Ольга: (подходит к креслу напротив, опирается локотком на бальное платье, наброшенное сверху, после молчаливой паузы протягивает графу платок) Возьмите, у вас осколком зацепило бровь (у него серые глаза, серебряные пряди в волосах и он, кажется, задал какой-то вопрос…) Да, то есть, нет… (тушуется) Простите, вы что-то спросили? (раздается спасительный стук в дверь) Бенкендорф: (на несколько мгновений перемещается в мир, где нет его жандармских обязанностей, их величеств, пропавших бриллиантов и канкриновских роз, в мир, в котором всё просто и ясно – только руку протянуть; здесь можно прикоснуться к тому, к чему в обычном мире и трезвом рассудке и не помышлял прикоснуться, о чем вообще никогда не помышлял, слишком ценя свое время, чтобы тратить его на какие-то пустяки, но теперь почему-то кажется, что ерундой было всё, чем он занимался до сих пор; стук в дверь прозвучал очень не вовремя, или наоборот – вовремя, прервав крамольный оборот мыслей; слыша, но едва ли вникая в смысл ее слов, протягивает руку и берет у Ольги платок, произносит медленно, пробуя на вкус польский язык, в котором не упражнялся несколько лет) Dziękuję za troskę (благодарю за заботу). (прикладывая платок к оцарапанной осколком брови, направляется к двери, в мыслях по-прежнему нет никакой твердости; открывает, видит лакея с роскошным футляром в руках – ясно, для кого, но уточняет) Мадмуазель Калиновской? (получив утвердительный ответ, отбирает футляр и закрывает дверь, хлопнув ею громче приличного; кичливая золотая корона на крышке – для клиентов вроде Канкрина у «Ян и Болин» есть тиснение поскромнее; щелкает маленьким замочком, «прекрасное – прекрасной» бросается в глаза; рубины в самом деле не дурны, хоть и не идут к ее голубым глазам, но что ему за дело до этого, без его советов замечательно обойдутся; уже из одного упрямства выковыривает атласную подложку, поймав себя с поличным на мысли, что хочет найти там шифрованную цидулку от сообщника – увы; приводит футляр в порядок и кладет его на столик подле вазы с фруктами; не глядя на Ольгу) Приношу извинения за эту полицейскую формальность. Преступники часто прикрываются именами и обстоятельствами, которые у всех на слуху. Ольга: (услышав родной язык, приятно удивлена; каждую минуту, которую граф находился рядом, ей казалось, она теряла напрасно, а теперь ей внезапно стало жаль, что время летит так быстро) Nie ma za co (не стоит благодарности) (но наваждение быстро рассеивается, когда Бенкендорф бесцеремонно расправляется с футляром, предназначенным отнюдь не генералу; воображение подсказывает, что недавно также были досмотрены ее вещи и бумаги - губы дрожат, тем не менее, молча берет со стола бархатную коробочку, корона не оставляет сомнений – кто даритель, рассматривает содержимое и хмурится; стремительно направляется к дверям, распахивает – хорошо знающий свои обязанности лакей, кланяется и ждёт – протягивает ему футляр) Другого ответа не будет! (захлопывает дверь громче приличного и оборачивается к Бенкендорфу, более не сдерживаясь) С меня довольно! Кто дал вам право вести себя подобным образом? Мало того, что жандармы перерыли мою комнату, теперь вы выискиваете мифических сообщников на пустом месте! Вы не просто болван, (набрав в грудь воздуха, выпаливает) вы - wzdęty niezdara! (самодовольный болван) Бенкендорф: (то, что Ольга отказалась принять подарок цесаревича, обрадовало ненадолго – ее последующие слова и новая вспышка негодования укрепляют графа в мысли, что для этой женщины он был и останется лишь жандармом, взломщиком чужих секретов; все его попытки придать разговору мирное течение яростно воспринимаются в штыки, как и он сам; бесполезно стараться что-то изменить и злиться на себя, что ничего изменить не в силах, и все-таки, он не хочет оставаться в ее глазах тем, к чему приговорен ее предубеждением) Вам угодно считать меня болваном, Ольга Адамовна – извольте! Быть может, я и есть болван, и, скорее всего – именно болван, но если вы думаете, будто мне доставляет удовольствие портить вам настроение накануне бала… (испытывая угрызения совести за футляр с рубинами, вскрытый помимо служебных полномочий) Я здесь, потому что… (взрывается) да потому что, черт побери, всё сходится на вас – и ваша близость к государыне и к ее шкатулкам, и долговая яма, которая грозит вашему отцу, и еще десяток разных причин, которые, может, и кажутся мне неубедительными, но которые будут казаться тяжелейшими уликами его величеству, пока я не предъявлю ему доказательства вашей невиновности! Ольга: (за резкими словами скрывался совсем иной смысл - желание быть