Бедная Настя - клуб поклонников сериала

ЛЮБОВЬ И ОГУРЦЫ

Усадьба барона Корфа, сочельник, пять часов вечера

Владимир: (не очень трезвый, спускается по лестнице, на ходу пытаясь попасть в рукав сюртука, кричит) Гришка!
Григорий: (вбегает) Чего прикажете, барин?
Владимир: Помоги одеться!
Григорий: (помогает барону втиснуться в сюртук) К праздничку принарядились, Владимир Иваныч?
Владимир: Да уж не для того, чтобы перед тобой покрасоваться. Пусть сани часов в десять подадут, к службе ехать. (подумав) Нет, рано не поеду. Князь Долгорукий с разговорами пристанет, что две дочери не замужем, другие соседи начнут в гости звать, или, хуже того, сами в гости набиваться… (Гришке) Вели запрягать к одиннадцати.
Григорий: (поклонившись) Будет исполнено, барин! (уходит)
Владимир: (оставшись один, бродит по гостиной, зевая от скуки, подходит к столику с напитками, берется за графин, но тут слышит звуки рояля из соседней комнаты, морщится и идет туда) Неужели у крепостных в этом доме нет более полезного занятия?

В музыкальном салоне за роялем в траурном платье сидит Анна.

Анна: (играет что-то заунывное из Баха) Первое Рождество без дядюшки. Третьего дня сороковины были. (вздыхает) Княжны Долгорукие на службу нарядные приедут... (смотрит в своё глубокое декольте, увидев пупок, удовлетворенно начинает наигрывать что-то веселенькое) Нет-нет, я скорблю по дядюшке. Иван Иванович был добр и всегда дарил мне к празднику подарки. От молодого самодура снега зимой не дождёшься. Об обещанной дядюшкой вольной лучше и не напоминать. Хоть бы руки не распускал и на том спасибо. (замечает в дверях Владимира, подскакивает с вытянувшимся лицом, делает книксен) Что прикажете, Владимир Иванович?
Владимир: (две минуты задумчиво изучает декольте Анны, когда глаза начинают съезжаться к переносице, встряхивает головой и переводит взгляд на ее ухо) Я тебе приказывал не играть, когда я сплю?
Анна: (пока барон изучает её декольте, рассматривает узоры на обивке стены; когда эффект достигает апогея) При дядюшке вы никогда не жаловались на бессонницу, Владимир... Иванович. (про себя) Играла, играю и буду играть!
Владимир: (передразнивает) «При дядюшке…» Отец слишком много тебя баловал! Гаммы, тряпки, побрякушки… Что это на твоей голове? (протягивает было руку к Анниному локону, но отдергивает руку и прячет за спину, ворчит) Таким только пыль с рояля сметать… (переводит взгляд на пустую рюмку в другой руке) Не видишь, что мне нечего выпить? Другая бы уже с поклоном графинчик поднесла, а ты только ресницами хлопаешь. Нет уж, сам налью, а то еще разобьешь. (идет к графину и наливает, продолжая ворчать) Огурчика бы хоть солененького догадалась подать… (кричит через плечо) Ступай в погреб и принеси мне соленый огурец! Можно два. И побыстрее, как там… в темпе аллегро!
Анна: (когда барон протягивает руку к её локону, переводит взгляд с обивки на лепнину на потолке; на фразу об огурчике с трагедией в голосе) Почему, почему вы меня так ненавидите?! (демонстративно кланяется по-русски в пояс) Слушаюсь, барин! (гордо задрав нос, уходит)
Владимир: (захлопнувшейся двери) Ненавижу? Кого? (хочет выпить, но ставит рюмку на пюпитр) Подожду закуску.

