Бедная Настя - клуб поклонников сериала

Из нафталинового :)

* * *

Название: «Ванька для битья»
Жанр: юмор/мелодрама
Герои: МА, ПМД, ИИ, доктор Штерн и др.
Сюжет: житейская история
Примечание: написано в 2008 году

Двое играли в песочнице. Девочка сосредоточенно лепила куличики, а мальчик с завистью за ней наблюдал, потому что свои ведерко и совочек оставил дома, но идти за ними было лень. К тому же у него болела коленка, которую вчера пнул Ванька из четвертого подъезда. Сегодня Ванька носа не показывал, и правильно делал – с таким фингалом под глазом лучше не смешить народ.
- Машка, дай ведерко! - подергал мальчик соседку по песочнице за розовый капюшон курточки.
- Не дам! - Машенька показала ему язык.
- Жадина-говядина! - мальчик вскочил и ногами в два счета расшвырял любовно выстроенные на деревянном бортике куличики.
Над песочницей и всем двором разнесся громоподобный рев: «Маааамааааа!!! Меня Петька обижааааааааааает!!!»
- Ах ты, ябеда! - рассвирепел Петька и хотел оттаскать ее за короткие косички, но тут где-то рядом пронзительно прозвенел колокольчик: «Дети, в школу собирайтесь!»
И двое побросали в песочнице совочки с ведерками, шагнули через несколько лет и сели за школьную парту.
- Дай списать! - Петя толкнул Машеньку локтем в бок.
Машенька в ответ показала ему язык и повернулась боком, закрывая от него свою тетрадку. Месть, как и в песочнице, не заставила себя долго ждать.
- Жадина-говядина! - и пухлый учебник математики опускается на голову с русыми косичками.
Вездесущий Ванька протягивает из-за соседней парты ногу и пинает Петю по коленке, уже знакомой с твердой подошвой его ботинок.
«Тоже мне, защитник нашелся!»
И на Ванькину голову обрушивается уже не один учебник, а целый портфель. Но снова переливчатая трель колокольчика не дает нашим героям добраться до драматической развязки и забрасывает их на несколько лет вперед.
Долговязый Петя со смешно торчащими ушами на бритой «под ноль» голове неловко одергивает короткую гимнастерку и пытается удобнее устроить пятку внутри кирзового сапога на два размера меньше положенного.
- Ты будешь меня ждать, Маш?
- Конечно, буду, Петенька! - нежно целует его хорошенькая блондинка, а сама кокетливо стреляет глазками в сторону, где маячит сволочь Ванька со стильной прической и в цивильном костюмчике цвета маренго – этому пижону повезло не провалиться на вступительных экзаменах.
«Погоди, Ванька, два года пролетят быстрее, чем ты думаешь!»
Через два года бравый сержант Долгорукий взбегает, перепрыгивая через три ступеньки, по парадной лестнице дворца бракосочетаний и пинком сапога распахивает двухстворчатые двери:
- Машка выйдет только за меня!!!
Проныра Ванька успевает лягнуть его по многострадальной коленке, прежде чем вылететь в окно вместе с букетом и свидетелем.
Невеста, поправляя сползающую на лоб белоснежную фату, аккуратно расписывается в толстой загсовской книге: «М. Долгорукая».
Свадебную ночь новобрачный проводит в отделении милиции. Молодая жена льет слезы, пытаясь разжалобить сурового дежурного, а потом шепчет, пытаясь обнять своего Петю через разделяющие их прутья решетки:
«Я очень-очень-очень счастливая, потому что ты есть у меня!»
«А ты – у меня!» - тянется он к ней губами.
Машина времени, звеня невидимым колокольчиком, несет их через годы.
«Петенька, забери Андрюшу из садика!»
«Маша, Лиза опять подралась с Ванькиным Вовкой! Когда ты, наконец, займешься ее воспитанием?!»
«Петр, меня не волнует дефолт, Сонечке нужно поступать в Суриковское училище!»
«Что делала Ванькина колымага у нашего подъезда?!»
