Отправлено: 29.11.10 10:53. Заголовок: Карт-бланш (зарисовка по мотивам БН)
Название: "Карт-бланш" Герои: БиО и др. Сюжет: как могли развиваться события сериала, начиная с серии примерно 92-й - 93-й Примечание: привет из Фалля в виде компенсации за неприезд на бал к Забалуеву :)
Отправлено: 30.11.10 14:48. Заголовок: Вы уж Саню сильно не..
Вы уж Саню сильно не ругайте :) И Миху с Вовой заодно. Они хорошие, просто проблема по имени пани Ольга им не по зубам
Так и быть, ловите кусочек проды - знаю ведь, не отстанете
* * *
Ольга устроилась в комнате, в которой ночевала перед отъездом в Петербург, на памятный бал. Признательность полячки барону Корфу за предоставленные ей кров и карету иссякла вместе с его любезностью, которой едва хватило до порога столичного особняка. Вспомнив, как горько давеча плакала Анна, узнав об аресте барона, Ольга пожала плечами. Отнюдь не из злорадства, просто была убеждена, что долго скучать в разлуке голубкам не даст цесаревич. Ее собственная послеарестная участь рисовалась куда менее радужной. В комоде Ольга неожиданно нашла несколько своих кружевных вещичек, позабытых тогда в спешке, и от восторга чуть не запела. Что за счастье, матка боска – избавиться от этого уродливого сарафана и полотняной рубахи с грубыми швами, вновь окунуться кожей в невесомую нежность шелка и кружев! Она постучала в дверь и потребовала у стоявшего снаружи жандарма, чтобы к ней прислали Полину. Просьба выполнена была незамедлительно, как если бы капризная панна топнула ножкой на собственного лакея. Мягко стелет граф Бенкендорф, куда уж мягче, только каково будет спать… – Где мое платье? – встретила она горничную вопросом. У Полины забегали глазки. – Барин велел в печку сунуть – оно ж запачкано было, да и чтобы на глаза кому не попалось… – Но ведь ты его не сожгла? – ласково поинтересовалась Ольга. Не только не сожгла, но и почистила тайком у себя в комнате, и перед зеркалом вертелась, примеряя – уж больно красивое было платье, струилось лиловым серебром, а по лифу вышито настоящим жемчугом. Даже избалованная обоими баронами Аннушка такой роскоши не носила. Жаль до слез с ним расставаться, только проку от него меньше, чем беспокойства. Сережки с рубинами легче и спрятать, и продать. – Pięknie!* – удовлетворенно улыбнулась Ольга, рассматривая платье. Глазам вдруг стало влажно от нахлынувших воспоминаний о бале, о Сашином бессердечии. Она сердито тряхнула головой – все равно другого платья нет – и сказала Полине, что хочет принять ванну. – Отродясь у нас никаких ванн не водилось, – опешила та, – господа в баню ходят. – Что за дикость, – надула губки полячка. Спустя полчаса она, обнаженная, с высоко забранными, чтобы не намочить, волосами, стояла в какой-то приземистой деревянной лохани, осторожно переступая босыми ножками по шершавому дну, а горничная поливала ей на плечи и спину из кувшина. Несмотря на пылающий рядом камин, Ольга зябко ежилась, мечтая о ванне с душистым лавандовым маслом, и о плавающих в ней лепестках роз, которые так приятно перебирать руками и легонько дуть на них, нежась в теплой, дурманно-ласковой воде. – Их сиятельство сердитый и привередливый, не лучше вас, – бурчала Полина, вспоминая последние события в доме. – Баню им стопили – жару, говорят, мало, в спальню проводили в самолучшую, барскую – от табачного духа нос воротят… Аннушка им свою комнату уступила, а сама теперь в обнимку с подушкой Владимира Иваныча плачет. Ольга представила шефа жандармов в тюлево-розовом интерьере Анниной спальни и, не удержавшись, прыснула. – Кто бы мог подумать, что генералу Бенкендорфу аромат пачули милее табака! – Даже порога не