Усадьба барона Корфа, сочельник, шесть часов вечера

Анна: (пытается отодвинуть щеколду на двери в погреб) Как только Варвара её каждый день открывает?! (упирается коленом в дверь) Огурчиков ему захотелось! (в отчаянии ударяет кулачком по задвижке) Лучше в постель, чем в погреб. Ой, то есть наоборот. (щеколда отскакивает, дверь со скрипом открывается; вздыхает) Как тяжело быть крепостной! (берет в одну руку подсвечник, в другую тарелку и начинает спускаться в темноту) Холодно… (ёжится) Налево вино и водка, бочки с капустой и огурцами должны быть там... Ааааааа, ойййййййй… (спотыкается обо что-то на лестнице, падает, свеча гаснет)
Владимир: (сидя возле рояля, одним пальцем выстукивает на клавишах гамму, вздыхает и томится, поглядывая на рюмку водки) Куда она запропастилась? Сам бы я уже двадцать раз и принес, и закусил… (фыркает) Не хватало еще, чтобы барин сам за закуской бегал! (сердито хлопает крышкой рояля, рюмка подпрыгивает на пюпитре; едва успев поймать ее, пока не расплескалась, смотрит на часы) Это она мне назло! Поди, и не ходила никуда, а у себя в комнате французские романы читает… Ну, задам я ей!.. Только сначала закушу (опрокинув в себя рюмку водки, решительным шагом направляется на кухню, из которой ведет в погреб дверь) Ну и темнота! Хоть бы фонарь над входом повесили, бездельники… всех отец распустил… (продолжая ругаться на крепостных оптом и в розницу, берет свечку и начинает спускаться по лестнице в погреб, спотыкается обо что-то на ступеньке и с грохотом летит вниз) Черт побери!
Анна: (ползает в темноте, пытаясь нащупать на полу свечку) Так и знала, что добром это не кончится! Сон дурной ночью видела, будто Владимир в кресле развалился, а я перед ним, стыдно сказать в чем, танцую. На шее у него лента голубая, и так мне хочется ухватиться за нее и затянуть потуже… Проснулась. Теперь и не знаю, дотянулась или нет. Ой! (ударяется головой о бочку, тянет носом) Нашла! Принесу этому самодуру огурцы, пусть подавится. (в этот момент на лестнице раздаются шаги, потом грохот, ругань, и рядом приземляется что-то большое и тёплое) Кто здесь? Помогите!
Владимир: (продолжая ругаться, пытается встать на ноги, сосчитав лбом все оказавшиеся рядом бочки и бочонки) Взорвать бы вас ко всем чертям вместе с этим ущельем… тьфу! погребом… (шарит в темноте руками, пытаясь найти опору, натыкается на что-то шелковое, благоухающее французскими духами, забивающими аромат вожделенных соленых огурцов, хватает за лодыжку, но не может понять, что это такое) На крысу не похоже… (зажимает другой рукой ухо от визга) Кто здесь? Стрелять буду!
Анна: (с визгом пытается отнять из чужих рук ногу, по знакомому баритону и чертыханиям узнает барона) Отпустите меня немедленно! Вы-то что тут делаете? (высвобождает ногу, теряет равновесие и плюхается в корзину с подозрительно треснувшим под ней содержимым)
Владимир: (по интонациям и тонкости косточек опознав, наконец, Анну) А ты-то здесь за каким… (вспомнив, что сам ее сюда и послал, кое-как выпрямляется, цепляясь за край бочки, ворчит) Сил не было тебя дожидаться, сам за огурцами пошел. Что ты тут застряла-то? Решила тайком разговеться? (слышит звук падения и треск, на ощупь спешит на помощь, вытаскивает Анну из корзины, рукой отряхивая с ее юбки что-то мокро-скользкое вперемежку с хрустящим) Небось, яиц дюжин пять раздавила, а то и целую сотню. Такой яичницей (смеется) целую роту можно разговеть!
Варвара: (заходит на кухню, напевает) Коляда, коляда,
Накануне Рождества!
Тетенька добренька,
Пирожка-то сдобненька
Не режь, не ломай,
Поскорее подавай.
(замечает приоткрытую дверь в погреб) Опять Полька забыла дверь запереть! Вот бестолковая девка. Три раза повторила – галантин на холод отнесешь, дверь запри. (подходит, закрывает дверь на задвижку, берет со стола сочиво и уходит в столовую)
Анна: (вместе с Владимиром отряхивает с юбки раздавленные яйца, надувшись) Всё из-за вас. Никакого терпения. (передразнивает барона) «Ступай в погреб и принеси мне соленый огурец». Подождать не могли? Обязательно надо было в сочельник надраться? (оба поднимают головы на шум сверху, слышен лязг задвижки) Нас заперли! Теперь будем тут сидеть пока все со службы не вернутся. (раздраженно) Можете начинать разговляться уже сейчас, Владимир Иванович, так как до наступления Рождества мы не дотянем, превратимся в мороженое. (чихает)
