Издание второе, одобренное цензурой III Отделения :)
От автора: В октябре этого года исполнится восемь лет со дня премьеры БН и семь - с выхода в свет первого кадра "Параллельного сценария". В честь этого двойного юбилея я решила отряхнуть от нафталина свой первый фик по БН, который на сей момент остается и самым крупным моим произведением. Жанр - фарс, классика, с отступлениями разной степени от основного сюжета.
Отправлено: 02.09.11 19:02. Заголовок: Кадр 1. За кулисами ..
Кадр 1. За кулисами домашнего театра в поместье Корфов
Полина что-то шьет, быстро орудуя иголкой, Карл Модестыч, сладко жмурясь, пересчитывает ассигнации. Полина: (перекусывая нитку) Уф! Целый день с этим платьем вожусь, а все никак на себя подогнать не могу. Модестыч: (на секунду оторвавшись от приятного занятия) А чье платье-то переделываешь? Уж не Анькино ли? Полина: Было Анькино, а теперь мое! (напяливает на себя шелковое платье, расставленное в боках и на лифе кусками ситца) Да разве Аньке со мной сравниться?! Iвабра шваброй, то ли дело – я! (любуется своим отражением в зеркале, качая пышными бедрами) Модестыч: У тебя – фигура, у Аньки – талант… Полина: Какой у нее талант?! Ей старый барон все главные роли отдал за то, что она его по ночам ублажает! Модестыч: (слюнявит палец, продолжая считать деньги) Да нет, стар наш хозяин для таких забав, и сердчишко у него пошаливает… А по вечерам Анька ему Ветхий завет читает, сам слышал. Полина: (фыркает) Ветхий завет! Тоже мне скажете! (с любопытством) А откуда у вас столько денег, Карл Модестович? Модестыч: Не твое дело! Но, если будешь со мной ласкова, куплю тебе новое платье – и не на нашей двугорской ярмарке, а в Петербурге, в модном французском магазине! Полина: Я буду ласкова! (запрыгивает к Модестычу на колени) Уж как я буду ласкова!.. (обхватывает его за шею и звонко чмокает в губы) Модестыч: Да подожди ты, дура! Ну вот, все деньги из-за тебя рассыпал! (стряхивает с себя Полину и начинает собирать упавшие ассигнации) Полина: Я помогу! Модестыч: Не мешай! (бьет ее по рукам и отбирает прихваченную бумажку) Полина: (обиженно) Вот всегда вы так, Карл Модестыч: то «приласкай», то «не мешай»… Сами не знаете, чего вам надо! Модестыч: Знаю я, знаю, только не сейчас… (лихорадочно пересчитывает деньги и бледнеет) Тут только половина… Ты украла?! А ну, выворачивай карманы! Полина: (чуть не плача) Да нету в этом платье никаких карманов! Модестыч: А в рукавах? А за пазухой?! (ощупывает Полину, та дергается и хихикает) И впрямь ничего… (в расстроенных чувствах садится мимо стула) Что ж это выходит?! Обманула меня долгорукая каракатица?! Обжулила?! Полина: Это вас Бог наказал, Карл Модестович - за то, что меня безвинно обидели! Модестыч: Ну да ладно, мы еще поквитаемся… Хорошо, я догадался ей всучить подделку, а настоящую расписку приберег до поры до времени (достает из внутреннего кармана бумажный свиток) Пойду припрячу… (уходит) Полина: (ему вслед) А как же платье? Вы обещали… (шмыгает носом) Никому верить нельзя, всяк бедную сироту обидеть норовит! (отклеивает с правой подошвы ассигнацию) Только на одну себя и надежда… (отклеивает с левой подошвы другую ассигнацию) И как я удачно сегодня на кухне горшок с медом опрокинула!..
Кадр 2. В Зимнем дворце
Жуковский: (скорбным голосом) Ах, ваше высочество, Александр Николаевич! Разве ж этому я вас учил?! Александр: Не понимаю, о чем вы, Василий Андреевич. Жуковский. Я прививал вам любовь к прекрасному, учил ценить высокую поэзию – мою, например, - а вы Баркова изволите читать! Александр: Как же я научусь ценить высокую поэзию, если не буду знать бульварную? Жуковский. А эти лубочные картинки - чем занимается попадья, пока попа нет дома? Александр: Будущему государю не должно быть чуждо народное творчество. Жуковский. Ваш папенька сильно гневаются… Александр: Мой папенька декабристов вешал, а мне и пошалить немножко нельзя? Жуковский. Хорошенькие шалости для коронованного отпрыска – срывать шляпки с мещанок на Невском! Александр: Не иначе, как это Бенкендорф папеньке наушничает… Мерзкий шпион! Жуковский. Одним словом, император повелел приставить к вам нового адъютанта. Александр: А прежнего куда? Жуковский. Известно куда – в Сибирь, чтобы неповадно было поощрять ваше высочество в низменных забавах. Александр: (уныло) И кто же теперь будет блюсти мою нравственность? Жуковский. Молодой человек прекрасного воспитания и высоких моральных принципов… Позвольте представить: князь Михаил Репнин! (распахивает дверь) Михаил: (с порога, прищелкнув каблуками) Поручик Репнин к услугам вашего высочества! (извлекает из-под мышки папку) Прошу дозволения зачитать список мероприятий на сегодня… (начинает бубнить) Репетиция военного парада, репетиция приема персидского посла, занятия по риторике… Жуковский. Вот и ладненько! (уходя, бормочет себе под нос) Теперь Саша в хороших руках, и у меня душа будет спокойна… А то уж я начал побаиваться Тобольских морозов… Александр: (тоскливо) Баркова запретили читать, картинки отобрали… А теперь еще и приставили какого-то зануду… (жует бумажный шарик и запускает его в лоб Михаилу) Михаил: (ловко уклоняясь) Я не зануда, а преданный слуга вашего высочества. Александр: Не прикидывайтесь, Репнин! Я знаю, что мой отец дал вам поручение шпионить за мной и доносить… Михаил: Но… Александр: И если вы не будете доносить, он сошлет вас в Сибирь, как вашего предшественника, несчастного Голицына. А если будете… тогда в Сибирь сошлю вас я – когда сам стану императором. (с злорадным сочувствием) Жаль мне вас, Репнин: мечтали, верно, сделать карьеру, а попали, как кур в ощип! Михаил: Похоже на то… (чешет затылок) Но мне бы не хотелось ехать в Сибирь в преклонном возрасте – здоровье будет уже не то, да и… Александр: А вы мне начинаете нравиться, Репнин! Скажите, вы были когда-нибудь влюблены? Михаил: (с мечтательной глупой улыбкой) Вчера на маскараде у графа Потоцкого я видел такую барышню!.. Такую!.. (печально) Но она исчезла прежде, чем я успел с ней познакомиться… Александр: А меня на этот бал не пустил отец, поручив дело государственной важности – рисовать эскизы пуговиц для драгунского мундира. И вот сейчас я пытаюсь написать нежное письмо даме, с которой мне не удалось потанцевать… а перед глазами эти проклятые пуговицы!.. Михаил: Мой приятель, Владимир Корф, говорит в подобных случаях… Александр: Тот самый Корф, чье имя не реже раза в неделю упоминается в связи с каким-нибудь скандальным адюльтером или не менее скандальной дуэлью? Странно, что он ваш друг: г-н Жуковский рисовал мне вас праведником и аскетом. Михаил: (застенчиво) Если бы не мое благотворное влияние, о Корфе говорили бы не раз в неделю, а каждый день. Сегодня, к примеру, он собирался кутить в казармах с приятелями-гусарами, что могло бы закончиться весьма плачевно для общественного порядка и морали, а я уговорил его на тихий домашний вечер за ломберным столиком и бокалом шампанского. Александр: Ха-ха! Теперь я просто уверен, что мы подружимся. (оживляясь) А знаете, Репнин… к черту эти пуговицы и любовные послания! Едемте к вашему приятелю! Только вылезем через окно в маменькином будуаре, там шпионов Бенкендорфа, кажется, еще нет.
Отправлено: 02.09.11 19:04. Заголовок: Кадр 3. В петербургс..
Кадр 3. В петербургском особняке Корфов
Владимир, полулежа в кресле, прицеливается в трефового туза. Из-за двери доносятся звуки фортепиано и голос Анны, поющей куплеты Владимир: (морщась) Опять эти ля-ля-фа! Надоело! (простреливает трилистник на тузе и орет) Анна!!! Анна: (входит) Звали, Владимир Иваныч? Владимир: А где поклон, где «чего изволите, барин»? Анна: (горестно) За что вы меня так ненавидите, Владимир Иваныч? Владимир: Опять старая песня! С таким скудным репертуаром тебя не то, что в императорский театр - даже в заведение мадам де Воланж не возьмут! Анна: У мадам де Воланж тоже театр? Владимир: Хм! В некотором роде… Но я тебя не за этим звал. Сегодня вечером я жду на винт Мишеля и Андре. Анна: Ну и что? Владимир: Вот тупица! Не видишь, я расстрелял все карты? Сбегай в лавку и купи новую колоду. Анна: А деньги, Владимир Иваныч? Владимир: Деньги? (роется в карманах) Вот, три рубля. Подожди, возьми еще пять копеек на карамельки. Анна: Спасибо, барин (отвешивает насмешливый поклон и уходит). Владимир: Никакого почтения! А все из-за моей доброты – какой еще барин своих крепостных карамельками угощает? Надо с ней построже, а то совсем зазналась после успеха на балу. Подумаешь, спела пару песенок, сорвала аплодисменты… Вот заставлю вечером сапоги мои чистить… (прицеливается в пиковую даму) Александр: (возникает на пороге вместе с Михаилом) Прошу прощения, что без доклада, барон… Владимир: Ваше высочество! Какая честь этому скромному дому! (смотрит на Михаила, который явно витает в облаках) Мишель, ты, часом, не пьян? Александр: Он не пьян, он влюблен! На балу у графа Потоцкого Репнин увидел неземную красавицу и с тех пор не перестает о ней грезить, а тут вдруг сталкивается со своей феей у ваших ворот! Владимир: А на этой фее не было, случаем, голубого капора? Александр: Да-да, голубой капор с розовыми лентами! (в сторону) Жалко, не успел его сорвать! Владимир: Какая ж это фея? Это Анька, воспитанница моего отца. Редкостная дура! Михаил: (мечтательно) Ее зовут Анна! Какое прелестное имя! Александр: Барон, в Петербурге только и разговоров, что о вашей коллекции… гм… пикантных вещиц… Владимир: Хотите посмотреть, ваше высочество? Александр: Зовите меня Алекс, так проще. Церемонии при дворе надоели. Владимир: (открывает потайной шкаф) Прячу свои трофеи от батюшки. Он у меня консерватор, такого увлечения не одобряет… Александр: (облизываясь) Занятные вещицы! Вы на каждую ярлык навешиваете или так помните? Владимир: Где ж их всех упомнишь… Завожу специальные карточки. Вот, изволите видеть, подвязки графини Н. А это корсет баронессы М. Все эти милые сувениры дамы любезно дарили мне в память о нашей, гм… дружбе. Но – никаких имен! Я человек благородный. Александр: А как же рогатые супруги этих милых дам? Владимир: Большинство пребывает в блаженном неведении, а догадливые реагировали самым достойным образом – присылали ко мне секундантов. Михаил: Благодаря чему Вольдемар собрал еще одну коллекцию: эполет графа Н., бакенбард князя Т… Мой друг – меткий стрелок! Владимир: Я не заслужил таких похвал, mon ami… А вот мой последний трофей! (вздыхает) К сожалению, пока только веер, но не теряю надежды добыть к нему в пару чулочки, хоть дама изрядно строптива. Александр: (задумчиво) Где-то я этот веер уже видел… Михаил: С видами Варшавы… Умеют поляки делать изящные вещицы! Александр: Да это же… это же веер Ольги Калиновской, моей… (поперхнувшись) фрейлины моей матушки! (Драматическая пауза.) Владимир: (откашлявшись) Ваше высочество, если вы требуете удовлетворения, я всегда к вашим услугам. Александр: (оживляясь) Дуэль! Ну конечно! Шикарное развлечение, друзья! (хлопает от радости в ладоши) И как я сам не додумался? Стреляться – это же куда интереснее, чем срывать шляпки на Невском! Корф, я даже больше не сержусь на вас из-за мадмуазель Калиновской, но веер заберу, ваша коллекция и без него внушительна. (сует веер в карман) Михаил: Какая дуэль, Александр Николаич?!.. Если его величество узнает… Александр: А мы никому не скажем… правда, господа? Михаил: Все равно Бенкендорф проведает и доложит государю. Владимир: Что же ты предлагаешь? Михаил: Если вы бесповоротно решили стреляться… (обреченно вздыхает) Тогда нельзя откладывать этого дела ни на один день, и покончить с ним нынче же! Александр: И почему вы вдруг сделались таким сговорчивым? Михаил: Раз я не могу предотвратить этого безобразия, то, по крайней мере, должен принять в нем участие и проследить, чтобы ваше высочество не пострадали. Александр: Отлично, Репнин, вы будете моим секундантом! Владимир: А я позову Андре Долгорукого. Все равно мы собирались вечером куролесить… Александр: А можно мне с вами, господа? Во дворце по вечерам такая скука!.. Владимир: Конечно же, ваше высочество! Вот обменяемся парой выстрелов и поедемте дальше безобразничать… Вам что больше по душе: вино или девушки? Александр: (с энтузиазмом) И то, и другое! Владимир: Чудесно! А ты, Мишель, с нами? Или ты теперь… влюбленный? Михаил: (ворчливо) С вами, с вами - не могу же я оставить его высочество без присмотра!
Кадр 4. Усадьба Долгоруких
На ореховом столе посреди гостиной Сычиха раскладывает какой-то пасьянс, Лиза и Соня наблюдают за ее манипуляциями: одна – с жадным любопытством, другая – трясясь и потея от страха. Татьяна караулит у окна. Лиза: Не тяни, Сычиха! Скажи, я выйду замуж за Владимира? Сычиха: (переворачивает одну карту) На сердце у тебя трефовый король… Лиза: Темноволосый, да? Это он, Владимир! Я знала, знала!!! (соскакивает со стула и начинает радостно порхать по комнате) Сычиха: (переворачивает другую карту) А в головах – король червей… Лиза: Неправда! У меня и в сердце, и в голове царит один Владимир! Сычиха: Карты правду говорят… Будет еще один король, блондин… Лиза: Не нужно мне никакого блондина! Соня: (испуганно крестится) Грех это, грех! Сычиха: (переворачивает еще одну карту) А на пороге – король пик… Только вот не пойму: брюнет али блондин? Соня: (робко) Может быть, рыжий? Сычиха: Нет, и не рыжий… (задумывается) Лиза: Зачем мне столько королей?! В голове, на пороге… Я хочу одного, и прямо сейчас! (топает ножкой) Татьяна: (от окна) Барышни, маменька ваши приехали. И не одни, а с кавалером-с… Лиза: С каким кавалером? Татьяна: Не знаю… Лысый, старый, мерзкий… Как паук. Соня: (выглядывает в окно) Да это же Андрей Платоныч Забалуев, наш сосед! Сычиха: Вот почему карты цвет его волос не сказали. Лысый король! Лиза: (тоже выглядывает в окно) Ты кого мне нагадала, старая ведьма?! Сычиха: (обиженно поджав губы) И вовсе я не старая! Найдутся и постарше (кивает в сторону окна) А карты никогда не врут, запомни! (уходит с оскорбленным видом, Татьяна бежит ее проводить) Соня: (с плохо скрытой завистью) Три кавалера! А я так и останусь старой девой… Лиза: Рано тебе еще о замужестве думать! Соня: И ничего не рано – мне уже шестнадцать с половиной лет! (Входят Марья Алексевна и Забалуев.) Марья Алексевна: (медовым голосом) Поглядите, доченьки, кто к нам в гости пожаловал! Забалуев: (расшаркивается) Мое нижайшее почтение, милые барышни! Лизавета Петровна, позвольте ручку… (чмок! чмок!) И что за кожа-то у вас – чистый шелк! (хватается за поясницу) Ох, что-то в спину вступило! Все радикулит проклятый… Марья Алексевна: (шутливо хлопает его веером по спине) Вы уж выпрямляйтесь, Андрей Платоныч, а то что про вас невестушка-то подумает? Соня: Как, Андрей Платоныч, вы жениться надумали? Право, в ваши годы, да с радикулитом… Ой! (прикрывает рот ладошкой, мать делает ей страшные глаза) Забалуев: Шутница! А вы, Софья Петровна, говорят, успехи большие в рисовании делаете? Вот когда мы с Лизаветой Петровной поедем в свадебное путешествие в Италию, непременно вас с собою возьмем, непременно… Лиза: В какое свадебное путешествие?! Марья Алексевна: Лизанька, Андрей Платоныч давеча руки твоей просил, мы уж и дату свадьбы назначили… Лиза: Почему же, маменька, вы моего согласия не спросили?! Марья Алексевна: А твоего согласия и не требуется, я – мать, мне виднее, кто твое счастье может составить. Забалуев: Совершеннейшая правда, Марья Алексевна! Родителям виднее, а молодые девушки сами не знают, чего хотят. Лиза: Но я-то прекрасно знаю, чего хочу! Я хочу замуж за Владимира Корфа, а вовсе не за Андрея Платоныча! Забалуев: Владимир Корф? Уж не нашего ли соседа Ивана Иваныча сынок? Дерзкий юноша, невоспитанный! Прошлый год зайца в моем лесу травил, и за глаза называет меня огрызком в мундире… Марья Алексевна: Чего же ждать от сынка, когда отец сам мошенник? Барон-то Иван Иваныч взял у моего мужа деньги в долг, а теперь, как Петеньку схоронили (прикладывает платочек к сухим глазам), долг-то возвращать и отказывается! Забалуев: Ай-я-яй! Что ж вы, Марья Алексевна, ко мне за помощью не обратились? Я все-таки не последний человек в уезде, я бы вам поспособствовал, голубушка, в этом деле… Лиза: Маменька, Иван Иваныч – честный человек, если он сказал, что вернул долг нашему батюшке, значит – вернул! Забалуев: Вы, Лизавета Петровна, еще очень юны и жизни совсем не знаете. Жулики завсегда честными прикидываются, чтобы нас, честных и доверчивых, вернее облапошить… Марья Алексевна, не угостите ли меня наливочкой? Отменная у вас рябиновка, на весь уезд славится! А за рюмочкой обсудим и будущую свадьбу, и как взыскать долг с Иван Иваныча… Марья Алексевна: (игриво) Разве ж могу я отказать дорогому зятю? (с порога грозит Лизе пальцем) А ты, негодница, ступай в свою комнату, и не смей мне на глаза показываться, пока не раскаешься и прощения не попросишь! Я отучу тебя матери перечить! (уходят) Лиза: (плачет) Лучше в монастырь, чем с этим перезрелым стручком под венец! Соня: В монастырь? Да как же… Там жизнь суровая: шляпки с лентами носить нельзя, в город на ярмарку – нельзя, можно только молиться, да пареную репу кушать на завтрак, обед и ужин… (плачет от жалости к сестре) Разве это жизнь? Лиза: А замужем за господином Забалуевым – жизнь?! Вот ты бы, ты бы пошла за такого мерзкого, облезлого, кривоногого?.. Соня: Если бы маменька велела… Лиза: Ну и дура! (Соня плачет от обиды. Входит Татьяна с высоченной стопкой белья.) Татьяна: Вот, Лизавета Петровна, маменька велели вам наволочки вышивать – приданое к свадьбе. Лиза: Что?! Наволочки?! Для этой плешивой мартышки?! (в ярости вышвыривает всю стопку в окно) Я никому не позволю моей жизнью распоряжаться, даже маменьке! Татьяна: (всплеснув руками) Да как же вы, барышня… столько добра – и на улицу! Сейчас побегу, подниму… Соня: (глядит в окно) Поздно! Всё уже дворовые растащили. Лиза: (садится за бюро) Знаю, что надо делать! Надо Иван Иваныча упредить… И не смотри на меня страшными глазами, Сонечка, я маменьки не боюсь… (обмакивает перо в чернильницу и пишет левой рукой) Маменька ничего не узнает, если только ты сдуру не проболтаешься! (посыпает письмо песочком и запечатывает облаткой) Отнеси, Таня, это Никите в корфовское поместье, пусть он своему барину доставит, да только чтобы помалкивал, от кого записочка-то!
В императорских покоях царит (пока еще) полная идиллия: Николай II играет в шахматы с Жуковским, императрица вышивает на шелковом шарфе вензель «НР», фрейлины Натали Репнина и Ольга Калиновская вставляют нитки в иголки. Император: Я доволен вашим протеже, Василий Андреевич (передвигает на шахматной доске коня) Саша уже второй день не появляется в комнатах фрейлин, а это значит, что новый адъютант превосходно справляется со своими обязанностями. (Ольга бледнеет от обиды.) Императрица: Что с вами, дорогая? Зачем вы подаете мне голубую нитку, когда нужна синяя? Жуковский: (пытаясь увести короля из-под коварной вилки) Поручик Репнин – усердный и преданный слуга вашего величества. Натали: (краснеет от удовольствия). (Бесшумной походкой входит граф Бенкендорф и, склонившись к уху императора, начинает о чем-то докладывать.) Император: Не может быть, Александр Христофорович! Вылезли из окна в покоях императрицы?! (Бенкендорф продолжает нашептывать, у императора начинают подрагивать бакенбарды: сначала – от изумления, потом – от негодования) Устроили пьяный дебош в борделе?! Повелеваю немедленно арестовать господ Корфа и Репнина и препроводить в крепость, впредь до моих дальнейших распоряжений! (Бенкендорф, поклонившись, удаляется.) Натали: (дрожащим голосом) Мишу – в крепость?! За что, ваше величество?! Император: Мадемуазель Репнина, обыкновенно я не даю фрейлинам отчета в своих действиях, но сегодня, так и быть, отступлю от правил: ваш брат и его приятель вовлекли наследника престола в омерзительную авантюру, подробности которой не пристало обсуждать в приличном обществе, за что и будут сурово наказаны. Императрица: Nicolas, может быть, граф Бенкендорф был введен в заблуждение своими информаторами, и вина молодого князя Репнина не столь уж велика? Вот и Василий Андреевич дал этому юноше превосходную аттестацию (кивает на позеленевшего от волнения Жуковского) Если мальчики опять охотились за шляпками на Невском… Император: Мальчики охотились друг на друга! Они затеяли стреляться на дуэли, и только по счастливой случайности Саша не был ранен! (Императрица в обмороке обвисает на спинке кресла, Жуковский рысью подбегает к ней и пытается привести в чувство.) Император: (бушует) На виселицу! Обоих – на виселицу! Натали: (грохается на колени) Ваше величество! Пощадите моего брата! Михаил ни в чем не виноват, это барон Корф… (ломает руки) он всегда подстрекал брата к разным мерзостям, а теперь добрался до Александра Николаевича! (в сторону) Пусть за все отдувается Вольдемар, будет знать, как компрометировать Мишу! Император: Я своих решений не меняю, мадемуазель. (Поворачивается к Ольге) А вы, сударыня, как главная виновница сего прискорбного инцидента… Ольга: (вспыхнув) Я не виновата, ваше величество! Этот поручик не давал мне проходу на балу, а потом украл во время танца мой веер! Император: Так вы не отрицаете вашей причастности, мадмуазель?! В Сибирь! А вы, Репнина – в деревню! (императрице) Шарлотта, дорогая, надеюсь, что у вас есть, кем заменить этих двух девиц? Императрица: (слабым голосом, из полуобморока) Сибирь – это так далеко… Лучше замуж за почтенного человека. Ольга: (падает на колени рядом с Натали) Я согласна на Сибирь! Натали: (рыдает) Деревня – это слишком жестоко! Император: (грохочет) Никому не удастся избежать наказания! Жуковский: (в сторону) А я еще поручился за этого Репнина! Ну и молодежь пошла! Никому нельзя доверять! (сокрушенно вздыхает)
Кадр 6. В петербургском особняке Корфов
Старый барон лежит на диване, Анна делает ему примочки на лоб. Андрей Долгорукий с забинтованной головой стоит рядом. Иван Иваныч: (стонет) Позор! Какой позор! Мой сын стрелялся на дуэли с наследником Российского престола!.. Андрей: Позвольте мне, Иван Иваныч, дорассказать… Дуэли, как таковой, не было… Иван Иваныч: Аннушка, отожми сильнее – вода в уши течет и за воротник… (Анна судорожно отжимает мокрую салфетку себе на подол.) Андрей: Приехали мы в чистое поле: его императорское высочество, Вольдемар, Мишель и ваш покорный слуга… Да, еще доктор Мандт, придворный эскулап... Стали думать, кому принадлежит право первого выстрела, и кто-то предложил: пусть первым стреляет самый меткий. Цесаревич с Вольдемаром заспорили, кто из них искуснее в стрельбе. Решили проверить… У Вольдемара в коляске под сиденьем всегда есть несколько бутылок шампанского. Вот… Мишель заряжал пистолеты, я подбрасывал бутылки, доктор Мандт собирал ромашки – сказал, дескать, императрице на ночь успокоительный чай заварит… Иван Иваныч: Нельзя ли покороче? Анна: (жалобно) Ваша история, Андрей Петрович, утомляет дядюшку… Андрей: (обиженно) Я разве нескладно рассказываю? Вот и Натали говорит, что я зануда… (снимает очки и медленно протирает стекла; Анна и барон выжидательно на него смотрят) О чем бишь я? А-а, ну вот, значит, я подбрасывал бутылки, и Вольдемар стрелял метко, а цесаревич один раз промазал – попал вместо бутылки Вольдемару в правую руку… а бутылка упала мне на голову… (осторожно трогает повязку) К счастью, она не разбилась, и мы ее там же и распили… Что было потом, я плохо помню, но подозреваю, что именно из-за этого «потом» его величество и гневается… (Анна громко всхлипывает.) Иван Иваныч: Аннушка, я всегда знал, что у тебя доброе сердце, но ты же видишь, Андрюша жив и здоров, хоть и помят немножко… Анна: (утирает слезу) Мне себя жалко, дядюшка! У Владимира Иваныча рука ранена, так он теперь меня заставит пистолеты ему чистить и бутылки открывать… Андрей: Осмелюсь напомнить, мадемуазель, что Вольдемару теперь не до бутылок и пистолетов: он по приказу императора заключен в крепость. (Анна плачет еще горше.) Иван Иваныч: Не горюй, Аннушка, мой сын заслужил наказание. Анна: Мне тюремщиков жалко! У них и так служба тяжелая, а теперь еще и за Владимиром Иванычем надзирать придется… Иван Иваныч: (умиленно) Ангел! Ангел доброты! Андрей: (мямлит) Так я пойду, Иван Иваныч? Вы тут поправляйтесь, а мне в имение надо, маменька пишет, что без меня хозяйство рушится… Иван Иваныч: Вот и правильно, Андрюшенька, уезжай из Петербурга, не жди, пока тебя к Мише и Володе в крепость упекут. Андрей: (воинственно поблескивая стеклами очков) За кого вы меня принимаете, Иван Иваныч?! Я товарищей в беде не покидаю! Только вот маменька пишет… Да-с… До скорой встречи! (откланивается) Иван Иваныч: И почему он не мой сын? Такой добрый, такой покладистый… А от Владимира слова ласкового не услышишь, только дерзит… Один у меня свет в окошке – ты, Аннушка! (Одновременно со стуком в дверь вламывается Никита – в грязных сапогах, в расхристанной рубашке.) Никита: Простите, барин, спешил я. Письмецо, значит, вам вез. Уж очень просили меня: дескать, и спешно, и непременно чтобы вам в руки. Иван Иваныч: От кого письмо-то? Никита: Не велено говорить, барин. Здравствуй, Аннушка! Какая же ты красивая! Платьице розовое с кружавчиками… (тянет свою грязную лапищу) Анна: (воротит нос) Ты, чай, Никита, прямо с коня? Помылся бы, прежде чем в комнаты лезть… Никита: (конфузливо) Так я… это… торопился… Письмо спешное… Я сейчас, я помоюсь… (уходит). Иван Иваныч: Хороший парень, и к тебе с лаской… Жаль, неровня он тебе, Аннушка, а то бы лучше жениха и не сыскать… Анна: Почему же неровня? Я тоже крепостная. Иван Иваныч: Ты – не простая крепостная… (Анна навостряет уши, но барон вовремя спохватывается) Прочти мне письмецо-то, Аннушка! Анна: (разрывает конверт и читает) «Дорогой Иван Иваныч, простите, что не называю своего имени: боюсь, маменька будет ругать, а она и так лютует, грозиться выдать меня замуж за предводителя уездного дворянства Забалуева, хоть я с младенческих лет была помолвлена с Владимиром, и мой папенька этого союза всем сердцем желал, а маменька твердит, что ей лучше знать, за кого меня отдавать, а Корфы, дескать, теперь нищие, потому как их имение будет взыскано в нашу пользу, в счет неуплаченного долга… Засим прощайте, Иван Иваныч, вы уж найдите управу на мою маменьку, княгиню Долгорукую, иначе ни вам, ни мне житья не будет». Что же это, дядюшка? От кого это? (вертит листок в руке и даже рассматривает на свет) Ни подписи, ни печати… И накарябано, будто курица лапой… Иван Иваныч: Да это же от Лизаньки Долгорукой, невесты нашего Володи… (Анна всхлипывает) О ком же ты теперь плачешь, Аннушка? Анна: Лизаньку жалко… Несладко, верно, быть невестой Владимира Иваныча – он в столице шампанское пьет, да на балах танцует, а она в глуши горе мыкает… Иван Иваныч: Вот пусть теперь этот шелапут горе помыкает. Петропавловка – она и не такие головы остужала. А нам с тобой, Аннушка, надо в поместье возвращаться, что-то неладное затевает там наша соседка. И с Карлом Модестычем, управляющим, потолковать бы надо. Он мне последний раз вместо денег прислал невразумительную записку о неурожае. (срывает со лба повязку, сползает с дивана и идет отдавать распоряжения на счет отъезда) Анна: (одна) В поместье? А как же князь Михаил?.. Он обещал нанести мне визит… Ой, он же в крепости, вместе с Владимиром… (хнычет) Ну почему я так несчастна?! Только подумала, что встретила свое счастье, и злая судьба тут же отнимает его у меня, не дав им насладиться! Злая судьба по имени Владимир… Хоть бы его навечно в Сибирь сослали! Даже если и Михаила тоже сошлют… Я готова пожертвовать своим счастьем, лишь бы Владимира наказали! Иван Иваныч: (заглядывает) Ты готова, Аннушка? Карета уже ждет… Анна: (ангельским голоском) Бегу, бегу, дядюшка!..
Владимир: Какая ж это фея? Это Анька, воспитанница моего отца. Редкостная дура!
Катя,
Gata пишет:
цитата:
Александр: (задумчиво) Где-то я этот веер уже видел… Михаил: С видами Варшавы… Умеют поляки делать изящные вещицы! Александр: Да это же… это же веер Ольги Калиновской, моей… (поперхнувшись) фрейлины моей матушки! (Драматическая пауза.) Владимир: (откашлявшись) Ваше высочество, если вы требуете удовлетворения, я всегда к вашим услугам. Александр: (оживляясь) Дуэль! Ну конечно! Шикарное развлечение, друзья! (хлопает от радости в ладоши) И как я сам не додумался? Стреляться – это же куда интереснее, чем срывать шляпки на Невском!
Вот и Александру перепало.
Gata пишет:
цитата:
Император: Так вы не отрицаете вашей причастности, мадмуазель?! В Сибирь! А вы, Репнина – в деревню! (императрице) Шарлотта, дорогая, надеюсь, что у вас есть, кем заменить этих двух девиц? Императрица: (слабым голосом, из полуобморока) Сибирь – это так далеко… Лучше замуж за почтенного человека. Ольга: (падает на колени рядом с Натали) Я согласна на Сибирь!
Отправлено: 03.09.11 18:00. Заголовок: Gata пишет: А новым..
Gata пишет:
цитата:
А новым читателям, надеюсь, хватит терпения осилить больше ста кадров :)
Скажу откровенно, что не осилю. У меня элементарно не будет времени, как только начнется учёба. Но обещаю прочитать всё про Ольгу, Александра и еще двух персонажей.
(Открывается дверь, поручик Писарев грубо заталкивает в темную сырую камеру Михаила и Владимира. У обоих арестантов помятый вид, а у Корфа еще и рука на перевязи.) Михаил: Повежливее, приятель! Я все-таки князь! Писарев: Видали мы таких князьков! На виселице ногами дрыгали или по этапу в кандалах чесали не хуже холопов! (подталкивает Корфа прикладом в раненую руку) Пошевеливайтесь, господин поручик! Владимир: (взвыв от боли) Скотина! (изловчившись, пинает Писарева в чувствительное место) (Подоспевшие тюремщики выносят согнувшегося пополам начальника.) Писарев: (брызжа слюной) Да я! Да вас!.. Четвертовать! На восемь кусков! На двадцать кусков! У-у-у, как больно-о!.. (Дверь захлопывается, лязгают засовы.) Михаил: Володя, зачем ты с ним так грубо? Я хотел у него рассольчику попросить… (С грязного топчана приподнимается лохматая и небритая голова.) Незнакомец: Нет, господа, здесь рассолу не подают. Михаил: (страдальчески трет затылок) Изверги… (с трудом возвращаясь к светскому тону) С кем имеем честь?.. Незнакомец: А вы меня не узнаете, господа? Владимир: Поручик Голицын! Вот так встреча! Михаил: Мой предшественник? Голицын: Так вы, Репнин, тоже адъютант цесаревича? Михаил: И теперь тоже бывший. Владимир: А за что вас разжаловали, Голицын? При дворе судачат, будто вы променад в неположенном месте совершали? Голицын: На Невском. Помогал его высочеству шляпки срывать с прелестных незнакомок… Только однажды нам не повезло – незнакомка оказалась переодетым племянником Бенкендорфа, который выслеживал какого-то английского шпиона. Шпион был упущен, шеф жандармов – в ярости, меня обвинили в пособничестве врагам империи… Михаил: Дааа, не позавидуешь вам, поручик… И что же дальше? Голицын: Жду-с приговора. Бенкендорф требовал чуть ли не смертной казни, да родственники мои вступились. Преломят теперь у меня над головушкой шпагу и сошлют на Камчатку… А вас-то, господа, за что сюда? Хотя, позвольте предположить: вы, Корф, верно, опять стрелялись на дуэли? Владимир: Угу! С наследником престола. А потом мы отметили наше примирение славной попойкой в трактире… как там… «Свинья с фортепьяно»? Михаил: (вздыхает) «Медведь с балалайкой»… (Вынимает из рукава платочек с вензелем «АП» и с наслаждением вдыхает его аромат) Владимир: А потом немного пошумели в заведении небезызвестной мадам де Воланж, танцевали с ее институтками (хихикает), побили кое-что из мебели… (припоминает) А вот Андре с нами почему-то не было… Михаил: (мрачно) Попробовал бы он туда явиться! Владимир: Ах, да, из головы вон… он же записной кавалер твоей сестры! Так ты его нарочно в трактире забыл? Михаил: Ну, теперь он, наверное, на меня не в претензии… Голицын: Жаль, мне не пришло в голову присоветовать Александру Николаевичу съездить к Мадам де Воланж. Он был бы в восторге! Владимир: Он и был в восторге, пока нас не выволок оттуда взвод жандармов. Его высочество орал по дороге, что, когда он станет императором, то повесит Бенкендорфа на ростральной колонне, а его жандармов – на фонарях вдоль Невского. Михаил: А барон Корф сокрушался, что на Невском фонарей не хватит, и лучше всю эту свору утопить в Финском заливе. Голицын: (с восторгом) О-о, господа, так вам посчастливилось пуще моего! Виселица, да-с, никак не меньше! (Распахивается дверь.) Писарев: (со злорадством) Голицын, на экзекуцию! Из-за вас дядя сослал меня в эту кутузку, уж я постараюсь, чтобы у вас о ней остались самые приятные воспоминания! (потирая руки) Голицын: (к сокамерникам) Прощайте, господа. Надеюсь, что вас все-таки расстреляют, а не повесят, как какой-нибудь сброд. Писарев: (замечает у Михаила платок) Не положено! (отбирает) Владимир: А сморкаться как прикажете? Писарев: В рукав! (уходит и уводит Голицына) Михаил: (бросается к двери) Отдай платок, мерзавец! Владимир: К черту манеры, князь! (с наслаждением вытягивается на грязном топчане) Зачем вам платок? Не хотите сморкаться в рукав, так вырвите из тюфяка клок соломы! Михаил: (с отчаянием) Это был платочек Анны! Владимир: Как он к тебе попал? Михаил: (стыдливо) Я стащил его, когда был у вас в гостях. Знаешь, друг, я не боюсь смерти… Об одном жалею: что больше никогда не увижу Анны, не загляну в ее бездонные синие глаза… Владимир: А я о другом жалею: меня повесят, и все отцово наследство Аньке достанется, кукле этой синеглазой. Михаил: Почему ты ее так ненавидишь, Вольдемар? Владимир: За что же ее любить? У нее отвратительные привычки… Видишь ли, друг Репнин, ей нравится читать книжки, чем-нибудь при этом лакомясь, а потом я нахожу на страницах моего любимого Байрона крошки от пирожных или того хуже – пятна от капустного рассола! Михаил: Твой любимый Байрон? Вот новости! Ты же говорил, что в руки его не берешь! Что Байрона читают только романтические дураки! Владимир: Такой я, значит, и есть романтический дурак – признаюсь тебе в двух шагах от эшафота. Михаил: А больше ты ни в чем не хочешь признаться? Например, что за тайна окружает Анну? Владимир: Э-э-э… (Вновь с грохотом распахивается дверь.) Писарев: (с двойным злорадством) На экзекуцию, господа!
Кадр 8. Усадьба Корфов. Кухня
Никита сапогом раскочегаривает двухведерный самовар, Варвара месит тесто. Вваливается Григорий с огромной охапкой дров. Григорий: Помирать, видно, решил наш барин… Варвара: (испуганно машет руками) Типун тебе на язык, Гришка! Григорий: Так я чего… Чего слышал, то и говорю… Варвара: Чего ты слышал?! (замахивается на него скалкой) Григорий: Того и слышал – управляющий наш, Карл Модестыч, говорил Анне: «Скоро Иван Иваныч доской накроется, вот тогда и поглядим, кто в доме хозяин!» Анна-то в слезы, а господин Шуллер эдак приобнял ее и шепчет на ушко: «Ты только будь со мною ласкова, а я уж о тебе позабочусь!» Никита: Чего-о-о?! Григорий: Чего «чего»? (в сердцах бросает дрова посреди кухни) Я только сказать хотел, что хлебнем мы все горюшка, когда барина Бог приберет. Варвара: Замолчи, Гришка! Как бы лукавый тебя не услышал да так и не сотворил! Никита: (хватает Григория за отвороты тулупа) Нет, ты мне скажи, чего там Модестыч с Анной делал?! Григорий: Да ничего он с ней не делал! Она от него в библиотеку – шмыг! – и нос ему дверью прищемила. Он и давай в дверь барабанить и орать: «Как только барон окочурится, я тебе покажу небо в алмазах!» Никита: (сжимает кулаки) Он у меня сам увидит небо в алмазах, черт нерусский! Я его, как это полено! (хватает березовую чурку и ломает об колено) Модестыч: (заглядывает) Гришка, Никитка, хватит бездельничать! Бегите во двор, там у доктора Штерна бричка в грязи застряла… Сколько раз говорил вам, олухи: засыпьте эту лужу! Ох, давно по вашим жирным спинам розги не гуляли! (Никита с Григорием убегают) Варвара: (всхлипывая) Дохтур приехал? Неужто ж правда, что барин-то наш, Иван Иваныч… Может, ему надо чего отнести? Молочка али травки какой? Модестыч: Твое дело, Варька - печь да ухват, а в господских комнатах нечего грязным подолом трясти! У барона жалельщиц хватает (почесывает багрово-синий нос), Анька вон целый день в его комнате сидит - вместо того, чтобы работать. (поигрывает хлыстом) Ну да ничего, найдется и на нее управа! (уходит) Варвара: (причитает) Ох ты, батюшки! Да как же это? Добрый наш барин… Дай Бог ему здоровья! (сцеживает сливки) Отнесу ему сливок - свеженьких, вкусненьких… (убегает с кринкой) Полина: (воровато крадется) Никого? (бежит, спотыкается о рассыпанные дрова и растягивается на полу) Кто это тут насвинячил?! (вытаскивает занозы из ладоней) Анька, наверное, подстроила – хотела, чтобы я нос расквасила! (пинками разбрасывает полешки по всей кухне) Красота моя ей, завистнице, покою не дает! (садится к столу и разворачивает перед собой бумажный свиток) И почему барин вольную ей написал, а не мне?! То ли в печку бросить? (задумывается) Нет, жалко… А впишу-ка я сюда свое имя! Старый хрыч все равно скоро концы отдаст, никто и не догадается! (считает по слогам, загибая пальцы) «Ап-по-ли-на-ри-я Пень-ко-ва»… «Ан-на Пла-то-но-ва»… (обиженно) Букв больше… А ничего! Напишем потеснее! (вооружается ножом) Только сначала Анькино имя соскребу… (Неслышно входит Модестыч и выхватывает бумагу у Полины из-под ножа.) Модестыч: Чем это тут занимаешься? (водит распухшим носом по документу) Так это ж Анькина вольная! Откуда она у тебя? Полина: Откуда, откуда… У барина из-под подушки! Да ведь грех было не взять, Карл Модестыч! Хозяин носится с этой Анькой, как курица с яйцами: и платья ей из Парижу, и главные роли, и свободу вот! Обидно мне, чай! Модестыч: (шевелит усами) Кто еще про эту бумагу знает? Полина: Да никто не знает! Барон, пока доктора ждал, бренди накушался и впал в беспамятство. Лежит, бормочет: «Аннушке вольную, Аннушке вольную…» Да кто его бред слушать-то станет? Модестыч: Это хорошо, Полинка, что ты бумагу вытащила. Рано Аньке на свободу, пусть еще в неволе сопли на кулак помотает… Полина: А как же я… Карл Модестыч? Модестыч: А что ты? Подожди, когда Долгорукая хозяйкой здесь станет – замолвлю за тебя словечко. Княгинюшка мне обязана, ох как обязана! Полина: А она-то знает, что вам обязана? Модестыч: Еще бы! Велела на глаза ей не показываться. Полина: Чует мое сердце, обманет она вас, Карл Модестыч! Модестыч: Ну, это мы еще посмотрим! (прячет документ за пазуху)
Отправлено: 05.09.11 18:36. Заголовок: Кадр 9. В усадьбе Ко..
Кадр 9. В усадьбе Корфов. Комната старого барона
Иван Иваныч в полудреме-полузабытье лежит в постели, доктор Штерн щупает у него пульс, Анна подвывает, уткнувшись носом в складки прикроватного балдахина. Штерн: Успокойтесь, мадемуазель, самое страшное уже позади. Анна: Скажите, доктор, он… не умрет? Штерн: При правильном лечении и уходе Иван Иваныч скоро поправится. Анна: Я буду за ним ухаживать! Я от его постели ни на шаг не отойду! Штерн: Не возьму в толк, почему барону стало худо… (шевелит ноздрями) Правда, от него сильно пахнет бренди… но он никогда не злоупотреблял… Анна: Дядюшка бумагу давеча какую-то потерял, расстроился, с управляющим поругался… (всхлипывает) На весь дом кричали… А потом я его в библиотеке нашла, без памяти… Штерн: Ясно! Перебрал с расстройства… Ай-я-яй! В его-то годы! Вы уж проследите, чтобы ему больше бренди не наливали, пока совсем не поправится. А вот рецепт, пусть по нему приготовят микстуру. И я настоятельно рекомендую Hirudo medicinalis. (расстегивает саквояж) Незаменимое средство, когда требуется отсосать дурную кровь… (Извлекает банку с мутной жидкостью, в которой извиваются черные пиявки. Анна хлопается в обморок, доктор Штерн со вздохом сует ей под нос пузырек с нашатырем.) Анна: Что это, доктор? (дрожащим пальчиком указывает на банку) Штерн: Обыкновенные пиявки. (Анна снова закатывает глаза) Мадемуазель, к сожалению, мне некогда приводить вас в чувство, меня ждут другие пациенты. Однако же, кто сможет проделать эту процедуру? Лиза: (с порога) Разрешите мне попробовать, доктор? Я пиявок не боюсь. Штерн: Гм? Извольте, мадемуазель. (Лиза решительно закатывает рукава и бесстрашно запускает руку в банку с пиявками. Доктор одобрительно крякает и, поклонившись обеим барышням, уходит.) Анна: Какая вы храбрая, Лизанька! (наблюдает за ее манипуляциями с почтительного расстояния) Лиза: Эка невидаль – пиявки! (рассаживает кровососов на спине Ивана Иваныча) Я из-под домашнего ареста сбежала, это пострашнее будет. Если маменька спохватится, не миновать мне взбучки! Анна: А зачем же вы маменьку гневите? Я бы Ивана Иваныча никогда не посмела ослушаться! Лиза: Так Иван Иваныч и не заставляет вас выходить замуж за плешивого старика. (заботливо укутывает старого барона одеялом) Анна: (опасливо) А как же этих тварей потом снимать? Лиза: Не надо их снимать, напьются крови – сами отвалятся. Я знаю, мы с Владимиром в детстве ловили пиявок в пруду и сажали их за шиворот своим гувернерам. Ха-ха-ха! Вот потеха-то была, когда эти почтенные учителя начинали скакать, как лягушки! Анна: И вовсе это не смешно! Владимир однажды вылил из моей чернильницы чернила и натолкал туда огромных пауков… Вот вы улыбаетесь, Лизанька, а я тогда так испугалась, что перепутала preterit и perfect французских глаголов! Лиза: (мечтательно) Ах, Владимир! Я бы ничего не пожалела, чтобы быть с ним! Он самый лучший, самый смелый, самый-самый!.. Анна: (себе под нос) Сказать или не сказать? Лизанька, верно, огорчится, узнав, что ее жениха заключили в крепость… Лиза: Жаль, что Иван Иваныч болен. Я хотела обсудить с ним свой план: мы с Владимиром должны как можно скорее обвенчаться, тогда мне не придется выходить замуж за гадкого Забалуева, и у маменьки больше не будет повода оттягать ваше поместье… Анна: (продолжает беседовать сама с собой) А когда Владимира повесят, Лизанька еще пуще опечалится… Нет, это жестоко – два дурных известия подряд. Ничего ей сейчас не скажу. Пусть узнает потом, все сразу, тогда будет все равно, откуда он попал на виселицу – из тюрьмы или из дома.
Кадр 10. Во дворе Петропавловской крепости
Солдаты под руководством поручика Писарева сооружают виселицу, священник исповедует приговоренных к казни. Священник: (Михаилу) Отпускаю тебе все твои грехи, аминь! (дает ему поцеловать крест и поворачивается к Владимиру). (Корф склоняется к уху батюшки и минут десять что-то ему увлеченно рассказывает. Поп то краснеет, то бледнеет.) Солдат: Готово, вашбродь! И мыльцем веревочки натер, чтобы, эта, значит, затянуть легче! Писарев: Заканчивайте, отец Ферапонт! Владимир: (отмахивается) Да подождите, поручик! (чешет затылок, что-то припоминая) Нет, это и грехом-то назвать нельзя… так, детская шалость… А! Вспомнил! (вновь приникает к поповскому уху) Священник: (багровеет и испуганно крестится) Господи, спаси и помилуй! Писарев: Мне уже надоело… Владимир: Если вам скучно, господа, я могу и вслух! Вот, помнится, батюшка, было дело… Священник: Довольно, сын мой! Отпускаю тебе все твои грехи, аминь! (сует Владимиру крест и в панике убегает, подхватив за полы рясу). Владимир: (ему вслед) Куда же вы, батюшка? Я еще и половины не рассказал… (Писареву) Какие, право, у вас в крепости попы стыдливые! (Приговоренных заводят на эшафот, и Писарев лично набрасывает им на шеи петли, не желая ни с кем делить это удовольствие, потом достает из кармана императорский указ и медленно начинает читать, смакуя каждое слово.) Писарев: «Мы, Божьей милостью, император Всея Руси Николай Первый…» (бледнеет) Что это значит? «… ввиду былых заслуг заменить повешение на расстреляние…» Солдат: (уже приготовившийся вышибать табуретки) Как же так, вашбродь? Выходит, зазря мы виселицу-то мастерили? Писарев: Не твое собачье дело! Вздергивай!.. Нет, подожди… (жажда мести борется со страхом ослушаться приказа императора) (Начинается дождь со снегом.) Владимир: Решайтесь быстрее, поручик! Холодно, черт возьми! (пускает пар изо рта) Писарев: (огрызается) Не говорите мне под руку! Владимир: О вас же беспокоюсь, поручик! Мы-то с другом скоро будем отдыхать в райских кущах, а вам еще в казарму под мокрым снегом возвращаться – простудитесь, заболеете… Михаил: А ты уверен, что мы попадем в рай? Владимир: В аду тоже неплохо - хоть согреемся! Да и компания, говорят, там приятнее… Писарев: (солдатам) Ладно, ставьте их к стенке… (Приговоренных сгоняют с эшафота и ведут к кирпичной стене. Писарев собирает солдат, которые успели разбрестись по двору.) Писарев: (считает) Три… семь… одиннадцать… Где еще один? Где еще один, я спрашиваю?! Опоздавший солдат: (подбегает) Простите, вашбродь! Я до ветру отлучился… Писарев: А оружие где, болван? Опоздавший: Тогось… забыл… я сейчас, я принесу, вашбродь… Писарев: Пшел вон! Сквозь строй прогоню, скотина! А барабанщики? Где барабанщики?! Чего вы ждете? Барабаньте – так, чтобы у этих изменников перепонки полопались! (затыкает уши) Да у них, а не у меня! (бегает по двору, истерически размахивая руками) Михаил: (мечтательно) Милая Анна… Хоть бы еще взглянуть на нее!.. Кончики пальцев поцеловать… Прикоснуться к шелковой накидке… Владимир: (еще мечтательнее) Коньячку бы сейчас… пару стаканов… Да трубку выкурить!.. Писарев: (строит солдат) Ружья у всех заряжены? Значит, так: вы, шестеро, целитесь в того, что справа, а вы – в того, что слева! Молоденький солдатик: Дозвольте спросить, вашбродь? А где право, где лево? Писарев: Идиоты! Олухи! (раздает солдатам зуботычины) Владимир: Ну, брат Репнин, если мы не возьмем дело в свои руки, стоять нам тут до второго пришествия, и погибнуть не с честью – от пули, а с позором – от насморка! Михаил: Нет, я – офицер и такого конца допустить не могу! (солдатам) Слушай меня, ребята! Вы, шестеро, цельтесь в меня, а вы (машет рукой) в моего друга! Солдаты: (дружно) Есть, вашбродь! Писарев: (визжит) Не было еще такого, чтобы приговоренные сами своим расстрелом командовали! Владимир: Не мешайте нам, поручик! (солдатам) Ружья на плечо! Цельсь! (Писарев в бессильной ярости срывает с себя фуражку и топчет ее ногами.) Михаил: Пли!.. (Врывается Александр, за ним – Натали.) Александр: (размахивая бумагой с печатью) Прекратить! Долой оружие! Господа Репнин и Корф высочайшим указом помилованы! (Растрепанная и счастливая Натали бросается целовать бывших арестантов. Писарев садится на землю и плачет от досады.) Владимир: Ну, раз путешествие к праотцам откладывается на неопределенный срок, мерзнуть я не намерен. (солдатам) Эй, ребята, принесите мою шинель! Там в карманах должна была заваляться какая-то мелочь – выпейте за здоровье государя императора! (Обрадованные солдаты притаскивают ему шинель и даже помогают продеть в рукав раненую руку.) Михаил: (спохватившись) Чуть не забыл! (хватает Писарева за шиворот и трясет его) Отдавай платок, скотина! (из писаревских карманов вылетает разная дребедень, в том числе и вожделенный платочек, который Михаил тут же подхватывает, напоследок наградив своего тюремщика пинком). Натали: (хлопает в ладоши) Так его, так его, братец! Он не хотел меня к тебе на свидание пускать, взятку вымогал… Вольдемар, а что же вы Мише не поможете? Владимир: Фи, мадемуазель, вдвоем на одного – это неблагородно, да и не хочется Мишелю удовольствие портить… (Александру) Ваше высочество, как же вам удалось нас вызволить? Александр: Пришлось пообещать отцу, что порву с Ольгой. Михаил: (потрясен до глубины души) Вы принесли ради наших ничтожных жизней такую жертву?! Александр: (вздыхает) Отец сказал, что умение жертвовать – оборотная сторона могущества. Владимир: Даже и не знаю, чем мы можем отблагодарить ваше великодушное высочество… Разве только пригласить на попойку в честь нашего освобождения? Александр: (все еще грустно) Я бы с удовольствием, господа, да ведь у гадкого Бенкендорфа во всех трактирах соглядатаи… Владимир: А кто говорит о трактире? Все будет чинно, тихо и благородно… в моем особняке. Александр: (оживляясь) Это резко меняет дело! Михаил: Надеюсь, Вольдемар, у тебя еще осталось несколько бутылок того шампанского, которым мы обмывали мое адъютанство? (показывает сестре кулак) Если вздумаешь проболтаться… Писарев: (им вслед) Погодите, господа, мы еще встретимся!..
Отправлено: 06.09.11 20:58. Заголовок: Я знакомится с этим ..
Я знакомится с этим произведением буду впервые. Гата, поясни немного - там много кадров? Я просто зареклась читать то, что еще не полностью изложено. Нетерпеливая)
Марья Алексевна изучающе рассматривает принесенные Татьяной розги, Лиза и Соня стоят поодаль со смурными физиономиями. Марья Алексевна: Хороши ли розги-то? Татьяна: (всхлипывает) Димитрий всю ночь вымачивал... (сморкается в фартук с вологодскими кружевами) Может, не надо, барыня? Пожалейте Лизавету Петровну... Марья Алексевна: Перед розгами в моем доме все равны! Я еще сведаю, кто Лизавете помогал козни против меня строить! (Соня и Татьяна в испуге разбегаются по углам) Ишь, чего удумала! Будешь теперь знать, как родной матери голову морочить! (садится на диван, укладывает Лизу к себе на колени, задирает на ней юбки и начинает стегать розгами по розовым панталончикам) Лиза: А-а! Маменька! Больно! (делает вид, что плачет) Марья Алексевна: (лупцует ее) Будешь еще Корфам кляузы на меня писать? Будешь?! Лиза: Буду, маменька! Марья Алексевна: Ах ты, дрянь! (сломав о дочку один прут, тянется за другим) И что же это за розги-то такие ломкие?! (Лиза громко верещит, подмигивая при этом Соне, та непонимающе таращится.) Марья Алексевна: (продолжает порку) Я тебя научу мать слушаться! Лиза: Все равно не пойду за этого старого хрыча! Хоть насмерть забейте! А-а-а! (В окно вваливается растрепанный Андрей.) Андрей: Это еще что тут такое?! (отбирает у матери орудие наказания) К чему такая жестокость, maman? Лиза: Братец! Помоги! Маменька хочет отдать меня за мерзкого Забалуева, а я хочу только за Владимира Корфа! Марья Алексевна: Я тебе покажу Корфа! (сыну) Ты только подумай, Андрюшенька: Иван Иваныч, сосед наш, воспользовавшись безвременной кончиной моего Петеньки (пускает слезу), долг нам возвращать отказывается, по миру пустить нас хочет, детоньки мои! А эта бесстыдница мать родную ему с потрохами продала и не поморщилась! Андрей: (скорбно) Это правда, Лиза? Лиза: Андрюша, разве ты не помнишь, что наш покойный батюшка и Иван Иваныч уговорились нас с Владимиром поженить? Андрей: Лиза, мне придется тебя огорчить, но в нынешних обстоятельствах ваша свадьба с Владимиром невозможна: во-первых, он приобрел в столице дурную привычку соблазнять разных женщин, а потом стреляться из-за них на пистолетах... Лиза: Разные женщины? Значит, ни одной из них он не любит по-настоящему и вернется ко мне! Андрей: ...а во-вторых, он уже поплатился за эту свою скверную привычку и не сегодня-завтра будет вздернут на виселицу по приказу государя. (Марья Алексевна издает радостный вопль.) Соня: (испуганно крестится) Неужто теперь ловеласов в столице вешают? Андрей: Вольдемар позарился на даму, облюбованную наследником престола. А на царские игрушки облизываться - сами понимаете… (Лиза плачет уже не понарошку, Марья Алексевна машинально похлопывает ее по ягодицам.) Марья Алексевна: И почему это у тебя попка такая твердая? (ощупывает Лизины панталончики и извлекает на свет божий какие-то картонки) Негодница! И тут мать обманула! Соня: (хватает картонки) Это же мои акварели! Я закат рисовала и кувшинки на пруду... Лиза: (фыркает) Жадина! Дрянного альбомчика для сестры пожалела? Соня: Я жадина? Я?! (плачет) А кто для тебя из маменькиного комода простыни таскал, когда ты веревку вязала, чтобы из окна спуститься?! (как всегда запоздало прикрывает рот ладошкой) Марья Алексевна: (задыхаясь от возмущения) Так вы заодно! Спелись! Ох, и всыплю же я вам! Где розги? (в окне видна лошадиная голова, меланхолично дожевывающая последний прутик) Чья это лошадь?! Откуда тут лошадь?! Андрей: (сконфуженно) Это моя лошадь, maman... Я, когда услышал Лизанькины вопли, так и сиганул прямо из седла в окно, на помощь... а коня под окном бросил... Вот... так разволновался, не знаю, куда очки подевались (близоруко щурится) Татьяна: (подает ему очки) Вы их обронили, барин. Андрей: Спасибо, Танюша. (берет очки, на секунду задержав ее руку в своей) Татьяна: С приездом, Андрей Петрович! (смутившись, отворачивается) Марья Алексевна: Вот вам мое последнее слово: (Лизе) ты - под венец с Забалуевым! (Соне) Ты - забудь про Италию и живописные развалины, будешь наших лягушек живописать! (Андрею) А ты - не вздумай за них заступаться! (уходит, хлопнув дверью) Андрей: Да я и не... (сестрам) Нашли, дуры, кому перечить - разве нашу maman переупрямить? Лиза: (обливается горючими слезами) Я не верю, что Владимир может умереть! Соня: (распрямляя смятый альбомчик) Я так мечтала поехать в Италию... Это из-за тебя маменька меня наказала! (бьет сестру альбомом по голове) Станешь теперь госпожой Забалуевой, так тебе и надо! Лиза: (таскает ее за косу) А ты и рада, завистница?! А, может, тебе мой женишок приглянулся? Так забирай, мне этой рухляди не жалко - не то что тебе твоей жалкой мазни! (Андрей и Татьяна растаскивают дерущихся девиц.) Андрей: (Соне) Успокойся, ну чего ты там, в Италии, не видала? Аполлона Бельведерского? Так мы можем позвать к тебе натурщиком Никиту из корфовского поместья - он на всю округу мускулами славится, рисуй на здоровье! Татьяна: (Лизе) Не плачьте, барышня, Андрей Платоныч в годах немалых, скоро Богу душу отдаст, и останетесь вы вдовушкой молодой да богатой, а там, глядишь, и блондин явится - тот, кого вам Сычиха нагадала. Еще краше молодого Корфа! Лиза: (тоскливо) Чтобы вдовой стать, надо прежде замуж выйти... А я не хочу!.. (размазывает слезы по щекам) Не хочу за Забалуева!.. Андрей: Ну, будет, будет, Лизанька… Я поговорю с maman… Может, удастся отложить свадьбу… Конечно, я ничего не обещаю… Но поговорю!
Кадр 12. Гостиная в Петербургском особняке Корфов
Повсюду видны следы грандиозной пирушки: пустые бутылки валяются вперемешку с разбитыми бокалами и обглоданными косточками, в лужах шампанского на полу плавают желтые корочки сыра и ананасная ботва. Бюст Шекспира заботливо укутан в мундир с золотыми эполетами, другой мундир свисает с люстры. На картине, изображающей Полтавское сражение, глаз Карла XII проколот вилкой. Между ножками столика на паркете сладко похрапывает Михаил, подложив ладонь под щеку. Владимир валяется на диване, свесив голову через подлокотник. Владимир: (с трудом продирая глаза) Что? Уже утро? (бросает мутный взгляд на часы, которые как раз бьют полдень) Хорошо покутили… М-да! (тянется к чудом оставшейся недопитой бутылке, но, не дотянувшись, без сил падает обратно на диван) Плохо мне… (слышны шаги за дверью) Эй, кто там! Принеси рассолу! Натали: (входит) Вы всегда так обращаетесь к барышням, Вольдемар? Владимир: Наталь Санна… (еле ворочая языком) Какая честь… Натали: И не думайте! Я пришла не к вам, а за своим братом. Забрать его из этого притона, пока он не погиб окончательно! Владимир: Мишеля? Заб-бирайте… В-вот он! (таращится на голый паркет) А где… где ковер, который я… п-привез из Индии? Натали: В Зимнем дворце, в моей комнате. Но так как благодаря вам я больше не фрейлина, то из комнаты меня выгнали, и теперь ваш ковер топчет Катька Нарышкина. Владимир: (оглядываясь) А его высч-ство… где? Натали: (ехидно) Тоже в Зимнем. Неужели вы ничего не помните? Владимир: Н-нет… Его увезли люди Бенк… ик! дорфа? Натали: (уничтожающий взгляд) Его увезла я! Вчера поздно вечером вы спохватились, что Александру Николаевичу пора возвращаться во дворец, но при этом успели напоить его так… так… (не может подыскать подходящего сравнения в силу своей интеллигентности) Михаил: (бормочет) Анна! Божественная! (причмокивает во сне губами) Владимир: (запускает в него диванной подушкой) Замолчи! И без того тошно… Михаил: (обнимает подушку) Анна! Я навеки ваш! Владимир: Тьфу! (к Натали) И как же попали во дворец мой ковер и его высочество? Натали: Кому-то из вас пришло в голову завернуть его высочество в ковер, ковер положить в мою карету и отправить меня с этим грузом в Зимний. Господи! Чтобы я еще хоть раз согласилась принять участие в ваших авантюрах! Хорошо еще, что первым мне навстречу попался господин Жуковский, а не Бенкендорф! Василий Андреевич помог мне извлечь Александра из ковра и довести до его покоев по потайной лестнице… А потом выяснилось, что вы одели цесаревича в Мишин мундир! Владимир: Ну и ладно, Мишелю мундир больше не понадобится. Впрочем, как и мне… Натали: Вас мало было разжаловать! Вас надо было колесовать! Вас! Одного! Почему мой брат должен страдать из-за вашей распущенности?! (на цыпочках пробирается через винные лужи к брату и трясет его за плечо) Миша! Просыпайся! Поедем домой! Михаил: (лягает ногой воздух) Отстаньте! Не мешайте мне слушать Анну! (поет, фальшивя) «Сей поцелуй, дарованный тобо-о-ой…» (громкий храп) Натали: Вольдемар, вы нарочно познакомили Мишу с Анной, чтобы он перебрался в ваш дом и участвовал в ваших гнусных оргиях? Владимир: Что вы, Наталь Санна! Я, напротив, всеми силами пытаюсь вылечить своего друга от этой нелепой болезни, но – увы! (сокрушенно разводит руками) Чем больше я вливаю в него шампанского, тем чаще он повторяет ее имя… А другого лекарства я не знаю. (вновь тянется за бутылкой, но подводит больная рука) Натали: (решительно отодвигает бутылку) Существуют и другие лекарства – например, своевременно обрабатывать раны. А ну-ка, покажите вашу руку! (пытается вытащить руку Владимира из рукава рубашки) Владимир: (возмущенно) Я не привык, чтобы женщины меня раздевали! Я еще и сам в состоянии… (не без труда стаскивает с себя рубашку) Натали: (покраснев, делает вид, что разглядывает рану) Уже почти зажило… Таких, как вы, ничто не берет! (бросает вороватые взгляды на красивый торс пациента) Владимир: Наталь Санна… (кладет здоровую руку ей на талию) Если б вы не были сестрой моего лучшего друга… (рука перемещается выше) и невестой другого моего хорошего друга… Натали: (отвешивает ему пощечину и вскакивает с дивана) Даже Андрей, мой жених, не допускает подобных вольностей! Владимир: Что ж это за любовь такая… пресная? Натали: У нас с ним чистая и возвышенная любовь, но вам, с вашими примитивными чувствами и желаниями, этого не понять! (срывает с бюста Шекспира мундир цесаревича) Так и быть, я отвезу его в Зимний дворец, пока за ним не явились люди Бенкендорфа, но повторяю, что… Владимир: …что вы делаете это не ради меня, а ради вашего брата. Натали: Вот именно! (в полугневе, в полупанике ретируется, заметая подолом пробки и огрызки на полу) Владимир: (ей вслед) Наталь Санна, ковер! Ковер привезите обратно! Индийский… Я привез его в подарок для Анн… тьфу! для отца… (с третьей попытки добирается до вожделенной бутылки и, осушив ее, падает на пол рядом с Михаилом) Подвинься, друг… споем дуэтом… «Сей поцелуй, дарованный тобой…» Черт! Надо бросать пить… А то скоро Анька красавицей покажется… (громкий храп)
Отправлено: 11.09.11 19:48. Заголовок: Кадр 13. Кладбище К..
Кадр 13. Кладбище
Княгиня Долгорукая сидит на могилке покойного мужа. Марья Алексевна: Ты уж не взыщи, Петр Михалыч, что без цветов к тебе пришла… Роз-то у нас в оранжерее много – и красных, и чайных, да я их к Лизанькиной свадьбе берегу. А тебе и это сгодится (кидает на мраморную плиту пучок чертополоха) Лежишь ты тут себе и горя не знаешь, а я одна с хозяйством и с детьми… слабая женщина… (достает платочек, но, не выдавив ни одной слезинки, убирает платочек обратно) Предатель! Не о таком конце я для тебя мечтала… Ты должен был мучиться… страдать, как я страдала… а ты – раз! – и сковырнулся! Несправедливо это! (плачет от обиды) Так пусть же теперь за твои грехи сообщник твой Корф расплачивается… и детки наши, неблагодарные… Уж как я для них старалась, а они все одно твердят: «Кабы папенька был жив!» Хотела я от них, грешным делом, замуж уйти – за нашего соседа, за Андрей Платоныча, а потом думаю: не все тебе в горе, что мне в радость. Отдам-ка я лучше за него твою любимицу, Лизаньку, то-то ты в гробу поворочаешься! (встает) Однако засиделась я у тебя, Петруша, а мне ведь к свадьбе готовиться надо… Спи спокойно, mon cher, скоро я опять наведаюсь – новости рассказать. Модестыч: (выныривает из-за соседнего креста) Марья Алексевна! Ау! Марья Алексевна: Ох! (хватается за сердце) Напугал, будь ты неладен! Чего тебе надо, Карл Модестыч? Зачем ты меня преследуешь? На могилке Петеньки поплакать мешаешь? Модестыч: Так ведь дома-то вас не застать, княгиня: то вы отдыхать изволите, то в отъезде, а то и вовсе холоп ваш на порог не пускает… А у меня дело безотлагательное! Должок за вами, дражайшая Марья Алексеевна… Марья Алексевна: Что ты плетешь? Какой такой долг? Я с тобой сполна рассчиталась! Модестыч: Как же-с! Ровно половину не додали-с! А я уж в таких стесненных обстоятельствах пребываю, Марья Алексевна, таких стесненных, что прямо и не знаю… То ли в ноги Иван Иванычу пасть, покаяться?.. Я ведь на воровство-то решился не из подлости душевной, а исключительно по вашему наущению… Марья Алексевна: Нашел себе защитника – Иван Иваныча! Ха-ха! Да он не сегодня-завтра Богу душу отдаст. Модестыч: Так ведь как бывает, ваше сиятельство: сегодня болен, завтра – здоров… А коли Богу душу, так ведь у старого барона сынок есть, юноша нрава весьма горячего… Как зачнет меня трясти, а я вдруг не выдержу… да расскажу всю правду-то… о расписке? А? Марья Алексевна: Эва! Напугал! Как он из крепости-то до тебя дотянется? Модестыч: Так ведь как бывает: сегодня в тюрьме, завтра – на свободе… Марья Алексевна: А бывает и по-другому: нынче хорохорится, а завтра землей накроется (кивает на могилку мужа) Модестыч: Уж не угрожать ли мне вздумали, милейшая Марья Алексевна? Не рекомендую-с… В случае моей преждевременной кончины и Корфы, и уездные власти по письмишку получат, в котором черным по белому… Марья Алексевна: (обрывает) Ах ты, пес! Ни жалости, ни сострадания к бедной вдове… (срывает дорогие серьги, швыряет Модестычу) На тебе, подавись! И не смей мне больше на глаза являться! (уходит широким шагом) Модестыч: (рассматривает камни на свет) Вроде не поддельные… Донельзя довольный, прячет добычу во внутренний карман и, насвистывая немецкий мотивчик, рысит к выходу с кладбища… но внезапно оказывается нос к носу с тощим бурым медведем. Модестыч: (икает от страха) А… а… (медведь обнюхивает его) Bitter…Н-не еш-шьте м-меня… Bitter… Никита: (выглядывает из-за дерева) Съешь его, косолапый! Сожри вместе со всей его подлой печенкой! Модестыч: Herr Bär… Nein…Bitter… (стучит зубами) Я н-невкусный… П-жалуйста… господин медведь… Никита: (из-за дерева) Да жри же ты его скорее! (грозит медведю топором) Модестыч, очнувшись от шока, резво карабкается на дерево. Медведь с обескураженным видом садится на землю. Никита: Ну! Чего расселся?! Лезь за ним! (мишка зевает) А-а… ты, наверное, от голода обессилел… Подожди-ка! Я тебе достану твой обед! (трясет дерево) Модестыч: (боясь взглянуть вниз) Сейчас… сейчас он до меня доберется… (отчаянно цепляется за ветки) Никита: Ну же, морда немецкая! (начинает рубить дерево) Все равно ты у меня свалишься! (Обезумевший от ужаса Модестыч думает, что это медведь вырывает дерево с корнем. Никита работает топором. Грохот. Треск сучьев. Дерево падает, Модестыч, сделав в воздухе сальто, приземляется на спину медведю. Тот ревет от страха и, стряхнув непрошеного седока, убегает на всех четырех лапах. Модестыч на четвереньках бежит в другую сторону.) Никита: (с досады переламывает топорище) Так и знал, что обманут проклятые цыгане! Сказали, медведь неделю голодный на цепи сидел и сожрет первого, кто ему подвернется… А он Модестыча даже попробовать не захотел! И немец, сволочь, по-прежнему будет над Аннушкой измываться! Надо дикого кабана в лесу отловить и запереть с ним в один сарай… (уходит, поникнув могучими плечами)
Кадр 14. Гостиная в Петербургском особняке Корфов
Следы давешней попойки ликвидированы, на чистом паркете лежит персидский ковер, на диване – частично протрезвевший Михаил. Михаил: (бормочет с закрытыми глазами) «Анна!.. Одну тебя лишь прославлять могу на лире восхищенной…» Нет, кажется, это уже кем-то было написано… И даже напечатано… А если так: «Чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я...» Нет, и это я где-то читал… (хнычет) И почему я сам не могу придумать ни одной рифмы? Анна достойна самых изысканных, самых возвышенных слов, посвященных только ей, а не опубликованных уже в каком-нибудь альманахе!.. Анна: (с порога) Я была бы рада и простой записке, но вы ни строчки мне не прислали. Я думала, что вы меня забыли. Михаил: Забыть – вас?! (открывает глаза) Я все еще сплю… Неужели это вы, Анна? Неужели я вижу вас наяву, фея моих грез? (с жаром целует ей руки) О, как я счастлив! Анна: Так вы не написали мне потому, что все это время ждали музу? (За ее спиной вырастает Владимир – в атласном шлафроке, с рукой на перевязи.) Владимир: Нет, он не писал вам потому, что все это время провел в тюрьме. Михаил: (с досадой) Справедливости ради надо заметить, что я там был не один. Анна: Про тюрьму я знаю, князь Андрей Долгорукий рассказал нам с Иван Иванычем, что вас обоих по приказу императора заключили в крепость и даже должны были казнить… Вот дядюшка и отправил меня сюда – узнать новости и, если вас, Владимир Иваныч, уже повесили, забрать ваше тело, чтобы похоронить на семейном погосте, хоть, по словам дядюшки, вы и не заслуживаете того, чтобы покоиться рядом с вашими славными предками… Владимир: (хмыкает) Вполне в духе батюшки – честь семьи прежде всего. А что же он сам за моим телом не пожаловал? Анна: У дядюшки был сердечный приступ. Это очень хорошо, что государь вас помиловал (радостно улыбается), я теперь с чистой совестью могу пойти на прослушивание в Императорский театр. Я такая чувствительная… я не смогла бы взять верхнюю «ля», зная, что вы лежите в сырой земле (со значением смотрит на Михаила). Владимир: Что-о-о?! Мой отец болен, а она будет упражняться в пении?! Михаил: Но-но-но, полегче, Вольдемар! Я со своей сестрой так не разговариваю, хоть Наташка, бывает, и выводит меня из себя. А Анна-то – чистейший ангел! Владимир: И на солнце бывают пятна. Михаил: На что ты намекаешь? Анна: (торопливо) А еще княгиня Долгорукая заявляет, что Иван Иваныч не вернул долг ее покойному мужу, и требует наше поместье взамен неуплаты… Владимир: Та-а-ак… Это была последняя хорошая новость? Или у вас в запасе еще что-то есть? (Анна отрицательно мотает головой) Тогда мы немедленно возвращаемся в поместье! Надеюсь, вы не успели распаковать свои вещи? Анна: (плаксиво) Опять трястись в карете? Я устала… И меня ждет Сергей Степаныч Оболенский, директор императорских театров… Михаил: Анна, я могу вас к нему проводить. Князь Оболенский – мой дядя, я упрошу его сегодня же принять вас в труппу Мариинского театра, хотя уверен, что никакие мои просьбы не потребуются – ваш чудесный талант откроет перед вами все двери! Анна: Я бы с радостью, да только Владимир Иваныч не разрешит… Михаил: Вольдемар, ну нельзя же быть таким эгоистом! Анна рождена для сцены, а за твоим отцом есть кому присмотреть… И пусть Иван Иваныч за репутацию Анны не волнуется – я пылинке не дам к ней пристать, не то что какому-нибудь наглому столичному волоките! Владимир: Если тебе, Мишель, охота с ней нянчиться – изволь. А мне за Анькой надзирать – удовольствие сомнительное. Взрослая барышня, сама должна понимать, что хорошо, а что плохо. Михаил: (радостно) Тогда я побегу на конюшню и скажу, чтобы для тебя оседлали коня? Владимир: Ну, беги. (Михаил уносится сломя голову.) Милый друг! Как он спешит от меня избавиться! Анна: Он просто очень добрый и хочет вам помочь. Владимир: Почему ты все время пререкаешься?! Анна: Почему вы меня так ненавидите? Владимир: Если ты научилась болтать по-французски и бренчать по клавишам, то это еще не значит, что ты стала дворянкой! Анна: (всхлипывает) Я знаю… Владимир: И никогда ею не станешь! (со змеиной усмешкой) Или ты решила охмурить Мишеля и сделаться княгиней Репниной? И не рассчитывай! Я ему всю твою родословную обрисую, так что он в твою сторону и плюнуть побрезгует! Анна: Что вы ему расскажете, если и сами ничего не знаете? (со вздохом) И я, кстати, ничегошеньки не знаю… Только дядюшка знает, да ничего не говорит… Владимир: (рычит) Опять ты мне перечишь?! Анна: (плачет) Вы злой… жестокий… Вы и в детстве всегда у меня игрушки отбирали… Владимир: Мишель не игрушка, а мой лучший друг! И я тебе запрещаю с ним кокетничать! Если еще раз увижу, что ты ему глазки строишь, заставлю тебя воду таскать без коромысла! Анна: (сквозь слезы) А я… а я… а я дядюшке пожалуюсь, и он вам больше денег не даст с карточными долгами расплачиваться! Владимир: Ах ты, ябеда! Выдрать бы тебя, как сидорову козу! Давно руки чешутся… (Анна в испуге ныряет под диван, разъяренный Владимир за косу пытается вытащить ее оттуда.) Михаил: (запыхавшись) Лошадь уже оседлана, можно ехать! А… что здесь происходит? Владимир: (как ни в чем не бывало) Пуговица у меня оторвалась, и Аннушка ее ищет. «Куда вы, - говорит, - Владимир, с больной рукой под диван полезете?» Заботливая! Михаил: (с недоумением оглядывает халат Владимира) Тут вроде нет никаких пуговиц… Анна: (выбирается из-под дивана) Владимир не так выразился. Я искала не его пуговицу, а свою шпильку. Михаил: А-а! Понятно. То есть, ничего не понятно… Владимир: Желаю тебе, мой друг, поскорее во всем разобраться. А за сим – позвольте откланяться (уходит) Анна: (смущенно теребит том Шекспира) Простите, Миша… Мне надо повторить роль… Михаил: (с интересом) А что вы собираетесь представлять? Анна: Сцену из «Отелло», я начала ее репетировать еще в поместье. Михаил: Могу ли я вам подыграть? Анна: (оживляясь) Конечно! (Сует ему книгу, открытую на нужной сцене) Вот! Коварный Яго оболгал Дездемону, и муж стал подозревать ее в измене… И требует показать ему платок… Михаил: Платок? Вот он… (достает из-за пазухи платочек с буковками «АП») Анна: Нет, Миша, вы не поняли: это я должна показать вам платок, ваш подарок. Михаил: Но вы мне его не дарили, я взял без спросу… Анна: Вы – Отелло, ревнивый мавр, а я – Дездемона, ваша супруга, и я потеряла где-то ваш платок, а вы ужасно сердитесь… Михаил: Как я могу на вас сердиться? (целует ее) Анна: (смущенная и довольная) Но… этого в пьесе нет… Михаил: Так давайте перепишем эту пьесу! (заключает ее в объятия)
Кадр 15. Мрачная и темная келья в монастыре
Ольга Калиновская в простом темном платье сидит, подперев рукой щеку, и с тоской глядит в крошечное окошечко. Входит монашка с дымящейся миской и горбушкой черного хлеба. Ольга: Наконец-то! Уж думала, что без обеда останусь. (облизывается) Что там такое вкусненькое? Монашка: Чечевичная похлебка. Ольга: Ты что, смеешься надо мной? Какая чечевица? Принеси супчик из говяжьего желудка да мяса жареного! (подумав) И бутылку вина. Монашка: Постный день нынче, нельзя скоромного… Ольга: У вас тут круглую неделю пост! Вчера пареная репа, сегодня чечевица, завтра – щи из гнилой кочерыжки! Вы голодом меня уморить хотите?! (сверкает глазами) (Монашка испуганно крестится и убегает.) Ольга: (ей вслед). Как я вас всех ненавижу! (Запускает в дверь миску с чечевицей, но похлебка вместо двери попадает на неожиданно вошедшую Натали.) Натали: (отряхивая подол) Что же это такое?! Нет, я еще понимаю, у Корфа – мерзкий притон, как давеча съездила туда, так до сих пор мое любимое платье отчистить не могут… Но здесь-то – в монастыре!!! (со слезами в голосе) Хоть из дому не выходи! Ольга: Наташенька! Какая радость!.. Натали: Вижу я, как ты мне рада… Ольга: Прости меня, пожалуйста! Я так несчастна! (рыдает) С Александром меня разлучили, и во рту уже второй день маковой росинки нет… Натали: Хм, в одной из этих бед я тебе пособить смогу… Ольга: (с надеждой). У тебя есть с собой что-нибудь вкусненькое? Натали: У меня есть кое-что получше (выглядывает в коридор и машет кому-то рукой) (Входит коренастая женщина в пестром сарафане, по самые брови закутанная в клетчатый платок.) Ольга: (всплеснув руками). Саша! Александр: (разматывая платок). Как ты меня узнала? Ольга: Мне подсказало сердце, любимый! (бросается ему в объятия) Александр: Оленька! (жарко целует ее) (Натали деликатно кашляет.) Александр: Мадемуазель Репнина, я… мы… очень вам признательны… (не знает, как поделикатнее выпроводить ее) Ольга: Наташенька, мне так жаль твоего красивого платья… Сходи к монашкам, пусть они тебе его почистят! Натали: Спасибо, я так и сделаю. (Уходит, ворча себе под нос) Признательны они… как же… От двора меня уже отлучили, впереди одна Сибирь… И почему я позволяю втягивать себя во всякие авантюры?! (Оставшись одни, Александр и Ольга пылко целуются). Натали: (заглядывает в дверь). Я все-таки покараулю здесь, чтобы вам никто не помешал. Александр: (нетерпеливо). Да-да, покараульте! (Лихорадочно начинает стаскивать с себя маскарадный сарафан, Ольга ему помогает.) Натали: (снова заглядывает). Ваше высочество… (Александр с Ольгой, уже не церемонясь, выталкивают ее за дверь и, задвинув засов, падают на кровать.) Натали: (из-за двери). Я только хотела сказать… Императрица: (снаружи). Натали? Как вы здесь оказались? Александр: (сваливается с кровати). Это голос maman! Ольга: О матка боска! Прячься, Саша! Если тебя здесь застанут… Александр: Наследник Российского престола в женском монастыре! (мечется по комнате) Этого скандала маменька мне никогда не простит, здешняя игуменья – ее лучшая подруга! (ужом протискивается в узкое пространство между полом и кроватью) Ольга: (стонет). О матка боска! Спаси меня! (открывает дверь) (В келью вплывает императрица, за нею семенит Натали.) Натали: Я приехала попрощаться с моей лучшей подругой, ваше величество… Императрица: Надеюсь, вы приехали попрощаться с нею только от своего имени, и ни от чьего другого? (Натали делает честные глаза.) Ольга: (приседая в книксене). Ваше величество… Императрица: Здравствуйте, милочка. Вы спали? Ольга: (поправляет растрепанные волосы). Да… пытаюсь скоротать время в этом унылом месте… Императрица: А у меня для вас хорошая новость: вашему заточению скоро конец. Ольга: Неужели его величество сменил гнев на милость? (Натали рыщет глазами по келье, высматривая, куда подевался Александр, и, заметив торчащую из-под кровати ногу, быстренько подбегает и загораживает эту ногу своими широкими юбками.) Императрица: (протягивает Ольге портрет бравого старикана). Граф Ириней Огинский был счастлив узнать о вашем скором бракосочетании. Выезжайте к своему жениху нынче же! А его портрет я оставляю вам, чтобы вы не скучали в дороге. Натали, мы возвращаемся вместе, здесь вам больше делать нечего. (Репнина, не смея возражать, удаляется вместе с государыней. Александр вылезает из-под кровати.) Ольга: (всхлипывая) Саша, ты знал об этом? (Александр мнется) Молчишь… значит, знал… (закипая) Знал – и ничего мне не сказал?! Александр: Оленька, я не хотел омрачать минуты нашего прощания… Ольга: (в ярости надевает ему на голову портрет Огинского) Egoista! Александр: (грустно, из обрывков портрета) Оленька, если бы я только мог… Ольга: (расплакавшись, целует его) Мне достаточно того, что ты есть на свете, любимый! Александр: (смешивает с ее слезами свои) Я больше никого не полюблю так, как тебя!..