переступили, – сказала Полина, окатывая панну водой в последний раз и накидывая ей на плечи простыню. – Что я вам, стали ругаться, барышня? Водворились в первой попавшейся комнате, где была кровать. Варвара им сейчас цыпленка жарит, боится опять не угодить. Дайте ручку, чтоб не поскользнуться, мокро тут. Она помогла Ольге выбраться из деревянного тазика и подсунула под ноги мягкие меховые туфли. Завернувшись поверх простыни в толстый плед, полячка села в кресло возле камина. После купания телом овладела блаженная истома, но на сердце по-прежнему было тоскливо, даже о голоде, томившем часа два или три назад, не вспоминалось. Ольга отщипнула от булочки маленький кусочек, прожевала без аппетита. – Как чувствует себя Александр Николаевич? – спросила она как можно равнодушнее, подавляя слезы обиды, готовые брызнуть из глаз. Саша даже не вышел, чтобы заступиться за нее перед Бенкендорфом, хотя ранен был не слишком серьезно. Неужели побоялся? Nie, как ни всесилен шеф жандармов, не может его слово перевесить слово наследника трона. Саша просто не захотел… – Князь Муранов почивают, – ответила Полина. – Илья Петрович, доктор, дал им микстуру снотворную. Ой, мне пора, – спохватилась она. – Цыпленок, верно, поспел. – Погоди, – остановила ее Ольга. – Значит, ужин графу понесешь ты? – после слов горничной у нее немного отлегло от сердца. Можно польстить себя надеждой, что Саша попытался бы помешать ее аресту, если бы не уснул после микстуры, которую доктор, возможно, дал ему по приказу коварного жандарма. – Да уж ни Дуньке, ни Палашке Карл Модестович столовый сервиз не доверит, – самодовольно ухмыльнулась Полина. В голове у полячки сверкнуло яркой молнией – снотворное, карт-бланш… – Ты можешь раздобыть той микстуры, которую пил князь Муранов? – Что это вы затеяли? – с подозрением насупилась горничная. Ольга прикусила губу. Жандармы, когда она им предъявит приказ об освобождении, конечно же, решат, что за него заплачено самой банальной ценой, какую может заплатить женщина мужчине, и возможно, новость не минует слуха Александра… ну и пусть! Пусть это уколет, если и не сердце его, то хотя бы самолюбие. Однако Полина наотрез отказалась подливать генералу снотворное, не помогла и вторая рубиновая сережка, обещанная давеча в награду за помощь. Горничная загорелась было, протянула руку, но тут же отдернула с испугом. – Tchórzliwy duszy! – в сердцах бросила полячка. – Вам терять нечего, а я на каторгу не хочу, – огрызнулась Полина, поворачиваясь, чтобы уйти. Калиновская догнала ее почти на пороге. – Принеси мне эту микстуру, я всё сделаю сама. – Как? – широко распахнула глаза горничная. – Это уже не твое дело. А твое – вот оно, – Ольга покачала у нее перед глазами рубином, – если поторопишься. Полина жадно сглотнула и выскользнула за дверь, через пять минут вернулась с пузырьком, получила вожделенный подарок и, еще задержавшись, чтобы помочь панне зашнуровать корсет, убежала на кухню за ужином для грозного гостя. Оставшись одна, Ольга быстро завершила туалет, скрепила прическу высоким черепаховым гребнем и последний раз взглянула на себя в зеркало. Рубины, стекая с шеи в глубокий вырез бального платья, мерцали хищно-красным блеском. Слишком вызывающим для смиренной арестантки, роль которой она собиралась играть. Полячка сняла колье и, набросив на голые плечи шаль, постучала караульщику. – Мне необходимо поговорить с графом Бенкендорфом, – сказала она, послав в приоткрывшийся дверной проем одну из тех просительных и одновременно кокетливых улыбок, что имеются в арсенале любой хорошенькой женщины для обезоруживания сильной половины человечества. Молодой жандарм