Отправлено: 13.01.12 17:53. Заголовок: Сцена 17. В спальне..
Сцена 17.
В спальне императрицы тепло от потрескивающих дров в камине, но её величество бьёт озноб под пуховым одеялом. Она тихо стонет, прижимая платок к губам.
Шарлотта: (закашлялась – на платке выступили капельки крови, доктору Мандту, слабым голосом) Мартын Мартынович, прошу вас, скажите, что со мной? Это опасно? Мандт: (сидя возле императрицы, щупает у нее пульс и с тревогой прислушивается к кашлю) Это легкая простуда, государыня, вам нужно беречься от холода и сырости. А пока придется несколько дней провести в постели. Я сделаю микстуру, ее нужно принимать каждые два часа. Пусть кто-нибудь из ваших девушек находится при вас неотлучно. Шарлотта: (чуть не плачет) Вы утром говорили о лёгкой простуде. Ночью я чувствую себя только хуже, а вы повторяете то же самое! Распорядитесь, чтобы позвали Ольгу Калиновскую и Натали Репнину. Мандт: (успокаивающим тоном) Ваше величество, к ночи при любом недомогании ухудшается самочувствие, но после микстуры вам станет легче. Я немедленно отправляюсь ее готовить. (поклонившись государыне, выходит в смежную комнату, где в волнении ходит из угла в угол император) Николай: (увидев выходящего из спальни супруги доктора) Что, Мартын Мартынович? Мандт: (озабоченным голосом) Не могу скрывать от вашего величества, положение серьезное. Я вижу, к сожалению, признаки phthisis… Николай: (нетерпеливо) Оставьте вашу латынь, доктор, изъясняйтесь по-русски. Это чахотка? Мандт: Увы, государь. Но при должном лечении и уходе, я готов ручаться, если и не за полное выздоровление – к сожалению, полностью излечиться от этого недуга невозможно, - то за значительное улучшение. Медицине известны случаи, когда больные чахоткой доживали до глубокой старости. Николай: Я сделаю всё, чтобы облегчить страдания моей милой Лоттхен! Любые средства, не стесняйтесь в просьбах, Мартын Мартынович. Мандт: Я отлучусь только приготовить микстуру, ваше величество, и вернусь, чтобы находиться поблизости на тот случай, если государыне сделается хуже. Ольга: (её разбудил стук в дверь и сообщение о срочной необходимости явиться к государыне, Александр помог одеться, быстро идет через анфиладу комнат, по дороге встретив заспанную Натали, и девушки, перешептываясь, скрываются за дверями покоев императрицы) Николай: (посылал за старшим сыном, но посыльный вернулся с сообщением, что цесаревича в его покоях нет; наливается гневом, догадываясь, где тот может сейчас находиться, и вскоре появившийся Александр подтверждает подозрения отца, неся на себе шлейф ароматов дамской спальни) Александр: (взволнован, на ходу застегивая мундир) Что с матушкой? Николай: (холодно, не глядя на сына) Ваша матушка серьезно больна, Александр. Но вас, кажется, это не слишком заботит, если вы появляетесь самым последним. Александр: (на мгновение смутившись) Простите, отец. Я поспешил сюда, как только мне сообщили. К ней можно? (оглядывается на дверь) Николай: Подождите пока здесь. Если ваша матушка не будет сильно утомлена, вы зайдете поцеловать ей руку. (идет в спальню супруги) Шарлотта: (заходится кашлем, потом бессильно падает на подушки, слабым голосом фрейлинам) Пташки мои, ваша государыня умирает. Мне остались считанные дни. Натали: (падает на колени у постели императрицы) Ваше величество, вы скоро поправитесь. Мы в этом нисколечко не сомневаемся. (в отчаянии смотрит на подругу) Правда, Оля? Ольга: (меняет платок Шарлотты на свежий, глазами показывает княжне – не стоит нагнетать, мягко) Вашему величеству необходимы тепло и покой, и болезнь отступит. При сильном кашле иногда лопаются сосуды, отсюда и кровь. Так бывало у моей матушки. Позвольте. (укладывает на грудь императрицы тёплую шаль). Шарлотта: (немного приободрившись) Душеньки мои, прошу вас, не покидайте вашу государыню. Рядом с вами мне не так страшно. Ольга: (воспользовалась тем, что император и императрица заняты друг другом, выскальзывает за дверь; Александру, который стоит, прислонившись к подоконнику, оглянувшись по сторонам – нет ли лишних ушей, на глазах слёзы) Сашенька, нам надо отложить отъезд. Государыня серьёзно больна, и любое потрясение для нее может оказаться роковым. Александр: (нежно сжимает ее руки, все существо противится новой отсрочке, но должен согласиться с доводами возлюбленной – сейчас не время для отъезда) Я