Отправлено: 12.09.11 09:44. Заголовок: Открываю для себя эт..
Открываю для себя это произведение впервые. Аннушка мне уже нравится, я к ней прониклась, славное дитя. А приписка о цензуре вызывает острое желание пошебуршать по архивам и сунуть любопытный нос в предыдущий вариант, но сначала досмотрю эти 100 эпизодов.
Александр: И если вы не будете доносить, он сошлет вас в Сибирь, как вашего предшественника, несчастного Голицына. А если будете… тогда в Сибирь сошлю вас я – когда сам стану императором. (с злорадным сочувствием) Жаль мне вас, Репнин: мечтали, верно, сделать карьеру, а попали, как кур в ощип!
Бедный Мишка. Меж двух огней. Gata пишет:
цитата:
Владимир: Деньги? (роется в карманах) Вот, три рубля. Подожди, возьми еще пять копеек на карамельки.
Раздобрел Владимир. Gata пишет:
цитата:
Владимир: Я не заслужил таких похвал, mon ami… А вот мой последний трофей! (вздыхает) К сожалению, пока только веер, но не теряю надежды добыть к нему в пару чулочки, хоть дама изрядно строптива. Александр: (задумчиво) Где-то я этот веер уже видел… Михаил: С видами Варшавы… Умеют поляки делать изящные вещицы! Александр: Да это же… это же веер Ольги Калиновской, моей… (поперхнувшись) фрейлины моей матушки! (Драматическая пауза.) Владимир: (откашлявшись) Ваше высочество, если вы требуете удовлетворения, я всегда к вашим услугам.
Марья Алексевна, Забалуев и Карл Модестыч добивают несчастного барона. Иван Иваныч: (совсем затюканный) Помилосердствуйте, господа, как же это – немедленно покинуть усадьбу? Куда же мы с Аннушкой поедем на ночь глядя? Марья Алексевна: Заночуете на постоялом дворе, а утречком сядете в почтовую карету – и в Петербург. Вот экипаж с лошадьми, не обессудьте, дать вам не могу – они теперь не ваши, да и нам надо на чем-то Лизанькины вещи сюда перевозить. Забалуев: (рассматривает графинчики и бутылки на низком столике) А не выпить ли нам за отъезд дорогого Иван Иваныча? Столько лет прожили бок о бок, душа в душу… Модестыч: С позволения сказать, по такому случаю лучше выпить французского коньяку 1802 года. У барона в подвале есть пара ящиков этого божественного напитка… Владимир: (вырастает на пороге) Кто это собирается пить мой коньяк? Иван Иваныч: Сынок! Володя!.. Но… разве ты не в тюрьме? Владимир: Здравствуй, отец. Все – потом! Разреши сначала горло с дороги промочить. В трактире, знаешь ли, такое мерзкое пойло подают, даже господин Забалуев пить бы не стал. (отбирает у онемевшего Забалуева графин, осушает два бокала подряд, наливает третий и вальяжно разваливается в кресле) Ну, а теперь – рассказывайте, что тут происходит. Марья Алексевна: Невежливого вы сынка воспитали, Иван Иваныч, непочтительного. Забалуев: Да-с! Именно непочтительного! Помню, как они с вашим Андрюшей сливы из моего сада таскали… Владимир: И вовсе не сливы, а груши. Недозрелые, кстати (кисло морщится) И Андрюша Долгорукий на дерево тогда не полез, а караулил за оградой - побоялся в чужой сад зайти… А как хозяина увидал, задал такого стрекача, что про меня забыл, и я в одиночку отстреливался этими грушами… И будто разок-другой попал в вашу лысину, Андрей Платоныч, не помните? (глядит на стакан, будто примеряясь, не использовать ли и его теперь в качестве метательного снаряда, но, передумав, выпивает и протягивает Шуллеру) Налейте-ка мне еще, Карл Модестыч… Так в чем суть ваших претензий, господа? Марья Алексевна: (сквозь зубы) Иван Иваныч остался должен моему покойному мужу крупную сумму денег… Иван Иваныч: Я выплатил долг! До копеечки! Петр Михалыч и расписку мне в этом дал… Забалуев: Так покажите нам эту расписку! Иван Иваныч: Нету! Пропала… Марья Алексевна: И как же вам не совестно, барон! Покойный Петенька (прикладывает платочек к глазам) любил вас, как родного брата, детки наши вместе играли… Забалуев: А вы, Иван Иваныч, безутешную вдову своего лучшего друга и деток-сироток обездолить хотите… Стыдно-с!.. Иван Иваныч: Да что же это такое?! Ведь при вас же, Андрей Платоныч, запись в регистрационной книге сделали о возврате долга, мой управляющий свидетель… Модестыч: Nein, nein! Ich habe nichts gesechen, ich habe nichts gechören! Владимир: (вмешивается) Позвольте вопрос, Марья Алексевна: а есть ли у вас доказательства, что Петр Михалыч вообще ссужал деньги моему отцу? Марья Алексевна: А… а… (беззвучно открывает рот) Владимир: Отец, если вы брали у князя Долгорукого деньги взаймы, то должны были оставить ему расписку? Марья Алексевна: (приходит в себя) Что значит «если брал»?! Иван Иваныч: Конечно, я писал расписку, но Петр сжег ее, когда я вернул ему долг… Владимир: Ага! Расписки не существует? Значит, и долга не существует! И больше не о чем разговаривать. Милейшая Марья Алексевна, дорогой Андрей Платоныч, как жаль, что вы уже покидаете нас! Мы не успели в полной мере насладиться вашим приятным обществом… (распахивает дверь в коридор) Забалуев: Что вы себе позволяете, молодой человек?! Какая наглость! Владимир: Господа, я бы вас проводил до кареты, да нам с отцом пора обедать… Марья Алексевна: (потрясая зонтиком) Я это дело так не оставлю! Я отомщу, и месть моя будет страшна! (Незваные гости, разгневанные и разочарованные, уходят, Модестыч трусцой бежит за ними, но Владимир ловит его за шиворот.) Владимир: (ласково) Подождите, господин управляющий! (под локоток подводит к столу) Воруем, значит, Карл Модестович? Модестыч: Как можно-с! (канючит) Я верой и правдой, много лет, себя не жалеючи… Иван Иваныч: А на это что скажете? (водружает на нос очки и раскрывает конторскую книгу) Посмотрите-ка сюда! Модестыч: (сует нос в книгу) Что-с? Иван Иваныч: Вот-с! (тычет пальцем) «Посевы ржи вытоптали мыши». Какие мыши? Модестыч: Полевые-с! Владимир: (сочувственно) Что, так все и вытоптали? Модестыч: Вытоптали! Как стадо саранчи налетели-с – и нету ржи! А какие всходы были, ах-ах-ах! Иван Иваныч: А управляющий господ Кукарекуевых видел вас в трактире, с купчишкой из Четырехгорского уезда, и будто бы вы с ним о продаже ржи толковали? Модестыч: Врет! Врет, каналья! Не было такого! Да я в трактир ни ногой, я тружусь от зари до зари, аки пчелка… Иван Иваныч: (листает книгу) А это что такое? Паровоз? Что еще за паровоз? Модестыч: Железную дорогу затеял я строить – дело новое, полезное, пора нам жить с европейским размахом: хлебушек и лен из нашего имения на ярмарку в уездный город возить, а то и в сам Петербург, и не на подводах – в вагонах! И паровоз из Англии выписал, да только вот незадача-то какая: шхуна, что тот паровоз везла, в море затонула… Но вы не волнуйтесь, Иван Иванович: на будущий год, как поспеет пшеничка… Иван Иваныч: (срывает с носа очки) На будущий год вашего духу тут не будет! Вас тут не будет сей же час! Вон! Мошенник! Вор! Обманщик!.. (топает ногами) Модестыч: Увольняете меня, господин барон? А рекомендации будут-с? Владимир: Вот вам наши рекомендации! (вышвыривает его за дверь; у Модестыча из кармана вылетает толстая пачка ассигнаций, он пытается поймать ее на лету, но Владимир пинком сообщает ему ускорение и захлопывает дверь.) Иван Иваныч: (возмущенно) Подумать только! Каждый рубль, украденный этим мерзавцем, был украден у Анны! Владимир: (обескураженно) Что же получается? Я тут из кожи вон лез, милейшего старика Забалуева чуть по лысине графином не огрел, Лизиной маменьке нагрубил… И все ради того, чтобы Анька могла купить себе новую шляпку?! Иван Иваныч: (визгливым дискантом) Как ты разговариваешь с отцом, мальчишка?! Прокляну! Наследства лишу! Владимир: Какого наследства, отец? Модестыч же все разворовал! Иван Иваныч: (бушует) Все Аннушке отпишу – и землю, и крепостных, и дом в Петербурге! Владимир: Ну, коли все Аньке достанется, можно я хотя бы возьму те деньги, что любезно оставил нам наш бывший управляющий? (хочет забрать всю пачку, но под грозным взглядом отца отсчитывает только несколько бумажек, остальное бросает на стол) Пойду в трактир, выпью за Анечкино здоровье… (направляясь к двери, сам с собой) Надерусь в зюзю! Иван Иваныч: (вслед сыну) Завтра у Аннушки премьера, все соседи съедутся. Только посмей не явиться!
Кадр 17. Зимний дворец. Кабинет императора
Император, императрица, и их старший отпрыск – все с одинаково унылыми физиономиями: наследник устал сопротивляться напору родителей, а те устали сломлять его сопротивление. Вдоль одной из стен выставлено полдюжины женских портретов Александр: Мне надо еще подумать… Император: Сколько можно думать?! Императрица: Ты же обещал взяться за ум, Саша! Александр: А разве женитьба влияет на умственные способности? Василий Андреевич ничего такого мне не говорил… Император: Вот! Вот оно – тлетворное влияние господина Жуковского! Напрасно, сударыня, я поддался в свое время на ваши уговоры и согласился назначить этого пиита Сашиным воспитателем… Что проку бороться с вольнодумством в России, когда оно свило гнездо в царском дворце?! Императрица: (примирительно) Успокойтесь, мой друг! Василий Андреевич изо всех своих скромных сил старается обуздать пылкий нрав нашего сына… Император: Плохо старается! Пока Александр не продемонстрировал нам ни одного качества, достойного правителя великой державы: он капризен, избалован и лишен чувства ответственности! Александр: С самого детства мне твердят: ты должен, должен, должен!.. Но почему?! Почему я только должен и ни на что не имею права?! Почему мне нельзя жениться на любимой женщине или выпить с друзьями в трактире?! Император: Потому что ты наследник Российского престола, а не деревеньки в саратовской губернии! Александр: Лучше б я был захудалым саратовским помещиком! Император: Мне надоело с вами пререкаться, Александр. Если корона кажется вам такой тяжелой, извольте, я вручу ее вашему брату. Александр: Костьке – корону?! Да он еще в солдатиков играет! Император: Тогда перестаньте изображать собаку на сене и ведите себя, как должно будущему государю! Императрица: Саша, ты ведь понимаешь, что рано или поздно тебе все равно придется жениться? Александр: (хмуро) Если нельзя жениться на Ольге, то мне все равно, на ком. Император: (с облегчением) Ну, слава Богу! Однако мы не хотим лишать тебя права выбора… Посмотри! Перед тобой лучшие невесты Европы! Которая из них тебе более по сердцу? Амалия Шлезвиг-Гольштейнская… а? Весьма мила, весьма… Императрица: Нет, мой друг, ничуть не мила: она же косоглазая! Что скажут о нас в Европе, если супруга наследника престола будет все время глядеть на сторону? Саша, я советую тебе присмотреться к Регентруде Мекленбургской. Император: Нет, дорогая Шарлотта, герцогство Мекленбургское мелковато… Что скажете о принцессе Вюртембергской? Александр: Maman, papa, не слишком ли вы увлеклись? Жениться-то мне, а не вам… (Императрица обиженно поджимает губы.) Император: Чем дерзить матери, Саша, лучше бы выбирал себе супругу, пока ее не выбрали за тебя. (читает надпись под следующим портретом) «Герцогиня Брауншвейгская». Что?! А это еще зачем?! Мало наша фамилия натерпелась от этих выскочек!.. Императрица: Николя, но ведь это было так давно… И справедливости ради надо заметить, что Брауншвейгское семейство тоже немного пострадало. А эта девочка ни в чем не виновата, к тому же она так прелестна… (наводит лорнет) Только платье на ней старомодное, такие носили во времена императрицы Елизаветы, или даже раньше... Неужели Брауншвейги так обнищали, что одевают своих принцесс в наряды столетней давности? Император: Ну-ка, ну-ка! (отнимает у супруги лорнет и внимательно рассматривает даму на портрете) Бог мой! Да ведь это Анна Леопольдовна! Императрица: В самом деле… (растерянно) Но как этот портрет здесь оказался?! Император: (грозно) Да! Как этот портрет здесь оказался?! Александр: Мы с Костей нашли его в подвале, когда играли в Тезея и Минотавра. Ободрали с него паутину… Император: И это говорит наследник престола Российского!.. В гневе срывает портрет с подрамника и швыряет его в дверь, дверь от удара распахивается, на пороге – две борющиеся фигуры. Это адъютант императора пытается задержать Михаила Репнина, но тот, увидев, что путь свободен, прытко устремляется вперед. Михаил: Ваше величество, дозвольте обратиться! Император: (недовольно) Что это значит, князь? Господин Бенкендорф уверил нас, что вы с вашим приятелем навсегда покинули столицу. Александр: (злорадно) И на старуху бывает проруха! Михаил: Прошу прощения, ваше величество, но я не мог уехать, не закончив важного дела. Мою сестру… княжну Репнину отлучили от двора… это несправедливо! Император: (надменно) Вы берете на себя смелость рассуждать о справедливости наших решений? Михаил: Я виноват, но пусть гнев вашего величества падет только на мою голову, моя сестра не должна отвечать за мои грехи! Императрица: Николя, разрешите Натали Репниной вернуться в мою свиту. После этой истории я лишилась двух своих лучших фрейлин, а Кати Нарышкина так неуклюжа… и брехлива… Император: Ну, хорошо, хорошо… Если вам так дорога эта фрейлина, Шарлотта, пусть она возвращается… Александр: (с надеждой) А Ольга Кали… Император: Нет! И впредь попрошу этого имени не упоминать! (Цесаревич сникает.) Михаил: (радостно вопит) Спасибо, ваше величество!!! (хочет бежать) Император: Куда вы, Репнин? Я вас не отпускал. Нечего вам бездельничать в ссылке, поезжайте-ка в… (шелестит бумагами на столе) в Двугорский уезд… Оттуда неоднократно поступали жалобы… на мздоимство… и прочие злоупотребления… Разберитесь и доложите! Михаил: (быстро соображая) Слушаюсь, ваше величество!!! Александр: (ловит его на пороге) Репнин, вы покидаете меня? Я буду по вам скучать… (тяжело вздыхает) А еще пуще – по вашему приятелю Корфу и нашим совместным проказам… Михаил: (разводит руками) Что поделаешь, ваше высочество? Александр: (косясь на родителей, шепотом) Меня хотят женить… Михаил: Мой приятель Корф говорит, что женитьба подобна самоубийству – как в омут с головой, с закрытыми глазами… но поскольку сам он пока не торопится свести счеты с жизнью… Александр: (перебивает его) С закрытыми глазами? Отличная идея! Вы настоящий друг, Репнин! Люблю вас! (крепко обнимает его) Ну, счастливого пути! (Михаил кланяется императорской чете и отбывает.) Император: Нуте-с, на ком мы остановим наш выбор? Александр: (с закрытыми глазами расхаживает вдоль выставленных портретов, наконец, останавливается возле одного и тычет пальцем) Эта! Император: Гм! Мария Гессен-Дармштадская? Почему бы и нет? Императрица: (скептически рассматривает портрет) Фи! Какая невзрачная девочка… почти дурнушка… Александр: (приоткрыв один глаз) А мне она нравится! (снова зажмуривается) Император: (похлопав его по плечу) Крепись, Саша, ты – будущий император!
Небольшой уютный партер постепенно заполняют съехавшиеся на премьеру соседи-помещики с женами, недорослями и дочерьми на выданье. В просторной хозяйской ложе расставлены мягкие кресла и накрыт столик с напитками и фруктами. Входит Владимир – зеленоватый с похмелья, но с накрахмаленными воротничками. Девицы на выданье и помещичьи жены бросают на него восхищенные взгляды, недоросли с завистью изучают модный покрой сюртука. Владимир: (раскланиваясь с гостями, себе под нос) И чего спешил? Отца еще нет, ворчать некому, можно было вздремнуть еще четверть часа… (Заметив столик с напитками, оживляется, но выпить не успевает – в ложу входят Долгорукие.) Владимир: (с распростертыми объятиями) Добрый вечер! Как я рад! Марья Алексевна! Сонечка! Андре! А где же Лиза? Марья Алексевна: А Лизонька приедет со своим женихом, Андреем Платонычем Забалуевым. Владимир: (медленно соображая) С женихом?.. Лиза выходит замуж? (светлея лицом) Так за это надо выпить! (Через толпу гостей с медвежьей грацией пробирается Забалуев.) Забалуев: (толкаясь и наступая на ноги) Пардон, пардон… (поднимается в ложу) Бонсуар, господа! Марья Алексевна: А где же Лизанька, Андрей Платоныч? Забалуев: Лизавете Петровне нездоровится, они решили дома остаться… (в сторону) Ума не приложу, куда она подевалась… И вздремнул-то всего на несколько минут, открыл глаза, а Лизаньки-то и нет! То ли выпала по дороге, то ли сама из кареты выскочила… Ну, не бегать же мне ночью за ней по лесу! Авось, отыщет дорогу домой… Владимир: Жаль, жаль, Андрей Платоныч, а я-то хотел выпить за здоровье жениха и невесты… Забалуев: Отчего ж и не выпить? (изучает расставленные на столике графины и бутылки) Скучен в своих пристрастиях дорогой Иван Иваныч… И выбору-то никакого - бренди да бургундское… Вот что значит дом без хозяйки! То ли дело у Марьи Алексевны – извольте-пожалте, наливочки на все буквы алфавита! Давеча, когда помолвку праздновали, и арбузовки отведали, и грушовки, и зубровки… (сладко причмокивает губами) Только кумпания нынче не та, да-с! Отец Павел, новый батюшка, не добравшись до «како», заснул на клозетке… Андрей: А не вас ли, Андрей Платоныч, получасом раньше наши лакеи тащили в гостевую спальню, да не дотащили и в коридоре бросили на сундук? Забалуев: (без тени смущения) И что с того? Старею, шурин мой любезный, старею… А в прежние-то времена мы с вашим батюшкой покойным и отцом Георгием, бывало, и до ферта добирались, и до червя, а то и до ижицы! Владимир: Верно, с другого конца алфавита начинали? Забалуев: Дерзить пожилому человеку, юноша, не только не остроумно, но даже и не умно! В дни моей молодости старшему поколению больше уважения оказывали! Владимир: Завидная у вас память, Андрей Платоныч! Не обижайтесь, это я так – для поддержания светской беседы… (разливает по бокалам вино) А Лизавета Петровна-то… неужто вместе с вами и отцом Павлом азбуку изучала? Соня: Что вы, Владимир Иваныч! Лиза у себя в спальне под замком сидела – ее маменька наказала за то, что она Андрею Платонычу на лысину плюнула, когда он ей колечко на пальчик надевал… (Неловкая пауза.) Соня: (заканчивает убитым голосом) Колечко-то на пол и упало, говорят – примета плохая… Марья Алексевна: Полно, Сонечка… (шлепает ее зонтиком по спине) Разве Владимиру Иванычу интересны наши семейные дела? Владимир: Как же-с, очень даже интересны! Андрей: (спасая положение) Да что ж мы, как старухи в чепцах, сплетни собираем? Давайте поговорим о чем-нибудь другом! Соня: А это правда, Владимир Иваныч, что вас чуть не повесили? Владимир: Чуть не повесили, чуть не расстреляли – всего понемножку, Софья Петровна. А ваше семейство, верно, в траур погрузилось по случаю моего чудесного избавления? Соня: Нет, как можно! Мы все были очень рады, что вы вернулись живым и здоровым: и я, и Лиза, и Андрюша… Только маменька с Андрей Платонычем расстроились… (тушуется, понимая, что снова сказала что-то не то) Андрей: (пытаясь замять неловкость) Однако, давайте же, наконец, выпьем! Владимир: (оживляясь) Давайте! Иван Иваныч: (входит) Добрый вечер! Марья Алексевна, Андрей Платоныч… Рад, что вы приняли мое приглашение на этот вечер! Значит, нашим распрям конец? Марья Алексевна: И ничего подобного, Иван Иваныч! Мы с вами, конечно, соседи и близкие друзья… были… но денежки-то счет любят! Иван Иваныч: (морщится) Не будем омрачать наш праздник разговорами о долговых обязательствах… Сделаем вид, что мы по-прежнему добрые друзья и соседи… Володя, налей нашим гостям вина! Марья Алексевна: Мне, пожалуйста, бургундского… А Сонечке – лимонаду. (Соня обиженно грызет персик) Забалуев: И мне бургундского, раз нет других букв алфавита. Владимир: (разливает вино по бокалам) А тебе, Андре? Андрей: На твое усмотрение. Владимир: Тогда выпьем вместе со всеми бургундского… А вам, отец, - бренди, как всегда? Иван Иваныч: Разумеется, ты же знаешь, что я не пью ничего другого. (Все чокаются и осушают бокалы, улыбаясь друг другу сквозь зубы, потом чинно рассаживаются по местам, хозяин делает знак слугам, те гасят свечи и поднимают занавес. Начинается пьеса.) Соня: (оборачивается к Владимиру) А это правда, Владимир Иваныч, что вы дрались на дуэли из-за женщины? Владимир: Никак нет-с, это из-за меня две дамы на балу подрались – фрейлина государыни и супруга греческого посла… Соня: (ахает) Прямо на балу?! Марья Алексевна: Сонечка, пересядь к Андрюше! А вам, Владимир Иваныч, как не стыдно – такие пошлости молоденькой девушке рассказывать! Владимир: Исключительно для поддержания светской беседы… Соня: (тянется к нему через брата) А правда, что… Андрей: (осаживает ее) Смотри на сцену! (На сцене Никита-Отелло с физиономией и руками, намазанными жженой пробкой, объясняется с венецианским дожем и отцом Дездемоны по поводу своей женитьбы. Анна-Дездемона тем временем неторопливо спускается по декоративной лесенке – с таким расчетом, чтобы оказаться в зале при последних словах мужа-мавра. Вдруг раздается треск, одна из подпорок ломается, но Никита проворно подскакивает и подставляет под падающую лестницу могучее плечо. Невредимая Анна выходит на сцену и трогательно прикладывает платочек к ссадине на его лице.) Никита-Отелло (заканчивает с пафосом) «Она меня за муки полюбила, а я ее – за состраданье им!» (Зал рукоплещет, за кулисами мелькает перекошенное лицо Полины.) Полина: (кусая локти) Надо было мне не подпорку подпилить, а ступеньки маслом намазать… Летела бы Анька до самого Петербурга без перекладных!.. Иван Иваныч: (восторженно) Как она играет!.. Вы только посмотрите, как она играет!.. (не сводит глаз с Анны) (Владимир начинает похрапывать и роняет голову на плечо сидящему рядом Забалуеву.) Забалуев: (пытаясь растолкать его) Владимир Иваныч! Владимир: (приоткрывая один глаз) Господин Забалуев? Бр-р-р! Приснится же такое! (откидывает голову на спинку кресла и снова засыпает) (Забалуев сердито пыхтит.) Соня: А почему Отелло верит грязным наветам этого гадкого Яго? Забалуев: Потому что дурак-с! Марья Алексевна: Жаль, что Лизаньки с нами нет. Посмотрела бы, что случается с девицами, которые замуж выходят, родителей не спросясь! Андрей: (бурчит) С теми, которые спрашивают, случается еще хуже… Забалуев: Но это не наш с Лизанькой случай! (Спектакль приближается к трагическому финалу. На сцену выкатывают огромный рояль.) Владимир: (просыпаясь) Разве у Шекспира Дездемона играла на рояле? Иван Иваныч: У Шекспира нет, а у нас будет! Должны же мы насладиться несравненным Аннушкиным голосом! (Анна поет, у всех зрителей – умиленные и просветленные лица, один Владимир демонстративно затыкает уши.) Иван Иваныч: Соловей, ах, чистый соловей! (На сцене появляется Никита-Отелло и, спросив у Анны-Дездемоны, молилась ли она на ночь, начинает ее душить прямо на рояле.) Владимир: Ну, кто же так душит? Церемонится с ней, как с драгоценной вазой… Схватил бы за шею да свернул ей, дуре, голову! (показывает руками, как правильно надо душить) Марья Алексевна: Ежели вы всех актерок передушите, Владимир Иваныч, кто ж у меня в театре играть-то будет? Андрей: (страдальчески) Maman, я же просил вас оставить эти нелепые претензии! Владимир: Андре, жестоко лишать женщину единственного в провинции утешения – помечтать о несбыточном! Марья Алексевна: (шипит) Мальчишка… хам! (Пьеса заканчивается: жертвы оплаканы, злодеи наказаны. Актеры выходят на поклон, гости с энтузиазмом хлопают в ладоши. Вдруг аплодисменты становятся оглушительнее – стараниями Михаила, только что вошедшего в зал через боковую дверь.) Михаил: (кричит громче всех) Браво! Бис! (Отбирает у оказавшегося рядом помещика букет цветов и бросает его через головы зрителей на сцену. Анна ловит букет и посылает Михаилу воздушный поцелуй.) Владимир: (морщится) И этой вертихвостке, отец, вы собираетесь завещать все состояние? (молчание) Отец, вы слышите меня? (Поворачивается и видит, что Иван Иваныч в судорогах корчится на полу.) Владимир: (орет благим матом) Доктора! Доктора сюда! (Общий переполох, шум и крики.)
Владимир: (просыпаясь) Разве у Шекспира Дездемона играла на рояле? Иван Иваныч: У Шекспира нет, а у нас будет! Должны же мы насладиться несравненным Аннушкиным голосом!
Gata пишет:
цитата:
Михаил: (кричит громче всех) Браво! Бис! (Отбирает у оказавшегося рядом помещика букет цветов и бросает его через головы зрителей на сцену. Анна ловит букет и посылает Михаилу воздушный поцелуй.)
Я ей это говорю уже 7 лет И буду говорить дальше. Очень люблю "Параллельный сценарий", долго просила его тут выложить, теперь перечитываю с удовольствием.
Засмущали мну совсем Свежим взглядом спустя семь лет вижу в "Параллельном" много откровенно скучных мест. Но надеюсь, более веселые это компенсируют :)
Свежим взглядом спустя семь лет вижу в "Параллельном" много откровенно скучных мест. Но надеюсь, более веселые это компенсируют
Мне понравился этот фанфик, когда он появился. С тех пор не перечитывала. Даже интересно, как сейчас будет восприниматься. К тому же обещают что-то новенькое. Пока читаю и новой редакции вроде не заметно.
Отправлено: 15.09.11 17:40. Заголовок: Mona пишет: Пока чи..
Mona пишет:
цитата:
Пока читаю и новой редакции вроде не заметно.
Самую малость есть :) Куда более заметный след цензорские ножницы оставили во второй части. Но старых поклонников спешу успокоить - главных героев это не коснулось
Отправлено: 15.09.11 17:41. Заголовок: Кадр 19. Библиотека ..
Кадр 19. Библиотека в усадьбе Корфа
Анна в глубоком трауре и с не менее глубоким декольте плачет на плече у Михаила. Анна: Дядюшки больше нет… Как же я без него? Михаил: Жаль Ивана Иваныча… Добрый был человек… Анна: Он взял нас с Владимиром за руки, сказал: «Я вас любил, дети, одинаково, помните об этом, и заботьтесь друг о друге…» Я нынче утром и начала заботиться… Сварила бульончик… сама!.. понесла Владимиру… а он… а он… (всхлипывает) Михаил: (с тревогой) Что?.. Анна: …а он выплеснул его в горшок с геранью! Михаил: Не горюйте, Анна! Я с удовольствием отведаю вашего бульона, я уверен, что это божественное кушанье – оно и не может быть другим, если приготовлено этими ручками… (целует ей пальцы) Анна: Спасибо вам, Мишенька, никто, кроме вас, не смог бы меня утешить… А я так нуждаюсь в утешении… И еще эта тайна! Уже умирая, дядюшка пробормотал: «Тайна… в медальоне…» Михаил: В каком медальоне? Анна: Не знаю… Мы с Владимиром всю спальню перерыли, ничего не нашли, а теперь он, должно быть, в кабинете ищет… (Входит мрачный Владимир.) Михаил: Прими мои соболезнования, друг… Если нужна помощь… Владимир: Мишель? Откуда ты? Михаил: Я же вчера приехал… Владимир: (рассеянно) А… ну да… наверно…(падает в кресло). Анна: Вы нашли что-нибудь, Владимир Иваныч? Владимир: Нашел… (вытаскивает из кармана полдюжины медальонов) Михаил: Анна рассказала мне о последних словах Иван Иваныча… Давайте посмотрим, вдруг и впрямь в каком-то из этих медальонов заключен секрет? Владимир: (зло) Да никакого секрета, только Анькины портреты! (открывает медальоны один за другим) Анька в шесть лет…Анька в восемь лет… в десять, в двенадцать… Клок Анькиных волос… А тут, вроде, не Анька… (рассматривает миниатюрный портрет) Правда, не пойму, кто? Михаил: Да это же ты! Забыл? Нас тогда только-только в корпус определили… Ты на этом мундирчике еще дырку прожег, когда червяка на костре поджаривал, чтобы нашему инспектору в суп бросить… Владимир: Хм! И впрямь я… Чего удивляться – этот медальон валялся в нижнем ящике стола, под ненужными бумагами… (обиженно) И в жизни отца я такое же место занимал – ненужная мелочь! (тянется к графину с бренди, но не находит его на месте) Анна! Это ваши проделки?! Анна: (испуганно) Я не… Михаил: (хлопает себя по лбу) Совсем из памяти вон! Бренди забрал на исследование доктор Штерн. Мы подозреваем, что оно было отравлено… Анна и Владимир: Как?! Михаил: Мы с доктором хотели выпить… бессонная ночь и все такое… Но доктору не понравился мутный осадок в графине и запах сушеных яблок. Владимир: Глупость какая! При чем тут сушеные яблоки? Михаил: Он сказал, что так пахнет какой-то сильный яд… Анна: (плачет) Неужели дядюшку отравили? Штерн: (входит) Увы, мадемуазель, так и есть. (поднимает в руке графин) Cicuta virosa! Михаил: (переспрашивает) Цикута? Штерн: Или вех. Весьма, весьма ядовитое растение. Произрастает на болотах, на сырых лугах и в ольшаниках. (увлекаясь) Особенно опасны корневища с корнями, содержащие ядовитое вещество цикутотоксин. Часто становится причиной отравления крупного рогатого скота и овец… Владимир: (перебивает) Не надо нам лекций на медицинскую тему, доктор! Объясните лучше, как эта цикута, если она произрастает на болотах и в ольшаниках, попала в графин с бренди?! Штерн: Ну-у… м-м-м… наверное, кто-то сорвал и подсыпал… Владимир: Кто?! Штерн: Не могу знать! В данном вопросе медицина бессильна, сие находится в ведении полиции… Разрешите откланяться? (уходит) Анна: (всхлипывая) У кого, у кого могла подняться рука на дядюшку?! Михаил: Это черное дело мог совершить только очень злобный человек. У твоего отца были враги, Вольдемар? Владимир: Мелкие интриганы и злопыхатели вроде Забалуева или Долгорукой. Они, конечно, на всякие пакости горазды, но убить… Забалуев – трус и дурак, да и Марья Алексевна не леди Макбет. Михаил: Скажите, а этот графин всегда стоял в библиотеке? Анна: Да… Только вчера, на время представления, дядюшка велел накрыт столик в ложе… Он любил, чтобы все было красиво: серебро, хрусталь… Михаил: Значит, вчера кто-то и отравил бренди! Было столько народу, что вы могли и не заметить… Гости бродили по залу, наверное, и в ложу поднимались, чтобы выпить или закусить… Анна: Зачем им в ложу? В зале несколько столов было накрыто – с чем попроще: пирожки, яблочки антоновские, водка… А шампанское и персики только для самых близких. Владимир: Вот и выставляйте после этого угощение! Мы им – фрукты из оранжереи, а они нам – цикуту в графин! Михаил: Подождите! В ложе, кроме Ивана Иваныча с Владимиром, были Долгорукие и Забалуев… Неужели кто-то из них? Кто подходил к вашему столику, Вольдемар? Владимир: Не знаю, я спал. Михаил: Спал?! Во время выступления Анны?! Анна: Владимир Иваныч не желают признавать моего актерского таланта… (обиженно) Хотя из приличия и можно было пару раз в ладоши хлопнуть… Владимир: (кивая на Михаила) Там и без меня было кому хлопать. Михаил: Давайте же вернемся к нашему расследованию! (чешет затылок) Только на пустой желудок плохо думается… Не позавтракать ли нам? Анна: Я принесу бульончик! (убегает) Владимир: (ей вслед) А мне водки! Михаил: Я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело и не время об этом говорить… но твое отношение к Анне… оно слишком приземленное… Владимир: А твое – слишком возвышенное. Гляди, Мишель, больно падать будет. Михаил: Нельзя ли выражаться яснее? Владимир: Умный поймет, а дурак так дураком и помрет. Михаил: Ну, знаешь ли! Если бы не твое горе… (Анна вносит на подносе чашку бульона и графинчик водки.) Михаил: Вы – ангел, Анна! (пробует бульон и задумывается) Анна: (с беспокойством) Вам не нравится, Миша? Михаил: М-м! Очень вкусно! (героически отправляет в рот вторую ложку) Владимир: (наливает себе водки) Зря мы отпустили доктора Штерна… Михаил: Почему? (озадаченно разглядывает плавающий в бульоне мохнатый кусочек свиной шкурки) Владимир: Он бы тебе пригодился. (опрокидывает стопку) Анна: Добавки, Миша? Михаил: (дипломатично) Я бы охотно, да грех предаваться чревоугодию, когда надо продолжать расследование… Может, допросим слуг?
Кадр 20. Зал для приемов в Зимнем дворце
Между колоннами слоняются несколько придворных, Александр и Константин у окна считают ворон на Дворцовой площади. Александр: Сорок пять, сорок шесть… Еще две на Александрийской колонне… Константин: И под аркой Главного штаба! Александр: (приглядевшись) Нет, там не ворона… там треуголка графа Бенкендорфа! Константин: А сам Александр Христофорыч? Александр: И сам Александр Христофорыч. Вы когда-нибудь видели, чтобы он разгуливал отдельно от своей треуголки? На голове у него или под мышкой, она всегда при нем, а он – при ней! Константин: Зачем же он на холоде стоит? Александр: Наверное, как и мы, ворон считает… Константин: Вот бы узнать, кто из нас больше насчитал! Александр: Нет ничего проще! (подзывает своего нового адъютанта) Эй, Ртищев! (указывает пальцем за окно) Видите там, под аркой Главного штаба, господина Бенкендорфа? Адъютант: Вижу, ваше императорское высочество! Александр: Великий князь Константин желают знать, сколько государственных преступников… то есть ворон Александр Христофорыч насчитал за это утро… Сбегайте и спросите! Адъютант: (зеленея) Ваше высочество изволит шутить? Александр: У меня нынче дурное настроение, и я спрашиваю: за каким чертом господин Бенкендорф ошивается напротив моих окон, нарушая архитектурный ансамбль? Адъютант: (совсем зеленый) Ваше высочество, да я до конца этот вопрос не успею задать, как меня скрутят жандармы и в крепость… Александр: (лениво) Убирайтесь вон! Если вы такой осторожный, к чему вам офицерские эполеты? Считали бы лучше ворон на Сенатской площади… Адъютант: Слушаюсь, ваше императорское высочество! (убегает, гремя шпорами) Александр: Трус и болван! Константин: Почему вы не в духе, Саша? Ведь сегодня приезжает принцесса, ваша невеста! Александр: Вот потому и не в духе… (В зале появляется стайка расфуфыренных фрейлин, Александр веселеет и принимается напропалую с ними любезничать. Фрейлины хихикают и жеманничают, охотно принимая знаки его внимания, у одной Натали Репниной пасмурный вид.) Александр: Должен сказать, мадемуазель Нарышкина, что новая прическа необыкновенно вам идет. Нарышкина: (кокетливо) По последней парижской моде, Александр Николаевич! Натали: Наша Кати такая изобретательная! Давеча горничная перекалила щипцы для завивки и сожгла ей две пряди, но умница Кати не стала впадать в истерику, а зачесала волосы с правой стороны головы на левую и – вуаля! – результат достоин зависти французских законодательниц мод! Александр: Браво неловким горничным, благодаря чьим оплошкам рождаются на свет шедевры куаферского искусства! Натали: (бросает на него косой взгляд) И браво мужчинам, постоянным в своем непостоянстве! Александр: (нахмурившись) Кому адресован ваш упрек? Натали: Моему брату. Мишель обещал исправно писать каждый день, и вот уже вторую неделю от него исправно не приходит ни одного письма. Нарышкина: А мы думали, что вас больше огорчает отсутствие писем от вашего жениха… Мужчины так ветрены: сегодня клянутся в вечной любви, а завтра… Натали: …а завтра любовь растаяла, как дым! (снова косой взгляд на Александра) (Наследник открывает рот, чтобы поставить зарвавшуюся фрейлину на место, но тут объявляют государя и государыню. Императорская чета чинно вплывает в зал.) Император: Приятно, Саша, что ты явился без опоздания… однако почему не в парадном мундире? Александр: Я решил приберечь его для более торжественного случая. Императрица: Какого же? Александр: Проводы принцессы Марии обратно в Дармштадт. (У императора начинают трястись усы, императрица виснет у него на локте.) Императрица: Умоляю, Ники!.. (Объявляют ее высочество принцессу Максимилиану Вильгельмину Августу Софию Марию Гессен-Дармштадскую. Все взгляды устремляются к дверям. Входит принцесса Мария – в платьице из дешевой клетчатой ткани, с простенькими украшениями и прической. Фрейлины аккуратно перешептываются – так, чтобы их услышал только цесаревич.) 1-я фрейлина: (фыркая в кулачок) Фи! Что за чучело! Вы только посмотрите на эти рукавчики! Такие сто лет никто не носит! 2-я фрейлина: (прикрываясь веером) А эти рюшечки на подоле! И юбка на добрый вершок короче, чем надо! Нарышкина: (ничем не прикрываясь) А прическа! Наверное, она сама себе локоны накручивала на ручку от сковородки! Натали: Зато она – настоящая принцесса благородной крови! Нарышкина: Вам ли рассуждать о благородной крови, когда ваши предки хлебали деревянной ложкой тюрю из репы? Натали: Мы от Рюрика родословную ведем, а вы неизвестно от кого! (нечаянно задевает Нарышкину локтем) Нарышкина: Мы неизвестно от кого?! Да нашему роду четыреста лет! (нарочно хлопает ее веером по плечу) Натали: Вы сто лет себе обманом приписали! (показывает язык) Александр: (негромко) Maman, я догадываюсь, что эти трещотки (кивает на фрейлин) по вашему наущению пытаются опорочить принцессу в моих глазах... Так вот, назло вам, невеста мне очень понравилась, и я собираюсь ей об этом сказать! Император: (с чувством) Браво, Саша! (Императрица поджимает губы, Александр подходит к Мари и тепло ее приветствует. Принцесса делает неуклюжий книксен и трогательно улыбается с провинциальной неловкостью.) Император: (сердечно) Добро пожаловать, дорогое дитя! Придворный переводчик: (начинает гундеть) Willkommen… Мари: Не нушно переводшик… Я карашо фас панимайт! Я фся дорога учить по- русски… Императрица: (тихонько) О Боже! Император: (ей на ухо) Снисхождения, ma chere, снисхождения! Девочка хотя бы умеет согласовывать род существительных и прилагательных. А вы, душа моя, когда-то говорили «фесь дорога»… (Натали и Нарышкина продолжают шепотом препираться.) Нарышкина: Моя прапрапрабабка была матерью Петра Великого! (щипает Натали) Натали: А предок моего жениха Москву основал! (колет ее шпилькой) Нарышкина: Да вашего женишка давно и след простыл! (наступает ей на ногу) Натали: А у вас и вовсе не было! Кому охота на рыжей жениться? (Заносит каблук, чтобы в свою очередь отдавить Нарышкиной ногу, но промахивается и наступает ей на подол. Юбка с треском отрывается от лифа и падает на пол. Придворные оживляются и наводят лорнеты, императрица краснеет от злости, император улыбается в усы.) Натали: (на ухо Нарышкиной) Кати, ваши подвязки цвета незабвенного заката прелестны, но нынче в моде цвет бедра испуганной нимфы! (Посрамленная Нарышкина сгребает упавшую юбку и убегает в боковую дверь.) Мари: (Александру) У фас ф Россия фсегда так фесело? Александр: Да, мы очень веселый народ! Адъютант: (вбегает, запыхавшись) Разрешите доложить, ваши императорские величества и высочества! На Сенатской площади сейчас ровно сто сорок восемь ворон! Император: (отсмеявшись) В Сибирь дурака! Александр: (в сторону, радостно) Еще от одного избавился! И так буду всех выживать, пока мне не вернут Репнина!
Сычиха пьет чай, прихлебывая из блюдца. Лоскутное одеяло на печи шевелится, из-под него показывается взлохмаченная голова Лизы. Лиза: Где я? (вертит головой по сторонам) Как я здесь оказалась? Сычиха: (швыркая чай) В лесу я тебя нашла, на обочине дороги… Лиза: В лесу? (силится что-то вспомнить) А какое сегодня число? Сычиха: Я, девонька, дням счета не веду… Чего их считать? Живу и живу себе потихоньку… Спускайся, почаевничаем… (Лиза спрыгивает с печки и садится за стол, голодно посверкивая глазками.) Лиза: Что это у тебя? Сычиха: Шляпки мухоморов засахаренные, пирожки с поганками, холодец из лягушек… Лиза: А варенье есть? Я люблю чай с вареньем. Сычиха: (подвигает банку) Вот – повидло из волчьих ягод. Лиза: (со вздохом) Ну, волчьи ягоды, так волчьи ягоды! (намазывает повидло на пирожок) Отравлюсь, умру, и не надо будет выходить замуж за Забалуева. (откусывает, разочарованно) Так это ж голубичное варенье! И пирожки не с поганками, а с ревенем… Сычиха: (смеется) А ты что ж, думала, я одними мухоморами питаюсь? Лиза: (радостно) Вспомнила! Мы с Забалуевым в карете ехали… к Корфам в гости… Женишок мой престарелый по дороге сомлел и уснул… а во сне обнимать меня начал, в плечо целовал… (содрогается от отвращения) Я от него отодвигалась, отодвигалась… а потом, наверное, из кареты выпала… Сычиха: А что тебе больше не понравилось: что уснул или что обнимать стал? Лиза: Мне не нравится его лысина, я ненавижу его ужимки, он отвратителен мне весь - с ног до головы!… Слушай, Сычиха, а дай мне какого-нибудь яду! Сычиха: (поперхнувшись) Зачем? Лиза: Я его отравлю! Сычиха: И думать забудь! Зачем грех на душу брать? (рассматривает паутину на потолке) Не он будет твоим мужчиной, хоть и придется тебе его имя носить. Лиза: А кто будет моим мужчиной? (жарко) Владимир? Сычиха: Нет. Лиза: Почем ты знаешь? (грустно откладывает в сторону пирожок) И маменька, и брат с сестрой твердят мне, что он меня не любит… А я не хочу в это верить! Хоть он за полгода ни одного письмеца не прислал и, когда вернулся в свое имение, меня не навестил… (умоляюще) Сычиха, миленькая, погадай мне еще на картах! А вдруг… Сычиха: Сегодня не карточный день. (снова смотрит на потолок) Сегодня надо паутине вопросы задавать. Лиза: Может, еще у таракана за печкой спросить? Сычиха: (невозмутимо) Тараканий день – на той неделе. Только ты кого не спрашивай, один ответ получишь. Лиза: Сговорились вы все, что ли – и пауки, и тараканы, и ты, и маменька? Ах, кабы папенька был жив! Он бы с Иван Иванычем потолковал, тот велел бы сыну на мне жениться, и никуда б тогда Владимир от меня не делся! Сычиха: (ворчливо) Упрямая! Вся в папеньку родимого… Он тоже не хотел меня слушать, а ведь предупреждала я его: «Не ходи, Петр Михалыч, на рыбалку, облака сегодня не в ту сторону плывут – быть беде!» Лиза: А он пошел – и утонул… Две недели его искали, потом нашли на том берегу в камышах… Отец Георгий, нас жалеючи, не велел на тело папеньки смотреть, так в закрытом гробу и схоронили… (всхлипывает) Сычиха: Утонул он! (хмыкает) Как бы не так! Лиза: Ты что-то знаешь, Сычиха? Говори! Неужто папенька не сам… неужто его того… утопили? Сычиха: Такие, как Петр Михалыч, не тонут… (грозит кому-то пальцем) Ох, не зря, не зря отец Георгий запретил крышку гроба открывать… Лиза: Значит… значит, батюшка какой-то другой смертью умер? Более страшной? Сычиха: А готова ли ты правду услышать? Лиза: (ежится) Боязно… Сычиха: То-то же, что боязно! Лиза: (храбро) А ты все равно скажи! Сычиха: Не время еще... Лиза: Сычиха, голубушка, ласточка, душечка, скажи! Я же не отстану от тебя, пока не скажешь! Поселюсь вот здесь, на печке с тараканами, и буду с утра до ночи тебя одним и тем же вопросом донимать! (Стук в дверь.) Голос Андрея: Эй, есть кто дома? Голос Татьяны: Сычиха, ты барышню нашу, Лизавету Петровну, не видала ли? (Лиза корчит гримасы и бурно жестикулирует, всем видом умоляя: не выдавай!) Сычиха: (кричит через дверь) Никого не видала! Который день ни единой души, даже Варя из усадьбы Корфа еды не приносила, пробавляюсь тут грибками да ягодами... Голос Андрея: Не до тебя им сейчас, у них хлопот полон рот – Иван Иваныча хоронить. Голос Татьяны: Пойдемте, Андрей Петрович, поищем в Забалуевском лесу. Шорох удаляющихся шагов. Сычиха: (в прострации) Ивана... хоронить?! Лиза: Ну же, говори скорей, что с батюшкой моим приключилось? Сычиха: Нет, это неправда... Он не мог умереть... Врут они все, врут! (Начинает, как заполошная, метаться по избушке, выхватывает из сундука какие-то ветхие тряпки, закутывается в них и убегает.) Лиза: (ей вслед) Стой, куда же ты? (садится обратно за стол и машинально жует пирожок) Нет, Сычиха, так легко ты от меня не отделаешься! Я все твои тайны узнаю, все секреты выведаю! Где ты их прячешь? (шарит по полкам) Что здесь? Травки какие-то... Настойки... (берет в руки пыльную книжку) Мадам де Сталь? Кто бы подумал! (швыряет книжку на пол и продолжает поиски) Хм! Сушеные мухоморы... А возьму-ка я их чуток, женишка попотчевать! (ссыпает мухоморы себе в карман) (На середину избушки, попискивая, выбегает мышка. Лиза громко взвизгивает и пулей вылетает за дверь.)
Кадр 22. В усадьбе Корфов
Вся дворня с понурым видом выстроилась вдоль стен, Владимир расхаживает по кабинету, поигрывая плеткой-девятихвосткой. Владимир: Итак, вы все уже знаете, что мой отец нынче под утро преставился? Варвара: (всхлипывает) Бедный, добрый наш Иван Иваныч! И сливочек свежих отведать не успел… (Все громко плачут и причитают.) Григорий: Как же мы теперь без барина? Осиротели… Владимир: Ну, раскудахтались! Теперь я – ваш барин, и я покажу вам, почем фунт изюму! Мой отец умер… не сам… его отравили! И если я узнаю, что кто-то из вас… Полина: (плаксиво) А что сразу мы? Вчера вон полон дом народу был, паркет натоптали, в занавески сморкались… Варвара: (дергает ее за рукав) Чего мелешь, дура? Полина: Не мелю, а правду говорю! Одно слово, что благородные господа – одеты нарядно, а манеры, как на конюшне! Вон господин Кукарекуев давеча бутылку шампанского спер, в карман запихивал – не запихивается, так он своей супруге в узелок засунул… она узелок из своей шали связала, чтобы наши пирожки да яблочки унести… Владимир: Ладно, с соседями я завтра разберусь… А сейчас с вами потолкую. Что это такое на тебе? (тычет Григория пальцем в грудь) Григорий: Рубаха, барин… Владимир: Вижу, что не телогрейка! Почему шелковая?! Да и еще и малиновая? Сегодня что, престольный праздник?! (накидывается на Полину) А это что у тебя?! Полина: Бусы, барин… Агатовые… Владимир: Бусы! В пять рядов! И как у тебя шея до сих пор не треснула! (поворачивается к Никите) А у тебя на ногах? Никита: Так… это… сапоги навроде… хромовые… Владимир: Сапоги хромовые! Лапти конюхам уже не по чину! И рубахи холщовые не для их нежной кожи! Им подавай бархатные онучи, да всякие сережки-побрякушки! (Григорий суетливо запихивает в карман цепочку от часов, Варвара прячет под косынку золотые сережки) Еще, поди, и романы французские почитываете?! И портвейн из моего погреба пьете? Совсем распустились! Отец мой много воли вам давал, ну да ничего, я порядок живо наведу. Будете у меня вкалывать от зари до зари, ходить в дерюжке и хлебать только тюрю на квасе, а если увижу кого прохлаждающимся или в нарядных тряпках, заставлю навоз на конюшне выгребать – ложкой! Полина: (робко) А какой ложкой-то, барин: столовой али десертной? Владимир: (рявкает) Чайной! Я вас отучу бездельничать! Вон! Работать! Чтобы в доме и во дворе все блестело, как лысина у нашего соседа Забалуева! (натыкается взглядом на Модестыча) А тебе чего здесь? Никита, Григорий, спустите господина бывшего управляющего с лестницы! (Никита с Григорием несут Модестыча к выходу.) Модестыч: Подождите, подождите! Я знаю, кто убил барона! Владимир: (махнув рукой) Ладно, отпустите его. (Никита с Григорием убирают руки, Модестыч шлепается на пол.) Модестыч: (верещит) Что вы творите, олухи?! Григорий: Нам барин велел отпустить, мы и отпустили… Владимир: (на дворню) Ну, хватит прохлаждаться! Идите, работайте! Гришка, седлай коня и езжай по соседям, скажешь, похороны завтра. А ты, Варвара, готовь поминальный обед. Варвара: Барин, так со вчерашнего же приему гора закусок осталась – нам всем домом и за неделю не съесть! Выбрасывать жалко… а тут можно соседям скормить! Владимир: Вот, Карл Модестыч, учись быть бережливым! У Вари ни одна полушка не пропадет, а у тебя целый паровоз на дно ушел! Модестыч: Тоже мне, сравнили, Владимир Иваныч – Божий дар с яичницей! Владимир: Вот именно! У Вари – Божий дар, а у тебя вместо мозгов – яичница! (Вся дворня, во главе с загордившейся Варварой, покидает кабинет, скаля зубы Модестычу.) Владимир: (садится в кресло, набивает трубку) Ну, рассказывай, кто подлый душегуб? Модестыч: А вы верните меня на должность, Владимир Иваныч, тогда скажу. Владимир: Торговаться со мной вздумал, прыщ курляндский? Ты, будто, прошлый раз несколько ступенек на лестнице не досчитал? Сейчас кликну холопов… нет, лучше пошлю за исправником! Одними синяками ты у меня не отделаешься, упрячу тебя за решетку… Модестыч: Нет-нет, не надо исправника, Владимир Иваныч! Я скажу, всё скажу: это Анька вашего батюшку порешила! Владимир: (поднимая брови) Анна?! Да ты в уме? Зачем ей отца убивать, когда он ее поил-кормил и с ног до головы в шелка одевал? Модестыч: Иван Иваныч спохватился, что она сильно его карман облегчает, решил урезать ей содержание, она о том проведала, и… Анна: (вбегает без стука) Владимир, я знаю, кто отравил дядюшку! Владимир: Вас что, не учили стучать в дверь, прежде чем войти?! А если бы я переодевался? Анна: Это же библиотека, а не спальня… Владимир: Ты будешь мне указывать, где и чем я в своем доме должен заниматься?! Если захочу, буду спать в кабинете, обедать в спальне, а письма писать на кухне, и никто мне не указ! Понятно? Анна: Да… Владимир: Не «да», а «да, барин»! Анна: Да, барин… Владимир: Кстати… (хватает со стола томик, сует Анне под нос) Ты опять без спросу брала мою книгу? Почему все страницы жиром заляпаны?! Анна: Я читала ее Варе… вслух… А Варя блины пекла… Владимир: Варваре – Шодерло де Лакло?! (ехидно) Ну, и каково же ее мнение об этом романе? Анна: Варя сказала, что они там во Франции с жиру бесятся, и если бы этого виконта де Вальмона к ней на кухню определить – дрова колоть да воду таскать, он бы у нее не забаловал… Владимир: Слыхал, Карл Модестыч? Какая дворня у меня образованная да начитанная? Модестыч: Пороть их всех надо, и Аньку, и Варьку! (Анна испуганно поворачивает голову, Модестыч мерзко ухмыляется, потирая ладошки.) Владимир: (подобрев) Ладно… Так что ты, Аня, там говорила? Кто моего отца отравил? Анна: (тычет пальцем в Модестыча) Он! Владимир: Вот странно! А он утверждает, что это ты! Анна: Я?! (разражается рыданиями) Вы оба сговорились, чтобы на меня вину свалить? Вам все равно, кто на самом деле Иван Иваныча убил, лишь бы меня за решетку упрятать, самую беззащитную! А я так дядюшку любила-а-а!.. Модестыч: Не любила, а доила! Кто твои еженедельные поездки на ярмарку оплачивал? Вы только подумайте, Владимир Иваныч: что ни суббота, то сто рублей, а то и все сто двадцать! Это ж в год больше пяти тыщ псу под хвост! Да у нас мыши столько ржи не вытоптали, сколько Анька на тряпки спустила! Анна: Всё вы врете, Карл Модестыч! Не было никаких мышей, рожь наши мужики сжали, а вы ее загнали втридорога заезжему купцу! Спросите у Никиты, Владимир Иваныч, он подтвердит, он помогал ту рожь на подводы грузить! Модестыч: Эва! Да он, что хошь, подтвердит! Анька ж ему с каждой ярмарки гостинчик привозила! То кушак, то сапоги! Анна: Да, я купила Никите сапоги! Потому что он меня в город провожает, неприлично ему при мне в лаптях!.. А вы, Карл Модестыч, бессовестно дядюшку обворовывали… Владимир: Все, хватит! Как я понимаю, ни у кого из вас доказательств нет, одни голословные обвинения… Модестыч: Какие ж голословные, Владимир Иваныч! Есть у меня доказательство, есть! (суетливо достает из-за пазухи бумагу и протягивает хозяину) Вот – Анькина вольная! Старый барин хотел ей отдать, да передумал потом, как подсчитал, во сколько она ему обходится, и какие он убытки понесет, если она со всеми его подарками со двора съедет… Анна: (тянет руку) Моя вольная! Владимир: (перехватывает) Не спеши, голубушка! (вертит бумагу в руках) Значит, мой отец вольную подписал, а отдать забыл? Темнишь ты чего-то, Карл Модестыч! Анна: (бьется в истерике) Он украл, украл мою вольную! Владимир: Ладно, разберемся… (не читая, закрывает документ в сейф) Решим так: ты, Карл Модестыч, оставайся пока на прежней должности… приглядывай в меру своих скромных способностей за хозяйством… и за Анной… а она будет шпионить за тобой. Кто вперед раздобудет доказательства вины другого, тому и приз достанется. Анна и Модестыч: (в один голос) Какой приз? Владимир: (загадочно улыбаясь) Каждому – свой! Анна: (в сторону) Побегу Мише жаловаться!
Горят свечи, соседи-помещики в траурных нарядах перешептываются по углам. В глубине стоит гроб с телом Ивана Иваныча. Михаил: (тихо, Анне) Почему до сих пор нет Владимира? Анна: Вы же сами знаете, Миша… Он давеча напился до беспамятства, Варвара обещала его утром разбудить, да, видно, не смогла… Михаил: Все его ждут… В конце концов, это становится неприличным! Анна: А что я могу? Вы хоть раз пробовали разбудить Владимира наутро после попойки? Михаил: Да я в Петербурге только этим и занимался! Анна: И с успехом? Михаил: Да не очень… Однако, что же нам делать? Анна: (жалобно) Миша, мне больше не на кого опереться… Пожалуйста, помогите мне… Михаил: Конечно-конечно! Только не плачьте! Я все улажу! И со священником договорюсь, и за Владимиром кого-нибудь пошлю… (Вплывает Долгорукая, за ней - Соня и Забалуев.) Марья Алексевна: (Анне) Мы скорбим вместе с вами, деточка… Бедный Иван Иваныч! (прикладывает платочек к сухим глазам) Какая утрата! (Соня и Забалуев тоже выражают соболезнования и отходят к стеночке.) Забалуев: (пританцовывая на месте) Наше поместье, Марья Алексевна, наше! Марья Алексевна: (тихо) Не радуйтесь так бурно, Андрей Платоныч, чай, не на званый вечер пришли – на похороны! Забалуев: Да как же не радоваться, голубушка, когда меня так всего и распирает от радости! Марья Алексевна: Вот никак не пойму я вас, Андрей Платоныч, на ком вы женитесь: на дочери моей, али на ее приданом? А коли не найдется Лизанька, что тогда? Забалуев: Да как же не найдется! Непременно найдется! Я сам, я сам пойду ее искать – в лес, в болото, в тьмутаракань… за Лизанькой моей, за сердешной! (Вваливается растрепанный Владимир – в мятом сюртуке, криво повязанном галстухе и с графином бренди под мышкой.) Владимир: Здравствуйте, дорогие друзья! (Все шокированы) Михаил: (шипит ему на ухо) Ты что, рехнулся? Владимир: (не слушая его) Счастлив всех вас видеть… Душевно тронут, господа! (Соседи, опомнившись, начинают осуждающе шушукаться.) Владимир: (продолжает) Ведь здесь собрались все друзья моего отца, самые лучшие его друзья! Вы все любили его, верно? Гул голосов: Да, да… любили… несчастный Иван Иваныч… царствие ему небесное… (всхлипы и вздохи) Владимир: (рявкает) Тогда кто же из вас его отравил?! (испуганное молчание) Не желаете признаваться? А ведь вы все были у нас на спектакле, когда отец… (потрясает графином) Кто насыпал сюда яду? Анна: (всхлипывает) Мишенька, остановите же его! Михаил: Его сейчас и жандармский полк не остановит… Анна: Господи, какой стыд!.. Если б дядюшка уже не умер, ему бы не пережить… (горько плачет) Владимир: (наступает на соседей) А, может, кто-нибудь желает отведать этого бренди? Ну же, господа, не стесняйтесь! Я угощаю! (все в ужасе от него шарахаются) Забалуев: Позвольте, дорогой Владимир Иваныч, э… конечно, мы все любили вашего батюшку… но ложиться рядом с ним ни у кого охоты нет! Владимир: Нет охоты? Так и убирайтесь отсюда! Все! До единого! Плевал я на вас на всех и на ваше притворное сочувствие! (Возмущенные и перепуганные соседи поспешно покидают церковь.) Михаил: Прости, дружище, я понимаю, что у тебя горе, но сегодня ты перешел все границы! Владимир: Оставьте вы меня в покое! (садится на скамеечку в углу, плачет и отхлебывает бренди из горлышка графина) Михаил: Сумасшедший! на тот свет захотел?! (пытается отобрать графин) Анна: Миша, успокойтесь, это не тот графин. Тот мы с Варварой в сундук спрятали, как вы велели – чтобы до суда улику сохранить. Михаил: В самом деле… (утирает пот со лба) А я и забыл! Впрочем, не мудрено – в эдаком-то содоме! (Входит Сычиха, закутанная в линялую рыжую тряпку, некогда бывшую черным палантином.) Сычиха: (гладит Владимира по голове) Бедный сиротка! Владимир: (огрызается) Пошла прочь! (булькает бренди) Михаил: (шепотом, Анне) Кто эта женщина? Анна: (содрогаясь) Это Сычиха, местная колдунья, травница… Дядюшка ее привечал, а Владимир жутко ненавидит… Михаил: Он ненавидит все, что любил его отец – это у него мания такая… (задумывается) Если эта женщина была дружна с Иван Иванычем, может, она и про таинственный медальон слышала? Владимир: (Сычихе) Убирайся, старая ведьма! (замахивается пустым графином) Михаил: (отбирает графин) Угомонись, мы же в церкви! Сычиха: Никуда я не уйду! Я пришла попрощаться с Ванечкой, и никто меня отсюда не прогонит! Владимир: Ну, так я сам уйду! Михаил: (преграждает ему дорогу) Куда ты? Владимир: В трактир, к пекло, к черту! Напьюсь в дым! (уходит, пошатываясь) Сычиха: Ему сейчас очень плохо… Но он поймет, он простит… Анна: (плачет) Он даже дядюшку не захотел проводить в последний путь… Мерзкий, бездушный человек! Сычиха: А ты погоди реветь, еще наплачешься. Пока счастье свое найдешь, много горючих слез прольешь. (Анна бледнеет.) Михаил: (обнимает ее) Успокойтесь, это только пустые слова, гадалки вечно туману напускают, ничего конкретного… Сычиха: Могу и поконкретнее. Вы оба думаете, что счастье близко, да только не ухватить вам его – холодное оно и призрачное, как вишни на снегу! Михаил: Вишни… снег… какая чушь! Анна: (дрожит) Это не чушь… это правда, Миша… счастье невозможно… Михаил: (Сычихе) Зачем вы стращаете нас всякой ерундой? Сычиха: (зловеще) Я не стращаю, я – знаю! Михаил: А коли все знаете… Иван Иваныч на смертном одре о каком-то медальоне толковал… не догадываетесь, о каком? Сычиха: (испуганно) Не знаю ни про какой медальон! Михаил: Знаете, по глазам вижу, что знаете! Не из-за этого ли медальона его убили? Не вы ли ему в бренди цикуту бросили? Сычиха: (машет руками) Уходи, уходи, пока я тебя в жабу не превратила! Михаил: Ха! В жабу! Я боевой офицер, а не суеверная барышня! Сычиха: А и в жабу не превращу, так силы мужской лишу! (делает какие-то пассы руками, Михаил начинает проявлять признаки беспокойства) Анна: (тянет его за рукав) Идемте, Миша! Умоляю вас! Михаил: Да, пожалуй… (позволяет себя увести) Что-то и мне стало не по себе…. Сычиха: (выталкивает их наружу и захлопывает дверь) Вот мы и одни остались, Ванюша… (медленно приближается к гробу) Темнота.