Владимир: (не сразу приходит в себя от возмущения) Из-за меня?! По-твоему, я виноват в том, что ты ничего не умеешь делать, только на рояле тренькать? Такое пустяковое дело – огурец принести – и то тебе поручить нельзя! (поддергивает рукав сюртука, запускает руку в бочку, выуживает огурчик и сердито хрустит) Ну, заперли и заперли, замерзнем, так хоть с голоду не помрем. (улыбается невидимой в темноте улыбкой) И мне не придется выслушивать поздравления от князя Долгорукого, какое счастье! (вспомнив про Аннино декольте, снимает сюртук и сует ей) На вот, оденься… Меньше надо на ткани экономить, сейчас бы не чихала.
Анна: (сердито отпихивает от себя сюртук) Мои платья – не ваша забота. Это я ничего не умею делать?! Посмотрим. Замерзайте себе на здоровье, а я в вашей компании не останусь! (решительно поднимается по ступенькам, держась для верности за стену, стучит в дверь) Варя, открой! Это я - Анна!
Владимир: (снизу, посмеиваясь) Стучи энергичней, дольше не замерзнешь! Это тебе не венский рояль «Бёзендорфер», это русская двухвершковая дверь – хоть из пушки пали, снаружи не услышат. (выуживает из бочки второй огурец, хрустит) Разве это жизнь? Водку пил без огурцов, теперь огурцы жую без водки.
Анна: То есть, как не услышат? Вы что хотите сказать, что мы тут будем сидеть, пока на стол накрывать не начнут?! Это… это еще несколько часов! (начинает барабанить в дверь с удвоенной силой) Выпустите нас! (отбив кулаки, поворачивается на хруст огурца внизу) Все ваши интересы только и вертятся вокруг – где бы выпить, чем бы закусить. Помогли бы лучше, Владимир Иванович, крикнули погромче командирским тоном, глядишь, кто и услышит.
Владимир: (дожевав огуречную попку, орет громовым голосом) Двеееерь! Напрааааво! Шааааааааагом марш! (разводит в темноте руками) Не слушается. Разжалую на конюшню! (достает третий огурец)
Анна: (в сторону) Идиот! (в другую сторону) Красивый идиот! (вниз, барону) Не хотите помогать, не надо, только избавьте меня от ваших кавалерийских шуточек. (начинает спускаться, снова обо что-то спотыкается на лестнице и стремительно летит в темноту) Ааааааааааа…
Владимир: (ловит Анну на руки, уронив огурец) Опять я без закуски по твоей милости! Не то уронил, надо было тебя. (ставит Анну на ноги, нащупав у нее на плечах пупырышки от холода, укутывает ее в свой сюртук) Для твоей же безопасности. Иначе я тебя по гусиной коже приму в темноте за Варин галантин и съем! (сам чихает) Пока не превратился в пломбир, надо чем-то согреться. Ты ничего не имеешь против пломбира с коньяком? (пробирается на ощупь между бочками с огурцами и грибами к винным припасам)
Анна: (закутывается в сюртук барона) У Вари галантин выходит божественный! При дядюшке всегда на Рождество подавали. (нахмурив бровки) А не хватит вам, Владимир Иванович? По вашей пьяной милости, мы в погребе замурованы. (шарит в темноте по полкам) Где-то же должно быть… Нашла! (радостно нащупала запасной подсвечник)
Владимир: (добравшись в темноте до бутылки) Нашел!
Анна: (зажигает свечу; в слабом свете вырисовывается высокая фигура барона в белой рубашке с бутылкой коньяка в руке)
Владимир: (зажмурившись от света и чуть не выронив бутылку) Предупреждать же надо! Даже полезное дело не можешь сделать без вреда! (подбросив в воздухе бутылку, ловит ее жонглерским движением, одновременно выбив пробку) Вот как надо! (достает с полки две кружки, сдувает с них пыль и паутину, разливает коньяк, одну кружку протягивает Анне) А что у нас с закуской? (оглядывается и видит расставленные на холоде рождественские разносолы – шпигованные окорока, студни, заливного осетра) С закуской гораздо лучше, чем с дровами! (подсаживает Анну на бочку, сам садится рядом, ставит на колени блюдо с заливным) Не пальцем же это резать? (Анне) Дай шпильку!
Анна: (на жонглерскую выходку барона только хмыкает; удобнее устраивается на бочке и берет кружку) Если только, чтобы согреться… (вынимает из прически гребень из слоновой кости, хихикнув) Чем не вилочка?! (изобразив на лице скорбь) Не побрезгуйте, барин. (протягивает гребень Владимиру)
Владимир: (хохотнув) Не едала ты похлебку из солдатского котелка! (разламывает гребень на две половинки, одну сует Анне, другой начинает кромсать заливную осетрину)