мучительно покраснел и забормотал, что не имеет на этот счет никаких указаний от его высокопревосходительства. «Бедняжка», – мысленно пожалела его Ольга, вслух проворковав: – Так доложите графу, что я прошу его ау-ди-ен-ции, – последнее слово она произнесла сладким голосом, нараспев, повергнув несчастного караульного в замешательство, близкое к панике, и тут увидела Полину, с тяжело нагруженным подносом проплывавшую по коридору. Возликовав, как удачно она всё рассчитала, полячка проскользнула мимо жандарма и окликнула горничную. – Это ужин для его сиятельства? На подносе теснились блюда с цыпленком, рыбным пирогом, сыр, фрукты и графин вина. «Удержать бы», – промелькнуло в мыслях, когда она перехватила поднос из рук Полины. Жалобно всхлипнул бокал, задев хрустальный бок графина. – Если вы боитесь, что я убегу, – еще ослепительнее улыбнулась полячка окончательно обалдевшему жандарму, – вы можете проводить меня до комнаты графа. Заодно покажете дорогу. Он послушно пошел впереди, то и дело оглядываясь, потом постучал в какую-то дверь – к счастью, это оказалось недалеко, у Ольги с непривычки уже начинали неметь от тяжести руки, – и, услышав короткое «войдите!», предупредительно распахнул дверь перед арестанткой. – Dziękuję, – царственно кивнула ему полячка, переступая порог, и чуть не споткнулась на полушаге. Она не ожидала застать Бенкендорфа без мундира, в рубашке с расстегнутым воротом, полулежащим с книгой на кровати, – настолько не ожидала, что отчаянно смутилась, будто стала свидетельницей чего-то неприличного, и залилась румянцем до мочек ушей, не в силах произнести ни слова. Молчал и граф, ошеломленный ее появлением, а еще более – подносом со снедью у нее в руках. Неловкость нарушил молодой жандарм, который начал было бессвязно что-то объяснять начальнику; Бенкендорф, очнувшись, велел ему уйти, поднялся и, забрав у Ольги поднос, поставил на низкий столик. – Вам не стоило так обременять себя, сударыня. При звуке его учтивого, чуть суховатого, голоса она почувствовала, что успокаивается, и едва не рассмеялась над своим смущением. Почему бы шефу жандармов в часы, свободные от преследования государственных преступников, и не расстегнуть несколько пуговиц на рубашке? Не ложиться же ему спать, в самом деле, при шпорах и эполетах! – Я хочу извиниться за то, что испортила ваш мундир, – произнесла она тоном самого искреннего раскаяния. – Надеюсь… не безвозвратно? Он бросил мельком взгляд на расстегнутую рубашку. – Прошу прощения, сударыня, – и ушел за ширму в глубине комнаты, зашуршав там одеждой. Лучше и придумать было нельзя! Она достала из-за корсажа пузырек и выплеснула снотворное в графин с вином. Вино, к счастью, не изменило своего цвета, лишь на поверхности распустилось мутное пятно, и Ольга осторожно, чтобы нечаянно не звякнуть, качнула графин, взбалтывая его содержимое. Через минуту Бенкендорф вышел к ней уже в мундире, застегнутом на все пуговицы. Эполеты сияли, отчищенные, видимо, старательной корфовской прислугой. – Не откажите разделить со мною ужин, Ольга Адамовна, – он приглашающее подвинул к столику кресло. Она понимала, что граф облачился в мундир отнюдь не за тем, чтобы вернуть жандарма и приказать ему проводить арестантку до ее комнаты, но все же внутренне вздохнула с облегчением, что не нужно искать предлог задержаться. Любезность Бенкендорфа вполне отвечала ее планам. Или то была не любезность, а полицейское любопытство, и он рассчитывал в разговоре за ужином выведать истинные намерения поздней гостьи? Что ж, ему удастся об этом узнать… но только завтра утром.
Отправлено: 30.11.10 15:15. Заголовок: Gata пишет: В комод..