Кадр 24. Усадьба Долгоруких:
Андрей и Татьяна сидят на скамеечке, отделенной от дома и двора густыми кустарниками. Андрей: (с тяжелым вздохом) Так и не нашли мы Лизаньку… А ведь каждую кочку в лесу обшарили, каждый кустик… (переглянувшись, оба краснеют и смущенно хихикают) Татьяна: (глядя в сторону) Где-то теперь Елизавета Петровна? Тепло ли ей? Сыто ль? Андрей: (убитым голосом) Это я во всем виноват… обещал защитить ее от Забалуева и ничего не смог – маменьки побоялся… Знаешь, Танюша, иногда мне кажется, что вовсе и не я мужчина, глава семьи, а маменька… Татьяна: (кладет его голову себе на грудь и обматывает свою косу вокруг его шеи) Не кручиньтесь, Андрей Петрович! Вы – самый умный, самый сильный, самый смелый! Андрей: Нет-нет, не утешай меня! Я все про себя знаю… я подлый трус и ничтожество (всхлипывает и промакивает слезинку кончиком Татьяниной косы) Сестру предал… невесту обманываю… с тобой вот тоже… Татьяна: (сквозь зубы) Тюфяк! Андрей: А? Татьяна: Тюфяк… выхлопать… княгиня велели… Я, чай, не барышня, чтобы тут с вами на лавочке рассиживаться. Мне работать надо! Андрей: (скорбно) Тюфяк я и есть… Натали: (из-за кустов) Андрей, где ты? Андрей: Это голос Наташи! Татьяна: Вам померещилось, барин! Натали: (громче) Андрей! Ау! Андрей: Нет, мне не померещилось! (Хочет вскочить, но запутывается в Татьяниной косе и сваливается под скамейку, увлекая за собой и Татьяну. Барахтаются на земле, пытаясь встать.) Натали: (продираясь сквозь кусты) Андрей! Отзовись! Почему я должна искать тебя по каким-то зарослям?! (Растрепанная и ободранная Натали вываливается из кустов.) Татьяна: (неприветливо) Чего вам, барышня? Натали: Я Андрея ищу… Андрей: (шарит по земле) А я очки потерял… (встает, оправдываясь) Четвертый раз за день… (Татьяна носком башмака незаметно зарывает очки в ворох опавших листьев.) Андрей: Зачем ты здесь, Наташа? Натали: (слегка обиженно) Я соскучилась… Так рвалась к тебе, что вот даже накидку порвала! (сбрасывает накидку с плеч и протягивает Татьяне) Сбегай, милочка, зашей, да чаю мне подай в гостиную, замерзла я. Татьяна: (не шевельнувшись) Мне хозяева не велят чужим прислуживать. Натали: (с аристократическим недоумением) Что это значит? Андрей: В самом деле, Наташа, с какой стати ты раскомандовалась?! Ты не у себя дома! Натали: Но я твоя невеста! Андрей: А Таня мне как сестра! Мы выросли вместе, я не позволю ее обижать! (Татьяна победоносно ухмыляется.) Андрей: (входя в раж) И вообще – тебя сюда никто не звал! Неприлично ездить в гости без приглашения, пусть даже и к жениху! Натали: Ах, так?! Ну и оставайтесь с вашими приличиями, Андрей Петрович! (закутывается в рваную накидку и продирается обратно сквозь кусты; шляпка цепляется за ветку, она в сердцах срывает ее с себя и убегает простоволосая) Андрей: Наташа, подожди, я велю заложить для тебя коляску! (бежит следом, благоразумно обогнув кусты со стороны) Татьяна: (надувшись) Будто эта финтифлюшка сама не смогла бы в коляску сесть! (снимает с ветки Наташину шляпку и вертит в руках) Какую только дрянь в столицах не носят! Не то цветочный горшок, не то воронье гнездо… И толку-то в хозяйстве никакого! (С карканьем подлетает ворона, подхватывает шляпку в клюв и скрывается в кроне высоченной березы.) Татьяна: (удовлетворенно) Туда ей и дорога… (подбирает очки) Все-то наш Андрей Петрович очки теряет… Кабы не я, так и ходил бы слепым! (уходит в дом) (Во двор въезжает коляска с княгиней Долгорукой, Соней и Забалуевым.) Марья Алексевна: М-да, и жил-то Иван Иваныч кое-как, и помер по-дурацки – своим любимым бренди подавился! Соня: Как же, маменька, а Владимир Иваныч говорил, будто его батюшку отравили? Марья Алексевна: Нашла, кого слушать – пьяницу, балабола! Лиза, вон, тоже его слушала… ну и где она теперь? Забалуев: (захлебываясь от восторга) А похороны-то, похороны!.. Уж на что у Иван Иваныча вкус был дурной, а и то он не смог бы распорядиться о своих похоронах хуже, чем его сынок! Жаль только, что поминального обеда не отведали… Я ведь нарочно сегодня не завтракал, рассчитывал на поминках Иван Иваныча покушать вволю… Марья Алексевна: (фыркает) Они, небось, и обеда никакого не готовили! Думаете, просто так молодой барон всех из церкви разогнал? Решил, видать, на блинах сэкономить… Да я и не в обиде – хозяйство мне целее достанется. (Из-за угла выходят Андрей и дюжина мужиков, вооруженных ружьями, вилами и кольями.) Марья Алексевна: Куда это вы? Андрей: Лизу идем искать. Марья Алексевна: Вот еще! Она, нахалка, только того и ждет, чтобы все из-за нее переживали и делом не занимались. Замерзнет, проголодается – сама домой прибежит, как миленькая! (уходит в дом). Андрей: (пожимает плечами) Как скажете, maman… (отпускает мужиков и тоже уходит) Забалуев: (придерживает Соню за локоток) Одну минутку, Софья Петровна… (Соня съеживается) Разговор у меня к вам интимный, так сказать… Лизавета Петровна-то не нашлись… (Соня сдавленно кивает) И Марья Алексевна искать блудную дочь не желают-с… И по всему выходит, что остаюсь я без невесты… Что ж мне делать теперь? Соня: Домой возвращаться. Забалуев: Никак не можно-с! Полюбил я ваше семейство, Софья Петровна, душою прикипел… И родни другой себе не желаю… (приобнимает Соню одной рукой) Смею ли я надеяться, чудеснейшая Софья Петровна, на ваше ко мне особенное расположение? Соня: (блеет со страху) Если маменька велят… Забалуев: Велят, конечно, велят! Потому как где им сыскать другого такого зятя? Да и зачем искать, когда вот он я – всегда под боком, всегда к вашим услугам! (целует Соне ручку) Значит, честным пирком да за свадебку? (Соня в панике удирает в дом) Забалуев: (потирая руки) Куда ни кинь, всё в мою пользу складывается! Жить с Софьюшкой станем здесь, бывшее именье Иван Иваныча в аренду сдадим… Или лучше это поместье в аренду, а жить – там? Где домик-то больше? У Корфов бельэтаж просторный, а тут… (Пошатываясь, подходит Владимир с бесчувственной Лизой на руках.) Забалуев: Что? Откуда? Лизанька! (тянет руки) Владимир: Отойдите, Андрей Платоныч! Забалуев: Как прикажете понимать, милостивый государь? Отойти! Ха! Я у себя дома! А это моя невеста! Кстати, почему вы держите на руках мою невесту? Владимир: Очевидно, потому что она не может идти сама. Да посторонитесь же, господин Забалуев! Я отнесу Лизу в дом, ее надо положить на кровать… Забалуев: Не хватало еще, чтобы посторонний мужчина укладывал мою невесту в постель! Я сам отнесу! Владимир: Ну уж нет! Я нашел Лизу в лесу, без сознания – неизвестно, кстати, как и почему она там оказалась? (из Лизиного кармана вываливаются сушеные мухоморы) И как я сразу не догадался – она же грибочки собирала, чтобы дорогого жениха салатом из красных шляпок попотчевать! Забалуев: Не ваше дело, молодой человек, как и чем меня невестушка потчует! Владимир: Одним словом, я Лизу спас, я ее с рук на руки Марье Алексевне и отдам! Забалуев: (взвизгивает) Не позволю! Владимир: А я вашего позволения спрашивать не собираюсь! (Пытаются отобрать друг у друга Лизу и в конце концов роняют ее на землю. От удара она приходит в себя.) Лиза: Что со мной? (вертит головой по сторонам) Владимир? Андрей Платоныч? Господи, да что здесь происходит?! (пытается разнять дерущихся) Помогите! Маменька! Соня! Андрюша! (бежит в дом) (Владимир, уже без помех, мнет Забалуеву бока, тот только охает и кряхтит.) Владимир: (поправляя манжеты) Не желаю больше с вами возиться. Оставляю вас заботам ваших будущих родственников! (уходит, насвистывая) (Забалуев с трудом поднимается, зубами пытаясь подтянуть к плечу оторванный рукав.) Забалуев: Ах, мерзавец! Ах, мерзавец! (счищает веточкой грязь с мундира) (На крыльцо выбегает все семейство Долгоруких.) Марья Алексевна: Андрей Платоныч, дорогой! (всплескивает руками) Да кто ж это вас так отделал? Лизанька нам сказала… Лиза: (с недоумением) А где же Владимир? Забалуев: Владимир? Какой Владимир? Лизавета Петровна, душенька, да неужто вы ничего не помните? Я тут, на скамеечке сидел, вдруг вижу – вы бежите… (остальным) Бежит она, бедняжка, из последних сил, а за нею – медведь! И хоть ни ножа, ни какого другого оружия при мне не оказалось, я на защиту невестушки моей грудью встал и у злодея косолапого ее отбил! Андрей: (недоверчиво) Неужто вы в одиночку медведя заломали? Забалуев: (выпячивая грудь) Да-с! Извольте видеть, следы его лап! (с гордостью демонстрирует свои синяки и оторванный рукав) Марья Алексевна: Да вы герой, Андрей Платоныч! (сбегает с крыльца и целует его в обе щеки) Спаситель вы наш! Никому, кроме вас, Лизаньку не отдам!
Отправлено: 17.09.11 18:19. Заголовок: Кадр 25. На конюшне ..
Кадр 25. На конюшне в поместье Корфов:
В углу пустого стойла Модестыч разгребает солому, вытаскивает из стены кирпичик, а из тайника – бумажный свиток. Модестыч: Негоже являться к княгинюшке с голыми руками… А как помашу у нее перед носом распиской, которую я для нее же из сейфа своего покойного хозяина выкрал, так она мне тысчонку-другую и отсчитает… Сережками одними от меня не откупишься, сережки – это так, баловство… авансик… (разворачивает бумагу, читает и бледнеет) Ч-что… ч-что эт-то? Анькина вольная?! А чего ж я тогда барину отдал?! (в панике выгребает из тайника деньги и золотишко, перетряхивает, но никаких документов там больше нет) Ах я, болван! (рвет на себе волосы) Своими руками, своими руками Корфу отдал! Нет бы развернуть, прочитать… Ах я, дурак! Такой прибыли лишиться! Как раз на домик в Курляндии хватило бы... на домик с садом... может, и с фермой… (ссыпает свои сокровища обратно в тайник, кладет на место кирпич) А, может, еще не все потеряно? Барон-то еще, будто, бумаги не разбирал… Э-эх! (кусает ногти) Не доверяет он мне, ключей от сейфа и кладовых больше не дает… Как же быть? Полина: (входит) Никак вы, Карл Модестыч, сами взялись стойла чистить? Перед хозяином выслуживаетесь? Модестыч: Ну-ну, поговори мне еще! Много воли забрала! Полина: А что я, Карл Модестыч? Гришка с Никиткой обидятся, что вы их без хлеба оставляете… Модестыч: (замечает у нее на груди медальон) Чего там у тебя на шее-то болтается? Ну-ка, ну-ка… (тянет руку) (Полина пытается запихнуть медальончик в вырез сарафана, но Модестыч оказывается проворнее и срывает цепочку.) Модестыч: (разглядывая медальон) Ценная вещица… (пробует на зуб) Золото высшей пробы… и камушки… на алмазы похожие… Откуда это у тебя? Полина: (обиженно) Откуда, откуда… Всё оттуда же – у покойного барина из-под подушки… Анькина вольная была этой цепочкой обмотана. Модестыч: А что еще там было? (прячет трофей в карман, Полина провожает его печальным взглядом) Полина: Ничего больше, только награды Владимира Иваныча в жестяной коробочке, а их уж я брать не стала – на что они мне? Да и все равно бы вы отняли… (шмыгает носом) Модестыч: (хихикает) Да, хороша бы ты была с Георгиевским крестом на бюсте! (вздыхает) Жаль, что молодой барин свои ценности в сейфе хранит, а не под подушкой… Как бы он мне жизнь-то тогда облегчил! Ну, да ладно… Хорошо, Полинка, что ты мне подвернулась, я как раз собирался тебя искать… Полина: (игриво) Зачем, Карл Модестыч? (прижимается к нему грудью) Модестыч: Отстань, с этим всегда успеется… Сейчас у нас с тобой другая забота! (достает из кармана пузырек) Полина: Что это, Карл Модестыч? Модестыч: Яд! Надо подбросить его Аньке в комнату, пусть все думают, что это она барона отравила! Полина: И ее упекут в каторгу? Модестыч: Если повезет, то и на виселицу! (Полина взвизгивает от восторга и лезет к нему целоваться) Погоди ты, дура! Сначала дело надо сделать. Полина: Я все сделаю, Карл Модестыч, голубчик! Аньку в каторгу! Да я ради этого… на любую подлость! На любую гнусность! Никита: (выскакивает из соседнего стойла с вилами наперевес) Ах вы, сволочи! Чего ж вы от Аннушки-то не отвяжетесь?! (За воротник нанизывает Модестыча на вилы и подбрасывает, как охапку соломы. Модестыч впечатывается мордой в потолок и с грохотом падает вниз. Перепуганная Полина бросается к выходу, на пороге сталкивается с Михаилом и Владимиром, сбивает обоих с ног и вихрем выносится во двор.) Михаил: (с трудом поднимаясь) Что это было? Конь какой-то с привязи сорвался? Владимир: (отряхивая сюртук) Скорее, кобыла… (грозит в пространство кулаком) Михаил: (продолжая прерванный разговор) И все-таки объясни мне: зачем ты опять взял этого прохвоста на должность? Владимир: У меня были на то свои причины… (замечает Никиту, который занес уже тяжелый сапожище, чтобы заехать Модестычу под ребра) Что тут происходит, черт побери?! Никита: (разочарованно опускает ногу) Хотел прибить этого черта нерусского… (Михаилу на нос что-то капает с потолка.) Михаил: (поднимает глаза) Что это? Кровь? (переводит взгляд на окровавленную рожу Модестыча, потом опять – на пятно на потолке) М-да… Высоко же ему пришлось подпрыгивать, чтобы нос расквасить… Акробат! Владимир: (Никите) Ну, чем тебе наш управляющий не угодил? Никита: Так ведь что удумал, гад: склянку с ядом Аннушке в комнату подбросить, чтобы, значит, ее в убийстве старого хозяина обвинить! Михаил: (поднимает с пола пузырек) Никакого тут у вас порядка нет! Яд под ногами валяется – бери, не хочу, трави всех подряд! Никита: Видать, немец треклятый барину отраву и подсыпал, а остатки решил Аннушке… Владимир: (озверев) Так вот кто моего отца угробил!.. (набрасывается на Модестыча) Никита: Вам помочь, барин? Владимир: (душит Модестыча за горло) Убирайся, сам справлюсь! (Никита, довольный, уходит.) Михаил: (нюхая пузырек с ядом) Мышьяк… Странно… (озаренный догадкой) Володя, твой управляющий не виноват – он хотел подбросить Анне мышьяк, он не знал, что твоего отца отравили цикутой! Владимир: (отпуская Модестыча) Ладно, живи… (Полузадушенный Модестыч растекается по полу.) Михаил: Надо искать убийцу в другом месте. Владимир: Да… (с сожалением) А как все складно выходило! Я ведь и Модестыча на должности оставил с расчетом, что он или сам где промашку даст, или Аньку под монастырь подведет… За кого теперь приниматься? Модестыч: (задушенным голосом) На Забалуева обратите внимание, Андрея Платоныча… Первый в нашем уезде жулик, даром что важная персона! Он дворянам окрестным посулил кругленькую сумму, чтобы они его избрали своим предводителем, а как занял место, так про обещания свои сразу и забыл, а напомнить ему никто не решается… Владимир: (лениво) Пошел вон! (Модестыч полуползком пробирается к двери.) Михаил: (брезгливо) Набить бы тебе морду – за то, что Анну оклеветал, да руки марать неохота… (Модестыч резво вскакивает с четверенек и исчезает за дверью.) Михаил: Какое счастье, что с Анны сняты все обвинения! Владимир: Мой отец убит, убийца до сих пор гуляет на свободе, а ты мне талдычишь о какой-то Анне! (в ярости срывает с себя галстух и вертит в руках) Черт, как же хочется кого-нибудь придушить! Михаил: (осторожно) Может, нанести визит господину Забалуеву? Все равно других подозреваемых нет... Владимир: С визитом не получится – он обнес свою усадьбу двухметровым забором и расставил вокруг мужиков с собаками, и те и другие – злые и голодные, но из чужих рук еды не берут. (чешет затылок) Впрочем, недавно я видел Забалуева у Долгоруких… Только мне туда теперь дорога заказана. Михаил: Съезжу один. Страсть как хочется с Забалуевым потолковать! И не только по твоему делу. Я имею поручение от… (осекается) короче, завтра же с утра и поеду. Владимир: Рад, что ты нашел занятье по душе и хотя бы на время забудешь о своей ненаглядной Аннушке. Михаил: Одно другому не мешает. (уходит с воинственным видом)
Кадр 26. Зимний дворец:
Александр: Мари, Василий Андреевич хвалит вас: вы делаете большие успехи в русском языке. Мари: О да, я отшень прилешно занимаюсь… Я хочу нрафиться фашей матушке… и фам, Александр Николаевитч! (глядит на него очень нежно) Александр: (чтобы сменить скользкую тему) Что вы читаете? Мари: Рассказ про одного пастора и его arbeiter… работника. Отшень смешно! Только много непонятных слофф… (читает по слогам) То-ло-кон-ный лоп… Что это знатшит? Александр: Значит, что в голове вместо мозгов – толокно. Мари: А разфе такое мошет быть? Александр: Очень даже может быть, если человек – дурак! Мари: А кто есть балда? Александр: Тоже дурак. Мари: (недоуменно) Балда не мошет быть дурак, он обмануль хитрых чертей! Александр: Как бы вам объяснить, Мари… Балда был дурак, но умный. А поп, его хозяин, - глупый! Мари: Умный дурак, глупый дурак… Русский язык такой слошный… Я должна это фсе записать! Только нет письменный прибор… Александр: Не расстраивайтесь, Мари! (звонит в колокольчик) (На пороге вырастает новый адъютант.) Адъютант: К услугам вашего императорского высочества! Александр: Прошу любить и жаловать – поручик Воронцов, тоже дурак, но – полезный. (снимает с Воронцова правый эполет и отвинчивает крышечку, замаскированную под звездочку) Вот – моя походная чернильница! А в левом эполете – песочек. Я думал нацепить ему еще и пресс-папье, но пока не нашел места… Мари: (хлопает в ладоши) Ах, как удобно! И перо есть? Александр: А как же! Кстати, гусиные перья неплохо смотрятся в качестве наконечников для аксельбантов… Мари: А бумага? Александр: Бумага – в планшете. Правда, листы приходится складывать вчетверо… Мари: Мошно сделать бумашный плащ… да? Как тетратка – много-много листиков… Александр: И отрывать по одному! Браво, Мари, это отличная идея! Воронцов, вы все слышали? Идите к вашему портному, и чтобы завтра, нет – нынче же вечером! – вы были в плащ-тетрадке! Адъютант: (прищелкнув каблуками) Слушаюсь, ваше императорское высочество! (убегает, едва не расплющив о косяк входящую Натали) Натали: (делает помятый книксен) Доброе утро, Александр Николаевич, доброе утро, принцесса! Александр: (сухо) Вы с поручением от государыни, мадмуазель Репнина? Натали: Ее величество оказали мне честь, назначив фрейлиной к принцессе Марии. Мари: Я отшень, отшень рада! Я сейчас напишу несколько слофф, а фы проверите, да? (склоняется над листом бумаги) Александр: (отводит Натали к окну) Maman приставила вас шпионить за мной? Так вот, можете ей донести, что я забыл и думать о Калиновской! Натали: Это для меня не секрет. Александр: (насмешливо) Какая проницательность! Натали: От вас уже который день пахнет духами Нарышкиной. Александр: Вам показалось, Натали! Натали: Ничуть! Этот запах ни с чем не спутаешь – кроме Нарышкиной, никто при дворе подобной дрянью не поливается. Александр: Ваша дерзость переходит все границы! Натали: А ваша ветреность и вовсе их не знает. Боже мой, бедная Ольга! Ради любви к вам она пожертвовала всем! А вы обзавелись новой пассией через неделю после ее отъезда! Александр: (возвышая голос) Мадмуазель Репнина, вы забываетесь! Мари: (отрываясь от письма) Что случилось? Почему вы ссоритесь? Александр: Во всем виновата ваша фрейлина: она разругалась с женихом, а теперь срывает на каждом встречном свое дурное настроение. Мари: Ругаться с женихом - nein! Жениха нушно лупить! Натали: Лупить, да еще как!.. Александр: Натали, Мари хотела сказать, что жениха нужно любить. Мари: Да-да, лупить! Лупоффь – это есть самое глафное ф жизни! Александр, мы должны непременно помирить Натали с ее женихом! Александр: Знаете, Мари, мне в голову пришла та же идея! Натали: (настороженно) Что вы задумали, ваше высочество? Александр: Сейчас узнаете. (распахивает дверь, противоположную той, в которую вошла Натали) Добро пожаловать, князь! (Входит Андрей Долгорукий, почтительно прикладывается к ручке принцессы.) Натали: (сквозь зубы) Зачем вы вызвали Андрея ко двору, ваше высочество? Александр: (с невинной улыбкой) Чтобы доставить вам удовольствие! Пойдемте, Мари, оставим Натали наедине с ее возлюбленным – пусть она его лупит, или любит… как ей заблагорассудится! (на ухо Натали) Это моя маленькая месть, мадмуазель! (уходит под руку с принцессой) (Натали сердито обмахивается веером.) Андрей: (нерешительно) Ты не хочешь со мной поздороваться, Наташа? Натали: Не имею ни малейшего желания! Андрей: Наташенька, мы же любим друг друга и скоро должны пожениться… к чему нам ссориться из-за какой-то ерунды? Натали: У этой ерунды коса до пояса и хозяйские замашки в отношении тебя! Андрей: О ком это ты? О Тане? (фальшиво хохочет) Ха-ха-ха! Неужто ты вздумала меня ревновать? Наташа, Таня выросла вместе с нами, очень нас любит, особенно Лизу, а Лиза пропала, и Таня рассердилась на тебя за то, что ты хотела отвлечь меня от поисков… Только и всего! Натали: Только и всего? Я потеряла свою любимую шляпку! Кстати, ту самую, что мы вместе покупали в тот день, когда ты сделал мне предложение… Андрей: Так дело только в шляпке? Милая, я куплю тебе сотню таких шляпок! (делает к ней шаг) Натали: (отскакивает) Не прикасайся ко мне! (хватает с камина фарфоровую вазу и запускает в Андрея) Андрей: (притворно хватается за голову) Ой! Натали: (испуганно) Ой, Андрюшенька, я не хотела! Прости меня, пожалуйста! (гладит его по голове, лебезит) Очень больно? Крови нет, слава Богу… Дай я тебя поцелую, всё сразу пройдет! (целует его в лоб) Андрей: (подставляет губы) Лучше сюда. Натали: А разве ваза попала не в лоб? Андрей: Ваза вообще пролетела мимо! (Смеются и целуются. Входят Александр и Мари.) Александр: Мы услышали грохот и поспешили к вам на помощь… Надеюсь, никто не пострадал? Андрей: (смущенно поправляя очки) Только фарфоровая ваза, ваше высочество. (показывает на осколки) Мари: Ах, эта русская любофь… такая пылкая! Александр, когда мы с фами поссоримся, мы тоже что-нибудь разобьем. (в восторге) Это так романтишно! Натали: Ваши высочества, осмелюсь напомнить, что нынче вечером государыня ждет вас обоих на чай. Мари: О! Я должшна выучить новые красивые слова… и красиво одеться… Вы мне поможете, Натали? Натали: (делает книксен) Разумеется, ваше высочество. (обе уходят) Александр: (Андрею) Однако вы не выглядите счастливым, князь… Дайте угадаю: вы страшитесь стать мужем самой бойкой при дворе фрейлины? Андрей: (мямлит) В общем… наверно… не знаю… Можно аллегорию, ваше высочество? Вот, к примеру, вы гоните лань… прелестную лань… и вдруг замечаете, что в лесу много другой дичи… и куропатку хочется подстрелить… и лису… но и лань обидно упускать… Александр: Ха-ха-ха! Кстати, об охоте… Не затравить ли нам зайца, князь? Андрей: Avec plaisir, ваше высочество… только я нынче вечером встречаюсь с Натали… Александр: А я – пью чай у maman… (грустно) Значит, охота откладывается? (глядит в окно) Солнышко светит, погода чудесная! Андрей: (эхом) Чудесная… Александр: Послушайте, князь, ведь наши невесты никуда от нас не денутся? Андрей: Никуда не денутся… Александр: А погода назавтра может испортиться… Андрей: Может испортиться… Александр: Значит… (подмигивает ему) Андрей: Значит?.. Александр: А значит, к черту женщин, да здравствует охота! Андрей: Да здравствует охота!
Отправлено: 18.09.11 16:15. Заголовок: Кадр 27. Столовая в ..
Кадр 27. Столовая в усадьбе Корфа
Владимир, Михаил, Анна и Оболенский ужинают, Полина прислуживает за столом. Оболенский: (с тяжким вздохом) М-да!.. До сих пор не могу привыкнуть, что дорогого Ивана Ивановича нет вместе с нами. Владимир: (мрачно) Найду убийцу, лично вылью ему в глотку два графина бренди со стрихнином. (подумав) Нет, это будет слишком легкая смерть. Буду душить его… медленно… с удовольствием… пока у него язык не вывалится и глаза не лопнут… Анна: (сдавленно) Что-то у меня аппетит пропал. Михаил: (отодвигает тарелку) И у меня. Оболенский: В самом деле, Володя… Что за кровожадность? Владимир: Не вашего же отца отравили! (За столом воцаряется мертвая тишина. Михаил, Анна и Сергей Степаныч молча смотрят, как Владимир уплетает жаркое и попивает водочку, но никто не решается с ним заговорить, боясь услышать очередную грубость.) Полина: (вертится возле Оболенского) Возьмите еще кусочек, Сергей Степаныч! Оболенский: Спасибо, голубушка, я уже сыт… А ты вот что: принеси-ка мне чаю в библиотеку. (встает из-за стола) Извините, господа. (уходит, Полина рысит следом) Михаил: Тебе не кажется, Вольдемар… (Входят Забалуев и исправник.) Забалуев: Bonsoir, messieurs! (расшаркивается Анне) Mademoiselle… Владимир: Не припомню, чтобы я вас приглашал, Андрей Платоныч, но, раз уж вы пришли… Анна, сбегай на кухню, узнай у Варвары, не осталось ли вчерашних щей? Забалуев: Наслышаны, наслышаны о вашем гостеприимстве, дражайший Владимир Иваныч, однако никак не можем им воспользоваться: мы нынче по другому делу. Исправник: Нам стало известно имя убийцы барона Ивана Ивановича Корфа. Владимир: И кто же он? Забалуев: (тычет в него пальцем) Вы! Владимир: Поздравляю вас, господин Забалуев, у вас просто талант ищейки (продолжает как ни в чем не бывало трапезничать). Исправник: Барон Корф, вы арестованы! Михаил: (возмущенно) Как можно бросаться такими чудовищными обвинениями?! Да еще бездоказательно?! Владимир очень любил отца… Забалуев: Позвольте не согласиться, Михал Саныч: постоянные распри между Владимиром Иванычем и его покойным батюшкой стали у нас в уезде притчей во языцех. Анна: (подскакивает) Да-да! Они каждый день ссорились: Владимир требовал денег, чтобы расплачиваться с карточными долгами, а когда Иван Иваныч отказался ему деньги давать, стал подделывать подписи на векселях… (Владимир злобно ухмыляется.) Забалуев: (с интересом) Весьма, весьма любопытно! Продолжайте, мадемуазель! Михаил: (шокирован) Анна, что вы такое говорите?! Анна: Чистую правду, Михаил! Дядюшка даже завещание изменил в мою пользу, он не хотел, чтобы имение было пущено по ветру, но Владимир это завещание подменил… Да вы вскройте сейф, господа! Наверняка найдете там доказательства! Владимир Иваныч до сих пор празднует смерть отца, все пьет да гуляет, а делами вовсе не занимается… (в сторону) Лишь бы сейф открыли, я под шумок свою вольную достану и уеду в Петербург, в театр, а тут – хоть трава не расти! Владимир: Ну что ж, господин Забалуев, если вы непременно хотите видеть меня за решеткой, я, пожалуй, доставлю вам такое удовольствие… (неторопливо промокает губы салфеткой и встает из-за стола) Михаил: Подождите, господа! Но ведь то, что у Владимира бывали размолвки с отцом, еще ни о чем не говорит! Забалуев: Вы не были свидетелем этих скандалов, Михал Саныч, а я был! Молодой барон вел себя по отношению к отцу весьма непочтительно, людей не стеснялся… Вот и когда давали пиесу про ревнивого мавра, и мадемуазель (поклон Анне) блистала на сцене, Владимир Иваныч изводил своего батюшку ворчанием и даже грозил кого-то придушить, все руками-то делал и так, и эдак (показывает, как именно), а потом, наверное, со злости чего-нибудь в графин и подсыпал! Владимир: А ведь помнится мне, Андрей Платоныч, что в тот роковой вечер именно вы моему отцу бокал с бренди передавали… Забалуев: Но наливали-то вы сами! Анна: Да-да, Владимир наливал, я видела! Владимир: Не могли вы ничего видеть, вас в это время Отелло душил! И очень жаль, что не задушил… Михаил: В самом деле! У господина Забалуева и повод был хороший – всем известно, что Марья Алексевна обещала ему поместье Корфов в качестве приданого Лизы. Забалуев: Возмутительно, молодой человек! Как вы смеете делать подобные грязные намеки?! Владимир: А как вы смеете являться без приглашения в мой дом и отрывать меня от ужина?! (нервно наливает и выпивает две рюмки подряд) Исправник: (задумчиво) С арестом господина Корфа, пожалуй, придется повременить… Анна и Забалуев: (в голос) Почему?! Исправник. Я вижу, что в этом деле нет никакой ясности… Михаил: (поддакивает) Абсолютно никакой! И вы, как представитель закона, должны это дело расследовать и ясность внести, а я со своей стороны обещаю вам всяческое содействие и высочайшее покровительство государя императора. Владимир: Если выяснится, что вы, господин Забалуев, причастны к смерти моего отца… (наливает себе третью рюмку) Лучше вам тогда сесть в тюрьму, от души советую! (занюхивает корочкой хлеба) Хотя и в тюрьме я до вас доберусь и придушу… (смотрит на Анну) как один ревнивый мавр свою жену… Забалуев: Не рассчитывайте легко от меня отделаться! Рылом не вышли, юноша, чтобы на предводителя уездного дворянства замахиваться! (в злобе ломает трость и убирается вслед за исправником) Владимир: Ну что, продолжим ужин? (садится к столу) Жаркое уже остыло, но можно попробовать пирог… (сладким голосом) А где же моя ненаглядная сестричка Аннушка? Михаил: Анна! (обшаривает комнату) Где вы прячетесь? (вытаскивает Анну из-за портьеры) Выходите, не бойтесь! Вы ведь просто пошутили про поддельные векселя, да? Это была невинная шутка, и Владимир на вас совсем не сердится… Владимир: Ничуть не сержусь – я сегодня добрый. Что ж ты заробела, Анечка? Иди, отведай рыбного пирога… (кромсает пирог) М-м, как вкусно пахнет! Мастерица наша Варвара! (Анне и Михаилу) Присоединяйтесь, друзья! Вприглядку сыт не будешь (наливает очередную рюмку). Михаил: Не слишком ли ты много пьешь? Владимир: Пойду-ка я отсюда, пока вы мне окончательно аппетит не испортили (прихватывает со стола графинчик водки и кусок пирога) А ты, Аннушка, загляни в библиотеку после ужина… поболтаем на сон грядущий… (уходит) Анна: (дрожит, как осиновый лист) Он меня убьет! Михаил: Полноте! Вольдемар не людоед, он очень добрый… в глубине души… Анна: Вы не знаете, Миша… Михаил: (целует ей ручки) Я знаю одно: я люблю вас! И не хочу с вами расставаться – так бы и смотрел в ваши глаза и смотрел! Анна: И я… так бы смотрела и смотрела… (продолжительный поцелуй) Ах! Простите меня, Миша! (убегает, закрыв лицо руками) Михаил: Во всем этом кроется какая-то тайна… Здесь вообще одни сплошные тайны и загадки! (с энтузиазмом) Но я их все раскрою! Господи, как жить-то интересно!
Кадр 28. В кабинете Корфа
Оболенский за столом читает газету, покуривая трубку Иван Иваныча. Входит Полина с тяжело нагруженным подносом. Полина: Я вам чаю принесла, Сергей Степаныч. Оболенский: Спасибо, голубушка. Поставь на стол. (Полина сгружает содержимое подноса на стол, но не уходит) Чего тебе, голубушка? Полина: Разрешите сказать вам мою мечту, Сергей Степаныч? Оболенский: Ну… скажи. Полина: Мечтаю стать примой Александринского театра! Оболенский: Эк ты, голубушка хватила! Полина: (осмелев) А что? Я в нашем театре все главные роли играю! Если б Анька из Петербурга не приехала, я бы и в «Отелло»… Оболенский: Все главные роли… Г-хм!.. Полина: Хотите, я вам что-нибудь представлю? (не дожидаясь приглашения, выбегает на середину комнаты и принимает трагическую позу) Шиллер. «Разбойники»! (уточняет) Финальная сцена, в которой Амалия просит Карла Моора ее заколоть. (завывает) «Смерть – вот вся моя мольба! Взгляни! Мои руки дрожат! У меня нет сил нанести себе удар...» Оболенский: Довольно, довольно, голубушка! (смеется) Полина: Вам не понравилось, Сергей Степаныч? Оболенский: Видишь ли… я эту сцену себе несколько иначе представлял… Полина: А хотите – из «Фауста»? (заламывает руки) Ты лишь на миг со мной в разлуке был И целовать меня уж позабыл! Целуй, целуй скорей меня! Не хочешь - поцелую я тебя сама! (запрыгивает к Оболенскому на колени и лобызает его в губы) Оболенский: (роняя трубку и газету) Хватит, хватит! (отбивается от Полины) Боюсь, голубушка, с вашими талантами примой не стать. Полина: (надувает губы) Почему? Я ничуть не хуже Аньки… А, может, у вас настроение не для трагедии? Так я могу и комедию… из Лопе де Вега… «Собака на сене»! Оболенский: (себе под нос) И зачем только Иван Иваныч своим дворовым образование дал? (прячется от Полины за портьерой). Полина: (спохватывается) Сергей Степаныч, а… Где вы? (заглядывает под стол) Сергей Степаныч? Владимир: (входит) Ты здесь зачем? Полина: Я… я… я репетировала с господином Оболенским… Владимир: Репетировала? Тебе что, заняться больше нечем? Мало мне одной актерки на шее! Пошла вон, я отдохнуть хочу! (указывает на чайный прибор) А это все унеси! Полина: Но Сергей Степаныч? Я для него чай с пирожными… Владимир: Могу я в своем собственном доме побыть один, чтобы ни одна гнусная рожа передо мною не маячила?! (орет так, что дребезжат стекла) Вон пошла!.. Брысь!!! (Полина с чашками испаряется.) Владимир: (сам с собой) Хозяин я здесь или не хозяин? (наливает водки и подносит рюмку ко рту) (Оболенский выбирается из-за портьеры и по стеночке крадется к выходу.) Владимир: (рявкает) Кого тут еще носит?! (Оболенский с завидной для его возраста прытью выскакивает в коридор) Померещилось… (выпивает, закусывает рыбным пирогом) (По комнате проносится ветерок, хлопает окно, одна за другой гаснут свечи. Остается только огонь в камине.) Владимир: Что за чертовщина?! (Из мрака выныривает темная фигура, по мере приближения принимающая черты покойного барона Корфа.) Иван Иваныч: Здравствуй, Володя… Владимир: (роняет рюмку) Отец?! (протирает глаза) Но ты ведь… Иван Иваныч: Там, где я сейчас нахожусь, сынок, у меня есть много времени для размышлений… Издалека все видится иначе… И я увидел, как мало внимания раньше тебе уделял… Владимир: Конечно, все ваше внимание доставалось одной Аньке. Иван Иваныч: Но я хочу исправить это упущение… и займусь, наконец, твоим воспитанием! Владимир: И в чем же будет заключаться ваше воспитание? Иван Иваныч: Всякий раз, как я увижу, что ты хочешь совершить какую-то глупость, я буду приходить к тебе и наставлять на путь истинный… Владимир: Не продолжай, отец! Так я и знал: ты не обо мне заботишься, а боишься, что твоей ненаглядной Анне попадет на орехи. Да, я хочу ее наказать, но ведь за дело! Если ты там все видишь, то видел, наверное, и как она меня в кутузку чуть не упекла? Иван Иваныч: Она защищалась… от тебя, от твоей злобы… Почему ты до сих пор не освободил ее? Ведь ты обещал мне! Владимир: Не помню… Иван Иваныч: (с грустным укором) Ах, Володя, Володя! Разве можно так обижать собственную сестру? Владимир: Сестру! А ты спросил, нужна ли мне сестра? Может, мне неплохо было и единственным ребенком? Вон, у Долгоруких конфеты всегда на троих делили, а мне, если б не Анька, все бы доставались! Иван Иваныч: Когда же ты, наконец, повзрослеешь? Владимир: Я давно уже не ребенок, а взрослый мужчина, и, кстати, в этом доме хозяин. И Аннушке вашей тоже хозяин! Как я решу, так и будет! (рубит кулаком воздух) (Призрак барона Корфа укоризненно качает головой и дематериализуется.) Владимир: (вытирает со лба холодный пот) Чего спьяну не примерещится… (хочет выплеснуть остатки водки в камин, но, передумав, выливает в стакан и пьет жадными глотками) Если еще и дедушка явится меня поучать… (тихое царапанье в дверь) Entrez! Анна: (робко) Можно, Владимир Иваныч? Владимир: А-а! (ласково) Входи, Анечка, входи! (зажигает свечи, поочередно обмакивая их в камин) (Анна бочком протискивается в кабинет и застывает, смиренно сложив ручки на животе.) Владимир: А у меня для тебя сюрприз, дорогая сестричка. (Достает из сейфа свиток.) Догадываешься, что это такое? Анна: Моя вольная? Владимир: Правильно, умница! А что я с ней собираюсь сделать? Анна: (с робкой надеждой) Отдать… мне? Владимир: (с гадкой усмешечкой) Ошибаешься, глупенькая! (подносит бумагу к свечке) Анна: Не-е-ет!!! Владимир: (назидательно) Ты плохо себя вела, и должна быть наказана! Анна: Все, что угодно, только не это! Владимир: Ну, хорошо… (убирает бумагу в сейф, Анна переводит дух) Однако, как же мне тебя наказать? Анна: А можно вообще не наказывать? Владимир: Нет, нельзя. Со мной и так никто в доме не считается, а если я и тебе спущу… Хозяин я, в конце-то концов, или китайский мандаринчик, которого все, кому не лень, норовят по носу щелкнуть?! Анна: Миша говорит, что вы добрый… Владимир: Миша… Хм… Он тебе нравится? Анна: (краснеет) Да… очень… Владимир: (задумывается) Тогда ты не откажешься сделать ему приятное? Анна: (настороженно) Что вы имеете в виду? Владимир: Пение твое он уже слышал… А теперь ты для него станцуешь! Анна: Танцевать… во время траура? Владимир: Так ведь мы не бал собираемся устраивать… небольшую вечеринку для узкого круга… будут только самые близкие: Михаил, Сергей Степаныч, я… а вы с Полиной будете прислуживать нам за ужином и танцевать. Анна: Прислуживать за ужином? Владимир: А чего ты хотела? Сидеть с нами за одним столом? Крепостным этого не положено. Будешь прислуживать и танцевать… танец семи вуалей! Анна: Танец семи вуалей… Что это? Владимир: (достает с полки книгу) Где-то здесь были картинки… (листает страницы) Ага! Кстати, по этим рисункам вы с Полиной можете и костюмы себе пошить… сами! портних из Парижа приглашать не буду, уволь! Анна: (заглядывает в книгу) О Боже! Вы хотите… чтобы я… надела ЭТО?!! Владимир: Мишель будет в восторге! Он тонкий ценитель прекрасного… Романтика Востока… тысяча и одна ночь… гурии в раю… Анна: Все, что угодно, только не это! (рыдает) Владимир: Тогда я сожгу твою вольную… Анна: (ломает руки) Ну за что, за что вы так меня ненавидите?! Владимир: Мне надоело твое нытье! Хватит торговаться, выбирай: или ты танцуешь перед моими гостями и сохраняешь надежду когда-нибудь получить свободу, или навек остаешься в рабстве. Анна: (хнычет) Но я в любом случае потеряю Мишу… Владимир: Даю тебе на раздумье ночь. Все! Ступай, я хочу отдохнуть… Анна: Как же я вас ненавижу! (убегает, хлопнув дверью) Владимир: (разводит руками) Ненавидит? За что?
Отправлено: 18.09.11 16:16. Заголовок: Кадр 29. В поместье ..
Кадр 29. В поместье Долгоруких
Княгиня, сидя в гостиной за бюро, старательно марает гербовую бумагу. Марья Алексевна: Фу ты! Опять испортила! (Комкает лист и бросает за спину – прямо в нос только что вошедшему Забалуеву. Тот ловит смятую бумажку, вытирает ею лысину и машинально сует в карман.) Забалуев: Пожелал бы вам доброго утра, милейшая Марья Алексевна, да только добра-то в нем чуть! Марья Алексевна: А у вас-то что за печаль, Андрей Платоныч? Забалуев: Вчера с исправником ездил Корфа арестовывать… Так этот сопляк не пожелал подчиниться закону, самым возмутительным образом выставил меня из дому – меня, предводителя уездного дворянства! – и даже к столу не пригласил!.. Возвращаюсь я к вам, униженный и оскорбленный, надеясь отогреться под вашим гостеприимным кровом и утолить голод… (отщипывает от виноградной грозди из вазы с фруктами одну ягодку и отправляет в рот) А Танька, горничная ваша, говорит, что господа уже отужинали, и больше она на стол накрывать не станет… на кухню меня послала – спросите, дескать, у кухарки, не завалялось ли какого пирожка… Марья Алексевна: Вот негодная! Ну, велю драть нещадно за дерзость! А за бережливость похвалю! У меня хозяйство скудное, вдовье, по два ужина накрывать средств не имею... Вот если б именьице Корфа было моим!.. Забалуев: За чем же дело стало, дорогая тещенька? (прихватывает из вазы всю виноградную гроздь и ловко обгладывает) Марья Алексевна: Векселек у меня не выходит... ни в какую! Уж больно у покойного Иван Иваныча почерк был заковыристый! Сколько бумаги гербовой перевела зазря... Вот, вот и вот! Как начну ижицу прописывать, так перо-то и спотыкается! (в ярости отбрасывает перо, Забалуев на лету его ловит) Забалуев: Дозвольте мне попробовать, дражайшая Марья Алексевна! Откуда вы руку Иван Иваныча-то срисовывали? Марья Алексевна: Вот, письмо его муженьку моему, двухгодичной давности... Забалуев: Ага! Ага! Буковки-то, конечно, витиеватые, однако ж и мы не лыком шиты, опыт, чай, имеется! На какую сумму векселек-то подпишем? Марья Алексевна: Вроде двадцать тыщ Петр Михалыч мой ссуживал... Забалуев: Так когда ж это было! Жизнь-то с тех пор вздорожала, и вам за обиду да на судебные издержки... Вот и выходит по справедливости, что надо эту сумму... удвоить? Марья Алексевна: Да еще пяток прибавить Лизаньке на приданое... Пусть будет сорок пять! Забалуев: Значит, напишем пятьдесят... (быстро строчит на гербовой бумаге) Извольте получить, замечательнейшая Марья Алексевна! Марья Алексевна: (хлопает в ладоши) Вы маг и волшебник, дорогой Андрей Платоныч! (расчувствовавшись, чмокает его в лысину) Забалуев: Только вот чернила свежие, надо на солнце подержать, чтобы выцвели... как будто документик не сегодня подписан, а год назад! (Подбегает к окну, отдергивает штору и подставляет бумагу свету. Вдруг замечает расплющенную снаружи о стекло физиономию цыгана – Седого. Забалуев испуганно задергивает штору.) Марья Алексевна: Что там, Андрей Платоныч? Забалуев: Солнце глаза режет! (Цыганская физиономия появляется за другим окном.) Забалуев: (передвигая кадку с пальмой) На прежнем-то месте ей не место было! (Седой маячит уже за третьим окном. Забалуев, не найдя, чем можно прикрыть окно, загораживает его своей спиной.) Марья Алексевна: Что-то беспокойный вы сегодня, Андрей Платоныч... Пойду-ка распоряжусь насчет второго завтрака! Забалуев: Да-да-да! (захлопывает за ней дверь, открывает окно и свешивается через подоконник) Чего тебе, крокодил ненасытный? Седой: Должок за тобой, барин! Забалуев: Сказал же: отдам! Отдам! Седой: Когда? Забалуев: Жди сегодня в лесу, у заброшенной сторожки... (Входит Татьяна с нагруженным подносом, и Забалуев поспешно захлопывает окно.) Татьяна: У, как комнату выстудили! Опять топить придется... Забалуев: Дров пожалела, крохоборка? Вон их, полон лес – руби не хочу! Да и дрова-то не твои, а барыни! Татьяна: (швыряет поднос на столик) Барыня велели пожелать вам приятного аппетита. Забалуев: Ну, так пожелай! Татьяна: За чужой счет все одно сладко. Забалуев: Но-но-но, разговорилась! (выпивает полбутылки вина, прихватывает с подноса одной рукой пирожок, другой – кусок ветчины, уплетает за обе щеки) А салфетки где? Чем прикажешь руки вытирать? (Вытирает пальцы о кружевной Татьянин передник, потом начинает хватать ее за мягкие места.) Татьяна: (отбивается) Чего ж вы руки распускаете, и как вам не стыдно! В вашем-то возрасте!.. Забалуев: (тискает ее) Люблю, когда кобылка норовистая попадается! Андрей: (входит) Что здесь происходит?! Следом за ним входят мать и сестры. Забалуев: Изволите видеть – воровку обыскиваю! (Все ахают. ) Лиза: Да я в жизнь не поверю, чтобы наша Таня могла украсть! Соня: Таня ни разу медной полушки чужой не взяла! Забалуев: То – медная полушка, а то – мои золотые часы! Карман-то, ишь, оттопыривается! (Побледневшая Татьяна за цепочку вытягивает из кармана золотые часы.) Андрей: (растерянно) Таня... почему? Татьяна: (плачет) Андрей Петрович, клянусь, я не виновата! Зачем мне эта побрякушка, в гостиной вон – часы с кукушкой, когда надо, всегда можно время посмотреть... Андрей: Я тебе верю, верю, Танюша... Но как эти часы оказались в твоем кармане? Татьяна: Господин Забалуев, наверно, подбросил! Когда лапать меня полез, тогда и подбросил! Марья Алексевна: Нахалка! Да как твой язык-то мерзкий повернулся! Вон!!! На конюшню! Розгами драть, пока кожа не слезет! Забалуев: Не розгами, а кнутом, кнутом – да с оттяжкой! Чтоб неповадно было! Про меня, предводителя дворянства, такое сказать!.. Андрей: Пока я здесь хозяин, Таню никто пальцем не тронет! Лиза: Подождите! Да ведь это часы нашего покойного батюшки! А вы, Андрей Платоныч, говорили, что ваши... Где вы их взяли? Марья Алексевна: Я подарила. Соня: Папенькины часы – чужому человеку?! Марья Алексевна: Не чужому, а будущему Лизиному мужу! Андрей: (вмешивается) Нет, господин Забалуев никогда не женится на Лизе! Марья Алексевна: Это еще что за бунт?! Андрей: Я не хочу себе в зятья лживого развратного старикашку! (Лиза, взвизгнув от радости, срывает с пальца обручальное кольцо и швыряет на пол.) Забалуев: (бросается подбирать колечко) Золотом разбрасываетесь... Женихами разбрасываетесь... Глядите, Елизавета Петровна, не пробросайтесь! Девиц вроде вас в уезде пруд пруди, а такие женихи, как я, на дороге не валяются! (с оскорбленным видом уходит) Марья Алексевна: (Лизе) Довольна теперь? А ну как обидится Андрей Платоныч и не захочет на тебе жениться? Позору не оберешься! Мы ведь уже и гостей на свадьбу позвали! Лиза: Вы о соседях больше заботитесь, чем о счастье родной дочери! Будто развлечений в нашем уезде мало, кроме моей свадьбы… Вон, у Кукарекуевых скоро именины! Марья Алексевна: Идем-ка, доченька, потолкуем! (тащит ее за руку) И ты, Сонюшка, иди, поможешь мне сестрицу твою непутевую на путь истинный наставить! (Андрей и Татьяна остаются одни.) Татьяна: (бросается ему на грудь, сквозь слезы) Спасибо вам, Андрей Петрович, что защитили меня! Андрей: (крепко обнимает ее) Разве я мог позволить этому проходимцу обидеть тебя, Танюша? Татьяна: Нипочем не отдавайте за него Лизавету Петровну! Меня едва не стошнило, как он своими липкими пальцами стал меня хватать, а ей-то, бедняжечке, каково с ним будет в постель ложиться?! Андрей: Если этот шут гороховый еще хоть раз у нас на пороге появится, я велю мужикам гнать его палками до самого города! Татьяна: (всхлипывая от избытка чувств) Андрюшенька, голубь мой сизокрылый! (целуются) Забалуев: (с порога) Какой пассаж! (Андрей с Татьяной испуганно отскакивают друг от друга) Поздно, друзья мои, поздно! Я уж все увидел, что надо было! (плюхается на диван и водружает себе на колени вазу с фруктами) Ах, как неосторожно, как неосторожно! Что скажет ваша матушка, Андрей Петрович! (выбирает персик порумянее) А невеста в Петербурге? Огорчится, плакать будет… помолвку, чего доброго, разорвет… Ай-я-яй! (Андрей в бессильном бешенстве ломает очки, Забалуев уплетает персик и подмигивает Татьяне.)
Кадр 30. В Зимнем дворце
Натали вертится возле дверей в кабинет цесаревича. Мари: (выглядывает из-за угла) Ну, что? Натали: (разводит руками) Не могу войти, там сидит Бабарихин, новый адъютант. Мари: А куда же делся Воронцов? Натали: Вы еще не знаете, принцесса? Воронцов отлучен от двора. Он слишком резво бегал с этим дурацким блокнотом на спине, создавал сквозняк, у государыни от этого приключился насморк, и государь велел убрать походную канцелярию наследника с глаз подальше… Мари: Ах, это я виновата! (в расстроенных чувствах) Я придумала про плащ с тетрадкой… Бедный юноша! Надо попросить ее величество заступиться… Натали: Не надо за этого болвана заступаться, его бы все равно сослали – он ко всем своим подвигам еще и новый голубой мундир графа Бенкендорфа испортил. Мари: Как? Натали: Споткнулся на лестнице и опрокинул чернильницу из эполета прямехонько на рукав Александру Христофорычу… Правда, злые языки утверждают, что споткнулся он не сам, а о подставленную ногу цесаревича… Какой-то острослов тут же сочинил эпиграмму про запятнанный голубой мундир, господин Бенкендорф лопается от злости, а Воронцов, наверное, уже на пути в Иркутск… Мари: (всплеснув руками) Ах, mein Gott! И все эти несчастья случились из-за одной подножки Александра? Натали: (в сторону) Бедняжка, ей постепенно начинает открываться истинное лицо ее жениха! (громко) Ваше высочество, вы по-прежнему хотите подбросить это письмо Александру Николаевичу? (вертит в руках розовый надушенный конверт) Мари: Да, чтобы он не знал, что это от меня… но чтобы догадался! Так романтичнее… Натали: Но тогда нельзя просто подсунуть письмо под дверь… Цесаревич подумает, что над ним подшутила какая-нибудь фрейлина, или дурак Бабарихин вперед распечатает ваше послание и сунет в папку с государственными бумагами… И так, и так – никакой романтики. Мари: А как вы предлагаете? Натали: Есть у меня одна идея… О, я, кажется слышу голос Александра Николаевича! Мари: Я исчезаю! (ныряет за угол) (Из-за другого угла выворачивает Александр.) Натали: Доброе утро, ваше высочество! Александр: Странно видеть вас с улыбкой на лице, мадмуазель Репнина. Натали: Сегодня у меня хорошее настроение. Александр: Счастлив это слышать. А что у вас в руках? Натали: Одна очаровательная особа, пожелавшая остаться неизвестной, просила передать эту записку вашему высочеству… Александр: (читает письмо) «Ах! мне ль разлуку знать с тобой? Ты всюду спутник мой незримый; Молчишь - мне взор понятен твой, Для всех других неизъяснимый…» (Из-за угла выглядывает и тут же прячется счастливая Мари.) Александр: Как прикажете вас понимать, мадмуазель Репнина? Давеча вы строго выговаривали мне за мою ветреность, а нынче сами передаете мне любовное послание! Натали: Послание от дамы, которой я не могла отказать. Александр: Но кто она? Натали: (кокетливо) Догадайтесь, ваше высочество! А я не стану вам мешать… (хочет уйти, но останавливается) Ее величество просила разыскать вас и передать приглашение на вечернюю лотерею… Александр: Передайте моей маменьке, что вы меня не нашли. Натали: Как прикажете, ваше высочество. Кстати, ответ вы можете оставить в этой вазе… (делает книксен и уходит) Александр: (нюхает ароматный конверт) Где я слышал запах этих духов? (задумчиво глядит вслед Натали) Ах, мадмуазель Репнина… право, было бы забавно… (скрывается в кабинете) (Принцесса и ее фрейлина, хихикая, выглядывают из-за угла.) Мари: Как вы думаете, он сейчас напишет ответ? Натали: Подождем. Мари: Подождем! (Снова прячутся. Из кабинета показывается Александр с голубеньким конвертиком в руке, опрыскивая его на ходу из маленького флакончика.) Александр: Надеюсь, мои духи окажутся не хуже… (опускает конверт в высокую напольную вазу) Что-то подсказывает мне, что моя незнакомка скоро явится за ответом… Подождем! (уходит в кабинет, но оставляет дверь приоткрытой и подглядывает в щелочку) (Возвращается Натали и на цыпочках подходит к вазе.) Александр: (с тихим ликованием) Вот я вас и раскусил, мадмуазель злючка! (донельзя довольный, скрывается в кабинете) (Вспугнутая скрипом двери, Натали убегает, не успев достать письмо. Из-за другого угла выглядывает Нарышкина.) Нарышкина: Так я и знала, что Александр не просто так дал мне отставку, а из-за Наташкиных происков… Ля-ля-ля! Принцессе Марии любопытно будет узнать, что ее жених состоит в интимной переписке с ее же фрейлиной! (по локоть запускает руку в вазу) А когда Наташку вышвырнут из дворца, я займу ее место! (Не дотянувшись до дна, залезает в вазу по плечо, потом пытается вытащить руку с письмом обратно, но бесполезно – плечо застряло в узком горлышке. Нарышкина дергается, сердито трясет рыжими кудряшками и в конце концов пинает вазу каблуком. Фарфоровый сосуд разлетается на мелкие осколки. На шум из кабинета выглядывает Александр, одновременно с ним из-за одного угла показываются Мари и Натали, из-за другого – император и Жуковский. Немая сцена.) Нарышкина: (испуганно блеет) Ваше величество… я… я… разбила вазу… Император: Вы умеете, мадмуазель, привлечь к себе внимание… (ухмыляется в усы) необычными способами… Нарышкина: Я не нарочно, ваше величество… я наклонилась поднять записку… (показывает голубой конверт) (Мари с Натали разочарованно переглядываются, Александр в досаде кусает губы.) Император: Записка? М-м… весьма странно… А что, если это та самая эпиграмма про кляксу на голубом мундире, которая бродит сегодня по дворцу, но все старательно делают вид, что ее не читали? Взгляните-ка, Василий Андреевич! Жуковский: (берет у Нарышкиной письмо и читает вслух). «Блажен, кто близ тебя тобой одной пылает, Кого твой ищет взор, улыбка восхищает, Когда ты предо мной – померкнул белый свет, Дышу одной тобой, другого счастья нет…» (растерянно) Но ведь это… моя ода! Только кто-то строчки местами поменял, да начинил их пошлой отсебятиной… Кто-то, кому мои уроки не пошли впрок! (обиженно косится на Александра, тот краснеет, Натали фыркает в кулачок) Мари: Зачем ругать такие прекрасные стихи! Они мне очень понравились… Можно, я возьму их себе? Жуковский: (с поклоном вручает ей листок) Смею, однако, заметить, ваше высочество, что не можно судить о красоте русского языка по этим корявым строкам… Мари: Зато они от всей души! Император: (смеется) Когда бы все наши скандалы имели такое лирическое завершение! (замечает сына) А-а, и вы здесь, Александр? Ваша матушка ждет нас нынче вечером у себя – на лотерею. (Александр тоскливо морщится) И вы приглашены, Василий Андреевич: поведаете нам, на примере каких стихов следует судить о красотах русского языка. Император и Жуковский уходят, раздосадованная Нарышкина – тоже. Мари: (нежно улыбается цесаревичу) До вечера, Александр Николаевич! (уходит вместе с Натали) Александр: (кричит) Бабарихин! (из кабинета выскакивает новый адъютант) Ступайте в библиотеку, принесите мне книжки поэтов каких-нибудь малоизвестных… из средних веков, что ли… Да сделайте закладки в самых душещипательных местах! (сам с собой) Ах, Натали, Натали… До чего приятная головоломка!
Отправлено: 21.09.11 06:03. Заголовок: Кадр 31. В лесу Мих..
Кадр 31. В лесу
Михаил бредет среди березок и сосенок, вглядываясь в отпечатки лошадиных копыт на свежевыпавшем снеге. Михаил: (бормочет себе под нос) С самого утра день не заладился… Корф с похмелья злой, как черт, того и гляди – покусает… Анна какая-то странная, глаза прячет, говорить не хочет… Конь по дороге трижды спотыкался… Приехал к Долгоруким, и у них не слава Богу: княгиня больны и не принимают, барышни куда-то уехали, Андрея тоже нет… Господин Забалуев, сказали, одевается… Сижу в нетопленой гостиной, чаю не подают, пять минут сижу, десять, четверть часа… озяб, а Забалуева все нет… смотрю в окно… и что же? Вижу оного господина собравшимся со двора… верхом на моей лошади! Хорошо еще, что снежок ночью выпал, отыщу нашего вороватого предводителя по следам… Ага! Вот и он! Кто это с ним? (Прячась за деревьями, короткими перебежками приближается к заброшенной сторожке лесника, возле которой стоят Забалуев, держащий коня под уздцы, и цыган Седой.) Седой: Дешево же ты, папаша, свою тайну ценишь! Забалуев: Да где же дешево, ты на коня-то посмотри, корыстная твоя душа: гнедой, трехлеток, дым из ноздрей! Такого скакуна у тебя на ярмарке с руками оторвут! Седой: Я таких скакунов хоть дюжину сам могу раздобыть, и бесплатно! Забалуев: А сбруя? Уздечка серебряная, на седле кожа тисненая… За одно седло рублей восемьдесят можно выручить! Седой: Так и быть, коня, седло и уздечку возьму в уплату за позапрошлый месяц… Но ведь ты и за прошлый мне задолжал! Забалуев: Вовсе без штанов хочешь меня оставить? Просил же: подожди, пока женюсь, после свадьбы я с тобою оптом рассчитаюсь на пять лет вперед! Седой: Ты сперва за этот месяц заплати. Забалуев: Вот присосался-то, кровопивец окаянный! (откидывает полу шубы и достает охапку столового серебра) Седой: На что мне твои вилки-ложки? Мы мясо руками едим. Забалуев: Подаришь своей женщине, пусть монисто себе сделает… или сережки! Седой: Наши женщины серебра не носят, только золото. Забалуев: Ну нету, нету у меня золота! Хоть режь! (добавляет к ложкам серебряный кофейник с вензелем Долгоруких) Хватит? Седой: Ладно… (распихивает серебро по карманам) Но за будущий месяц вдвойне заплатишь! Михаил: (выходит из-за дерева) Андрей Платоныч! А я вас у Долгоруких ждал-ждал, потом решил пойти прогуляться… и вот удача – на вас наткнулся! Забалуев: (испуганно) Князь… откуда вы? Михаил: Так я же говорю – от Долгоруких. Коня моего у них со двора свели, прямо и ума не приложу, чьих бы это рук дело… Средь бела дня… Ба! Да вот же мой конь! Седой: (наматывая поводья на кулак) Нет, барин, этот конь мой! Михаил: Шалишь, цыган, я своего Ганнибала ни с кем не спутаю! Да и на седле моя метка… но ты, верно, читать не умеешь? Седой: Не глупей тебя, барин! (читает по складам) По-ру-чик Реп-нин… Проклятье! Надул меня, лысый черт! Меня!!! (разражается гортанной цыганской бранью и выхватывает из-за пояса кривой нож) Где он? Где?! (Но Забалуева уже и след простыл.) Седой: (с пеной у рта) Догоню! Убью!!! Михаил: Погоди, цыган. Вы тут тайну какую-то торговали… Расскажи, какую? Я хорошо заплачу. Седой: Нет у тебя таких денег, чтобы тайну эту купить. Михаил: А у Забалуева есть? Седой: Он со мной по особому счету расплачивается. Михаил: А… (Из-за деревьев раздается выстрел, Михаил, как подкошенный, валится на землю. Седой падает рядом и настороженно озирается по сторонам. Тишина. Седой встает, отряхивается от снега, толкает Михаила в бок носком сапога – тот неподвижен.) Седой: Готов… (свистит) (С дерева ловко, как мартышка, спускается Рада.) Седой: Видела, кто стрелял? Рада: Видела. Сморчок этот, с которым ты лясы точил. В ту сторону побежал (машет рукой) Седой: Эх, не догнать! Ну, ничего, я с ним еще поквитаюсь. Рада: Он не в тебя целился, а в барина этого. Седой: (ухмыльнувшись) Меня он и пальцем не тронет! А на князя у него, должно быть, зуб имелся… (Рада опускается на колени возле Михаила, проводит пальцем по его щеке.) Рада: (вздыхает) Красивый… Седой: Твоя мать тоже всё на господ заглядывалась, пока муж ее не зарезал. Рада: (не сводит глаз с Михаила) Да как же не полюбоваться на такого красавчика! Седой: Погляди, что у него в карманах, и поехали - темнеет уже. Рада: (обшаривает карманы Михаила) Часы золотые… кошелек… Седой: Давай сюда! (отбирает часы) Рада: Кошелек не отдам! Тут пять золотых червонцев! Что я, за просто так на дереве сидела, тебя караулила? Седой: Черт с тобой! Рада: (пытается снять с руки Михаила золотой перстень) А с ним-то что будем делать? Зароем? Седой: Была охота мерзлую землю ковырять! Оттащим за деревья, снежком припорошим – до весны не найдут… Только сапоги сначала сниму, сапоги у нашего покойничка больно хороши! (наклоняется к ногам Михаила и получает пинок в живот) Михаил: (выхватывая из-за пазухи пистолет) Я тебе покажу – до весны не найдут! Рада: (взвизгивает) Ай! Живой! (Седой снова достает нож.) Михаил: Не суетись, приятель, я тебя вперед успею продырявить. Рада: Убери нож, Седой! (гладит Михаила по плечу) Такой красивый барин… молодой… жалко убивать! Седой: (ворчливо) Как бы нам твоя жалость боком не вышла! Михаил: (снимает перстень и протягивает Раде) Это тебе. Бери! (довольная Рада напяливает перстень на палец) Уж больно глаза у тебя красивые… А как звать-то тебя? Рада: Зови меня Радой. Михаил: Имя у тебя тоже красивое… Кстати, часы и червонцы можете себе оставить. Только коня не отдам, люблю Ганнибала! А вы помогите мне до дому приятеля моего добраться, он вам парочку лошадей подарит. Седой: С тобой, вижу, можно дело иметь. Люблю нежадных, у меня самого душа широкая… На коня-то сядешь, князь, или подсадить? (Михаил пытается встать на ноги и со стоном хватается за раненое плечо.) Рада: Надо кровь остановить! (помогает Михаилу стащить пальто и сюртук и перевязывает рану) До ста лет теперь проживешь! (разглядывает его ладонь) Интересная у тебя судьба, барин! Михаил: Чем же она такая интересная? Рада: А позолоти ручку, скажу! Михаил: (шарит у себя по карманам) Нечем позолотить, вы же у меня все выгребли. Рада: Ладно, скажу и так… Понравился ты мне, барин! (водит пальцем по его ладони) Вижу, сердце у тебя нежное… будешь ты через это печаль великую иметь… Седой: Не слушай ты ее, князь! Она всем подряд про беду от нежного сердца рассказывает, а находятся дураки, что и верят, ха-ха-ха! Михаил: (призадумавшись) Мне уж как-то говорили, что любовь моя замерзнет, как вишни в снегу… Рада: Про снежные вишни не знаю – должно быть, это какое-нибудь барское кушанье, а вот коли станет у тебя холодно на душе, приходи к нам в табор, барин! (шепчет на ухо Михаилу) Согрею так, что все печали свои позабудешь! Михаил: (отодвигаясь) Ишь ты, какая горячая… того и гляди, снег таять начнет! Седой: Едем, князь! Нам с сестрой еще в табор к ужину надо поспеть, не то без нас всю похлебку съедят. Михаил: (с помощью цыгана взбирается в седло) Мне тоже к ужину надо поспеть. У моего приятеля нынче особенный ужин – с восточными танцами… И вам на кухне чего-нибудь перепадет. Седой: Ты нам лучше скажи, хороши ли кони у твоего приятеля? Михаил: Да корфовские конюшни на весь уезд славятся! (забеспокоившись) Только вы там не шибко озорничайте, а то уведете полконюшни, мне потом перед другом неудобно будет. (Седой с Радой переглядываются и ухмыляются.)
Кадр 32. Кухня в усадьбе Корфа
Варвара месит тесто, Анна понуро перебирает блестящие тряпочки, Полина в наряде одалиски вертится перед начищенным до зеркального блеска медным самоваром, любуясь своим отражением Анна: (всхлипывает) Ну как… как я появлюсь в таком виде перед Мишей и перед его дядей?! Варвара: Срам-то какой, прости Господи! Полина: И никакой не срам! Может, Аньке и стыдно тощие бока на показ выставлять, а я свою красоту скрывать не хочу! Варвара: Да какая же это красота, когда сплошная срамота! Тьфу! (в сердцах опрокидывает тазик с тестом на пол) И чего это наш барин удумал, точно бес в него вселился! Стол велел из горницы вынести, а на пол каких-то подушек накидать – будет принимать гостей, как турок поганых! (кряхтя, соскребает тесто с половицы) Гришку вон в Петербург гонял за восточными сладостями, за халвой и этим… как его… на лук наш похож? Полина: Лукум! Дура ты, Варька, необразованная! А я бы так всю жизнь одну халву и ела… (отламывает кусок и запихивает в рот) Варвара: Господам-то оставь, обжора! Почти все уже слопала! (отбирает у Полины жалкие остатки халвы) Того и гляди, срамной наряд на тебе треснет! (пробует халву) А и вправду вкусно! Орешками жареными пахнет… (доедает до последней крошки) Авось, господа про халву не вспомнят… Подам им клюквы да яблочек моченых… Анна: Нет, я не смогу, не смогу это надеть! Полина: Дура, ну когда еще у нас будет такая возможность перед господами пощеголять? Барин-то наряжаться запретил – чтоб ни голых рук, ни голой шеи, ни бус, ни ленточек, ходи во всем темном и утром и вечером, а тут… Анна: (всхлипывает) Когда Миша увидит мой танец, он станет меня презирать! Полина: Может, ты так ему понравишься, что он тебя у нашего барина перекупит, и будешь ты для него одного танцевать… (мечтательно) А мне достанутся все главные роли в нашем театре! (подумав) Хотя зачем мне свою красоту и талант в глуши губить? Сергей Степаныч возьмет меня в столицу, в Императорский театр! Он сказал, что если я годков десять порепетирую, может, мне и дадут роль… Анна: Варварушка, дай мне какого-нибудь яду! Я сама отравлюсь… или Владимира Иваныча отравлю… Варвара: (испуганно) Да что ты такое говоришь-то?! Хорошо, барин тебя не слышит… Анна: (сквозь рыдания) Лучше смерть, чем позор! Полина: Надоела ты мне, Анька, всё ревешь и ревешь… уж скоро заплесневеешь от сырости! Варвара: Как же ей, сердешной, не плакать, когда беда такая? (обнимает Анну и гладит по голове, та громко воет, уткнувшись лицом в необъятный Варварин подол) Как же горюшку-то твоему пособить? (радостно) Придумала! Аннушка, а давай-ка мы тебя накрасим: щечки свеклой натрем, брови – сажей, волосики мучкой присыплем, а под глазик изюминку приклеим – заместо родинки… Никто тебя и не признает! Полина: Родинка! Ну конечно! Я Сергею Степанычу уже почти нравлюсь, а как он родинку у меня на груди увидит, так, считай, и спекся! (глядясь в зеркальный бок самовара, спускает пониже блестящий лиф) Варвара: (плюется) Тьфу, бесстыжая! Глаза б мои тебя не видели! Полина: А это не для твоих глаз и предназначено! Я для господина Оболенского стараюсь. Анна: (шмыгая носом) Варь, что ты там про свеклу-то говорила? (пристраивается с другой стороны самовара и начинает мазать щеки) Полина: А у меня румянец природный, не то, что у каких-то бледных гусениц! (зачерпывает полную ложку из чугунка и задумчиво жует) Что это за плов у тебя, Варька? Барин же ясно сказал: мясо, рис и урюк! Варвара: Где ж это видано – мясо с урюком?! Басурманское месиво! Полина: Не месиво, а восточное кушанье! Погоди, барин еще велит тебя розгами драть за то, что в плов капусты насыпала! Варвара: Капустой мяса не испортишь! Модестыч: (заглядывает) Анька! Полька! Что?! Вы еще не одеты?! А ну-ка, живо! Господа уже десерт ждут, два раза звонили! Полина: Сейчас мы, сейчас, Карл Модестыч! Модестыч: Ох, плачет по вам, бездельницам, плетка! (хлопает дверью) (Варвара и Полина в спешке стаскивают с Анны платье и облачают ее в блестящие тряпочки.) Полина: А где мой парик? Вот здесь, на крючке висел?.. Варвара: Рыжий, что ль? Полина: Ну да, рыжий… с кудряшками… Варвара: А я думала – это мочалка, Гришке его отдала, он в баньку пошел. Полина: Карл Модестыч! Модестыч: (заглядывает) Чего орешь? Полина: (плаксиво) Гришка моим париком мылиться собраться! Модестыч: Париков, что ли, мало? Возьми вон у Аньки! Анна: (вцепляется в свой парик) Не отдам! Без него меня Миша сразу узнает! Модестыч: Вот как барин намылит вам, дурам, шеи, и мне заодно… Взяли подносы – и бегом в гостиную! Полина: Без парика никуда не пойду! Модестыч: Достану тебе что-нибудь из театрального реквизита… а сейчас – живо к господам! (подгоняет обеих) Пошевеливайтесь, лентяйки! Schneller, schneller! (Вся троица с шумом вываливается в коридор, Варвара охает и крестится, потом садится за стол и придвигает к себе чугунок с остатками плова.) Варвара: (уплетает плов большой ложкой) Вот хоть и басурманское месиво, а с нашей-то капусточкой пальчики оближешь!
Отправлено: 21.09.11 06:04. Заголовок: Кадр 33. Гостиная в ..
Кадр 33. Гостиная в усадьбе Корфа
Владимир и Сергей Степаныч сидят за столом с остатками роскошного ужина. В углу гостиной несколько музыкантов наигрывают восточные мелодии. В воздухе плавает аромат курящихся благовоний. Оболенский: Всё было восхитительно, Володя! Благодарю! Особенно это кушанье из риса, мяса и капусты… Плов, кажется? Ничего вкуснее в жизни не едал! Владимир: (в сторону) Ну, получит у меня Варвара за капустный экспромт! (Оболенскому) Напрасно вы, Сергей Степаныч, отказались от настоящего восточного стола… (кивает на груду подушек в углу комнаты и кальян) Оболенский: Да мне уж вроде не по летам… на полу сквозняки, а у меня поясница болит… чего доброго, и не встал бы с этих ваших подушек… Владимир: Тогда представьте: мы с вами в султанском дворце, сидим на роскошных коврах, перед нами – изысканные яства, бьют прохладные фонтаны, райские птицы поют… и прелестные юные одалиски извиваются в причудливом танце… Оболенский: (зажмурившись от восторга) Волшебно! Волшебно! И одалиски будут? Владимир: Да, мои крепостные актрисы. Жаль, что Мишель не сможет вместе с нами насладиться этим зрелищем… (звонит в колокольчик) Эй, Модестыч, где там наш десерт? Модестыч: (заглядывает) Уже несут, господин барон! (В гостиную вплывают Анна и Полина, завернутые в прозрачные покрывала, сквозь которые проступают их тела, едва прикрытые блестящими повязками на груди и бедрах; обе в огромных рыжих париках и держат над головами серебряные блюда, нагруженные фруктами, сластями и напитками.) Анна: (себе под нос) Миши нет… Какое счастье! Ну, берегитесь, Владимир Иваныч! (Полина первой приближается к столу, вульгарно вихляя бедрами и гремя десятками браслетов на руках и ногах.) Оболенский: Г-хм!.. (Владимир ухмыляется. Полина скачет вокруг Оболенского и, неловко накренив поднос, опрокидывает на него чашку с чем-то белым и липким.) Полина: (всполошившись) Ой, Сергей Степаныч, простите! Я сейчас, я вытру! (ставит поднос на стол и проливает на Оболенского полкувшина клюквенного шербета) Ой, какая я неловкая! (Срывает с себя покрывало и начинает оттирать им пятна с сюртука Оболенского, тот, как завороженный, смотрит на мелькающую перед его глазами родинку на полуголой груди.) Владимир: (шипит) Пошла вон! Оболенский: (едва дыша) Пожалейте… бедную девушку… она так старается… Полина: Спасибо вам, Сергей Степаныч! (благодарно прижимается к нему грудью и другими частями тела, Оболенский жалобно икает) Владимир: Я же сказал: пошла вон! Полина: (хнычет) Не могу, барин… Я прилипла! Владимир: (пытается оторвать ее от перепачканного нугой Оболенского) Какой дряни вы там с Варварой наварили?! (Рывком вытаскивает Полину из ее блестящих тряпочек, приклеившихся к сюртуку Сергея Степаныча. Музыканты забывают про свои инструменты и пялятся на голую Полину, Оболенский на грани обморока. Взбешенный Владимир срывает с окна портьеру, заворачивает в нее горе-танцовщицу и выталкивает за дверь.) Владимир: Научись танцевать, дура! (Оболенскому) Приношу свои извинения, Сергей Степаныч, за эту досадную неприятность… и за испорченный сюртук… Оболенский: (переведя дух) Какие мелочи, Володенька, какие мелочи… Владимир: Надеюсь, другая моя актриса доставит нам больше удовольствия… (делает знак Анне) (Очнувшиеся музыканты хватаются за скрипки и виолончели. Анна грациозной походкой пересекает комнату, с низким поклоном протягивает Оболенскому поднос, с которого тот машинально берет какой-то фрукт, не сводя с нее восторженного взгляда.) Владимир: (обиженно) А мне? (Анна с демонической усмешкой отворачивается от Оболенского и начинает танцевать перед Владимиром, красиво изгибаясь в такт музыке, потом изящным движением опрокидывает на него персики в сиропе.) Анна: (сладким голоском) Приятного аппетита, Владимир Иваныч! Владимир: (обалдело) Спасибо… (Анна возвращается к Оболенскому, наливает ему в бокал клюквенного шербета, потом водружает кувшин себе на голову и танцует, легко придерживая его рукой, а оказавшись за спиной Владимира, выплескивает остатки шербета ему за шиворот.) Владимир: И накормила, и напоила… Анна: (шепчет ему на ухо) Погодите, Владимир Иваныч, это была только закуска, до десерта еще далеко! (Анна продолжает танцевать – то стелется по полу, то змейкой вьется вокруг господ, взмахивая прозрачным покрывалом, и при каждом удобном случае опрокидывает или проливает что-нибудь на Владимира. Оболенский блаженно улыбается и слабо реагирует на происходящее. В тот момент, когда Анна заносит над головой хозяина огромное блюдо с пловом, в гостиную входит Михаил.) Михаил: Анна?! Что вы делаете?! (растерянно озирается по сторонам) Что здесь происходит?! Владимир: (снимает с уха кусочек персика и отправляет в рот) Как видишь, дорогой друг, мы ужинаем… а мои крепостные актерки развлекают нас игрой. (Анна, слабо пискнув, роняет блюдо с пловом мимо Владимира.) Михаил: (моргнув) Анна – крепостная?! (рвет воротник, будто ему нечем дышать) Нет… невозможно… я… (опрометью выбегает вон) Анна: (бросается следом) Миша, Мишенька, подождите! Я все вам объясню! Владимир: (подскакивает) Куда?! А впрочем, ладно, беги… Я уже сыт. (вытаскивает из-за шиворота гроздь винограда и лениво отщипывает по ягодке) Оболенский: (вернувшись в реальность) Владимир Иваныч… я отказываюсь понимать… Зачем? Зачем нужно было устраивать это гнусное представление? Владимир: Мне казалось, что вам нравится, Сергей Степаныч… Оболенский: Я только сейчас сообразил, что перед нами была Анна, воспитанница вашего отца! Владимир: А Мишель сразу ее признал. Что значит влюбленный! Оболенский: Вы так унизили их обоих… Боже мой, а Миша еще считает вас своим другом! Владимир: Кто же, кроме друга, открыл бы ему правду об этой обманщице? Оболенский: Но почему, почему Иван Иваныч скрывал ото всех, что Анна – крепостная? Почему он, в конце концов, не дал ей вольную?! Владимир: С этим вопросом следовало бы обратиться к моему отцу… только он навсегда ушел от ответа. (опрокидывает рюмку водки, прихлебывая персиковый сироп из лужицы в складке на рукаве) Скажите-ка лучше, Сергей Степаныч, какая из моих актерок более пришлась вам по вкусу? Оболенский: Анна, конечно, выше всяческих похвал! Эта грациозность в каждом жесте, легкость, изящество… Хотя та, первая, тоже недурна… Таланту, конечно, никакого, но формы!.. (делает рукой замысловатое движение, будто очерчивая в воздухе контур виолончели) Г-хм! Владимир Иваныч, а я бы, пожалуй, приобрел их обеих для Императорского театра… Анну, разумеется, дороже – за любую цену, какую вы назовете! А Полину – в придачу, в кордебалет… Владимир: Нет, Анну не продам. (пьет водку, ничем не закусывая) Она мне как сестра! А торговать своими родственниками… Отец бы мне этого никогда не простил. Оболенский: Отец бы никогда не простил вам того, что вы сегодня содеяли! Иван Иваныч был глубоко порядочный, добрый человек… Он бы пришел в ужас! (Владимир преспокойно наливает себе новую рюмку) Однако я, кажется, разговариваю с глухим… Так вы подумаете над моим предложением, Владимир Иваныч? Я вас не тороплю… (вытаскивает из вазы пышную желтую розу, задумчиво нюхает) Таланту, конечно, никакого… но формы!.. Что за ножки, что за… Charmant! (направляется к двери, за которой скрылась Полина) Владимир: (оставшись один) Как пьет русский человек? Сначала то, что нравится (приканчивает бренди), потом то, что может (опустошает графинчик с водкой), а уж потом – что останется… (допивает из горлышка бургундское, потом падает щекой на стол и засыпает.) (Вихрем врывается растрепанная и зареванная Анна, подол и рукава ее шубы облеплены грязным снегом.) Анна: (всхлипывает) Миша не захотел даже выслушать меня… (кулачками размазывает слезы по лицу) Жизнь моя кончена, теперь мне все равно – в омут головой или тут кривляться… (сбрасывает шубу на пол) Налейте мне вина, барин, я всю ночь буду для вас танцевать! (оглядывает пустые графины) Ни капли не осталось? Да не все ли равно! Я пьяна от горя… (вертится посреди комнаты, покачивая голыми плечами и коленками) Нравится, барин? (Владимир сладко всхрапывает) Ах, так? Не желаете на меня смотреть? Так я вас заставлю! (распахивает окно, соскребает снег с подоконника и ссыпает хозяину за шиворот) Владимир: (мычит) М-м-м… Холодно! (просыпается) Анна? Тебе чего? Поужинать? Анна: Я пришла дотанцевать свой танец, барин! (принимает соблазнительную позу) Владимир: А-а… Танцуй… (снова засыпает) Анна: (плачет) Бездушное чудовище! Опозорил меня на весь уезд и спит со спокойной совестью! Отольются вам еще мои слезы, Владимир Иванович… (подбирает шубу и, всхлипывая, уходит) (В другую дверь влетает Полина.) Полина: (недовольным голосом) Старый пень! Принес какую-то чахлую розочку, а я ему за это пой да пляши?! (хищным взором окидывает разгром на столе) Чем бы поживиться? (ловко вытаскивает из галстука у храпящего хозяина брильянтовую булавку) Будет допрашивать, скажу, что Анька стащила! (уходит, напевая себе под нос) (В оставшееся распахнутым окно просачивается призрак барона Корфа.) Иван Иваныч: Негодный мальчишка! Как ты мог… как ты мог так поступить с Анной?! (в ответ громкий храп) Ты слышишь меня? Отвечай отцу, щенок! (хватает сына за уши и начинает дергать его голову из стороны в сторону, пытаясь разбудить) Владимир: А-а-а… (открывает мутные глаза) Отец… Иван Иваныч: Да, это я, твой отец! Отвечай мне: как ты посмел так унизить Анну?! Владимир: Как-к-кую… Анну? Иван Иваныч: (отвешивает ему крепкий подзатыльник) Твою сестру, мерзавец! Владимир: Нет у меня никакой сестры… (хочет снова уснуть, но отец за ухо отдирает его голову от стола) Иван Иваныч: Ты должен попросить у нее прощения! Владимир: Что… прямо сейчас? Иван Иваныч: Нет, завтра – когда протрезвеешь! Владимир: А я разве нетрезв? (тупо улыбается) Иван Иваныч: Видел бы себя со стороны! Дворянин, наследник благородной фамилии… Какой позор! (патетическая речь прерывается громким храпом) Нет, негодник, на этот раз ты от меня так легко не отделаешься! (С трудом отыскав на столе чистую салфетку, что-то пишет на ней, обмакнув палец в соус. Закончив, аккуратно подкладывает записку под щеку спящему сыну и, окинув его напоследок укоризненным взглядом, улетучивается за окно. Входит Варвара и всплескивает пухлыми руками.) Варвара: Батюшки мои, это чего же господа тут натворили?! А комнату-то как выстудили! (сбивает сосульки с самовара, натыкается на неподвижное тело хозяина) Владимир Иваныч, голубчик, да жив ли ты? (услышав храп, облегченно вздыхает) Слава Богу, жив! (Закрывает окно и, громко охая, начинает убираться.)