Часы в столовой бьют одиннадцать, входит Григорий, в нарядной рубахе и новом тулупе, валенки держит под мышкой, чтобы не натоптать на надраенном паркете.

Григорий: Барин, сани поданы, как вы прика… (оглядывается, видит только Варвару, которая хлопочет у стола; сглотнув слюну при виде праздничных яств) Варя, а барин-то где? Велел к одиннадцати, Никитка уже запряг.
Варвара: (в третий раз уже переставляет туда-сюда закуски, пытаясь найти гармонию между сочивом, рыбником и грибным жульеном; Григорию) Я тебя хотела спросить, где Владимир Иванович. Какой час кручусь у стола, не видела, чтобы спускался. И Аннушка куда-то запропала. (приподнимает скатерть и заглядывает под стол) Аня? Нету. Да не стой ты столбом, в спальне барина посмотри. Никитка к саням примёрзнет, пока ты повернешься. (задумчиво, разглядывая стол) Заливное подам, как со службы вернемся, а галантин с окороками сейчас из погреба достану.
Григорий: Никитка не замерзнет, на нем тулуп двойной и штоф в кармане. А Аннушка – за роялем, поди, где ж ей еще-то быть? С метлой или за мытьем тарелок я ее ни разу не замечал. Пойду барина поищу – набрался уже, небось, придется на себе в сани тащить. (поднимается по лестнице)
Варвара: Кто куда, а я в погреб (уходит, напевая колядки)
Господин, господа,
Господинова жена,
Двери отворите
И нас одарите!
Пирогом, калачом
Или чем-нибудь еще!
Григорий: (не найдя барина в спальне, заглядывает во все подряд двери, зовет) Владимир Иваныч! (по коридору идут горничные в нарядных сарафанах) Полька, Дашка, вы барина не видали? (девки смеются над его портянками) Чего хохочете-то? Ишь, расфуфырились, как лошади на ярмарку! (сердито засовывает ноги в валенки) Хватит зубы скалить, пошли барина искать! А то будет нам всем на орехи, если Владимир Иваныч службу проспит.