Gata пишет:
цитата:
В комоде Ольга неожиданно нашла несколько своих кружевных вещичек, позабытых тогда в спешке, и от восторга чуть не запела. Что за счастье, матка боска – избавиться от этого уродливого сарафана и полотняной рубахи с грубыми швами, вновь окунуться кожей в невесомую нежность шелка и кружев!
Настоящая женщина, я её уже люблю Gata пишет:
цитата:
Tchórzliwy duszy!
Ясное дело, не наша Олюшка, ей всё по плечу. Gata пишет:
цитата:
настолько не ожидала, что отчаянно смутилась, будто стала свидетельницей чего-то неприличного, и залилась румянцем до мочек ушей, не в силах произнести ни слова. Молчал и граф, ошеломленный ее появлением, а еще более – подносом со снедью у нее в руках.
Оленька умничка, но думаю, Беню на мякине не проведёшь(хотя, учитывая остоятельства, всё может быть)
Отправлено: 30.11.10 16:20. Заголовок: Gata пишет: Ольга п..
Gata пишет:
цитата:
Ольга представила шефа жандармов в тюлево-розовом интерьере Анниной спальни и, не удержавшись, прыснула. – Кто бы мог подумать, что генералу Бенкендорфу аромат пачули милее табака! – Даже порога не переступили, – сказала Полина, окатывая панну водой в последний раз и накидывая ей на плечи простыню. – Что я вам, стали ругаться, барышня? Водворились в первой попавшейся комнате, где была кровать
От этого эпизода я смеялась до слез
От пани я в полном восторге - какая женщина! Спасибо за такой насыщенный отрывок, жду дальше
Отправлено: 30.11.10 17:10. Заголовок: Gata пишет: Она не ..
Gata пишет:
цитата:
Она не ожидала застать Бенкендорфа без мундира, в рубашке с расстегнутым воротом, полулежащим с книгой на кровати, – настолько не ожидала, что отчаянно смутилась, будто стала свидетельницей чего-то неприличного, и залилась румянцем до мочек ушей, не в силах произнести ни слова. Молчал и граф, ошеломленный ее появлением, а еще более – подносом со снедью у нее в руках. Неловкость нарушил молодой жандарм, который начал было бессвязно что-то объяснять начальнику; Бенкендорф, очнувшись, велел ему уйти, поднялся и, забрав у Ольги поднос, поставил на низкий столик. – Вам не стоило так обременять себя, сударыня.
Приехали Дальше у них один выход "Или я ее веду в ЗАГС, или она меня ведет туда же"
Отправлено: 02.12.10 13:31. Заголовок: Полячка, немного пом..
Полячка, немного помедлив, будто колебалась, села в предложенное кресло. Граф ловко разрезал цыпленка, пирог, разлил по бокалам вино. Ольга не без тревоги следила, как рубиновая жидкость наполняет хрусталь, но мутный осадок исчез без следа. – Если бы мне кто-то еще неделю назад сказал, что мы с вами будем ужинать наедине, я бы сочла его злым шутником, – сказала она. – А я – добрым, – он чуть коснулся ее бокала своим, наклонившись к ней через столик. Ольга опустила ресницы, принимая комплимент. Шеф жандармов не только любезен, но и необычайно галантен. При этом пить почему-то не спешит. Она поднесла бокал к губам, чувствуя на себе взгляд Бенкендорфа. Неужели догадался или успел заметить, как она подливала что-то в графин? Чуть смочив губы вином, полячка поставила бокал на столик и решила, что теперь уместно будет грустно улыбнуться. – Вы сделали невыносимыми мои последние часы на свободе, но я признательна вам за старания скрасить первые часы ареста. Он слегка нахмурился и помедлил с ответом, однако, к великому разочарованию гостьи, не стал заполнять паузу вином, решив отшутиться: – Боюсь, если бы я пригласил вас на ужин в иных обстоятельствах, вы бы мне отказали. – Неужели в иных обстоятельствах вам бы захотелось пригласить меня даже на мазурку? – спросила Ольга и сама рассмеялась этому предположению. – Танцевать со мной было бы для вас безопаснее. – Безопасность – это так скучно, – пожала она плечами, сделав вид, что не поняла намека. – Да, я уже имел возможность