для него не только подозреваемой; это чувство пугает и вызывает внутренний протест сильнее нелепых обвинений, возможной немилости и ссылки в Польшу; от бессилия что-либо изменить глаза становятся влажными, отворачивается и нервно поправляет букет сирени в вазе, вспышка молнии за окном сливается со словами Бенкендорфа о долгах отца, внутри всё закипает с новой силой, возвращает графу его аллегорию) В заботе о капризном ребенке нянька не гнушается читать чужие письма! Вы… вы… жандарм, болван, wzdęty indyk! (в запальчивости, крепко сжав в руках букет, обрушивает его вместе с негодованием на ворот и эполеты графа, стремясь дотянуться до лица) Бенкендорф: (в первые секунды настолько ошарашен, что не препятствует сиреневой буре трепать его эполеты и бачки; опомнившись, делает попытку совладать с ситуацией) Ольга Адамовна, успокойтесь, прошу вас! Хорошо, я ни в чем вас не подозреваю, но мне нужны были какие-то основа… (не успевает увернуться от удара букетом по уху; в надежде повлиять на бурю шуткой) Вы хотите лишить тайную полицию слуха? (кашляет, поперхнувшись веточкой сирени) Да успокойтесь же, наконец! Ради вас самой - если сюда явится его величество, как мне прикажете объяснять, что вы не хотели меня убить? (безуспешно пытается отобрать у Ольги ее оружие, чем только сильней распаляет в ней ярость) Если вы немедленно не успокоитесь, мне придется, как строгой няньке, вас отшлепать! (ловит ее за плечи и прижимает к себе, чтобы лишить возможности размахивать руками и букетом, она барахтается, упираясь локтями ему в грудь, прядь ее волос задевает его щеку, становится жарко – отнюдь не из-за борьбы; стискивает ее крепче, другой рукой перехватив за талию, сирень колышется от ее гневного дыхания, щекоча ему подбородок) Простите, но я вас не отпущу, пока вы мне не пообещаете… (замечает слезинки на ее ресницах и понимает, что не хочет и не может отпустить эту женщину ни сейчас, ни завтра, ни через сто лет) Вы, конечно же, решите, что я сошел с ума, и даже, наверное, будете правы… (постепенно теряя контроль над своими словами и поступками) только не говорите мне сразу – нет (не давая ей сказать ни слова, накрывает ее губы поцелуем, крепче прижимая к себе). Ольга: (не ведется на его шутливый тон и метит букетом по макушке генерала) Я лишу вас не только слуха, но и зрения, пан жандарм. С ума сойти вам не грозит – у вас его нет! (в спесивой ярости не сразу замечает, что оказалась в кольце его рук) Что вы делаете? Отпустите меня немедленно! (его губы так близко) Не смейте ко мне прикаса… (слова тонут вместе с поцелуем, ветки сирени медленно падают под ноги парочке; ошеломлена произошедшим, а граф и не думает ослабить объятия, поднимает к нему пылающее лицо, смущена и возмущена одновременно) Вы заслуживаете пощечины. Пусть хоть весь фрейлинский корпус скажет вам – да, от меня вы этого не дождетесь! (отправляет пальчиком гроздь цветка, застрявшую в кружеве своего декольте, в петлицу графского мундира вместо бутоньерки) Отпустите же меня, Александр Христофорович! Горничная появится с минуты на минуту. Бенкендорф: (в звенящем голосе Ольги слышит нечто такое, что заставляет его сердце радостно забиться) Счастлив снести от вас тысячу пощечин, счастлив исполнить любую вашу просьбу, кроме одной – отпустить вас. (продолжая ее обнимать) Пусть хоть сама Афродита с Герой и Афиной скажут мне – да, я не от них жду ответа. И ни одной из них не отдал бы золотого яблока. Самая прекрасная женщина живет здесь, на земле. (одной рукой продолжая крепко прижимать Ольгу к себе, другой выуживает из ее волос, растрепавшихся во время борьбы, маленькую гроздь сирени и присоединяет к первой на своем мундире; чуть касаясь пальцами, мягким движением проводит по щеке Ольги, еще сильнее зарумянившейся от его ласки, не удержавшись, вновь наклоняется к ее губам) Понимаю, как вам нелегко согласиться стать женой напыщенного индюка и жандарма, но я обещаю исправить то, что возможно во мне исправить… (ловит ее руку и целует ладонь) И обещаю не торопить вас с ответом, готов ждать (нежно смотрит на нее) даже целый час. Ольга: (что он делает? зачем так целует? моргает пушистыми ресницами, чтобы прогнать наваждение, нет-нет, только не смотреть ему в глаза, надув губки, про себя) Если у нашей семьи финансовые трудности, это вовсе не означает, что я отдам руку самонадеянному жандарму, набитому деньгами, как пуховая перина. Именно так это и будет принято в свете. Но что мне свет – он и сам будет так думать! (хмурится и отнимает руку, вслух) У меня сто причин вам отказать. Одна убедительнее другой. И за час ничего не изменится.