Усадьба Корфа, сочельник, одиннадцать часов вечера

Владимир и Анна сидят, тесно прижавшись, друг к другу, левая рука девушки продета в один рукав сюртука барона, правая рука Владимира в другой; оба изрядно подшофе.
Анна: Владимир… ик… Иванович, скажите, ну почему вы меня так ненавидите… ик?!
Владимир: (тоже икая через слово) С чего ты взяла… ик… что я тебя ненавижу? Это ты меня… ик… н-ненавидишь… Нос всегда к потолку… фу-ты, ну-ты… барином ругаешь… что я тебе такого сделал… ик… что ты меня так ненавидишь?
Анна: (отрицательно мотает головой и роняет её на плечо Владимира) Это ты… ик, вы меня ненавидите, а я вас боюсь. Как мне прикажите вас называть, если я крепостная. Барин и есть… ик… самодур и бабн… грубиян.
Владимир: (обиженно) Боишься? Я что, похож на крокодила? (рассматривает свое кривое отражение в пузатой бутылке) А в свете меня называют красавчиком… Красавчик Корф – звучит? Ха-ха! После каждого бала мундир в помаде и этом… ик… как его… чем нос пудрят… Надоело! (обнимает Анну) Какой я тебе барин? Отец вольную написал, в сейфе лежит… хотел подарить тебе на Рождество… (вытирает кулаком слезу) Я так скучаю по старику…
Анна: (про себя) Кто бы сомневался, что в Петербурге ты весь в помаде! (вслух, пустив слезу) Мне так не хватает моего доброго дядюшки. (теснее прижимается к Владимиру открытой грудью) Это правда, вы хотели мне вольную подарить? Ах, Владимир… ик… вы такой, такой…милый, когда захотите. (без особого энтузиазма) Теперь я смогу воплотить мечту дядюшки и стать актри… ик… сой.
Владимир: (крепче обнимает Анну) В актрисы? В эти, которые (делает пальцами замысловатое движение) па-де-де и тру-ля-ля? Не отпущу! Мне скучно будет… одному… без тебя… (пытается сконцентрировать взгляд на ее лице) Какие у тебя глаза голубые… ик… цветочки есть такие, анютины глазки… анютины губки… (переводит взгляд на ее декольте) анютины… ик… в общем… нет, я не хочу со всем этим расставаться!
Анна: (резко перестает икать, возмущенно пытается отодвинуть от себя Владимира) Как я могла хоть на минуту предположить в вас благородного человека! Глазки, губки – я для вас всего лишь вещь! Скучно ему, видите ли, игрушка живая понадобилась, словно я медведь дрессированный. (пытается соскочить с бочки и выдернуть руку из рукава сюртука) Оставайтесь здесь и напивайтесь до зеленых чертей, они вам и па-де-де и тру-ля-ля изобразят!
Владимир: (застегивает сюртук, чтобы Анна не могла выскользнуть) Что я могу поделать, если у тебя такие красивые глазки и губки? В целом мире ни у кого таких нет, тем более у каких-то зеленых чертей! (крепко целует ее) Дураком буду, если тебя отпущу. (снова целует) Анечка, если ты меня бросишь, я застрелюсь, даю тебе слово офицера и дворянина! (заплетающимся языком) Я тебя… я… (в сторону) Пропадать, так пропадать! (громко) …люблю!
Анна: (для вида еще немного брыкается и обмякает в объятиях Владимира; елейным голоском) Конечно, ты этого не достоин, но я не позволю тебе застрелиться. Я не такая эгоистка… ик… как считают в усадьбе. Остаюсь, любимый! (обнимает Владимира и целует)
Варвара: (открывает дверь в погреб, светит впереди себя, спотыкается на лестнице) Галантин? Ах, Полька, вот лентяйка, сказала же, чтобы поставила его на полку, а она, бестолочь, блюдо на лестнице оставила. (слышит какую-то возню, подсвечивает: внизу, не обращая ни на что внимание, целуются Владимир с Анной) Батюшки мои! (смёется) А мы вас обыскались.
Григорий: (заглядывает через Варварино плечо) Под всеми кроватями в доме проверил!
Никита: (румяный от мороза и от водки, заглядывает через другое Варино плечо) А я к облучку чуть не примерз! (стыдливо прячет бутылку в карман)
Владимир: (оторвавшись от Анны, смотрит наверх) Варя, не ругайся, но мы съели заливную осетрину. Гришка, тащи наши с Аней шубы, к службе ехать пора! (снова целует Анну, между поцелуями - прислуге) А самое главное – не забудьте нам завтра напомнить, что мы должны обвенчаться!

Конец.