убедиться, что вы отважная женщина, Ольга Адамовна. – Потому что я чуть не лишила вас мундира? – Потому что покинули Варшаву. – Это комплимент или упрек в безрассудстве? – спросила она, чуть склонив голову, не понимая, забавляет ее или раздражает этот пинг-понг двусмысленностей. – Как верный слуга государя, я должен был бы вас разбранить. – А как мужчина? – полячка с лукавым вызовом изогнула бровь. – Как мужчина – позавидовать, что это безрассудство совершено не ради меня. Он, разумеется, шутил, но Ольгу вдруг уколола непритворная грусть. У Саши не нашлось для нее доброго слова даже в шутку… Огоньки свечей озорно подмигнули ей, словно подбадривая. Странную манеру допроса избрал шеф жандармов. Впрочем, на допрос этот разговор не был похож, как не был похож и на обычную светскую болтовню. Не похож вообще ни на что. Бенкендорф, наконец-то, приблизил бокал ко рту. Ольга затаила дыхание… – Скверное вино, – поморщился он, пригубив. – Прикажите послать за другим, – пробормотала она, едва подавив вздох разочарования, – у барона Корфа, по слухам, богатая коллекция вин. – Мне кажется небезопасным продолжать знакомство с погребом барона, – усмехнулся граф. – Отведаемте лучше цыпленка – он, судя по виду, превосходно зажарен. Полячка подумала, что бессмысленно дольше изображать ленивый интерес к ужину и к собеседнику, и уже хотела удалиться, сославшись на головную боль, но застыла в кресле, пораженная внезапной мыслью. Мысль была дерзкая, Ольга даже испугалась ее в первое мгновение. …Утомленный ласками, Саша засыпал сладко и крепко. Настолько крепко, что не слышал ее последнего поцелуя и не знал, как она, боясь разбудить его громким вздохом или шорохом, часами лежала неподвижно, любуясь его ртом, лбом и носом, прекрасней которых не было на свете. Таяла от счастья и гордости, что стала его избранницей, что с нею, а не с другой воспаряет он к эмпиреям блаженства. Матка боска, и почему она так боялась поцеловать его крепче? Все равно бы он не проснулся… – Позвольте предложить вам крылышко. Или грудку? – не дождавшись ответа, граф положил ей на тарелку самый румяный и сочный кусочек, протянул руку к соуснику. Глядя на его длинные сильные пальцы, Ольга представила на миг, как они стягивают шелк с ее плеча, и, вздрогнув, неосознанным нервным движением стиснула на груди шаль. Но дерзкая мысль, однажды постучавшись, не желала уходить. «Ведь ты уже смирилась, что о тебе подумают как о бесстыдной соблазнительнице, – словно нашептывал ей кто-то невидимый, – осталось сделать последний шаг – стать ею…» С густой сединой, волосы его в отблесках огня из камина казались пепельно-бронзовыми. Он не молод, к тому же, целый день в седле… Едва ли ее стыд продлится долго. О матка боска, о чем она думает! – Вам холодно? – спросил он, заметив, что она поежилась. В комнате было жарко, но Ольгу бил мелкий озноб. Граф отошел и, поискав на прикроватном столике, вернулся с серебряной фляжкой, богато украшенной чеканкой. – С тех пор, как я отведал этот напиток в четырнадцатом году во Франции, все остальные утратили для меня очарование, – он плеснул коньяк в чистые рюмки, одну протянул Ольге. – Выпейте, это вас согреет. Но не делайте больших глотков, коньяк нужно смаковать, – уголки его губ тронула улыбка, – как подлинное удовольствие. Кто бы мог подозревать в угрюмом шефе жандармов эпикурейца? Она вдохнула бархатно-теплый, с чуть уловимым коричным оттенком аромат и, уступив соблазну упрямой мысли, одним быстрым глотком осушила рюмку. Ей показалось, что она проглотила комок огня: перехватило дыхание, слезы рванулись к глазам. Ольга сильно зажмурилась, потом несколько раз взмахнула ресницами, прогоняя с них влагу, и, наконец, увидела руку графа, протягивающую ей персик. У полячки достало силы только