Кадр 34. Кухня в усадьбе Корфов
На следующее утро. Варвара, Никита и Полина пьют мутный самогон из хозяйских хрустальных рюмок. На столе – ополовиненный штоф и нехитрая закуска. Полина: Нет на этом свете справедливости… Никитка вон нашему управляющему рожу расквасил, и в награду ему вместо кандалов – вольную! А я, как ни стараюсь барину угодить, в ответ все одно слышу: «Пошла вон, дура!» Никита: Я Аннушку в беде не покину! (подцепляет пятерней квашеную капусту из миски дрезденского фарфора) Я барину так прямо и сказал: «Я вам Аннушку в обиду не дам!» Варвара: Ох! Так и сказал? Полина: Ври больше! (жует моченое яблоко) Небось, в ногах у Владимира Иваныча валялся, выпрашивая вольную! Никита: Не-е, барин сам мне вольную всучил и велел подобру-поздорову убираться. «Пока ты, - говорит, - управляющего моего до смерти не зашиб!» Варвара: (крестится) И то верно, зачем грех на душу брать! Куда ж ты теперь подашься-то? Никита: Я слыхал, Долгоруким конюх нужен, да и управляющий у них не такая сволочь, как наш. Ежели в цене сойдемся, там и поселюсь – всё к Аннушке поближе… Варвара: (жалостливо) Да ведь не любит она тебя, Никитушка! Никита: Зато я ее люблю! (пьет самогон, вытирает рот рукавом) И ей без моей поддержки никак! Загрызут ее тут… Полина: И что вы все об Аньке плачете? Я, может, в сто крат ее несчастнее! Я так надеялась, что Сергей Степаныч меня в театр свой возьмет, а этот гнусный старикашка нынче ни свет ни заря в Петербург укатил! Эх ты, долюшка моя горькая, сиротская!.. (всхлипывает и пьет две рюмки самогона подряд) Одна радость: Аньке княгиней не бывать! Бросил ее господин Репнин, как узнал, что она крепостная. (злорадно) Я видела, как она вчера за ним по конюшне на брюхе ползала, слезы крокодиловы проливала: прости, дескать, любимый, я ни в чем не виновата! А он ее – сапогом отбросил, сел на коня и ускакал! Варвара: Дура! Нашла, чему радоваться. Пожалела бы лучше бедняжку – каково ей сейчас? (утирает слезу фартуком) Полина: И поделом! Старым барином она вертела, как хотела, а молодой-то ей не по зубам. Вчера, когда я танцевала, Владимир Иваныч и господин Оболенский глаз с меня не сводили, а от Анькиных кривляний у них изжога приключилась, вот они и закидали ее огрызками. Никита: (стучит кулаком по столу) Я над Аннушкой никому глумиться не позволю! Ни тебе, ни барину, ни этому… князьку! Да что князь! Мне сам император не указ! А Модестыча я раздавлю, как таракана! Модестыч: (с порога) Кого ты там, Никитка, давить собрался? Никита: (тушуясь) Это я так… Таракан вон из-под лавки выскочил… (со всей силы топает сапогом) Варвара: (ловя подскочившую бутыль самогона) Тише! Разольешь ведь, пьяный дурак! Полина: (подбирая с пола осколки дрезденского фарфора и ошметки капусты) Закуску уже угробил… Модестыч: Хозяйского добра не жалко, хоть бы спину свою холопскую пожалел! Спущу ведь шкуру… (поигрывает хлыстом) Варвара: (суетливо) Садитесь лучше с нами, Карл Модестыч, откушайте! (ставит на стол капусту уже в деревянной миске) Модестыч: А что празднуем? (стряхивает с лавки хлебные крошки и присаживается) Варвара: Наш Никита теперь свободный человек! Никита: (с набитым ртом) Барин мне вольную дал! (достает бумажный свиток с печатью, машет им перед носом Модестыча и прячет обратно за пазуху) Модестыч: Вот тебе раз! Это ж за какие такие заслуги? Полина: И я диву даюсь, Карл Модестыч! (подносит ему стопочку) Модестыч: А вы и рады, бездельники! Лишь бы не работать! Двор не метен, дрова не колоты… И на конюшне вон семерых лошадей не досчитались, среди них кобылки племенной, жерёбой… Гришка брешет, будто бы вчера господин Репнин каких-то цыган приводил, и потом с ними же и уехал… А барин-то, небось, с меня спросит, не с господина Репнина! (выпивает, зажевывает листиком квашеной капусты, морщится и выплевывает) Как вы эту дрянь жрете-то? Варвара: Сколь годков ты у нас живешь, Карл Модестыч, а все никак к капустке нашей не привыкнешь… Никита: Брезгует, гад! Ему, швабу проклятому, сосиски подавай! Модестыч: А что-с? (мечтательно) Колбасочка жареная… с пивом… Вам, темноте дремучей, такая вкуснотища и не снилась! Варвара: Как будут борова колоть, я уж, так и быть, нафарширую для вас кишочков, Карл Модестыч! Как вы любите: с сальцем, с чесночком… Никита: (хмуро, опрокидывая очередную рюмку) Я бы лучше кишки самого Модестыча нашпиговал. Модестыч: Может, тебе еще и ножичек дать? Никита: Да я тебя и без ножа, морда немецкая! Да я тебя одним кулаком! Да я тебя!.. (хватает кочергу и завязывает ее узлом) Да я!.. (ломает о свою голову табуретку) Да я тебя в печке поджарю! (с ухватом наперевес бросается на Модестыча) Варвара: Модестыч, поди от греха подальше! Чего ему в пьяную башку взбредет – вдруг и впрямь тебя порешит? (отбирает у Никиты ухват) А ты уймись, дурень! Всю кухню разнесешь! Охота тебе за этого черта нерусского под суд идти?! Модестыч: (улепетывает к выходу) Я вас всех в каторгу упеку! Варвара: (Никите) И кто тебя за язык тянул? Достанется нам теперь! Полина: Пьяному, известно, море по колено! Никита: (плачет хмельными слезами) Разлучили меня с моей ненаглядной злые вражины… (роняет голову в миску с капустой и засыпает). Варвара: Хилые нынче пошли мужики – с двух рюмок в сон клонит. Полина: То ль дело мы с тобой, Варька: по полштофа – и ни в одном глазу! Варвара: (подставляет рюмку) Наливай, Полька! А не спеть ли нам? Полина: А что? И споем! (Допивают остатки самогона и, обнявшись, затягивают песню под аккомпанемент Никитиного храпа.)
Отправлено: 25.09.11 18:06. Заголовок: Кадр 35. В Зимнем дв..
Кадр 35. В Зимнем дворце
Император с Жуковским играют в шахматы, императрица читает книжечку. Жуковский. Ваше величество, простите за дерзость, но боюсь, что решение о высылке Калиновской было ошибочным. Император: (нахмурившись) Объяснитесь, Василий Андреевич! Жуковский. После ее отъезда Саша пустился во все тяжкие… Без разбору соблазняет фрейлин – из свиты ее величества, из свиты принцессы… Императрица: (не отрываясь от книжечки) У Саши дурной пример перед глазами. Император: Ma chere, графу Салтыкову пожалован орден и поместье под Оренбургом, куда он и отбыл со своей бедной супругой, вся вина которой состояла в том, что вам показался безвкусным ее наряд. Императрица: (сердито отбрасывая книжечку) У этой бедняжки, как ваше величество изволили выразиться, не только дурной вкус, но и дурные манеры: она имела дерзость явиться на последнем балу в ваших любимых цветах – фиолетовом с серебром, хотя надевать эти цвета имею право только я! Император: Сударыня, сударыня, зачем делать Василия Андреевича свидетелем неприятных семейных сцен? (Жуковский прикидывается предметом мебели.) Императрица: Об этом вслух говорят при дворе! Император: Mein herz, вы хотите лишить наших сплетников права на невинную болтовню? Помилуйте, а чем же тогда заниматься фрейлинам, камер-пажам и прочим придворным шалопаям? (взглядывает на шахматную доску) Вам шах, Василий Андреевич! Так чем там еще развлекается Саша? Жуковский: (трет лысину) Придется жертвовать ферзем… Еще он издевается над своими адъютантами. Император: Пусть их! Они все дураки. Жуковский. Но и это не самое худшее. Саша вознамерился разорвать помолвку с принцессой Марией, и мне доподлинно известно, что сегодня он явится к вашим величествам с просьбой отправить ее обратно в Дармштадт. Императрица: (с облегчением) Так тому и быть! Сейчас же напишу герцогу Мекленбургскому… Император: (в гневе опрокидывает шахматную доску) Нет, этому не бывать! Александр может менять, как перчатки, своих адъютантов, но я не позволю ему так же менять и невест! Романовы не станут посмешищем для Европы! Жуковский: (вкрадчиво) Осмелюсь дать вашему величеству совет: Сашу надо чем-то отвлечь, направить его мысли в другое русло… Император: Например?.. Жуковский. Министр Канкрин давно хотел доложить свои соображения о денежной реформе… Император: Превосходно! Распорядитесь послать за Егором Францевичем! Да, и остальных министров пусть созовут. Встретим разбойника Сашу Государственным советом! Императрица: Ваше стремление подавить душевные порывы нашего сына гораздо отвратительнее самых его отвратительных выходок! (Удаляется, величественная в своем гневе.) Жуковский: (уходя следом, бормочет себе под нос) И пусть кто-нибудь посмеет сказать, что я не молодец! И скандал европейского масштаба предотвратил, и Егору Францевичу услугу оказал… Только государыня, кажется, недовольна, но я умилостивлю ее новой одой! (Постепенно собираются министры – с сединами, с орденами и важными физиономиями.) Канкрин: Я счастлив, что ваше величество наконец-то осознали необходимость проведения в России денежной реформы! 1-й министр: Этот вопрос надо всесторонне рассмотреть. 2-й министр: Егор Францевич прав: России необходим твердый рубль! 1-й министр: Да не нужны русскому мужику никакие реформы, он всякий лишний алтын в кабак несет! А купчишки и со старыми ассигнациями неплохо управляются! (Слово за слово, вежливый спор перерастает в шумную ссору, почтенные мужи начинают размахивать руками, мелькают багровые лица, на которых не осталось и следа важности. Кажется, еще чуть-чуть – и полетят во все стороны клочки седых волос. Без доклада врывается Александр и застывает на пороге, растерянный.) Император: Не желаете принять участие… Александр: В потасовке? (начинает засучивать рукава) Император: …в обсуждении денежной реформы! Александр: (чешет затылок) Э-э… Император: Не вы ли сетовали, что в государственных делах я не пускаю вас дальше рисования пуговиц? Александр: (сдаваясь) Хорошо, я как раз захватил копию записки графа Канкрина, в которой сделал кое-какие заметки на полях… (в сторону) Спасибо Василию Андреевичу, предупредил, что papa нынче не в духе и с разговорами о разрыве помолвки к нему лучше не соваться. Император: (трясет колокольчиком) Продолжим, господа совет? (Остывшие министры чинно рассаживаются вокруг длинного стола, извлекая из-под мышек пухлые папки с документами.) Александр: (вручает свою папку председателю) Прошу вас ознакомиться. 1-й министр: (зачитывает вслух) «Трактирщику – восемь рублей; Сержу и Пьеру – по сто рублей, в карты; м-ль Жижи из кордебалета – пятьдесят; сапожнику – пятнадцать; денщику – рубль; за шампанское…» (останавливается и недоуменно вертит бумажку в руках) Что это? Проект реформы? Александр: (досадливо) Нет, это список долгов моего адъютанта… Он, болван, бумаги перепутал! Министры: (переговариваются) Ну и молодежь пошла… Мы-то на актерок не скупились… И в карты, бывало, целые состояния спускали… И денщиков не баловали… Целый рубль – видано ли? И пяти копеек за глаза хватит! Александр: Я бы послал за своими заметками еще раз, да боюсь, дурак Бельский опять напутает… Скажу без бумажки, что я всецело поддерживаю проект графа Канкрина! Император: Господа совет, а ваше мнение? (министры снова начинают сердито жужжать) Вижу, что среди вас нет единодушия по этому вопросу… Придется собраться еще раз! Тогда я и приму окончательное решение… (оглядывается на загордившегося Александра) Мы примем решение! Канкрин: (кланяясь) Благодарю вас, ваше величество! Император: Александр, ваш нынешний адъютант… каким будет по счету? Александр: Четырнадцатый. Император: Пусть и остается четырнадцатым. А то у Иркутского губернатора скоро будет больше адъютантов, чем у наследника престола! Егор Францевич, выдайте этому дураку из казны пятьсот рублей, чтобы он мог расплатиться с долгами, да предупредите, чтобы новых не делал! (Министры покидают кабинет, сердито толкаясь локтями в дверях.) Император: Тебе понравилось заниматься государственными делами, Саша? Александр: Да, очень! Эти старички такие забавные… зубов уж нет, а всё норовят укусить! Император: Рад, что ты находишь это забавным… (манит его к себе пальцем и шепчет на ухо) А на принцессе Марии жениться всё-таки придется… (У цесаревича вытягивается физиономия.)
Кадр 36. Усадьба Корфа. Комната Анны
Анна с распухшим от слез носом и в темном платье с глухим воротником сидит на краешке кровати, устремив взгляд в никуда. Стук в дверь. Модестыч: (входит) Ты почему не отзываешься? Ишь, какая цаца выискалась! Я к ней стучу, как к благородной, а она и ухом не ведет! Анна: Чего вам, Карл Модестыч? Модестыч: За обещанной лаской пришел. Анна: Я вам ничего не обещала. Модестыч: А кто мне говорил: «Я вас поцелую, когда рак на горе свистнет?» Анна: Ну и что? Модестыч: Как что? (поглаживает усы) Слышишь – свистит? (хватает ее в охапку и пытается поцеловать) Анна: (отбивается) Это самовар на кухне кипит! Модестыч: Да не вертись ты, Анька! Дура, выгоды своей не понимаешь! Думаешь, барон тут главный? Как бы не так! Барон завтра – фьюить! – в Петербург уедет, а тебе со мной дружить надо! Ведь ежели ко мне с лаской, я таю, словно мед, и делаюсь такой же сладкий… Барыней будешь жить, только пусти меня к себе под одеялко, в теплую постельку! Анна: (верещит) Помогите! Модестыч: Не кричи, никто тебя не услышит. Варька с Никиткой водки нажрались и дрыхнут мордами в кислой капусте, а больше до тебя никому дела нет! (пытается опрокинуть ее на кровать) Анна: (брыкается и кусается) Я князю Репнину пожалуюсь, и он вас на кусочки порежет! Модестыч: (невольно разжимает руки) Князь Репнин? Анна: Да! Я как раз его сейчас жду. Модестыч: Князь Репнин захаживает к тебе в спальню?! Ай да тихоня! Анна: (кокетливо поправляет локон) А вы полагали, Карл Модестыч, что я пользуюсь вниманием только у всякой мелкоты - крепостных да управляющих? Знатные господа ко мне тоже интерес имеют! Модестыч: Ну и пусть, от твоего князя не убудет, если ты меня пару раз поцелуешь! (тянется к ней) (Стук в дверь.) Анна: Что я вам говорила! Это он, Михаил! Сейчас от вас и мокрого места не останется! Модестыч: (мечется по комнате) Да спрячь же ты меня куда-нибудь! Анна: И не подумаю! С удовольствием посмотрю, как он из вас начинку для пирога делать будет. (Модестыч ныряет в шкаф с платьями.) Владимир: (за дверью) Анна, к вам можно? (Анна демонстративно садится спиной к двери.) Владимир: (входит) Доброе утро… (не зная, куда деть руки, то сует их в карманы, то прячет за спину) Я вот… э-э-э… поговорить… Анна: (холодно) Говорите. Владимир: (мнется) Э-э-э… что-то во рту пересохло… (берет графин с водой и отхлебывает прямо из горлышка) Знаешь, Аня… мне сегодня приснился отец… и сказал, что я… э-э-э… был неправ… Анна: Лучше бы он вам вчера приснился! Владимир: Вчера он мне тоже снился, только я его не послушал, а нынче он, видно, решил, что одних слов будет мало, и оставил мне записочку, чтобы я непременно перед тобой извинился… (достает из кармана салфетку с соусной надписью) Вот я и пришел… (тяжело вздыхает) извиняться… Анна: (недоверчиво) Извиняться? (поворачивается) Ой! А что это у вас с ушами, Владимир Иваныч? Владимир: (осторожно трогает свои красные оттопыренные уши) Отец надрал… Анна: (на грани слез) Вы что, издеваетесь надо мной? Вам мало моего вчерашнего позора, вы еще и сегодня пришли меня мучить?! Владимир: Я пришел извиняться, как мне отец велел. Хотя на самом деле это ты должна у меня просить прощения. Анна: Я?!! Владимир: Да, ты! Забыла, как пыталась упечь меня за решетку? Анна: А вы сами?! Мечтали меня на каторгу отправить, в убийстве дядюшки обвинили! Если бы не Миша… Владимир: А по чьей вине я уши едва не отморозил?! Кому еще, кроме тебя, могло прийти в голову оставить окно нараспашку среди зимы?! Мне Варя сорок минут уши со сметаной растирала, чтобы не отвалились… А эта записка?! (разворачивает салфетку и читает вслух) «Попроси прощения у Анны!» И ведь не поленилась, пять раз написала, сколько соуса зазря перевела! Анна: Это не мой почерк! Владимир: А чей? Анна: Я не знаю! Оставьте меня в покое! (закрывает голову руками) Владимир: С каких это пор крепостные стали указывать своим хозяевам на дверь? Анна: Как я могла забыть! Ведь я же служанка, рабыня, и мне здесь ничего не принадлежит! Ну, так и забирайте всё, мне ничего не нужно, буду ходить в лаптях и в дерюжке, ведь вы этого добиваетесь, да? (один за другим выдвигает ящики комода и швыряет их содержимое во Владимира) Владимир: (с переменным успехом уклоняясь от летящих в него шляпок, туфелек и кружевного белья) Да мне-то все эти ваши дамские штучки зачем?! Анна: Не желаю, чтобы вы меня ими попрекали! (опрокидывает на него шкатулку с украшениями) Зачем крепостной столько нарядов и драгоценностей? (Распахивает дверцы шкафа, срывает с вешалок платья и кидает в хозяина, за последним платьем обнаруживает съежившегося Модестыча и торопливо захлопывает шкаф.) Владимир: (барахтаясь в муслиновой юбке) С ума вы сошли, что ли? Анна: Можно сойти с ума от вашего со мной обращения! Владимир: А как прикажешь мне с тобой обращаться? Может быть, так? (грубо ее целует) Анна: (взвизгнув) Как вы посмели! (лупит его по щекам) Да будь вы хоть двести раз моим хозяином!.. Я даже Мише не сразу позволила себя поцеловать, только через неделю! Убирайтесь из моей комнаты! Владимир: (зажимая салфеткой разбитую губу) Да, похоже, лучше мне убраться… (спасается бегством) Анна: (бросает ему вслед коробку из-под шляпки) Я никогда вас не прощу! Никогда!!! Модестыч: (осторожно выбирается из шкафа) Я, Ань, пожалуй, тоже пойду… Князя Репнина ждать не буду… Анна: (ломает руки) Боже, как я несчастна! Модестыч: Ань, ты бы прибралась, что ли… Князь придет, а тут такой беспорядок… (ловко выуживает из вороха тряпок жемчужное ожерелье и сует в карман) Анна: Что, что вам всем от меня надо?! (замахивается подушкой) Модестыч: Ухожу, ухожу! (захлопывает дверь с другой стороны) Анна: (в рыданьях бросается на кровать) Боже, как я несчастна!
Отправлено: 14.10.11 16:24. Заголовок: Кадр 37. Библиотека ..
Кадр 37. Библиотека в усадьбе Корфа
Владимир, глядясь в стеклянную дверцу шкафа, делает примочки на разбитую губу, обмакивая салфетку в стакан с водкой. Владимир: (ворчит) Вот не думал, что у Анечки рука такая тяжелая… Расписала меня, как картинку, из дому стыдно выходить… Засмеют! Барон Корф, герой Кавказской войны, восемнадцать раз дрался на дуэлях… а тут собственная крепостная!.. (отжимает салфетку в стакан, стакан опрокидывает в себя) Черт! Надпись-то с салфетки смылась… Гадай теперь, кто надо мной подшутил! Так хоть почерк можно было сравнить… (зашвыривает салфетку в камин) (Входит Михаил.) Михаил: (со зловещим спокойствием) Добрый день. Владимир: (обрадованно) Мишель! (лезет обниматься) Как я тебе рад, дружище! Куда ты вчера подевался? Михаил со всего размаху заезжает ему кулаком по физиономии, Владимир отлетает на другой конец комнаты, сшибив на пути кресло и столик. Владимир: (обиженно) За что, Мишель? (с трудом поднимается, щуря подбитый глаз) Михаил: А ты не догадываешься? Владимир: Ты обиделся, что тебе не досталось десерта? Сам виноват, нужно было раньше приходить! Михаил: Лучше бы я совсем не приходил! (падает в кресло и закрывает лицо руками) Тогда бы я не увидел Анну в этом бесстыдном наряде… не узнал бы, что она… что она… (с отчаянием) Ну почему, почему, стоит мне в кого-нибудь влюбиться, ты тут же возникаешь у меня на пути?! Помнишь, на Кавказе, когда я увлекся хорошенькой черкешенкой, а потом оказалось, что она была твоей любовницей, и ее брат чуть не зарезал меня по ошибке вместо тебя? Пришлось ему за обиду коня отдать и саблю с серебряной рукояткой… Владимир: За коня и саблю я с тобой тогда рассчитался, между прочим – все деньги отдал, что мне отец прислал на оплату карточного долга… А теперь-то ты почему ко мне в претензии? Анна мне, слава Богу, не любовница, и брата с кинжалом у нее нет … Михаил: Не хватало еще, чтобы Анна была твоей любовницей! Достаточно того, что она – твоя крепостная! Боже мой, Боже мой… Как это все ужасно! Владимир: А ведь я тебя неоднократно предупреждал… Михаил: Ну да – делал какие-то невнятные намеки, ни разу прямо не сказал! Владимир: Прямо говорить мне отец запретил, Анька была его любимицей… (свирепея) Какого черта! Почему я должен перед всеми оправдываться?! Я в этой истории больше всех пострадал! (разглядывает себя в стеклянной створке шкафа) Сначала отец уши надрал, потом Анька губу разбила, теперь вот ты… Живого места на мне не оставили! (Из коридора доносится шум голосов, дверь распахивается, и в библиотеку врываются княгиня Долгорукая, Забалуев, исправник, а за ними – растрепанный Григорий.) Григорий: Простите, барин, не успел доложить, уж больно господа настойчивые… Владимир: (не очень любезно) Чем обязан? Исправник. Видите ли, какое дело неприятное, господин барон… Забалуев: (заметив Михаила, испуганно крестится) Свят-свят-свят! Оживший покойник?! Михаил: (торжествующе) Ага! Так вот кто вчера на опушке в меня стрелял! Не отвертитесь теперь, Андрей Платоныч! Владимир: Что-о-о?! Этот огрызок, этот мухомор трухлявый в тебя стрелял?! (сжимает кулаки) Может, он и отца моего убил?! Забалуев: (прячется за спину исправника) Вот, вот он – настоящий преступник! Он уж однажды избил меня до полусмерти, и зайца в моем лесу травил, и словами обидными меня называет… (Михаил и Владимир отодвигают исправника и с двух сторон набрасываются на Забалуева.) Марья Алексевна: Господа, господа, не будем забывать о цели нашего визита! Забалуев: (вертясь под четырьмя кулаками) Да-да-да, не будем забывать! Мы пришли сюда не ради того, чтобы пререкаться с уважаемым князем… Михаил: (хмуро) А ради чего? Исправник: Наследниками Петра Михалыча Долгорукого предъявлен ко взысканию вексель, выданный ему год назад покойным ныне бароном Корфом… Владимир: (морщится) Опять эти глупости! (опускает кулаки) Забалуев: (отбегает на другой конец комнаты) И не опять, а все еще, любезный Владимир Иваныч! Барон Корф, ваш батюшка, одолжил у Петра Михалыча пятьдесят тысяч рубликов, о чем и документик имеется (трясет векселем), а в случае неуплаты обязался отдать свое именьице. Владимир: Эта бумажка дважды поддельная: во-первых, мой отец вернул долг князю Долгорукому, а во-вторых, речь шла о двадцати тысячах! Марья Алексевна: (всплескивает руками) Поддельная бумажка! И не совестно вам, Владимир Иваныч, такие слова-то говорить, а ведь еще хотели жениться на доченьке моей Лизе! Спасибо, уберег нас Господь от подобного несчастья! Посмотрите, господа, вот же – рука Ивана Иваныча: и «ер» его, и «ять», и завитушки, и росчерки! Владимир: (неохотно) Да… похоже на почерк моего отца… Исправник: Господин барон, вы готовы сейчас вернуть вдове князя Петра Михалыча означенную сумму? Владимир: Нет, откуда у меня такие деньги… Исправник: В таком случае я, как представитель власти, заявляю, что с этой минуты ваше поместье переходит в собственность княгини Долгорукой. (Владимир наливает в стакан водки до краев и залпом выпивает.) Михаил: Подождите, господа, но нельзя же так, в одночасье! Может быть, договоримся об отсрочке? Владимир: Я бы стал договариваться об отсрочке, если б мой отец и вправду не выплатил долг. Но повторяю, что этот вексель – фальшивка, состряпанная княгиней Марьей Алексеевной и ее сообщником Забалуевым! Исправник: Господин барон, я бы посоветовал вам впредь воздержаться от подобного рода заявлений. Марья Алексевна: (с хорошо разыгранным негодованием) Я готова была дать вам отсрочку, Владимир Иваныч, понимая, что после смерти отца дела ваши находятся в расстроенном состоянии, но ваше возмутительное поведение… оскорбительные слова… Я требую, чтобы вы немедленно покинули МОЙ дом! Забалуев: Да-да-да, сей же час! (Владимир в сердцах разбивает хрустальный графин о каминную решетку.) Михаил: Что ты делаешь?! Ведь это любимый графин твоего отца!.. Владимир: Меньше Долгоруким достанется! (широкими шагами направляется к двери, но на пороге оборачивается) Не воображайте, господа, что взяли надо мною верх! Я еще выведу вас на чистую воду! Михаил: (догоняет его) Не расстраивайся, Володя, заночуем у моих друзей-цыган в таборе, обсудим наши дела… А как же Анна?! (Оба уходят, вслед за ними откланивается исправник, вместо них на пороге вырастает Модестыч.) Модестыч: (с подхалимской улыбкой) Вас можно поздравить, дорогая Марья Алексевна? Марья Алексевна: Явился, пес? Думаешь, я забыла, как ты у меня, бедной вдовы, последние гроши вымогал? Модестыч: С позволения сказать, ваше сиятельство, вы теперь вдова не бедная, а очень даже богатая, а за богатством нужен глаз да глаз… Забалуев: Уж не себя ли предлагаешь в качестве надзирателя? Модестыч: А почему бы и нет? Я уж вам, господа, службу сослужил… Забалуев: Посмотрим, посмотрим… (разваливается в кресле со стаканом вина в руке, вытягивает ноги к камину) Ну, докладывай, как в моем хозяйстве дела обстоят? Модестыч: Дела обстоят хорошо-с, а могло бы быть и того лучше, кабы покойный барон не тратил столько денег на свою любимую крепостную – Аньку Платонову. Он ей и шляпки из самого Парижу, и главные роли в театре… Марья Алексевна: Чего ты мелешь? Анна, воспитанница барона – крепостная?! Модестыч: Крепостная, крепостная! Она его полюбовницей была, а вольную он ей не давал, потому как понимал, что она от него сразу сбежит – разве ж охота молодухе со стариком спать, пусть даже и богатым? Забалуев: Но-но-но, ты это брось! Старик-то старику рознь! Я, например, еще ого-го! Марья Алексевна: Ах, Иван Иваныч – ведь на ладан дышал, а все туда же! Дряхлый селадон! Понимаю теперь, почему мой Петя… (осекается) Ох, и разворошу же я это гнездо! Модестыч: (потирая руки) Прикажете Аньку в коровник?.. Марья Алексевна: Она, поди, и доить-то не умеет! Отправь ее в свинарник, пусть за свиньями ходит. Забалуев: Позвольте, Марья Алексевна, не по-хозяйски это! На скотном дворе от этакой-то белоручки проку мало будет… А пускай она на нашей с Лизанькой свадьбе поет, гостей потешит! Модестыч: А потом-с? Забалуев: Есть у меня друг в Архангельской губернии, страсть как любит молоденьких певичек: они у него и коров доят, и полы моют, и поют при этом романсы всякие да арии из опер… А если какая сфальшивит, розгами нещадно секут! Модестыч: Там Аньке самое и место! Лично доставлю ее к вашему другу, Андрей Платоныч, после свадебного концерта-с! Забалуев: (грозит пальцем) Ты только товар-то по дороге не попорть, шельма! Модестыч: Как можно-с! Марья Алексевна: (не слушая их) С тобой, Петруша, от души посчитаться не успела, да зато с Корфов взыскала сполна!
Кадр 38. В Зимнем дворце
Александр сидит за столом, терзаемый муками творчества, глядя то на потолок, то на лежащий перед ним чистый лист бумаги. Александр: У Пушкина тоже была муза по имени Натали, но она подвигла его на сочинение стихов, которыми восхищается вся Россия, а моя только играет в прятки, а теперь и вовсе уехала к своему жениху… Может быть, я сам виноват и слишком долго писал ей о романтической любви, вместо того чтобы поймать как-нибудь у той самой вазы, подхватить на руки… Решено! Пора менять тактику! И начну прямо со стихов… (шуршит страницами поэтических сборников) Ага! Вот, у Гейне вполне подходящая вещица… и романтично… и с намеком на близкое свиданье! (быстро строчит пером по красивой тисненой бумаге, улыбаясь в предвкушении) Возвращайтесь поскорее, Натали!.. (Обрызгивает листочек духами, сворачивает и перевязывает розовой ленточкой.) Александр: (звонит в колокольчик, потом кричит) Бельский, куда вы запропастились? Опять, дурак, пошел делать долги… Боюсь, быть мне с пятнадцатым адъютантом! (выглядывает в коридор) В другую дверь входит Мари и тут же замечает благоухающий конверт на столе. Мари: (хлопает в ладоши) Ах, это, наверное, для меня! (развязывает ленточку и начинает читать) «…И полон дрожью желанья, В сердце ей напев проник, Нежнее ее лобзанья В блаженный свиданья миг». Мари: (в восторге) Ах, как чудесно! Wunderbar! Александр: (возвращается) Мари? Мари: (бросается ему на шею) Александр, я так счастлива, что не могу больше молчать! Александр: Я… я не понимаю… Мари: Ваша последняя записка… Эти дивные стихи… они произвели на меня такое впечатление!.. Александр: (замечает в ее руках надушенный свиток) Вы… вы прочитали это?! Вы взяли без спросу бумагу на моем столе?! Мари: (слегка обиженно) Простите… но ведь это всё равно предназначалось мне… какая разница, когда я прочту – потом или сейчас? Александр: При чем тут вы?! Мари: А кому еще вы могли писать? Разве у вас есть другая невеста? Александр: Нет, то есть… Простите, я совсем запутался… Так это вы оставляли для меня в вазе стихи на розовой бумаге? Мари: Конечно, я! Мы с Натали придумали эту маленькую шалость, чтобы наша с вами любовь текла красиво, как в романах… Ведь это так скучно, когда всё заранее известно… Интересы государства… Брак по расчету… Скажите, а вы сразу догадались, что это я? Александр: (мямлит) Да… то есть не сразу… Мари: Последнее время вы были так холодны со мной… Но я читала ваши пылкие послания и грела душу! Александр: (в сторону, разочарованно) Значит, я переписывался не с Натали, а с собственной невестой? Ну, берегитесь, мадмуазель Репнина! Я вам этого конфуза ввек не прощу! Мари: (строго) Признайтесь, Александр, у вас было много женщин до встречи со мной? Александр: Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. А вам… (менторским тоном) А вам не следует подобные вопросы задавать. Мари: Что неприличного в том, что я хочу больше узнать о моем будущем муже? Ведь у супругов не должно быть друг от друга тайн! Александр: Но мы пока еще не супруги… Мари: Тем более! Мне бы не хотелось узнать после свадьбы, что у моего мужа есть другая женщина… или даже несколько… Александр: А что бы вы сделали, если б узнали об измене жениха до свадьбы? (с робкой надеждой) Разорвали бы помолвку? Мари: Нет, я заперла бы его в своей комнате и целовала, целовала, целовала… пока бы он не выбросил из своей головы мысли о других женщинах! Александр: Хм!.. А если – после свадьбы? (всё еще с надеждой) Потребовали бы развода? Мари: Ничего подобного! Я бы разбила о его голову эту вазу! (указывает на огромную греческую амфору в углу) Александр: (ёжась) Клянусь вам, Мари, я буду самым примерным супругом на свете! (в сторону) По крайней мере, приложу все силы, чтобы вы ни о чем не проведали! Мари: Александр, мне кажется, что мы очень мало времени проводим друг с другом… Александр: Мало?! Мари: Знаю, в этом виновата я сама… Я изучаю русский язык, изучаю этикет… и совсем не изучаю своего будущего мужа! Александр: (с опаской) И… чем мне это грозит? Мари: Сегодня – прогулкой по Невскому, а завтра… про завтра я еще не решила, но обещаю придумать что-нибудь увлекательное! (шутливо грозит пальчиком) Отговорки вроде заседания государственного совета или репетиции военного парада не принимаются! Александр: Но если… Мари: Никаких если! (тянется к вазе на камине) Александр: (быстренько подхватывая ее под руку) Едемте кататься по Невскому! Мари: Я надену новую шубку с горностаем… Теперь ни одна противная фрейлина не посмеет сказать, что я вышла из моды, ха-ха-ха! Увлекает Александра к выходу, у того на лице – смертная тоска и покорность судьбе. Злополучная записка остается на столе. Императрица: (входит) Странно, Василий Андреевич выглядел таким загадочным… обещал сделать приятный сюрприз… (садится в кресло напротив стола) И почему он просил дожидаться его в кабинете Александра? Может, он испугался моих фрейлин? Право же, это смешно… (замечает красивую бумагу на столе) Верно, это и есть обещанный сюрприз… (берет и читает) Mein Gott, что это? «Полон дрожью желанья…» Да в здравом ли он рассудке?! (протирает глаза и перечитывает записку) «Блаженный свиданья миг…» Возможно ли… подобная дерзость! Положительно, господин Жуковский сошел с ума! Говорят, это случается с поэтами на склоне лет… (подумав) А если не сошел с ума? Если и вправду… воспылал? (розовеет) Нельзя отрицать, это приятно… и какая-нибудь легкомысленная женщина на моем месте… особенно после того, как застала графиню Салтыкову на коленях у собственного мужа, дергающей его за усы… Нет! Я не стану уподобляться бабке Николя, мне такая слава ни к чему! А господину поэту надо знать свое место! (Входит сияющий Жуковский с красивым бархатным футляром под мышкой.) Жуковский: (почтительно кланяясь) Ваше величество… Я несказанно счастлив, что вы откликнулись на мою скромную просьбу… В последнюю нашу встречу я, кажется, дал повод для недовольства, и потому, в знак примирения… Императрица: (опасливо косясь на него) Как вы себя чувствуете, Василий Андреевич? Жуковский. Благодарю вас, превосходно! (лучезарно улыбается) Императрица: Что ж, вы меня успокоили… (протягивает ему розовый свиток) Вам знакомы эти стихи? Жуковский: (читает) Да, кажется, это из Гейне… Не очень удачный перевод… размер хромает… Императрица: (в сторону) Лицемер! (громко) Так, может, вам знаком и автор перевода? Жуковский. М-да, некоторые подозрения на этот счет у меня имеются… Императрица: Так передайте этому пииту при встрече… если он столь дерзок, чтобы сочинять подобные послания… и столь труслив, чтобы прятаться под маской безымянного переводчика… чтоб впредь он был осмотрительнее в выборе предметов своего поклонения! (величественно удаляется) Жуковский: (ей вслед, размахивая бархатным футляром) Ваше величество, новая ода… (растерянно) Опять я остался виноват! И хоть бы еще знать, за что, меньше было бы обидно… И так-то чувствую себя дураком, а оттого, что не знаю – дураком вдвойне!
Отправлено: 14.10.11 16:26. Заголовок: Кадр 39. На дороге г..
Кадр 39. На дороге где-то между поместьями Корфа и Долгоруких
Невдалеке, на пригорке, виднеется церквушка; в противоположной стороне, у самой дороги - трактир. Григорий и другие корфовские мужики укладывают поперек дороги несколько срубленных деревьев. Владимир наблюдает за работой. Григорий: (утирая пот со лба) Кажись, всё, барин... Владимир: Молодцы! (протягивает им смятую ассигнацию) Идите, выпейте за мое здоровье! Григорий: Возвращались бы вы поскорей, Владимир Иваныч, а то ведь житья-то никакого не стало! Княгиня Марья Алексевна зачем-то велела баньку во дворе сжечь, а господин Забалуев всё на погреб на ваш налегает - уж, наверно, половину вина вылакал! Владимир: Надеюсь, что сегодня и разрублю этот узел… Григорий: А справитесь ли без нас, барин? Может, пособить чем? Господина Забалуева палками побить али карету княгини пустить с откоса – вы нам только скажите, мы это мигом! Владимир: Ладно, оставим это средство на потом – если миром дело решить не удастся. Ступайте! (Мужики шумной гурьбой направляются в трактир. Владимир присаживается на пенек и закуривает трубку. Из-за поворота показывается свадебный поезд. Впереди, на тройке с бубенцами и шаферами на запятках – жених с невестой: Забалуев надушен и напомажен, Лиза одного цвета со своей фатой. Следом за ними в нарядном экипаже – Марья Алексевна, Соня и Андрей с Натали, а дальше – вереница бричек и колясок с гостями.) Лиза: (сама с собой) Я жертвую собой ради брата. Ведь должен хоть кто-то в нашей семье быть счастлив! Забалуев: (так же) Тоща, конечно, и бледновата… Вот маменька-то как раз в самом соку! (незаметно оглядывается на будущую тещу) Ничего, дайте срок, и маменька от нас не уйдет! Натали: (так же) Как же она хороша в этом подвенечном уборе! Хоть и фасон провинциальный… Нет, на свою свадьбу я закажу платье только в Париже! Андрей: (так же) Слизняк, тюфяк, размазня!.. Ну почему, почему у меня не хватило смелости признаться во всем маменьке и Наташе?! Почему я позволяю этой плешивой мартышке меня шантажировать, почему молча взираю на то, как моя сестра губит себе жизнь?! Марья Алексевна: (так же) Молодым на обзаведенье: скатертей дюжина, да постельного белья два сундука, да шелку и бархату несколько отрезов… Да сервиз столовый на сорок восемь персон… Десяти серебряных ножей не досчиталась и кофейника – из дворовых, верно, кто-то стащил, поди теперь дознайся, кто? А из мебели ничего не дам, пусть тем, что есть, обходятся – у Иван Иваныча и столы, и комоды добротные… Владимир: (выходит на дорогу) Стой! Кучер: (натягивает поводья) Тпр-р-ру!.. (Вереница экипажей останавливается. Шаферы сваливаются с запяток.) Забалуев: (подпрыгивает) Что? Где? Зачем? Марья Алексевна: (свешиваясь из коляски) Это еще что за безобразие?! Лиза: (бледнея еще больше) Владимир? Владимир: Лиза, ответь мне только на один вопрос: ты выйдешь за меня замуж? Лиза: (разрумянившись) Да!!! Забалуев: Но позвольте! Лизавета Петровна, вы же мне обещались! И колечко мое вновь приняли! Лиза: (срывает с пальца кольцо и зашвыривает в канаву) Убирайтесь вместе с вашим кольцом, гадкий старикашка! Владимир: Вы слышали, что сказала дама? (за шиворот выдергивает Забалуева из коляски и сам садится на его место) Марья Алексевна: (верещит) Это неслыханно! Позовите исправника! (лупит своего кучера зонтиком по голове) Трогай, болван, чего стоишь? Кучер: (блеет) Никак нельзя-с! Завал на дороге, ваше сиятельство… (Гости выбираются из своих повозок и обступают со всех сторон коляску, в которой сидят в обнимку Лиза и Владимир.) Марья Алексевна: Лиза! Не смей его обнимать! Он не твой жених! (гостям) Простите, извините, моя доченька переволновалась, две ночи перед свадьбой не спала… Сейчас мы все утрясем и поедем в церковь! Андрей: Maman, надо прекратить этот фарс, Лиза любит Владимира! Марья Алексевна: (топает ногами) Не желаю знать ни про какую любовь! Лиза выйдет замуж за Андрея Платоныча, и точка! Забалуев выбирается из канавы, распахивает дверцу коляски и пытается вытащить Владимира, но тот пинком отбрасывает его обратно в канаву. Владимир: Лиза, ведь нам никто не помешает, правда? Лиза: Правда, любимый! (крепко его целует) Марья Алексевна: (вне себя) Лиза, не смей его целовать! Он тебя не любит, этот негодяй мечтает заполучить назад свое поместье! Андрей: Maman, верните Владимиру его дом, и пусть они живут там счастливо вместе с Лизой! Забалуев: (лежа в канаве, дергает его за штанину) Если вы сейчас же не прогоните этого самозванца, я расскажу вашей невесте, что вы спите с горничной! Андрей: (лягает его сапогом в ухо) Подите прочь, я сам ей обо всем расскажу! (пытается сквозь толпу гостей пробиться к Наташе) Владимир: Едем, Лиза? Лиза: Куда? Владимир: Венчаться! Лиза: (задыхаясь от счастья) Едем!!! (Владимир сбрасывает с козел возницу и сам хватает в руки вожжи.) Владимир: (размахивая кнутом) Береги-и-ись! (Гости испуганно шарахаются в стороны. Владимир разворачивает экипаж и правит прямо на скошенное поле, в объезд завала на дороге, но коляска застревает колесом в канаве и переворачивается. ) Владимир: (с трудом выбираясь из-под коляски и вытаскивая Лизу) Лиза, ты в порядке? Лиза: (поправляя сбившуюся фату) Кажется, да… (хнычет) Это была плохая примета! Владимир: (ворчливо) Это не примета плохая, а ось на вашей колымаге ни к черту! (протягивает ей руку) Идем, до церкви недалеко. Лиза: За тобой – хоть на край света! Марья Алексевна: (подбегает) Не пущу!!! Доченька, ну раскрой ты глаза, разве ты не видишь, что этот подлец хочет жениться на тебе только из-за приданого? Лиза: Неправда, Владимир любит меня! И если вы нас проклянете – не страшно! Мы будем жить в бедности, но счастливо! Скажи же им, Владимир, скажи им всем, что ты любишь меня! Владимир: (вздыхает) Прости меня, Лиза… Я, конечно, мерзавец, однако и не законченный подлец… и не хочу тебя обманывать… Лиза: (со слезами) Значит, это правда… что ты охотился за моим приданым… и никогда меня не любил… А я еще верить не хотела! Думала, все ложь – и про дуэли, и про женщин… Марья Алексевна: (обнимает ее) Поплачь, поплачь, доченька… и забудь! Тьфу на него, проклятого! Владимир: (покаянно) Прости меня, Лиза! Я тебя не достоин… Лиза: (отворачиваясь от него) Андрей Платоныч! Забалуев: (подскакивает) Я тут! Лиза: Идемте венчаться! Вот только кольцо я ваше выбросила… Забалуев: А я нашел в канаве, нашел и подобрал! (рукавом стирает с колечка грязь и надевает Лизе на палец) Лизавета Петровна, душенька вы моя! Марья Алексевна: (вздыхает с облегчением) Слава тебе, Господи! (Лиза решительно подхватывает Забалуева под руку и тащит его пешком в горку, к церкви. Гости бросают свои коляски на дороге и, хромая по кочкам, торопятся следом.) Натали: Андрей, ты хотел мне что-то сказать? Андрей: (мямлит) Да вот, Наташенька, говорю, хорошо, что зима в этом году рано легла, а то бы пришлось идти по колено в грязи… Владимир: (провожает их невеселым взглядом) Прощай, мое родовое гнездо… (В ближайшей коляске появляется призрак барона Корфа.) Иван Иваныч: Хорошо, что ты в последний момент спохватился и не повел Лизаньку обманом к алтарю! Наконец-то, Володя, ты начинаешь исправляться… А поместье наше ты обязательно вернешь, я в тебя верю! Найди только моего убийцу… Владимир: Где же мне его искать? Вы бы хоть подсказали, отец… Иван Иваныч: Тогда в этом не будет твоей заслуги! А настоящие мужчины, сынок, должны всё решать сами… (исчезает) Владимир: (с усмешкой) Ну, спасибо, отец, за добрый совет… (идет к трактиру, но на полпути останавливается) Напиться еще успею… Сперва поищу душегуба!
Кадр 40. В усадьбе Долгоруких
Гостиная ярко освещена сотнями свечей и украшена гирляндами, во всех вазах благоухают свежие цветы, музыканты наигрывают веселые мелодии, гости смеются, пьют и танцуют. Нарядные слуги разносят шампанское и мороженое. Татьяна в новом крахмальном переднике и с роскошным бантом в косе ревнивым взглядом следит за кружащимися в вальсе Андреем и Натали. Натали: (обмахиваясь веером) Ух, жарко!.. Андрей: Я сейчас принесу мороженого! (убегает) Натали: (замечает Михаила) И ты здесь, братец? Какими судьбами? Михаил: Зашел поздравить новобрачных. А вот и счастливый молодой супруг! (выуживает Забалуева из толпы гостей) Добрый вечер, Андрей Платоныч! Забалуев: (невольно втягивая голову в плечи) Вы опять со своими нелепыми обвинениями, князь? Михаил: Нет-нет, любезный Андрей Платоныч, сегодня я выступаю перед вами в роли не обвинителя, но смиренного просителя… В бывшем имении барона Корфа, которым вы теперь владеете вместе с вашей молодой женой, есть одна крепостная… Анна Платонова… Забалуев: Да, есть… и что с того? Михаил: Не будете ли вы столь любезны… продать ее мне? Я готов заплатить любую сумму, какую вы назовете! (вытаскивает из кармана увесистую пачку ассигнаций) Забалуев: (осмелев) Нет-с, милостивый государь! Я не продам эту девицу ни за какие деньги! Она будет петь для меня и моих друзей… Карл Модестыч привезет ее с минуты на минуту… А вы, князь, извольте убираться вон! Я вас не приглашал! Михаил: (хватает его за грудки) Бери деньги, мерзавец, пока я их предлагаю, а то ведь и без денег Анну заберу! Забалуев: (хрипит) Грабят! Убивают! На помощь! (Михаил, заметив, что на них начинают оглядываться, отпускает Забалуева и понуро бредет к выходу, но в дверях сталкивается с Никитой.) Михаил: (обрадованно) Вот ты-то мне и нужен! (отводит Никиту за колонну и что-то шепчет ему на ухо, тот согласно кивает) …сделаешь всё, как надо, получишь вознаграждение. Никита: Я за-ради Аннушки в лепешку расшибусь! А награды мне никакой не надо, барин, только дозвольте Модестычу морду набить! Михаил: (великодушно) Дозволяю! (Оба незаметно исчезают.) Лиза: (подходит к Забалуеву) Скучаете, Андрей Платоныч? А отец Павел времени даром не теряет. «Не отойду, - говорит, - от буфета, пока господина Забалуева не посрамлю и наливочек на все буквы алфавита не отведаю!» (кивает на отца Павла, угощающегося наливочками на другом конце гостиной) И уже пробует сливовку и тимьяновку… Только вам за ним, пожалуй, не угнаться… В ваши-то преклонные годы! Забалуев: Да я сто очков вперед дам этому долгогривому! Он еще и с тимьяновой не покончит, как я до яблочной доберусь! (присаживается к столику с напитками и начинает бренчать графинчиками и стаканчиками) Татьяна: (негромко, Лизе) Вы нарочно хотите его напоить, барышня? Лиза: Конечно! Налакается и проспит всю брачную ночь в коридоре под лестницей! Татьяна: Так ведь за первой ночью будет и вторая… Лиза: На вторую ночь тоже что-нибудь придумаю! Татьяна: Все равно рано или поздно придется с ним в постель ложиться. Лиза: Даже думать об этом не хочу! (всхлипывает, но тут же сердито вытирает слезы) Некогда мне раскисать, я еще тайну папенькиной смерти не разгадала… (направляется на другой конец гостиной) К Татьяне подбегают разгоряченные танцами и облепленные конфетти Натали и Андрей. Андрей: А вот и мороженое! (Протягивает руку, чтобы взять с подноса холодное лакомство, но Татьяна дергается, и полдюжины бокалов шампанского и две дюжины шариков клубничного мороженого обрушиваются на юбку Натали.) Татьяна: (притворно охает) Простите, барышня, не нарочно я… Андрей: (напускается на Татьяну) Смотреть надо, не свиньям корм задаешь! Наташенька, не расстраивайся… Натали: Все в порядке! Подумаешь – испортила новое платье… Я уже привыкла! (деланно смеется) Андрей: (Татьяне) Что ты застыла, как статуя в парке?! Помоги Наташе переодеться и платье грязное почисти! Натали: (машет руками) Нет-нет, пусть Танюша гостей угощает, а платье мне горничная в Петербурге почистит. Андрей: В Петербурге? Ты… уезжаешь? Но почему, Наташа? Натали: Скучно здесь у вас… Ты бы навещал меня в столице почаще, Андрей, а то среди коров и пропахших нафталином соседей совсем одичаешь! Идет к выходу, Андрей бежит рядом, заискивающе заглядывая ей в глаза. Татьяна в бешенстве теребит бант на косе. Лиза потчует отца Павла разными напитками, тот вяло отнекивается. Лиза: Отведайте еще малиновой настойки, батюшка! Отец Павел: Благодарю покорно, только негоже мне, дочь моя, напиваться до непотребного состояния, да и матушка будет ворчать, если возвращусь домой на бровях. Лиза: (подносит ему рюмочку) А рябиновки, отец Павел? Наша рябиновка на весь уезд славится! Отец Павел: Разве что из ваших рук, несравненная Лизавета Петровна! (опрокидывает рюмочку) Лиза: Жаль, что нет сегодня отца Георгия, ведь он крестил меня, да и батюшка мой покойный дружен с ним был… Порадовался бы старик на мое счастье! Отец Павел: Я отца Георгия в здешнем приходе не застал, он еще до моего приезда в монастырь удалился… Лиза: (подливая ему в стаканчик) В какой монастырь? Отец Павел: В ***ский. Да тут недалече – всего два часа, если верхом… Лиза: (обрадованно) Знаю! Этот монастырь как раз по дороге в наше дальнее имение находится, мы мимо него не раз проезжали. А что, не осерчает отец Георгий, коли я его навещу? Отец Павел: (клюет носом) Да разве ж… на такую красавицу… разве можно серчать… (падает на диванчик и засыпает) Лиза: Больше из него ничего не вытянуть, да я уж всё узнала, что мне нужно было… (Звуки музыки заглушаются визгом и смехом – это пьяный Забалуев бегает по гостиной на четвереньках и кусает гостей за ноги.) Лиза: (подходит к Марье Алексевне) Ну что, маменька, довольны? Выдали меня замуж за шута горохового? Марья Алексевна: А ты бы лучше за мужем следила! (В дверях маячит изрядно потрепанный Модестыч, прикрывая синяки на физиономии вывалянной в снегу шапкой.) Марья Алексевна: (подзывает его к себе) Ну, и где ваша замечательная певица? Гости уже скучать начали. Модестыч: Виноват, не уберег, ваше сиятельство! Подкараулил какой-то тать у самых ваших ворот, избил… Марья Алексевна: Анька-то где, спрашиваю? Модестыч: Не могу знать, Марья Алексевна! Я пока шапку свою в сугробе искал, глядь – Аньки уж и след простыл! Марья Алексевна: Ты что же это, Карл Модестыч, обещался за моим имуществом глядеть, а сам не доглядел? Чтоб сегодня же беглянку отыскал, а то выгоню вон и рекомендаций не дам! Модестыч: Найду, из-под земли достану, ваше сиятельство! За косу приволоку, подлюку, к вашим ножкам, делайте с ней, что хотите! (рысью бежит к выходу) Марья Алексевна: Да что за день-то сегодня такой суматошный!
Отправлено: 23.10.11 15:46. Заголовок: Кадр 41. У костра в ..
Кадр 41. У костра в цыганском таборе
Рада танцует зажигательный танец: гремит бубен, мелькает цветастая юбка. Все остальные, включая Михаила с Анной, сидят вокруг и едят жареное мясо, успевая подбадривать танцовщицу восторженными криками. Михаил: (прищелкнув языком) Хороша чертовка! Анна: Вы что-то сказали? Михаил: Я? (спохватившись) Говорю вот, у корфовских бычков мясо сочное… (Рада вертится прямо перед ними, добиваясь внимания Михаила.) Анна: (вздыхая) А я так плясать не умею… Le maître de danse научил меня только кадрили и мазурке… (Рада бросает на нее презрительный взгляд) Да вот еще танец семи покрывал исполняла, но, кажется, никому не понравилось… Михаил: (с перекошенным лицом) Не напоминайте мне об этом! Анна: (отодвигает от себя котелок) Давайте я лучше спою! (Седой протягивает Анне гитару.) Анна: (растерянно) А я не умею играть на гитаре – только на рояле… (Рада смотрит на нее еще презрительнее.) Седой: Не беда! Сыграть и я могу. (Берет аккорды жаркой цыганской песни и поет приятным баритоном, Анна старательно подвывает. Рада морщится, Михаил млеет. Откуда-то из темноты на лошади выезжает Корф.) Владимир: (спешившись) Замечательно! Он тут поют, а я должен в одиночку свое имение возвращать?! (Анна прячется за спину Михаила.) Рада: Присаживайся, барин, к нашему костру, раздели с нами ужин! Владимир: Спасибо, красавица! (треплет ее по щеке) Я как раз проголодался. Михаил: А с какой стати мы должны тебе помогать? Анна: (из-за спины Михаила) Да, с какой стати? Владимир: А с той стати, что оба вы теперь преступники: ты, Анна – беглая крепостная, а ты, Мишель – похититель чужого имущества. (Пробует жареное мясо) Неплохо, перцу бы еще сюда… Так на чем мы остановились, Мишель? Михаил: На том, что мы с Анной – преступники. Владимир: Угу, преступники, но последствия будут для вас разными. (Раде) А не найдется ли у вас вина, черноокая? Согреться бы… (хлопает себя по бокам) Рада: Найдется, барин. (подносит ему ковшик самогона) Владимир: (пьет) Уф! Хорошо-то как!.. Выпьешь, Мишель? Не хочешь? Ну, мерзни тогда… (допивает сам) Анна: (робко) Вы что-то говорили о последствиях, Владимир Иваныч… Владимир: Задумалась о последствиях? Правильно делаешь… Потому как Михаил в этой истории только оскандалится – громко, да не смертельно, а тебе, Аннушка (пьяно ухмыляется) выжгут на лбу клеймо каленым железом… Анна: (дрожа) Каленым железом? Михаил: Не слушайте этот пьяный бред, Анна (гладит ее по трясущимся плечам), у нас давно уже не клеймят людей. Владимир: Как бы не так! Прошлым летом у Долгоруких мужик сбежал, поймали его в две недели и Марья Алексевна самолично выжгла у него на лбу слово «вор». Только размахнулась широко, все буквы на лбу не поместились, так она «ять» на щеке у бедолаги нарисовала – чтобы потом соседи не говорили, что она грамматики не знает. (Анна закатывает глаза.) Михаил: (сердито) Ты просто инквизитор какой-то, Корф! Владимир: Я хочу вам обоим втолковать, что не в ваших интересах оставлять мое имение в руках Марьи Алексевны и господина Забалуева! Анна: Забалуев хотел продать меня в Архангельск, какому-то приятелю, развратному старику… Владимир: Вот-вот! А я тебе наказание назначу менее суровое. Совсем не наказать не могу, все-таки ты беглая крепостная… Отберу у тебя французские романы и запрещу на рояле играть… целых два месяца! А с тебя, Мишель, как со старого друга, возьму самый мизерный штраф – ящик шампанского. Анна: Я на все ваши условия согласна, Владимир Иваныч! Идемте, идемте же скорей возвращать ваше имение! Рада: Там человек какой-то ищет белокурую барышню… Владимир: Модестыч, наверно… Михаил: (волнуется) Надо же спрятать Анну! (Но Анна уже без посторонней помощи шмыгнула под кибитку и притаилась за колесом.) Модестыч: (выныривает из темноты) Князь! И барон! Какая встреча! (хитро щурится) А вы здесь, видать, по тому же делу, что и я? Михаил: Не понимаю, о чем вы, господин Шуллер. Модестыч: Всё вы прекрасно понимаете, князь! Куда вы дели Анну, отвечайте?! Я знаю, что вы помогли ей бежать из поместья! Михаил: Анну? Ах, Анну! Так это… я продал ее… столичному антрепренеру… А деньги мы с другом прокутили. Владимир: (подыгрывает) А я-то все гадал, с чего Мишель так расщедрился? Прежде-то он все норовил за мой счет угоститься… Модестыч: (поднимает с земли копыта и кусок телячьей шкуры) Знакомое клеймо… Бычок-то c нашего подворья! Владимир: Так вы, князь, еще и воровством скота промышляете?! (трясет Михаила за грудки) Модестыч: Не-е-ет, дорогие господа, вы меня не обманете! Я обман за версту чую! (кричит) Эй, цыгане! Кто видел здесь девицу, по-господски одетую, с белой косой? Если скажете, я не только не донесу властям про бычка, но еще и щедро вознагражу! Кто хочет получить сто рублей? Рада: А заплатишь-то как – золотом или ассигнациями? Михаил: (берет ее под локоток и шипит на ухо) Сколько бы он ни предложил, я дам в три раза больше! Владимир: (берет ее под другой локоток) А я на вертел посажу и на костре поджарю. Модестыч: (размахивает сторублевкой) Последний раз предлагаю! Рада: Ступай, откуда пришел, нас за дешево не купишь! (незаметно подмигивает) Модестыч: (ухмыляется) Ага! (остальным цыганам) Ну, не хотите, как хотите… (прячет сторублевку) Пойду поищу Аньку в другом месте. (уходит) Михаил: Уф-ф! Кажется, миновало… Анна: (выглядывает из-под кибитки) Он ушел? Владимир: (вытаскивая ее за шиворот) Ушел, ушел… но боюсь, что вернется… Анна: (хнычет) Что же делать? Мне страшно… Когда мы сможем вернуться в наше поместье? Михаил: У тебя есть какой-нибудь план, Вольдемар? Владимир: Я давеча хотел забраться в дом Забалуева, посмотреть там, что к чему… Да охраны у него многовато… Трех мужиков я сразу уложил, так еще пятеро набежали – с кольями да с ружьями, собак с цепи спустили… Еле ноги унес! Михаил: Ничего, вдвоем мы как-нибудь справимся. Анна: Втроем! (Михаил и Владимир в изумлении к ней оборачиваются) Я не хочу здесь одна оставаться! Вдруг, пока вы там приключений ищете, Модестыч за мной вернется? Михаил: Анна, забудьте и думать об этом! Мы не можем подвергать вас такой опасности! Анна: (молитвенно сложив ручки) Пожалуйста! Я же тут одна от страха с ума сойду! (другим тоном) А не возьмете, побегу за вами следом, и если потеряюсь в лесу и замерзну, вы оба будете виноваты! Владимир: (ворчливо) Ладно, мы возьмем вас с собой, но обещайте не мешать нам и не путаться под ногами! Анна: (повеселев) Обещаю! Михаил: Тогда – в путь? Вольдемар, проверь пистолеты! Анна: Подождите! (прихватывает три котелка с мясом) Владимир: А это еще зачем? Анна: Вы же говорили, там собачки злые, а мы их накормим, и они нас не покусают! Михаил: (в восторге) Анна, какая же вы умница! Владимир: (хмуро) Захочешь порки на конюшне избежать, еще и не таким изворотливым сделаешься! (Все трое уходят в темноту.) Рада: (смотрит им вслед) Как ни пыжься, барынька бледная, а сегодня ночью красавчик будет моим!
Кадр 42. В Зимнем дворце
Натали бродит по роскошной дворцовой оранжерее, сердито обрывая листочки с фруктовых деревьев. Натали: Нет, я отказываюсь понимать Андрея! В столице его ждет блестящее будущее, а он торчит в своей тьмутаракани, ходит до обеда в стеганом халате, слушает бесконечные маменькины наставления, да играет с сестрами в лото! Но меня-то туда больше ничем не заманишь – ни свадьбой, ни поминками, ни каким другим концертом с пьянством и дракой! (хнычет) Подумать только – шесть платьев крысы сгрызли! А еще кружевную пелерину и две шелковые шали… Всё новехонькое, только от модистки – нарочно брала с собой, чтобы будущим родственникам пыль в глаза пустить… И вот, возвращаюсь домой, открываю сундук, а там – две крысиные морды и обрывки моих нарядов! (содрогаясь от отвращения) Боже! Значит, эти твари у них по дому бегают?! А если бы они не в сундук, а в постель ко мне ночью забрались?! Нет-нет-нет, больше я туда ни ногой! Грязи по колено, мужицкая брань… Да еще эта Татьяна! И ведь просила же я Андрея хотя бы на время моего приезда убрать ее из дому, а он ни в какую! Росли, дескать, вместе, она ему, как третья сестра… Сестры его себе такого не позволяют вытворять, что она надо мной вытворяла: то юбку утюгом прожжет на видном месте, то сырых дров в камин подсунет… Хорошо еще, что я ее до своего сундука не допустила, а то бы она мне похуже крыс пакость подстроила… (срывает с ветки персик, надкусывает) Фу, кислятина! (кидает за спину) Император: (ловит персик на лету) Оп-ля! Натали: (вздрагивает и поворачивается) Ах! Ваше величество! (Хочет сделать книксен, но цепляется рукавом за торчащую ветку.) Император: (освобождая ее) Непременно пожурю садовника, что плохо глядит за моим садом! Натали: Умоляю вас, государь, не нужно никого наказывать! Всему виной моя неловкость… я испугалась, увидев ваше величество… Император: Неужели я такой страшный? (Натали, смешавшись, краснеет и молчит.) Император: Право, жаль, что такие хорошенькие юные барышни меня боятся! Мне бы хотелось внушать к себе другие чувства… Натали: О да, ваше величество! Чувство глубочайшего почтения… Император: И не только, и не только… (срывает персик с другого дерева) Отведайте, мадмуазель, этот персик уже поспел! Натали: (надкусывает) Как мед, ваше величество! Император: Позвольте… (доедает персик из ее руки) В самом деле – как мед! (целует ей пальцы) Натали: (растерянно) Ваше величество… Император: Оставимте эти церемонии для официальных приемов! А здесь, в этой фруктовой прохладе… зовите меня просто, по-домашнему: Николай Палыч! А я, с вашего позволения, буду звать вас просто Натали. Натали: Да, ваше ве… Николай Палыч! Император: Прекрасно, Натали! Отчего бы нам не прогуляться немного? (Предлагает ей руку, на которую та робко опирается, бродят взад-вперед по аллее.) Император: Я давненько не имел известий от вашего брата… Надеюсь, воздух провинции не повредил его здоровью? Натали: Благодарю, Николай Палыч, мой брат пребывает в добром здравии. Да, я привезла от него донесение для вашего величества… Император: Не стоило князю Репнину переправлять важный документ таким способом! Ведь по дороге с пакетом или – упаси Бог! – с очаровательной посланницей могла случиться какая-нибудь неприятность… Натали: Признательна вам за беспокойство, Николай Палыч (делает книксен), но я вполне могу за себя постоять, а письмо… письмо было спрятано в надежном месте. (достает из-за корсажа конверт и протягивает императору) Император: (водит носом и усами по конверту, вдыхая исходящий от него аромат) В таком случае я согласен зачислить вас в штат моих фельдъегерей и впредь поддерживать связь с господином Репниным исключительно через вас! Жду вас завтра вечером в этот же час у меня в покоях – я вручу вам пакет для вашего брата. Натали: Я полагала, что для решения важных дел более подходит белый день, ваше величество? Император: Но для дел приватного свойства… (берет Натали за руку и близко к ней наклоняется) как раз более подходит романтический вечер… ведь вы не откажете в этой маленькой любезности вашему императору, Натали? (щекочет усами ее ушко) Натали: (в панике) Ваше величество… Император: Николай Палыч! Ведь мы с вами договорились! (кладет руку ей на талию) Но не исключено, что я позволю вам называть меня еще проще: Nicolas… Раздается треск сучьев. Император: (недовольно) Кто здесь? Из-за кадки с деревом выходит цесаревич. Император: (еще недовольнее) Александр? Я полагал, вы пьете чай у вашей матушки. Александр: Чаю я уже напился, а теперь мне захотелось персиков… (обрывает с веток персики и запихивает в рот) Император: (подходит к нему, негромко) Александр, вы ведете себя непозволительно! Александр: Отчего же? Мои развлечения куда невинней ваших! (кивает на Натали) Император: Мои невинные развлечения так и остаются развлечениями, а ваши норовят перерасти в государственные проблемы! Александр: (ноет) Но почему такая несправедливость, отец? Почему вам можно флиртовать с фрейлинами, а я и на пушечный выстрел к ним не подойди? Император: Боже мой, Александр! Чем забита ваша голова накануне помолвки? Александр: Мечтами о том, чтобы она не состоялась. Император: Довольно, Александр! Я не желаю вас больше слушать! (оборачивается к Натали) Не забудьте, мадмуазель, про новое поручение. Доброй ночи! (уходит) (Александр сверлит Натали испепеляющим взглядом, та краснеет и прячет глаза.) Александр: А вы, оказывается, весьма ловкая особа, мадмуазель Репнина! Натали: (хочет убежать, но снова цепляется рукавом за ветку) Напротив, я страшно неловкая… (безуспешно дергается) Опять я запуталась! Гадкое дерево! Александр: Дерево не при чем, мадмуазель, вы запутались в ваших интригах! Натали: (плаксиво) Александр Николаевич, помогите мне! Александр: Нет, вы останетесь пленницей этого дерева, пока не выслушаете всё, что я имею вам сказать! В свое время я вытерпел от вас столько нравоучений, что было бы грехом не вернуть вам хотя бы половину из них! (набрав в грудь воздуха) Мадмуазель Репнина, вы не только ловкая, вы еще и двуличная особа, а по-простому говоря – вертихвостка! Вы прикидываетесь святошей, упрекаете других в легкомыслии, а сами под покровом ночи… Натали: (всхлипывает) Ваше высочество, это жестоко… Александр: Это не жестоко, это – правда! И плачете вы не от того, что вам стыдно… вам досадно, что вас разоблачили, и вы не сможете больше похваляться своей мнимой добродетелью! Натали: Ваше высочество, позвольте мне хоть слово сказать в свое оправдание! Александр: А вы – вы дали мне оправдаться?! Стоило мне улыбнуться какой-нибудь фрейлине, как тут же рядом раздавался ваш сварливый голос… я даже начал подозревать, что вы меня ревнуете! А всё оказалось еще проще: вы изводили меня попреками, чтобы отвлечь внимание от ваших собственных проделок! Натали: Не судите по себе, ваше высочество! Если вы сами не в состоянии хранить верность одной женщине хотя бы в течение недели, то это не значит… Александр: Я был верен всем своим возлюбленным… пока они были моими возлюбленными! А вы наставляете жениху рога, еще даже не успев выйти за него замуж! Натали: Но я же не виновата, что его величеству захотелось отведать персиков тогда же и там же, где и мне! Александр: Вы могли бы пожелать ему приятного аппетита и удалиться! Натали: Нет, это было бы невежливо… Но больше я никогда не стану есть персики в этой оранжерее! Александр: Теперь вы будете их кушать в спальне моего отца. Натали: Мой жених – мямля и маменькин сынок, но даже он не заслуживает такого позора… Мне не в чем себя упрекнуть! А если его величество будет настаивать, я… я повешусь на этом самом дереве! (рыдает, обняв руками ствол персикового дерева) Александр: (растерянно) Натали, простите меня… я не знал… я думал… мне показалось, что вам приятны ухаживания моего отца… (отрывает ее от дерева и освобождает зацепившийся за ветку рукав) Надо искать выход… Натали: У меня нет выхода! Если я пойду в спальню к государю, я распрощаюсь с репутацией, а не пойду – распрощаюсь с Петербургом! (рыдает, уткнувшись лицом в грудь Александра) Александр: (обнимает ее) Не отчаивайтесь, мы обязательно что-нибудь придумаем! (гладит ее по спине, бормоча) М-м… какие вкусные духи… (целует ее волосы, потом – ушко, щечку, подбирается к губам) Натали: (отскакивает) Ваше высочество, что вы делаете?! Александр: (просияв) Я придумал, Натали! Чтобы избежать объятий моего отца, вы должны упасть в мои! (вновь протягивает к ней руки) Натали: Вы шутите, Александр Николаевич? Александр: Ничуть! И не пугайтесь так, будто я на самом деле тащу вас к себе в спальню! Просто прикинемся, что мы любовники… Натали: А как же ваша невеста, мой жених? Александр: Надеюсь, мой отец потеряет к вам интерес еще до того, как слухи о нашем романе дойдут до принцессы Марии или князя Андрея. Натали: А он потеряет… интерес? Александр: Отец считает, что у меня дурной вкус, и пренебрегает облюбованными мною женщинами. Натали: Слабое утешение… Александр: К сожалению, не могу предложить вам другого. Натали: (колеблется) Но ведь нам придется… как-то проявлять… свои чувства… Александр: Только на глазах у моего отца! Натали: Если только на глазах у его величества… (подумав) Хорошо, я согласна… Александр: (в сторону, довольный) Не было бы счастья, да несчастье помогло!
Отправлено: 27.10.11 16:22. Заголовок: Не ожидала но, навер..
Не ожидала но, наверное первый фик, где Анютка у меня в абсолютных фаворитах среди женских персонажей. Только вот, это, жаль мне того, кому это сокровисче достанется, так что в принципе все в каноне .
Gata пишет:
цитата:
Анна: Подождите! (прихватывает три котелка с мясом) Владимир: А это еще зачем? Анна: Вы же говорили, там собачки злые, а мы их накормим, и они нас не покусают!
Отправлено: 28.10.11 06:04. Заголовок: Lana пишет: Не ожид..