ничего бы не предпринял против твоей воли, родная. Будем молиться за скорейшее выздоровление моей матушки. Пусть мы сегодня должны покориться обстоятельствам, но я верю – судьба на нашей стороне! Подождем. Ольга: (эхом повторяет) Подождём… Мне нужно вернуться, Саша. До завтра, мой милый. (целует Александра в губы и исчезает за дверями спальни императрицы) Николай: (выпив присланной доктором Мандтом микстуры, убаюканная ласковыми голосами фрейлин, Шарлотта задремала; чтобы не потревожить больную, император на цыпочках покидает комнату и тихонько прикрывает дверь; встрепенувшемуся сыну, шепотом) Твоя матушка уснула, Саша. Не надо ее беспокоить. Александр: Ей лучше, отец? Николай: Будем надеяться, Саша, будем надеяться. (берет его под руку и уводит прочь) Известно, что любая болезнь отступает скорей, когда на помощь микстурам приходит хорошее настроение. Мы должны с тобой постараться, Саша, больше радовать твою бедную матушку. Я большие надежды возлагаю на «Трою». Мне кажется, что господин Шишкин мало вас утруждает репетициями. Я прикажу сделать их на три часа дольше, чем сейчас, кроме воскресенья. Нет, в воскресенье можно репетировать по вечерам! Александр: (слова отца усугубляют печаль в сердце цесаревича, успевшего возненавидеть пьесу, в финале которой его герою даже не дают погибнуть, чтобы не страдать в разлуке с возлюбленной, но он уповает, что здоровье императрицы окрепнет задолго до премьеры, и им с Ольгой не потребуется оплакивать на сцене гибель счастья)
Отправлено: 13.01.12 17:54. Заголовок: Сцена 18. Месяц сп..
Сцена 18.
Месяц спустя, безветреным ноябрьским днём Михаил прогуливает сестру в Летнем саду. Снег падает крупными хлопьями на ресницы девушки, которая радостно подставляет снегопаду румяное лицо.
Михаил: (целует сестре руку) Поздравляю тебя, Наташа! Дело с помолвкой решено. Отец и матушка пишут, что всецело одобряют твой выбор, князь Долгорукий – прекрасная партия. (снижает градус пафоса и улыбается) И достойный человек. Натали: (весело) Миша, ты сейчас ужасно смешной. Неужели ты думаешь, что меня бы остановило неодобрение папА и мамА? Михаил: Что ты хочешь этим сказать? Натали: (берет брата под руку, стараясь не рассмеяться) Я бы уговорила Андрея сбежать, как Елена с Парисом. Михаил: (смахивая с неё снег) Остается положиться на благоразумие Андрэ. Натали: Ах, так! (колотит Мишеля в грудь) Ты считаешь свою сестру не благоразумной? Михаил: Я считаю свою сестру маленькой влюбленной девчонкой, которую я не променяю ни на какую другую сестру на свете. Натали: (лукаво) Я вовсе не говорила, что влюблена в Андрея Петровича! Это он влюблен в меня. Михаил: (улыбается и обнимает сестру за плечи) Князю понадобится ангельское терпение в семейной жизни. Натали: И это говорит человек, сердце которого ни разу не дрогнуло от любви! Михаил: (в тон сестре) Это говорит глубоко женатый человек. Если вспомнить старика Гомера, у нас с Андромахой, кажется, и детишки имеются. (оба смеются; заботливо) Наташа, тебя не утомляют ежедневные репетиции? Натали: Напротив, они меня развлекают. Государыня поправляется, и я могу больше времени проводить в обществе. (озабоченно) Миша, ты ничего не замечаешь? (на удивленный взгляд брата) Я об Александре и Ольге. Они как будто вместе, но... (неопределённый жест рукой) Михаил: (нахмурился, за последний месяц цесаревич осунулся, стал нервным и раздражительным) Наташа, нам не стоит это обсуждать, поскольку подобные разговоры непременно скатываются к сплетням. Натали: Фи, Миша, не будь ханжой. Мы говорим о наших друзьях, а не просто сотрясаем воздух. Я волнуюсь и переживаю за Ольгу и его высочество. Михаил: Поговори с Ольгой, коли беспокоишься, а меня уволь от любопытства. Натали: (хмыкнула) Поговори... Оля отмалчивается или отшучивается. Не с Нарышкиной же мне это обсуждать.
Молодые люди обогнули аллею и вышли к своему экипажу. Адъютант наследника подсадил сестру в карету и, забираясь следом, крикнул кучеру, чтобы гнал в Зимний дворец.
Сцена 19.
Особняк графа Нессельроде. Министр сидит в кресле у камина, перед ним на столике - графинчик малаги и небольшое блюдо с бисквитами, которым известный гурман воздает должное в ожидании обеда. По другую сторону столика стоит его агент - чернявый юркий человечек средних лет с хитрым лицом и масонской булавкой в галстуке. Разговаривают на французском языке.