благодарно кивнуть. – Мне следовало подать вам противоположный совет, – заметил Бенкендорф по-прежнему шутливо, – тогда, быть может, ваше знакомство с напитком Наполеона имело бы менее плачевные последствия. Ольга надкусила персик. Он был немного водянистый, как и всякий оранжерейный фрукт. – Идти наперекор чьему-то совету – все равно, что его принимать. И в том, и в другом случае вы становитесь зависимы от советчика. – Но решение принять или отвергнуть зависит только от вас. – Это оправдание для тех, кто не способен найти иной путь, – презрительно бросила она. Комок огня разлился по телу приятным теплом, смывая последние обломки страхов. Шеф жандармов, едва приметно усмехнувшись, допил свой коньяк и откинулся на спинку кресла. – Вы проявили незаурядную изобретательность в поисках путей, как от меня сбежать. – Я и сейчас хочу от вас сбежать. – Я знаю, – кивнул он. – И знаете, что я подмешала вам в вино снотворное? – Я думал, что это яд. – Вы столь спокойно говорите об этом? – изумилась Ольга. – Меня многие ненавидят, я привык относиться к этому философски. – Вы ужасный человек, Александр Христофорович, – она тряхнула головой. – Вас невозможно смутить или вывести из себя. – А вам хочется меня смутить? – он снова наклонился к ней, опершись локтем на стол. Наклонился гораздо ближе, чем давеча, и полячку обожгло ощущение исходившей от него неотвратимой и опасной силы, – будто жаром полыхнуло от открытого огня, рассыпавшись по коже тысячами колючих мурашек, сердцу стало душно и немного страшно. Ольга вдруг испугалась, что ей не переиграть графа, не проникнуть под броню этой его иронической невозмутимости, но тут же мысленно обругала себя за робость. Признание о снотворном, хоть и сделанное почти на ощупь, достигло цели, Бенкендорф заинтересовался. Она чувствовала, что заинтересовался не только как жандарм. Поборов тревогу, Ольга принудила себя слабо улыбнуться. Пусть он думает, что ему удалось ее смутить. Она скорее бы умерла, чем призналась, что ему действительно это удалось. – С вашей стороны было необыкновенно мило предпочесть яду снотворное, – нарушил граф затянувшееся молчание. Полячка брезгливо выпятила нижнюю губку. – Хладнокровное убийство – фи! – и снова – словно по лезвию: – Мне всего лишь нужно было достать чистый бланк приказа с подписью императора. – Завидная осведомленность! – Бенкендорф покачал головой, не то с восхищением, не то с досадой. – Впрочем, – добавил он, чуть подумав, – вы могли слышать мою беседу с его высочеством. – От первого до последнего слова. Ольга опустила ресницы за мгновение до того, как их глаза встретились, но болезненно остро чувствовала на себе его внимательный взгляд. – Почему вы мне все это рассказали? «Потому что хочу вас соблазнить», – чуть не сорвалось у нее с языка. До сих пор ей не приходилось соблазнять мужчин. С младых ногтей, воспитанная честолюбивыми родителями, гордая шляхтенка впитала уверенность, что она – королева, что ее должны коленопреклоненно добиваться, а она выберет, разумеется, самого достойного. Александр был ее первой и единственной любовью. Среди придворных волокит, молодых и старых, от чьих назойливых домогательств красавица фрейлина часто не знала, где искать спасения, наследник выделялся приятным обхождением и подкупающей искренностью чувств. Она поверила ему, несмотря на то, что не была ни самонадеянной, ни наивной – просто полюбила и отдалась этой любви без остатка, до самого донышка, со всей страстью своей неистовой натуры. Сонм воздыхателей немедленно растаял, соперничать с цесаревичем не осмеливался никто. Любопытно – осмелился бы шеф жандармов? «Танцевать со мной было бы для вас безопаснее…» Она никогда не видела, чтобы Бенкендорф танцевал на балах. Всегдашняя мрачная тень рядом с императором. Голубой