Александр: (уже облаченный в парадный мундир для бала, стоит у окна, мечтая, в каких выражениях ему изъявят благодарность за подарок – в том, что тот будет принят, не сомневается) Наверное, она напишет что-нибудь сдержанно-холодное… О, я бы многое отдал, чтобы оказаться рядом в тот момент, когда она раскроет бархатную раковину и увидит, как сильно я ее люблю! (скрип двери, бросается навстречу вернувшемуся лакею, с нетерпением) Где от нее записка? Давай скорее! (лакей с поклоном протягивает ему футляр) Что это? (с недоумением открывает футляр, оттуда падает его собственная карточка) Что это?! (с закипающим гневом) Почему ты не отнес это ей?! (лакей, заикаясь от испуга, объясняет, что подарок был вручен по адресу, но мадмуазель Калиновская приказала отнести его обратно) Je n'en crois rien! (я этому не верю!) Ты лжешь! Ты передал ей мой подарок, а она приказала его вернуть?! Лакей: (бледный и дрожащий) Дверь мне открыл его сиятельство граф Бенкендорф, он взял коробочку, а я остался ждать ответа, как ваше высочество мне велели. Через несколько минут вышла мадмуазель… Александр: (перебивает) У нее в комнате был граф Бенкендорф?! Мensonge impudent! (наглая ложь!) (хочет поколотить лакея злосчастным футляром, но вспоминает про похищенные у maman бриллианты) Pauvrete! (бедняжка!) Этот gendarme brutal (грубый жандарм), наверное, мучит ее допросом! (лакею) У нее был расстроенный вид? (лакей подтверждает) О, ma pauvre petite! (моя бедная малышка) Терпеть жандармский произвол!.. (озаряет догадка) Вот почему она вернула рубины! Ее, несомненно, заставили! (решительно) Я должен ее спасти! (воодушевляясь) Да, я ее спасу, и благодарность распахнет для меня двери ее сердца, в которые я так долго и тщетно стучусь! (убегает)
Бенкендорф: (понимает, что ведет себя эгоистично, что девушка смущена и растеряна, и надо дать ей время прийти в себя, но выпустить ее из объятий абсолютно невозможно, сил хватает лишь на то, чтобы не смутить ее еще больше своей страстью; он чувствует, что ей не противен, и категорического «не хочу» не услышал, но чувствует и ее сомнения; какое-нибудь романтическое предубеждение, вроде того, что полячка не может выйти замуж за одного из высших сановников Российской империи, угнетателя ее родины… счастье, если препятствие состоит только в этом!) Сто причин? (улыбается) Значит, нет одной – настоящей. (ласково, но настойчиво приподнимает ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза) Я вас люблю. (легонько, едва касаясь, целует ее) Я вас люблю и хочу сделать счастливой. Если вы мне позволите… (наклоняется к ее ушку, обдавая его теплом своего дыхания) я докажу вам, как сильно этого хочу (прижимает ее к себе так сильно, что кажется, будто ее сердце бьется в его собственной груди). Ольга: (потрясена) Любите? Вы здоровы, Александр Христофорович? (прикладывает ладошку ко лбу графа, насмешливо) Когда же вы успели? Не тогда ли, когда я уронила книгу вам на ногу, или пока читали мои бумаги? (руки Бенкендорфа такие крепкие и губы такие горячие - ловит себя на том, что ей хорошо и надёжно в его объятиях; лёгкая истома накрывает девушку и остается пульсирующей точкой у пылающего пупка, испугавшись собственных чувств и желаний, пытается бороться сама с собой и возвращается к тягостным мыслям о долге) Вы меня осчастливите сию минуту, если покинете комнату и дадите мне переодеться к балу. Я пока не отстранена от своих обязанностей. Будем считать ваше предложение жандармской шуткой, граф. (делает попытку освободиться из объятий) Обещаю, никто не узнает об этом… маленьком недоразумении, и первую мазурку, если вы отпустите меня немедленно. Бенкендорф: (делает вид, что глубоко задумался) Гм… Нет, то, что вы предлагаете – это слишком много или слишком мало. (пресекает ее попытку отстраниться, крепче перехватив за талию) Слишком много для человека, который мог бы согласиться на такую замену, и слишком мало – для того, кто мечтает получить не только вашу руку, но и сердце. (смеется) Вы не находите, что я рассуждаю довольно здраво для больного? Или, может