Нессельроде: Ты принес, Цавахидис? Агент: Извольте, ваше сиятельство. (протягивает конверт) Девка оказалась падкой до денег, как все горничные. Нессельроде: Напрасно хозяйки им доверяют. (читает письмо и растягивает в улыбке тонкие губы) Très bien! Само по себе оно ничего не значит, но вместе с другими обретает именно тот оттенок, который мне нужен. Агент: (подобострастно хихикает) Получив эти документы, сам бы начальник Третьего отделения поверил в существование нового польского заговора! Нессельроде: Да, но получит их не он. (отправляет в рот кусочек апельсинового бисквита) Ты хорошо поработал, Цавахидис… Агент: (кланяется) Нессельроде: …но надо поработать еще. (делает глоток малаги и на минуту прикрывает веки, смакуя) Напиши секретарю военного министра, что некий чиновник из Третьего отделения, который спас от уничтожения начальником важные бумаги, полученные через агентуру в Польше, желает, как верный слуга отечества, передать эти ценные бумаги в руки графа Чернышева. Агент: Почему же граф Бенкендорф хотел уничтожить документы? Нессельроде: (змеиная улыбка) Cherchez la femme. Агент: Понимаю, ваше сиятельство… эта полячка… Нессельроде: (утвердительно шевельнув бровью, принимается за бисквит, политый каштановым сиропом) Агент: Но поверит ли граф Чернышев? Нессельроде: Подобным слухам всегда верят охотно. (Цавахидес ухмыляется) К тому же, граф Чернышев не простил жандармскому ведомству недавнее разоблачение кавалерийского полковника, продававшего своих солдат соседским помещикам на строительные работы. Честь мундира (замысловатое движение анемичной ладошкой) и прочее в этом же духе. Агент: Граф Бенкендорф умен, и может разоблачить подделку, ваше сиятельство. Нессельроде: Подделку доставит его величеству военный министр. (рассматривает на свет рубиновое вино в рюмке) В результате этой истории кто-то один, Бенкендорф или Чернышев, неминуемо лишится доверия государя, а если повезет, то и оба. Агент: Они угрожают вашему сиятельству? Нессельроде: Они слишком много думают о благе России. Что русские медведи, что твердолобые немцы с их понятиями о преданности государю – и те, и другие одинаково чужды тонкостей европейской политики. Но это уже не твое дело, Цавахидис. Сделай свое, и будешь щедро вознагражден. Агент: Ваше сиятельство останется довольным. Нессельроде: Не забудь через своих людей сообщить варшавскому адресату, что он на подозрении у Третьего отделения. После недавних карательных мер, предпринятых наместником, можно не сомневаться, что бедняга поспешит удрать за границу. Агент: И графу Бенкендорфу не удастся доказать, что никакого заговора не было. Нессельроде: (кивает с улыбкой) Notamment, Цавахидис. Да, и после всего – исчезни на некоторое время из Петербурга. Я найду тебя, когда ты снова понадобишься. Агент: (с поклоном удаляется) Нессельроде: (звонком вызывает лакея) Пусть подают обед! Надеюсь, повар приготовил суфле из бекасов в полном согласии с рецептом, которым я его снабдил.
Отправлено: 13.01.12 18:41. Заголовок: Душевно рада за пода..
Душевно рада за подарочек к Старому Новому году!
Моя версия не оправдалась. Думала граф поспособствует задержке рейса, а вышло, что судьба в лице материнской чуйки. Что там за месяц произошло, а? Сгораю от любопытства и нетерпения узнать. Сцена 18 вышла душевная. Мишель - канонический заботливый братец. Натка тоже удалась.
Gata пишет:
цитата:
Натали: (в глазах лукавство) Я вовсе не говорила, что влюблена в Андрея Петровича! Это он влюблен в меня.
Роскошная 19 сцена. Какой гурман - интриган этот Нессельроде. Решил сразу убить несколько зайцев одним выстрелом. Поглядим, что из этого получится и как повлияет на БиО.
Отправлено: 13.01.12 19:03. Заголовок: Как оно все завертел..
Как оно все завертелось. Спасибо за братца с сестрицей, милашки получились. И за антригансткий привкус пьесы, Нессельроде вознамерился и рыбку съесть и ручек не замарать и малагой все запить.
Отправлено: 16.01.12 13:23. Заголовок: Император не просто ..
Император не просто человек, помазанник Божий. Его стезя - служить народу и государству, а в личной жизни уж как повезет. Обычно всем удается совмещать скипетр и удовольствия :)
Отправлено: 18.01.12 12:31. Заголовок: Сцена 20. На сцене ..
Сцена 20.
На сцене Оболенский - царь Приам – долго и с выражением оплакивает гибель Трои. Остальные не занятые в сцене «актеры» сидят в зрительном зале и ждут своего выхода. Министры и генералы тихо перешептываются, Андрей незаметно для чужого глаза поглаживает пальцы невесты, Ольга и Александр молча сидят рядом. В зале появляется Нарышкина, бочком пробирается к ним и присаживается в кресло с другой стороны от Ольги, цепко оглядывая всех присутствующих.