Lana пишет:
цитата:
Не ожидала но, наверное первый фик, где Анютка у меня в абсолютных фаворитах среди женских персонажей. Только вот, это, жаль мне того, кому это сокровисче достанется, так что в принципе все в каноне
Я писала Нюрца в пору моего увлечения вованной - то есть с искренней симпатией. Хотелось придать живости сериальной бледной моли, за что при первой публикации получила изрядно пинков от ее поклонниц. Но большинство все-таки приняли мою трактовку с одобрением
Кромешный мрак. На фоне серого квадрата окна появляются одна за другой три черные фигуры и, перебравшись через подоконник, спрыгивают в комнату. Первый голос: Осторожнее! Анна, вы наступили мне каблуком на ухо. Второй голос: Простите, Миша, это меня Владимир толкнул. Третий голос: (ворчливо) Пошевеливаться надо! Мишель, доставай спички! Первый голос: Спички были у тебя, Вольдемар. Второй голос: Владимир, когда вы лезли за мной через окно, то что-то уронили мне на голову… (Раздаются шорох и сдавленные ругательства.) Первый голос: Вольдемар, придержи язык, с нами дама! (Вспыхивает дрожащий огонек, выхватывая из темноты физиономии Анны, Владимира и Михаила, у всей троицы в глазах – жгучее любопытство.) Владимир: Надеюсь, здесь найдется хоть одна свечка? Михаил: (поднимает с пола огарок) Вот… Со следами зубов – похоже, крысы не доели. (Анна взвизгивает и явно хочет запрыгнуть кому-то на шею, но не зная, чьей шее отдать предпочтение, запрыгивает на колченогий стол, у того подламывается ножка. Грохот.) Владимир и Михаил: (поднимают Анну с пола) Осторожнее, мадемуазель! Анна: (пискливо) Что это? (обводит рукой комнату) (Вокруг царят тлен и запустение. Окна без портьер, потолок без люстры, грязный пол с ободранным паркетом, а из мебели – только сломанный Анной стол да подернутый паутиной шкаф.) Михаил: (присвистнув) Вот вам и хоромы господина Забалуева! Понятно, почему он сюда никого на пушечный выстрел не подпускает и охрану выставил… Кстати, Вольдемар, не померзнут ли забалуевские мужички в собачьей будке? Владимир: Я к ним туда еще парочку цепных кобелей сунул, а отверстие чьим-то тулупом заткнул и будку снаружи цепью обвязал, для надежности… Авось, не померзнут! Эх, Марь Лексевну бы сюда, то-то бы порадовалась, как выгодно дочку замуж пристроила! Михаил: (деловито) Ну что, начнем со шкафа? Владимир: Закрыто на замок… Анна, дайте шпильку! Анна: Не могу, у меня тогда прическа развалится. Владимир: (выдергивая из ее косы шпильку) Ну что вы все ломаетесь, как копеечный пряник в базарный день? Михаил: (с металлом в голосе) Корф, я не позволю вам обижать Анну, вы ей больше не хозяин! Владимир: Я-то был добрым хозяином… (ковыряется в замке) А вот Марья Алексевна… как заставит Анну коровники чистить… Анна: (испуганно) Я не хочу в коровник! Владимир: Тогда и не мешайте нам! Мишель, помоги! (вдвоем взламывают дверцу шкафа) Михаил: И что тут прячет наш друг Забалуев? Анна: Какие-то пузырьки… (Принимаются увлеченно потрошить шкаф, по очереди доставая оттуда скляночки и коробочки.) Владимир: (читает надписи) Так… мазь от облысения… мазь от радикулита… пилюли для улучшения памяти… Анна: Средство для… для… непонятно написано… Прочтите, Миша, вдруг это какой-нибудь яд? Михаил: (краснеет) Нет, это не яд… Это… (мнется) Владимир: (смотрит на этикетку и хмыкает) Ничего особенного – эликсир молодости для старых болванов вроде Андрея Платоныча (давит склянку сапогом) Анна: А как же… Если это нужное лекарство? Владимир: Уверяю вас, мадемуазель, Лиза нам всем еще спасибо скажет, что мы оставили ее супруга без оного порошка. Михаил: Какой же ты, Вольдемар, право… Анна: Смотрите, господа! Какая-то тетрадка… Михаил: Сшита из клочков старых обоев… Совсем, видать, издержался господин предводитель уездного дворянства. Анна: А почему края рваные? У Андрея Платоныча и ножниц нету? Владимир: (с садистской ухмылочкой) Крысы обглодали. (Анна взвизгивает и карабкается на шкаф. Владимир и Михаил снимают ее оттуда и начинают листать тетрадку.) Михаил: Похоже на дневник… (читает вслух) «Давеча Марья Алексевна жаловалась, что у нее в амбарах расплодились мыши, уж и крысиный яд не помогает… Продал ей за тридцать золотых червонцев настойку цикуты, которой еще мой батюшка травил грызунов, а заодно и графа N.» Ну и ну! (читает дальше) «Денег нет… помог Марье Алексевне подделать вексель… Денег хватило, но не надолго… Денег нет… Денег совсем нет… Даже в казенном сейфе…» Ага! Так он еще и в казенный карман лапу запускает! Владимир: Дай-ка мне! (читает) «Денег нет… Что бы еще продать? Соболий воротник побила моль… Дворовые последнюю медную ручку скрутили… Старый Корф окочурился, значит, цикута за давностью лет не утратила свойств… Деньги появились! Добрейшая Марья Алексевна! Купил самолучшего сукна на мундир… Все-таки свадьба…» Анна: Боже мой! Княгиня отравила дядюшку?! Владимир: (пускает скупую мужскую слезу) Отец, я отомщу за тебя! Комната погружается во мрак. Анна: (испуганно) Что это?! Михаил: Огарок догорел. Анна: Миша, мне страшно! Владимир: Сударыня, отпустите мой рукав, Миша справа! Михаил: Надо выбираться отсюда. Снаружи доносятся лай собак и грубая мужицкая брань. Владимир: Кажется, наши пленники перегрызли цепь… Бежим! Вдвоем с Михаилом выталкивают Анну в окно, сами выпрыгивают следом и бегут в сторону леса.
Кадр 44. Усадьба Долгоруких
Раннее утро. Татьяна сидит в своей комнатке перед огромной плетеной корзиной, сердито бросает в нее разные тряпки. Татьяна: Уеду вместе с Лизаветой Петровной к ее мужу в поместье, и пусть Андрей Петрович милуется со своей столичной штучкой! (ухмыляясь) Если, конечно, она соизволит сюда вернуться – после того, как найдет в своем сундуке пару крыс! (обиженно) Даже не заглянул ко мне! Хоть раньше всегда, если накричит ненароком, через минуту прибегал прощения просить, и подарочек какой-нибудь приносил… (захлопывает крышку корзины и завязывает бечевочкой) Ну и пускай! Как допечет его эта финтифлюшка, небось, сразу обо мне вспомнит, будет умолять вернуться… А я не вернусь! Начну новую жизнь на новом месте! Может, парня хорошего встречу, из деревенских… От этих господ одни мытарства! (стук в дверь) Кто там? Никита: (робко заглядывает) Здравствуй, Танюша… Я это… Ты мне рубашку не зашьешь? (показывает оторванный рукав) Татьяна: Конечно, Никита! Заходи! Где ж это тебя так угораздило? Никита: Да это ваши мужики… (стаскивает рубаху через голову и протягивает Татьяне) Припомнили мне, что я прошлый год на игрищах морды им бил – ну, тогда еще наши с вашими стенка на стенку ходили… Татьяна: Угу! Тогда половину наших мужиков на телегах привезли… Уж не ты ли их всех уложил? Никита: Ну-у… всех не всех… с полдюжины – точно. Татьяна: Ох, и гневалась тогда барыня! Ножками топала, старосту пороть велела... Подошла пора сено косить, а косари все побитые по избам валяются! Никита: А я ж теперь к вам конюхом нанялся. И жалованье мне хорошее положили – двадцать рублёв. И прихожу это я, значит, на конюшню, а ваши конюхи на меня с вилами… Татьяна: (охает) А ты чего? Никита: А я чего? Ну, разбил пару сопаток… Опосля думаю: мне ж тут жить, надо с мужиками мириться! Поставил им два штофа водки, вроде подобрели… Они меня теперь зовут за них на игрищах драться… (чешет затылок) Только вроде своих-то бывших бить нехорошо… Татьяна: Совестливый ты, Никита! (окидывает его оценивающим взглядом) Эва! Да у тебя и на штанах дырка! Снимай, тоже зашью. Никита: (стесняясь) Да как же я без портков? Татьяна: Одеялом вон прикройся. (Никита сбрасывает штаны и забирается на кровать под одеяло.) Татьяна: Тут заплатку надо ставить... (щелкает ножницами) Никита: Золотые у тебя руки, Танюша! Эх, кабы не жила в моем сердце одна зазноба, лучше б тебя жены себе и не желал! Татьяна: А что? Ты парень работящий, ласковый… за тобой, как за каменной стеной! (вроде невзначай присаживается на кровать рядом с ним) Зазноба-то твоя… бросила, али как? Никита: (вздыхает) Другого любит… Татьяна: Чем же ты ей не хорош? За такого парня любая девка с радостью пойдет! Никита: Да куда мне, валенку деревенскому, против князя? Татьяна: На богатство, выходит, обзарилась твоя зазноба? Ну и грош ей цена! Плюнь, другую найдешь! Никита: Да второй такой и нет на свете! Она, знаешь, какая? (мечтательно) Она… Князь мне деньги предлагал, чтоб я ее к нему привез, да разве ж мог я деньги взять… я ж понимаю, что ей с ним счастье, не со мной… а потом пошел и напился с горя! Татьяна: А я подлую разлучницу как только ни травила – и никак от милёночка своего отвадить не могу, хоть умри! (всхлипывает, утирая слезинку концом пшеничной косы) Невезучие мы с тобой, Никитушка… Никита: Ну, ну, полно… (обнимает ее по-братски) Не плачь, Танюшка… Вот я не думал, не гадал – а стал свободным человеком! И тебе когда-нибудь счастье выйдет! (Смотрят друг другу в глаза и неожиданно целуются – не совсем по-братски.) Татьяна: Ножницы уронила… (Наклоняется за ножницами, в это время без стука входит Андрей и роняет на пол очки, увидев в Татьяниной кровати полуголого Никиту.) Андрей: Ч-что это значит? Татьяна: Никита рубашку пришел починить… Вот… (показывает заплатку и ножницы) Андрей: (сдергивает с Никиты одеяло) А почему сидит без штанов? Никита: Извиняйте, барин… Я сейчас… Я только… (Забирает у Татьяны свои штаны и начинает на себя напяливать, путаясь в штанинах. ) Андрей: (брезгливо за ним наблюдает) Сколько можно возиться? Пошел вон! Татьяна: Андрей Петрович, пусть он хоть оденется… Андрей: Я сказал – вон!!! (Никита в одной штанине допрыгивает до окна и выскакивает на двор, едва не застряв плечищами в узком проеме. Татьяна кидается следом.) Андрей: (ловит ее за локоть) Куда ты? Татьяна: Зима ж на улице, замерзнет! (хочет бросить Никите одеяло) Андрей: (отбирает у нее одеяло и захлопывает окно) Не замерзнет, он каждый день в проруби купается! (рассерженный, идет к двери, но на пороге оборачивается) Сделай так, чтобы я на него в твоей комнате больше не натыкался! Татьяна: И не наткнетесь, Андрей Петрович… Я сегодня с Лизаветой Петровной в усадьбу к ее мужу уезжаю. Андрей: Как… уезжаешь? (в растерянности хочет поправить очки, но не обнаруживает их на переносице) Татьяна: (подбирает очки с пола и подает ему) Кто вам без меня очки-то будет искать, Андрей Петрович? Андрей: Я не хочу, чтобы ты уезжала! Татьяна: Не могу я барышню отдать на растерзание господину Забалуеву… А вдвоем, глядишь, и отобьемся от него! Андрей: Ты обиделась на меня из-за Наташи? Не сердись, Танюша… Я всю ночь глаз не сомкнул, переживал… подумаешь, платье испортила! У нее таких платьев, как у тебя иголок! Я ведь мириться к тебе пришел, вот, подарочек принес… (протягивает ей инкрустированный перламутром туалетный прибор) Татьяна: На что дворовой девке такая роскошь, Андрей Петрович? (достает из шкатулки золоченую пудреницу, пудрит нос) Андрей: (с глупой счастливой улыбкой) Нравится, Танюша? Татьяна: (тоже рот до ушей) Нравится, барин… (прыскает на косу духами из золоченого же флакончика) Андрей: Сколько раз тебе говорить, не барин я для тебя! Не барин, а просто Андрюша! Татьяна: Андрюшенька, соколик мой ясный! (Распахивает ему объятья. Андрей срывает с носа очки, сгребает Татьяну в охапку, и оба падают на кровать.)
Отправлено: 28.10.11 06:14. Заголовок: Кадр 45. Утро в цыга..
Кадр 45. Утро в цыганском таборе
Всё то же раннее утро. Морозная дымка. Никакого движения – табор еще спит. Только у одной из кибиток Модестыч, воровато оглядываясь, укладывает в телегу ворочающийся сверток и присыпает его соломой. Рада пересчитывает золотые монеты. Модестыч: (ворчит) Сколько червонцев у меня выманила, корыстная твоя душа! Рада: (пробует монету на зуб) Мы, цыгане, только золоту верим. Модестыч: А где же благородные господа, Анькины защитники? Рада: Благородным господам не до вашей Аньки. Один, который барон, все запасы вина в нашем таборе вылакал (кивает на ноги в сапогах, торчащие из-под соседней повозки), а князь у меня в кибитке спит. Модестыч: Вот дурак-то! Кабы я у такой крали под боком оказался, я б всю ночь глаз не сомкнул! Рада: А кто говорит, что он сомкнул? (поводит смоляной бровью) Только на рассвете угомонился… Модестыч: (понимающе хихикает) Ай да князь Михал Саныч! Ну-ну, желаю ему приятного пробуждения! (забирается на телегу и берет в руки вожжи) До свиданья, красавица! (машет Раде ручкой и уезжает) Седой: (выворачивает из-за кибитки) А ну-ка, покажи, чего у тебя там? Рада: (прячет руки за спину) Ничего! Седой: Чем ты тут тайком от меня промышляешь? (отбирает у нее золотые) Недурно ты разбогатела! А делиться? Рада: Я хотела, да ты сам… Седой: Не ври! Кабы я не заметил, все бы себе прикарманила! Ладно, на этот раз прощаю (прячет золотые в кошель, кошель убирает за пазуху), но потом – смотри! Отхожу по спине вожжами, месяц прилечь не сможешь – ни одна, ни со своим красавчиком! Рада: А как же моя доля? Я, чай, рисковала… и покупателя нашла тоже я! Отдавай мне половину! Седой: Да ты, небось, больше половины уже по карманам рассовала да под юбками… Лень в твоих тряпках рыться, а то бы повытряс из тебя еще кой-чего… Рада: Тебе всегда лень, а кусок кто добывать будет? Я и гадай, и пляши, и красавчиков соблазняй, а ты только на гитаре играешь да деньги, мною честно заработанные, в кабаке просаживаешь! Седой: Да разве тебе можно что-то поручить? Лошадь, и ту не смогла как следует покрасить – спина и ноги белые, а шея черная… Кто у меня такую купит?! Рада: Я ж не виновата, что краска кончилась! Седой: Краски я тебе давал ровно на одну лошадь! Куда остатки дела? Рада: Не нравится, так сам крась, а ко мне не прискребайся! Седой: (с угрозой) Хорошо! Но и ты, если еще хоть раз хоть копейку утаишь, не жалуйся! (показывает ей кулак и уходит) Рада: (фыркает) Напугал, аж поджилки трясутся! (вытаскивает из-за пазухи пачку ассигнаций и пересчитывает) Князь-то щедрее немца оказался – целых пятьсот рублей отвалил! Велел язык за зубами держать, только не сказал, чей. Я и держала – заткнула этой мамзели рот, чтоб не верещала. А ежели господа спросят, куда она подевалась, скажу, что в лес погулять пошла, да там и заблудилась… Пусть ищут! А с меня спрос маленький. (воровато оглянувшись, прячет ассигнации за пазуху) Вопль Михаила: Корф! Я тебя убью!!! (Из кибитки показывается взлохмаченная голова.) Михаил: (продолжая орать) Корф, скотина, почему ты меня не разбудил?! Рада: Тише, князь, кралю свою разбудишь (кивает на соседнюю кибитку) Михаил: (бушует на полтона ниже) Этот misérable обещал позвать меня, когда придет моя очередь караулить! Где он?! (замечает за колесами офицерские сапоги) Спит?! А кто же сторожит Анну?!.. Рада: Ничего с ней не случилось, седьмой сон, небось, досматривает… И далась тебе эта Анна, князь! Ночью ты про нее и не вспоминал. Михаил: (испуганно) Ночью? А… что было ночью? Рада: Забыл, князь? А говорил, что вовек меня не забудешь! Что таких, как я, ты раньше не встречал! Михаил: Ты хочешь сказать, что я… (вспоминает и густо краснеет) Рада: А и горячий же ты, князь! (игриво накручивает черный локон на пальчик) Мне до сих пор жарко… Михаил: Не знаю, какое затмение на меня нашло… (зачерпывает пригоршню снега и прикладывает к пылающим ушам) Рада: Чего ты расхныкался, будто тебя невинности лишили? Михаил: (краснеет еще пуще) Да нет, я давно не мальчик… И женщины у меня были… конечно, не так много, как у Корфа, тут мне за ним не угнаться, но все же… Рада: До чего же ты стеснительный, князь! (звонко хохочет) Михаил: Я не стеснительный… просто я никогда так сразу… прежде надо познакомиться поближе… потанцевать, на премьеру в оперу съездить… может, в парк прогуляться… Рада: И охота тебе на такую ерунду время тратить? Михаил: Это не ерунда… это – светские приличия! Рада: Глупый ты, князь! Что понравилось, сразу надо брать, пока другие из-под носа не увели! Михаил: (вздыхает) Бывало, что и уводили… Рада: Жаль мне тебя, красавчик! Сам брать не умеешь, значит, тебя кто-то возьмет. И ладно, если в хорошие руки попадешь, а если в такие, как у нее… (кивает на кибитку, в которой якобы спит Анна) добра не жди! (машет ему ручкой и уходит) Михаил: (провожает ее улыбкой) Хороша чертовка! (спохватившись) Господи, как же мне теперь Анне в глаза смотреть? Обещал сторожить, как верный пес, а сам… Это Корф во всем виноват! Нализался, бросил меня на произвол судьбы… Я его убью! (за ноги вытаскивает Владимира из-под повозки и трясет, пытаясь разбудить) Просыпайся, мерзавец! Владимир: (бормочет во сне) Ротмистр, ваша шестерка бита… Михаил: Вот тебе шестерка! (тумаками пытается привести его в чувство) И тройка, и семерка, и туз! Владимир: (приоткрыв один глаз) Что, черкесы наступают? Я сейчас… где мой пистолет? Михаил: Какие черкесы, идиот?! (макает его головой в сугроб) Владимир: (фыркая и отплевываясь) Отстаньте, я спать хочу… да что ж это… тьфу!.. снегом я еще не похмелялся… (продрав глаза) Репнин? Тебя ли вижу, милый друг? Михаил: Видишь? И то спасибо… А я уж подумал, что тебе все органы чувств разом отказали! Владимир: (ворчит) И что тебе неймется? Сам не спишь, другим не даешь… Михаил: Пока ты здесь дрых без задних ног, с Анной любая беда могла приключиться! Ее Модестыч мог украсть, пьяный цыган напугать… Владимир: Я к Аньке в караульщики не нанимался! (поискав в памяти) Да ты ж вчера сам вызвался ее сторожить! Михаил: Я?! Владимир: Ну да, ты! Я хотел еще у костерка погреться, а ты меня спать прогнал! Михаил: Я плохо помню, я… (краснеет) Владимир: (подозрительно) Где ж ты тогда ночевал? Неужто… у какой-нибудь цыганочки? Ха-ха-ха! Значит, порок одержал победу над добродетелью? Михаил: (шипит) Тише! Не дай Бог, Анна услышит… (опасливо косится на соседнюю кибитку) Неправильно поймет… Я не хочу, чтобы она считала меня ветрогоном! Владимир: И ты ради одного этого прервал мой драгоценный сон, чтобы поведать о своем грехопадении?! Михаил: Я прервал твой драгоценный сон, потому что пора ехать за исправником! Владимир: За исправником? Твоя romanichelle тебя обчистила? Михаил: Ты забыл, что мы собирались нанести визит княгине Марье Алексевне? Владимир: Марье Алексевне? (ощупывает щетину на подбородке) Не могу же я ехать к даме небритым! Я все-таки офицер, пусть и разжалованный (вытаскивает из-за голенища нож) Михаил: Осмелюсь напомнить, что это не визит вежливости… Владимир: Тем более! (покончив с бритьем, умывается снегом и причесывается пятерней) Ну вот, я готов! Михаил: (хмуро) Дай тогда и мне нож… Ты прав, по такому важному делу нельзя небритыми ехать.
Кадр 46. Усадьба Долгоруких
Посреди гостиной выстроилось все семейство Долгоруких, включая свежеиспеченного зятя, напротив – Владимир, Михаил и исправник. Андрей: (возмущенно жестикулируя) Мишель, Вольдемар, вы что - рехнулись?! Друзья называются! Ввалились в дом ни свет ни заря, исправника с собой притащили и несете полную чушь – будто бы моя маменька барона Корфа отравила! Забалуев: (все еще в конфетти и рожках) Да-да-да! Совершеннейшая нелепица! Исправник: Господа Корф и Репнин предъявили неопровержимые улики, а именно: дневник господина Забалуева, в котором тот подробно написал, как продал княгине Марье Алексевне смертельный яд, и на что она потом его употребила. Марья Алексевна: Дневник он вел! Ха-ха-ха! Склеротик старый! Забалуев: А каким таким образом, господа, интимные мои записки, для чужих глаз не предназначенные, попали к вам в руки? Владимир: По чистой случайности, дорогой Андрей Платоныч. Прогуливаемся мы как-то с другом по лесу, глядим – усадьба заброшенная: стекла выбиты, парадная дверь на одной петле болтается, а вокруг бродят бородатые оборванцы… Михаил: Решили сперва, что на разбойничье гнездо набрели, а при ближайшем рассмотрении оказалось… Андрей: (перебивает) Ступайте-ка, друзья, проспитесь! Разбойники им какие-то мерещатся… Нету у нас в округе заброшенных усадеб! Михаил: А вы бы наведались всем семейством к зятю в гости, поглядели на его житье-бытье… Или он вас к себе не приглашал? Забалуев: Не приглашал, потому как хозяйство мое временно в упадке прибывает… И что с того? Бедность – не порок! Лиза: Конечно, не порок! Вот, маменька, мужа вы мне какого славного нашли – и доброго, и умного, и правдивого, а вдобавок к прочим добродетелям еще и нищего! Марья Алексевна: (причитает) Прости меня, доченька, да разве ж могла я предположить, что этот мошенник окаянный так нас надует?! Забалуев: Может, я и мошенник, да только мелкий и безобидный! Я, в отличие от моей милой тёщеньки, векселей не подделываю! (Все ахают.) Михаил: Что, и доказательства имеются? Забалуев: А как же-с! Вот, извольте посмотреть, черновичок, на котором добрейшая Марья Алексеевна упражнялась в почерке покойного барона Корфа! (Достает из внутреннего кармана мятую бумагу, Марья Алексеевна пытается ее перехватить, но Михаил оказывается проворнее.) Марья Алексевна: (шипит на Забалуева) Попомните вы у меня эту подлость, милый зятек! Владимир: Я же говорил, что вексель подделан! Михаил: И вы, Андрей Платоныч, этому попустительствовали? Забалуев: За жизнь свою опасался, господа… как увидел расправу княгини над несчастным Иван Иванычем, так и стал опасаться… Владимир: Что вы видели? Забалуев: Видел, как Марья Алексевна уронила что-то в бокал вашего батюшки… Владимир: (хватает его за грудки) Видели – и промолчали? (Михаил с исправником оттаскивают его от Забалуева.) Андрей: Maman, неужели этот мерзавец говорит правду? Неужели вы… отравили барона Корфа?! Марья Алексевна: (взвизгивает) Да! Да, отравила! И еще бы тысячу раз отравила его, проклятого! Владимир: (скрежеща зубами) Об одном жалею – что убийцей старуха оказалась! Не то бы… Марья Алексевна: Кто старуха?! Я старуха?! Ах ты, щенок паршивый! Весь в отца, такой же негодяй! Надо было вас обоих тогда отравить! Лиза и Соня: (испуганно) Маменька… но почему?! Марья Алексевна: (оглядывается на дочерей) При них говорить не буду! Андрей: (выпроваживает Соню и Лизу за дверь) Теперь можно, maman… Марья Алексевна: Проверь, не подслушивают ли? (Андрей распахивает дверь и обнаруживает обеих сестер в недвусмысленных позах – приготовились подглядывать в замочную скважину.) Андрей: Ну, как вам не стыдно! Маменька же просила! (Лиза и Соня, надувшись, уходят.) Владимир: (садится в кресло, закинув ногу на ногу) Мы все – внимание, Марья Алексевна! Марья Алексевна: (собравшись с духом) Петр Михалыч мой по субботам ездил к барону Корфу в шахматы играть. Я ему в этом не препятствовала, наши семейства с незапамятных времен дружили, Иван Иваныч казался человеком добрым и порядочным… Владимир: (уточняет) Был, а не казался! Марья Алексевна: Да что ж вы меня перебиваете? Ничего больше не скажу! Владимир: (под грозными взглядами остальных) Молчу, молчу! Михаил: Продолжайте, Марья Алексевна! Марья Алексевна: Как-то зимой Петя срочно мне понадобился, и я, вместо того чтобы слугу за ним послать, сама к Корфам поехала… Только весь двор у них снегом завалило – не проехать, пришлось мне коляску за оградой оставить и пешком к дому идти. Вдруг слышу: визги, смех и будто бы голос моего Пети… Дверь какая-то распахивается, клубы пара – баня это была, и выскакивают оттуда девки голые, а с ними – вот срам-то! – один мужик, и ну скакать, как бесы, в сугробы нырять да хохотать! У меня ноженьки-то и отнялись, потому как признала я в этом мужике, которого девки в снегу валяли, своего Петрушу… Забалуев: Хе-хе, а Петр Михалыч-то, покойничек, шалунишкой был, оказывается! (Владимир истерически хохочет.) Михаил: Не понимаю, чего тут смешного? Владимир: (вытирая слезы) Представил себе, как Петр Михалыч нагишом в снегу кувыркался. Андрей: А я себе такого представить не могу! Чтобы наш отец… У него же одышка была, он за ворота без трости не выходил! Марья Алексевна: Это дома он с одышкой да с тросточкой, а с корфовскими девками козлом скакал! (плачет, сморкается в кружевной платочек) Долго я там столбом стояла, все опомниться не могла, а как вся эта шайка обратно в баню забилась, я бегом в дом, к Иван Иванычу – он в кабинете книжку читал, - да чуть не прибила его сгоряча. «Так вот в какие вы, - кричу, - шахматы играете!» Иван Иваныч насилу меня успокоил, к камину усадил, стакан бренди поднес, всё каялся да извинялся. «Простите вы его, дурака старого, - умолял меня, - бес его попутал, да и на меня ради дружбы нашей многолетней зла не держите. А я вам, Машенька, клянусь-божусь, что больше такого безобразия у себя не допущу и Петру закажу шалить, даже и в других местах». Поплакала я, поплакала, да и побрела домой потихонечку, по дороге всё про Петю своего думала, и так прикидывала, и этак… баня с девками – мерзость, конечно, да ведь только по субботам, а во все остальные дни муженек исправно хозяйством занимался, мне и детям внимание, подарки... Может, и простила бы я его, да только когда обратно мимо бани той проклятой проходила, вижу: выскочила откуда-то из темноты женщина, не хуже меня одетая, и давай в дверь барабанить, кричать: «Отпирай, Петька, развратник, бесстыдник, опять за старое взялся?! Ни на день тебя, козла старого, без присмотру оставить нельзя! Ужо я остатки волос с башки твоей плешивой повыдергиваю!» Дверь тут отворяется, девки в разные стороны брызнули, а Петруша мой, в одних подштанниках, грохнулся перед этой ведьмой на колени и запричитал: «Прости меня, Марфушенька, душенька, виноват, давно тебя не видел, вот и оскоромился!» Андрей: Какая еще Марфушенька? Владимир: Была у моего отца такая крепостная. Он ей несколько лет назад вольную дал и в город отправил - от греха, сказал, подальше… Я еще подумал, от какого такого греха? Забалуев: Выходит, князь Петр Михалыч не только супруге своей законной верность хранить не мог, но даже и полюбовнице? Марья Алексевна: (со злыми слезами) Это у меня, у меня в ногах он должен был валяться, прощения вымаливать, а не у девки этой дворовой! Зашлось мое сердечко тогда от лютой ненависти, и поклялась я обидчикам моим жестоко отомстить! Владимир: (в бешенстве) Вот и мстили бы супругу своему похотливому, отца-то моего зачем надо было травить?! Марья Алексевна: А затем, что он все мерзости друга-приятеля своего поощрял и покрывал, а, значит, он во сто крат хуже! (удовлетворенно) Но вот и отлились им мои горючие слезоньки: Петрушу, должно быть, черви уже съели, а теперь и Корфа съедят! Душа моя успокоилась, больше мне сказать нечего. (Воцаряется мертвая тишина.) Исправник: (нерешительно) Я глубоко сожалею, поверьте… но вам, Марья Алексевна, придется поехать со мной. Андрей: Вы забираете мою мать в тюрьму? Исправник: (сокрушенно разводит руками) Мне очень жаль, князь… Но закон есть закон. Ваша матушка призналась в убийстве барона Корфа… Марья Алексевна: Могу я одеться и взять кое-какие вещи? Исправник: Да-да, разумеется, конечно… (Марья Алексевна выходит из комнаты.) Михаил: Кто бы мог подумать! Андрей: Бедная maman! Что ей довелось пережить! Забалуев: (вытаскивает из вазы с фруктами грушу и вгрызается в сочную мякоть) Какие страсти кипят в нашем тихом уезде! (доедает грушу и ковыряет ее черенком в зубах) Михаил: (глядит в окно) Чья-то бричка поехала со двора… Уж не ваша ли, господин исправник? Исправник: (подскакивает к окну) Моя! А правит кто? Да ведь это княгиня Марья Алексевна! Владимир: Что-о-о?!.. Убийца моего отца сбежала?! (вышибает окно и вместе с рамой вываливается во двор) Стой! Стой!!! (палит в воздух из пистолета) (Михаил хочет выпрыгнуть следом, но Андрей ловит его за полы сюртука.) Андрей: Вы хотите устроить охоту на несчастную запуганную женщину?! Хватали бы лучше моего зятька, это он маменьке яд продал и вексель помогал подделывать! (Забалуев на цыпочках крадется к двери, но Михаил догоняет его и ловит за шиворот.) Михаил: Далеко ли собрались, Андрей Платоныч? (щелкает его пальцем по рожкам) Господин исправник, приглядите за нашим не в меру прытким предводителем! А я все-таки должен разыскать Владимира: у него с собой пистолет, как бы он ненароком княгиню не пристрелил. Андрей: Я с тобой! (Убегают оба, исправник уводит вяло сопротивляющегося Забалуева. )
Хотелось придать живости сериальной бледной моли, за что при первой публикации получила изрядно пинков от ее поклонниц.
Было, было :-) Кроме шуток - как-то здесь Анна (и, соответственно, пара) совсем непрезентабельная получилась, похуже, чем потом в пору переключения твоих интересов. Ну и Рада с Никитой :-(
Отправлено: 28.10.11 11:10. Заголовок: Рада в сериале, не и..
Рада в сериале, не испытывая к Анне никакой симпатии и ревнуя к ней Репнина, тем не менее добросовестно и с фантазией помогала ей прятаться - была человеком подлинно великодушным. В "Параллельном" она продала Анну Модыстычу, отлично зная, что ждёт ничего плохого ей не сделавшую девушку. Антипод.
Никита в сериале Модестыча не боялся ни холопом, ни вольным. У тебя боится даже став вольным.
Никита в сериале Модестыча не боялся ни холопом, ни вольным. У тебя боится даже став вольным.
Ничего себе боялся, а как Модестыча пару раз чуть не убил - один раз вилами, другой кочергой? Что до Рады и Нюрца - авторская трактовка, не люблю зануд :)
Отправлено: 28.10.11 13:08. Заголовок: Царап, я знаю, тебе ..
Царап, я знаю, тебе даже если фарс - обязательно должен быть с назиданием и правильным социальным подтекстом :) И ты знаешь, что у меня этого днем с огнем не найдешь. Но упорно ищешь
Отправлено: 29.10.11 20:01. Заголовок: Кадр 47. Конюшня в п..
Кадр 47. Конюшня в поместье Корфа
Модестыч, не торопясь, смакуя, развязывает лежащий в телеге мешок, вытаскивает из него полузадушенную Анну и прикручивает ее веревкой к столбу. Модестыч: (приговаривает) Вот и попалась, голубушка! Вот и попалась, сладкая! От меня не уйдешь… (Анна мычит и трясет головой, пытаясь выплюнуть кляп.) Модестыч: Дура, ты, Анька! Со мной надо было дружить, а не с Репниным! Где он теперь, твой князь? В объятьях цыганки нежится, и нет ему до тебя никакого дела! (По щекам Анны ручьем текут слезы.) Модестыч: Обидно, да? Сама виновата, Аннушка, не на кого обижаться! То ли еще будет, когда к Марье Алексевне в руки попадешь! Она, знаешь, как лютует? У-у!.. Крепостные ее пуще огня боятся! Да ты не дрожи, я тебя не сразу княгине отдам… (сбрасывает с себя шапку и тулуп) Марья Алексевна подождет… (снимает сюртук) Куда нам торопиться? (расстегивает две верхние пуговицы на жилетке) Только вот не решил я еще, как с тобой быть: приголубить сначала, а затем выпороть, или сначала выпороть, а после – приголубить? Тебе-то как больше нравится? (Вертит в руках кнут, Анна корчится и морщится.) Модестыч: Сладенького, говоришь, сначала? (расстегивает еще две пуговицы) Ну, сладенького, так сладенького! (облизывается и расстегивает последние пуговицы) Значит, полакомимся… Дай-ка мне твои губки сахарные! (Вытаскивает у нее изо рта кляп и пытается поцеловать, Анна дергается и плюет ему в физиономию. ) Модестыч: (вытирается ладонью) Ах, ты так?! Не видать тогда тебе пряника, отведаешь кнута! Анна: Лучше кнут, чем ваш мокрый рот! Модестыч: Ты еще и огрызаешься? Ну, берегись! (Со свистом рассекает кнутом воздух, Анна испуганно зажмуривается.) Модестыч: Поглядим, какую ты теперь песню запоешь! (снова замахивается, но передумывает) Нет, жалко твое смазливое личико портить… Позабавлюсь сперва… (прижимает Анну к столбу, та дергается, уворачиваясь от его поцелуев) Видать, я плохо тебя привязал… (Затягивает веревки. ) Полина: (врывается с воплями) Карл Модестыч! Карл Модестыч! Модестыч: (с досадой) Чего тебе, дура? Полина: Страх-то какой, Карл Модестыч! Там… там… (машет трясущейся рукой) Княгиня Марья Алексевна приехала, сама заместо кучера правит, мужичков наших лошадьми подавила… глаза горят, волосы дыбом… меня с крыльца пинком, Гришку по морде кнутом… «Всех порешу! – кричит. – Всё ваше поганое семя под корень изведу!» Модестыч: Ну, не в духе хозяйка, бывает… Чего орать-то?! Полина: Так это ж еще не всё, Карл Модестыч! За ней следом хозяин наш бывший Владимир Иваныч прискакал – и не в ворота, а прямо через ограду на коне перемахнул! Лицо черное, в руках по пистолету… мы с Гришкой едва успели увернуться… Как бы беды не вышло, Карл Модестыч! Модестыч: Ну и выйдет, тебе какая печаль? (в сердцах бросает свободный конец веревки) У господ свои забавы, у нас свои… Полина: (вглядывается в темноту конюшни) А чем это вы тут занимаетесь, Карл Модестыч? Модестыч: Не твое дело, брысь! (выталкивает ее за дверь и задвигает засов) (Анна лихорадочно разматывает веревки.) Модестыч: Теперь нам никто не помешает, Анюточка… (тупо пялится на пустой столб и груду веревок) А… куда же ты подевалась? (Анна по стенке крадется к выходу, Модестыч бросается ей наперерез.) Модестыч: Врешь, не уйдешь! (Анна, взвизгнув, срывает со стены хомут и бросает в Модестыча; тот хватается за разбитый нос, Анна откидывает засов и выскакивает во двор.) Модестыч: (вопит) Куда?! (Растрепанная Анна бежит по двору, Модестыч, размахивая веревкой, - за ней.) Модестыч: Стой, нахалка! Я тебе покажу, как меня по морде бить! (Дорогу ему преграждает Варвара с двумя тяжеленными ведрами на коромысле.) Варвара: (грозно) Ты чего это, бес окаянный, удумал?! Модестыч: (пытаясь ее обойти) Сгинь, Варька, не до тебя мне сейчас! Варвара: Ты кому это говоришь «сгинь»?! Да чтоб у тебя язык отсох, охальник! (Анна тем временем шныряет в дверь барского дома.) Модестыч: (Варваре) Из-за тебя, дуры, Аньку упустил!.. (замахивается веревкой) (Варвара поводит правым плечом и обрушивает на Модестыча одно ведро, Модестыч, от удара завертевшись юлой, отшатывается в сторону – прямехонько под второе ведро, после чего закатывает глаза и медленно оседает на землю. Варвара всплескивает руками, ведра срываются с коромысла, одно из них падает на Модестыча. Немец издает слабый писк и перестает подавать признаки жизни.) Варвара: (схватившись за голову) Ой, убила, убила, убила-а-а!.. (Бежит, не разбирая дороги, натыкается на Сычиху.) Сычиха: Чего орешь, как оглашенная? Варвара: (голосит) Ой, убила, убила!.. Сычиха: Да кого убила-то? Варвара: Управляющего нашего, Карла Модестыча. Вон он лежит, болезный, и не шелохнется! Сычиха: Туда ему и дорога. (Подходит к Модестычу, валяющемуся в луже воды, снимает с него ведро и колет в бок огромной булавкой. Модестыч вздрыгивает ногами и снова застывает трупом.) Сычиха: (хмыкнув) Жив, голубчик! Варвара: (крестится) Слава те, Господи, не дал греха на душу взять! Ой, Сычиха, а как быть-то теперь? Ведь он, собака, как очнется, велит меня на конюшне пороть! (снова начинает голосить) Ой, беда, беда!.. Сычиха: Погоди причитать, есть у меня одно средство… Подлечу твоего Модестыча маленько, и станет он, как ангелочек – беленький-беленький… и с крылышками! (подмигнув, достает из кармана склянку с какой-то мутной настойкой)
Кадр 48. Усадьба Корфа
Андрей с Михаилом ломятся в дверь библиотеки, Полина с подсвечником стоит рядом. Андрей: Моя maman точно там? Полина: Там, там! И Анька туда же прибежала, и Владимир Иваныч с пистолетом! (Раздается выстрел и пронзительный женский вопль. Полину как ветром сдувает.) Михаил: Это кричала Анна! Андрей: Если Корф убил маменьку, я не знаю, что я с ним сделаю! (Высаживают дверь. Витает дымок и запах пороха. Посреди библиотеки стоит торжествующая Марья Алексеевна, потрясая ружьем.) Марья Алексевна: Моя взяла!!! (Андрей с Михаилом отбирают у нее ружье.) Михаил: Анна! Владимир! Вы живы? Где вы? (Растрепанные Анна и Владимир выбираются из-под стола. Анна стучит зубами, Владимир ругается, на чем свет стоит.) Марья Алексевна: Андрюша, где ты пропадаешь, негодный мальчишка?! Сынок Иван Иваныча в наш сад забрался яблоки воровать… Видишь, на дереве сидит? За веткой притаился! (показывает пальцем на разбитые часы) Я уж его дружков по другим деревьям стреляла-стреляла, садовник закапывать притомился, а этому хоть бы хны, сидит себе и сидит! (Все глядят на нее, выпучив глаза и разинув рты, даже Владимир перестает ругаться.) Андрей: (обнимает княгиню) Маменька, с вами все в порядке? Марья Алексевна: Конечно, в порядке! Вот только Корф на дереве сидит, подстрели его, сынок! Михаил: Гм… мне кажется… что Марья Алексевна не совсем здорова… Андрей: (с возмущением) Еще бы! После таких волнений! Владимир: (ворчливо) Кошка скребет на свой хребет… Мишель, пригласи сюда исправника… и доктора Штерна тоже… (Михаил уходит, Андрей уводит плачущую мать. Анна присаживается на диванчик, бросая на Владимира вороватые взгляды.) Анна: (нерешительно) Спасибо вам, Владимир Иваныч… Вы меня спасли, телом своим прикрыли… Владимир: (небрежно) Не стоит благодарности… Просто вы проворнее меня оказались и первой под стол нырнули, а я о вашу юбку споткнулся и упал сверху… Анна: (ёжась) Я так напугалась! Владимир: Честно говоря, я тоже… (Слегка дрожащей рукой наливает себе и Анне по полному стакану бренди, та, все еще в расстроенных чувствах, залпом осушает стакан.) Анна: (захмелев, развязно) Скажете тоже, Владимир, – испугались! Вы же храбрый, на Кавказе воевали… Владимир: Так то на Кавказе, а то… (садится рядом с Анной, не спеша потягивая бренди) Право слово, лучше с дюжиной абреков повстречаться на горной тропе, чем с Марьей Алексевной в нашей библиотеке! Анна: (по-детски болтает ногами) До чего же приятно звучит: «наша библиотека»! Владимир: (с веселым удивлением) Вот не думал, что один стакан бренди может произвести такую метаморфозу! Анна: А налейте мне еще! Владимир: (отбирает у нее пустой стакан) Нет, вам уже хватит! Анна: У-у, какой вы злюка! (Смеется, потом неожиданно обнимает его за шею и целует в губы.) Владимир: (ухмыляясь) А что это вы делаете? Анна: (пьяно хихикая) Я так переволновалась… Я сама себя не помню… (В дверном проеме мелькает перекошенная от ревности физиономия Михаила.) Владимир: По-моему, вы меня только что поцеловали. Анна: Вам показалось… Владимир: Да нет, ничуть не показалось! А поскольку я не привык оставаться в долгу… (заключает ее в объятья и крепко целует) (Физиономия Михаила исчезает, дверь захлопывается.) Анна: (делает вид, что сердится) Владимир, ну как вам не стыдно! Я не давала ни малейшего повода… Владимир: Повод как раз есть, и очень хороший: возвращение домой! Анна: А вы заметили, что мы уже целый час находимся вместе и еще ни разу не поругались? Владимир: Вот выветрится из вашей головки хмель, и всё вернется на круги своя. Анна: Но признайте, что зачинщиком наших ссор всегда были вы! Владимир: Может быть, но вы же меня и провоцировали! (Наклоняется к ней; Анна, прикрыв глаза, подставляет губы, но тут раздается стук в дверь. Оба вздрагивают и отскакивают друг от друга.) Владимир: (недовольно) Entrez! (Входят Андрей и Михаил. Под мрачным взглядом Михаила Анна съеживается и пулей вылетает вон.) Андрей: Вольдемар, я пришел… извиниться за свою мать… и сказать, что поместье снова принадлежит тебе! Владимир: В самом деле? Андрей: Ты знаешь, ее затея мне всегда казалась нелепой… А потом выяснилось, что maman хотела отомстить Иван Иванычу… Глупость, конечно… Ведь нашего отца давно похоронили, можно было бы и забыть… Бедная maman! Наверно, у нее тогда уже помутился рассудок… Владимир: (хмыкнув) Прикажешь мне ее пожалеть? (Михаил рассматривает два стакана из-под бренди на столике возле дивана, сердито пыхтит.) Андрей: Я не буду обижаться на твою грубость, Володя, я понимаю… ты потерял отца… А я могу потерять мать! Исправник ждет, чтобы везти ее в город, в тюрьму… и не желает слушать доктора Штерна, который считает, что тюремное заключение пагубно отразится на здоровье моей матушки… Владимир: Уж не хочешь ли ты, чтобы я попросил исправника освободить Марью Алексевну?! Андрей: (мямлит) Э… в общем… да… Владимир: Да это не твоя maman, это ты сошел с ума, Андре! Ты понимаешь, о чем просишь – чтобы я простил убийцу отца?! Андрей: (канючит) Будь великодушным, Володя… Маменька и так уже наказана… Она совсем плоха… а тюрьма и вовсе ее убьет! (лебезит) Многие считают тебя злопамятным человеком, но мы с тобой друзья с детства, Володя… я знаю, что ты очень добрый… Михаил: (ехидно) Особенно со своими крепостными! Андрей: Мишель, не встревай! (снова за своё) А помнишь, Володя, твой покойный отец торговал у моего дубовую рощицу на границе наших имений? Так вот, я готов уступить ее тебе за полцены! Владимир: (поразмыслив) И пруд с мельницей в придачу! Андрей: (поправляя пальцем очки) Мельницу? О мельнице, кажется, речи не было… Владимир: Разве? Андрей: Хорошо, будь по-твоему. Значит, по рукам? Я тебе – рощу и мельницу… Владимир: …и луг, что за мельницей! Андрей: (вздыхая) И луг… А ты отзовешь свое обвинение? (Владимир молча кивает) Володя… у меня нет слов… Спасибо!.. Владимир: Убирайся к черту, пока я не передумал! Андрей: (радостно) Меня уже нет! (убегает) Михаил: (саркастически) А из тебя бы вышел недурной купец! Владимир: Лучше прослыть беспринципным торгашом, чем бесхребетным добряком. Михаил: Боишься быть добрым? Вполне в твоем духе, Корф… (пауза) А если я предложу тебе сделку? Поторгуемся? Владимир: Валяй! Михаил: Продай мне Анну! Владимир: Анну?! Тебе?! Михаил: Я понимаю, что это покупка не из дешевых, но если ты назовешь разумную цену… Владимир: С чего ты взял, что я стану продавать Анну? Михаил: А зачем она тебе? Вы друг друга терпеть не можете, вот и прекрасный способ навек от нее избавиться! Или ты затеял какую-то подлую месть и по примеру Марьи Алексевны собираешься отправишь Анну в коровник? Владимир: Не твое дело, что я собираюсь делать с Анной! Я волен делать с ней все, что хочу, потому что… Михаил: …потому что ты влюблен в нее! Владимир: (роняет недопитый стакан) Я?! Влюблен?! Михаил: И как я раньше не догадался?! (хлопает себя по лбу) Всё же было ясно, как Божий день! Владимир: (неестественно хохочет) Ты рехнулся, мил друг! Если бы я был в нее влюблен… да я бы… да она давно бы уже была моей! Михаил: Э, нет! Ее чулочков в твоей коллекции не будет! Владимир: Это почему же? Михаил: Анна любит меня, а до тебя ей дела меньше, чем до выеденного яйца, вот потому-то ты и бесишься, и ревность свою на ней вымещаешь! Владимир: Я бы попросил вас, князь… Михаил: (задиристо) Что? Владимир: Потрудиться покинуть мой дом. Вы и так неприлично долго пользуетесь моим гостеприимством. Михаил: (бледнея от возмущения) Ты играешь не по правилам! Владимир: У себя дома правила устанавливаю я сам! Михаил: Ты просто боишься быть отвергнутым, потому и прибегаешь ко всем этим жалким уловкам… Владимир: (зевая) Как вы утомительны, князь! Михаил: Намекаешь, что мне пора убираться? Владимир: В знак благодарности за то, что ты принимал посильное участие в изобличении Марьи Алексеевны, я, пожалуй, не стану гнать тебя ночью на мороз и позволю последний раз заночевать под моей крышей… но чтобы завтра с первыми лучами солнца и духу твоего здесь не было! Михаил: Все равно я от Анны не отступлюсь! (уходит, в бешенстве хлопнув дверью) Владимир: (сердито бренчит графином) И как ему только в голову пришло – я влюблен в Анну! Я что, похож на идиота? (опрокидывает стакан) А, впрочем, кажется, весьма похоже на то…
Отправлено: 31.10.11 07:02. Заголовок: Светик, я тебя, наве..
Светик, я тебя, наверно, огорчу, но этот проект не про БиО :) Про своих любимцев я напишу к НГ что-нибудь новенькое, посвященное им целиком, а здесь внесла по минимуму цензурную правку, чтобы не ломать канву старого и многими любимого проекта И так не удержалась, отвесила несколько пинков Вове с Саней ))) Но в каком месте цензурные ножницы вторглись особенно рьяно, не скажу, читайте
Вечер того же дня. Полутемная гостиная. Лиза с огромной связкой ключей возится у бюро, Соня стоит рядом, держа свечу. Соня: (ноет) Зачем ты взяла без спросу маменькины ключи? Лиза: Маменька арестована, никто нам теперь не указ! (один за другим выдвигает ящички бюро, роется в них) Ничего интересного… Счета, расписки… (вытаскивает пачку писем, перетянутых вылинявшей ленточкой, читает) «Милая Машенька! Пишу тебе из Москвы…» От папеньки… Соня: (шмыгает носом) Кабы папенька был жив… Лиза: Только и радости, что вместе с маменькой новобрачного моего увезли! Упекли б еще его в тюрьму пожизненно, для полного моего счастья… (пытается подобрать ключ к последнему ящику) Ни один не подходит! Соня: Что же делать? Лиза: Взломаем? Соня: (с робким азартом) Взломаем! Лиза: А в случае чего свалим на Забалуева – скажем, деньги искал, чтоб сбежать… (берет у камина кочергу и ковыряет в замке, во все стороны летят щепки) Не получается… Помоги! (вдвоем с Соней налегают на кочергу, раздается треск) Соня: (хлопает в ладоши) Открыли! (с нетерпением) Ну, что там? (Обе склоняются над взломанным ящичком.) Лиза: Опять какие-то письма… Соня: (вертит в руке засохший пучок флердоранжа) От подвенечного убора… Маменька, наверное, красивой на свадьбе была… Лиза, я до сих пор не могу поверить, что наша маменька – убийца! Зачем она отравила бедного Ивана Иваныча? Лиза: Говорила же тебе, давай вернемся и подслушаем, а ты заладила одно: маменька не велела, маменька не велела! Теперь самим вот всё выяснять приходится… (берет наугад одно письмо, разворачивает) «Ангел мой Марфушенька…» Странно… почерк папенькин… (читает дальше) «Скучаю по тебе, жду не дождусь, когда мы, наконец, свидимся…» Соня: (разворачивает другое письмо) «Петюнечка, милый мой дурашечка… Твоя по гроб Марфа…» Что это значит, Лиза? Лиза: Это значит, что у нашего папеньки была любовница! Соня: Фу, слово-то какое гадкое! После него рот с мылом надо мыть… Лиза: А то, что эти письма лежат в маменькином секретере, означает, что она узнала об измене папеньки, и… Соня: (с придыханием) И?.. Лиза: Погоди, но в таком случае она должна была убить папеньку, а убила Ивана Иваныча! Не понимаю… Соня: И я не понимаю… Лиза: Давай рассуждать: папенька писал письма другой женщине, маменька их перехватила… Соня: Но при чем здесь Иван Иваныч? Лиза: Вот именно: при чем здесь Иван Иваныч? Соня: Ой, Лиза, не надо нам было этот ящик взламывать… Лиза: (сердито) Не хнычь, и так ни одной мысли поймать не могу! Соня: Ой, сестрица, говорят ведь: меньше знаешь, крепче спишь… Лиза: Может, кому-то на пустую голову и спится сладко, а я теперь всю ночь глаз не сомкну, буду гадать, кто такая эта Марфушенька, и за что маменька барона Корфа возненавидела. Соня: (хнычет) Ой, Лиза… (Входит Андрей, препираясь с Забалуевым.) Забалуев: Хе-хе, ай да Марья Алексевна! Сойти с ума – весьма остроумно, простите за каламбур! А главное – как вовремя! Андрей: На что вы намекаете? Забалуев: За душегубство теперь отвечать не придется. (не снимая шубы, разваливается на диване) К ужину-то еще не накрывали? Андрей: (поперхнувшись) К ужину? Ужин спрашивайте в трактире, здесь вы больше не столуетесь! Забалуев: Неужто ж вы допустите, Андрей Петрович, чтобы зять ваш хлебал трактирную похлебку? Андрей: Не желаю знать никакого зятя! Я завтра же подам государю прошение о расторжении этого нелепого брака, который maman благословила в минуту душевного расстройства! Забалуев: (выуживает из вазы с фруктами яблоко) Придержите лошадей, милый шурин, не ровен час – занесет на повороте! Лиза: Убирайтесь вон, гнусный старикашка! Забалуев: Не-ам! (громко жует яблоко) Без вас, драгоценная моя женушка, ни шагу отсюда не сделаю! Соня: Да прогони же его, Андрей! Забалуев: Не прогонит! (бросает огрызок под диван и берет новое яблоко) И Лизавету Петровну, коли добром не хочет со мной сожительствовать, заставлю с исправником! А позору-то будет – на всю губернию! (покончив с яблоками, принимается за груши) И переживет ли больная репутация вашего семейства новый скандал, еще неизвестно… Лиза: Андрей, ну что же ты?.. Андрей: (мямлит) Если разобраться… он прав… опять скандал… надо бы и о добром имени позаботиться… Лиза: (взвивается) Нет, я больше не способна здесь находиться! (стоя в дверях) К ужину меня не ждите! (убегает) Забалуев: Да что же мы это всё – говорим и говорим? (шарит рукой в опустевшей вазе для фруктов) Соловья баснями не кормят… пора бы и поужинать!
Кадр 50. Кладбище
Полночь. Лунный свет зловеще играет на могильных крестах. Показываются Никита с лопатой на плече и факелом в руке, Татьяна с корзинкой и Лиза с выражением решимости на лице. Никита: (останавливаясь возле одного из надгробий) Кажись, пришли, барыня. Лиза: (командует) Копай! Никита: (зябко передергивая плечами) Боязно, барыня… Может, вернемся? Лиза: Да ты что, Никита? Покойников испугался? Никита: Испужался не испужался, а всё как-то не по себе… Лиза: Таня, налей ему для храбрости! Татьяна вытаскивает из корзинки бутыль самогона и объемистую кружку, наливает до краев, протягивает Никите. Тот жадно пьет. Лиза: Ну как, полегчало? Никита: Кажись, полегчало… (смахивает рукавицей снег с могильной плиты и берет в руки лопату, но тут же отбрасывает ее в сторону) Простите, барыня, не могу… А вдруг как они (тычет пальцем в землю) осерчают и порчу на нас какую нашлют? Татьяна: (испуганно крестится) Ой, бежать отсюда надо, бежать! (со страху сама отхлебывает из бутыли) Лиза: (досадливо) Овцы вы трусливые, а не помощники! Ну, что покойников бояться? Они спокойно в земле лежат и никого не трогают! Никита: Не трогают, пока мы их не трогаем. А то как высунется рука костлявая, да ка-а-ак схватит за горло!.. Татьяна: (тоненько пищит) Ой, мамыньки!.. Лиза: (сердито) Наслушались бабьих сказок и верите во всякую чепуху! Что ж мне теперь, самой прикажете копать? (Никита с Татьяной переглядываются и отступают на два шага. Лиза награждает их презрительным взглядом, поднимает брошенную Никитой лопату и решительно вонзает ее в стылую землю.) Никита: (усовестившись, забирает у нее лопату) Негоже барыне мужицким делом заниматься. Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест… Допивает остатки самогона из Татьяниной бутыли, занюхивает рукавом тулупа, потом подкапывает гранитный памятник, сворачивает его набок и, поплевав на ладони, начинает копать. Лиза с Татьяной за ним наблюдают. Лиза: Тань, скушать бы чего-нибудь? (Татьяна, пошарив в корзинке, протягивает ей яблоко.) Лиза: (жует яблоко) Я, когда волнуюсь, всегда почему-то есть хочу… (Никита споро орудует лопатой: уже и головы его не видно, только комья земли вокруг разлетаются.) Лиза: (дожевывая черенок) Сейчас, сейчас… (Из-за соседней елочки выныривает призрак барона Корфа) Иван Иваныч: (с отеческим укором) Зачем же ты, Лизанька, могилку мою раскапываешь? (Лиза и Татьяна грохаются в обморок) Никита: (из могилы) Докопал, барыня! Прикажете крышку поднимать? (тишина; орет громче) Открывать гроб-то, спрашиваю? (сам с собой) Неслышно, видать, отсюда… (Выкарабкивается наверх и обнаруживает безжизненные тела Лизы и Татьяны.) Никита: (крестится) Видать, покойники пошалили… Ох, чуяло мое сердце… (трясет обеих по очереди) Барыня! Танюша! (хлопает их по щекам) Очнитесь! Чего ж делать-то? (Роется в корзинке, вытаскивает вторую бутыль самогона, делает несколько жадных глотков, потом вливает немного в рот Татьяне. Та закашливается и открывает глаза. Лизу поить самогоном Никита не отваживается, дает ей только понюхать пробку. Лиза чихает и тоже открывает глаза.) Лиза: (слабым голосом) Никита, а чью могилку мы начали копать? Никита: Батюшки вашего, Петра Михалыча, как вы велели… (Бросает взгляд на перевернутый гранитный крест, на котором выбито: «Барон Иван Иванович Корф».) Никита: (растерянно чешет затылок) Ошиблись мы маленько, барыня… (вертит головой по сторонам) Ваш батюшка в соседнем ряду… Лиза: Вот Иван Иваныч и обиделся, что мы ошиблись… (снова закрывает глаза) Татьяна: (заикаясь от страха) Вот как тебя сейчас вижу, Никитушка, так и его видела: сидел вон на той елочке и пальцем нам грозил! (Отхлебывают по очереди из горлышка.) Никита: Уходить надо отсюда! Страшное место… Только могилку покойного хозяина зарою, а то он нам уйти не даст, за пятки будет хватать! Лиза: (не открывая глаз) Нет, будем дальше копать! (Никита с обреченным видом засыпает могилу барона Корфа, водружает на место памятник, Татьяна накидывает сверху снег, чтобы скрыть следы раскопок, и вся компания перемещается на соседний ряд.) Лиза: (читает надпись на плите) «Князь Петр Михайлович Долгорукий» Теперь без ошибки! Копай, Никита! Никита: Тань, дай-ка мне еще выпить… Губы чегой-то пересохли… И хмель-то меня нынче не берет! (Татьяна откупоривает третью бутылку. Никита, торопясь покинуть страшное место, рьяно принимается за работу и живо разрывает могилу.) Никита: (приговаривая) Хорошо хоть, земля еще не успела промерзнуть, а то бы до Троицына дня не управиться! (Лиза таскает из Татьяниной корзинки пирожки и яблоки и набивает рот.) Никита: (снизу) Поднимать крышку-то? Лиза: Поднимай! (Из могилы доносится глухой стук, Татьяна трясется от ужаса, Лиза – от возбуждения.) Лиза: Что там, Никита? Никита: Ничего! Лиза: Как – ничего? Никита: Смотрите сами, барыня! (Лиза и Татьяна свешивают головы через край могилы. Никита освещает факелом совершенно пустой гроб.) Лиза: (растерянно) А где же папенька? Татьяна: (стуча зубами) Видать, Иван Иваныч его с собой на прогулку увел… Лиза: Ерунда все это, покойники только в сказках по ночам шастают… А Иван Иваныч нам со страху примерещился! Тут дело в другом… Никита, потряси-ка там хорошенько, нет ли чего? (Никита поднимает гроб над головой и старательно трясет.) Никита: Пусто, барыня! Лиза: Ладно, зарывай! (кусает пальцы, напряженно думая) Что-то Сычиха толковала… вроде неспроста отец Георгий велел папеньку в закрытом гробу хоронить… Пора мне наведаться к этому лукавому старикашке в монастырь!
Отправлено: 31.10.11 07:07. Заголовок: Кадр 51. Кухня в уса..
Кадр 51. Кухня в усадьбе Корфа
Варвара лепит пирожки с капустной начинкой. Входит задумчивая Анна, садится к столу и подпирает щеки руками. Варвара: Чего невеселая, Аннушка? Беды-невзгоды позади, Долгорукую с Забалуевым из поместья прогнали, и с Михаилом своим ты вроде как помирилась… Я б на твоем месте пела от радости, а ты нос повесила! Анна: Всё так сложно, Варя… (тяжело вздыхает) Варвара: А когда оно легко-то бывало? Перемелется – мука будет… (Анна отщипывает кусок сырого теста и рассеянно жует) Аль случилось чего? Анна: Варь, а ты никому не скажешь? Варвара: Никому, вот тебе крест святой! Анна: Никому-никому? Варвара: (строго) А ну, признавайся, чего набедокурила? Анна: (потупив глазки) Я… я вчера… барина поцеловала… Варвара: (ахает) Барина? Нашего? Владимира Иваныча?! (Анна молча кивает.) Варвара: (сгорая от любопытства) Ну, а он… он-то что?.. Анна: Ну и он… тоже… Варвара: Поцеловал?! Анна: Да… Варвара: Да как же ты… (рассеянно заворачивает кусок теста в капустный лист) Да как же это? А с Михаилом что? Анна: Не знаю… Полина: (выскакивает из-за печки) А губа-то у тебя не треснет? Мало ей одного князя, еще и барина нашего подавай! Варвара: Опять подслушивала, бесстыжая? (замахивается скалкой) Полина: Это я-то бесстыжая? А кто ж тогда Анька – с двумя господами любовь крутит, да еще Карла Модестыча с Никиткой про запас держит?! Анна: Неправда! Я не такая! (плачет, закрыв лицо руками) (Полина бегает от разъяренной Варвары по кухне, бросается к двери и на пороге чуть не сбивает с ног хозяина.) Владимир: Что вы тут устроили?! С ума посходили?! А ну-ка, тихо, всем!!! (Полина шныряет обратно за печку, Варвара роняет скалку, у Анны высыхают слезы, все трое со страхом глядят на хозяина.) Владимир: А теперь рассказывайте, что у нас в доме происходит! Полина: (опасливо) А что у нас в доме происходит? Владимир: Вот я вас троих и спрашиваю, что тут за дела творятся? Выхожу нынче утром из спальни, навстречу – Модестыч с улыбкой до ушей… Думал, не проснулся еще, глаза протираю – нет, и улыбка на месте, и Модестыч на месте, протягивает мне с поклоном пачку ассигнаций – примите, дескать, барин, я их у вашего батюшки украл, а теперь спать не могу, совесть замучила… Ну, и как прикажете это понимать? (У Полины, Анны и Варвары отваливаются челюсти.) Варвара: (с робким любопытством) А дальше-то что, барин? Владимир: (усмехаясь) А дальше – послал его к черту, так он меня в коридоре догнал и деньги мне в карман чуть не силой запихнул. Спускаюсь в столовую, а господин Шуллер уже там, подносит мне тарелочку с жемчужным ожерельем – его он тоже когда-то украл, и тоже теперь вернуть хочет. Анна: У меня как раз пропало жемчужное ожерелье… Владимир: Пожалуйста, вот оно! (Широким жестом бросает ожерелье на стол, Полина тянется за ним, но Варвара хлопает ее полотенцем по рукам.) Варвара: Цыть! Аннушкино это! (Довольная Анна напяливает жемчуг на шею.) Владимир: И так – целое утро! Я уж от Модестыча прятаться стал, а он меня за каждым углом подкарауливает и всё норовит что-нибудь всучить – то деньги, то вексель, то закладную… Варвара: Переродился наш Карл Модестыч! Полина: (обиженно) Скорей – умом повредился! Варвара: (в сторону) А я-то в Сычихино зелье верить не хотела… Полина: Чего ты там бормочешь, Варька? Признавайся, твоих рук дело? Всё с Сычихой своей по углам шушукаешься… Поди и напустили на господина управляющего порчу?! Варвара: Окстись, дура, какая порча?! (причитает) Не со зла я, барин! Всего-то разок и задела его ведерком, а он тут же с копыт – и бряк! Кто ж его знал, что он такой хилый… Анна: (фыркает) А велико ли ведерко-то было? Полина: Поди, цельный ушат! Владимир: (присвистнув) Ну, тогда мне долго еще придется от Модестыча прятаться… пока его ворованные златые горы не иссякнут. Модестыч: (заглядывает в дверь, медовым голосом) Мой добрый молодой хозяин, где вы? Ау! Владимир: (закатывая глаза) О Господи! (Модестыч рысцой подбегает к нему и вручает бумажный свиток.) Владимир: Чем на этот раз порадуешь? (разворачивает бумагу) Ничего не понимаю! Вольная? Она же в сейфе должна лежать! Модестыч: Никак нет-с, в вашем сейфе лежит расписка князя Долгорукого – та, которую я (виновато шмыгает носом) украл для княгини Марьи Алексевны, но ей сразу не отдал, надеясь побольше выторговать… А потом бумаги-то и перепутал! И когда нашу милую добрую Аннушку, ангелочка невинного, в убийстве обвинял – затмение на меня тогда какое-то нашло! – вместо ее вольной, барин, по ошибке подсунул вам эту расписочку… Владимир: Погоди, погоди… (силясь собраться с мыслями) Это что же получается… расписка так все это время в сейфе и пролежала?! Модестыч: (сокрушенно разводит руками) Так и пролежала, барин… Владимир: Нет, это просто из ряда вон! Я, голодный и холодный, мыкаюсь по углам, мерзну в таборе, с забалуевскими мужиками дерусь… а расписка преспокойно лежит в моем сейфе?! Да я тебя!.. (Набрасывается на Модестыча с намерением придушить, но Варвара, Анна и Полина виснут у него на руках.) Варвара: Пожалейте его, барин! Ведь он сейчас, что дите малое – ничего не смыслит! Анна: Господин Шуллер добрый, ожерелье мое вернул! Владимир: (ворчит) Не верю я в его доброту… Ладно! (отпускает Модестыча) Впредь мне наука – нечитанные бумажки в сейф не бросать. Анна: (с надеждой) Теперь вы отдадите мне вольную, Владимир Иваныч? Владимир: (бросает на нее туманный взгляд) Поживем – увидим… (сует бумагу в карман и уходит) Полина: (напускается на Модестыча) Зачем вы деньгами своими разбрасываетесь? Модестыч: Не мои это деньги-то… украденные! Полина: Давно ли вы таким совестливым стали? Раньше, небось, воровали и не задумывались, хорошо это или худо! Модестыч: Раньше я другим человеком был – будто сидел во мне бес какой-то и подстрекал к разным пакостям… А тут просыпаюсь поутру – мороз и солнце, день чудесный… И так мне стыдно стало за все мои прежние дела, что решил я отныне творить только добро! Полина: Тьфу! Лучше б вы совсем не просыпались! (идет к выходу) Модестыч: (семенит следом) Царит в душе твоей непроглядный мрак, Полинушка, а ты открой душу-то для света, и легко тогда тебе станет и радостно… (Уходят оба: Полина – ворча, Модестыч – проповедуя.) Варвара: Надо было и Польку кадушкой по голове, а потом – Сычихиного отвара… То-то бы райская жизнь у нас настала! (подмигивает Анне) А ты заметила, как барин на тебя смотрел? Как голодный кот на сметану! Анна: (краснеет) Что ты выдумываешь, Варя! Варвара: Не выдумываю, у меня на такие дела нюх почище, чем у нашей Польки на дармовщинку! И вот что я, Аннушка, тебе скажу: дурой будешь, если этим не воспользуешься! Анна: Чем? Варвара: Да этим! Построй Владимиру Иванычу глазки, прикинься, что тоже влюблена в него без памяти… Он сомлеет и вольную тебе отдаст! Анна: А как же Миша? Варвара: Не убудет от твоего Миши, если ты другого приласкаешь разок-другой! (подмигивает ей) Чай, не противно было с барином-то нашим целоваться? Анна: Варя, ну как тебе не стыдно! (задумчиво жует морковку) А, может, ты и права… Я как-то читала книжку про Макиавелли… Знаешь, что он говорил? Цель оправдывает средства! Варвара: (хрустя капустной кочерыжкой) Умный был человек! Анна: (озорно поблескивая глазками) Ну, держитесь, Владимир Иваныч!
Кадр 52. В Зимнем дворце
Андрей идет по дворцовым залам, раскланиваясь со знакомыми. Его провожают насмешливыми взглядами и хихикают вслед. Навстречу идет император со свитой. Андрей: (склоняясь в почтительном поклоне) Ваше величество… Император: А-а, князь Андрей Долгорукий! Вы редкий гость при дворе. Андрей: (с поклоном) Вдали от Петербурга меня удерживали семейные дела, ваше величество. Император: Наслышаны, наслышаны о ваших проблемах, дорогой князь, однако не следует пренебрегать обществом. Чрезмерное увлечение делами, равно как и чрезмерная беспечность, иногда вредят здоровью… (В свите раздаются смешки.) Андрей: (слегка озадачен) Вот, я и решил оставить на время домашние заботы и выбраться в свет… Кто-то из свиты: А заодно и повидаться с невестой? (Смешки становятся громче.) Андрей: (совсем стушевавшись) Да, но… Император: В таком случае – не смеем вас задерживать! (Пряча в усах улыбку, удаляется вместе с хихикающей свитой.) Андрей: Кто мне объяснит, какого черта… (Оглядывается по сторонам и наконец-то замечает обращенные на него ухмылки. Нервно поправляет очки и идет дальше. Через несколько шагов натыкается на группу хохочущих фрейлин, среди них – само собой – Нарышкина.) Нарышкина: (громко) Да ведь это же князь Андрей Долгорукий! Давно ли вы в столице, князь? Андрей: Только что с коня, и уже начинаю жалеть, что не приехал раньше. Тут так весело… Нарышкина: Да, мы не скучаем! Андрей: Позвольте осведомиться о причине всеобщего приподнятого настроения? Нарышкина: Мы только что рассуждали о том, украшают ли мужчину рога… Андрей: Рога? (невольно подносит руку к голове, но тут же отдергивает, вызвав новый приступ веселья) Не думаю, чтобы это было красиво… Нарышкина: Софи и Жюли того же мнения, а я думаю, если рога золотые, так это даже почетно! (Фрейлины, покатываясь со смеху, удаляются, оставив Андрея в еще большем недоумении.) Андрей: (бормочет себе под нос) При чем тут золотые рога? А-а, это, должно быть, намек на войну с Турцией!.. (Добирается до приемной цесаревича, где, в отличие от других покоев, нет ни души. Заглядывает в приоткрытую дверь кабинета и видит целующихся Александра и Натали.) Андрей: Что это значит? (снимает очки, протирает стекла обшлагом рукава, снова надевает на нос – но картина не меняется) Ах, понимаю: это – шутка! (на ватных ногах плетется к какому-то диванчику) Это шутка, над которой все смеются… а мне не смешно… Натали всегда говорила, что у меня нет чувства юмора… Зато теперь, ха-ха, у меня есть кое-что другое! (приставляет к голове руки на манер оленьих рогов и глядит на свое отражение в зеркале, в котором отражается и целующаяся парочка) А что? Очень мило, даже и без позолоты… (роняет руки и отворачивается от зеркала) Нет, Андрей Петрович, вы не олень, вы нечто гораздо хуже – осел! (Появляется принцесса Мария.) Мари: Князь Андрей! Как я рада вас видеть! (встревоженно) А почему вы такой бледный? Вам плохо? Андрей: (улыбается в пространство) Мне хорошо… Мари: (участливо кладет руку ему на лоб) Да у вас жар! Андрей: Должно быть, рога режутся… Мари: Рога? Режутся? Я думала, рогами бодаются… Андрей: (меланхолично) Можно и бодаться… если есть, чем… (внезапно осознав, кто перед ним) Ваше высочество! (соскакивает с диванчика и врезается головой в бронзовый светильник) Теперь точно будет рог… (поясняет) Так в народе называют шишку на лбу. Мари: Ах, этот русский язык такой сложный! Я до сих пор путаю слова, и фрейлины надо мной смеются… Андрей: Надо мной сегодня тоже смеялись, и не только фрейлины. Сам государь-император удостоил меня ухмылки, когда я сказал, что приехал повидать невесту. Мари: Mein Gott! Как я могла забыть? Натали последние дни такая задумчивая, наверное, скучает по вам… Идемте, обрадуем ее! Андрей: (кисло) Сомневаюсь, что она обрадовалась бы, увидев нас… Мари: Непременно обрадуется! Когда мне бывает грустно, я иду к Александру, мы ругаемся, и сразу делается веселее… Вам с Натали тоже надо поругаться, она запустит в вас вазой и набьет вам еще одну шишку… то есть рог! Андрей: (себе под нос) Она уже и без вазы мне рога соорудила… Мари: Идемте же искать Натали! (Решительно тянет его за руку, Андрей покорно бежит следом, как бычок на веревочке.) Александр и Натали прекращают целоваться. Натали на цыпочках крадется к двери и выглядывает в приемную. Натали: Никого, ваше высочество… А вы сказали, что слышали голос императора! Александр: (витая где-то в облаках) Наверное, показалось… Натали: (с подозрением) А вам не кажется, Александр Николаевич, что слух стал обманывать вас слишком часто? Мы целовались в галерее, куда якобы вот-вот должен был войти ваш отец, потом – в библиотеке, где вам померещились его шаги, потом – в музыкальной комнате… Да где мы только с вами не целовались! И в результате попадаемся на глаза кому угодно, только не вашему отцу! Александр: Не волнуйтесь, Натали, рано или поздно ему донесут о нашем романе. Натали: Но прежде это станет достоянием всего двора! Александр: Давеча ваша подруга Нарышкина поздравила меня с новой победой, и при этом поинтересовалась, почему от меня не пахнет вашими духами… Не ссудите ли мне капельку-другую – сбрызнуться? Натали: (закатывает глаза) Кати уже знает?! Александр: Знает о том, что мы любовники, или о том, что мы играем в любовь? На вашем месте я бы предпочел первое. Натали: Я бы предпочла, чтоб она вообще ни о чем не знала! Александр: Натали, все складывается наилучшим образом! Князь Андрей и принцесса Мария не поверят этой пустомеле, а мой отец – наверняка поверит, потому что не допускает и мысли, что его могут водить за нос… Так вы дадите мне ваши духи? Натали: Если это так необходимо… (рассеянно достает из миниатюрной сумочки флакончик и протягивает Александру). Александр: (выливая на себя половину флакона) Теперь никто не усомнится в близости нашей дружбы!
Отправлено: 01.11.11 18:53. Заголовок: Кадр 53. Конюшня в п..