быть, ошиблись в диагнозе? Чтобы вам было удобнее меня обследовать… (сев в кресло, усаживает Ольгу к себе на колени, берет ее руку и прикладывает к своему лбу) Отсюда мы начинали, но как уже установили, причина недуга прячется не здесь. (медленно проводит ее ладонью по своему лицу, целует запястье и подушечки пальцев и, опустив ниже, прижимает к груди – слева) Вот где вы обнаружите все симптомы лихорадки, которую эскулапы и поэты именуют febris erotica. Вы спрашиваете, когда она началась? Позвольте мне сказать, когда она закончится – никогда! Готов поклясться вам в этом у алтаря, в присутствии протоиерея и двух свидетелей. Ольга: (не успевает ойкнуть, как оказывается в кресле на коленях Бенкендорфа - сопротивляться его обаянию трудно, не выдерживает и тоже улыбается) Александр Христофорович, от этого недуга в вашем возрасте оptimum medicamentum quies est (лучшее лекарство - покой). (повозившись попкой, в надежде, что граф ослабит хватку - не тут-то было, про себя, покраснев) Я, кажется, поторопилась с выводами. (вслух, почти равнодушно) К счастью, меня сей недуг миновал. Бенкендорф: (ухмыльнувшись) Всякий раз, садясь в седло, я себе говорю, что по нынешней моей солидности пора бы научиться ездить в карете, однако никак не могу себя заставить остепениться. Но коль скоро вы так заботитесь о моем покое и здоровье (нежно пожимает локоток), обещаю отныне пользоваться экипажем – за исключением тех случаев, когда вам захочется прокатиться верхом. Ольга: (как бьется его сердце, отнимает руку и невольно опускает глаза на своё декольте – только бы граф не заметил её волнения; глубокий вздох и бархатным голосом) Что если это я… (наматывает на пальчик шнурок от аксельбанта) украла парюру? Женитесь на преступнице? Бенкендорф: (ее бархатный голос и взволнованно вздымающаяся грудь в опасной близости от его губ – и блаженство, и суровое испытание; будто бы помогая ей удобнее устроиться, перемещает свою руку с девичьей спинки чуть ниже) Если бы бриллианты государыни украли вы, это было бы ужасно… (целует кружево у нее на плече) ужасно замечательно! Не хочу тратить время на их поиски в наш медовый месяц. (добирается губами до голого плеча) Мы исчерпали весь ваш список из ста причин? (готов уговаривать ее хоть до рассвета, хоть до второго потопа) Ольга: (возмущенно дернула за шнурок, фыркнув) У вас на все готов ответ. Вы рассуждаете так, будто наш брак – дело уже решенное! (губки бантиком) Если даже, что совершенно невероятно, я отвечу - да, кто помешает мне передумать до завтра?! (пожимает плечами и отстраняется от губ графа; новые, доселе неведомые ощущения, волнуют и кружат голову – когда же кончится эта сладкая пытка и пусть она не кончается; молния сверкнула неожиданно – вздрагивает, в распахнутых глазах плещется ужас, и утыкается в плечо Бенкендорфа, в руке остается оторванный клочок аксельбанта) Бенкендорф: (смеется, успокаивающе гладя ее по голове) Это не гроза, а фейерверк. Его величество решил, вероятно, что несколько бирюлек не стоят престижа империи, и дал распоряжение празднику начинаться своим чередом. (шутливо вздыхает) Жаль, что молнии нельзя заказать, подобно фейерверкам. (поглаживает Ольгины пальцы, примеряя воображаемое колечко) Не сердитесь, я всего лишь мечтаю вслух и вас пытаюсь соблазнить моими мечтами. Если даже, что совершенно невероятно, вы мне ответите - да… кстати, вы убеждены, что это совершенно невероятно? (смотрит на ее надутые губки, покладисто) Согласен, пусть невероятно… но если предположить (улыбается, предваряя протесты) только предположить! что невероятное произошло, и вы сказали – да… зачем нам ждать до завтра? (встает, подхватив ее на руки) Обвенчаемся прямо сейчас! Ольга: (его спокойствие передается и ей, какая она трусиха, в самом деле, приподнимает голову и случайно скользит губами по его щеке - как она ошибалась на его счет! бросая Бенкендорфу резкие и, в сущности, несправедливые слова, она сама в них не верила и пыталась за ними скрыть нежное чувство к этому странному и серьезному мужчине; оно росло