Шишкин: (утирает жабо слёзы) Драгоценный Сергей Степанович, это... это... потрясающе! (встает и аплодирует) Браво! (оборачивается к залу и приглашает присутствующих разделить свой восторг) Браво, господа! Перед нами, не побоюсь этого слова, истинная, высокая трагедия! (в зале раздаются жидкие аплодисменты) Бенкендорф: (Канкрин о чем-то спросил, граф рассеянно ответил, стараясь не смотреть в сторону полячки и цесаревича, но почему-то видел их очень отчетливо; он редко задерживался на репетициях дольше, чем требовалось его участие – и не потому, что нежная страсть троянских любовников причиняла ему боль, - с этой болью он смирился, как смирился с хитоном и гекзаметром; ему не хотелось смущать Ольгу, или, хуже того – внушать ей жалость и презрение, каких заслуживает навязчивый немолодой поклонник, однако по ночам ревнивое воображение, которое ему удавалось укрощать днем, бывало беспощадно; однажды он не выдержал – у Энгельгардтов давали бал-маскарад – и, осторожно вызнав, как оденется любимая фрейлина императрицы, поехал туда, закутавшись в черное домино, и танцевал с ней вальс, а на следующий день мужественно приготовился пожинать плоды своей выходки - если Ольга его узнала; но она, кажется, не узнала, потому что обращалась с ним, как обычно, ничем не выделяя из числа светских знакомых; в его положении следовало радоваться уже и этому, потому что любая попытка претендовать на большее грозила полным фиаско, но разве Менелай, отправляясь под стены Трои, думал о поражении? спустя несколько дней после маскарада Елена чуть улыбнулась его удачно ввернутой шутке о «браноносном Гекторе» - воодушевленный, в другой раз граф похитил ее внимание для рассказа о любопытных обычаях древних спартанцев; это тоже было принято благосклонно, но все же ему доставало трезвого рассудка не строить замков на песке) Ольга: (еще минута и ей выходить на сцену - держать спину и делать вид, будто она ничего не знает и ничего не замечает, снова быть натянутой струной и бояться каждого его слова; с того памятного свидания за кулисами Ольга старательно избегала встреч с шефом жандармов вне репетиций, к чести Бенкендорфа, он не позволял себе никаких вольностей, постепенно её страх неловкого положения растаял; иногда на репетициях граф отпускал ироничные замечания или что-то увлекательно рассказывал, она сделала неожиданное открытие, граф - интересный собеседник; однажды императрица попросила её прочесть в фельетоне сатирический рассказ некого N о беседе графа Бенкендорфа с известным литератором – государыня смеялась, сочинение было написано бойко и не без тонко подмеченных особенностей обоих собеседников; с того дня Ольга стала интересоваться свежими газетами, посылая по утрам за ними горничную, быстро пробегала строчки, задерживаясь только на одном имени, а вечерами растапливала ими камин; маскарад снова отнял почву под ногами, эти руки она помнила - не хотела, но помнила, вернулись прежние сомнения – не давала ли она графу повода на что-то надеяться? и отчаянный стыд перед Александром, которому она ничего не сказала.) Александр: (шепчет над ушком Ольги) Я так соскучился, любовь моя… (несколько последних ночей Ольга провела в спальне раскапризничавшейся императрицы, а днем, между репетициями, он едва успевал поцеловать девушку, которая смущалась сильнее обычного и напоминала ему, что их могут увидеть; прошлым же вечером дверь в ее комнату, впервые за всё время их связи, оказалась закрыта, хотя он знал наверное, что Ольга там, при матушке дежурила княжна Репнина; но и на условный стук никто не отозвался; Александра снедала тревога – уж не приказали ли бедняжке так поступить, ведь она беззащитна перед гневом императора) Мы увидимся сегодня? Ольга: (тихо) Я сегодня дежурю у государыни. Вашей матушке лучше, но мы пока не оставляем её одну. Александр: (сердце кольнуло разочарование и какое-то смутное недоброе предчувствие; но тут же отмахнулся от своих страхов – что значит подождать еще одну ночь, когда впереди у них вся жизнь; быстро целует Ольге руку) Помни, что мне тоже может быть плохо, если ты надолго будешь оставлять меня одного. Ольга: (глазами указав на Нарышкину, тихо) Нам не стоит говорить об этом сейчас. Шишкин: (в порыве чувств хватается за графин с водой, но опомнивштсь, осторожно принюхивается к содержимому, боясь нового конфуза, громко) Прошу на сцену царя Менелая и прекрасную Елену! Пройдём свидание в шатре и примирение супругов. (Бенкендорфу и Ольге, поднимающимся на сцену с разных сторон) Мадмуазель, ваше сиятельство, у вас несколько минут обжить пространство и ощутить атмосферу. (в зал с поклоном) Господа, прошу тишины. Нарышкина: (пересаживается на место Ольги, не успевает та выйти к рампе) Эту сцену невозможно смотреть без волнения, не правда ли, ваше