Кадр 53. Конюшня в поместье Корфа
Входит Владимир, красивым движением снимает с себя сюртук и бросает на кучу соломы, сам падает сверху. Владимир: (блаженно прикрыв глаза) Тишина как в сказке! Раздается жалобное мяуканье. Владимир шарит под боком и за шкирку вытаскивает из соломы маленького котенка. Владимир: Замерз, бедолага? Иди, погрейся! (сует котенка себе под мышку) Вздремнем за компанию, никто нас тут с тобой не найдет – ни Модестыч, ни Репнин… Анна: (вбегает) Владимир, вот где вы прячетесь! А я вас по всему дому ищу! Владимир: (со страдальческим выражением на лице) Зачем? Анна: Посмотрите, какую дивную розу подарил мне Миша! (кокетливо качает прической, в которую воткнута алая роза) Владимир: (нехотя поднимается с соломы) Вы бы хоть в воду ее поставили, а то завянет, и Репнин обидится… Анна: Я об этом как-то не подумала… (заметив под мышкой у Владимира полосатую мордочку, восторженно пищит) Ой, какой хорошенький котенок! А что вы с ним собираетесь делать? Владимир: Не придумал еще… Рукавицы из него не пошьешь, а на воротник и вовсе таких штук двадцать нужно… Анна: Отдайте его мне! Я назову его Лучиком, буду кормить сливками, и вырастет он большим и пушистым… Владимир: …и вы сошьете из него муфту. Анна: Что за ужасы вы говорите! Михаил: (с порога) Я не помешал? Владимир: (в сторону) Опять его черти принесли! Анна: Посмотрите, Миша, какого хорошенького котенка подарил мне Владимир! Михаил: (хмуро) Обыкновенный блохастик… Анна: (обиженно) И не обыкновенный, и не блохастик! Это мой Лучик, и я никому его в обиду не дам! (убегает) Михаил: (насмешливо) Весьма ценный подарок – подзаборная зверушка! Владимир: Ты за своей розой тоже не к Сцилле с Харибдой ездил… (отряхивает сюртук от соломы и напяливает на себя) Небось, в моей оранжерее сорвал? Михаил: Да в твоей оранжерее только чахлый шиповник, и на том ни единого цветочка! У Долгоруких с окна срезал, говорят, Марья Алексевна собственноручно выращивала… Владимир: Э, князь, да вы еще и мелкий воришка? Хотя чему удивляться – вы на похищении крепостных руку набили! Михаил: Если ты про Анну, то это было не похищение, а спасение! Владимир: М-да, Парис тоже когда-то думал, что спас Елену… только у Менелая было другое мнение на этот счет. Михаил: На что ты намекаешь? Владимир: Я не намекаю, я прямо спрашиваю: когда ты, наконец, отсюда уберешься? Михаил: Я не нуждаюсь в том, чтобы мне дважды указывали на дверь! Владимир: А в чем ты нуждаешься? В палках моих лакеев? Михаил: Я знаю, ты ни перед какой низостью не остановишься… Тем более я не могу оставить Анну с тобой! Владимир: Почему ты решил, что ей со мной будет плохо? Михаил: Чего же хорошего ждать бесправной рабыне от самодура-хозяина? Владимир: Например, предложения руки и сердца. Михаил: (икнув) Эт-т-то шутка? Владимир: Посетила тут меня шальная мыслишка: а не жениться ли? Михаил: Ты же всегда говорил, что женитьба подобна самоубийству! Владимир: Вот Анна и довела меня до последней точки: или пулю в лоб, или под венец. Михаил: (рычит) Под венец?! Только через мой труп! Владимир: Ну, если ты настаиваешь… Изволь! (деловито) На чем драться будем – на шпагах или пистолетах? Михаил: Ты… серьезно? Владимир: Вполне! Михаил: (воинственно) Тогда – на пистолетах! С двадцати шагов! Владимир: Промажете с двадцати-то, Михал Саныч! Может, с пятнадцати? Михаил: Я, подобно некоторым, бренди ведрами не лакаю… и рука у меня твердая! Владимир: Вы, наверно, хотели меня обидеть? Напрасно старались, я не обиделся. Михаил: Шут гороховый! Ничего, я отобью у тебя охоту паясничать! (с мрачной решимостью) И Анну отобью! Владимир: (зевая) Как вы утомительны, князь! Михаил: Не вижу смысла дальше с вами препираться… Ждите моего секунданта, барон! (отвешивает официальный поклон и уходит) Владимир: (сам с собой) Что-то я погорячился… Лучшего друга к барьеру… Он, конечно, сам напросился, но все равно – нехорошо вышло… (Со двора доносятся приглушенные голоса, потом – удаляющийся стук копыт.) Анна: (с кем-то сюсюкает) Ты мой маленький, ты мой серенький… Молочка хочешь? (Владимир высовывается наружу и за руку втаскивает в конюшню упирающуюся Анну.) Владимир: (свирепо) И о чем же вы шептались с Репниным? Свидание, небось, назначали? Анна: Не ваше дело! Владимир: И на что ты, глупенькая, надеешься? Мишель – раб светских условностей, скорее лето зимой наступит, чем он на тебе женится! Снимет для тебя квартирку в Петербурге, купит несколько платьев и золотых побрякушек, да свозит разок-другой в Летний сад прогуляться – вот и вся его любовь! Анна: (глотая слезы) Что же мне делать? Владимир: Скажи ему, что ты его не любишь, и пусть убирается на все четыре стороны! А если не скажешь… (с угрозой) я Карлу Модестычу велю утопить твоего Лучика! Анна: Карл Модестыч добрым стал, он теперь и мухи не обидит, не то что котенка! Владимир: Тогда я сам его утоплю! Анна: Вы на такое зверство тем более не способны! Владимир: Что-то я вас не пойму: то во всех смертных грехах меня обвиняете, а то я чуть ли не ангелочком с крылышками стал?.. Анна: Вы только на словах злой, а душа у вас ангельская! Владимир: А ну-ка, посмотрите мне в глаза! (поднимает ее лицо за подбородок) Все ясно: комедию ломаете! Анна: И вовсе не комедию… Владимир: Никудышная из вас актриса, мадемуазель Платонова! Анна: (хнычет) Неправда, кудышная… Владимир: Как вы думаете, пустить ваш рояль на растопку для камина – на такое зверство я способен? Анна: На такое, пожалуй, способны… Владимир: Так вот: если вы Репнина не прогоните, Гришка ваш рояль на дрова порубит! Анна: Вы просто бездушное чудовище! (уходит, плача и промакивая слезы пушистым котенком)
Кадр 54. Усадьба Долгоруких
Перед закрытой дверью в гостиную. Забалуев вертится у замочной скважины. Забалуев: (ворчит) Не видать ничего, ключ с той стороны торчит… (прикладывает к двери то одно, то другое ухо) И слышно плохо… (осторожно приоткрывает дверь и сует нос в образовавшуюся щель) Голос Татьяны: Неужто ж правда, Андрей Петрович? С самим наследником?! Голос Андрея: Правда, Танюша… Надо мною весь двор смеется, сбежал вот от стыда… Забалуев: (себе под нос) Так-так-так! (прикладывает к щели ухо) Татьяна: Не любит она вас, Андрей Петрович, коли так осрамила! Андрей: Наверное, не любит… А, может, и любит, да наследнику не могла отказать… Не вызывать же мне его на дуэль! Я не Корф, у меня голова на плечах есть, и лишаться ее я не имею ни малейшего желания. Забалуев: (бормочет) Любопытно-с! Только чего б им погромче-то не говорить? (прочищает мизинцем ухо и вновь прилипает к дверной щели) Татьяна: И правильно, Андрей Петрович! Невесту вы себе найдете, а голову-то обратно не пришьешь! Андрей: Надо было мне там же сказать ей, что между нами все кончено! Забалуев: Если у невесты моего дорогого шурина рыльце в пушку, так она, пожалуй, и не огорчится, узнав про его измену… А страсть как хочется кого-нибудь огорчить! (Подходит Михаил и хлопает его по плечу, Забалуев вздрагивает и отскакивает от двери.) Забалуев: (испуганно) А? Кто?! (Андрей с Татьяной целуются и не обращают внимания на шум за дверью.) Михаил: Созерцаете, Андрей Платоныч? Забалуев: Созерцаю, Михал Саныч! Михаил: Так ведь это, как будто, не совсем прилично? Забалуев: Зато весьма поучительно! Михаил: Ничто так не сужает мир, как замочная скважина. Забалуев: Не скажите, не скажите! Ведь это с какой стороны посмотреть… иной раз такие горизонты открываются, что ого-го! Михаил: Я, знаете ли, предпочитаю открыто входить в дверь! Забалуев: Можно и открыто, отчего ж нельзя? (С готовностью распахивает дверь перед Михаилом… Андрей и Татьяна в обнимку сидят на диванчике.) Михаил: (остолбенев) Что… что это значит?! Андрей: (подскакивает) Мишель? Черт возьми, откуда ты? Михаил: Нет, ты прежде объясни мне, что тут происходит?! Андрей: А… то есть… (беспомощно оглядывается на Татьяну) Татьяна: Барину соринка в глаз попала… Андрей: Вот-вот, соринка! Татьяна: А я помогала вынимать… Андрей: (эхом) Помогала вынимать… Михаил: Послушай, Андре, кто из нас двоих носит очки? Андрей: (растерянно поправляет очки) Вроде… я… Михаил: А чего ж тогда ты их мне втираешь?! Андрей: Я не втираю… с чего ты взял? Да, Мишель, ты ведь вроде собирался у нас погостить? Танюша, приготовь ему комнату – самую лучшую, ореховую спальню! Татьяна: В ореховой поселилась ваша приезжая родственница, госпожа Болотова… Андрей: Тогда – в голубую, с двумя каминами! Татьяна: В голубой спит господин Забалуев… Андрей: Господина Забалуева переселим на чердак, чтоб глаза нам не мозолил, туда и ход есть отдельный… (Забалуев открывает рот, чтобы возмутиться.) Михаил: (перебивая) Зачем столько хлопот? Я человек непритязательный, чердак с отдельным входом – как раз то, что мне надо! А господин Забалуев пусть греет старые кости у двух каминов. (Татьяне) Проводи меня, голубушка! (Андрею) А к нашему разговору мы еще вернемся. (уходит вслед за Татьяной) (Андрей выразительно смотрит на Забалуева, тот пятится к двери.) Андрей: Нуте-с, дорогой зятек… (медленно снимает очки и закатывает рукава) Забалуев: (взвизгивает) Вы не посмеете! Андрей: Еще как посмею! Теперь будут говорить: вылетел, не как пробка из бутылки, а как Забалуев из дома Долгоруких! (Хватает зятя за грудки, но тут в гостиную входят Соня и Ольга Калиновская, последняя – в черном платье и черном же парике.) Андрей: (с сожалением отпуская Забалуева и поворачиваясь к гостье) Добро пожаловать, Елена Дмитриевна! (в сторону) Мало нам забот, еще и неведомо чью кузину принесла нелегкая! (громко) Вы уже отдохнули с дороги? (Забалуев, воспользовавшись случаем, шныряет за дверь.) Ольга: Сердечно благодарю вас за оказанное гостеприимство! Андрей: Я прикажу подать кофе. (Выскакивает вслед за Забалуевым, из коридора доносятся шум короткой борьбы и придушенный вопль.) Соня: Простите за скромный прием, Елена Дмитриевна… Ольга: (садится на диван, аккуратно расправляя складочки на юбке) Что вы, что вы! Я бы не обиделась, даже если б вы и вовсе мне отказали… ведь мы такая дальняя родня. (Татьяна приносит кофе и булочки.) Соня: (наливает гостье кофе) А все-таки – кем вы нам доводитесь? Ольга: Какая-то из кузин вашего батюшки… была женою шурина моего покойного мужа… или… Нет, это мой дядюшка был женат на внучатой племяннице вашей прабабушки… ах, да какая разница! Соня: Никакой, я просто из вежливости спросила. (Возвращается Михаил.) Михаил: (выпучив глаза) Ольга?! (Ольга недоуменно пожимает плечами.) Соня: Михал Саныч, познакомьтесь: это наша родственница, госпожа Елена Дмитриевна Болотова… Михаил: Да нет же, что вы мне голову морочите? Это – Ольга Калиновская, бывшая фрейлина, ее при дворе любая болонка знает! Ольга: (невозмутимо отхлёбывает кофе) Я не вожу знакомства с болонками. Михаил: (обходит ее со всех сторон, пристально разглядывая) А почему вы в трауре? Соня: Елена Дмитриевна – вдова. Ольга: (кивает) Я недавно похоронила мужа (прикладывает к глазам черный кружевной платочек), еду на богомолье. Михаил: А что, у вас в Польше негде помолиться? Соня: (укоризненно) Михал Саныч, ну как вам не стыдно! Татьяна: (снова заглядывает) Барышня, вас маменька зовут! (страшным шепотом) Чепчик для вас сшили, примерить хотят… (Соня наспех извиняется и убегает.) Ольга: (выбирает с подноса булочку порумянее) Мой покойный супруг был родом из этих мест… (Михаил с любопытством внимает ей, поставив локти на колени и подперев кулаками щеки.) Ольга: Почему вы на меня так смотрите? Михаил: Заслушался… Уж больно красиво сочиняете! Ольга: (возмущенно) Вы переходите все границы, князь! Михаил: (торжествующе) Ага! Вот вы себя и выдали! Если б мы раньше не были знакомы, вы б не знали моего титула! Ольга: Psiakrew! (запускает в него чашкой) Михаил: (ныряет за диван) Не понимаю по-польски, но, вероятно, это что-то нелестное на мой счет? Ольга: (метнув в князя кофейник) Чтоб вы провалились! Михаил: (едва успев пригнуть голову) И почему в последнее время все пытаются от меня отделаться… Зачем же вы приехали в Россию, госпожа Калиновская? Ольга: Не ваше дело! Я приехала навестить подругу, давно не виделись. Михаил: И заодно решили подвести ее под монастырь? Ольга: Наташе ничего не грозит, заботливый вы трус! Я – Елена Болотова, а не Ольга Калиновская. Михаил: Думаете, графа Бенкендорфа обманет этот маскарад? Ольга: Ну что вы мне проповеди читаете? Вас же не выдают замуж за противного старика! (сердито ест булочку) Михаил: (вздыхает) И правда, какое мне до этого дело. Быть может, завтра меня уже не будет на свете… (задумчиво смотрит на пятно от кофе на ковре) Ольга: (фыркает) Не забудьте завещание составить!
Лиза с Никитой стоят у ворот небольшой усадьбы. Двор заметен снегом, но над домом вьется дымок. Лиза: Странно… Я думала, здесь давно никто не живет… Никита, а ты уверен, что тот монашек приезжал именно сюда? Никита: До этого самого места, проводил, барыня! Он коня к дереву привязал, потом в дверь постучал, ему отворили, он письмо передал – и обратно, а я, значится, к вам… Лиза: Письмо передал? Ах, отец Георгий, старый обманщик, даром что вид благообразный! Мне ведь сразу показалось, что дело нечисто: едва про папеньку у него спросила, как он глазками забегал, и меня из кельи тут же и выпроводил… Не зря, ох не зря я тебе велела за тем монашком проследить, который из монастырских ворот выехал! Есть тут какая-то жуткая тайна… и сейчас я ее раскрою! (Решительным шагом направляется к крыльцу и стучит в дверь. ) Марфа: (выходит, неприветливо) Чего стучите? Лиза: Я… э-э… мимо проезжала… Дом-то заброшенный стоял, а тут вижу – дымок из трубы, дай, думаю, зайду… (пытается заглянуть в прихожую через плечо Марфы) Кто тут обитает-то сейчас? Марфа: А вам какое дело? Ехали себе мимо, ну и езжайте дальше, нечего в чужие дома соваться! (захлопывает дверь у Лизы перед носом) Лиза: Это что еще за мымра в нашем доме распоряжается?! (сердито дергает дверное кольцо) Марфа: (выглядывает) Ну? Лиза: Вы бы хоть погреться меня пустили да чаю предложили… Марфа: На всех чаю не напасешься! (уходит в дом, гремит тяжелым засовом) Лиза: (барабанит в дверь кулаками и каблуками) Откройте! Я спросить у вас хочу… Никита: (подходит) Дверь, что ли, высадить, барыня? Лиза: Эту дверь плечом не вышибешь, даже твоим… И окна вон в первом этаже все ставнями наглухо закрыты… Никита: В печную трубу, что ль, полезем? Испачкаетесь… Лиза: (запрокидывает вверх голову) Нашла! Гляди, Никита, во втором этаже окно без ставней! Там, кажется, раньше папенькина комната была… И дерево как раз напротив окна… Ну-ка, подсади меня! Никита: Да как же вы, барыня, - на дерево?! Лиза: Мы в детстве с Владимиром все деревья и в нашем саду облазили, и у Забалуева, муженька моего… (фыркает в кулачок) Как сейчас помню, сидим на дереве и грушами из рогатки по его лысине стреляем… А братец мой, Андрюшенька, за забором прогуливается, боится новый мундирчик испачкать, чтоб потом от маменьки не влетело… Так мы с Владимиром его нарочно в грязи вываляли и хохотали до упаду, как он хныкал… Хорошее было время! (вздыхает) Ладно, не до воспоминаний сейчас… (Заставляет Никиту пригнуться, вскарабкивается ему на спину, с его спины – на толстый нижний сук, оттуда лезет на другой сук, упирающийся прямо в подоконник.) Никита: (снизу) Не сорвитесь, барыня! Лиза: Я не груша, чтобы срываться… (Добравшись до окна, дергает рассохшиеся рамы, те легко растворяются, и Лиза вваливается в комнату. Там царит полумрак, только мигает огонь в камине.) Чей-то голос: Лиза?! Дочка! Лиза: (не веря глазам) Папенька?! Петр Михалыч: (радостно) Лизанька! Доченька!!! Лиза: Папенька… вы живы?! (бросается обнимать его и целовать) Петр Михалыч: (бормочет, как заведенный) Лизанька, доченька! Лиза: (сквозь слезы) А мы вас похоронили, папенька… Марфа: (входит с нагруженным подносом) Петруша, я обед принесла… (увидев Лизу, роняет поднос) Лиза: Папенька, кто эта женщина? Почему она меня в дом не пускала? Петр Михалыч: Марфа, погляди, ко мне доченька приехала! Лизанька моя! Марфа: (сердито зыркает на Лизу) Принесла нелегкая! Лиза: Папенька, как же так вышло, что мы вас больше года оплакивали, а вы живехонький-здоровехонький? Почему весточки о себе не подали? Петр Михалыч: Долгая история, Лизанька… (тяжко вздыхая) Не знаю, с чего и начать… Видишь ли, дочка, последние годы мы с твоей маменькой перестали понимать друг друга… Лиза: И потому вы ей изменили? Петр Михалыч: (поперхнувшись) Отк… откуда ты знаешь? Лиза: Я в маменькином бюро нашла твою амурную переписку с какой-то Марфой… (оглядывается на Марфу) Так это вы у нас папеньку украли?! Марфа: (огрызается) Не украла, а спасла от этой злыдни! Петр Михалыч: Опомнись, Марфа! Ты же о Лизиной матери говоришь, о супруге моей законной! Марфа: А ты расскажи, Петруша, доченьке своей, расскажи, как законная супруга тебя на тот свет чуть не отправила! Лиза: Маменька?! На тот свет?! Петр Михалыч: Лизанька, дело было не совсем так… А как бы сказать… Одним словом, твоя маменька узнала о моей… о нас… (вздыхает) Вспомнить страшно, что было! Маша и раньше-то кротостью нрава не отличалась, а тут и вовсе как с цепи сорвалась, ела меня поедом с утра до ночи… я уж и каялся, и прощения просил – все бесполезно! И принял я тогда нелегкое решение… ради мира в семье… ради вас, детки… с Марфой навсегда расстаться… Марфа: (сквозь зубы) Червяк! Петр Михалыч: (не слыша ее) Поехали мы на лодке кататься… Марфа веселая, счастливая… А я весла в уключины вставляю и думаю, как же сказать-то ей, что это наша последняя прогулка? Отчалили от берега, плывем по середине реки, вдруг вижу: дно у нашей лодочки проваливается! Напугались мы – глубоко там, да и течение сильное… стали воду горстями вычерпывать, а она все прибывает и прибывает… скоро тонуть начали… барахтаемся, захлебываемся, и слышится нам будто смех какой-то… ну, думаю, наверно, это сам дьявол из преисподней над нами хохочет… глядь – а на берегу Маша стоит, топором размахивает и кричит: «Это я вашу лодочку порубила, отправляйтесь на дно, проклятые!» Марфа: Надо было мне тогда на берег выбраться, да ее саму этим топором… Петр Михалыч: (стонет) Марфа!!! Лиза: (нетерпеливо) А сюда-то, папенька, сюда-то вы как попали? Петр Михалыч: Вынесло нас течением, слава Богу, на другой берег… я был чуть живой, ногу о корягу повредил… Марфа меня волоком тащила… Домой я возвращаться побоялся, укрылись мы в домике у отца Георгия, там и составили наш план: чтоб, значит, пустой гроб на кладбище закопать, а самим в этом имении укрыться. Отец Георгий не соглашался сперва, но потом, видя, что нам от Маши смерть грозит, план наш принял и бежать помог… Лиза: Маменька с топором… пустой гроб… хотя чему я удивляюсь? После всего, что случилось, пора бы уж и привыкнуть… (встрепенувшись) Папенька, а нас-то с Соней и Андрюшей вы на что покинули? Петр Михалыч: (потупив глаза, блеет что-то нечленораздельное) Лиза: Эх, папенька! Родных детей на чужую женщину променяли! Ну и оставайтесь с ней, мы вас давно похоронили и оплакали, вы нам больше не нужны! (разворачивается и уходит) Петр Михалыч: (со слезами) Доченька!.. Марфа: (обнимает его и целует в лысину) Ну и ушла, ну и пусть! Никто нам, Петруша, не нужен, нам с тобой и вдвоем хорошо… Сейчас я самовар принесу… Петр Михалыч: (рыдает) Какой самовар?! От меня родная дочь отказалась! (кряхтя, встает) Марфа: Куда ты, Петруша?! (виснет у него на шее) Петр Михалыч: Домой! Хватит мне возле твоей юбки торчать! (стряхивает ее с себя и хромает к двери). Марфа: (в истерике катается по полу) Петруша! Верни-и-ись!!!
Кадр 56. Усадьба Корфа
Из конюшни, крадучись, выбирается Полина, запирает дверь и навешивает амбарный замок. Полина: (злорадно) Пусть поджаривается эта бледная гусеница! А не поджарится, так хоть закоптится! (уходит, довольная) (Из-под двери и из щелей между досками начинают просачиваться струйки дыма.) Михаил: (подходит с седлом на плече) Эй, кто-нибудь! (дергает замок) Владимир: (выворачивает из-за угла) Ты опять здесь, Репнин? Михаил: Я давеча сёдла перепутал. Еще по дороге думал, почему скакать неудобно? А к Долгоруким приехал, смотрю – седло-то дамское! Владимир: Ну-ну… Может быть, Анну кликнуть, чтобы помогла тебе коня переседлать? Михаил: Только такому самодуру, как ты, могла прийти в голову подобная дикость! Да я бы для Анны… да я бы ее до самого Петербурга на руках нес, прямо до дверей Александринского театра!.. Я бы платье ей подарил из лепестков роз, сплошь затканное золотом!.. Я бы ее одним нектаром поил!.. Владимир: И охота вам, князь, в такие расходы пускаться на чужих-то крепостных? (замечает, наконец, черные клубы дыма) Ч-черт!.. У меня же там орловские рысаки! Михаил: И мое любимое седло! (Ломятся вдвоем в двери конюшни.) Владимир: (орет) Гришка! Где ты?! Где все?!.. (В маленьком окошке прямо над дверью появляется растрепанная чумазая Анна и, с трудом протиснувшись в узкое отверстие, падает вниз, прямо в руки Михаилу.) Михаил: (обрадованно) Анна! Откуда вы? (с ужасом) Вы были ТАМ?! Вы же могли сгореть! Анна: (жалобно) Лучик! Спасите моего Лучика! (Владимир, подпрыгнув, за шкирку вытаскивает из окошка котенка и сует его Анне.) Анна: (сюсюкает) Ты мой маленький, мой серенький… Владимир: За каким лешим вас понесло на конюшню?! Анна: Я хотела съездить к Долгоруким, повидаться с Михаилом… А Карл Модестыч отвел всех лошадей на пастбище, на зеленую травку… Владимир: Не делайте из меня идиота!!! Какая травка в середине декабря?! Анна: (плачет) Почему вы все время на меня кричите? Что я вам сделала? Михаил: Перестаньте издеваться над Анной, барон! Владимир: Да перестаньте вы сами надо мной издеваться! Оба! (орет на сбежавшихся мужиков) Чего ждете, болваны?! Заливайте огонь! Или барин сам должен за вас воду таскать?! Анна: (целует котенка) Ты мой голодненький… Сейчас я тебя покормлю… Михаил: (ревниво) Вы так дорожите этим котенком, а про мою розу и не вспоминаете? Анна: Я хотела засушить ее в своем альбоме, но она куда-то пропала… (Оба с подозрением смотрят на Владимира.) Владимир: Ну что вы на меня уставились?! Да, да, это я выбросил розу! Мало мне мусора в моем доме… Михаил: Ах, так? Тогда я утоплю этого блохастого… (тянет руку к котенку) Анна: Нет! Лучик не виноват, что его подарил Владимир! А с вами, Миша, я хотела повидаться затем, чтобы сказать, что между нами все кончено и чтобы вы больше не искали со мной встреч… (уходит) (Владимир с довольным видом потирает руки, но, наткнувшись на свирепый взгляд Михаила, прячет их за спину.) Михаил: Это ты подучил Анну так говорить? Владимир: Зачем ее учить, у нее и так язык хорошо подвешен. А ты просто бесишься, что она дала тебе от ворот поворот, и твоя глупая уловка с якобы перепутанными седлами ни к чему не привела. Михаил: Да я вовсе и не к Анне сегодня приезжал, а к тебе – хотел сообщить, что у Долгоруких инкогнито поселилась пани Калиновская… Владимир: Хм! (улыбается приятным воспоминаниям) Что же, она по-прежнему красива? Михаил: И после этого ты смеешь утверждать, что любишь Анну?! Владимир: Я этого не утверждал, это ты говоришь. Михаил: Ты… ты… развратный омерзительный тип! Сатрап! Но запомни: Анна все равно станет моей! (Соперники наступают друг на друга, сжимая кулаки, но до драки дело не доходит, так как во дворе появляется Никита – правой рукой ведет в поводу трех лошадей, левой тащит за шиворот упирающегося Модестыча.) Никита: Неужто пожар у вас приключился, Владимир Иваныч? Беда-то какая! А я думаю, чего ваши кони без присмотру бегают? Вот, трех поймал, а остальные по лесу разбрелись… (швыряет Модестыча носом в снег) А этот немец треклятый на пенечке сидел и дул в губную гармошку! Чует моя душа, барин, это он у вас лошадок свел и цыганам хотел продать, а конюшню поджег, чтобы следы замести! Модестыч: (ползает у ног Владимира) Мой добрый молодой хозяин! Пощадите! Я пас ваших коней, а тут откуда ни возьмись – этот страшный грубый человек… Владимир: (скрипит зубами) Нет, это не дом, это балаган какой-то! Михаил: Каков поп, таков и приход. Владимир: Я бы охотно предложил вам остаться и навести тут порядок, но вижу, что вы уже уезжаете, и потому не смею вас задерживать. Михаил: (с холодным бешенством) Я пришлю к вам моего секунданта, барон. Честь имею! (откланивается) Владимир: (вслед ему) Если я обнаружу у себя еще какой-нибудь предмет из вашего гардероба или сбруи, то пришлю к вам с лакеем - чтобы избавить вас от лишних трудов! Никита: (Модестычу) Ты чего барину голову морочишь?! (отвешивает пинок, от которого у немца тут же наступает просветление в мозгах) Модестыч: (огрызается) По кнуту стосковался, холоп? Ох, и выпорю же я тебя, Никитка, не посмотрю, что ты теперь вольный! Никита: (торжествующе) Ага! Вспомнил меня, шельма?! Так я и знал, что ты овечкой только прикидывался! Владимир: (орет на дворню) Опять без дела маетесь? Пожар потушили? Так не стойте, лодыри, бегите в лес за лошадьми! Совсем распустились… Продать бы вас всех куда-нибудь туркам на галеры… (Модестычу) Что, надоело дурака валять, господин управляющий? Тогда пожалте в конюшню – головешки разгребать! А вечером мы с вами потолкуем о вашей службе у княгини Долгорукой и ее прелестного зятя. (уходит) Никита: (вращает кулаком перед носом Модестыча) Не слышал, чего тебе барин сказал? Бегом на конюшню, а я послежу, чтобы ты от работы не улынивал! (Двор пустеет. Возвращается Анна.) Анна: (разочарованно) Миши уже нет… А я-то хотела с ним словечком перемолвиться, пока Владимир нас не видит! (Мимо пробегает Григорий с корзиной, из которой торчат горлышки бутылок и рукоятки пистолетов.) Анна: Куда ты, Гриша? Григорий: Да вот, барин захотел в стрельбе поупражняться, велел мишени (кивает на бутылки) на заднем дворе расставить. Анна: (недоуменно хлопает ресницами) И зачем ему понадобилось упражняться в стрельбе?
Отправлено: 03.11.11 18:20. Заголовок: Кадр 57. В покоях им..
Кадр 57. В покоях императрицы
Императрица и принцесса Мария, сидя у камина, пьют кофе и кушают пирожные, Натали поет им под гитару. В углу комнаты Нарышкина и еще две фрейлины причесывают любимую левретку императрицы. Натали: (поет) Прощай! Пробил разлуки час, С тобой не быть нам вместе боле. Звезда печальная зажглась… 1-я фрейлина: (злым шепотом) И как этой Репниной всегда удается найти теплое местечко? 2-я фрейлина: (чихает) А мы тут на сквозняке мерзнем… Нарышкина: Недолго Наташке осталось в фаворитках ходить. 1-я фрейлина: (в восторге) Вы сочинили про нее новую сплетню? Нарышкина: На это раз даже сочинять ничего не пришлось – я только приложила немного усилий, чтобы эта сплетня быстрее достигла предназначенных ей ушей. Натали: (поет) И сердцу холодно в груди, Стучит томительно-тревожно Напоминаньем о любви, Любви запретной, невозможной… Мари: (роняет слезу в чашечку с кофе) Как грустно… и красиво… Императрица: У вас чудесный голос, Натали. Как вам удавалось до сих пор скрывать свои таланты? Натали: Я и сама не подозревала в себе этих талантов, их помог мне открыть мой жених, князь Андрей Долгорукий. Нарышкина: (нарочито громко) Грусть о запретной любви также много способствует увлечению музыкой. Императрица: (недовольно) А ваш злой язык, Кати, способствует лишь разлитию желчи. (Натали) Выпейте с нами кофе, милочка! (Натали откладывает гитару и присоединяется к августейшим дамам. Фрейлины лопаются от зависти – им кофе никто не предлагал.) Нарышкина: (шипит) Следующую чашку кофе она будет пить где-нибудь на постоялом дворе по дороге в Сибирь. 1-я фрейлина: Если повезет, то это будет не кофе, а тухлый квас! (Вся троица злобно хихикает.) Императрица: (изящным движением отправляя в рот крошечное пирожное) Поэзия и музыка возвышают душу. Вы читали новую балладу господина Жуковского? Какая неземная печаль!.. Я даже всплакнула немного… Натали: А я плакала на премьере «Короля Лира» в Александринском театре. Господин Каратыгин был неподражаем! Мари: А я не знаю, плакать или смеяться: давеча мне рассказали, что у Натали роман с цесаревичем Александром. (Натали вздрагивает и проливает кофе себе на подол.) Императрица: (не допив, отставляет чашку) Кто наплел вам эту чушь, дитя мое? Мари: Я так и ответила Кати Нарышкиной, что это полная чушь. (В комнате повисает зловещая тишина. Фрейлины замирают с гребешками в руках. ) Императрица: (с ледяным негодованием) Кати, это правда? Вы имели наглость вести подобные разговоры с невестой моего сына? Нарышкина: (блеет) Ваше величество… я… я… я пошутила! Императрица: Впредь советую вам быть осмотрительнее в выборе предмета для своих шуток! (Красная, как свекла, Натали пытается рукавом оттереть пятно кофе с подола.) Мари: (с виноватой улыбкой) Мне так неловко… Простите, Натали, я думала, мы вместе посмеемся над этой шуткой… Натали: (нервно хихикает) Да, да, я в жизни так не веселилась! (Левретка, недовольная, что ее перестали чесать, сердито тявкает и кусает подвернувшийся палец Нарышкиной.) Нарышкина: (отшвыривает левретку) Пошла вон! (Собачонка отлетает прямо на кофейный столик.) Императрица: (Нарышкиной) Подите сами вон и не смейте два дня показываться мне на глаза! (Нарышкина понуро плетется к двери. Императрица пытается вытащить свою любимицу из тарелки с пирожными, но собачке там очень понравилось.) Мари: (грустно) Сегодня неудачный вечер… Императрица: Не огорчайтесь, дитя мое! Всему виною глупые сплетницы… впрочем, те, кто дает пищу этим сплетням, виновен не меньше! (бросает на Натали уничтожающий взгляд, та поникает головой) Про меня, например, никто и никогда дурного слова не сказал – и не потому, что я супруга государя, а потому что – достойная женщина! (подхватывает со стола собачонку, раздувшуюся от съеденных пирожных, и передает ее фрейлинам) Проследите, чтобы у Зизи не разболелся животик, и почитайте мне перед сном. (Удаляется, фрейлины – за ней.) Натали: (плачет) Боже мой! Какой позор! Мари: (утешает ее) Стыдно должно быть не вам, а этой болтушке Кати. Вы такая добрая, милая, чистая! Я ни на секунду не поверила, что вы и Александр… Натали: Но это правда, ваше высочество! Мари: Правда?! (закрывает лицо руками) Неужели здесь никому нельзя верить? Я хочу домой, в Дармштадт! Натали: (падает перед ней на колени) Выслушайте меня, принцесса! Александр Николаевич, конечно, рассердится, что я вам проговорилась, но я больше не могу жить с таким камнем на сердце! Никакого романа нет и в помине, мы только притворяемся влюбленными. Мари: (удивленно распахивает глаза) Warum? Натали: У меня язык не поворачивается… всё это так ужасно… и стыдно… Дело в том, что его величество… стал… стал… меня домогаться… Мари: Вас? Мой будущий свекор? (фыркает) Да ведь он старый! Натали: (плаксиво) Старый, но не дряхлый… Самый подходящий возраст для волокитства… (Мари звонко хохочет) Ах, принцесса, мне было совсем не до смеху, когда государь велел мне явиться к нему в спальню! Мари: (хохочет еще громче) Воображаю, как он рассердился, узнав, что ему перебежали дорожку! Натали: Да, он уже сказал мне, что игристое шампанское крепкому коньяку предпочитают только особы с дурным вкусом. Мари: А что вы предпочитаете на самом деле? Натали: Кипяченое молоко. Мари: Да, ваш жених на редкость милый молодой человек. Вам с ним будет покойно и уютно. Натали: (вздыхает) Я надеюсь… Мари: А Нарышкину мы отправим в Сибирь, пусть там сугробам сплетни пересказывает! Нарышкина: (подглядывает в дверную щелку) Сначала ты уедешь в твой Дармштадт к пиву и дешевым сосискам! Натали: Но заклинаю вас, принцесса: никому ни слова! Если его величество узнает… Мари: Хорошо, когда я снова услышу о вашем романе (хихикает), притворюсь огорченной… Вот увидите, я умею притворяться ничуть не хуже вас с Александром! Нарышкина: (под дверью) Какая интересная новость! Только с кем вперед поделиться? Государыня запретила на глаза ей являться… Значит, явлюсь к государю!
Кадр 58. Усадьба Долгоруких
Петр Михалыч сидит в гостиной на диванчике, рядом с ним – Соня, положив голову ему на плечо, Лиза и Андрей – в креслах напротив. Петр Михалыч: Вот, детки мои дорогие, и вся история… Грешен, каюсь, и отдаю себя на ваш строгий суд! Соня: (гладит его рукав) Вы живы, папенька, вы снова с нами – и хорошо! Петр Михалыч: (чмокает ее в макушку) Спасибо, Сонюшка! А что маменька? Где она – дома ли? Лиза: Вроде бы и дома, а вроде бы и нет… Петр Михалыч: Как так? Андрей: У maman сделалась болезнь рассудка: она думает, будто мы до сих пор маленькие дети, и бранит нас за разные шалости… Соня: И все ждет, когда вы, папенька, из Москвы вернетесь… Петр Михалыч: Бедная Маша! Но отчего же с нею приключилась такая беда? Андрей: Доктор Штерн говорит, что это муки совести… Соня: (шмыгает носом) Наша маменька старому барону Корфу яду в стакан подлила… а он выпил… и умер… Петр Михалыч: (в ужасе) Маша убила Ивана?! За что?! Лиза: Она затеяла меня замуж выдавать, а денег не хватало… Вот и отравила барона, чтоб его поместье вручить господину Забалуеву в качестве моего приданого. Петр Михалыч: (от обилия обрушившихся на него новостей перестает соображать) Какое приданое?! При чем тут наш сосед Забалуев? Соня: Господин Забалуев теперь – Лизанькин муж… (всхлипывает) Хозяйничает в нашем доме, как в своем собственном! Петр Михалыч: Муж?! Да ведь он в три раза ее старше! Лиза: Видно, маменька тогда уже была нездорова, и ей померещилось, что Андрей Платоныч – мой ровесник. Андрей: Лиза, я понимаю, что твой брак трудно назвать удачным, однако не след в таком тоне говорить о маменьке, тем более что она больна! Лиза: Ты ее защищаешь, потому что она тебя под венец со старухой не толкала! Впрочем, еще не все потеряно… у господина Забалуева есть не дряхлая кузина пятидесяти восьми лет… не желаешь посвататься? Петр Михалыч: (больным голосом) Дети, не ссорьтесь! Ваша маменька не виновата… я один виноват… (причитает) Ах я, старая гнилая кочерыжка! Полгода у чужого самовара чаи гонял и в ус не дул, а дома-то в это время... Гоните меня, дети, гоните меня прочь, не нужен вам такой отец! (некрасиво плачет) (Добросердечная Сонечка его утешает, Лиза с Андреем брезгливо морщатся. Татьяна приносит чай и роняет поднос, увидев воскресшего Петра Михалыча.) Татьяна: Чур меня, чур! Андрей: Чего ты испугалась, Танюша? Папенька не с того света вернулся, а всего лишь из другой усадьбы. Татьяна: (на всякий случай прячется за его спину) Понятно теперь, почему мы с Лизаветой Петровной барина в могилке не нашли! Андрей: Лиза?! Ты копала на кладбище?! Лиза: (огрызается) По-твоему, приятнее смотреть, как Забалуев ковыряется в тарелке? Татьяна: (жмется к Андрею) А еще там Иван Иваныч на елочке сидел, пальчиком нам грозил… (Андрей, успокаивая, целует ее в ушко. Петр Михалыч, заметив это, открывает рот, чтобы вслух удивиться, но не успевает – входят Марья Алексеевна и Забалуев.) Марья Алексеевна (говоря на ходу) И не просите, Андрей Платоныч! Я в делах ничего не смыслю, вот вернется Петруша из Москвы, с ним и договаривайтесь! (Замечают Петра Михалыча в окружении детей и застывают с разинутыми ртами.) Петр Михалыч: (поднимается с дивана, опираясь на трость) Здравствуй, Маша, вот и я! (Марья Алексевна закатывает глаза и падает на руки Забалуеву.) Забалуев: Марья Алексеевна, голубушка, пожалейте старика, ведь не удержу… (шарит руками по ее бокам) А страсть как хочется подержать… Петр Михалыч: (размахивая тростью) Отпустите ее, Андрей Платоныч! Я сам! (ковыляет к ним) Сам! (Пытается подхватить жену, роняет трость и тоже валится на Забалуева.) Забалуев: (кряхтит под двойной тяжестью) И что ж вам в гробу-то не лежалось, Петр Михалыч? (Долгорукие-младшие, опомнившись, бросаются на помощь и волокут родителей вместе с Забалуевым к дивану.) Соня: Таня, подушку! Лиза: Таня, нюхательную соль! Петр Михалыч: Трость, где моя трость? Татьяна: (ворчит) Разорваться мне, что ли? (сует княгине трость, князю – нюхательную соль, Забалуеву – подушку) Андрей: (пытается руководить) Кладите маменьку сюда… Что там мешает? Подушка? Подушку суньте под голову! Забалуев: (из-под локтя Марьи Алексевны) Это не подушка, это я! Андрей: (сталкивает Забалуева под диван) Его тут только не хватало! Петр Михалыч: (хлопает жену по щекам) Маша, Машенька, очнись! Марья Алексевна: (приоткрывает один глаз) Петруша… приехал… Петр Михалыч: Приехал, Машенька, приехал… Марья Алексевна: Что ж ты так долго? Аль из Москвы через Сибирь добирался? Забалуев: (на четвереньках выбирается из-под дивана) Послал же черт родственничков! Это не дом, а Содом какой-то! Пополам с Гоморрой… Марья Алексевна: Что-то мне нехорошо… Петенька, ты тут с детками пока займись, они так по тебе скучали, так скучали… А я пойду, полежу… (Татьяне) Дуняша, проводи меня! Татьяна: Таней меня зовут, барыня. Марья Алексевна: Вот я и говорю - Кланя. (себе под нос) То ли и впрямь я с ума сошла? (бросает косой взгляд на мужа) Нет, не померещилось… сидит… живой, супостат! (напускает на себя больной вид и уходит под руку с Татьяной) Петр Михалыч: М-да! Неладно у нас… Ну, ничего! Теперь я дома, теперь я здесь порядок наведу. Лиза: Папенька, помогите мне с Андреем Платонычем развестись! Забалуев: Что ж это вы, Лизавета Петровна, от мужа богоданного затеяли избавиться? Которому перед алтарем в верности клялись? Лиза: Если из-под палки, то клятва клятвой не считается! Петр Михалыч: Успокойся, Лизанька, мы непременно что-нибудь придумаем! Забалуев: Может быть, лучше поужинаем? Выпьем с вами, дорогой тестюшка, за встречу… да потолкуем о Лизанькином приданом, которое мне было обещано, но так и не дадено! Андрей: И не надоело вам копейки у нас выклянчивать? Другие-то мужья жен на свои средства содержат! Забалуев: А вы бы положили мне достойное содержание, я бы и содержал! И от вас бы съехал, шурин мой разлюбезный! Я человек почтенный, мне на ваши забавы с горничными смотреть тошно. Андрей: (задыхаясь от возмущения) Да как вы… да я вас… Петр Михалыч: Не горячись, Андрюша! Я заметил, что ты и Татьяна… гм… Одним словом, Андрей Платоныч прав: разврату в доме попустительствовать нельзя! Горничные нужны для работы, а не для утех! Андрей: Отец… и это говорите ВЫ?! Петр Михалыч: Да, я! (стучит тростью об пол) Я теперь стану образцом добродетели, и от других буду того же требовать! (Андрей смотрит на Лизу с выражением: «лучше бы ты грядки на огороде копала!» Лиза показывает ему язык.)
Спальня хозяина. Громкий храп. В дверь воровато заглядывает Анна, в шелковом пеньюаре и со свечкой в руке. Анна: (шепотом) Владимир, вы спите? (подходит к кровати и светит ему в лицо свечой) И вправду спит! Накануне дуэли! Нет у него ни нервов, ни сердца… (колеблется) Может быть, еще не поздно поехать к Мише?.. Нет, он – благородный, он не захочет… (вздыхает) Попробую еще раз Вариным советом воспользоваться… (набрав в грудь воздуха) Ну, господи, помилуй!.. (трясет Владимира за плечо) Проснитесь, Владимир! Владимир: (спросонья) Кто здесь? Гришка? Пошел прочь, я же велел до рассвета меня не беспокоить! Анна: Это не Гришка, это я, Анна! Владимир: (продрав глаза) Анна? Что вы здесь делаете? Анна: (садится на кровать) Я пришла… поговорить с вами… Владимир: О чем поговорить? (Анна придвигается к нему поближе и подставляет губы. Несколько минут оба увлеченно целуются.) Анна: Хотите, я останусь у вас на всю ночь? Владимир: Хочу! (начинает спускать пеньюар с ее плеча) Анна: Я останусь у вас – сегодня, завтра, когда пожелаете… Только не надо никакой дуэли! Владимир: (хлопает себя по лбу) Дуэль! Чуть не забыл! (натягивает пеньюар обратно Анне на плечо) Прости, Анечка, мне выспаться надо, а то назавтра рука будет дрожать, и я Мишелю в лоб не попаду… Анна: У вас все равно рука будет дрожать… (указывает на валяющиеся рядом с кроватью пустые бутылки) Владимир: Ты что, проповеди мне будешь читать среди ночи?! Анна: Ну почему вы опять кричите на меня? Ведь вы же стали почти хорошим! Владимир: Я буду хорошим, только дай мне выспаться! Анна: Умоляю вас, отмените дуэль! Я прогоню Михаила, клянусь, он больше никогда меня не увидит… Владимир: Как же! Он так и будет здесь вертеться, если его не пристрелить. Нет, самое надежное – пуля в лоб! Анна: А если… он вам – пулю в лоб? Владимир: Что-то я не пойму: о ком вы больше беспокоитесь – обо мне или о Мишеле? Анна: О вас… обоих… Владимир: Это не ответ! Давайте без экивоков: кого из нас вы бы предпочли видеть в гробу? Меня, вероятно? Анна: (отводит глаза) Нет… Владимир: Неужто Мишеля? Анна: Нет-нет, только не Мишу! Владимир: Значит, все-таки – меня? Анна: Я не знаю… Владимир: Вот видишь, сама ты выбора сделать не можешь… Тогда и нам не мешай! Анна: Но неужели нельзя обойтись без пистолетов? Владимир: То есть как – без пистолетов? В карты, что ли, прикажешь на тебя играть? Анна: Почему вы так со мной… будто я вещь… будто у меня и желаний своих нет… Владимир: Тогда скажи внятно, чего ты хочешь! Анна: (плачет) Я не зна-а-аю… Владимир: Вот что, Анечка: иди-ка ты спать! И не суй нос в мужские дела! (переворачивается на другой бок и накрывает голову подушкой) Анна: Бездушное чудовище! (уходит, обливаясь слезами) Владимир: Ну вот! Разбила весь сон! (В сердцах запускает подушку в темный угол комнаты, откуда немедленно материализуется призрак Корфа-старшего.) Иван Иваныч: (грозит пальцем) Опять Аннушку обижаешь? Владимир: Сговорились вы все, что ли?! Отец, ну хоть бы вы дали мне выспаться! И ничего я вашу Аннушку не обижал, это мне от нее житья никакого нету! Чем меня попрекать, лучше бы внушили ей, что приличные барышни в такой час спят, а не разгуливают в неглиже по спальням чужих… ну, почти чужих мужчин! Иван Иваныч: А ты подумай сам, почему она к тебе пришла, а не к Мише. Владимир: И думать нечего – моя спальня по коридору ближе. Иван Иваныч: Ах, Володя, Володя, ничего-то ты не понимаешь… Владимир: (с обидой) Вашего сына завтра могут убить, а вы все об Аньке печётесь! Иван Иваныч: Никто никого завтра не убьет, я об этом позабочусь. Владимир: (ядовито) Каким таким образом? Иван Иваныч: Нам, призракам, все по плечу! Могу, например, вас по разным комнатам запереть… или порох в сахар превратить… Ну, доброй ночи, сынок! (растворяется в темноте) Владимир: Так я тебе и поверил, отец! (раздумчиво) Хм!.. А ведь он дело говорит: привидение-то, положим, нам с Мишелем не помешает, а вот Анька запросто может – или пистолеты выкрасть, или порох подмочить. Уж больно прыткая стала! (распахивает дверь в коридор) Эй, Модестыч, иди сюда! Знаю ведь, что по дому бродишь, вынюхиваешь да подглядываешь! Модестыч: (тут как тут) Так ведь я, барин, об вашем имуществе пекусь… Как бы кто под покровом ночи… Владимир: Ладно, ладно. Ты вот что: ты Анну на ключ запри в ее комнате. Модестыч: С нашим удовольствием, барин, это мы мигом! Владимир: Бренди она повадилась по ночам из буфета таскать. Боюсь, как бы не спилась барышня. Модестыч: Я именно так и подумал, Владимир Иваныч, когда она давеча к вам в спальню… Так и подумал: пошла хозяйский бренди пить. Владимир: Одним словом, запри ее и до завтра не выпускай. Модестыч: А, может, ее того… совсем не выпускать? Владимир: Ну что я, изверг какой? Пусть посидит… денек-другой. Модестыч: Конечно, барин, конечно… Это мы завсегда рады! (убегает, бренча ключами) Владимир: Теперь можно и вздремнуть до рассвета… Только бы больше никто не помешал!.. (Проверяет запоры на окнах и на двери, потом падает на кровать и засыпает богатырским сном.)
Кадр 60. В Гатчинском замке
Роскошная опочивальня с огромной кроватью под голубым бархатным балдахином. Два камина, в одном из которых весело потрескивают дрова. Задернутые портьеры создают интимный полумрак. Входят император с Нарышкиной. Император: Значит, здесь они и собираются разыграть очередной акт спектакля? Нарышкина: Я собственными ушами слышала, ваше величество, как они договаривались пошалить, подушки с одеялами раскидать… чтобы создать видимость бурного свидания! Император: Как дети, право слово! Нарышкина: А ее высочество принцесса Мария им помогает. Император: Еще того не легче! Нарышкина: Она якобы застукала их в кабинете и закатила шумную сцену ревности, запустила в Александра Николаевича вазой, Репнину обругала грубыми немецкими словами, а вечером они втроем играли в бирюльки драгоценностями ее величества и радовались, как ловко всех одурачили. Император: (негодующе) За кого они меня принимают? Но я положу конец этому безобразию! Репнина завтра же отправится в Сибирь, а вы займете ее место в свите принцессы Марии. (Нарышкина приседает в книксене, улыбаясь всеми тридцатью двумя хищными зубками.) Император: Я умею благодарить тех, кто мне верно служит. (выглядывает в окно) Ага! Один актер уже пожаловал! Мадмуазель, прошу вас подождать меня в карете… Нарышкина: (задыхаясь от восторга) Я вернусь в Петербург в одной карете с вашим величеством?! Император: (поглаживая усы) Надеюсь, вы тоже умеете быть благодарной? Нарышкина: О да, ваше величество! (убегает, сияя, как новенький червонец) Император: (ложится на кровать и спускает полог) Александр: (входит) Натали! Вы уже здесь? (замечает шевеление на кровати, ухмыляется) Хотели от меня спрятаться, шалунья? (подходит и отдергивает полог, при виде отца роняет челюсть) Император: (развалившись на горе подушек) Пришел дурачить своего доверчивого родителя, Саша? Александр: О чем вы, отец? Император: О вашем с Репниной фарсе! как долго вы рассчитывали водить меня за нос? И почему вы, наследник престола, пляшете под дудку какой-то фрейлины?! Александр: (возмущенно) Неужто господин Бенкендорф не брезгует и в постель ко мне заглядывать? Император: Ну, в постель-то, как мне сообщили – и, кстати, совсем не Александр Христофорыч, - Репнина пока не сумела вас завлечь. Александр: Воображаю, что вам про нее наговорили! Но Натали – не прожженная интриганка, а несчастная жертва! Я сам предложил ей разыграть этот маленький спектакль, чтобы избавить ее от ваших домогательств и от позора! Император: (грозит пальцем) Ох, Саша, Саша, не верю я в твои чистые намерения! Александр: (пожимает плечами) Воля ваша, отец… Император: Хотя погоди-ка… Кажется, я понял! Ты взаправду хочешь сделать Репнину своей любовницей, но обставил дело так, что принцесса Мария считает вас благородными обманщиками, да еще вам и сочувствует… Браво! (хлопает в ладоши) Блестящий план! Александр: (угрюмо) И теперь вы его разрушите? Император: Отнюдь! Развлекайтесь, сколько вашим душенькам угодно! Если Репнина мною брезгует, то и я не стану навязываться. Старею, старею… Прежде-то мне ни одна фрейлина не смела отказать – ни явно, ни столь изощренно… Александр: Надеюсь, вы не станете ей мстить? Император: Нет, но кое-кто все-таки будет наказан… Приятного времяпрепровождения, Саша! (похлопывает его по плечу и уходит, совсем не сердитый) Александр: (сладко потягиваясь) Что же вы не едете, Натали? (Подходит к окну. Во дворе император садится в карету, из которой офицеры охраны предварительно вытряхивают Нарышкину, и экипаж уезжает.) Александр: (глядя, как Нарышкина барахтается в сугробе) И что я целую неделю находил в этой рыжей болонке? Натали: (входит) Александр Николаевич, я видела у подъезда карету императора. Неужели он заподозрил, что мы… Александр: К счастью, мне удалось усыпить его подозрения! Но, чтобы он и впредь ни о чем не догадывался, нам нужно играть как можно убедительнее… (приобнимает ее за талию) Натали: Но его величество нас уже не видит… Александр: Однако нельзя терять бдительность. (На лицо Натали падает солнечный зайчик.) Натали: (морщится) Что это? Александр: (подводит ее к окну) Взгляните-ка на тот старый дуб… Видите, в ветвях что-то поблескивает? Натали: (щурясь) Да, как будто… Александр: Это – подзорная труба, в которую за нами наблюдает шпион Бенкендорфа. Натали: Фу, мерзость! Александр: Испортим ему удовольствие! (задергивает портьеры) От одного избавились… Натали: Значит, есть еще? (опасливо озирается по сторонам) Александр: Как вы думаете, почему в одном камине горит огонь, а в другом – дрова сложены аккуратной стопочкой? Натали: Не знаю, наверное, для красоты… Александр: Ничуть! В дымоходе тоже сидит соглядатай… и сейчас мы его выкурим! (Подхватывает щипцами горящую головешку из одного камина и разводит огонь в другом. В трубе раздается шорох.) Александр: (удовлетворенно) Удирает! Натали: (вздыхает с облегчением) Значит, можно больше не обниматься? Александр: Напротив – будем изо всех сил изображать пылкую страсть! (сбрасывает с себя мундир и сапоги и плюхается на кровать) Идите сюда, Натали! Натали: (осторожно присаживается на краешек кровати) Если это так необходимо… Александр: Совершенно необходимо! (шепотом) Нас могут подслушивать… (нарочито громко) Любовь моя, как долго я ждал этой минуты! Натали: (еще громче) И я ждала, любовь моя! (прыскает в кулак) Александр: Поцелуй меня, ненаглядная! (тянется к ней) Натали: (загораживаясь подушкой) Это лишнее, ваше высочество! Александр: Тогда больше не просите вам помогать! (надувшись, отворачивается) Натали: (сдаваясь) Ну, хорошо… (аккуратно подставляет щеку) (Обрадованный Александр сгребает ее в охапку и опрокидывает на одеяло.) Натали: (лупит его подушкой по спине) Ваше высо… (продолжительный поцелуй) Александр… Александр: Зови меня просто Сашей, милая! (чмокает ее в шею и деловито начинает расстегивать крючки на платье) Натали: (взвизгивает) Нет! Я даже своему жениху такого не позволяю! (растрепанная, соскакивает с кровати бежит к двери) Александр: Постойте, Натали! (лихорадочно пытается натянуть сапоги) Подождите! (отшвырнув правый сапог, скачет за ней в одном левом) Натали, вы всё не так поняли! Дело в том, что я… я люблю вас! (падает на колени и зарывается лицом в ее юбку) Натали: О Боже! (закатывает глаза и по двери сползает на пол) Александр: (уткнувшись носом ей под мышку) Откажитесь от своего жениха, а я откажусь от наследования престола… уедем за границу… Натали: Лучше так, ваше высочество: вы поедете в Зимний дворец, а я – в деревню, к жениху… Александр: Натали, но это совсем не романтично! Натали: Зато – честно! (выпутывается из его объятий) А если вы не можете не изменять невесте, изменяйте ей с какой-нибудь другой фрейлиной, да хоть с Нарышкиной! Александр: (хнычет) Но я люблю вас, а не Нарышкину! Натали: А я люблю своего жениха! Александр: Этот валенок вас не достоин! Натали: Пусть валенок, зато не заглядывается на чужие туфельки! (Распахивает дверь и выбегает вон. Александр в одном сапоге бросается следом, по пути сшибив с ног вертевшегося под дверью Писарева, переодетого лакеем.) Александр: Где-то я твою физиономию уже видел… и не в ливрее, а в голубом мундире! (молотит Писарева) Когда стану императором, разгоню всё ваше Третье отделение, а на его месте устрою веселый дом для всех, кого вы замучили слежкой и допросами! Да-да, так и можешь передать своему шефу! (напоследок пнув шпиона еще разок, бежит вслед за Натали)
Отправлено: 11.11.11 19:30. Заголовок: Кадр 61. На лесной о..
Кадр 61. На лесной опушке
Порхает легкий снежок. Деревья в белых шапках. Владимир и Михаил открывают на пеньке коробку с пистолетами, доктор Штерн припрыгивает, похлопывая себя по плечам: холодно. Штерн: (обиженно) Зачем же вы меня обманули, барон? Сказали, что вашему другу плохо… Что его лошадь сбросила и лягнула копытом в лоб… Михаил: (оскорблен до глубины души) А нельзя было придумать что-нибудь пооригинальнее, Корф? Если ты сам в прошлом году на параде после пяти бутылок шампанского с лошади свалился, это не значит, что и другие в седле держаться не умеют! Владимир: (примирительно) Не сердись, Мишель – скоро навек расстанемся. Соврал, что первое пришло в голову, прости. Ведь надо было чем-то доктора Штерна сюда заманить, а то никто из соседей к нам в секунданты не захотели… Ткнулся было к Петру Михалычу, покойник воскресшему, так он меня обругал дураком и мальчишкой, да еще и тростью своей размахивал! Чуть было и его сгоряча к барьеру не позвал… Ну согласись, не Забалуеву же в ножки было кланяться! Михаил: (великодушно) Ладно, прощаю… Ну что, приступим? (тянет руку к пистолету) Штерн: (канючит) Господа, может, не надо?.. Владимир: Поскучайте немного, доктор… Скоро вам работа найдется: Мишелю во лбу дырку заштопывать, чтобы он красиво в гробу выглядел. Михаил: Это еще надо посмотреть, кого отсюда вперед ногами… Владимир: …или мои мозги со снега соскребать и укладывать обратно в череп – не могу же я на свидание с отцом явиться совсем без мозгов! Михаил: Да у тебя их сроду не было! Владимир: (с хищной улыбкой) А вот сейчас и выясним, у кого чем голова заполнена. Штерн: Господа, может быть, разойдетесь полюбовно? Михаил: Полюбовно не получится: этот остолоп возомнил себя вершителем судеб – этаким Господом Богом Двугорского уезда… а я намерен объяснить ему, как сильно он заблуждается! Владимир: Сколько патетики, Мишель! А из-за чего? Любопытно, стал бы ты так волноваться, если б я, к примеру, велел сжечь старую табуретку? Михаил: (возмущенно) Но Анна – не табуретка! Владимир: Конечно, не табуретка! Ее надо сладко кормить и нарядно одевать, а после твоей смерти еще и утешать придется… (со скабрезной ухмылкой) Одной ночи, наверное, не хватит… Михаил: Мерзавец!.. (С ревом набрасывается на Владимира и сбивает его с ног. Несколько минут оба воодушевленно валтузят друг друга.) Михаил: (заезжает Владимиру коленом в бок) Подлец, негодяй, скотина! Владимир: (с ответным пинком) От такого слышу! (Живой клубок, рыча и фырча, катается по снегу и, налетев на дерево, разваливается на два тела.) Штерн: Младенцы! Им бы еще в снежки играть, да с горки кататься… Владимир: (потирая ушибленный бок) Может, к барьеру, по правилам?.. Михаил: (вытряхивая снег из-за шиворота) К барьеру! Штерн: (подпрыгивает на месте и дует на пальцы) Умоляю вас, господа, возвращайтесь домой, выпейте бренди… (Дуэлянты, не слушая его, вытаскивают пистолеты.) Михаил: Вишневым вареньем пахнет… (мечтательно) Когда я маленьким был, наша кухарка во дворе под вишней варенье варила, а мы с Наташкой пенки таскали… Владимир: Размяк ты, Мишель, на пороге Вечности, как вишня в компоте! (поводит ноздрями) А ведь и точно, вишней пахнет! (с подозрением обнюхивает дуло пистолета и разражается грубыми проклятьями) Михаил: Ничего не понимаю… (вытряхивает из пистолета себе на ладонь вишневые косточки) Владимир: Чего тут понимать! Это Анька расстаралась! Вишню съела, а косточками пистолеты зарядила. Вчера на полдник был вишневый компот… (с негодованием) И когда только успела? Анна: (задыхаясь, бежит между деревьями, проваливаясь в снег чуть не по пояс) Остановитесь, господа! Михаил: (удивленно и обрадованно) Анна?! Вы здесь?! Владимир: Анна?! Ты же дома под замком сидела?! Анна: Меня Никита освободил, Владимир Иваныч. Владимир: А Карл Модестыч куда смотрел?! Анна: Карл Модестыч ключи не хотел давать, и Никита дверь плечом вышиб… Михаил: (фыркает) Плохой ты хозяин, Корф, крепостные тебя ни в грош не ставят. Владимир: А вот я велю Модестычу всех на конюшне высечь – и Никитку, и Аньку… Анна: (потупив глазки) Модестыча мы в погребе заперли… Владимир: В погребе?! Он же половину окороков сожрет, черт нерусский! (свирепо глядит на Анну) Одни убытки от тебя! Ты зачем, скажи, лучшую мою пару дуэльных пистолетов испортила?! Анна: (испуганно) Я ничего не портила, честное слово! Владимир: Ага! (смеется) Значит, это моего отца проделки. Он вчера грозился порох в сахар превратить. Штерн: (с профессиональным любопытством) И давно вас посещают эти… видения? Владимир: Да вот, всякий раз, как я, по мнению отца, собираюсь совершить какой-нибудь неблаговидный поступок, он приходит ко мне с нравоучениями… Штерн: Очень интересный случай! (что-то царапает в записной книжке) Анна: (обиженно) А мне дядюшка ни разу не являлся… Владимир: (натягивает пальто и нахлобучивает шапку) Все! Надоело мне, Анна, с вами нянчиться. Забирай ее, Мишель, и увози куда подальше. Боюсь, если она еще на неделю у меня в доме задержится, от него одни стены останется. Да, и вот вам от меня подарок на свадьбу (протягивает Михаилу свиток) Михаил: (разворачивает и читает) Анечка, он дал тебе вольную! Ты свободна! (Владимиру) Я горжусь тобой, друг! Дай тебя обнять! Владимир: Да ладно, чего там… Анна: (надувает губы) Как же так, Владимир Иваныч? Батюшка просил вас обо мне заботиться, а вы, значит, его волей пренебрегаете? Владимир: Мишель о вас лучше позаботится, мадемуазель. Желаю здравствовать! (кланяется всем, вскакивает на коня и уезжает) Анна: (горько плачет) Бездушное чудовище! Он всегда меня обижал, унижал… Вот и прошлой ночью… Штерн: Простите, я здесь, кажется, лишний (тактично исчезает) Михаил: И что же… прошлой ночью? Анна: Я пришла его просить отказаться от дуэли, я не хотела, чтобы он вас убил, Мишенька… Я готова была пожертвовать ради вас своей честью, а он грубо вытолкал меня за дверь! Михаил: (с тихой яростью) А почему же вы ко мне не пришли, сударыня? Анна: Потому что вы благородный, вы бы от меня такую жертву не приняли, а Владимир – низкий негодяй! Михаил: А если бы этот низкий негодяй вами воспользовался, а от дуэли не отказался, что бы вы стали делать? Анна: Не зна-а-аю… (рыдает) Михаил: (холодно) Мне все ясно, сударыня. Очень хорошо, что ваше истинное лицо открылось мне сейчас, а не потом… когда бы страсть к вам мне уже невозможно было бы вырвать из сердца Анна: Вы… вы отвергаете меня? Вы еще хуже, чем Владимир! Он, по крайней мере, не клялся мне в любви… Михаил: Прощайте, сударыня! Да, и заберите вашу вольную. Можете ее порвать и вновь вернуться под крылышко к Владимиру Иванычу. Вам, кажется, невмоготу жить без его издевательств! (горько усмехается) А Сычиха-то не солгала – про вишни на снегу! (уезжает) Анна: Миша, подождите, а как же я? Как я отсюда выберусь? Я и сюда-то не помню, как дорогу нашла… (садится в сугроб и плачет, кулаками размазывая по щекам слезы) Никита: (подъезжает верхом) Аннушка, где ты? Бросили тебя благородные господа? (вытаскивает ее из сугроба, укутывает в свой тулуп и садит рядом с собой на лошадь) Говорил я тебе: не гоняйся за дворянами, мы – крестьяне – надежней, хоть, конечно, рылом и не вышли. Анна: Спасибо, Никитушка, ты такой добрый… Только я другого люблю, правда, не знаю, кого именно…
Кадр 62. В придорожном трактире
Дым коромыслом. Гуляют представители всех сословий – от дворян до крестьян. В одном углу обмывают удачную сделку, в другом – просто пьют, в третьем – пляшут под балалайку, в четвертом – дерутся. На подоконнике спит какой-то мужик без сапог. Трактирщик Демьян бдительным оком следит из-за буфетной стойки, чтобы подгулявшая публика не побила мебель и вовремя оплачивала выпитое. За одним из столиков Забалуев, Седой и Модестыч режутся в карты. Модестыч: (в сердцах швыряя карты об стол) Опять банк сорвал, цыганская морда! Шельмуешь, поди? Седой: (невозмутимо подгребая к себе выигрыш) А ты меня за руку ловил? Модестыч: Зачем за руку, когда у тебя на лбу написано: продувная бестия! Забалуев: (пересчитывает оставшиеся ассигнации) Метнем банчишко еще разок? В трактир вваливается Михаил: Не снимая шубы, падает за первый подвернувшийся столик. Трактирщик: (подбегает) Чего изволите? Михаил: Водки! (подумав) Много! Напиться хочу… Трактирщик: Сию минуту! (Быстро организует на столе графинчик, рюмочку и блюдечко с огурчиком) Михаил: Ты что мне принес? Я же сказал: хочу напиться! Понимаешь? Трактирщик: (подмигнув) Понимаю! (Приносит вместо рюмки стакан, а вместо огурчика – еще один графин. Михаил одобрительно крякает и, в два счета покончив с первым графином, принимается за второй.) Седой: (партнерам) Играем? (тасует колоду). (Забалуев вороватым жестом вытаскивает что-то из рукава, Модестыч, ухмыляясь, – из-за воротника. Открывают карты: у Модестыча – два короля, у Забалуева – три, у Седого – четыре.) Забалуев: Господа, кажется, кто-то из нас жульничает. Седой: Ты меня господином не ругай! Я себе честно королей из колоды сдал – всех четырех! А у тебя была девятка пик, два валета да дама бубновая… Забалуев: А ты откуда знаешь, какой масти у меня девятка? Седой: Да вон она, под стулом твоим валяется! Модестыч: (в надежде отыграться) Не будем усугублять! Может, лучше пересдадим? Забалуев: Только банкую я! (отбирает у Седого колоду) (Новая игра складывается в пользу Забалуева.) Модестыч: (хнычет) Последнее отдаю! (со вздохом бросает на стол золотой медальон) Ни копеечки не осталось, даже горе запить нечем! Михаил: (поддатым голосом) Трактирщик, почему у тебя на потолке муха сидит? Я не хочу, чтоб она свалилась в мой стакан! (Вытаскивает из кармана пистолет, заглядывает в дуло, выковыривает оттуда вилкой оставшиеся вишневые косточки, перезаряжает и стреляет в потолок. Пуля рикошетом отлетает в пузатый самовар, а оттуда – в стакан к Михаилу.) Михаил: Все-таки свалилась… Трактирщик, эй! Чистый стакан мне! (пытается перезарядить пистолет, но только просыпает порох и, махнув рукой, сует пистолет под мышку) Трактирщик: (под буфетной стойкой разбавляет водку водой) Зачем на пьяного чистую слезу переводить? (Михаил с трудом выползает из-за стола и, пошатываясь, бредет между столиками.) Забалуев: (любуется камешками на медальоне) Ценная вещица! (довольный, прячет добычу в карман и вытаскивает из-за пазухи новую пачку ассигнаций) Банкуй, цыган! Михаил: (нависая над Забалуевым) И откуда у вас столько денег, Андрей Платоныч? Забалуев: (брезгливо машет рукой, разгоняя исходящие от Михаила алкогольные пары) До чего же вы любопытны, Михал Саныч! А еще говорили, что в замочную скважину подглядывать неприлично! (Модестыч, воспользовавшись отсутствием Михаила, трусцой подбегает к его столику и наливает себе из его графина.) Модестыч: (делает глоток) Не понял… (озадаченно шевелит усами) Михаил: (не отстает Забалуева) У Долгоруких поживились, или в казенном сейфе? Седой: Какая тебе разница, князь? Деньги не пахнут! Михаил: Оба вы воры! (поворачивается к трактирщику) И ты – вор! (орет заплетающимся языком на весь трактир) Все вы тут воры! (размахивает незаряженным пистолетом) Но я в вашем воровском уезде порядок наведу! У меня полномочия от самого государя-императора! (Бывалая публика не реагирует на его вопли, только спящий на подоконнике мужик дрыгает во сне ногой.) Михаил: (трактирщику) Водки мне! (Трактирщик, не моргнув глазом, подает ему стакан чистой воды. Михаил выпивает залпом, сваливается на пол и засыпает. Седой подбирает откатившийся в сторону цилиндр, нахлобучивает на голову Михаилу, попутно успев выудить из его кармана несколько золотых.) Седой: Интересно, он пешком или на коне? Модестыч: (плачет в обнимку с пустым графином) И деньги проиграл, и трезвым остался… Седой: (бросает ему через стол золотой) Держи, я сегодня добрый! (Обрадованный Модестыч рысит за выпивкой, но спотыкается о Михаила, летит вверх тормашками и врезается головой в трактирную стойку.) Модестыч: (сидит на полу) Кто я? Я – Карл Модестыч Шуллер, управляющий барона Корфа, хозяин мой – сатрап и самодур, такого грех не обчистить… и грех на его денежки не выпить… Ура! На этот раз ничего не забыл! Трактирщик! Водки!
Владимир в одиночестве напивается у себя в спальне. Иван Иваныч: (возникает из ниоткуда) Празднуешь освобождение Анны? Владимир: Не Анны, а ОТ Анны! Иван Иваныч: Однако, у тебя невеселый вид? Владимир: Тоскливо что-то… (мрачно глядит в пустой стакан) Никто не вертится под ногами, не ноет: «за что вы меня ненавидите?» Иван Иваныч: Не грусти, сынок! Грусть пройдет! Владимир: Конечно, пройдет! Утоплю ее в бренди… (наливает себе) А вам налить, отец? Не надоело еще в раю нектар вкушать? Иван Иваныч: (тянет руку, но отдергивает) Спасибо, сынок, я уж лучше нектар… Владимир: Ну, не хотите – как хотите! (выпивает сам) (За дверью раздаются шаги, призрак шныряет в темный угол.) Полина: (входит) Можно, барин? Владимир: Чего тебе? Полина: (опускает низкий вырез платья еще ниже) Нету больше моей моченьки молчать! Извелась я… не сплю, не ем… а всё от любви! Владимир: От какой любви? Полина: Люблю я вас, барин! Владимир: Лю-юбишь? (глядит на нее сквозь стакан) И давно ли? Полина: Давненько уж, барин! Помните, однажды летом, когда я белье на реке полоскала, а вы как раз из полка на побывку приехали? Владимир: (чешет стаканом за ухом) Нет, не помню! Полина: А потом вечером, в стогу сена… Помните? (запрыгивает к нему на колени) Уж я сумею вас ублажить – не хуже, чем Анька старого барина! Владимир: Что ты мелешь, дура? (вскакивает с кресла, стряхивая Полину на пол) Иван Иваныч: (из темного угла) Вот нахалка! Полина: (испуганно оглядывается) Странное в вашей комнате эхо, барин… А про Аньку – неужто не знали? Она всем врала, что вашему батюшке Ветхий завет по ночам читает, а на самом деле… Иван Иваныч: Не смей возводить на Аннушку поклеп! (в гневе выступает из темного угла) Полина: Ой-ой-ой! (испаряется быстрее призрака) Иван Иваныч: (продолжает негодовать) Не будь я привидением, заставил бы ее съесть собственный язык! Владимир: Да она и так теперь две недели будет заикаться… (наливает себе, пьет и тяжко вздыхает) Сейчас, наверно, Анечка читает Ветхий завет Мишелю… Иван Иваныч: Сам виноват! Если б ты ей с самого начала объяснил про свою любовь, а не издевался почем зря… Владимир: Мало Анька моей крови выпила, так еще и вы, отец, в душу лезете! Дайте же мне спокойно напиться! (Призрак обиженно пожимает плечами и растворяется в темноте. Из коридора снова доносятся шаги.) Владимир: (через плечо, лениво) Пошла вон, дура! Лиза: (с порога) Я понимаю, что поступила не слишком умно, явившись к вам среди ночи, но, может, прежде чем гнать, вы меня хотя бы выслушаете? Владимир: Лиза?! (проводит ее в комнату, помогает снять шубку и усаживает в кресло) Выпьешь бренди? Лиза: (подумав) Выпью! Владимир: (наливает ей на донышко, себе – полный стакан) Ну, а теперь рассказывай, что случилось! Лиза: (пьет и плачет) Забалуев новый сюртук справил и мимо моей спальни гоголем ходит, а папенька отказался подавать прошение о разводе, говорит: терпи, нечего семью позорить… От Андрея и вовсе никакого толку – так дрожит, как бы Наташа про его шашни не спознала, что ни о чем другом и думать не может… Неужели на свете ни одного настоящего мужчины не осталось? Владимир: Как – не осталось? А я? Лиза: Потому-то я к тебе и пришла… Владимир, на тебя моя последняя надежда! Помоги мне от муженька постылого избавиться! Владимир: Прошение о разводе, что ли, написать? Лиза: На дуэль вызвать и пристрелить! Владимир: Проще простого! Только ведь господин Забалуев сразу догадается, зачем я его к барьеру приглашаю, и вызов не примет. Лиза: Да, он хитрый и трусливый… но что же делать? Мухоморами его накормить или сбросить что-нибудь тяжелое на лысину? Владимир: Одна моя петербургская знакомая, которую выдали замуж за такого же старого хрыча, утешилась тем, что наставила ему рога. Лиза: С тобой? Владимир: Э-э… с одним моим приятелем. Лиза: Не скромничай! Зачем же стесняться такого прекрасного поступка? Помочь несчастной, обиженной судьбой женщине… Кстати, а ее супруг вызывал тебя на дуэль? Владимир: Где там! В деревню сбежал, жену в столице бросив, впрочем, она о том не сильно горевала. Лиза: А мне, Владимир… мне бы ты мог оказать подобную услугу? Владимир: Лиза, я совсем не то имел в виду… просто к слову пришлось… Разве мог бы я тебе, подруге детских лет, предложить что-то дурное? Лиза: А может, я всю жизнь мечтала, чтобы ты предложил мне что-нибудь дурное? (садится к нему на колени и обнимает за шею) Пожалуйста, Володя… Давай наставим Забалуеву рога, ославим его на весь уезд! Владимир: А твоя репутация? Лиза: (всхлипывает) И на что я надеялась? Ты, видно, помогаешь только тем женщинам, с которыми сам не прочь развлечься, а меня ты никогда не любил! (спрыгивает с его колен и сердито напяливает на себя шубку) Владимир: Куда ты ночью, в метель? (стаскивает с нее шубку и снова усаживает в кресло) Оставайся! Выпьем, поговорим, вспомним детство… (Разливает бренди: Лизе – на донышко, себе – до краев.) Лиза: (решительно) Нет уж, мне тоже полный стакан! Я и в стрельбе из рогатки от тебя не отставала, и здесь отставать не хочу! …Наутро. Солнце уже вовсю гуляет по небосводу, заглядывая в спальню сквозь неплотно задернутые шторы. Лиза и Владимир мирно спят рядышком, одетые, поверх одеяла. Кто-то скребется в дверь. Модестыч: (в щелочку) Кража у нас, Владимир Иваныч! (открывает дверь пошире) Эге! Он опять не один! Широко живет наш хозяин: вчера – Анька, нынче… (присмотревшись) Неужто госпожа Забалуева? Вот так-так! (ухмыляется) Тут дело тонкое… шуметь нельзя… а вот как-нибудь потом, при случае… (удаляется на цыпочках) Лиза: (сладко потягиваясь) А-а-а! (заезжает локтем Владимиру в ухо) Владимир: (спросонья) Анна, не хотите танцевать в семи вуалях, и не надо… зачем же по лицу? (открывает глаза и поворачивает голову) Лиза?! Что ты здесь делаешь?! Лиза: (в ужасе) Владимир?! А ты что тут делаешь? Владимир: (оглядываясь) Вообще-то, это моя спальня… Как будто… Лиза: (держась за голову) Я ничего не помню… Ничегошеньки! Господи, как голова болит!.. (жалобно) Владимир, хоть ты объясни… Владимир: Что объяснить? Я сам ни черта не помню… (сползает с кровати, бренчит пустым графином) Где-то еще оставалось бренди… (роется в комоде в поисках спиртного) Вроде бы, речь шла о Забалуеве… Лиза: (охнув) Он тоже был здесь?! (на помятом личике отображается сложный мыслительный процесс) Владимир: Сейчас велю подать рассолу. Лиза: Зачем? Владимир: Для прояснения ума. Лиза: А почему ты давеча меня Анной называл? Она тоже успела здесь побывать? Владимир: Никак нет-с, пока не имел чести… Лиза: (протрезвев от возмущения) Княжной Долгорукой вы, значит, брезгуете, а с какой-то крепостной – имеете честь? Нет у вас никакой чести! Напрасно я папеньку и братца ругала за пристрастие к дворовым девкам, все вы, мужчины, одинаковы! (хватает шубку и выскакивает вон) Владимир: Лиза, подожди, а рассолу? Лиза: Пей его со своими крестьянками! (хлопает дверью)
Кадр 64. Кухня в усадьбе Корфа
Зеленый с похмелья Владимир пьет мутный огуречный рассол, Варвара размахивает скалкой перед носом привязанного к табуретке Модестыча. Варвара: Говори, черт окаянный, куда капусту дел?! Ведь вы подумайте, барин – цельных две кадки! Сколько щей можно было наварить, кулебяк настряпать!.. Владимир: (отхлебывая рассол) Лучше сознайся, Карл Модестыч, а то несдобровать тебе – у Вари рука тяжелая! Модестыч: Чем хотите, поклянусь, барин, ни листочка не брал! Да и на что мне эта капуста, мою печенку от одного ее вида корчит! Варвара: (шлепает его скалкой по спине) А колбаса куда подевалась – пять кругов? Да окорок копченый? Модестыч: (хнычет) Не виноват я, не виноват! Мне и не унести столько, сколько из погреба пропало! Две кадушки только Никитке по плечу! А вы спросите у него, спросите! Зачем он тут с утра до ночи вертится, коли у Долгоруких жалованье получает?! Высматривает, поди, где чего у нас плохо лежит! Варвара: Никита навозу с конюшни ни разу без барского дозволения не вынес, а от тебя, нехристя, нам одни убытки! Владимир: (наливает себе еще рассолу) Всыпь-ка ему, Варь – да только не по голове, чтоб снова память не отшибло! Варвара: (опускает скалку Модестычу на загривок) Где капуста?! (гуляет скалкой по бокам) Где колбаса?! Модестыч: Прикажите ей убрать скалку, барин! Ведь убьет ни за что, ни про что! Кабы руки связаны не были, перекрестился бы сто раз: ни капустки, ни колбаски не брал!.. Владимир: Ладно, Варь, развяжи его. Не хочет правды говорить, ну и черт с ним! Вычту из жалованья… Модестыч: (ноет) Зачем же из жалованья, Владимир Иваныч? Ну, недоглядел за вашим имуществом, так ведь не по своей же вине! Продрог в погребе, куда меня Анька с Никиткой заперли, до мозга костей, до потери соображения… Вот и пошел в трактир, отогреться чтобы, а там душно, самовар пыхтит, водочка опять же… Вот и сомлел маленько, а как очнулся – утро на дворе! Спохватился домой бежать… тут меня Варька со своей скалкой и встретила! (Входит Михаил – тоже зеленый, мрачный и в мятом цилиндре.) Михаил: (ворчит) И что за нравы в вашем уезде – вор на воре сидит и вором же погоняет! Владимир: (роняет чашку с рассолом) Репнин, это опять ты? (Из-под стола выскакивает Лучик и тычется мордочкой в лужу рассола, но тут же недовольно мяукает.) Владимир: (ловит котенка за шкирку и сажает на стол возле себя) Варя, дай ему молока, чтоб не орал! Михаил: (присаживается к столу) А мне – рассолу! Лучше капустного, покислее… Варвара: (сокрушенно разводит руками) Нету капустного, барин. Какой-то подлый тать вчера из нашего погреба два бочонка капусты укатил! Михаил: Вот и у меня – коня свели… пока в кабаке пил… только одна уздечка на коновязи и осталась! Модестыч: Коня – это не я! Я и в трактир пешочком, и обратно… Владимир: (устало) Модестыч, поди к лешему! Модестыч: С нашим удовольствием, барин! (испаряется) Михаил: (отхлебывает рассол) Так я о чем толкую, Корф… можно одну из твоих лошадок взять? Владимир: К чему такие сложности, Мишель? Сказал бы прямо, что тебе Анну везти не на чем, я бы приказал для вас карету заложить… или сани… Михаил: (с каменным лицом) Мы с Анной расстались. Владимир: (икнув) Рас-стались? Михаил: (мрачно) «Глупец, кто в женщине одной мечтал найти свой рай земной…» Владимир: Чего-то я не понимаю… Михаил: Не прикидывайся, всё ты прекрасно понимаешь! (Владимир открывает было рот) Только не надо рассказывать, что ты спал, когда она к тебе в спальню приходила! Варвара: (всплеснув руками) Говорила же дурехе, молчи, держи язык за зубами! А она: не могу лгать Мише, не могу лгать Мише… Да кому она нужна, правда-то такая?! Владимир: (пожимая плечами) Приходила, ну и что? Ничего же не было. Михаил: (в бешенстве) Но могло бы быть! (Раздается жалобный писк.) Владимир: (раздраженно) Варя, налей ты этому блохастику молока! Варвара: Налила уж, барин… Михаил: Я мог бы снова вызвать тебя на дуэль, Корф, но решил поберечь порох для более достойного противника и более достойной дамы сердца. (с грохотом встает из-за стола) Так ты дашь мне коня или нет? Владимир: Пожалуйста, забирай хоть всю конюшню! (с озадаченным видом) Если Анна вчера не уехала с тобой, то где же ее черти всё это время носили? Михаил: Не знаю и не имею ни малейшего желания знать! Благодарю за коня! (поправляет на голове цилиндр и уходит) (Снова раздается писк.) Владимир: (сердито сует Лучика носом в молоко) Ешь, не верещи! Варвара: Да не он это, барин… Владимир: Тогда кто же… (озирается по сторонам, прислушиваясь) А-а! Кажется, знаю, кто! (шарит за печкой и вытаскивает оттуда растрепанную и заплаканную Анну) Варвара: (ахает) Аннушка, болезная моя! Да как же это? Да неужто всю ноченьку здесь и просидела?! А меня-то почему не кликнула? Анна: (хлюпает носом) Боялась… А за печкой тепло, тихо… И Владимир Иваныч не ругается… Владимир: (стонет) Господи, за что мне это наказание?! Варя, дай водки! (сам снимает с полки графинчик) Варвара: (причитает над Анной) Голубка ты моя… я тебе сейчас пирожков горяченьких! (шепчет ей на ухо) Не бойся, барин стакашек-другой пропустит и подобреет! Это он с рассолу такой сердитый… (Анна, боязливо косясь на Владимира, садится к столу, Варвара ставит перед ней тарелку румяных пирожков.) Владимир: (обиженно) За что это Аньке такие привилегии? (отделяет Анне три пирожка, остальные придвигает к себе) Значит, Мишель от тебя сбежал? Догонять поедешь? Анна: (грустно жуя пирожок) Нет, я хоть и бывшая крепостная, а гордость свою имею. Владимир: (глядя в потолок) Иными словами, вы решили остаться здесь? Анна: Чтоб вы меня каждым куском попрекали? Нет уж, увольте! (доедает третий пирожок) Можно еще, Владимир Иваныч? Владимир: Ешьте, сколько влезет! (придвигает ей тарелку, на которой остался один пирожок) Каковы же тогда ваши планы на будущее? Анна: Я бы в Петербург поехала, в театр… только денег нет… Владимир: Денег я дам… Анна: Дадите, а потом опять закабалите? (подумав) Хорошо, я возьму деньги, но отдам вам из первого же жалованья! И в особняке вашем жить не буду… разве только первое время… Я теперь буду вести самостоятельную жизнь, квартиру себе сниму… Владимир: Желаю вам всяческих успехов… (кричит) Эй, Модестыч! Модестыч: (вырастает на пороге) Чего изволите, барин? Владимир: Вели карету для Анны заложить! И денег ей дай… триста рублей. (Анна капризно надувает губы) Хорошо, пятьсот… Анна: (встает из-за стола) Не нужны мне ваши жалкие подачки, Владимир Иваныч! Владимир: (Модестычу) Ладно, отсчитай ей две тысячи… (в сторону) Неужто я, наконец, стану сам себе хозяином?