мундир, под которым, не понять – живой человек или глыба мрамора. – Потому что мне нечего терять… или потому что пьяна, – Ольга хихикнула, метнув на графа быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц. – Если я выпью еще глоток коньяка, то расскажу вам, и куда собиралась уехать с этой охранной грамотой. – Ни в коем случае, – с улыбкой возразил он, – я не хочу, чтобы наш ужин превратился в допрос. – Разве это не так? Граф взял ее руку и поцеловал, слегка коснувшись губами возле запястья. Обычный галантный жест. – Мне давно не доводилось делить вечер с такой очаровательной женщиной, и я бы не простил себе, если бы у вас осталось о нем меньше приятных воспоминаний, чем у меня. Голова немного кружилась. Ольга подумала, что состояние легкого хмеля позволяет ей не отнимать руку чуть дольше, чем диктовали приличия, но о них, к сожалению, по-прежнему хорошо помнил ее визави. Почувствовав, что пальцы ее свободны, она нервным жестом поправила волосы. Боже, где ее светские манеры… – Простая деревенская кухня имеет свои прелести, – непринужденно продолжал Бенкендорф, возвращая внимание собеседницы к остывшему ужину. – Мы избалованы в столице французскими поварами и не хотим допустить мысли, что цыпленок, зажаренный без ухищрений, может быть аппетитен, и даже весьма. – Вы полагаете, отсутствие изысканных яств – самое страшное, с чем мне придется столкнуться в сибирской ссылке? – хмыкнула Ольга, аккуратно отрезая кусочек пирога. Такому пышному тесту позавидовали бы и столичные кондитеры. – Я полагаю, что время и заступники способны смягчить суровость государя. Заступники… Что стоило Саше проявить каплю благородства, после того как он разбил ей сердце. Горькая слюна наполнила рот. – Меня отправят назад в Варшаву? «Хоть в монастырь – это их планы, не мои». Граф посмотрел на нее, кажется, с сочувствием. – Петербург был к вам более жесток. – Вы пытаетесь меня убедить, что его величество заботится о моем благе? – полячка с трудом удерживала гнев. Как он смеет ее жалеть! – Заботиться о вас его величество поручил мне, – примиряюще улыбнулся Бенкендорф, отвинчивая крышечку серебряной фляжки и наливая коньяк: Ольге – на донышко рюмки, себе – до половины. – Может быть, вам поручено и стать шафером на моей свадьбе? – рассерженная, она забыла о расчете пленить начальника тайной полиции и, лишь отбросив маску жеманства, почувствовала, насколько та ее тяготила. – Я бы согласился, если бы меня об этом попросили вы. На этот раз Ольга не успела опустить ресницы, и взгляд ее на несколько бесконечно длинных или бесконечно коротких секунд скрестился с взглядом графа. Вновь обожгло недавно испытанное тревожное ощущение. Она потупила глаза и провела пальчиком по тонкому ободку рюмки, рассматривая сотни хрустальных огоньков, мерцающих в золотистом напитке. Гнев куда-то улетучился. – Кто бы ни поднес мне в церкви кольца, я буду ими обязана вам, – вздохнула она и неожиданно улыбнулась. – Только не говорите, что я несправедлива – я сама прекрасно это знаю. – Вы не можете быть несправедливы, вы можете быть только обворожительны. Полячка сделала глоток коньяка – медленно, следуя отвергнутому недавно уроку, – терпкие капли, согревшись на языке, распустились теплым густым ароматом, бархатно обволакивая изнутри. Она ничуть не пьяна, только делает вид. И только делает вид, что ей приятны его слова. – Странно, но я начинаю привыкать к вашим комплиментам. – Странно, потому что они неуклюжи? – его голос был густой и глубокий, и такой же бархатный. Голос с коньячным ароматом? Право, ей больше нельзя пить, иначе в следующей фразе она расслышит брызги шампанского или пену балтийского прибоя. – Если я вам скажу, что они изящны, – к ней вернулось игривое расположение духа, – вы, пожалуй, решите, что