«Почему воротник твоей рубашки испачкан помадой такого же цвета, как у вашей главбухши Марфы?!»
«Для кого ты собралась делать пластическую операцию?!!!»
«И когда же ты угомонишься, хромой волокита?!!!»
Заявление в суд, развод и раздел имущества.
Ванька, лысый, но бодренький (ничего ему не делается, старому черту, проглотил валидол - и снова, как огурчик!) дает свидетельские показания, чьих денег больше – Марьи или Петра - было вложено в строительство четырехэтажного особнячка в элитном поселке Двугорском, и что Марфа Егорова устроилась в фирму Долгорукого по его, Ивана Корфа, протекции…
- Так вот кто подсунул ему эту главбухшу! - в негодовании вскакивает с места Марья Алексеевна, гневно сверкая глазами на гладко-фарфоровом после искусной пластической обработки лице.
- Ну, Ванька, тебе конец! - заносит Петр Михайлович пафосную трость с золотым набалдашником над лысой макушкой извечного соперника и коварного интригана.
И супруги Долгорукие дружно, бок о бок, принимаются валтузить того, кто почти полвека отравлял им существование, а после избиения, трогательно обнявшись, садятся в такси и едут в уютный особнячок, где на четырех этажах, не считая гаражного, будут мирно доживать свой век – теперь уж до конца вместе.
«Спасибо, Илья Петрович!» - от души благодарит Андрей Долгорукий доктора Штерна и вручает ему пухлый конверт с гонораром.
«Ваш метод – это фантастика! Вы помирили наших родителей!» - радостно щебечут сестры Соня и Лиза, вслед за братом благодаря кудесника-доктора.
Илья Петрович самодовольно улыбается. Он и сам знает, что его метод – это революция в семейной психологии. Но пока, увы, слава об этом методе не покинула пределов Петербурга, а так хочется приобрести широкое признание, баснословные доходы и собственную клинику!
Возле обшарпанной пятиэтажки, где в ожидании всемирной известности доктор Штерн арендует комнатку под офис, останавливается роскошный «форд» с московскими номерами.
Молодой человек преуспевающего вида выбирается из-за руля, протягивает визитку с претенциозными золотыми буквами по темно-синему глянцу: «Александр Романов»:
- Доктор, вы, говорят, творите чудеса? Мои предки крезанулись на старости лет - подают на развод. Помогите водрузить их крыши на место!
- Благодарю покорно, - вмешался Иван Иванович Корф, пряча в карман конверт со своей долей гонорара, - но изображать Ваньку для битья я больше не буду!
- Суть моего метода заключается в том, что у каждой супружеской пары есть свой Ванька, - поучительно изрек Илья Петрович. – Так сказать, квинтэссенция латентных мотивов, которые извлекаются из потаенных глубин памяти с помощью третьего лишнего, вымещаются на нем посредством легкого членовредительства и навсегда покидают подсознание…
Александр Романов с уважительным видом внимал словам доктора, а Иван Иванович, прикрывая шляпой синяк под левым глазом, удалился восвояси, жалея, что когда он разводился с Володиной матерью, доктор Штерн еще не изобрел свою революционную методику, лишив его возможности сделать долговязого Петьку хромым на обе ноги.

«Лернейская гидра»

(Страшная сказка)

Warning: поклонникам В+А читать с осторожностью

Лифт застрял, не доехав до тринадцатого этажа считанных сантиметров. Лакированный и респектабельный, как дорогая иномарка, он с плавной стремительностью пожирал расстояния между этажами, но вдруг споткнулся и виновато замигал красным глазом на панели управления.
Свет, вздрогнув, погас, и в обрушившуюся темноту выплеснулся испуганный женский вскрик. Но то был не визгливо-истеричный вопль, что царапает слух и нервы, а нежное и романтически-слабое «ах!», способное в любом мужчине пробудить рыцарское желание броситься на помощь.
И рыцарь не замедлил явиться.
- Не бойтесь, сейчас включится аварийное освещение, - произнес бархатный, исполненный теплой уверенности баритон.