и помимо её воли заполняло всё её существо) Если я и сержусь, то не на вас, Александр Христофорович. Juste le contraire (совсем наоборот). (избегая его взгляда) Вы действительно не в себе. Я не могу стать вашей женой. Отпустите меня, пожалуйста. Бенкендорф: (вздохнув, бережно опускает Ольгу и нехотя размыкает руки; замечает, что едва не наступил на букет сирени, поднимает ароматные ветки, изрядно потрепанные об его мундир, и ставит их в вазу на каминной полке) Ольга: (когда ноги касаются пола, испытывает смешанное чувство облегчения и разочарования; пока Бенкендорф занят букетом и не видит, прячет обрывок аксельбанта на груди; рука тянется к серебряному колокольчику, но, передумав, подходит к окну - оказывается можно быть счастливой и несчастной одновременно) Бенкендорф: (за окном серые петербургские сумерки и всполохи фейерверков на набережной, предметы в комнате теряют четкие очертания, растворяясь в полумраке; она упрямо твердит «нет», но трепет ее тела в его объятиях и нежное, пусть случайное, прикосновение губ - от этой женщины он не откажется за все блага мира; хочет зажечь свечи, но, передумав, возвращает канделябр на каминную полку, подходит к Ольге, отвернувшейся к окну, и кладет руки ей на плечи, мягко привлекая к себе, целует в волосы) Почему вы говорите – нет, когда вам хочется сказать – да? Ольга: (не отстраняясь, оборачивается к графу) Разве вы не понимаете? Пока моему отцу грозит долговая тюрьма, я не могу дать вам согласия. А если вы пошевелите хоть пальцем, тем более! (мягко, но уверенно снимает его руки со своих плеч; отчего он улыбается? голос дрожит от возмущения) Вы находите это глупым упрямством?! Бенкендорф: (улыбается еще шире) Я нахожу это самым милым на свете упрямством. (вздохнув) А вы до сих не верите, что я вас люблю, раз считаете, что для меня может иметь значение что-то, кроме вашего счастья. (скользнув руками на ее талию, прижимает к себе и долго целует) Если бы Збигнев Змановский не оказался связан с заговорщиками, за что я третьего дня подписал приказ об его аресте, я бы сам отправился в Варшаву и раздел его до нитки за карточным столом (снова поцелуи) чтобы вернуть вашему отцу состояние, а вам – спокойствие. Ольга: (это сильнее её – женщина всегда знает, кто её мужчина - за страстными поцелуями забывает обо всем, что бы ни было дальше – её сердце сделало выбор навсегда) Я верю! (как из тумана до нее долетают последние слова графа) Не понимаю… Пан Змановский арестован? (выходит, отец писал письмо, еще не зная, что кредитор-мошенник под стражей, и угроза долговой тюрьмы миновала; нервное напряжение этого дня покидало ее странным образом – барабанит кулачками по мундиру) Почему же вы не сказали мне об этом раньше! Неужели вы не понимали, почему я… Жандарм! Настоящий жандарм здесь и здесь (пальчик упирается сперва в лоб, а потом в грудь Бенкендорфа) Мой - любимый жандарм… (возвращает нежный и долгий поцелуй) Бенкендорф: (испытывает приступ острого, сумасшедшего счастья, какого не испытывал ни разу в жизни; она его за что-то ругала и колотила кулачками в грудь – ничего не слышит и не хочет понимать, кроме долгожданного признания, слетевшего с милых губ; нежный поцелуй и теплые руки у него на плечах – если бы можно было остановить время, чтобы эти мгновения длились вечно! спустя несколько упоительных минут понимает, что ему этого мало; берет ее лицо в руки и осыпает поцелуями глаза, щеки, губы) Хочу, чтобы ты была моей, навсегда, перед Богом и перед людьми. (крепко стискивает ее в объятиях) Ты будешь моей женой, Оля? Сегодня, сейчас? Ольга: (шквал поцелуев лишает ее возможности говорить в редких промежутках, когда губы оказываются свободными, шепчет) Да! (оба в счастливом забытьи, но шаловливый нрав побеждает - уворачивается от поцелуев и улыбается) У меня осталась еще девяносто девятая причина для отказа. Я не могу выйти замуж без отцовского благословения. Придется ждать (нарочито медленно загибает пальцы и вздыхает) не меньше недели. Обсуждение приданого и других формальностей… еще несколько недель. (какое