Отправлено: 12.11.11 17:49. Заголовок: Кадр 65. Во дворе ус..
Кадр 65. Во дворе усадьбы Корфа
Григорий с тремя мужиками, кряхтя от натуги, волокут от крыльца к саням тяжеленный сундук. Владимир с котенком на плече за ними наблюдает. Владимир: (разговаривает с Лучиком) А, может, попросим ее остаться? Нет, нельзя – тогда совсем на шею сядет… (Во двор спускается Анна.) Владимир: (кивая на мужиков, которые ворочают второй сундук) Все вещи упаковали? Анна: Нет, только самое необходимое. Хотела еще дюжину платьев взять, да в Петербурге теперь, наверно, другая мода… Владимир: (кричит) Эй, Модестыч! Модестыч: (подбегает рысцой) Я здесь, Владимир Иваныч! Владимир: Ты Анне денег дал? Модестыч: Уже принес, не извольте беспокоиться! (протягивает Анне тоненькую пачечку ассигнаций) Владимир: (перехватывает и пересчитывает) Я же ясно сказал: две тысячи! Модестыч: Что? Ах, да! Вот, одна бумажка за подкладку провалилась… Владимир: А в рукаве что? (вытряхивает из Модестыча припрятанные деньги и отдает Анне) Держите, на первое время хватит, а потом еще пришлю. (Подходит Никита в новом тулупе.) Никита: (ломая шапку) Здрасьте вам, барин! И ты, Аннушка, здравствуй! Взял вот у Долгоруких полный расчет, чтобы, значит, до Петербурга тебя в целости и сохранности доставить… Владимир: (отводит его в сторону) Ты там, в столице, по кабакам не шляйся, а за Анной присматривай! Ей свобода в голову ударила, как бы не набедокурила чего на радостях… Никита: Глаз с нее спущу, вот вам крест во все пузо, барин! Варвара: (выбегает с узелком) Аннушка, возьми в дорожку пирожков с капустой! (утирает слезу кончиком платка) Когда-то еще свидимся… Владимир: (мужикам) Долго вы еще будете возиться? У меня уши замерзли… (прикладывает Лучика то к правому, то к левому уху) Анна: Владимир, а можно мне Лучика с собой взять? Владимир: Нет уж, покупайте себе в Петербурге новую муфту, а этого (гладит котенка по полосатой спинке) я себе на воротник оставлю! Анна: (надувшись) Тогда и деньги ваши забирайте, не нужны они мне! (поколебавшись, кладет ассигнации в свой ридикюль) Хорошо, я возьму их, сделаю вам такую любезность, но учтите: с первого же жалованья верну все до копеечки! Владимир: Непременно учту. (помогает ей сесть в сани) Никита: (берет в руки вожжи) Н-но, родимые!.. (Тройка резво трогается, Анна машет всем рукой.) Владимир: (бурчит) Счастливого пути! (Лучику) Пойдем, брат, напьемся… (Во двор галопом въезжает Михаил.) Владимир: (без удивления) Репнин? Соскучился уже? Ну, пойдем выпьем за встречу… Михаил: (отмахивается) Да ну тебя, Корф! Тут такие дела творятся… (глядит на скрывающиеся за поворотом сани) Провожаешь кого-то? Владимир: Угу! Анна поехала покорять Петербург. Михаил: Анна… уехала? (бросает вдаль тоскливый взгляд и вздыхает) Значит, и впрямь не судьба… (спрыгивает с коня) Я что тебе сказать хотел, Корф… помнишь цыгана Седого? Он у костра на гитаре играл, когда мы Анну от Модестыча в таборе прятали… помнишь? Владимир: Да помню, помню… дальше-то что? Михаил: Убили его! Владимир: Ну и черт с ним, с твоим Пегим! Михаил: Так его не просто убили, а еще и… съели! Владимир: Как это – съели? Михаил: Мы с исправником в лесу кости нашли, обглоданные до блеска, ни мясинки не осталось… а рядом амулет Седого… Модестыч: Неужто в нашем уезде людоед завелся?! (Толпящиеся вокруг дворовые испуганно крестятся.) Владимир: (морщась) Какой людоед – это голодные забалуевские псы по округе рыщут, они и сожрали! Михаил: Но след-то к Сычихиной избушке вел! Модестыч: Не зря молва идет, что она покойников на кладбище откапывает и холодец с них варит! Варвара: (толкает его в сугроб) Чего ты мелешь, черт нерусский?! Владимир: Хм! От этой старой ведьмы всего можно ждать… хотя, с другой стороны, зачем ей убивать, когда проще выкопать? Модестыч: (из сугроба) Со свежих-то, известно, навар гуще! Михаил: Мы с исправником в избушку вошли, а там на столе – чугунок с похлебкой и ложка рядом лежит, будто есть кто собирался… в похлебке куски мяса плавают, то ли говяжьи, то ли человечьи… а самой Сычихи и след простыл, и где ее теперь искать, одному Богу известно. Модестыч: Зачем ее искать? Она сейчас у Варьки на кухне сидит, чаи гоняет! Владимир: Я же запретил ей в моем доме показываться! Варвара: Простите, барин… да как же не пожалеть бедняжку? Грех разве пирожком ее угостить? Что она в своем лесу видит-то! Владимир: Меня здесь что, никто не боится?! (в бешенстве) Всех велю драть на конюшне!!! (Михаилу) Пошли, выдворим эту людоедку к чертям собачьим! (уходят) Варвара: (замахивается на Модестыча) И чего ж тебе неймется, пакостник ты этакий?! Вот жалко, скалки с собой нет, а то бы отшибла у тебя охоту пакостничать да ябедничать! (Спустя несколько минут возвращаются Владимир с Михаилом, ведя под руки Сычиху.) Модестыч: (орет дурным голосом) Спасайся, кто может – людоедка идет! (ныряет обратно в сугроб) (Двор мгновенно пустеет.) Михаил: Надо бы коляску заложить, не на себе же нам арестантку в город тащить. Владимир: Я ее покараулю, а ты распорядись на конюшне… Дорогу-то не забыл? Михаил: (бурчит) Не забыл… (уходит) Владимир: (Сычихе) Что, тетушка, надоело жаб с мухоморами кушать? Человечинки захотелось? (Сычиха, насупясь, молчит) Вот посидишь за решеткой, попомнишь, как меня в детстве в чулан запирала! Сычиха: Глупый ты, Володя, это ж для твоей пользы! Владимир: Хороша польза! А как коленями на горох ставила? А как сладкого лишала? Помнишь? Сычиха: Иван с твоим воспитанием не справлялся, если б я ему не помогала, неизвестно, что бы из тебя выросло! Владимир: Что выросло, то и выросло, не твоя печаль! Сычиха: Злой ты, Володя, нехороший… Хотела тебе тайну одну открыть… даже две… да теперь ничего не скажу! Владимир: (презрительно фыркает) Нужны мне твои тайны! Сычиха: Эти бы тебе как раз пригодились… Но ты от меня ни словечка не услышишь! Я вообще с тобой разговаривать не буду, пока прощения не попросишь! (отворачивается) Владимир: У тебя? Прощения?! Не дождешься! (Подъезжает Михаил в коляске, Владимир заталкивает туда тетку, сам лезет следом. Здесь же вертится Варвара, сует Сычихе в руки узелок с одеждой и пирожками. Коляска уезжает.) Модестыч: (выкарабкиваясь из сугроба) Опять тайны? Любопытно-с! (алчно шевелит усами) Нельзя ли на этом заработать?
Кадр 66. Прихожая в доме Долгоруких
Выходит Натали в шубке и кокетливой меховой шапочке, сердито теребя в руках муфту. Андрей: (бежит следом) Наташенька, подожди, давай поговорим… Натали: (сердито) Нам не о чем больше говорить! Как ты мог… как ты мог даже подумать такое?! Андрей: А о чем мне было думать, когда я увидел, как ты целуешься с Александром? Натали: Надо было подойти и потребовать объяснений! Андрей: У наследника?! Натали: У меня! Андрей: (поправляет очки) Прости, не догадался… Натали: Ты подверг меня двойному унижению: во-первых – заподозрив в измене, а во-вторых – заставив выпытывать у тебя, в чем ты меня заподозрил! Андрей: Наташенька, прости, я ревнивый дурак… Натали: Мне, конечно, очень приятно, что ты меня ревнуешь, но больше все-таки обидно, потому что я тебе поводов для ревности не давала! А вот ты со своей горничной… Андрей: Наташа, ради Бога! Я тебе миллион раз говорил – Таня мне, как сестра! Натали: А цесаревич мне – как брат! Он помог мне по-братски, по-дружески, если б не он, я бы пала жертвой страсти императора! Андрей: (все еще в сомнениях) Но ты с ним целовалась… Натали: Когда я целовалась с Александром, то закрывала глаза и представляла на его месте тебя… Ольга: (выбегает в прихожую) Ты целовалась с Александром?!! Натали: (потрясена) Оля?! Как ты сюда попала? Разве ты не в Польше? Ольга: А ты бы предпочла, чтобы я оставалась там? Вероломная подруга! Андрей: Подождите, я ничего не понимаю… Елена Петровна, когда вы успели познакомиться с моей невестой? Натали: Я понимаю еще меньше… Какая Елена Петровна? Это – моя подруга Ольга Калиновская. Андрей: (роняет очки) Калиновская?! Ольга: (бушует) Распутница, бесстыдница! Ты предала нашу дружбу! Ты же знала, что я люблю Сашу, как ты посмела к нему прикоснуться?! Натали: Оля, ты ошибаешься… Ольга: Нет, это ты ошибаешься, если думаешь, что я позволю так со мной обойтись! (топает ножкой) Натали: Оля, это несправедливо! Ты ничего не знаешь… Ольга: Теперь знаю, предательница! Натали: (оправдывается) У Александра Николаевича есть невеста, принцесса Мари, моя подруга… Ольга: С такой подругой ей врагов не надо! Андрей: (растерянно) Наташа, Елена Петровна… Натали: (Ольге, чуть не плача) Ты злая и неблагодарная, а я-то, глупая, еще помогала тебе, чуть места при дворе не лишилась! Ольга: Зато заняла рядом с Сашей! Натали: (лопнуло терпение) Думай, что хочешь! Андрей: (боясь, как бы барышни не вцепились друг другу в волосы, неуклюже пытается втиснуться между ними и наступает на свои упавшие очки, зовет на помощь) Таня! Таня! (Прибегает Татьяна с новыми очками.) Андрей: (надев очки и почувствовав себя более уверенно) Елена Петровна, я требую, наконец, объяснений: кто вы – наша родственница или бывшая фаворитка наследника? Ольга: Не бывшая!!! Саша любит меня!!! Андрей: (возмущенно) Значит, вы обманом воспользовались нашим гостеприимством? (в ужасе) А если об этом станет известно в Третьем отделении? Понаедут жандармы… нас всех в Сибирь без суда и следствия… Татьяна: (громко всхлипывая) За что, Андрей Петрович?! Андрей: И не будет за что! Я жизнями своих близких рисковать не позволю! Госпожа Болотова, или как вас там, я категорически требую, чтобы вы сегодня же покинули наш дом! Ольга: Не переживайте, я и сама здесь больше не останусь! (сорвав с себя парик и швырнув его в Натали, сбив с нее шапочку) Поздравляю, Наташенька, у тебя чудесный жених – так трогательно заботится о своей семье… Вы с ним прекрасная пара – трус и предательница! (уходит) Натали: Неужели так необходимо было вышвыривать бедняжку на улицу среди ночи? (поскольку Татьяна не спешит нагнуться, приходится поднять шапочку самой) Андрей: От этой бедняжки не обобраться неприятностей! Натали: Андрей, мне всегда нравилось твое благоразумие… но иногда ты бываешь таким благоразумным, что даже скулы сводит! (тоже уходит) Татьяна: Идите спать, Андрей Петрович, уж давно за полночь… Андрей: Да сон-то из-за всех этих дрязг улетучился… Татьяна: Не хотела я вам на ночь говорить, да если все равно вам спать расхотелось… Ребеночек у нас будет, Андрей Петрович! Андрей: (бледнеет) Какой ребеночек? Татьяна: (гладит себя по животу) Хотелось бы сыночка… (Андрей со стоном садится на пол и обхватывает руками голову.) Татьяна: Что ж вы… будто и не рады? Андрей: (со слабой надеждой) Может, ты ошибаешься? Татьяна: Не ошибаюсь, мне Варвара всё объяснила, кухарка Корфов… (садится рядом с Андреем на пол и кладет голову ему на плечо) А еще говорят, что ребеночка доделывать надо… чтоб он без ручки или без носика не родился… и доделывать непременно чтоб с любовью! Андрей: Бабьи глупости! (задумывается) Хотя ребеночку, конечно, любовь нужна… (обнимает Татьяну, та блаженно улыбается) А если… если Наташа узнает?! Татьяна: (в сторону) Скорей бы уж узнала! (громко) Не узнает! Она в господской спальне спит, а мы ко мне пойдем! (уводит Андрея в дверь на половину прислуги) (Некоторое время царит благостная тишина, потом раздается грохот, и с улицы вваливается Михаил, полунеся на себе пьяную Лизу.) Лиза: Куда вы меня привели, Михал Саныч? Михаил: К вам домой, Лизавета Петровна. Лиза: Ой, я муфту потеряла! (пьяно хихикает) Михаил: Умоляю вас, не шумите, Лизавета Петровна! Перебудим ваших родственников, как мы им объясним, откуда явились в столь поздний час? Лиза: А откуда мы явились? (пошатнувшись, падает на Михаила) Михаил: (с трудом возвращая ее в вертикальное положение) Вы же не хотите, чтобы папенька или маменька узнали про ваше приключение в трактире? Лиза: А что там приключилось? Михаил: Вы не помните? (Лиза весело мотает головой) Покуролесили вы на славу… Я глазам своим не поверил, когда увидел вас в трактире, среди пьяных мужиков! Вы с ними отплясывали и на балалайке бренчали: «Светит месяц, светит ясный...» Лиза: Ах, как было весело! Михаил: (хмуро) Куда уж веселее… А как девка кабацкая на вас с кулаками накинулась за то, что вы у нее кавалеров отбиваете? Как вы с ней друг друга за волосы таскали, помните? Как мужики об заклад бились, чья возьмет? Лиза: И чья взяла? Михаил: Ваша – вы надели ей на голову балалайку. Лиза: А потом? Михаил: А потом началась всеобщая свалка, я вас оттуда выдернул – и бежать! Лиза: (озорно подмигивает) Может, вернемся? (звонко хохочет) Михаил: Тише, прошу вас, тише! Неужто вы еще не навеселились? А Владимир-то рассказывал, что вы самая благоразумная барышня в уезде! Лиза: Владимир говорил обо мне? Враки! Ему всегда было на меня наплевать! И мне на него тоже наплевать. На-пле-вать! Забалуев: (выныривает из темноты коридора) Так-так-так, Михал Саныч, и откуда это вы мою женушку ведете? Да еще в такой час? (втягивает ноздрями воздух и морщится) Да еще в таком виде? Как прикажете вас понимать, милостивый государь? Михаил: Позвольте объяснить… Забалуев: Нечего выкручиваться! И как вам не совестно, князь! Вас, как порядочного человека, пустили в дом, а вы учиняете под этой гостеприимной крышей такое свинство! Лиза: Под этой крышей только одна свинья – вы, мой дорогой муженек! Забалуев: Виноват, не понял-с? Лиза: Ах, отстаньте, гадкий старикашка! Я хочу спать! (громко зевает) Михаил: Я провожу вас в вашу комнату, Лизавета Петровна! Забалуев: Позвольте, молодой человек, с какой такой стати вы собираетесь вести мою жену в ее комнату? Михаил: С той стати, что она сама идти не может! Лиза: Могу! (засыпает на руках у Михаила) (Появляется Петр Михалыч – в ночном колпаке, халате и с ружьем.) Петр Михалыч: Что за шум? Андрей Платоныч? Лиза? Князь? А я уж думал, что в дом воры забрались! Забалуев: Да кабы воры – еще полбеды! А вы полюбуйтесь-ка, Петр Михалыч, на доченьку свою ненаглядную – как она честь-то семейную бережет! Михаил: Тш-ш! Вы ее разбудите! (кивает на спящую Лизу) Петр Михалыч: (громким шепотом) Князь, в моем доме я требую ото всех – и от родных, и от гостей – неукоснительного соблюдения правил приличия, поэтому извольте объясниться! Забалуев: Да-да, пусть расскажет, как он с чужой женой по кабакам гуляет! Петр Михалыч: (хватается за сердце) По кабакам?! Михаил: Хорошего же вы мнения о вашей супруге, Андрей Платоныч! Лизавета Петровна и слова-то такого не знает – кабак! (вдохновенно врет) Она поехала кататься верхом, упала с лошади, потом долго шла пешком, выбилась из сил… Я встретил ее у ворот, насквозь продрогшую… (Лиза икает во сне) Слышите, как она кашляет? Не в сугробе же ее было бросать! Помог добраться до дому… Петр Михалыч: Коли так, спасибо, Михал Саныч… (шевелит ноздрями) Но отчего же так вином пахнет? Михаил: Должно быть, Андрей Платоныч на сон грядущий стаканчик пропустил… Однако позвольте мне все же отнести Лизавету Петровну на кровать… я понимаю, это в нарушение ваших правил, Петр Михалыч, но у вас сердце слабое, вам ее не поднять… да и Андрей Платоныч стар и слаб… Петр Михалыч: (растерянно) Да-да, конечно! (уступает ему дорогу) (Михаил с Лизой на руках шествует вглубь дома. Забалуев, растерявшийся от такого нахальства, беззвучно разевает рот, как рыба.)
Неподалеку ждет экипаж. Ольга, стоя на краю обрыва, перебирает пачку старых писем от Александра. Ольга: (разворачивает одно письмо наугад) «Я удручен счастьем, моя слабая земная грудь едва в состоянии перенесть все блаженство, весь рай, которым ты даришь меня…» Слабая грудь! Ха-ха-ха! Такая слабая, что к ней надо прижимать то другую, то третью! (бросает письмо с обрыва, берет еще одно) «Любовь - высочайшее чувство; она столько выше дружбы, сколько вос¬торг поэта выше мысли ученого…» И любовь, и дружба – сказки для наивных дурочек! (швыряет вниз всю пачку писем, по лицу текут слезы) Сашенька, я так надеялась, что ты тоже страдаешь, что не мне одной плохо, а ты успел обзавестись невестой и новой любовницей! Владимир: (подходит) Я пьян, сплю, сошел с ума, или вы – госпожа Калиновская! Ольга: (оглядывается, с изумлением) Барон Корф? Что вы здесь делаете? Владимир: Гуляю… дышу свежим воздухом… Ольга: За столько верст от Петербурга? Владимир: Я не виноват, что мои предки решили свить родовое гнездо в такой глуши. Ольга: Понятно, где вы приобрели деревенские манеры. Владимир: (озадачен) Я разве был неучтив? Ааа, я забыл вам сказать «добрый день». Ольга: (вздыхает) Какой он добрый… Владимир: Неужели это я вам его испортил? Ольга: (фыркнув) У вас мания величия? Владимир: Нет, у меня меланхолия. Ольга: И как вы с ней боретесь? Владимир: (достает из кармана бутылку, из бутылки – пробку, и отхлебывает из горлышка) Когда всё на свете надоело и жить не хочется, надо просто крепко напиться… ручаюсь, назавтра вам будет так плохо, что о вчерашних бедах вы и не вспомните! Ольга: Эти ваши гусарские лекарства не для меня! (морщится) И потом, не думаете же вы, что я буду пить вино прямо из бутылки? Владимир: В таком случае приглашаю вас к себе, выпьем из хрустальных бокалов! Видите тот желтенький теремок с белыми колоннами? Это и есть мой дом… Ольга: За кого вы меня принимаете? Владимир: За даму, которой необходим добрый собутыльник. Ольга: И вы считаете, что лучше вас я не найду? Владимир: Конечно! С кем вам еще вести задушевные беседы за станканчиком? Вас бросили, меня – тоже. Ольга: Благодарю, я лучше вернусь в Варшаву к моему жениху, дай Бог ему здоровья… поменьше (направляется к карете). Владимир: (бежит следом) Возьмите меня с собой! Я вызову вашего жениха на дуэль, и убью его… или он меня убьет, что тоже не так плохо… Ольга: Пустите лучше себе пулю в висок! Если не промажете спьяну. Владимир: (обиженно) Я пробиваю трефого туза с двадцати шагов! Изволите удостовериться? Ольга: (пришла в голову какая-то мысль) А пистолет у вас с собой? Владимир: (шарит в другом кармане) Вот! Ольга: И заряжен? Владимир: Вишневыми косточками, призрак папы постарался. Ольга: (смотрит на него, как на идиота) Владимир: Нет, но если вам нужно порохом и пулями… Ольга: Мне нужно, чтобы выстрелил без осечки! Владимир: Вы хотите кого-то убить? Ольга: (смотрит куда-то в туманную вдаль) Я покончу с собой под его окнами, тогда он точно никогда меня не забудет. А если пистолет даст осечку, заберусь на крышу дворца и брошусь вниз. Владимир: Тогда вам просто необходимо взять меня с собой, пани! Ольга: О матка боска, какой от вас прок? Владимир: (допивает остатки вина из бутылки) Должен же кто-то подсадить вас на крышу дворца!
Кадр 68. В усадьбе Долгоруких
Татьяна несет перед собой на вытянутой руке перепачканный сажей сюртук, брезгливо держа его за воротник двумя пальчиками. Лиза: (выглядывает из своей комнаты) Что это у тебя, Таня? Татьяна: Сюртук вашего супруга. Лиза: (морщит носик) Фу! Где он так изгваздался? Татьяна: Небось, как черт, по ночам в печных трубах возится. Лиза: Ну-ка! (затаскивает Татьяну вместе с грязным сюртуком к себе в комнату) Давай поглядим, что у него в карманах! Татьяна: (боязливо косясь на дверь) Неловко как-то, барышня… Лиза: А муженьку моему ловко везде свой нос совать да тащить, что плохо лежит? (шарит по карманам сюртука) Татьяна: Сажей испачкаетесь, барышня! Дайте лучше я… (Тянет сюртук к себе, из него выскальзывает золотой медальон, от удара об пол крышечка открывается.) Лиза: (поднимает находку) Тут написано что-то… (читает) «А-нас-та-си-я… 10 декабря 1819 года…» Странно! День моего рождения… И кто такая эта Анастасия? Татьяна: Может, первая любовь господина Забалуева? Лиза: (фыркает) Разве мой муженек похож на человека, у которого была первая любовь? (Татьяна энергично мотает головой) То-то же! И медальон этот он попросту где-то украл… Что, если у этой самой Анастасии? Что, если она оплакивает теперь потерю этой вещицы, дорогой ей, как память, как… Я должна непременно разыскать эту женщину и вернуть ей медальон! Татьяна: Но как вы ее разыщете? Лиза: Попрошу помощи у князя Михаила, он душевный человек, не откажет! А медальончик припрячу пока… (сует под подушку и убегает) (Татьяна тоже хочет уйти, но на пороге сталкивается с разъяренным Забалуевым.) Забалуев: Отдай сюртук, воровка! Татьяна: Я его почистить взяла… Забалуев: Что ж вся грязь-то снаружи осталась? Или ты только карманы обчистила? Татьяна: В ваших карманах и взять-то нечего, кроме дырок! Забалуев: Вон пошла, нахалка! (отбирает сюртук и выталкивает ее за дверь) Достаточно я терплю попреков от тестюшки с тещенькой и прочих вредных родственничков, чтобы еще какая-то дворовая девка… (хлопает себя по карманам) Медальон… где медальон? Стащила все-таки, воровка! Сколько золота… (призадумавшись) Нет, это не она… Это женушка моя, проказница – так и ищет, чем бы мне досадить! Не зря и Таньку с моим сюртуком я у нее в комнате застал… Где же она его припрятала? (рыщет глазами по комнате) Где же, где же… (запускает руку в шкатулку на туалетном столике) Сережки ерундовенькие… браслетишки… разве только жемчугом поживиться? Нет, товару на копейку, а шуму будет на сто рублей! (запихивает жемчуг обратно в шкатулку и выдвигает ящики комода) Вот в какую яму денежки-то улетают! Тряпочки, ленточки, шнурочки… Невеста с богатым приданым! Тьфу! (с досадой задвигает ящик) На что мне такое приданое?! Лучше б денег дали! (добирается до Лизиной кровати, поднимает подушку) Ага! Так я и знал! (обрадованно хватает медальон) (За дверью слышны приближающиеся голоса. Забалуев ныряет в кровать и с головой накрывается одеялом. Входят Лиза и Михаил.) Михаил: Очень любопытно, Лизавета Петровна! Медальон, говорите вы? Я как раз слыхал об одном таинственном медальоне… Нельзя ли на него посмотреть? Лиза: Я вас затем и позвала, Михал Саныч, чтобы спросить вашего совета… (сует руку под подушку) Ой! А медальона нет… Михаил: Может, вы его не туда положили? Лиза: Да нет, именно сюда, под подушку! (шарит под одеялом и натыкается на Забалуева) Ай!!! Там кто-то шевелится! (с визгом отскакивает на другой конец комнаты) (Михаил, достав пистолет, смело откидывает одеяло.) Михаил: (выпучив глаза) Господин Забалуев?! Забалуев: А кого вы здесь ожидали увидеть, молодой человек? Михаил: (смешавшись) Да нет, никого… просто… Но что вы здесь делаете? Забалуев: (садится в кровати) Странно, если не сказать – нагло, задавать мужу вопрос, что он делает в постели своей жены! А вот вы, князь… что ВЫ делаете в спальне Лизаветы Петровны? Я еще давеча заметил нездоровый интерес к этой комнате с вашей стороны … Лиза: (подскакивает) Это вы украли у меня медальон, пакостный старикашка?! Забалуев: Позвольте-позвольте, Лизавета Петровна, этот медальон лежал в моем кармане, и еще вопрос, как он попал к вам под подушку… Лиза: (уперев руки в боки) Коли так, то я с вами тоже церемониться не буду! Миша, вытряхните из этого воришки мой медальон! Забалуев: Я не груша, чтоб меня трясти кому попало! (выныривает за дверь) Лиза: Ловите, ловите его, Миша! Михаил: Поздно, уже удрал… Экий он у вас прыткий! Лиза: (хнычет) Что же делать, Миша? Как медальон вернуть? Михаил: Может, денег ему предложить? Лиза: Нет, он теперь из вредности не уступит. Михаил: Досадно! А вдруг этот тот самый таинственный медальон? Лиза: (с заблестевшими глазами) Таинственный? Михаил: Понимаете, я как-то спрашивал местную колдунью, Сычиху, про один медальон… но она наотрез отказалась говорить. Лиза: Так поедемте к ней и спросим еще раз! Михаил: Поехать-то можно, только она сейчас сидит в тюрьме за убийство с людоедством, а в тюрьме не больно-то поговоришь… Лиза: Мишенька, придумайте что-нибудь! Ну пожалуйста! Ведь вы такой умный, я это с первого взгляда поняла! Михаил: (польщен до румянца на щеках) Я мог бы предложить вам один способ потолковать с нашей людоедкой без свидетелей, но… Лиза: Что – «но»?.. Михаил: Но боюсь, что это не совсем, гм… законно. Лиза: Один разок можно и закон нарушить! Михаил: Как бы это не переросло у вас в дурную привычку… с вашим характером… Лиза: Вам не нравится мой характер? Михаил: Напротив, очень нравится! Вы такая живая, такая… Вашему супругу, верно, не сладко с вами приходится? Лиза: Ну его! Он сам себе эту неприятность на голову нашел. Скажите лучше, Миша, что вы придумали? Михаил: Сычиху уже осудили и не сегодня-завтра в острог повезут. Устроим на дороге засаду… (Остальное договаривает Лизе на ушко, та согласно хихикает и потирает ладошки.)
Отправлено: 16.11.11 19:05. Заголовок: Кадр 69. В доме мада..
Кадр 69. В доме мадам де Воланж
Комната, убранная в пошлых розовых тонах: на обоях – розовые цветочки, на потолке – розовые амурчики, на окнах – розовые портьеры, мебель обита розовым шелком, посреди комнаты на розовом ковре – белый лакированный рояль, на нем ваза с розами. Мадам де Воланж: (потчует Анну пирожными с розовым кремом) Таких пирожных вы больше нигде не отведаете, их печет только мой повар, я его из Парижа выписала. Анна: (в восторге) Я обожаю всё французское! Мадам де Воланж: А ваше новое платье вам нравится? Анна: Оно тоже из Парижа? (зябко поводит голыми плечами в розовых кружевах) Мой хозяин… то есть опекун запрещал мне носить такие открытые наряды… Мадам де Воланж: Бедняжка! Я выбросила все ваши старые платья, среди них не было ни одного приличного – длинные рукава, глухие воротники… Quelle horreur! Анна: Я так и знала, что они вышли из моды… Мадам де Воланж: Зато юность и прелесть никогда из моды не выйдут. Ах, ma enfant, вы посланы мне Небом! Я давно искала себе в компаньонки милую скромную девушку… (в сторону) А главное – глупенькую! Анна: Вы так добры, мадам, не знаю, как вас и благодарить… Мадам де Воланж: Не нужно благодарностей, достаточно, если вы будете приветливы с моими гостями. Меня иногда навещают друзья моего покойного мужа – тихие, добрые старички… У них и радостей-то иных в жизни не осталось, кроме как музыку послушать… Анна: Я с удовольствием спою для ваших гостей. Лакей: (входит) Граф Кайзерлинг, мадам! Мадам де Воланж: Зови его скорей! (Лакей исчезает, уступая место важному гостю.) Мадам де Воланж: (бросаясь ему навстречу) Аристарх Прохорович, дорогой! Какая приятная неожиданность! А я только давеча вас вспоминала и жалела, что вас нет в Петербурге. Кайзерлинг: Заскучал в своей глухомани и решил наведаться в столицу… а в столице первым делом – к вам, матушка! (целует ей ручку) Знаю, знаю, что у вас всегда отыщется что-нибудь этакое… (игриво подмигивает) Мадам де Воланж: И не прогадали, дорогой Аристарх Прохорыч! Кайзерлинг: (заметив Анну) Уже вижу, что не прогадал! (молодецки подкручивает усы) Что это за прелестное юное создание? Мадам де Воланж: Моя новая demoiselle de compagnie… Аннет, познакомьтесь: Аристарх Прохорович – мой давний приятель и большой ценитель искусств… (усаживает гостя) Сейчас мы попьем чаю, и Аннет споет нам какой-нибудь романс! Кайзерлинг: О! Мадмуазель поет? Анна: (делает книксен) И пою, и музицирую… (подумав) И читаю Шекспира в подлиннике… Кайзерлинг: Charmant! (пялится на ее грудь в глубоком декольте) Анна: Я и на сцене могла бы играть, но в театре мне почему-то отказали… и я уж совсем было собралась поступать в гувернантки, но тут, на свое счастье, повстречала мадам де Воланж… Кайзерлинг: В гувернантки?! Эта жалкая участь не для вас! Вы могли бы давать концерты на моих вечерах, да, и имели бы шумный успех! Анна: (обрадованно) Правда? То-то бы я утерла нос своему бывшему хозяину… то есть опекуну… Он считает, что я ни на что не способна! Мадам де Воланж: Аннет, ma chérie, исполните что-нибудь для нас с Аристархом Прохоровичем! (Анна, не заставляя себя долго упрашивать, садится к роялю и поет «Сей поцелуй».) Мадам де Воланж: (вполголоса) Что скажете, cher ami? Кайзерлинг: (облизываясь) Просто прелесть, что за дурочка! (шарит глазами по ее фигуре) Правда, тоща немного… Мадам де Воланж: Зато – как грациозна! Разве сравнить с вашими толстомясыми архангельскими девками? Кайзерлинг: Хм, хм… Пожалуй, дам двойную цену. Мадам де Воланж: А голос? А игра на рояле? А Шекспир в подлиннике? Кайзерлинг: Хорошо, тройную. Мадам де Воланж: (не унимаясь) А право первым сорвать этот невинный цветочек? Кайзерлинг: (достает пачку ассигнаций) Здесь в пять раз больше, чем обычно. Мадам де Воланж: Пойду пересчитаю (уходит). (Полюбовавшись на Анну со спины, Кайзерлинг подходит к роялю, облокачивается на него и погружает плотоядный взгляд в ее декольте.) Анна: (с беспокойством) Вам не нравится, как я пою, Аристарх Прохорович? Кайзерлинг: (томным голосом) Я наслаждаюсь! И не только вашим голосом… Дитя мое, мужчины говорили вам, что вы очень красивы? Анна: (самодовольно) Говорили! Кайзерлинг: И что вы им отвечали? Анна: Давала ручку поцеловать. Кайзерлинг: А губки? Анна: (краснея) Я воспитана в самых строгих правилах! Кайзерлинг: (трогает ее за ушко) Признайтесь, баловница, а правила-то иногда хотелось нарушить? Анна: (дергаясь) Никогда! Кайзерлинг: (наклоняется к ней) До чего же вы пугливы, птичка моя! Анна: Хотите, я вам еще спою? Кайзерлинг: Позвольте лучше на ножку взглянуть… (пытается приподнять юбку) Анна: (отскакивая) Что вы делаете?! Кайзерлинг: Поедемте со мной, крошка моя! У меня есть чудесное именьице под Архангельском… Анна: Под Архангельском? (с опаской) А вы, случайно, не знакомы с господином Забалуевым? Кайзерлинг: С Андреем Платонычем? Как же-с! Это мой старинный приятель, друг юности… Ох, и пошалили же мы с ним в свое времечко! (восторженно прищелкивает языком) Правда, ему больше смугляночки-цыганочки нравились, а мне – синеглазенькие блондиночки… (тянет к Анне руки) Анна: (отталкивая его с омерзением) Так вы и есть тот самый развратный старикашка, которому меня хотели продать?! Кайзерлинг: Ах, кабы вы знали, какое счастье, какое это неземное наслаждение – развращать таких маленьких, миленьких, нежненьких барышень! (щиплет ее ниже спины) (Анна взвизгивает и отвешивает ему пощечину.) Кайзерлинг: (в восторге) Ударь, ударь меня еще! Да побольнее! Анна: (хнычет) Господи, куда я попала?! Кайзерлинг: Мы сольемся в экстазе боли! Ты будешь изнывать от страсти под ударами моего кнута… Анна: (вооружается канделябром в виде трех голеньких амурчиков) Не приближайтесь ко мне! Кайзерлинг: (возбужденно лопочет) Багровые рубцы на нежной белой коже… Я буду лупцевать тебя и целовать, лупцевать и целовать… (Анна запускает в него подсвечником, но промахивается и разбивает зеркало.) Кайзерлинг: Осколки зеркала, осколки страсти… (бегает за Анной по комнате) Сжалься надо мною! Помучь меня! (Анна ныряет под рояль, Кайзерлинг лезет следом.) Кайзерлинг: (пытаясь поймать и поцеловать ее ножку) О, дивная нимфа! Анна: (лягает его каблуком в лоб) Отстаньте, мерзкий сатир! (Выскакивает из-под рояля и распахивает окно. В комнату врывается морозный воздух. Анна оглядывается по сторонам, ища, что надеть, срывает розовую бархатную портьеру, заворачивается в нее и выпрыгивает на улицу, на голову проходившего под окном поручика Писарева. Оба падают в сугроб.) Писарев: Откуда вы, мадмуазель? (оглядываясь на дом) Да ведь это заведение мадам де Воланж! Так ты, наверное, одна из ее девиц? Анна: (всхлипывает) Нет-нет, я попала туда по ошибке… Писарев: Все вы сначала говорите, что по ошибке, а потом вас от этого занятия за уши не оттащишь… (срывает с ее шеи жемчужное ожерелье) А это что у тебя? Анна: Отдайте! Это дядюшкин подарок! Писарев: Обчистила, небось, богатого клиента? А ну-ка, пошли в участок! (Анна бешено брыкается и случайно попадает ему в чувствительное место. Писарев сгибается пополам и падает обратно в сугроб. Анна, подобрав юбки, шныряет в ближайший переулок.) Мадам де Воланж: (свешиваясь из окна) Держите воровку! Писарев: (злобно хрипит) Догоню! Убью! (кое-как выпрямляется и бежит за Анной, но той уже и след простыл) Мадам де Воланж: (возвращаясь в комнату) Аристарх Прохорыч, где вы? Кайзерлинг: (барахтаясь под роялем) Поясницу заклинило, матушка… Мадам де Воланж: (кричит) Данила! Гаврила! (вбегают два дюжих лакея) Помогите господину графу! (Данила с Гаврилой ретиво принимаются двигать рояль и отламывают ножки.) Мадам де Воланж: (визжит) Идиоты! Олухи! Погубили мой лучший рояль! Тьфу, хотела сказать, лучшего клиента! (Данила могучим плечом приподнимает упавший рояль, Гаврила ручищей-лопатой за шиворот вытаскивает помятого Кайзерлинга.) Мадам де Воланж: (причитает) Аристарх Прохорыч, дорогой! Вы целы? Кто б подумать мог! Ведь овечка овечкой… Как внешность-то обманчива! Ну, ничего, мы эту негодяйку поймаем и в тюрьму упрячем! Кайзерлинг: (задушенным голосом) Нет… мне… дайте ее мне… я хочу лупцевать ее и целовать… лупцевать и целовать… плачý вдесятеро! Мадам де Воланж: (лакеям) Чего стоите, олухи?! Бегите искать девчонку!
Кадр 70. В подвале Зимнего дворца
Мари с Александром пробираются по темному кривому коридору. Мари: (водя вокруг фонарем) Мне кажется, в этом месте мы уже были… Александр: (растерянно чешет затылок) Как же так? Я же эти подвалы с детства знаю, как свои пять пальцев! Мари: (всхлипывает) Неужели мы пропадем здесь так же, как несчастный Костя? Александр: (утешает ее) Мари, Костя не пропал, мы его обязательно отыщем! (просияв) Я придумал! Мы будем отмечать наш путь крестиками! (подбирает с пола обломок кирпича и рисует на стене крест) А если мы вновь сюда вернемся… значит, мы и впрямь заблудились… (Уходят. Из-за угла выглядывает шкодливая мордочка великого князя Константина.) Костя: (ухмыляясь) Не хотел со мною играть, Саша, а придется! (стирает рукавом крестик со стены и прячется в темную нишу) (Возвращаются Мари и Александр.) Александр: (озирается) Кажется, мы вернулись туда, откуда пришли. Мари: А нашей метки нет… Александр: В самом деле… (водит носом по стене) Не домовые же ее стерли! Ничего не понимаю… Мари: А я понимаю, что мы окончательно потерялись. (Костя хрюкает от смеха.) Мари: (жмется к Александру) Мне страшно… Может быть, вернемся? Александр: Я бы тоже вернулся – только куда? (Костя, прижав ко рту ладошки, страшно завывает.) Мари: (стуча зубами) Точно так же выло привидение в Дармштадском замке… Александр: В Петербурге ни одного привидения не осталось – все отловлены Бенкендорфом и высланы в Сибирь. (направляет луч фонаря в то место, откуда донесся звук, и высвечивает физиономию брата) Так вот что здесь за домовые! (Младший цесаревич, боясь расправы, забивается глубже в нишу, но неожиданно с воплем проваливается в темноту.) Александр: Костя! Куда ты делся? (ощупывает стены ниши) Здесь какая-то дверь… Посветите мне, Мари! (Мари, споткнувшись о кусок кирпича, падает на Александра, тот падает на дверь, и оба кувырком летят вниз.) Александр: (хватая кого-то в темноте) Мари, вы целы? Костя: (хнычет) Отпусти меня, я и так набил шишку! Мари: (из темноты) И фонарь погас… Александр: Сейчас надеру Костьке уши и зажгу фонарь… Нет, сначала – фонарь, а то ушей в темноте не найду. Мари, ловите спички! (Мари, повозившись, зажигает фитиль и оказывается, что Александр держит брата за ноги головой вниз. Костя, извернувшись, выныривает из своих сапог и улепетывает вверх по лестнице, по которой они все сюда скатились.) Александр: (обескураженно разглядывая пустые сапоги) Немудрено, что я уши не мог найти… Ну, берегись, Костяша! (прыгает вслед за братом, и оба утыкаются носами в запертую ржавую дверь) Костя: (злорадно) Засов с той стороны захлопнулся. Александр: (пинает дверь) Откройте, кто-нибудь, эй! Костя: (еще злораднее) В эту часть подвала никто не забредает. Александр: (хватает брата за шиворот и трясет, как щенка) Это ты всё подстроил, бездельник? Костя: Надо было играть со мной по-хорошему, а не ломаться! Александр: Я тебе поломаюсь! (Прицеливается надрать брату уши, но тот выныривает из своего мундирчика и удирает вниз.) Мари: (вертит головой, глядя, как Александр носится за Костей, перепрыгивая через кучи подвального хлама) До чего забавная игра! Это салочки? Или пятнашки? (Костя проворно карабкается на груду сломанной мебели, Александр лезет следом, но тут эта груда обрушивается, и он оказывается погребенным под ней.) Костя: (восседая сверху на ободранном кресле) Сдаешься? Александр: (сипло) Сдаюсь… (с трудом выползает из-под кресла и комода без ящиков) Мари: Ausgezeichnet! А теперь – подумаем, как нам отсюда выбраться. Костя: (с упоением роется в хламе) А зачем отсюда выбираться? Здесь же так интересно! Александр: Очень интересно, только живот подводит… Мы сегодня из-за тебя и не позавтракали толком! Мари: (извиняющимся тоном) Нам как раз за завтраком сообщили, что вы пропали, Костя, и мы бросились на ваши поиски… Костя: Глупые! Надо было запастись провизией… Ладно, так и быть, поделюсь с вами, раз вы такие недогадливые! (достает из карманов хлеб, ветчину и сыр) Александр: (уплетая за обе щеки) Молодец, Костяша! Вот бы тебя-то и в императоры! Костя: Нет уж, правьте сами! Была мне охота на заседаниях кабинета зевать… Я буду гвардейцами командовать! Мари: (отбирая у Александра последний кусок) Оставьте же и Косте! Это благодаря ему мы не умерли с голоду! (беспомощно оглядывается) Неужели отсюда нет другого выхода, кроме этой ржавой двери? Костя: (тычет пальцем под потолок) Вон какое-то окошко! Александр: (с сомнением) Высоковато… Костя: (презрительно) Ха! Пара пустяков! (деловито начинает сооружать лестницу из подручного хлама) Мари: (снимая его с двух колченогих стульев и комода) Не выдумывайте, Костя! Пусть лезет Саша – из-за него мы здесь оказались, ему нас и вызволять! Александр: Из-за меня?! (вспоминает, как растроенный после отъезда Натали, обидел младшего брата, отказавшись с ним играть в пиратов, и виновато вздыхает) Из-за меня так из-за меня… (достраивает начатую братом пирамиду и карабкается под потолок) Мари: (снизу) Саша, не сломайте, пожалуйста, то миленькое креслице! Ах, мы, русские, живем так неэкономно! Мои бывшие соотечественники ни за что бы не выбросили почти хорошую вещь! Его еще можно обить новым шелком и поставить в моем будуаре… Александр: (пытаясь протиснуться в узкое отверстие) Эполеты мешают… (сбрасывает с себя мундир и ввинчивается в окошечко) Мари: Саша, там что-нибудь видно? Александр: Пока темно, посмотрю дальше… (исчезает) Костя: (по-братски делит последний бутерброд) Ешьте, Мари! Мари: (растрогана) Спасибо, Костя! (чмокает его в щечку) Костя: Мари, а если б я был старше, вы бы стали моей невестой? Мари: (вздыхает) На своем печальном опыте знаю, что жених с невестой постоянно ссорятся… давайте лучше нежно дружить, как брат и сестра! Костя: Тоже хорошо! (в ответ чмокает ее в щечку) Голос Александра: Я, кажется, застрял… Костя: Никакого от него толку! (роется в ящичках ветхого бюро) Мари! Я нашел колоду карт! Сыграем на щелобаны? Мари: (с любопытством) Это как? Костя: (щелкает пальцем по крышке бюро) Точно так же, только по лбу! Меня гвардейцы научили. Мари: (хихикает) По лбу? Может, подождем Сашу? Костя: Мы его теперь до лета не дождемся. Голос Александра: Я вижу свет!!! Мари: Далеко? Голос Александра: Близко! Вот… вот… Сейчас! (Раздается грохот, с потолка падают гнилые доски, и в образовавшееся отверстие вываливается Александр, весь в клочьях грязной паутины.) Мари: (бросается к нему и гладит по голове) Очень больно, Саша? Александр: (целует ее в ладошку) Ничуть! (оглядывается по сторонам) Кто из философов говорил, что нельзя дважды войти в один и тот же подвал? Костя: (тасует колоду) Играем! (быстренько сдает карты на троих) Я выиграл! Прости, Саша… (ставит ему звонкий щелбан) Мари: А теперь выиграла я! Прости, Саша… (неумело ставит ему щелбан) Костя: Нет, Мари, не так! Я же вас учил! (медленно, с оттяжкой, щелкает брата по лбу) Вот как надо! Мари: Так? (следуя его указаниям, делает щелчок) Костя: Уже лучше! Мари: Попробую еще раз… (влепляет Александру подряд несколько щелчков и радостно хлопает в ладоши) Научилась! Научилась! Костя, сдавайте карты! Александр: (тоскливо) Может, лучше в салочки? (Неожиданно ржавая дверь слетает с петель, и в подвал вваливается отряд жандармов во главе с Бенкендорфом.) Бенкендорф: Ну и заставили же вы нас побегать, ваши высочества! (садится на ступеньку и вытирает вспотевший лоб) Коридоры, коридоры… и на всех стенах – крестики… и все – по кругу! Мари: Как же вы нас нашли? Бенкендорф: Услышали какие-то щелчки. Александр: Никогда еще я не радовался так вашему появлению, Александр Христофорыч! Бенкендорф: (с кривой усмешкой) Благодарю, ваше высочество. Костя: (разочарованно бросает карты) У меня были три туза… Мари: А я только-только научилась правильно ставить щелобаны… Бенкендорф: Идемте-ка к родителям, ваши высочества! Государь с государыней места себе не находят, даже прием иностранных послов отменили… (сердито) Скандал на всю Европу, а из-за чего – из-за трех безответственных ребятишек! (Пристыженная троица понуро бредет к выходу.) Бенкендорф: (жандармам) Забейте эту дверь наглухо! И усильте наблюдение за всеми подвальными дырами, чтобы не только снаружи никто больше не проник, но и изнутри! (ворчит, глядя в спины их высочествам) Играть им, видите ли, негде…
Отправлено: 16.11.11 19:06. Заголовок: Кадр 71. Гостиная в ..
Кадр 71. Гостиная в Петербургском особняке Корфа
Входят Ольга и Владимир. Владимир: (берет со столика графин) По рюмочке бренди, пани? Ольга: (капризно обмахиваясь веером) Я хочу ванну и обед! Владимир: Вы собираетесь карабкаться на крышу дворца с полным желудком? Ольга: (оттопырив нижнюю губку) Эта идея меня больше не увлекает. Владимир: Хотите утопиться в Фонтанке? Ольга: Хочу насладиться раскаянием Саши не на небесах, а где-нибудь пониже. Владимир: (наливает себе бренди) Прежде чем насладиться блюдом, его нужно вкусно приготовить. Ольга: (загадочно ему улыбается) Я, кажется, уже нашла искусного повара. (Внезапно распахивается дверь, и в гостиную вваливается Никита, за косу волоча Полину.) Никита: (громко возмущаясь) Ведь что удумала, подлая! Отправилась вместо Аннушки на прослушивание в театр, ей там, знамо дело, дали от ворот поворот – у них такие актерки помои с кухни выносят… а отказ-то потом на Аннушкино имя пришел! Как она убивалась, сердешная, для нее ж в театре вся жизнь! Вещи собрала, да из дому… Говорит, лоб расшибу, а докажу Владимиру Иванычу, что могу жить самотоятельно! (Ольга и Владимир с ошалелым видом слушают его гневный монолог.) Владимир: (очухавшись от потока обрушившейся на него информации) Нет, это просто из ряда вон! (Никите) Я ж тебе русским языком говорил: не спускай с нее глаз! Никита: (виновато переминается с ноги на ногу) Так я что, барин… я ничего… это она всё… (кивает на Полину) Владимир: (морщится) Откуда она вообще здесь взялась?! Никита: Она платья-то Аннушкины из сундука выбросила, и сама, значит, в этот сундук и залезла… а наши мужики так ее в сундуке в санки и погрузили… Владимир: А Модестыч куда смотрел?! Модестыч: (просовывает нос в дверь) Я, Владимир Иваныч, как обнаружил, что Полька пропала, так сразу – и в Петербург, догонять… Владимир: (скрипит зубами) Я с вами когда-нибудь с ума сойду… Ну, и где теперь прикажете Аньку искать?! Модестыч: Не извольте беспокоиться, барин! Найдем, хоть со дна канала выудим! Никитка, побежали за городовым! Владимир: Стойте, идиоты! От вас вред один, сам пойду искать… (натягивает на себя пальто и нахлобучивает шапку) Никита, принеси пистолеты! Никита: Осмелюсь предложить вам, барин, кое-что получше… (протягивает кастет) Незаменимая вещь в драке! Пистолет – он что? Пальнул один раз, и заново заряжай, а этой штукой машите направо и налево, хоть под дых, хоть в глаз! Владимир: (с интересом) Ну, и как им пользоваться? Никита: Просто, барин! Возьмите в руку, вот так, и все! (хвастливо) Знаете, сколько я с ним долгоруковских мужиков завалил, когда наши с ихними стенка на стенку ходили? Владимир: Ладно! (сует кастет в карман) А пистолеты все-таки принеси… Ольга: (капризно) Вы бросаете меня, барон? Владимир: Прошу прощения, сударыня, неотложные дела. О вас позаботятся (уходит). Ольга: (брезгливо покосившись на прислугу) Ну, и кто будет обо мне заботиться? Полина: (резво) Я! Модестыч: (хватает ее за косу) Куда?! Полина: Не видите, Карл Модестыч, барыня с дороги устали… им умыться нужно… Ольга: И пообедать. Полина: (подхватывает) И пообедать! Прикажите слугам, чтоб на стол накрывали! А ты, Никитка, не стой столбом, неси вещи барыни в лучшую комнату! (выталкивает Модестыча и Никиту за дверь) Ольга: Спасибо, голубушка! Вижу, ты девушка расторопная, а мне как раз нужна горничная. Полина: Я б с радостью, сударыня, да только барин, боюсь, не позволит… Вот вернется и отправит меня обратно в деревню… или на конюшне велит пороть… Ольга: С барином твоим я как-нибудь договорюсь. (поправляет волосы перед зеркалом) А скажи-ка мне, голубушка, что это за Анна, из-за которой поднялся переполох? Полина: Овца приблудная! Старый барин ее незнамо где подобрал да вырастил себе на утеху. Анька и при нем как сыр в масле каталась, и при молодом барине не бедствует – везде успела, проныра! А вот вы бы, барыня, ее живо на место поставили! Ольга: (хмыкает) Зачем мне это? Полина: (подмигивает) Если найдете, зачем, я всегда к вашим услугам!
Кадр 72. Гостиная в усадьбе Долгоруких
Сестры Долгорукие и Натали сидят на диванчике, Михаил – на подоконнике, Андрей болтается из угла в угол. Татьяна собирает со столика кофейные чашки. Андрей: Зачем надо было снова звать этого ювелира? Я давно уже купил кольца для нас с Наташей… Михаил: Не беда, купишь что-нибудь еще. Андрей: Да, но… Михаил: Неужели у моей сестры будет муж-скряга? Лиза: (хихикает) Андрюша – не скряга, он разумно прижимистый. Татьяна: (бурчит) И правильно, чего деньги зазря на ветер пускать? Натали: (оскорбленно дергает плечиком) Ничего мне не нужно! Соня: (робко) А я б не отказалась от сережек… Мне маменька еще когда обещала… Андрей: (сдаваясь) Ладно, ладно, будут вам всем сережки и кто что захочет… (обрадованные девицы хлопают в ладоши) В конце концов, у меня свадьба, пусть все будут довольны! (Татьяна сердито швыряет на пол кофейник, во все стороны летят брызги и осколки.) Натали: (привычно отряхивая подол) Хорошо, что на мне платье кофейного цвета – пятен не видно. Соня: (шмыгает носом) А у меня – голубое… Лиза: Ну что вы расхныкались из-за каких-то пятен на юбке?! У меня жизнь разбита, я и то духом не падаю… Андрей: (грозит пальцем) Лиза, ты опять собираешься что-то раскапывать? Лиза: (обиженно) И не раскапывать, и не я, а Миша… то есть мы с Мишей… то есть с Михал Санычем… Андрей: Да ладно, можно без церемоний, мы же почти родственники! Лиза: Миша, расскажите им! Михаил: Андре, твой милый зятек, должно быть, часто просит у вас с отцом денег? (Андрей брезгливо кивает) И вы, разумеется, отказываете. (Андрей энергично кивает) Где же ему, бедняге, денег взять? Соня: (робко) Украсть… Михаил: Правильно, Софья Петровна! Ваша сестра приметила у господина Забалуева одну вещицу, которую он, скорее всего, где-то украл… Лиза: Золотой медальон, усыпанный брильянтами! Да еще и с именем «Анастасия» на крышечке. Андрей: Погодите, погодите, дайте сообразить… Забалуеву нужны деньги… значит, он попытается продать этот медальон ювелиру? Михаил: Браво, Андре! Ты всегда отличался сообразительностью. Андрей: И если мы его за этим делом сцапаем… Натали: Можно будет обвинить его в воровстве и упрятать за решетку! Лиза: И я, наконец-то, избавлюсь от ненаглядного муженька! Михаил: Доказать бы еще его причастность к убийству цыгана… (прислушиваясь) Тс-с! (На цыпочках крадется к двери и резко распахивает ее – в комнату с грохотом вваливается Забалуев, вертевшийся у замочной скважины. Молодежь брезгливо наблюдает, как он с кряхтеньем поднимается с пола, но никто не думает ему помочь.) Андрей: Как же вам не стыдно, Андрей Платоныч?! Натали: Подглядывать в замочную скважину – низко и гадко! Забалуев: Это вам должно быть стыдно-с, молодые люди! Плести интриги против старого больного человека… Андрей: Да этот старый больной человек всех нас вместе взятых переинтригует! Забалуев: (отряхивая пыль с коленок) Никакого почтения, никакого уважения… (направляется к двери) Пойти пожаловаться тестюшке, Петру Михалычу… Михаил: (поворачивает ключ в замке) Не спешите, Андрей Платоныч! Забалуев: (возмущенно) Что вы себе позволяете? Лиза: (забирает у Михаила ключ и демонстративно кладет себе за корсаж) Вы не выйдете отсюда, дорогой муженек, пока не отдадите нам медальон! Забалуев: (прикидываясь дурачком) Какой медальон? Лиза: Который вы украли у бедной Насти! Забалуев: Душенька моя Лизавета Петровна, уж не повредились ли вслед за вашей маменькой рассудком? (обращаясь ко всем) Вы слышите, что она несет? Какая Настя? Кто-нибудь хоть когда-нибудь слышал об этой Насте? Лиза: (протягивает руку) Медальон! Андрей: (с угрозой) Добром не отдадите, силой заставим! Забалуев: Нет у меня никакого медальона! Хоть обыщите! Андрей: (переглядываясь с Михаилом) Обыщем? Михаил: Почему бы и нет? (Наступают на Забалуева с двух сторон.) Забалуев: (с беспокойством) Господа, господа… Я же пошутил! Андрей: А мы не шутим! Забалуев: Господа… но не при дамах же! Лиза: Не беда, мы отвернемся! (Барышни, хихикая, отворачиваются.) Забалуев: (съеживается) Молодые люди… (Молодые люди в два счета сдергивают с него сюртук и жилетку. ) Татьяна: Кидайте мне, Андрей Петрович, я знаю, что искать – я этот медальон в руках держала. (трясет забалуевский сюртук, из карманов вылетают разные побрякушки) Ой, Андрей Петрович! Это же ваша булавка для галстука! Андрей: Ну-ка, ну-ка… (поднимает булавку) В самом деле… Татьяна: И колечко Софьи Петровны! Соня: (верещит) Мое колечко?! (Барышни, забыв про раздетого Забалуева, бросаются поднимать украшения с пола.) Лиза: Мой жемчуг! Натали: Мои браслеты! Татьяна: (рассматривая золотые часы) А эти не знаю, чьи… в нашем доме ни у кого таких нет… с эмалью… Михаил: С эмалью? С эмалью мои! А я-то думал, что в трактире их потерял… (поворачивается к Забалуеву) Недурную вы собрали коллекцию, господин предводитель уездного дворянства! Андрей: (гневно поблескивая стеклами очков) Довольно! Я сейчас же пошлю за исправником. Забалуев: Вам-то, Андрей Петрович, какая от моего ареста выгода, кроме нового скандала? Все равно ничего доказать не сможете, а люди потом станут говорить, что князья Долгорукие, как простые мещане, из-за пяти копеек готовы друг друга удавить! Андрей: (сникая) Он прав… медальона-то мы так и не нашли… Лиза: (чуть не плача) Андрей, ну почему ты всегда уступаешь этому негодяю? Михаил: Успокойтесь, Лизавета Петровна! Не удалось посадить его за кражу медальона, посадим за убийство цыгана! Забалуев: Мужа, значит, за решетку, и к жене – в теплую постельку… Во времена моей молодости, Михал Саныч, это называлось разврат! Лиза: Замолчите, мерзкая жаба, у вас одни гадости на уме! Забалуев: У меня на уме, а у князя Репнина – на делах. Натали: (с негодованием) Мой брат – самый благородный на свете человек! Как вы даже подумать про него такое могли! Михаил: Все эти ваши пустые рассуждения, Андрей Платоныч, имеют целью сбить нас с панталыку и увести в сторону от разговора об убийстве. Забалуев: Убийство? Ха! (подбирает с пола жилетку и сюртук и одевается) Не докажете! Лиза: Докажем! Забалуев: (развалясь на диване) Танька! Чаю мне! Андрей: Таня! Не вздумай! (остальным) Идемте отсюда, здесь смердит! (Барышни зажимают носы и вслед за Андреем покидают комнату.) Михаил: (задержавшись на пороге) И все-таки я упрячу вас в острог! Забалуев: (хрюкает) Жаль мне вас, юноша! Думаете, небось, что для себя стараетесь? А Лизавета Петровна вас использует, чтоб от меня избавиться и пасть в объятья давнего своего любовника Корфа. (Михаил, сердито поиграв желваками, хлопает дверью с другой стороны.) Забалуев: (весело жуя яблоко) И ничего-то у вас не выйдет, господа хорошие!
Ольга: (капризно обмахиваясь веером) Я хочу ванну и обед!
Gata пишет:
цитата:
Полина: Овца приблудная! Старый барин ее незнамо где подобрал да вырастил себе на утеху. Анька и при нем как сыр в масле каталась, и при молодом барине не бедствует – везде успела, проныра!
Эти две фразы - моё почтение. В первой я узнала Ольгу, а то сцена у обрыва как-то насторожила. А Полинка ядовито Нюшку охарактеризовала, но смешно.
Отправлено: 17.11.11 17:13. Заголовок: Gata пишет: А что т..
Gata пишет:
цитата:
А что там не так? Надо было Корфа с обрыва столкнуть?
Не до Корфа мне. Пусть хоть с обрыва, хоть Нюшке в объятия. Оля в этой сцене какая-то не такая. Не нашенская, ИМХО. Я уже избалована БиО, вот и кочевряжусь.
Анна сидит на скамейке, грызет бублик с маком. Анна: (всхлипывая) Холодно… И бублик черствый… А Варя, наверное, сейчас пирожки из печки достает… румяные, тепленькие… А тут и в театре отказали, и в гувернантки без рекомендаций не берут, и деньги с вещами остались в том ужасном доме… (вздрагивает от отвращения) И за помощью обратиться не к кому… (сморкается в кружевной платочек) Миша вон слова всякие говорил, ручки целовал, а теперь – знать вас не знаю! Ну и ладно, не очень-то я и обиделась… Все равно он какой-то… прохладный… Вот если бы его доброту да соединить с пылкостью Владимира Иваныча! Хотя, если честно, то барон тоже не очень злой, то есть – совсем не злой… Ну, покричит иной раз, ногами потопает, а к обеду потом все равно приглашал… и счета от модистки, хоть и ворчал, оплачивал… и новые ноты из Парижа выписывал… И целовал так, что… Миша так не умеет! А, может, все-таки вернуться? Соврать, что вольную потеряла, поплакать… Мадам де Воланж: (подходит) Вот ты и попалась, голубушка! Анна: (роняет надкусанный бублик) Мадам… Мадам де Воланж: Что ж это ты, милочка, обещала моих гостей развлекать, а сама? Анна: Я же спела для Аристарха Прохорыча… Мадам де Воланж: У него от твоего пения шишка на лбу вскочила! Анна: (со страхом) И… что теперь? Мадам де Воланж: Лечить его надобно! А лекарство мы ему сейчас доставим… (хлопает в ладоши) Данила! Гаврила! (подбегают два дюжих лакея) Везите ее домой! (Данила с Гаврилой хватают Анну и тащат к брошенным поблизости саням. Анна отчаянно брыкается и визжит.) Владимир: (вырастая как из-под земли) А ну, отпустите ее, мерзавцы! (Отбирает Анну и направо-налево машет кастетом. На снег летят брызги крови, а за ними – Данила с Гаврилой.) Мадам де Воланж: (верещит) Караул! Убивают! (присмотревшись к Владимиру) Не может быть! Барон Корф?! Владимир: Какая приятная встреча, мадам! Однако извольте объясниться: с какой стати ваши громилы обижают приличных барышень? Мадам де Воланж: Вы все неправильно поняли, мсье барон: это одна из моих девушек, и мы… Владимир: Не лукавьте, мадам, всех ваших девушек я знаю наперечет. Мадам де Воланж: Но эта – новенькая, провинциальная дурочка… Приходите ко мне через месяц, мсье барон, и вы не узнаете эту дикарку! Владимир: Вынужден вас разочаровать, мадам, но мадемуазель Платонова – моя воспитанница, и на правах опекуна я имею другие виды на ее будущее. Мадам де Воланж: Ах! Если эту девушку воспитывали вы, мсье барон, она могла бы стать украшением моего заведения! (вполголоса) Может быть, сторгуемся? Владимир: Поищите себе другого поставщика. Мадам де Воланж: А кто мне заплатит за разбитое этой дрянью зеркало?! Кто вернет потерянного клиента?! Владимир: Убытки я вам, так и быть, возмещу (сует ей пачку ассигнаций), а что до клиентов… боюсь, что сейчас вы лишились еще одного. Мадам де Воланж: (пересчитывает деньги) Не очень-то вы щедры… Ваш высокопоставленный приятель, с которым вы осенью всю мою мебель перебили, прислал потом вдвое, и золотом… Ну да ладно! (пинает валяющихся в сугробе лакеев) Чего разлеглись, олухи, бездельники? За что я вас пою-кормлю?! Данила: (утирая рукавом кровь с морды) Кто ж знал, что этот дворянчик так дерется?! Гаврила: (выплевывая выбитые зубы) С виду благородный господин, а подишь ты – в кармане кастет! Владимир: У меня и пистолет есть… (сует руку за пазуху) (Данила с Гаврилой, роняя шапки и рукавицы, бросаются наутек. Мадам де Воланж бежит за ними, осыпая их отборной французской бранью.) Анна: Странно… Я хорошо знаю по-французски, а что она кричит, не понимаю… Владимир: Не забивайте себе головку, мадемуазель, таких слов ни в одном учебнике нет. (Из-за угла выворачивает взъерошенный человек в фартуке приказчика, за ним – городовой.) Приказчик: Вон, вон она – воровка! Держи ее! Анна: (прячась за спину Владимира) Спасите меня! Владимир: В чем дело? Я – барон Корф, опекун этой девушки. Городовой: (с неловкостью) Так, значит… господин барон… Он вот (кивает на приказчика) уверяет, что эта мамзель стащила в его лавке бублик с маком. Владимир: С маком? И какова же цена этого бублика, позвольте узнать? Приказчик: Пять копеек! Владимир: Держи рубль. И ты держи (сует городовому червонец) И чтобы я вас обоих тут не видел! (Приказчик с городовым испаряются.) Владимир: (оборачивается к Анне) Ну, и что все это значит? Анна: (смущенно) Я голодная была… Владимир: А зеркало в борделе зачем разбили? Анна: (всхлипывает) Там был отвратительный старикашка… Аристарх Прохорыч… щипал меня, говорил всякие мерзости… Владимир: Аристарх Прохорыч? Уж не граф ли Кайзерлинг? Анна: Вы с ним знакомы? Владимир: Встречались пару раз… Значит, он вас обижал? К барьеру я его, конечно, вызывать не стану – много чести, а поколотить поколочу! Анна: Ему колотушки только в радость. Владимир: От моих побоев, обещаю, он удовольствия не получит. (морщится) Что это за розовую дрянь вы на себя нацепили? (разматывает бархатную портьеру и обнаруживает под ней вульгарное декольте) А это еще что за безобразие?! Анна: Платье по последней парижской моде… Владимир: Вы что, с ума сошли – в таком виде по городу разгуливать?! (срывает с себя пальто и укутывает в него Анну по самый нос) Если вы еще хоть раз не то, что на себя напялите – в руки такую тряпку возьмете, выпорю, ей-богу, выпорю! Анна: (хнычет) Вы еще худший консерватор, чем был дядюшка! Владимир: Я консерватор?! А вы… вы… (не может найти слов) Идемте-ка лучше домой! Ваши прогулки по городу дорого мне обходятся… Анна: И обедать будем? Владимир: Будем, конечно, будем. Я, пока по улицам бегал, вас разыскивая, десять раз успел проголодаться. Анна: А как вы меня нашли? Владимир: Ожерелье ваше помогло (протягивает ей жемчуг). Анна: (испуганно) Ой! На нем кровь! Владимир: Простите… (моет ожерелье в сугробе) Пришлось отнимать эту безделицу у одного моего знакомого, крайне непонятливого человека… Анна: (с притворным сочувствием) Надеюсь, этот поручик не сильно пострадал? Владимир: Ваш Аристарх Прохорыч на его месте захлебнулся бы от удовольствия.