Но темнота вместо этого стала еще непроницаемей, окутавшись зловещей тишиной, словно чья-то невидимая рука набросила и подоткнула со всех сторон толстое ватное одеяло, не пропускавшее ни света, ни звука.
- Мы… не упадем? – мелодичный голосок дрожал от тревоги.
- Я бы больше опасался застрять в этом чертовом ящике на весь уик-энд, - ворчливо отозвался второй баритон, в отличие от первого источавший холод сарказма.
- Не пугай девушку, Корф! – если бы у голоса были брови, то сейчас бы они, наверно, сурово нахмурились. Нахмурились, чтобы тут же разгладиться: - Успокойтесь, Анечка, это не может быть надолго.
Тот, кого назвали Корфом, презрительно хмыкнул и, судя по суетливому шороху, принялся шарить у себя по карманам.
- Но почему так темно? – робко поинтересовалась девушка.
- Потому что сейчас вечер пятницы, и все электрики давно сидят с пивом или с подружками у своих телевизоров и смотрят матч «Аргентина» - «Ямайка», - раздраженно бросил Корф.
Больше всего на свете Аня Платонова, сотрудница юридического отдела строительной компании «Романикс», боялась темноты. Однажды, когда она была еще школьницей, старая цыганка с уродливой бородавкой на крючковатом носу прошипела ей: «Бойся темноты!», - и в чувствительной Анечкиной душе с той поры навечно поселился страх. Он был многоголов, как Лернейская гидра и простирал кольцеватые щупальца подобно сказочному исполинскому спруту, пожиравшему целые острова, но когда Аня умоляла электрика Никиту отключить щиток, от которого питался механизм лифта, она старалась не думать о своем страхе.
Именно так Катька Нарышкина из рекламного отдела заполучила Сашку Романова, сына главного босса - год назад, в этом же самом лифте. Четырех часов совместного заточения Сашке хватило, чтобы оценить все Катькины прелести и влюбиться в них до марша Мендельсона, на зависть десяткам молоденьких сотрудниц, грезивших о дофине «Романикса». Владимир Корф носил ранг пониже, хотя тоже был в компании не последним человеком - начальником юротдела, но Анечка любила его совсем не за это. Она любила бы Владимира, даже если б он работал простым курьером, потому что у него пронзительные глаза цвета маренго, и непослушная черная челка, падавшая на высокий умный лоб, и насмешливый баритон, и улыбка…
Откуда ей было знать, что за секунду до того, как за ними захлопнутся двери лифта, туда вбежит запыхавшийся архитектурный гений Михаил Репнин, который никак не должен был оказаться в офисе в этот поздний час, потому что предпочитал творить свои шедевры дома?! Анечка чуть не заплакала от отчаяния. Почему, ну почему она такая невезучая? Что теперь делать? Не звонить же, в самом деле, Никите, чтобы сказать – всё отменяется, пусть лифт едет вниз и встретится, как ему положено, с первым этажом, а не висит на хрупких тросах обманутых надежд где-то в центре огромного, пустого, погруженного во мрак здания!
- Можно же позвонить с мобильного! – радостно воскликнул Михаил и, в свою очередь, зашуршал по карманам. – Не работает… - пробормотал он озадаченно минуту спустя. – Что за чертовщина?
- Не знаю, черт это был или кто другой, но парень очень ловкий, - ворчливо заметил Корф, невидимо чем-то щелкая, - потому что отрубил одним махом свет, мобильную связь, а заодно и газ в моей зажигалке.
Страх положил свои мохнатые лапы Анечке на плечи и прошептал в ухо скрипучим голосом старухи-цыганки: «Бойся темноты!» Холодок ужаса пробежал по спине, невидимыми молоточками отстукивая по позвонкам, как по ксилофонным клавишам, мелодию в такт этим словам, а где-то рядом заворочалась в темноте, поднимая все свои девять голов, Лернейская гидра.