высочество? Государыня так сожалеет, что нездоровье мешает ей бывать на репетициях и видеть всё собственными глазами. Александр: (с учтивостью сквозь зубы) Не сомневаюсь, мадемуазель, что ваши рассказы сполна возмещают ее величеству то, чего она лишена по вине болезни. Бенкендорф: (кашлянув, начинает, обращаясь к «Елене») Смолкни, жестокая, снова меня обольстить ты пылаешь? Лживые речи твои не достойны, чтоб стал им внимать я! Кудрей твоих золотых, ни очей блеск мне больше не нужен, После того, как столь долго врага моего услаждали. Прочь! Я не дрогну! Но слабость уже проникает В члены мои, дрожь пронзает мне сердце, терзая любовью, Кою хотел Менелай полагать обратившейся в злобу. Я пред тобою бессилен. Останься, владей мною снова, Ждет пустовавшее десять лет ложе моей возвращенья Елены! (произносил сей монолог не единожды, и всякий раз, хоть репетитор требует добавить драматизма, едва удерживает себя, чтобы не расхохотаться) Ольга: (она читала императрице пьесу, пробегая и этот отрывок, но ни разу не вслушивалась и не вникала, занятая другими мыслями, сейчас же сосредоточившись на словах «Менелая», не смогла сдержать смех) Рrzepraszam, panowie. За десять лет разлуки немудрено и позабыть, как выглядит супруга. Бенкендорф: (тоже засмеявшись) Видно, в шатер к Менелаю вслед за Еленой явилась и богиня слепоты Ате с ее золотой повязкой. (в такие минуты, когда ощущает не только очарование прекрасной полячки, но и пленительную силу ее живого ума, когда может соприкоснуться с ней, пусть не руками – шутливым словом, почти счастлив) Ольга: Не этим ли вызван столь неожиданный пыл? (снова беззвучно смеется за листами с текстом) Нарышкина: (сладким голоском, Александру) Олли совсем перестала бояться господина Бенкендорфа, и правда – он совсем не страшный, а напротив, очень милый и даже остроумный человек) Александр: (не хочет слушать ехидную фрейлину, но веселое настроение возлюбленной, которому не он виной, снова пробуждает в его душе смутное беспокойство) Шишкин: (в отчаянии) Ольга Адамовна, Александр Христофорович, я умоляю вас сосредоточиться! (потрясает кружевной манжетой в воздухе) Это свидание – наиважнейший момент всей пьесы! («актеры», сдерживая смех, старательно произносят свои реплики, впал в постановочный раж) Не верю! Где слёзы раскаяния у Елены?! Где великодушная сила любви царя Менелая?! Дайте мне их! Мадемуазель, вы жаждете получить прощение в объятиях своего супруга и в порыве чувств падаете к нему на грудь! Ольга: (меняется в лице, глаза сверкнули) Вы забываетесь, пан репетитор! Александр: (в гневе поднимается) Господин Шишкин, я прошу вас поискать другие формы для выражения сценических чувств! Шишкин: (утирает лоб платком) Ваше высочество, но так в тексте... высочайшей рукой... (поправляет бант на шее) Позволю себе заметить, его императорское величество тонко понимает глубину воздействия театрального искусства! Бенкендорф: (прекрасно помня ремарку в тексте пьесы: «и тут простивший муж распахивает Елене объятья») На месте Менелая я бы требовал от супруги не раскаяния, а остаться в лагере. Я – военачальник, передо мною – женщина, видевшая деревянного коня, с помощью которого мои воины собираются проникнуть в осажденный город, нужно быть круглым идио… нужно быть очень наивным человеком, чтобы отпустить ее назад в Трою! Ольга: (короткий взгляд на Бенкендорфа, с улыбкой на губах) Сила военного искусства воздействует не столь тонко, но весьма убедительно позволяет «обжить пространство и ощутить атмосферу». Александр: (усмехнулся) Господин граф даже под стенами Трои остается верен правилам его ведомства, но, проникшись гомеровской атмосферой, иссекает неугодные цензуре строки вместо карандаша мечом Менелая. Николай: (появляясь из полумрака ложи, где сидит уже несколько минут, никем не замеченный) Александр Христофорович прав, Саша. (все живо поворачиваются к императору; коротко ответив на почтительные приветствия, продолжает) Менелай простит неверную супругу, но до падения Трои, помня, что эта женщина однажды уже предала его, оставит при себе пленницей. Репетируйте пока другие сцены, месье Шишкин, скоро вы получите исправленный вариант пьесы. Александр: (гордость не позволяет спорить с отцом на глазах у придворных и возлюбленной, лишь губы упрямо сжаты) Чернышев: (впивается взглядом в побледневшее лицо наследника, потом смотрит на сцену, снова на Александра, и понимает, что пожелавший остаться неизвестным чиновник из Третьего отделения, который через доверенного человека и за умеренную мзду передал его адъютанту компрометирующие шефа жандармов бумаги, достоин полного доверия) Нессельроде: (наблюдает за всеми, поздравляя себя с тем, что коварный план на пути к успешному воплощению)
Отправлено: 18.01.12 12:32. Заголовок: Сцена 21. Спустя дв..
