мне подсказывает, что они двое никогда не успокоятся. В этом их загадка и очарование.
Отправлено: 06.07.15 00:12. Заголовок: "Я взяла бы его ..
"Я взяла бы его за руку и увела из семьи, если бы мне еще в детстве не внушили, что красть нехорошо. Особенно у старушек. " Еще не дочитала до конца, но уже рыдаю
Ой. А вот в конце первой части мне как-то не по себе стало. За Олю. Уж слишком много козырей вдруг разом оказалось в руках графа. Нет, он ее, конечно, любит, но... Но как-то не по себе.
Отправлено: 06.07.15 14:42. Заголовок: Офигеть. Нет, нельзя..
Офигеть. Нет, нельзя такие вещи на ночь читать, особенно людям с впечатлительной психикой. Ох, нельзя. Не потому, что что-то нецензурное снится, а потому что по кусочкам снится таааакая фигня... Ну, например, очень прикольно, оказывается, руки человеку держать, пока твои жандармы на него наручники одевают (тем паче, в 19 веке уже появились модели, похожие на современные)
Отправлено: 06.07.15 21:48. Заголовок: Gata, мазурка была п..
Gata, мазурка была прочитана одной из первых! Ну я рискну. Освою сегодня "Карт-бланш", глядишь, похожу денька два под действием, а потом дальше читать-перечитывать буду. Главное, чтобы что-нибудь яркое приснилось, как тот сон, который я публиковала (хотя тогда, как раз, ни о чем таком не думала) - глядишь, и сама удовольствие получу, и вас развлеку.
Дорогой племянник, наша с тетушкой библиотека - в твоем полном распоряжении *Мечтательно* Эх, еще бы экранизировать всё, что у нас накопилось за десять лет. Когда технологии до этого дорастут?
Дорогой племянник, наша с тетушкой библиотека - в твоем полном распоряжении
Затёрла уже до дыр, но рыбу не заворачиваю. Обычно читаю закаченные в гаджеты истории, когда в дороге на гастролях и надо время приятно скоротать, а болтать ни с кем не хочу.
Обычно читаю закаченные в гаджеты истории, когда в дороге на гастролях и надо время приятно скоротать, а болтать ни с кем не хочу
Я на новый смартфон первым делом закачала БиО архив - истории, картинки и клипы, и только потом уже контакты И на обойчиках они у меня, Оля не даст соврать - воочию видела, когда гостила в Новосибе :)
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 37
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Можно уточнить, как часто или как редко будет прода? 
Хотелось бы то же самое услышать про Олю, тогда бы я была абсолютно счастлива, но уж тут как получится :) 
Это я к тому, что нет и не надо. 
История вообще не про горизонталь. 
Остальное - по графику ))) 
Уж слишком много козырей вдруг разом оказалось в руках графа. 
Шеена, ждю отзывов и новых снов :)
Очень понравилось, совершенно мистическая, забавная и новогодняя история. Браво!
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