- Пожалуйста, включите свет! – жалобно всхлипнула девушка, непослушными пальцами пытаясь расстегнуть замок сумочки, готовая позвонить электрику – будь что будет! – но вспомнила, что позвонить нельзя, и горько расплакалась, и тут кабина неожиданно вздрогнула, скрежетнула, будто откашливаясь и распрямляя затёкшие члены, и резко взмыла вверх, набирая разбег, а потом ухнула вниз, как сорвавшееся с цепи ведро в колодце, и всё завертелось вокруг, зазвенело, завихрилось, со свистящим хлопком лопнули тросы - или то лопались от оглушительной скорости барабанные перепонки в ушах заложников взбесившегося лифта?
А лифт между тем продолжал падать - стремительно, неумолимо, решив, наверное, пробить земной шар насквозь и вынырнуть где-нибудь в знойном Акапулько или на изумрудных просторах Океании, и казалось, не будет конца этому головокружительному падению… но вдруг всё остановилось.
- Добро пожаловать: дно света! – весело и громко сказал Корф.
На дне света царила та же тьма египетская, что и на тринадцатом этаже «Романикса», откуда сверзились три ее сотрудника.
- Должен же быть здесь выход! – воскликнул Михаил, ударяя кулаком по стенке.
- Если нет, выломаем дверь, - произнес Владимир, невозмутимый, как сфинкс.
Словно испугавшись его угрозы, двери лифта-беглеца послушно раздвинулись.
- Ах!
Аня в испуге схватилась за рукав Михаила, а Корф бесстрашно шагнул вперед, подставив лицо порыву морозного ветра.
- А в Москве-то сейчас асфальт плавится! – он зачерпнул пригоршню снега и, скатав крепкий снежок, запустил им в лохматую ворону, что сидела на нижнем суку какого-то дерева. Ворона, возмущенно каркнув, свалилась в сугроб.
В ночном небе плавал кровавый желток луны, озаряя мутным светом незнакомый и даже немного зловещий пейзаж: заметенные снегом руины каменной ограды с двумя столбами на месте бывших ворот, голые черные деревья, цеплявшиеся друг за друга корявыми ветвями, а за деревьями – силуэт какого-то здания.
Аня чихнула. Михаил и Владимир дружно, как по команде, стащили с себя пиджаки, однако внимательный глаз заметил бы, что первый сделал это, движимый самой горячей заботой, а второй – лишь по долгу вежливости. Но Анечке было не до подобных мелочей, и, ощутив на своих плечах пиджак Владимира, еще теплый его теплом, она испытала ни с чем не сравнимое блаженство.
Михаил, чьим пиджаком пренебрегли, обиженно втиснулся в него обратно и, по колено увязая в снегу, побрел в сторону дома, который выглядел таким же заброшенным, как и сад вокруг.
Входная дверь болталась на одной петле, пустые окна зияли черными провалами, и из них на Анечку дохнуло давешним страхом, а, вскинув глаза, она увидала на обвалившемся фронтоне несколько едва различимых букв. «Б», «йс», «тмно»… «Бойся темноты!» - вдруг прочитала она и громко вскрикнула.
Ее спутники устремили любопытные взоры туда же, но никаких букв не узрели.
- Конец восемнадцатого века, расцвет русского классицизма, - авторитетно изрек Михаил, бывший знатоком не только современной архитектуры. - Дорические колонны, строгий антаблемент…
- Эрудит Мишка, - криво усмехнулся Корф.
- А ты знаешь всё про законы и про то, как их обойти, - парировал Репнин.
Владимир ногами раскидал снег с крыльца и потянул на себя ржаво заскрипевшую дверь.
- Войдем?
Аня отчаянно замотала головой, но Михаил взял ее под руку и успокаивающе произнес:
- Не бойтесь, я с вами!
И потянул ее вслед за Корфом, уже скрывшимся в глубине загадочного дома.
В передних комнатах полы замело снегом, на стенах топорщились обрывки штофных обоев, а в одном из простенков висело мутное, изъеденное трещинами зеркало. Анечка заглянула в него и, там, среди трещин, ей померещилось лицо старой цыганки, шевельнувшей сморщенными губами… «Бойся темноты!»