Сцена 21.
Спустя два дня. Коридоры Зимнего дворца.
Ольга: (возвращается из покоев императрицы, в руках свежие «Ведомости», «Северная пчела» и прочие газеты, глазами пробегает по строчкам, взгляд невольно ловит не только слова, но и ромбы дубового паркета, по которому легко скользят изящные польские туфли; не поднимая головы, завернула за колонну, и газеты разлетелись от столкновения с голубым мундиром) Рrzepraszam mnie, prosi. Was nie widziałam. (Простите, я вас не увидела) Бенкендорф: (собирался во дворец ближе к вечеру, на репетицию, но курьер привез от его величества срочный приказ явиться; то ли шел быстрее, чем обычно, то ли задумался – неожиданный дождь газет сбил с шага и с мыслей) Прошу прощения, Ольга Адамовна, это я был не в меру рассеян. (наклоняется подобрать разлетевшиеся по полу газеты, взгляд падает на «Северную пчелу», шутливо) Завидую господину Булгарину, мне никогда не удавалось настолько увлечь ваше внимание. Ольга: (справилась с удивлением от неожиданной встречи, собирает рассыпавшиеся газеты) Отчего же, Александр Христофорович, я прекрасно помню ваши наставления на палубе «Менелая», и с поездки на Сицилию избегаю сквозняков. (потянула у него из рук «Северную пчелу») Пану Тадеушу больше удается привлечь внимание господ Вяземского и Лермонтова. Я же его трудами поддерживаю огонь в камине. Бенкендорф: (чуть помрачнев – воспоминания о коротком разговоре на палубе «Менелая» преследуют его с того дня, когда он впервые заглянул в синие глаза своенравной полячки, - но не сожалениями о резких словах, сказанных по долгу службы; всего несколько месяцев, в течение которых он, возможно, мог бы быть счастлив, если бы… ох уж это «если бы»! – одергивает себя; и тогда, и сейчас к нему относятся как к жандарму, хоть и говорят вещи, которых бы при жандарме не следовало говорить; рассмеявшись) Попасть в камин бывает обидно только письмам несчастного влюбленного, а печатное слово должно приносить пользу, пусть даже в качестве растопки. (их пальцы на стопке газет случайно соприкоснулись, не спешит убрать свои, забыл, что его ждет император) Ольга: (тоже рассмеялась, от прикосновения его руки вздрогнула, но не отвела взгляд – пусть считает её глупой, дерзкой, язвительной, какой угодно, только бы не догадался о причине ее интереса к газетам – высвобождает пальцы) Вы меня удивили, пан граф. Я ожидала ареста за крамольные слова, а вы готовы отпустить меня назад в Трою. Бенкендорф: Вы не представляете, насколько я коварен, Ольга Адамовна – не будь деревянного коня, я бы придумал что-нибудь другое, чтобы не отпустить вас назад в Трою. Например, почитал бы вам из «Илиады» в переводе Ермила Кострова, у него живой и не такой напыщенный слог, как у господина Гнедича, чей перевод использовал для своей пьесы его величество. (улыбается) Ну вот, и я говорю крамольные речи. (оглядывается вокруг в шутливом испуге, не услышал ли кто) Моя репутация в ваших руках, Ольга Адамовна. Ольга: За последние месяцы Гомер мне изрядно надоел, и я бы сбежала даже от чтений на древнегреческом. (в конце коридора послышались шаги, оглянулась) Александр Христофорович, ваша репутация в обмен на мою. Сегодня же при дворе будут шептаться о поимке польской шпионки. Бенкендорф: (с заговорщицким видом) В таком случае, вы не рассердитесь, если я еще раз громко произнесу надоевшее вам имя – для тех, кто пройдет мимо? (звук шагов стих, не приближаясь; смеется) Опасность миновала, старик Гомер может спать спокойно. (понимает, что давно пора учтиво поклониться и позволить даме продолжить путь, но обстоятельства будто сговорились против здравого смысла – и ее хорошее настроение, и пустынный коридор, где в обычное время и пары шагов нельзя сделать, чтобы не повстречать знакомое лицо) Простите за любопытство, Ольга Адамовна, если бы вам представилась возможность выбора, что играть – какую пьесу вы бы предпочли? Ольга: (почему она не уходит? ведь в любую минуту в коридоре могут возникнуть любопытные глаза и уши, прижала к кружевам на груди стопку газет) У меня нет сценических талантов, но я бы с удовольствием прочитала какую-нибудь из пьес, запрещенных к постановке вашим ведомством, Александр Христофорович. Бенкендорф: (с трудом отогнав нескромную мечту превратиться в стопку газет у полячки в объятьях) Буду счастлив доставить вам удовольствие, Ольга Адамовна! Как раз одна рукопись еще не возвращена автору для переделки, и сегодня же вечером я ее вам пришлю. Надеюсь, мои пометки на