счастье, что теперь она может это произнести, избавившись от мучительной неуверенности, что граф истолкует её согласие меркантильными интересами) Бенкендорф: (не выпуская ее из объятий) Твой отец нас уже благословил – если бы он не подарил мне такой чудесный повод подозревать тебя больше других, я бы сюда никогда не пришел, и… и не хочу даже думать о том, что было бы, если бы я сюда не пришел. Что до приданого и прочих формальностей… (легкая дрожь в ее голосе, когда она это говорила, и вырвавшееся раньше «неужели вы не понимали» вдруг всё ему объяснили; ругает себя, как он мог сразу не догадаться, что ее мучит – она так не похожа на других женщин, нежная, и страстная, и гордая; проводит пальцами по скромной нитке жемчуга у нее на шее, матово белеющей в полумраке) Я знаю, что для тебя это ничего не значит, и люблю тебя и за это тоже. В тебе нет ничего, чего бы я ни любил – и что узнал, и что мне еще предстоит узнать и тоже полюбить. (поцеловав ее, распахивает окно – в комнату врывается головокружительно чистый воздух, какой бывает только после грозы; внизу лениво плещется Нева, небо расчистилось от туч, с набережной доносится стук колес экипажей, везущих гостей на бал во дворец; сняв с себя мундир и набросив Ольге на плечи, усаживает ее на подоконник, сам присаживается рядом, обняв и целуя в ушко, шутливо) Мы разобрались с девяносто девятой причиной, какая будет сотая? Ольга: (самый лучший, умный, необыкновенный, любимый - он всё понял про неё; «пожилой кавалер» - невольно улыбается и целует его в рассеченную бровь – каждый прожитый им год она не отдаст ради пылких и таких же пустых признаний молодых светских повес) Если бы кто-нибудь утром мне сказал, чем закончится этот день, я уронила бы ему книгу не на ногу, а на голову. (ласково касается его щеки) Ты понравишься папА. Он, конечно, своенравный, как все Калиновские, но наивный и добрый. (вздыхает про себя, представив, как первые дни отец будет воздевать руки и восклицать: “Матка Боска! Мой зять – жандарм, угнетатель Польши!») Сотая причина… (делает серьезное лицо, но не выдерживает и улыбается) Сотую причину я не успела придумать. (вкладывает свою ладонь в его тёплую и сжимает их переплетенные пальцы) Если это сделает тебя счастливым, я согласна стать твоей женой прямо сейчас. Бенкендорф: Откроем новый счет – причинам нашего счастья (сжимает Ольгу в объятиях, сумерки окутывают слившуюся в страстном поцелуе парочку).
Отправлено: 26.06.10 19:04. Заголовок: Я... я просто не мог..
Я... я просто не могу говорить или писать! Руки дрожат от всех переполняющих чувств и эмоций! Глаза уже давно увлажнились слезами, а сердце бьется как маленькие куранты. Как написано! Даже не написано - прожито... Все - от первого до последнего слова! Не могу, не могу ничего сказать... Только пожалуйста, умоляю, не надо таких страшных слов, что сегодня продолжения не будет! Я не проживу целую неделю...
Отправлено: 26.06.10 19:21. Заголовок: Люди, я в обмороке. ..
Люди, я в обмороке. Глубоком и прятном. Я думала, что меня ничем не пронять. БиО могут. Только не говорите мне, что в продолжении они разбегуться из-за драгоценностей. НЕ ВЕРЮ!
Gata пишет:
цитата:
Позвольте мне сказать, когда она закончится – никогда! Готов поклясться вам в этом у алтаря, в присутствии протоиерея и двух свидетелей.
Не мужчина, а мечта
Gata пишет:
цитата:
(повозившись попкой, в надежде, что граф ослабит хватку - не тут-то было, про себя, покраснев) Я, кажется, поторопилась с выводами.
Стесняюсь спросить - это то, о чем мы с панной Ольгой подумали?
Gata пишет:
цитата:
Что если это я… (наматывает на пальчик шнурок от аксельбанта) украла парюру? Женитесь на преступнице?
Вот это поворот Не на того напала. Беню этим не проймешь. Никуда не денется, влюбится и женится.
Gata пишет:
цитата:
Вы рассуждаете так, будто наш брак – дело уже решенное!
Можно подумать - нет Дело было решенным, когда книга полетела на ногу.
Только не говорите мне, что в продолжении они разбегуться из-за драгоценностей. НЕ ВЕРЮ!
Есть много, друг Горацио, такого....