Пытаясь сдержать крик, девушка зажала рот руками. Ей сделалось так жутко, что она даже позволила Мише себя обнять и уже не искала глазами фигуру обогнавшего их Владимира.
Вдруг впереди мелькнула тонкая полоска света. Корф по-хозяйски, без стука, распахнул дверь, и всех троих окатила волна сырого тепла с запахом плесени и чего-то сладко-тошнотворного. Маленькая комнатка без окон напоминала театральную подсобку, куда свалили за ненадобностью бутафорскую рухлядь – старые кресла, комоды без ящиков, гробы напольных часов и ржавые подсвечники. Чадя, горел полуразрушенный камин, возле которого за колченогим столом сидел лысый старик, как две капли воды похожий на жуликоватого главного бухгалтера «Романикса» Андрея Платоновича Забалуева. Старик был одет в чудной костюм по моде позапрошлого века и держал в руках серебряные нож и вилку, а на тарелке перед ним лежал ломоть мяса, политый бурым соусом.
- Владимир Иваныч? – приятельски обратился он к Корфу. – Добро пожаловать! Вы, верно, пришли узнать, не я ли отравил вашего батюшку?
- Моего батюшку? – оторопело пробормотал Владимир – оказывается, и он мог растеряться.
- Да-да-да, вашего батюшку, барона Ивана Иваныча Корфа, - радостно закивал старик, - которого схоронили третьего дня. Только должен вам сказать, что в его смерти я не повинен, потому что не давал яда княгине Марье Алексеевне, она сама его у меня украла и подсыпала барону в бренди.
Владимир недоуменно переглянулся с подоспевшими спутниками.
- Куда мы попали?
- Давайте вернемся обратно! – взмолилась Аня.
- Я бы рад, но – как? – развел руками Михаил.
Хозяин сделал им приглашающий жест:
- Прошу разделить со мною ужин, молодые люди! Увы, по нынешней скудости могу предложить вам только два блюда – жареную ляжку шурина моего Андрея Долгорукого, да супец из его же ушей…
Старик приподнял крышку супницы, в которой бурела мутная похлебка.
- Почти никакого навару-с, - сокрушенно покачал он головой. – А в былые-то времена, что за парни в моих деревеньках водились – кровь с молоком! Такой нежной печени вы, небось, никогда не едали… А копченые ягодицы? А чресла, вареные в меду? Только не нужно называть меня людоедом, - добавил он, заметив, как трое гостей, побледнев, отшатнулись к двери. – Ведь что такое людоед? Людоед кушает людей, но разве мои родственники князья Долгорукие – люди? Вы только поглядите, какую они у меня проели плешь! – он указал на свою лысину вилкой. – Вредные, никчемные существа! Возьмите хоть тещу мою, Марью Алексеевну – зачем она отравила мышьяком барона Корфа, сделав его непригодным в пищу? Впрочем, Иван Иваныч и без мышьяку был бы мало съедобен-с, - закручинился зловещий гурман, - стар и вял, мясцо сухое - не доваришься…
- А сами-то вы кто такой? – спросил Корф, поборов отвращение. Его спутники и вовсе не могли вымолвить ни слова.
Старик хохотнул.
- Ай, и шутник вы, Владимир Иваныч! Али забыли, как я драл вас за уши, когда вы отроком воровали вишни в моем саду? Ваши тогдашние-то уши да в нынешнюю бы мою скудную похлебку! – мечтательно закатил он глаза. - По уезду говорят – испортился нрав у господина Забалуева, зело грозен стал предводитель дворянства… А откуда бы ему взяться, доброму расположению духа? На завтрак, обед и ужин одни князья Долгорукие, а в них ни вкусу, ни аромату, мясо в зубах вязнет… - он поковырял у себя во рту зубочисткой и бросил вожделенный взгляд на Анечку. – Нежной девичьей грудинкой я бы, пожалуй, полакомился… а то и пальчики тоненькие в охотку погрызть… Уважьте старика, Владимир Иваныч, подарите барышню на десерт?