полях не помешают чтению. (заметив промелькнувшее в глазах полячки удивление, снова улыбается) Я не нарушаю тайны моего ведомства, автор уже успел прочесть сию драму половине Петербурга. Но не стану и легкомысленно утверждать, что ничем не рискую… взамен осмелюсь ли я просить откровенно поделиться вашими мыслями о пьесе и о советах цензора? Ольга: (сердце начало отбивать какой-то новый для нее такт - о чем она думала, когда позволила себе увлечься разговором?! не доставало еще покраснеть, обнаружив смущение) Пожалуй, не станем рисковать. Вдруг мне придёт в голову прочитать пьесу другой половине Петербурга? Я должна идти, Александр Христофорович. (изобразив что-то наподобие вежливой улыбки, быстро удаляется к спасительной двери во фрейлинский флигель) Бенкендорф: (полячка ускользнула так быстро, что он не успел ни попрощаться, ни сказать, что все-таки пришлет ей пьесу господина Лермонтова, даже если получит посылку назад не прочитанной, или прочитанной всем грамотным населением империи – последнее было бы менее огорчительно)
Сцена 22.
Тот же день. В кабинете императора
Николай: (стоит у окна, глядя на заснеженную Неву) Бенкендорф: (входит, с поклоном) Вы желали меня видеть, государь? Николай: (не поворачивая головы, холодно) Да, господин граф. Бенкендорф: (чуть шевельнул бровью – император часто бывал не в духе, но никогда не заставлял здороваться с его спиной, по крайней мере, того, кого почтил званием друга) Николай: (выдержав долгую паузу и, по-прежнему не глядя на Бенкендорфа, подходит к столу, берет с него какие-то бумаги) Я поручил вам роль Менелая, господин граф, в уверенности, что вы сумеете совместить репетиции с вашими прямыми обязанностями, не в ущерб последним. Бенкендорф: Разумеется, ваше величество. Николай: Тогда как вы объясните это? (протягивает ему бумаги) Бенкендорф: (берет документы – пачку каких-то писем, написанных на польском языке, бегло просматривает их, рука невольно дрогнула – на одном узнал почерк Ольги; совладав с волнением, чувствуя на себе пристальный взгляд императора, читает, другое, третье – что за чушь?! - не заметил, как произнес это вслух) Николай: (усмехнувшись) Чушь? Бенкендорф: Прошу прощения, ваше величество. Могу я спросить, от кого вы получили эти документы? Николай: Я получил их (с нажимом) не от вас, Александр Христофорович. Бенкендорф: Государь, если бы поляки готовили покушение на князя Паскевича, я бы предоставил вам более весомые доказательства, чем пачка писем, вполне вероятно, подложных. Николай: Что вы подразумеваете под более весомыми доказательствами? Бенкендорф: Признания заговорщиков, тайники с оружием и подробный план действий. Николай: Согласен с вами, господин граф, это необходимо для предания преступников суду. Сегодня же допросите даму, которая (кивает на письма в руках Бенкендорфа) извещала сообщников о времени поездок княгини Паскевич-Эриванской, а я отправлю князю в Варшаву приказ немедленно арестовать всех остальных. Бенкендорф: Они еще не арестованы? (испытав облегчение – он и мысли не допускал, что Ольга может быть замешана в чем-то неблаговидном, но если бы о заговоре сообщил сам наместник, у которого в Польше налажена широкая агентурная сеть, это значило бы, что заговор на самом деле существует, и доказать ее непричастность было бы намного труднее) Кто бы ни доставил эти письма, государь, он оказал вам дурную услугу – хватившись пропажи, заговорщики могут догадаться, что разоблачены, и скрыться от правосудия. Николай: Меня пытаются уверить, что именно эту цель вы и преследовали, приказав вашему офицеру уничтожить письма. Бенкендорф: (со спокойной улыбкой) Если вообразить на одно мгновение, что я мог бы что-то скрыть от вас, государь, я бы не стал никому перепоручать это и уничтожил бы письма собственноручно. Николай: Я не сомневаюсь ни в вашем уме, ни в вашей преданности, Александр Христофорович. Однако эти бумаги побывали в руках кого-то из жандармских офицеров, миновав вас, а это значит, что вы плохо осведомлены о том, что происходит в вашем ведомстве. Бенкендорф: Я произведу следствие, ваше величество, хоть и убежден, что никакого заговора нет. Поляки всего месяц назад получили от князя Паскевича добрую взбучку, и какие бы они ни были буйные головы, это должно их остудить хотя бы на год или два. Николай: Доложите мне, что удастся выяснить на допросе Калиновской. Если она будет запираться, пригрозите ей крепостью. Бенкендорф: (тон по-прежнему учтив) Государь, даже