Olya пишет:
цитата:
Только пожалуйста, умоляю, не надо таких страшных слов, что сегодня продолжения не будет! Я не проживу целую неделю...
Опять шантаж? Нет, нет, сегодня и не просите, у графа еще оформление не готово к последним частям. Третье отделение не рассчитывало, что в три дня придется выкладывать то, что планировалось растянуть на неделю :)
Отправлено: 26.06.10 19:45. Заголовок: Лично у меня сегодня..
Лично у меня сегодня будет сладкий сон после такой проды Я готова потерпеть, но не неделю. Тут уж дудки Понимаю нетерпение Оли, поэтому поддержу её. Если граф расскажет что там будет дальше.... Наша благодарность будет безмерной и безразмерной
Gata пишет:
цитата:
Только в наших мечтах такие и существуют
Беня - это реальность, которую потрогать можно лишь пани Ольге
Gata пишет:
цитата:
(вкладывает свою ладошку в его тёплую ладонь и сжимает их переплетенные пальцы) Если это сделает тебя счастливым, я согласна стать твоей женой прямо сейчас.
Утираю счастливую слезу Графу очень и очень повезло с женой.
Отправлено: 26.06.10 20:00. Заголовок: Светлячок пишет: Я ..
Светлячок пишет:
цитата:
Я готова потерпеть, но не неделю. Тут уж дудки Понимаю нетерпение Оли, поэтому поддержу её
Ну хоть до завтра потерпите, если понедельник вам кажется сроком вовсе нереальным :)
Светлячок пишет:
цитата:
Графу очень и очень повезло с женой
Пани Ольга - женщина одна на миллион, на миллиард, на всю вселенную, поэтому в любой истории, где бы их ни свела судьба, граф старается не упустить своего счастливого шанса. Хотя слово "счастье" не способно выразить его состояние во всей полноте
Светлячок пишет:
цитата:
Беня - это реальность, которую потрогать можно лишь пани Ольге
Что бы о нем ни думали мы, сам граф не считает себя человеком таким уж выдающимся :) Но отдастся только в ручки очаровательной пани
Утираю счастливую слезу Графу очень и очень повезло с женой.
Я уже перечитала много-много раз последнее продолжение, и боюсь, потонуть в счастливых слезах. Как будто меня опутали волшебной паутиной. Ощущение полуобморочное, и предметы перед глазами кружатся... Думаю, если бы кто-то послушал со стороны, вызвали бы скорую незамедлительно. Но я знаю, вы меня поймете Больше никто не поймет
Отправлено: 26.06.10 20:12. Заголовок: Для уезжающих есть в..
Для уезжающих есть вариант - смс-ка после публикации на форуме, с кратеньким сообщением о самом главном, а подробности - сами прочитаете, когда приедете. Третье отделение не просто идет вам навстречу - галопом несется! А вы его потом обижаете
Olya пишет:
цитата:
Думаю, если бы кто-то послушал со стороны, вызвали бы скорую незамедлительно. Но я знаю, вы меня поймете Больше никто не поймет
Еще как поймем Но скорую вызывать не надо - лично я лечиться не хочу :)
Ну, вот. Выложили проду, а читатели в обмороке. Мы с Гатой, дамы человеколюбивые, поэтому пока обмороки и прочая не закончатся, не станем выкладывать окончание детективчика. У нас на носу праздник, а народ с нашатыркой у носа
Светлячок пишет:
цитата:
Стесняюсь спросить - это то, о чем мы с панной Ольгой подумали?
Светлячок пишет:
цитата:
Беня - это реальность, которую потрогать можно лишь пани Ольге
Отправлено: 27.06.10 11:25. Заголовок: Теперь понимаю, поче..
Теперь понимаю, почему на меня произвело сильнейшее впечатление. Написано так, как будто я находилась рядом и всё видела своими глазами. БиО у Розы и Гаты получаются такими, что дух захватывает. Голубочки О такой любви можно только мечтать, чтобы сразу и навсегда. Не зря мы клянчили от них что-нибудь об этой паре
Gata пишет:
цитата:
Вы… вы… жандарм, болван, wzdęty indyk! (в запальчивости, крепко сжав в руках букет, обрушивает его вместе с негодованием на ворот и эполеты графа, стремясь дотянуться до лица)
цитата:
Понимаю, как вам нелегко согласиться стать женой напыщенного индюка и жандарма, но я обещаю исправить то, что возможно во мне исправить… (ловит ее руку и целует ладонь) И обещаю не торопить вас с ответом, готов ждать (нежно смотрит на нее) даже целый час.