вскружили мне голову. – Жаль, что это не так, – он наклонился к ее руке, все еще державшей рюмку с остатками коньяка, и поцеловал на сгибе пальцев – те чуть затрепетали, – граф, мягко разжав их, взял рюмку, повернул к себе тем краешком, где его касались губы Ольги, и допил последний глоток. Она еще готова была встретить шуткой его слова, но этот жест, вместе властный и интимный, и потемневший взгляд, которым он неторопливо и неотрывно пил ее, вдруг развеяли хмель веселья. Молодая женщина замерла, охваченная паникой. Царапнула мысль, что вот он настал, тот момент, которого она ждала и который стремилась приблизить, но она совершенно не знает, что делать, и что сказать, боится даже шелохнуться, а мужские ладони, теперь уже обе, сжимают ее безвольную руку, и его лицо, его губы всё ближе и ближе… За секунду до поцелуя, казавшегося неизбежным, Ольга резко отпрянула, стряхнув с себя морок оцепенения, и вырвала руку из плена нежного пожатия. Граф не повторил попытки приблизиться, лишь смотрел на нее, по-прежнему темно и тревожно, – от этого взгляда полячку из короткого озноба бросило в жар, и тут же охватили стыд и досада за неуместный испуг. Господи, как глупо! Тоже мне роковая соблазнительница – разволновалась, будто монастырская пансионерка, впервые оказавшаяся в обществе мужчины! Бенкендорф, несомненно, всё понял об ее игре. Почему он улыбается? Всё понял, но не желает отказываться от удовольствия, которое сулит доступность красивой арестантки? Самодовольный жандарм! Ольга ленивым жестом отщипнула от мускатной грозди маленькую веточку с двумя виноградинами, но есть не стала, лишь, дразня взгляд мужчины, провела по губам. – Вы слишком торопитесь, господин граф, – выдохнула она, понизив голос до чувственного контральто. – Разве я не разочаровал бы вас, если бы медлил? «К утру от вашей спеси останутся одни эполеты. Жаль, что я этого уже не увижу». Она разжала пальцы, роняя виноградины – рука графа успела подхватить их на лету. – Спокойной ночи, Александр Христофорович! – прошептала полячка, качнув прядью волос в дразнящей близости от его щеки, и, выскользнув из-за столика, направилась к двери.
Обещанного сиропа не нашла, разве что его хорошо замаскировали коньяком. Но ужин мне понравился, попытку Ольги удрать, и не увидеть оставшихся эполет жду с нетерпением. Спасибо.
– Боюсь, если бы я пригласил вас на ужин в иных обстоятельствах, вы бы мне отказали.
Интересно, Беня действительно и раньше хотел Ольгу пригласить на ужин? Он умный и совершенно правильно понимает что ему бы отказали.
Gata пишет:
цитата:
– Жаль, что это не так, – он наклонился к ее руке, все еще державшей рюмку с остатками коньяка, и поцеловал на сгибе пальцев – те чуть затрепетали, – граф, мягко разжав их, взял рюмку, повернул к себе тем краешком, где его касались губы Ольги, и допил последний глоток. Она еще готова была встретить шуткой его слова, но этот жест, вместе властный и интимный, и потемневший взгляд, которым он неторопливо и неотрывно пил ее, вдруг развеяли хмель веселья.
Вот ответ на вопрос Не мог Беня молниеносно попасться. Он на Ольгу уже раньше глаз положил. А наедине совсем голову потерял. Неудивительно. Пани - необыкновенная женщина. Мне очень понравился их разговор за ужином. БИО всегда достойны друг друга Что же там дальше, Гата. Ты оборвала на самом интересном месте. Если Ольга уйдет, как же карт-бланш. Со снотворным не получилось, а сбежать она не передумала
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 30
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Меня всё устраивает. Интимные подробности они на то интимные, чтобы о них догадываться 
) интересуюсь 
"Жандарма" чем-то напоминает, но посмотрим что там будет дальше.
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