глубокая преданность вам не заставит меня угрожать женщине, к тому же это было бы и вредно для дела, напуганные дамы плетут такие небылицы, что впору романы издавать. Николай: (нахмурившись) Вам известен другой способ быстро выяснить правду? Бенкендорф: Если ваше величество позволит мне поговорить с человеком, который раздобыл эти бумаги… Николай: Я доверяю этому человеку не меньше, чем вам, граф. Он бы не стал клеветать на вас, зная, как я вас ценю. Бенкендорф: Он мог быть введен в заблуждение. Николай: Почему вы не допускаете, что сами могли быть введены в заблуждение? Дамой, которую готовы защищать, рискуя собственной репутацией? Бенкендорф: (чуть побледнев) Я потерял бы уважение к себе самому и был бы недостоин служить вашему величеству, если бы спасал репутацию за счет невинных людей. Николай: (раздраженно) Довольно, Александр Христофорович. Не заставляйте меня думать, что вы способны забыть о долге ради химеры, подобно моему сы… (осекшись, отходит к окну, побарабанив по стеклу пальцами) У вас две недели, господин граф. Если заговорщики уйдут от возмездия, это будет не только крах вашей карьеры. Бенкендорф: (во власти гнева, едва подавляет желание сейчас же просить об отставке; сейчас – нельзя, кроме него, Ольгу некому защитить; цесаревич кажется без памяти влюбленным, черт бы его побрал, но ничего не сможет поделать, если девушку обвинят; кто же замыслил ее погубить?.. не император, у его величества в распоряжении все властные средства, чтобы прибегать к столь низменным; завистницы-фрейлины?.. мелковаты для подобной интриги; обжигает догадка – целят в него, а Ольгу использовали наобум или по дьявольскому наитию, ежедневные репетиции «Трои» - вот источник для циничных сплетников и кое-кого похуже; что ж, ему не впервой вступать в подобные схватки, невидимых врагов не бывает, бывают только слепцы, не способные их рассмотреть) Слушаюсь, ваше величество. (поклон спине императора) Осмелюсь только просить вас не подвергать гонениям тех, чья вина еще не доказана - во избежание кривотолков, могущих повредить расследованию. Николай: (поворачивается) Вы великий хитрец, Александр Христофорович! Будь по-вашему, но помните: у вас две недели. К тому времени я получу подробный ответ от князя Паскевича. Бенкендорф: Да, государь. (подумав, что ответ из Варшавы, скорей всего, будет на руку неизвестному пока интригану) Николай: Господин Шишкин превосходно отзывается о ваших сценических успехах, господин граф. Полагаю, вам не стоит утруждать себя посещением репетиций, кроме последней, накануне премьеры, а до тех пор сосредоточьтесь всецело на ваших прямых обязанностях. Бенкендорф: Да, государь. (аккуратно складывает письма в карман и, снова поклонившись, уходит)
Сцена 23.
Ольга: (вечером в комнате её ожидал свёрток из непромокаемой бумаги, в нем обнаружилась пухлая рукопись, на первой странице которой девушка прочитала: «Маскарад, драма в трех актах Михаила Лермонтова»; когда она перевернула последнюю страницу, часы на каминной полке пробили 4 часа утра, время пролетело незаметно, перед глазами пробегали строчки, написанные на полях рукописи летящим почерком, за ними она как будто слышала знакомый ироничный баритон; незаурядный талант автора не смягчил мнение читательницы – драма произвела на нее неприятное впечатление и оставила послевкусие пустоты и безнадежности, «слишком резких страстей» - заметил там же Бенкендорф, «слишком низок Арбенин, – добавила она про себя, - низок во всем». Пометки графа: остроумные, вежливо-настойчивые или точные в союзе со здравым смыслом - дразнили её ум и пробуждали желание поспорить или согласиться, провела ладонью по лицу, пытаясь смахнуть морок ночных размышлений – определенно, этот человек стал слишком часто занимать её мысли, девушка встала с кресла, аккуратно завернула рукопись и спрятала в потайном ящике секретера, пообещав своему отражению в зеркале больше не вести бесед с графом Бенкендорфом вне репетиций, опустилась на кровать)
Ольга и Александр на начало повествования влюблены, поэтому я перебирала в голове варианты, что же их может разлучить. Это же еще должно быть убедительно. Вы же опрокинули все мои версии простой жизненной правдой.
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 5
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Отправлено: 25.12.11 15:48. Заголовок: "ТРОЯ"
И все равно Ольга в этой истории достойна любви и короны. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