Очень люблю разборки у БиО
Gata пишет:
цитата:
Ольга: (потрясена) Любите? Вы здоровы, Александр Христофорович? (прикладывает ладошку ко лбу графа, насмешливо) Когда же вы успели?
Ольга не была бы сама собой, если бы это не сказала Влюбиться можно моментально, а потом годами мучить себя и любимого человека. Мы это видели в БН Граф не такой закомплексованный нытик, чтобы годами скрести затылок. Оля могла служанкой полы в доме Бени мыть, он не стал бы долго думать, а женился на ней
Gata пишет:
цитата:
(добирается губами до голого плеча) Мы исчерпали весь ваш список из ста причин? (готов уговаривать ее хоть до рассвета, хоть до второго потопа)
Какой мужчина!
Gata пишет:
цитата:
пока Бенкендорф занят букетом и не видит, прячет обрывок аксельбанта на груди; рука тянется к серебряному колокольчику, но, передумав, подходит к окну - оказывается можно быть счастливой и несчастной одновременно) Бенкендорф: (за окном серые петербургские сумерки и всполохи фейерверков на набережной, предметы в комнате теряют четкие очертания, растворяясь в полумраке; она упрямо твердит «нет», но трепет ее тела в его объятиях и нежное, пусть случайное, прикосновение губ - от этой женщины он не откажется за все блага мира; хочет зажечь свечи, но, передумав, возвращает канделябр на каминную полку, подходит к Ольге, отвернувшейся к окну, и кладет руки ей на плечи, мягко привлекая к себе, целует в волосы) Почему вы говорите – нет, когда вам хочется сказать – да?
Оленька такая трогательная. Спрятала память о нём. Думала, что ничего у них не получится Гордая Беня всё понимает. Очень проникновенно написано. Я всплакнула.
Gata пишет:
цитата:
спустя несколько упоительных минут понимает, что ему этого мало; берет ее лицо в руки и осыпает поцелуями глаза, щеки, губы) Хочу, чтобы ты была моей, навсегда, перед Богом и перед людьми. (крепко стискивает ее в объятиях) Ты будешь моей женой, Оля? Сегодня, сейчас? Ольга: (шквал поцелуев лишает ее возможности говорить в редких промежутках, когда губы оказываются свободными, шепчет) Да!
Я могу это читать сначала и до конца, с конца к началу
Gata пишет:
цитата:
(вздыхает про себя, представив, как первые дни отец будет воздевать руки и восклицать: “Матка Боска! Мой зять – жандарм, угнетатель Польши!»)
Представила эту сцену
Gata пишет:
цитата:
Бенкендорф: Откроем новый счет – причинам нашего счастья (сжимает Ольгу в объятиях, сумерки окутывают слившуюся в страстном поцелуе парочку).
Мы совсем забыли про то, что кто-то что-то украл. Это теперь уже не имеет значения От БиО оторваться невозможно! Я присоединяюсь к просьбам о продолжении. Буду очень признательна авторам
Они еще насмехаются! Ну погодите, погодите, я вам это еще припомню!
Правильно, Олик. Такое иезуитство спускать никак не можно
Алекса пишет:
цитата:
БиО у Розы и Гаты получаются такими, что дух захватывает. Голубочки О такой любви можно только мечтать, чтобы сразу и навсегда. Не зря мы клянчили от них что-нибудь об этой паре
Теперь проду клянчим с протянутой рукой. Как что хорошее, так не дождёшься.
Алекса пишет:
цитата:
Мы совсем забыли про то, что кто-то что-то украл.
Если это не волнует главного жандарма, мы то чего должны переживать У Шарочки брюльянтов полный шкаф. Что-нибудь нацепит.
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 60
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Благодарите графиню - граф не может отказать только ей 
Не на того напала. Беню этим не проймешь. Никуда не денется, влюбится и женится. 
Дело было решенным, когда книга полетела на ногу.
Понимаю нетерпение Оли, поэтому поддержу её. Если граф расскажет что там будет дальше.... 
Графу очень и очень повезло с женой. 
Нет, ну вы только посмотрите! Жестокие, жестокие!! Они еще насмехаются! Ну погодите, погодите, я вам это еще припомню! 
О такой любви можно только мечтать, чтобы сразу и навсегда. Не зря мы клянчили от них что-нибудь об этой паре 
Граф не такой закомплексованный нытик, чтобы годами скрести затылок. Оля могла служанкой полы в доме Бени мыть, он не стал бы долго думать, а женился на ней 
Гордая 
Беня всё понимает. Очень проникновенно написано. Я всплакнула. 
От БиО оторваться невозможно! Я присоединяюсь к просьбам о продолжении. Буду очень признательна авторам 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