У бедной Анечки потемнело в глазах. Кровожадный спрут с девятью головами Лернейской гидры впился в нее алчными щупальцами, ломая косточки, разрывая в клочья живую плоть…
Дико вскрикнув, девушка опрометью бросилась вон.
- Анечка, подожди! Куда ты? – Михаил, спотыкаясь и налетая на косяки, побежал вслед за ней сквозь анфиладу пустых темных комнат.
- А не поужинать ли мне вами, Владимир Иваныч? – лукаво подмигнул последнему гостю господин Забалуев, с аппетитом причмокнув губами.
- Провалитесь к чертям с вашим ужином! – рявкнул Корф, опрокидывая на него тяжелый стол со всей сервировкой и устремляясь вдогонку Ане и Михаилу. Оглушительный грохот за его спиной возвестил о том, что это пожелание странным и загадочным образом исполнилось.
«Ведь приснится же такая дрянь! – думал Владимир, ныряя между падающими с потолка балками. – Не надо было вчера так напиваться…»
Задыхаясь и отплевываясь от пыли, он выбежал на улицу, а дом, задрожав, как рассерженный вулкан, начал шумно изрыгать из своего нутра кирпичи и доски, в воздух взлетали куски антаблемента, дорических колонн и прочих архитектурных излишеств, которым мог бы дать название Михаил Репнин, если бы он в ту минуту, забившись со своими товарищами по несчастью в кабинку лифта, не разыскивал лихорадочно на панели управления заветную кнопку… Пуск!
Поддетый обломком каминной трубы, лифт взмыл к самой луне, грозя размазать ее кровавый желток по черному противню неба, но не долетев до ночного светила, застрял где-то между тринадцатым и четырнадцатым этажами башни «Романикса», покряхтел, поворчал, возвращаясь в наезженную колею, и уже чинно доплыв до нужного этажа, разъял челюсти механических дверей и выбросил путешественников в утро рабочего понедельника.
- Привет, Корфуша! – Катька, жена дофина Сашки, фамильярно похлопала по плечу не успевшего опомниться Владимира и брезгливо сморщила носик: - Фу! Чем это ты изгваздался?
Корф недоуменно перевел взгляд на свой пиджак, с которого стекали на светлый пол какие-то бурые капли.
- Тебя главный ждет - по твоей записке про Забалуева, - бросила Катька и шагнула в лифт, но вдруг, истошно заверещав, выскочила обратно.
Сбежавшиеся на Катькины вопли любопытные сотрудники сгрудились у входа в лифт и тут же брызнули в разные стороны, издавая не менее громкие крики. Лакированные стенки кабины были заляпаны пятнами крови, а на полу в красной луже сиротливо валялась миниатюрная дамская сумочка.
- Где Аня? – деревянным голосом спросил Михаил.

- У современных девиц отвратительный вкус, а всё диеты, крем антицеллюлитный, - ворчал лысый старик, сбрасывая в мусорный мешок недоеденное жаркое. – Конечно, цены этот электрик заламывает просто бесстыдные, и вырезкой делиться с ним приходится, но чем травиться нынешней дрянью, лучше переплатить и спуститься за экологически чистым мяском в год эдак 1840, а то и годков на тридцать пониже, чтобы Долгорукие в тарелку не лезли… Да и риска меньше, а то, ишь, - прислушался он к завыванию сирены на полицейском «бобике», увозившем в тюрьму Владимира с Михаилом, - сколько шуму подняли из-за какой-то секретарши…
Главный бухгалтер строительной фирмы «Романикс» Андрей Платонович Забалуев, сыто икнув, осведомился у компьютера, что счет в некоем иностранном банке регулярно пополняется благодаря придуманной им хитрой схеме, и отправился доложить генеральному директору Николаю Павловичу Романову, что записка о мошенничествах в бухгалтерии, составленная убийцей и людоедом Владимиром Корфом, - ложь и грязная клевета.

Написано в 2008 году