Кадр 74. На лесной дороге
Лиза и Михаил, одетые в грубые крестьянские тулупы мехом наружу, пилят толстое дерево на обочине. Михаил: (вытирая рукавом пот со лба) Не устали, Лизавета Петровна? Может, отдохнем? Лиза: Некогда отдыхать, Михал Саныч, успеть бы! (закусив губу от натуги, налегает на рукоять пилы) (Пилят еще несколько минут.) Михаил: А теперь – отбегайте в сторону! Лиза: И не подумаю! Вместе пилили, вместе и валить будем! (Михаил, покачав головой, толкает подпиленный ствол, Лиза изо всех сил ему помогает. Дерево с громким треском падает поперек дороги.) Лиза: (визжит и прыгает от восторга) Ура! Ура! Какие мы молодцы! Михаил: Ловко вы это придумали с деревом, Лизавета Петровна. Лиза: А это не я, а Владимир! Мы с Забалуевым венчаться ехали, и он нам дорогу перегородил – и не одним деревом, а целой дюжиной! И как ему одному удалось столько нарубить? Должно быть, бедный, два дня спину гнул… Михаил: (хмуро) Почему-то все женщины, которые знали Корфа, вспоминают о нем одновременно с возмущением и с грустью… Лиза: Да я вовсе и не хотела его вспоминать, просто к слову пришлось… И потом, дерево – это всего лишь дерево, главная-то идея, с засадой, принадлежит вам! Задумать такое смелое и опасное предприятие мог только незаурядный человек! Михаил: (смущен и польщен) Да нет, ничего героического… Мы на Кавказе только и делали, что в засадах сидели: мы – на абреков, они – на нас… А вот женщина, которая не только не упала в обморок со страху, узнав подробности оного предприятия, а еще и пожелала принять в нем участие, достойна… (Лиза расплывается в улыбке до ушей, приготовясь слушать комплименты) …самого сурового порицания! Лиза: (обиженно) Почему? Михаил: Потому что не женское это дело – в засаде сидеть! Сам не знаю, почему я согласился взять вас с собой… Лиза: Попробовали бы не взять! Михаил: (прислушивается) Чу! Кажется, едут… Ладно, Лизавета Петровна, потом доспорим, а сейчас – спрячьтесь и не показывайтесь, пока я с ними не разделаюсь! (Лиза, пожав плечами, ныряет за сугроб. Михаил карабкается на дерево, уцелевшее от порубки. Подъезжает тюремная карета, на козлах – кучер и вооруженный охранник. Михаил обрушивается на них с дерева и сбрасывает обоих на землю. Охранник хочет дотянуться до отлетевшего в сторону ружья, но Лиза запускает ему в глаз крепко скатанным снежком, а Михаил бьет в другой глаз кулаком, одновременно успев пнуть попытавшегося очнуться кучера.) Михаил: (Лизе) Я же велел вам не высовываться! Лиза: Это нечестно! Всё самое интересное для себя приберегли, а я – в сугробе скучай? Михаил: Зато я с вами точно не соскучусь! (шутливо грозит ей пальцем) А теперь свяжем-ка этих двух бедняг! (Подтаскивают бесчувственных кучера и конвоира к дереву, и крепко-накрепко прикручивают веревками к стволу, заткнув им рты рукавицами.) Михаил: (сбивает замок с дверцы кареты) Пожалуйте на свободу! Сычиха: (выходит, щурясь на яркий солнечный свет) Нынче утром снежок так красиво падал… и тараканы под лавкой шуршали, что скоро конец моему заточению… Михаил: (услышав возню внутри кареты) Есть там кто еще? (вытаскивает за шиворот молоденького солдатика) Солдатик: (увидев Сычиху) Нет! Нет! Уберите ее от меня! (в истерике машет руками) Михаил: (ласково) Чего плачешь, дурашка? Солдатик: Эта ведьма обещала меня силы мужской лишить, а я всего неделю, как женился-я-я… (кулаками размазывает по щекам слезы) Сычиха: (ворчливо) А нечего было меня дразнить, какие покойники слаще – копченые или вяленые! Михаил: (солдатику) Не горюй, служивый! У меня после ее угроз сил втрое прибавилось! Солдатик: (шмыгает носом) Правда? Михаил: Правда, правда… (связывает его и заталкивает обратно в карету) Лиза: (отводит Сычиху в сторонку) Помнишь, ты мне по осени блондина нагадала? (с придыханием) Это Миша? Сычиха: По картам имени не прочтешь, только масть. А этот блондин, или какой другой – тут уж как судьба распорядится. Лиза: Не хочу другого, мне этот нравится! Сычиха: (хмыкает) Сама всё знаешь, а меня пытаешь. (Подходит Михаил) Спасибо, князь, что вызволил меня… Не боязно людоедке-то помогать? Лиза: Что ты на себя наговариваешь? Я твой холодец пробовала – он был из свиных ушек, не из человечьих. Михаил: Я тоже не верю, что вы способны на такое злодеяние. Всякое, конечно, про вас говорят, только чего ж дураков слушать-то? Сычиха: Тогда и меня за дуру не держите! Знаю, что у вас до меня какая-то нужда, иначе б не полезли на вооруженную охрану. Лиза: Сычиха, мы ищем женщину по имени Анастасия… Сычиха: (бледнеет) Анастасия? Откуда вы узнали? Михаил: Знаем-то мы как раз очень мало, а хотелось бы побольше… Сычиха: Не моя это тайна. Лиза: (умоляюще) Сычиха, миленькая, ты хоть намекни, где искать, мы сами найдем! Сычиха: (сама с собой) Говорила я ему, что шила в мешке не утаишь, а он – ни в какую! Поплатился вот… и Настенька горе мыкает… (Лиза с Михаилом навостряют уши) Всё, больше ничего не скажу! Лиза: (вздыхает) Теперь из нее и слова не вытянешь, хоть на куски режь! Михаил: (растерянно) Что ж нам с ней делать? Не бросать же ее посреди леса! Спрятать бы в каком безопасном месте… (чешет затылок) Знаю! Отведем ее к Варваре, в усадьбу Корфа – Вольдемара там сейчас нет, вызверяться некому. Лиза: Идем! (Подхватывает Сычиху под правый локоток, Михаил – под левый, и скрываются за деревьями. Подъезжают верхом Марфа и Модестыч.) Модестыч: (присвистнув) Это кто ж тут погулял? (развязывает пленников) Кучер: (плачет) Не то люди, не то звери… Конвоир: (щуря оба подбитых глаза) Сверзился откуда-то и копытом меня лягнул… Кучер: А меня рогом боднул! Модестыч: Без нечистой силы тут не обошлось… Видать, Сычиха колдовством оживила своих мертвяков, они и помогли ей на волю вырваться… Марфа: Ушла, проклятая! (грозит в пространство кулаком) Все равно я тебя найду, из-под земли выну! Модестыч: На кой ляд она тебе сдалась, эта ведьма-людоедка? Марфа: Спросить у нее хочу, что она с доченькой моей сделала, с Настенькой… Модестыч: У тебя дочка есть? А я и не знал! Марфа: А мы с Петрушей никому и не говорили – жены его боялись… (всхлипывает) Родила я Настеньку и сдуру-то Сычихе оставила, чтоб она ее спрятала до поры до времени от Машки Долгорукой… (подвывает) Только не уберегла Сычиха мою доченьку… Модестыч: (ахает) Съела?! Марфа: Мне-то она сказала, что похоронила Настеньку и медальон, Петрушин подарок, в гробик положила… Модестыч: Слопала она твою Настеньку, как пить дать, слопала! Марфа: (причитает) Я двадцать годков доченьку свою оплакивала, а тут в вашем трактире предложил мне один человек медальон у него купить… я глянула и обмерла – медальончик-то Настенькин, двенадцать камушков на крышечке… Модестыч: Двойная выгода: ребенка – в суп, медальон – процентщику… Марфа: (рыдает на груди у Модестыча) Чует мое сердце – жива Настенька! Жива! Модестыч: Не плачь, Марфуша, Долгорукие – племя живучее. Петр Михалыч вон с того свету возвернулся, глядишь, и Настенька твоя из супа вынырнет. Марфа: (всхлипывая) А вдруг это Машкины происки? Вдруг она с Сычихой сговорилась, чтоб доченьку мою погубить? Модестыч: А ты поди к ней да топни ножкой: куда, мол, Настеньку мою дела? И коли виновата, пусть она тебе за обиду денег даст! Со мной поделишься… не за просто ж так я тут тебя утешаю и советы даю! Марфа: (воинственно) И пойду! И топну! Модестыч: (выразительно шевелит пальцами) И про меня, про меня не забудь!
За чайным столиком. Владимир разглагольствует о своих подвигах на Кавказе, Ольга с Анной слушают, прихлебывая чай. Ольга: Четверо черкесов? Я бы умерла со страху! Владимир: Дело было так: выхожу я на рассвете от… в общем, из одной сакли… а навстречу мне по горной тропинке – пятеро черкесов! Я вытаскиваю пистолет и приканчиваю всех шестерых одним выстрелом… а седьмого зарубил его собственной саблей. Ольга: (хихикает) Вы настоящий герой, барон! (Анна сердито дует на чай, брызги попадают на щеку Владимира.) Владимир: (вытирает щеку) Это что! (хвастливо) Вот, помню, как-то мы с Мишелем стояли вдвоем, безоружные, под дулами двух десятков мушкетов… Ольга: (надкусывая пирожное) И остались живы? Владимир: Как видите! Анна: (зевая) Право, война – это так скучно… Почему бы не поговорить о музыке, о поэзии? Владимир: (поворачиваясь к ней) О музыке? Извольте! Играли мы как-то в карты на барабане… вдруг, откуда ни возьмись, черкесы… и тут такая музыка началась!.. Анна: Можете продолжать в том же духе, не стану вам мешать. (с грохотом отодвигает стул и уходит) Ольга: Напрасно старались, барон. Ваши враки не произвели на эту маленькую ревнивую дурочку впечатления. Владимир: Если я и приукрасил, то самую малость… (поперхнувшись) Ревнивую? Ольга: (изящно доедает второе пирожное) Или завистливую. Вам следует лучше одевать ее, барон, чтобы она не злилась при виде элегантных дам. Владимир: Откуда в вас столько яда, шановна пани? Ольга: От несчастной любви. Владимир: Да забудьте вы ее! Ольга: Ни-ког-да! Владимир: Ваш Александр скоро женится на принцессе Дармштадской. Ольга: Ну и что? Мы поклялись любить друг друга вечно, назло времени и расстоянию… И даже если ему приказали забыть меня… Нет, я должна с ним увидеться! И если он и вправду… как все твердят… тогда пойду и утоплюсь в Неве! Владимир: Может, сразу – в Неву? Ольга: Вы сами навязались мне в попутчики, и теперь вам так просто от меня не отделаться! Владимир: (тоскливо) Я уже начал это подозревать… Андрей: (входит) Прости, что без доклада, Вольдемар! Случайно узнал, что ты в Петербурге, решил навестить… (заметив Ольгу, чуть не роняет очки) Пани Калиновская?! Ольга: С вашего позволения – Елена Петровна Болотова. Андрей: (напускается на Владимира) Ты что, рехнулся?! За ней же охотится всё Третье отделение! Владимир: (Ольге) Вы слыхали, Елена Петровна? Свидание с Александром придется отложить… (оживляясь) А почему бы вам не прогуляться к Неве? Ольга: Оба вы – трусы и ничтожества! О матка боска, как измельчало русское дворянство! Где тот благородный Димитрий, который бросил к ногам Марины Мнишек московский кремль? (уходит, хлопнув дверью) Андрей: (качая головой) Ну и фурия! Вольдемар, пока ты не нажил крупных неприятностей, выпроводи ее вон! Владимир: Не поверишь, Андре, только об этом и грежу… Выпьешь чаю? (подвигает ему чашку и вазочку с вареньем) Ты в Петербурге по делам? Андрей: (садится к столу) Можно и чаю… а дело… (зачерпывает ложечкой варенье) дело у меня, собственно, к тебе… Владимир: Валяй! Андрей: Дело тут такое… понимаешь… (отправляет варенье в рот и прихлебывает чай) К нашей маменьке неожиданно вернулась память… Владимир: Мне, вероятно, нужно выразить по этому поводу радость? Извини, не буду. Андрей: Да я тебя и не заставляю… но, видишь ли… maman теперь здорова… ее могут отправить в тюрьму… Мы с отцом посоветовались, и вот… (достает из кармана и протягивает Владимиру бумагу) Владимир: (читает) Дарственная? Четыреста десятин земли под лесом? Что это, черт побери?! Андрей: (мямлит) Мы хотели… ты бы не мог… чтобы маменьку не в тюрьму… Владимир: (скомкав, отшвыривает бумагу) За кого вы меня принимаете?! Чтобы я отцовский прах на вязанку хвороста променял?! Андрей: (стушевавшись) Но ведь ты тогда… луг и мельницу… Владимир: Убирайтесь к дьяволу с вашими лугами, лесами и маменькой! (выскакивает из-за стола) Ничего не желаю больше про нее слышать! Пусть живет, как хочет, только чтоб на глаза мне не смела показываться, иначе я за себя не отвечаю! (с порога) Да, и мельницу тоже заберите, все равно на ней жернова ни к черту, как и всё в вашем хозяйстве! (хлопает дверью) Андрей: (один) Неловко как-то вышло… (аккуратно расправляет дарственную и кладет в карман) У Вольдемара-то, оказывается, широкая душа… Правда, он от этой широкой души может нашу maman пристрелить… надо сказать ей, чтоб в его имение – ни ногой! Никита: (входит, кланяется) Доброго вам здоровьица, барин! Андрей: (рассеянно) Чего тебе? Никита: Да я вот… узнать… (мнет в руках шапку) Как там лошадки-то ваши? Ураган, Рыжик? Овса-то им вволю дают? Андрей: (раздраженно) Что ты мелешь, дурачина? Тут беда за бедой валятся, а он про каких-то лошадок! (сам с собой) Maman то в уме, то не в уме, от папашиных нравоучений волком выть хочется, зять за обедом аппетит портит… и с невестой нелады… Никита: Из-за Тани? Андрей: А ты откуда знаешь? Никита: Так про то все давно знают, барин! И в вашем имении, и в нашем… Таню, знамо дело, жалеют – куда она теперь, горемычная… с дитем-то… Андрей: (ноет, сжав руками голову) Все всё знают, и Наташа скоро узнает… Что же делать? Что делать?! Никита: Вы – барин, вам видней… Андрей: (задумчиво ест варенье) Наташа Таню давно невзлюбила, всё талдычит мне: прогони ее на работы, или замуж отдай! Можно, конечно, и замуж… я б и приданое дал… Никита: (чешет затылок) А велико ли приданое, барин? Андрей: Да уж не обидел бы… (взглядывает на Никиту с интересом) У тебя кто-то есть на примете? Никита: Мы с Татьяной давно друг друга знаем… я б и об ней бы заботился, и о дите вашем… а кабы вы нам еще деньжат на обзаведенье подкинули… Андрей: Ты… готов на ней жениться?! (бросается обнимать Никиту) Вот спасибо-то, дружок! Ввек не забуду! (подвигает ему стул) Садись, выпей со мной чаю! Нет, лучше поедем в поместье! (тащит Никиту к выходу) Вот не чаял, не гадал, что всё так ладно устроится! Никита: Я что… я завсегда… Андрей: Едем, едем! Еще засветло успеем… Как я рад! Как я рад!.. (выталкивает Никиту за дверь и семенит следом)
Кадр 76. На почтовой станции
Комната с низким потолком и дешевой мебелью. Входят Лиза и Михаил, румяные с мороза. Лиза: Ух, как я замерзла!.. (обнимает печку) И проголодалась… Михаил: Я велел подать ужин сюда, чтобы внизу ненароком с вашим муженьком не столкнуться. Хотя какой в этой дыре ужин! Щи да каша… Лиза: С удовольствием похлебаю с вами щей из одного котелка! Михаил: (стаскивает с себя шубу) И как это вам, Лизавета Петровна, пришло в голову назваться мужем и женой? Лиза: А вы тоже – не могли подыграть! Покраснели, мямлили чего-то… Если бы не я, пришлось бы нам ночевать в чистом поле под стогом сена! (с разбегу прыгает на кровать) Мягко-то как! Надеюсь, у них нет клопов? (заглядывает под подушку) Михаил: (ворчливо) Зачем вы вообще за мной увязались? Если б я не боялся упустить Забалуева, отвез бы вас обратно к папеньке с маменькой! Лиза: Если бы не я, вы бы вообще ничего не узнали! Это я нашла в камине обрывок письма с угрозами, это я следила за ним целый день – как он метался по дому, как под вечер стал собираться в дорогу… а вы в это время валялись у себя в комнате с книжкой в руках! Михаил: Я не собираюсь умалять ваших заслуг, Лизавета Петровна, однако же поймите и вы меня… Лиза: Интересно, чего он так испугался? И куда едет? Михаил: Куда он едет, не знаю, а спит у нас под боком, в соседней комнате. Лиза: В соседней? За стенкой, значит? (с озорным блеском в глазах) Миша, а давайте посмотрим, чем он там занимается! Михаил: Но это… гм… не совсем законно… Да и что мы увидим сквозь стенку? Лиза: Нам с вами не впервой закон нарушать! А стенку можно просверлить. Михаил: Он же услышит! Лиза: Не услышит, он тугой на оба уха! Михаил: (достает пистолет) Так, может… Лиза: Глухой, но не настолько же! Михаил задумывается. Лиза: (подсказывает) Шпора! Михаил: (хлопает себя по лбу) И как я сам не догадался! (отцепляет от сапога шпору и начинает ковырять ею в стене) Слава Богу, тут тоненькая перегородка! (шпора проваливается в дыру) Готово! Лиза: Дайте посмотреть! (приникает глазом к дыре) Михаил: Ну что, видно? Лиза: Видно, только плохо… Михаил: Позвольте… (расширяет отверстие рукояткой пистолета и заглядывает) Вон он, ваш благоверный, денежки считает. Лиза: (пихает его в бок) Пустите! Михаил: Но мне тоже интересно! Отталкивают друг друга от дыры в стене, в конце концов пристраиваются рядышком, щека к щеке. Лиза: Пачка-то какая толстая! Видать, за наш медальон выручил… Михаил: Или украл из казенного сейфа… Лиза: (испуганно) Ой! Сюда смотрит! Заметил! Отскакивают и вжимаются в стену по разные стороны. В дыре показывается глаз Забалуева. Забалуев: Что? Зачем? Ужо всыплю я смотрителю, каналье! (сердито пыхтит) В щах у них, понимаете, тараканы плавают, в стенах – дыры зияют… А у меня спина больная, мне нельзя, чтоб сквозняки! (затыкает отверстие какой-то тряпкой) Лиза: (переводя дух) Уф! Чуть не попались! Михаил: До чего же вы легкомысленны, Лизавета Петровна! И я с вами всякую осторожность потерял… Лиза: Чем меня шпынять, лучше б послали за исправником! Сцапали бы муженька моего с ворованными денежками – и в тюрьму! Михаил: А если здешний исправник – его друг-приятель? Да и деньги не пахнут, поди докажи, что они ворованные… Лиза: Какой же вы зануда, Михал Саныч! Слуга приносит ужин. Михаил: (заглядывает в супницу) Что там? Щи? Лиза: С тараканами? Увольте! Михаил: (слуге) Пошел вон, не будем мы ужинать. Слуга: (бормочет, уходя) Из нумера в нумер таскаю эти щи, и везде носы воротят… Сдались им эти тараканы… обсосал да выплюнул... Лиза: Пирог и вино можно было бы оставить. Михаил: Только пирог! (берет с подноса тарелку с пирогом и выталкивает слугу за дверь) Завтра нам потребуется свежая голова. Лиза: (догоняет слугу в коридоре и возвращается с бутылкой вина) До завтра еще целая ночь, а я согреться хочу… Да и вам не мешало бы принять для храбрости, а то совсем раскисли. Михаил: Зато у вас бодрости на троих… (откупоривает бутылку и режет пирог) Прошу к столу! Лиза: (громко зевая) Пойду-ка я лучше спать! Глаза слипаются… (начинает расстегивать крючки на платье) Михаил: (роняет вилку) Ч-что вы делаете? Лиза: Не ложиться же в постель одетой! Кстати, отвернитесь! (Михаил, зажмурившись и невнятно бормоча извинения, отворачивается. Лиза сбрасывает с себя платье и многочисленные юбки, расшвыривает их во все стороны и, схватив кусок пирога, ныряет под одеяло.) Лиза: (с набитым ртом) Маменька нам в детстве не разрешала в кровати кушать… Ругала за крошки на простынях… (откусывает еще) А вы-то что делаете? Михаил: (застилая сундук шубой) Готовлю себе на ночь постель. Лиза: Там же неудобно! (хлопает по одеялу рядом с собой) А здесь и впятером можно поместиться! Михаил: (краснея до корней волос) Вы… вы предлагаете мне лечь с вами на одной кровати?! Лиза: Если вы заботитесь о приличиях, то мы и так уже их все нарушили, мыслимые и немыслимые… зачем же еще и в удобствах себе отказывать? Лучше налейте мне вина, сухой кусок в горло не лезет. (Михаил с бутылкой и двумя пустыми бокалами осторожно пробирается между разбросанными там и сям юбками и садится на краешек кровати.) Михаил: (наполняя бокалы) Выпьем… за успех нашего предприятия? Лиза: И за мой развод! Михаил: И за ваш развод! (чокаются) Лиза: (разомлев от тепла и вина) Я вам так благодарна, Миша… так благодарна… в семье меня никто не понимает, а вы такой отзывч… (засыпает с куском пирога в руке) Михаил поправляет на ней одеяло и вытаскивает из руки пирог. Михаил: (жует пирог, запивая вином) Такого романтического ужина у меня еще не было… (подумав, допивает остатки вина, потом задувает свечку и, не раздеваясь, ложится на кровать с краю) Лиза: (бормочет во сне) Уйдите с глаз моих, гадкий старикашка! Михаил: (гладит ее по плечу) Бедная! Даже во сне ей этот Забалуев покою не дает! Лиза: Вот пожалуюсь Мише, он вас смелет в муку! Михаил: (глубоко тронут) Разве могу я обмануть ее надежды? Придется побыть мельником… (Лиза кладет голову ему на грудь и обнимает рукой за шею) …и подушкой… Лиза: (сладко причмокивает во сне губами) А еще он спустит с вас шкуру, посадит на кол и утопит в колодце с гнилой водой! Михаил: (обнимая ее) До чего же вы кровожадная, Лизавета Петровна! Даже страшно рядом с вами спать – еще слопаете вместо Забалуева… (улыбается в темноте) И все-таки – это самая романтическая ночь в моей жизни! (тоже засыпает)
Отправлено: 24.11.11 10:52. Заголовок: Ох, как же трудно вс..
Ох, как же трудно всем угодить! :) Значительные поправки раздражат старых читателей, незначительные - новых. Приходится ориентироваться на запросы Третьего отделения
Отправлено: 24.11.11 10:55. Заголовок: Кадр 77. В Петербург..
Кадр 77. В Петербургском особняке Корфа
Пустая прихожая. Надрывается входной колокольчик. Из гостиной выходит трезвый и злющий Владимир. Владимир: (орет) Откроет кто-нибудь эту чертову дверь?! (тишина) Где все?! Я вам хозяин или мальчик на побегушках?! По-прежнему тишина. Владимир: (рычит) Ну, подождите… Всех в рекруты сдам! (сам распахивает дверь) Александр: (улыбается с порога) Добрый вечер, барон! А всё стучу, стучу в эту чертову дверь… Уходить уж собрался… Владимир: (с отвалившейся челюстью) А-а… э-э… (заикаясь) В-ваш-счество? Александр: Оставьте, барон! Надоели мне эти реверансы… С утра до вечера только и слышу – «ваше высочество», «ваше высочество»… нет, чтобы кто-нибудь просто, по-дружески, назвал Сашей! Владимир: В таком случае… выпьем по-дружески за встречу? Александр: (оживляясь) Конечно, выпьем! (снимает с себя треуголку и плащ и бросает их на Владимира) Владимир: А как вы узнали, что я в Петербурге? (перебрасывает одежду цесаревича с себя на кресло в углу) Александр: Гвардейцы рассказали. Говорят, вы похитили у мадам де Воланж какую-то пташку? (по-хозяйски распахивает дверь в гостиную) Давненько я у вас не был! Владимир: (ворчит) Мадам не только крохоборка, но еще и ябеда… (С улицы входит Анна и пытается незаметно проскользнуть в боковую дверь.) Владимир: (ловит ее за накидку) Откуда так поздно? Вы два часа назад должны были быть дома! Анна: (по привычке съеживаясь) Я была в театре… на репетиции… а потом выпила чаю в кондитерской… Владимир: В какой кондитерской?! Что, у нас дома чаю нет? Анна: (осмелев) Я не обязана перед вами отчитываться за каждый свой шаг! Александр: (вмешивается) В самом деле, барон! К чему такие строгости? (целует Анне ручку) Хорошеньким девушкам не грех иногда полакомиться пирожным. Анна: (жеманничая) Merci, monsieur… Владимир, почему же вы не сказали, что у нас гости? Владимир: Вот именно – у нас гости, а вы гуляете неведомо где! Уж хотел снова бежать вас разыскивать… Анна: А те жандармы, что бродят у наших ворот – вы их за мной собирались послать? Александр: (опять вмешивается) Жандармы? Эти меня караулят! (с интересом поглядывает на Анну) Барон, представьте же меня! Владимир: Простите, ваше высочество… это Анна, воспитанница моего отца. Анна: (глаза по блюдцу) Ваше высочество?! (хочет сделать книксен) Александр: (поднимает ее) Довольно церемоний, а то я обижусь и уйду! Расскажите лучше, мадмуазель Анна, что вы репетировали? Анна: Мне дали главную роль в новой пьесе. Моя героиня – певица, ее бросает возлюбленный, и от горя она теряет голос. Владимир: (с ехидным огорчением) Неужели мы будем лишены удовольствия слышать ваше пение? Анна: Господин Оболенский обещал, что я буду петь в другой пьесе! (показывает ему язык) Я купила пирожных, но вы их теперь не получите, раз вы такой злюка! То ли дело барышня, с которой я познакомилась в кондитерской – милая, добрая… и ведь эту бедняжку чуть было не забрали в участок – из-за того лишь, что у нее не оказалось чем заплатить за сладости! Владимир: Мало вам графа Кайзерлинга, теперь вы с воровками якшаетесь? Анна: Она не воровка, а иностранка… приехала из Германии к своему жениху… Я одолжила ей денег, мы выпили кофе и поболтали. Александр: Моя невеста тоже немка… надо бы ей объяснить, чтоб из дворца без денег не выходила, а то попадет в некрасивую историю… (поднимает с пола веер и галантным движением вручает Анне) Это вы обронили, мадмуазель? Анна: Я не ношу вещей такого вульгарного красного цвета! (бросает на Владимира уничтожающий взгляд и уходит) Александр: (вертит в руках веер) Скажите, Владимир, а много у вашего отца было воспитанниц? Владимир: Хвала Создателю, только одна. Александр: Я хотел вас обоих пригласить завтра на бал в честь моей невесты (достает из кармана красивый конверт). Владимир: Пощадите, ваше высочество! (проводит его в гостиную и разливает по бокалам вино) Худшего наказания, чем сопровождать Анну на бал, и придумать невозможно! Она будет строить глазки и танцевать со всеми подряд, а я потом всех этих бедняг к барьеру вызывай? Александр: Вы могли бы сами с ней танцевать, пусть она вам одному строит глазки. Владимир: Мне это как-то не приходило в голову… Александр: Когда человек перестает соображать, объяснение одно – он влюбился. Владимир: (скорбно) Что, это так заметно? Александр: Увы, барон, даже невооруженным глазом. И все-таки, кому принадлежит этот веер красного цвета? Ах, понимаю! Осколок былого увлечения… С тех пор, как вы заполучили этот сувенир в свою коллекцию, его обладательница перестала вас волновать? Владимир: (уныло) Если бы! Александр: (виновато) Боюсь, я подложил вам свинью, дав вашей милой Анне повод для ревности… Владимир: Не беспокойтесь, ваше высочество! (подливает ему вина) Мы с Анной и без этого веера по двадцать раз на дню ссоримся, и я к такому положению вещей уже привык… хуже того, оно мне начинает нравиться. Александр: (освоившись, наливает себе сам) Мы с Мари тоже частенько ссоримся, и в пылу ссоры она перебила о мою голову немало фарфоровых ваз… Владимир: Анна до фарфора пока не добралась… Александр: Доберется, еще как доберется! (расстегивает мундир и разваливается в кресле) Войдет во вкус и всю посуду в доме переколотит, только успевайте уворачиваться! Владимир: Да у нас и фарфора-то мало… (оглядывается на бюст Шекспира) Отец больше увлекался скульптурой… Александр: У-у!.. В вашем случае, барон, совет один: не грешите! Владимир: Последние месяцы я влачил такое праведное существование, что, боюсь, утратил интерес к альковным шалостям. Александр: (обмахивается красным веером) Ах, как же славно мы шалили с одной прелестницей, обожавшей этот цвет! Сколько воды с тех пор утекло… Я охладел к красным вишням, но нежно полюбил персики… румяные, бархатные… как щечки у одной зеленоглазой девушки… Только тс-с! (прикладывает палец к губам) Не выдавайте меня моей невесте! Владимир: (откупоривая четвертую бутылку) Как можно, ваше высочество! Это наши маленькие мужские секреты… (поднимает бокал) женщин в них посвящать необязательно! Александр: Необязательно! (чокаются и выпивают) (Часы бьют девять раз.) Александр: (нетвердым голосом) О… мне пора домой… (нетвердой походкой направляется к двери, на ходу застегивая мундир) У матушки музыкальный вечер… (морщится) Ненавижу флейту! Владимир: Так оставайтесь у меня! Я прикажу подать еще вина… или чаю… может, Анна смилостивится над нами и угостит пирожными… Александр: (тоскливо) Нельзя… Этикет… Какой осел придумал этот этикет? Где моя шляпа? (Владимир подает ему плащ и треуголку) Нынче я покидаю ваш дом на своих ногах! а прошлый раз… черт, что было в прошлый раз? Владимир: Натали Репнина утверждает, что доставила вас во дворец, завернутым в ковер… посмеялась, наверное… Александр: (мечтательно) Натали… (распахивает дверь на улицу) Барон, я жду вас завтра… на балу… (вываливается на крыльцо) Не надо меня провожать! Тут мои конвоиры… то есть охраниры… Эй, болваны! Несите мое высочество во дворец! (Раздается топот ног.) Владимир: Adieu, votre altesse… (Закрывает дверь и возвращается в гостиную, посреди которой стоит Ольга.) Ольга: (с нехорошим блеском в глазах) С кем вы тут пьянствовали? Владимир: С одним полковым товарищем… Ольга: Я слышала голос Александра! Владимир: Вам показалось… (выливает остатки вина из бутылки себе в бокал) Ольга: (сердито топает ногой) Он был здесь! Не смейте мне лгать! (вырывает у него бокал) Владимир: (с недоумением глядя на свою пустую руку) Какого черта… Ольга: Почему вы меня не позвали?! Владимир: Потому что у меня – не дом свиданий! (Хочет отнять у нее бокал, но Ольга швыряет тот на ковер, брызги и осколки стекла.) Владимир: (икнув) Нет, две скандалистки в доме – это слишком… Завтра же отправлю вас в Польшу! Ольга: Отправьте лучше в деревню свою Анну! Владимир: Мои отношения с Анной вас не касаются! Ольга: А вас не касаются мои отношения с Сашей! Если вы немедленно его не вернете, я… я… (замахивается пустой бутылкой) Jak сie w morde strzele, to cie rodzona matka nie pozna! Владимир: (отбирает бутылку) Я говорил сегодня с вашим Сашей, он влюблен в другую. Ольга: Я вам не верю! Негодяй! Это из-за вас меня с ним разлучили! (разбивает графин, часы и все, что под руку подвернется) Владимир: (обиделся) Меня за дуэль из-за вас тоже не орденом наградили. Ольга: Какая вам разница, в чем напиваться – в мундире или в деревне! (горько плачет) А я не могу и не хочу жить без Саши! Владимир: Вы не могли бы страдать по нему в Варшаве? Ольга: (в ярости) Psiakrew! (Хватает другую бутылку, Владимир спасается позорным бегством. Бутылка разбивается о захлопнувшуюся дверь.) Ольга: (бушует одна) Трус! Ничтожество! (сметает всё со стола на пол, среди осколков замечает красивый конверт) Что это? Приглашение на бал? Сашенька! Любимый! Мы увидимся с тобой! (осыпает конверт поцелуями)
Кадр 78. Кабинет Бенкендорфа
Огромный стол, заваленный бумагами. За столом – Бенкендорф, в расстегнутом по-домашнему мундире, с очками на носу. Бенкендорф: (читает вслух) «Прощай, немытая Россия… и вы, мундиры голубые…» Как-то это совсем не патриотично… (читает дальше) «Быть может, за стеной Кавказа сокроюсь от твоих пашей, от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей…» Тщетная надежда, господа, от всевидящего глаза Третьего отделения нигде не скроетесь! (Врывается возмущенный Жуковский.) Жуковский. Доколе?! Доколе, я спрашиваю, можно терпеть жандармский произвол?! Бенкендорф: (глядит поверх очков) Что случилось, Васлий Андреевич? Жуковский. Ваши дуболомы опять рылись в моих бумагах! Бенкендорф: Помилуйте, Василий Андреевич! Разве мог я поручить столь тонкую работу моим, как вы изволили выразиться, дуболомам? Жуковский. Уж не хотите ли сказать, что вы собственноручно… Бенкендорф: Вот именно, собственноручно! В ущерб всем прочим делам… целое утро убил на изучение содержимого вашего бюро… и не зря! (потрясает толстой пачкой бумаг) Благодаря мне при дворе не распространится ересь вольнодумства. Жуковский. Благодаря вам Россия погрязла во тьме средневековья, в то время как весь просвещенный мир… Бенкендорф: Кстати, напрасно вы прятали эпиграммы вашего приятеля Вяземского в записке о денежной реформе. (ухмыляется) Думали, я не заинтересуюсь финансовыми вопросами? Жуковский: (растерянно) Не было у меня никакой записки… должно быть, Александр Николаевич оставил… (спохватившись, прикрывает рот, но – поздно) Бенкендорф: (торжествующе) Ага! Значит, и эти рожицы на полях – дело рук его высочества? Жуковский: (пытаясь выкрутиться) Мне неизвестно, чтобы его высочество баловался рисованием… Бенкендорф: Зато мне всё известно! (разглядывает карикатуры) А вы знаете, весьма похоже, весьма… И граф Канкрин, и весь кабинет… (издает смешок) и лысины, и животы, и ордена на подбородках… (обиженно) А вот я ничуть не похож… Рога, копыта, хвост мохнатый… Я, конечно, понимаю, что его высочество меня недолюбливает, но рога и копыта – это, знаете ли, слишком! Жуковский. Невинные детские шалости… Бенкендорф: Шалости, говорите вы? (перебирает рисунки) Снова я – теперь с ослиными ушами… а здесь – с петлей на шее… еще одна виселица… а тут черти варят меня в котле… (Жуковский фыркает в кулак.) Бенкендорф: (скорбным голосом) Вам смешно, Василий Андреевич? А мне грустно… грустно от того, что мысли его высочества однобоки, как флюс, и приобрели эту однобокость под влиянием пошлых эпиграмм господина Вяземского… и хорошо еще, что я успел изъять стишки некоего Лермонтова, они отличаются особой вредностью! Жуковский: (ехидно) Вы опоздали, Александр Николаевич уже прочитал их и даже удостоил лестного отзыва! Бенкендорф: (в гневе срывает очки) Государь дал вам слишком много воли, господин поэт! И вы, пользуясь своею безнаказанностью, забиваете голову его высочества крамольной белибердой! Жуковский. Вы стремитесь задушить поэзию в России? Ликуйте, одного поэта вы уже убили – он перед вами! Я не буду больше писать од и элегий, я буду кропать эпиграммы, пасквили, памфлеты, рисовать карикатуры… и очень надеюсь, что скоро сумею превратить вас из жупела в посмешище! (уходит, хлопнув дверью) Бенкендорф: (вздыхает) Все меня ненавидят… Я для них – жандарм, гонитель, душитель… и хоть бы кто-нибудь попытался понять мою душу! (берет гитару и поет приятным баритоном) А у меня душа - она почти из воска, Податлива, тонка, наивна как берёзка. Душа моя щедра, но что вам от щедрот? Никто ведь не поймёт, никто ведь не... Адъютант: (входит) Разрешите, ваше высокопревосходительство? Бенкендорф: (откладывает гитару) Что тебе, голубчик? Адъютант: Срочное донесение, ваше высокопревосходительство! Бенкендорф: (застегивая воротник мундира) Читай! Адъютант: (читает) «Бывшая фрейлина Калиновская тайно покинула Польшу». Бенкендорф: Тайно, говоришь, покинула? Хорошо… И куда же направилась – уж не в Петербург ли? Адъютант: Не могу знать, ваше высокопревосходительство. Бенкендорф: А вот это плохо! Адъютант: (спеша оправдаться) Наш человек в Варшаве проследил ее до границы… Бенкендорф: (одобрительно кивает) Прекрасно. Адъютант: (виновато) …но дальше заставы его не пустили – ему не хватило денег на взятку офицеру. Бенкендорф: Проигрался, небось… или на смазливых полек спустил… а дело кто делать будет? Плохо, голубчик! Адъютант: …под Вильно карету Калиновской встретил другой наш агент и провожал почти до Пскова… Бенкендорф: Уже лучше! Адъютант: …чтобы не быть замеченным, он вел наблюдение, едучи на крыше ее кареты, однако под Псковом замерз и свалился… Бенкендорф: Худо, братец, худо! Адъютант: …но из ее разговоров с кучером он узнал, что она держит путь в Двугорский уезд. Бенкендорф: Превосходно! Адъютант: …только наш человек в Двугорском не знает Калиновскую в лицо… Бенкендорф: (морщась) Скверно! Адъютант: …но он сообщает, что в поместье князей Долгоруких поселилась их дальняя родственница, о которой прежде никто и слыхом не слыхивал, - некая госпожа Болотова. Бенкендорф: (заинтересованно) Так-так-так... Адъютант: (воодушевляясь) Мы срочно направили туда двух людей, чтоб они с нее глаз не спускали… Вскоре госпожа Болотова была замечена в компании соседского помещика (заглядывает в донесение), барона Корфа… Они гуляли на берегу реки, а потом в одной карете отбыли в Петербург. Бенкендорф: Ага! Барон Корф, который стрелялся на дуэли с цесаревичем… (потирает руки) Кажется, мы приближаемся к самому интересному? Адъютант: (шелестит донесениями) В Петербурге госпожа Болотова никуда не выходила, а барон Корф полдня отсутствовал и приволок домой какую-то девицу подозрительного вида… Бенкендорф: Да это распутник с размахом! Адъютант: А вчера в особняк заходил… (перечитывает написанное, словно не веря глазам) …его высочество великий князь Александр Николаевич… (в полной растерянности) ушел оттуда пьяным до изумления… возвращался во дворец верхом на двух жандармах… понукал их хлыстом и покрикивал: «Вот бы на вашем шефе так прокатиться!» Бенкендорф: (обрывает его) Довольно! Немедленно послать к Корфу взвод… нет, роту жандармов! Арестовать его самого, его любовниц, слуг, собутыльников, - грести под гребенку всё, что найдется живого в этом гнезде разврата и крамолы! Адъютант: Будет сделано, ваше высокопревосходительство! Бенкендорф: Погодите, я сам с вами поеду. Как бы вы кого не упустили, а мне не хотелось бы явиться на доклад к государю с пустыми руками… (ворчит, выходя) Пусть его величество поглядит, к чему привело либеральное воспитание господина Жуковского!
Ольга в своей комнате, мурлыча под нос что-то веселое, наряжается в роскошный маскарадный костюм. Ольга: (любуясь своим отражением в зеркале) Всё для тебя, Сашенька! И это… (брызгает на себя французскими духами) И это… (сажает на полуголую грудь мушку) Анна: (с порога) Вы куда-то собираетесь, госпожа Болотова? Ольга: Да, мы с Владимиром едем на бал! (в сторону) Ты забыл, что такое ревность, Сашенька? Я тебе напомню! Анна: (в сторону, обиженно) А меня не позвали! Ольга: (нацепляя прозрачный шлейф) Как вам мой наряд? Я похожа на нимфу? Анна: Скорее - на кикимору болотную! Ольга: Фи, какая вы грубая! Понимаю теперь, почему Владимир до сих пор не смог пристроить вас замуж… С этаким-то характером… да без приданого… бедняжка! Жаль мне вас, так и промыкаетесь весь свой век в приживалках… Анна: Хоть в горничных, лишь бы вы перед глазами не мельтешили! Ольга: Вас не переспоришь, да я и не буду. Не хочется портить себе настроение перед праздником… (вставляет в уши серьги с огромными рубинами) А признайтесь, вам ведь хочется поехать на бал? Анна: (с фальшивым безразличием) Не горю ни малейшим желанием! К тому же, у меня сегодня репетиция в театре. Ольга: Отлично! Значит, хотя бы на этот вечер Владимир может забыть об опеке над вами и целиком отдаться развлечениям! Анна: (чуть не плача от злости) Желаю вам приятно повеселиться. Ольга: Уж мы повеселимся! (мечтательно улыбается, представляя, как цесаревич лупит барона перчаткой по физиономии, а потом падает к ее ногам, умоляя о любви и прощении) (Анна с перекошенным лицом бросается вон, едва не сбив с ног входящую Полину. Из коридора доносятся звуки бурных рыданий и бьющегося фарфора.) Полина: (недоуменно) Чего это с ней? Ольга: (как ни в чем не бывало продолжает прихорашиваться) Бедняжке Аннет нелегко смириться с тем, что ее отодвинули на вторые роли… Полина: Я ж говорила, что вам понравится делать Аньке гадости! Ольга: (сердито хватаясь за развившийся локон) Что это? Полина: Сейчас подкрутим, барыня! (греет щипцы в камине) Ольга: (сладко жмурясь) Уже скоро, Сашенька! Полина: (накручивая Ольгину прядь на щипцы) Сделаем вас такой красоткой, что наш барин, как только вас увидит, так сразу и обомлеет! Владимир: (с порога) Он уже обомлел! (рассматривает роскошный Ольгин наряд и всё остальное) Так вот куда делось приглашение на бал, а я прислуге разнос учинил. Ольга: С вашей стороны было необыкновенно мило оставить его для меня на видном месте. Владимир: (угрюмо) Я вам ничего не оставлял. Ольга: (смеется) Ах, барон, зачем стесняться своей галантности! Кстати, почему вы до сих пор не переоделись к балу? Я не собираюсь вас долго ждать, это моветон. Владимир: Моветон – ехать на бал, на котором вас никто не ждет! Ольга: (продолжая улыбаться, как ни в чем не бывало) Может быть, у вас нет денег на приличный маскарадный костюм? Я могу вам ссудить. Владимир: С вами мне светит один наряд – каторжанская роба. Ольга: (дернув плечиком) Была бы честь предложена. Поеду во дворец одна, а вы сидите дома и продолжайте бояться Третьего отделения. Владимир: Ошибаетесь, пани, сидеть и бояться придется вам! (выскакивает в коридор и запирает дверь снаружи на ключ, орет в коридоре) Тришка! Прошка! Караульте дверь! Если хоть одна душа оттуда наружу просочится, шкуры с вас спущу! Ольга: (молотит в дверь кулачками) Отоприте немедленно! Трус! Bestią! Masz otręby zamiast mózgu! Полина: Ой, барыня, чтой-то странно вы ругаетесь – будто и по-нашему, а будто и нет? Ольга: (опомнившись) Это в моей губернии наречие такое. Полина: А-а… Ольга: Что ты застыла столбом? Помоги мне! Полина: Да как же я помогу? Барин-то у нас нравом крут, чуть что не по нем – сразу на конюшню, пороть… Ольга: Не напрасно же я целую неделю терпела выходки этого хама и деревенщины и его овечки Анны!.. Я должна попасть во дворец! (мечется по комнате, круша все, что под руку подвернется) Им не удастся меня сломить! (распахивает окно и смотрит вниз) Полина: Ой, никак вы себя порешить удумали?! Ольга: Głupia! Я выбраться отсюда хочу! Полина: (ноет) Ой, высоко… Убьетесь! Ольга: (сдергивает с окна портьеры) Хватит причитать, вяжи! Полина: Коротко, барыня… не хватит до земли-то… (Ольга швыряет ей простыни с кровати) Да как же это… (трясущимися руками вяжет узлы) (Ольга закрепляет импровизированную веревку и перебрасывает ее конец на улицу.) Полина: (отвернувшись и закрыв руками уши) Ой-ё-ёй, сейчас убьется! Ольга: (сквозь зубы) Debilka! (Спускает ноги на улицу, хватается за веревку и ныряет вниз. Полина подбегает к окну и свешивается через подоконник, ожидая увидеть на земле мертвый труп, но вместо этого замечает фигурку в нарядном платье, бегущую через парк.) Полина: Эй! А как же я? Меня ж барин убьет! (испуганно перекрестившись, тоже переваливается через подоконник) (Из коридора доносится топот ног и громкий стук в дверь.) Голос Бенкендорфа: Ломайте, идиоты! (Жандармы выносят дверь и врываются в пустую комнату.) Бенкендорф: Где она?! Ищите! (Жандармы рассыпаются по комнате, с упоением переворачивая вверх дном всё, что не успела перевернуть Ольга. Один из жандармов замечает распахнутое окно и с радостным воплем бросается к нему.) Жандарм: (высовываясь наружу) Веревка тут, ваше высокопревосходительство… Бенкендорф: (с досадой) Сбежала!.. Жандарм: (свешиваясь вниз) …а на веревке кто-то болтается… Бенкендорф: Тащи сюда! (Остальные жандармы бросаются товарищу на подмогу и за обрывок портьеры втягивают в комнату растрепанную Полину.) Бенкендорф: Попались, госпожа Калиновская? От меня не уйдешь! (жандармам) Подайте пани стульчик! (Жандармы садят трясущуюся Полину в кресло и разворачивают лицом к шефу.) Бенкендорф: (сердито) Да ведь это не пани Ольга! (Полине) Где госпожа Калиновская, отвечай! Полина: (хнычет) Какая Калиновская? (Бенкендорф кивает жандармам, те начинают выкручивать Полине руки.) Полина: (верещит) Ой-е-ей! Больно! (брыкается в жандармских лапах) Ой, не надо! Ой, всё скажу! (шмыгает носом) Была тут госпожа Болотова, ругалась по-диковинному, только она еще до вашего приезда удрала… Сиганула вон за окно и была такова! (обиженно) А подо мной веревка оборвала-а-ась… Усатый жандарм: (щипает ее за филей) На такой-то пышной подушке приземлилась бы и не заметила, как! Полина: (огрызается) Убери лапы! Все вы, мужики, до сладкого охочи, а меня, бедную сироту, и защитить некому! Бенкендорф: Ну, ну, бедная сирота, разбушевалась! Скажи лучше, куда твоя госпожа Болотова побежала? Полина: Почем я знаю? Во дворец какой-то она всё рвалась, к Саше, кричала, хочу, а меня не пущают! Бенкендорф: Всё ясно! (жандармам) Едем в Зимний! Усатый жандарм: (напоследок шлепает Полину ниже спины) Жаль, не успел с тобой от души потолковать… Ух, я бы тебя!.. (с сожалением прищелкнув языком, уходит вслед за остальными) Полина: (показывает язык робко заглядывающим в дверь Прошке и Тришке) Чего таращитесь? Вам велено дверь караулить, вот и караульте! А я в деревню поеду, не стану дожидаться, пока барин меня на капусту порубит! (расталкивает лакеев локтями и убегает)
Кадр 80. В театре
Зал для репетиций – рассохшийся рояль, обломки каких-то декораций, пыльные бархатные портьеры. Посреди всего этого театрального хлама помощник господина Оболенского Кирилл Матвеевич Шишкин отчитывает молодую претендентку. Шишкин: Эту сцену нужно играть тонко… проникновенно… а вы изображаете какую-то африканскую страсть! Анна: Но ведь этот негодяй бросает меня, уходит к другой… Какая женщина с этим смирится?! Шишкин: Забудьте о том, что вы женщина, вы – актриса и будете играть то, что написано в пьесе! Не нужно истерик, громких рыданий и этих заламываний рук! Поймите: плачет ваше сердце, ваше сердце, а не вы! Ваше сердце плачет, а вы стоите, бледная, как мраморная статуя, и с невыразимой мукой глядите мне вслед… Запомнили? Сердце плачет, мука во взгляде… Попробуем еще раз! (с драматическим пафосом) Прощай, Алина, очаг любви погас, боле нам не греться у его огня… (Анна равнодушно созерцает потрескавшуюся фреску на потолке.) Шишкин: (выходя из себя) Когда я говорил о статуе, то вовсе не имел в виду неотесанный кусок камня! Куда вы смотрите?! Анна: Я подумала: пусть уходит! Раз он не мог оценить моей любви, то и мне он не нужен… Может, я лучше спою? (садится к роялю) Шишкин: (стонет) Вы читали свою роль? (трясет перед ней листочками пьесы) У вас от горя пропал голос! Анна: (капризно) Мне не нравится эта пьеса! Шишкин: Кого вы из себя строите? В нашем театре даже примы не смеют делать драматургам замечания! Анна: Простите, я так плохо знаю театральную жизнь… Шишкин: (в сторону) Если б господин Оболенский не распорядился дать ей главную роль, гнать бы эту провинциальную ломаку в три шеи… (обреченно вздыхает) Хорошо, попробуем другую сцену… (листает пьесу) Вот! Соблазнение Алины графом. Вам по нраву жаркие страсти? Извольте! Итак, печальная Алина сидит в своей комнате… к ней входит граф… (Анна принимает поэтическую позу, изящно подперев головку рукой. Шишкин опускается перед ней на одно колено.) Шишкин: Алина! Не будьте так суровы! Один ваш благосклонный взгляд… Анна: (с томной грустью) Граф, я боюсь нового разочарования… С тех пор, как Владимир изменил мне… Шишкин: Какой Владимир? В этой пьесе нет никакого Владимира! Вашего бывшего любовника звали Пьером! Анна: (виновато) Простите, я оговорилась… Шишкин: За такую оговорку на сцене, дорогая моя, вас закидают гнилыми яблоками по копейке за три фунта! Надо прилежнее учить роль! (поправляет галстук и продолжает) Алина, в моих объятьях вы забудете все прежние горести! (обнимает ее колени) Анна: (нервничая) Не мучьте меня, граф! Рана, нанесенная коварным Владимиром… то есть Пьером… еще кровоточит… Шишкин: (раздраженно) В каких эмпиреях вы парите? То клокочете страстью, как вулкан, то мямлите, как замороженная… Анна: (ерзая в кресле) Просто я не привыкла, чтоб меня обнимали чужие мужчины… Шишкин: Вы ведь мечтаете стать актрисой, дорогуша? Тогда привыкайте – и не только к объятиям… (тянет к ней губы, но натыкается на пощечину) Анна: (испуганно отдергивает руку) Ой! Простите, Кирилл Матвеич… Не знаю, как это вышло… Шишкин: (вскакивает с колен) С меня довольно! Репетиция окончена. Анна: (заискивающе) Не сердитесь, Кирилл Матвеич! Я обещаю быть прилежной ученицей… (возвращается в роль) Ах, граф, если б вы могли стереть с моих губ поцелуи этого подлеца… (сильно зажмуривается) Шишкин: Нет, милая, это никуда не годится. Что за гримаса отвращения, будто вы жабу собираетесь лобызать? Представьте, в конце концов, что перед вами этот подлец Пьер или, как бишь его, Владимир… (губы Анны расплываются в блаженной улыбке) Ну вот! Совсем другое дело! (Наклоняется к ней с намерением поцеловать, но тут дверь без стука распахивается и входит Владимир в элегантном вечернем костюме) Владимир: (со зловещим спокойствием) Что здесь происходит? Шишкин: (приосанясь) А вы, собственно… (умолкает под свирепым взглядом) (Анна испуганно шныряет в угол. Владимир аккуратно поддергивает манжеты и ударом в челюсть отправляет Шишкина на бутафорский диван. Грохот.) Анна: (отворачивается) Не могу на это смотреть, я такая чувствительная! (достает платочек и прикладывает к глазам) Я и с кухни-то всегда убегала, когда Варя поросенка резала… (Владимир за шиворот извлекает Шишкина из обломков дивана и сосчитывает его носом все клавиши на рояле.) Анна: (затыкая уши) Фальшивый до-диез – какой ужас! (Владимир напоследок отвешивает Шишкину несколько оплеух и роняет его на пол.) Шишкин: (поднимается, цепляясь за пыльную портьеру) К-кто эт-то, мадмуазель П-платонова? Анна: (с тайной гордостью) Это мой опекун, барон Корф. Шишкин: Тот самый Корф, который стрелялся на дуэли с наследником престола? Владимир: Вижу, вы обо мне наслышаны… Не желаете свести более короткое знакомство? (хищно улыбается) Шишкин: (сдавленно) Н-нет! (бросается к двери) Владимир: Моветон… даже не попрощался! Шишкин: (заглядывает в дверь) С таким опекуном, голубушка, вам нужно дома за пяльцами сидеть, а не в актрисы поступать! (стремительно захлопывает дверь и убегает) Владимир: Однако, как дурно служение Мельпомене сказывается на манерах! (садится в кресло и закидывает ногу на ногу) Боюсь, на правах опекуна мне придется запретить вам общаться с этим невежей… Анна: (потупив глазки) Воля, конечно, ваша, я от вас целиком завишу… только от Кирилла Матвеича Шишкина зависела моя карьера на сцене. Владимир: О сценической карьере можете забыть. (рассматривает свои манжеты и чертыхается) Вроде и бил аккуратно, чтоб не испачкаться, а все равно брызги попали… Анна: (шмыгая носом) Пятна крови сразу надо замывать… Владимир: Легко сказать… а как? Анна: Разрешите… (смачивает свой платочек в графине с водой и оттирает пятна крови с манжет) Бедный Кирилл Матвеич… Владимир: Вам его жаль? Или жаль того, что я ему помешал? Анна: Вы не смеете меня оскорблять! Это… это была репетиция спектакля! Владимир: А репетиции всегда проходят в обнимку? Анна: Настоящая актриса должна играть то, что написано в пьесе – страдать, умирать, обнимать… (всхлипывает) целовать… Владимир: Кого мы теперь оплакиваем? Анна: (сквозь слезы) Я никогда не стану хорошей актрисой! Я не могу целоваться с чужими мужчинами… рука так и тянется пощечину влепить… (хнычет) А без поцелуев на сцене ника-а-ак… Владимир: (повеселев) Да выкиньте эту сцену из головы! Вы сегодня поете на балу. Анна: На каком балу? Владимир: Нынче вечером в Зимнем дворце дают бал-маскарад в честь принцессы Марии, невесты Александра. Анна: (расцветает)
Отправлено: 27.11.11 17:32. Заголовок: Кадр 81. Где-то в со..
Кадр 81. Где-то в соседнем уезде
Прихожая в не богатом, но и не бедном доме. Портьеры из кричаще пестрой ткани, множество блестящих безделушек, на полу – не новый, но еще приличный ковер. Входят Лиза и Михаил, в припорошенных снегом шубах. Лиза: (с любопытством вертит головой по сторонам) А где же мой муженек? Вроде он сюда направлялся? Михаил: (выглядывает в окно) Во дворе он, с конюхом ругается… (Из комнат выплывает дородная дама яркой цыганской внешности, в цветастой шали и золотых серьгах до плеч.) Михаил: Сударыня, извините нас за вторжение… (С улицы входит нарочито веселый Забалуев.) Забалуев: (елейным голосом) Зара! Душенька моя! А вот и я! Зара: (хмуро) Почему вчера не приехал? Забалуев: В пути задержался… метель, буран… (замечает Лизу с Михаилом и окаменевает с разинутым ртом) Михаил: (кашлянув) Добрый день, Андрей Платоныч! Зара: А вы кто такие будете? Если долг взыскивать, то денег нет! (набрасывается на Забалуева) Дети голодные по углам скулят, а он всё по кабакам да по игорным домам! (Лиза и Михаил недоуменно переглядываются. В прихожую высыпают полдюжины ребятишек мал мала меньше и с радостным визгом «папенька!» виснут на Забалуеве.) Забалуев: (целуя детишек) Поросятки мои, цыганятки мои!.. Михаил: (потрясенно) Это ваши дети, господин Забалуев? Зара: А то чьи же? Я деток только от мужа рожаю! Лиза: (округлив глаза) От мужа?! (Забалуев раздает ребятишкам петушков на палочке.) Зара: Вы только поглядите, как он о кровинушках-то своих заботится! Раз в полгода приедет, сунет по карамельке и был таков! Сама в обносках (утирает слезу рукой в золотых перстнях), дети от голода прозрачные… (Михаилу и Лизе) А еще кредиторов черти носят… Поди, имущество описывать? Не дам! Михаил: Сударыня, мы никакие не кредиторы… Мы… (Лиза щипает его за локоть) Мы с Андреем Платонычем в дороге познакомились… (бросив на Лизу лукавый взгляд) Князь и княгиня Репнины, к вашим услугам. Лиза: (повторяет нараспев) Князь и княгиня Репнины! (показывает обалдевшему Забалуеву язык) Зара: Ну, раз не кредиторы, тогда – прошу чаю с нами откушать. Михаил: С удовольствием, сударыня! (Под руку с Лизой идет вслед за хозяйкой, Забалуев, облепленный своими отпрысками, семенит сзади. В просторной комнате накрыт стол: дорогой сервиз, серебро, разная снедь. За столом сидит Седой в сюртуке и при галстуке, пьет чай из блюдца.) Зара: (гладит Седого по голове) А это старшенький мой, Ромаша… Наша надежда и опора! Кабы не он, мы б с ребятушками по миру пошли! Забалуев: (ворчит себе под нос) Надежда и опора… с родного отца последнюю рубашку снимает, вор… Михаил: (с веселым удивлением) И этот тоже ваш сын, Андрей Платоныч? Ха-ха! А я-то удивлялся, в кого он такой прохвост уродился… (Лизе) Выпьем с воскресшим покойником чаю? Держу пари, мы услышим много интересного! Лиза: (дрожа от любопытства) Еще бы! (Самый бойкий из младших Забалуевых вскарабкивается папаше на спину, хлопает его по лысине, пинает пяткой в бок и кричит: «Н-но, лошадка, поехали!») Забалуев: (дурашливо) Иго-го! (Убегает, высоко подкидывая ноги, весь выводок, улюлюкая и размахивая петушками на палочках, - за ним.) Зара: Простите, гости дорогие, за скудный стол… (вздыхая, смотрит на поросенка с кашей, печеного осетра, курники и кулебяки) В других-то домах к обеду по пять перемен подают, а мы одну едва насобирали… Михаил: Благодарим, сударыня, за хлеб-соль! (наливает Лизе чаю и кладет ей на тарелку кусок сладкого пирога) Рассказывай, Седой… или как там тебя величать? Седой: (солидно) Роман Андреич Забалуев. Михаил: (с кривой усмешкой) Роман Андреич… мы жаждем узнать, как так вышло, что твои кости обглоданные у нас в лесу валяются, а ты тут чаи гоняешь? Седой: Кости в лесу? (макает блин в плошку с черной икрой) Так это, наверно, когда мы с Радкой… ты ведь ее помнишь, князь? (Михаил, покраснев, кивает, Лиза, увлеченная рассказом, не замечает его смущения) Мы с ней разрыли старую могилку цыганского барона, что там нашли, в мешок пересыпали – и в лес… если б кто из табора нас за этим делом застал, закопали бы живьем в той же самой могилке… А в лесу барахлишко вытряхнули, золотишко поделили, подрались, правда, маленько… а кости… про кости не помню… может, мешок прохудился, и мы их где по пути потеряли? Зара: (умильно всхлипывает) Добытчик! Михаил: (качает головой) Ну и ну! (Лиза с озадаченным видом рассматривает нож и вилку.) Лиза: (на ухо Михаилу) Миша, поглядите, наши серебряные вилки! Михаил: (вертит в руках чашку) И на сервизе ваши вензели… Верно, папаши Забалуева подареньице… Седой: Не больно-то наш папаша на подарки щедр! То и дело напоминать приходится… Михаил: …или угрожать? Зара: А с этим чертушкой по-другому нельзя, он только тогда дров и не ломает, пока я его в ежовых рукавицах держу. Вот несколько годков назад, когда он вконец промотался, подыскала я ему в жены вдовушку в ***ской губернии… Лиза: (чуть не подавившись пирогом) Как – в жены? А вы ему кто? Зара: Я ему супруга законная, венчанная, только когда нищета в окошко стучится, не до законов! (продолжает) Подыскала я ему, значит, богатенькую старушку, нагадала ей на картах, что он – судьба и счастье ее, обженились они, и так-то ладно всё у нас пошло… Хоть от жены своей новой Андрюша надолго уезжать не мог, а денежки нам исправно присылал… а когда померла она, то весь ее капиталец нам достался… Михаил: (цокает языком) Ай да молодцы! Седой: А то! (уплетает поросенка с кашей) С нашей маменькой не пропадешь! Зара: (с досадой) Только угораздило этого дурака всё вдовье наследство в карты спустить! Погоревала я, да вновь принялась ему жену искать, а он говорит: противно, дескать, со старухой спать, женюсь на молоденькой… И женился ведь! На княжне какой-то из Двугорского уезда… (Лиза фыркает, расплескав чай из чашки) Только с приданым-то его надули! Михаил: (давясь от смеха) Вы, значит, хитрые, а нашлись и похитрее? Зара: (сердито) Это всё дурак мой виноват, не видит, где хищники алчные, а где простачки щедрые! (Лиза хрюкает, уткнувшись носом в плечо Михаила.) Зара: Вам вот веселье, а мне с таким мужем горе горькое! От горя и солнышком моим Ромашей торговать пришлось… (всхлипывает) Седой: Не грусти, мать, невесту ты мне хорошую сосватала, в самом соку – семьдесят семь лет, да с мануфактурками, да с рудничком серебряным… Заживем припеваючи! Раду в экономки возьму… (достает из кармана брегет, щелкает крышечкой) Эге, меня невеста ждет! (встает из-за стола и гоголем проходится по комнате) Что, князь, сюртучок-то на мне ладно сидит? Михаил: Хоть сейчас под венец! Седой: Первое купеческое правило – чтоб с выгодой продать, надо товар лицом показать! (удаляется, поигрывая щегольской тростью) Михаил: Славного вы сынка вырастили, госпожа Забалуева! Зара: (пускает умильную слезу) Первенец мой, утешенье мое на старости лет! А скоро и другие детки подрастут, один другого краше, все богатые старички наши будут! На дурака-то моего никакой надежды… Лиза: Вот вы, сударыня, Андрея Платоныча на все лады чехвостите, а чего ж тогда замуж-то за него пошли? Зара: По молодости-то он был хоть куда – и при деньгах, и при усах… и папаша мой покойный, как застукал его у меня в кибитке, нож к горлу – и под венец! (из глубины дома доносится шум) Ой, как бы новую мебель не побили! (убегает) Михаил: Ну и чудеса на белом свете творятся! Мы считали господина Забалуева отменным мошенником, а тут им самим направо и налево торгуют, да еще и с прибылью! Лиза: Поверить не могу, Миша! Андрей Платоныч – отец семейства! (просияв) Но ведь это значит, что наш с ним брак не действителен! Я свободна! Свободна!!! (На радостях звонко целует Михаила в губы. В первое мгновение тот теряется, во второе – сгребает Лизу в объятья, в третье – она оказывается у него на коленях, а потом они и вовсе перестают замечать всякие мгновения, а заодно и выросшего на пороге Забалуева.) Забалуев: (вдоволь налюбовавшись на целующуюся парочку) Кхе-кхе… (на него не обращают внимания) Лизавета Петровна… Лиза: (между поцелуями) Подите прочь, мерзкий старикашка! Забалуев: Михал Саныч… Князь… Вы-то человек благоразумный… В конце концов это неприлично – целовать мою жену в доме другой моей жены! То есть я хотел сказать, в доме законной моей жены другую мою законную… тьфу, запутался!.. (Михаил с неохотой размыкает объятья, Лиза с не меньшей неохотой перемещается с его коленей на свой стул.) Забалуев: (ворчит) Хоть бы детей малых постыдились, войдут, увидят… Лиза: Не вам меня стыдить, господин бывший муженек! Поедемте отсюда, Миша, тошно на этого плешивого старикашку смотреть… Михаил: Вам на него больше и не придется смотреть: вот вернемся домой, и сразу к судье… только смеркается уж… опять на постоялом дворе ночевать будем? (Лиза смущенно хихикает, Михаил помогает ей надеть шубу, как бы ненароком касаясь то ее плеча, то спины. Уходят, не потрудившись попрощаться с Забалуевым.) Зара: (возвращается) А гости куда подевались? Уехали? Ну и скатертью дорога, ребятушкам пирогов больше останется… (пересчитывает вилки на столе) Всё ли цело? И на что было первых встречных в дом тащить? Забалуев: (вздыхает) Кабы первые встречные… а то жена моя Лизавета Петровна Долгорукая, бесстыдница, вертихвостка… и хахаль ее, тоже вертихвост первостатейный… Зара: (ахает) Жена? Та самая княжна?! Чего ж ты молчал, дурень старый?! И Ромка хорош, ни словечка не сказал! Ужо задам я ему, как вернется! (напускается на Забалуева) Зачем же ты ее отпустил, болван? Она теперь своим всё расскажет, ни копейки с них больше не стрясешь! Забалуев: Да они и прежде-то не торопились раскошелиться… Зара: Надо было хахаля в колодце утопить, а саму девку – в погреб, выкуп бы за нее с семейки их содрали! Олух ты, олух! Уж лысый, как коленка, а мозгов так и не прибавилось! Забалуев: (суетливо) Зарочка, так я поеду, догоню их… Зара: (выталкивает его за дверь) Уж поезжай, догони! А развода будут требовать, нипочем не давай! Кричи, жалуйся, что Лизка твоя – мерзкая прелюбодейка, эти дворянские чистоплюи скандалов пуще огня боятся, любые деньги отвалят, чтоб огласки не допустить… И только попробуй вернуться с пустым карманом! Забалуев: Я из них денежки выбью, выжму, вытряхну! Вот где у меня эти Долгорукие! (показывает кулак)
Кадр 82. Бал в Зимнем дворце
Огромный бальный зал сияет тысячами огней, в тяжелом воздухе смешались ароматы цветов, духов, вина, надрываются скрипки, сотни нарядных масок кружатся под звуки вальсов и мазурок. Но главное развлечение на этом празднике не танцы, а фонтан в виде крепости, окруженный рвом, в котором плещется шампанское, из узких бойниц глядят жерла пушечек. На самом верху важно восседает Жуковский в турецких шароварах и феске, курит кальян и, приговаривая: «скорее небо упадет в Дунай, чем русские возьмут Измаил», нажимает на рычажки, и из пушечек хлещут пенные струи шампанского. От желающих взять «крепость» штурмом отбою нет, во «рву» плавают вдрызг пьяные гости, лакеи выуживают их оттуда и оттаскивают в соседнюю залу на диванчики. Императорское семейство любуется на это безобразие с тронного возвышения. Александр: (кивая на фонтан) Ну, не хорошо ли я придумал? Мари: (хлопает в ладоши) Браво, Саша, браво! Очень весело! Императрица: (изящно пригубив шампанское из хрустального бокала) Опять в Европе станут говорить, что русские, как свиньи, пьют прямо из Der Trog… Император: Лишь бы не говорили, что турки разгромили нас под Измаилом… Ну-ка, ну-ка! (наводит лорнет на гусара, лихо карабкающегося на крепость, но Жуковский сбрасывает того мощным шампанским залпом) Василий Андреевич чересчур увлекся… уж не вспомнил ли он о своих турецких корнях? Бенкендорф: (вырастает подле императора) Не извольте беспокоиться, ваше императорское величество, мои люди примут меры, чтобы крепость пала в положенный срок… Александр: (хмуро косится на него) Мари, идемте танцевать! Мари: С удовольствием, Саша! (Растворяются в толпе масок.) Бенкендорф: (склоняется к императорскому уху) У меня дурные вести, государь… Ольга Калиновская в Петербурге, хуже того – здесь, на балу… Император: (в гневе) Как же вы допустили?! Бенкендорф: Мы бы давно схватили эту бунтовщицу, но у нее есть опасный сообщник – барон Корф, это он помог ей пробраться во дворец… Император: (морщится) Опять Корф? Разве я не говорил, что не желаю больше слышать этого имени? Бенкендорф: (оживляясь) Прикажете в крепость, ваше величество? Императрица: (вмешивается) Николя, зачем превращать бал в облаву? Опять осрамимся на всю Европу! (Шеф жандармов делает каменное лицо.) Император: (подумав) Арестуйте обоих…. Только тихо! (Бенкендорф исчезает.) …Среди нарядной публики появляются Анна и Владимир: он – в черной полумаске, она – с недовольной миной на лице. Анна: Зачем было привозить меня на бал, если и потанцевать ни с кем не разрешаете? Владимир: Вас ни на секунду нельзя упускать из виду – тут же вляпаетесь в какую-нибудь неприятность! (подводит ее к колонне) Ждите меня здесь и никуда не уходите! Сейчас принесу шампанского. Анна: Я хочу мороженого! Владимир: Никакого мороженого – вам сегодня петь, не хватало еще, чтоб у вас горло заболело! (уходит) (Из-за колонны выныривает Шишкин в костюме Арлекина и с синяком в пол-лица.) Шишкин: Суровый у вас опекун, мадмуазель Платонова, однако даже ему не под силу заставить вас петь хорошо! Анна: Почему? Шишкин: Потому что, если нет ни голоса, ни таланта, никакой опекун не поможет! Анна кусает губы. Шишкин: Воображаю, с каким треском вы сегодня провалитесь! Впрочем, провалиться на глазах императорской фамилии, и то честь немалая! (Анна хнычет и готова разрыдаться.) Владимир: (подходит с двумя бокалами в руках) Ну вот, стоило на шаг отойти, а вы уже с другой маской любезничаете. Да еще с такой уродливой маской! Шишкин: (осторожно трогая свой синяк) С вашего позволения, это не маска, а мое лицо! Владимир: Что вы говорите! И какой необычный синий румянец – он у вас от природы, или вы его перед маскарадом навели? Шишкин: (отступая за колонну) Нет, один художник-самоучка постарался… чтоб у него руки отсохли! (исчезает) Владимир: Где-то я этого хлыща видел… Анна: (громко шмыгает носом) Это господин Шишкин… Владимир: Уж не тот ли Мишкин, который давеча давал вам уроки актерского мастерства? Ха-ха-ха! (замечает слезы на глазах Анны) А почему вы плачете? (почти нежно) Ну-ну, успокойтесь! Выпейте шампанского… А после выступления, так и быть, можете покушать мороженого. Анна: Я не из-за мороженого… Кирилл Матвеич сказал, что у меня ни таланта нет, ни голоса… Владимир: И только-то? У меня тоже нет голоса, но ведь я не проливаю по этому поводу горькие слезы! Анна: Но вам и не грозит провал на глазах у стольких важных гостей… и всей императорской фамилии! Владимир: Это вам тоже месье Гришкин сказал? (достает платок и вытирает ей слезы) Хотите, я его поколочу? Анна: Разве вы его уже не поколотили? Владимир: Я вполсилы бил, на нем еще остались живые места… (Объявляют романс в исполнении Анны Платоновой.) Владимир: Ну, с Богом, Анечка! (подталкивает ее в спину) Не бойся, если тебя освистают, я их всех в фонтане утоплю! (…Александр, потерявший Мари в толпе, прислоняется к колонне и утирает платком пот с разгоряченного лба. Из-за колонны выныривают две руки в красных перчатках и закрывают ему глаза.) Александр: Мари? (целует обе ладошки по очереди) Вот вы где, шалунья! А я вас ищу, ищу… (поворачивается и застывает с отпавшей челюстью) Ольга: (жарко) Сашенька! Ненаглядный мой! (виснет у него на шее) Александр: (ошалело) Оля?! Откуда ты?! Ольга: (увлекая его за колонну) Как я соскучилась, любимый! Александр: (пытаясь оторвать ее от себя) Подожди, Оля… Ольга: Скажи, что ты рад меня видеть, Сашенька! (осыпает его поцелуями) Александр: Оля, ты сошла с ума! Я не могу… я не хочу… я… я скоро женюсь… Ольга: (влепляет ему пощечину) Предатель! Ты же клялся мне в вечной любви! Александр: (виновато мямлит) Прости меня, Оленька, но сердцу не прикажешь… с глаз долой – из сердца вон… Ольга: (голос дрожит от слез) Ты даже слов своих для меня не нашел, одни дурацкие русские пословицы! Император: (слушает Анну, соловьем заливающуюся у рояля, и одобрительно пощипывает усы) Недурна, недурна! (императрица сердито обмахивается веером) (Сквозь звуки музыки и пения доносится грохот.) Император: (морщась) Что это? Взяли, наконец, Измаил? Бенкендорф: (подходит) Нет, пока только барона Корфа. (бросает косой взгляд на комок человеческих тел, выкатившийся в боковую дверь) Император: А Калиновскую? Бенкендорф: Ее ищут, ваше императорское величество, и как только найдут, я вас немедленно извещу… Императрица: (иронически) Не трудитесь, Александр Христофорыч, мы услышим. (Анна заканчивает романс, публика приветствует ее громом аплодисментов. Вокруг певицы тут же образуется кружок поклонников, она с явным удовольствием принимает знаки восхищения, щедро даря улыбки направо и налево.) Мари: (протолкавшись к Анне сквозь толпу) Вы чудесно, пели, дорогая! Так трогательно и проникновенно… (смахивает навернувшуюся от избытка чувств слезу) Анна: (делает книксен) Благодарю вас, ваше высочество! Мари: Зачем омрачать так хорошо начавшуюся дружбу глупыми титулами? Я хочу остаться для вас просто Мари… Мари, с которой можно поболтать о разных пустяках за чашечкой кофе, как тогда, в кондитерской… (обе заговорщицки хихикают) и о сердечных тайнах… Вы обещали познакомить меня с самым главным в вашей жизни человеком, помните? Анна: (грустно вздыхает) Боюсь только, что я для него – не самое главное. Мари: Отчего вы так думаете? Анна: (обиженно) Я уж и улыбалась этим назойливым молодым людям, и ручку давала поцеловать, и танцы все подряд обещала… ждала, вот подойдет сейчас Владимир, сердитый, велит домой ехать, грубо запихнет в карету и всю дорогу будет ругаться, а я положу голову ему на плечо… (шмыгает носом) Но ему нет до меня никакого дела! Мари: И мой Саша тоже куда-то исчез… Анна: (с проблеском надежды) А может, он за мороженым пошел? Он обещал, если я хорошо спою… (оглядывается по сторонам) Шишкин: (подходит к Анне) Уж не вашего ли опекуна ищете? Его арестовали! Анна: (бледнеет) Арестовали?! Шишкин: (злорадно) Я лично имел удовольствие наблюдать, как его волокли трое жандармов! (игриво тычет ее пальцем в плечико) Может, теперь, избавившись от опеки этого вульгарного грубияна, мы вернемся к репетиции нашей пьесы, мадмуазель Платонова? Анна: (хлопает его веером по щеке без синяка) Ах, оставьте меня! (Шишкин убегает, потирая свежий синяк, Анна горько плачет.) Мари: (утешает ее) Анна, дорогая, не плачьте, я поговорю с Александром… нет, лучше прямо с его величеством! Я уверена, это какая-то ошибка, и ваш Владимир завтра же будет на свободе! Анна: (хнычет) А с кем я сегодня домой поеду?.. (Вокруг бурлит разноцветный маскарад.) Бенкендорф: (по второму кругу обходя зал, замечает возле колонны наследника в обществе небезызвестной дамы, торжествующе) Так и знал, что они вместе! (делает знак своим людям) Александр: (нервно оглядываясь по сторонам) Оля, тебе надо поскорее покинуть дворец. На балу полно шпионов Бенкендорфа. Ольга: (припудривая следы слез на лице) Что тебе за печаль, если меня арестуют? Александр: (страдающим голосом) Родители и Мари ни за что не поверят, что ты приехала без моего ведома! Ольга: (презрительно оттопырив губку) Так вот о чем ты волнуешься, Сашенька! Что подумает твоя невеста! (разражается нервным смехом) Можешь ее успокоить, я приехала на свидание не к тебе, а… (поискав глазами вокруг и заметив приближающегося к ним шефа жандармов) а к господину Бенкендорфу! (с чарующей улыбкой выплывает тому навстречу и делает книксен) Вы хотите пригласить меня на танец, господин граф? Бенкендорф: (чуть не поперхнулся, но быстро сообразил, что довальсировать полячку до выхода из зала будет сподручнее, чем тащить волоком, как только что барона Корфа) Я хотел пригласить вас на ужин в Петропавловскую крепость, пани Ольга, но если вы желаете сначала потанцевать – с удовольствием! (аккуратно, но крепко подхватывает за талию) Александр: (жалобно икнув) Оля!.. Ольга: (оказавшись в жандармских руках, струхнула, но подбородок кверху) И что, вкусными ужинами угощают в вашей крепости? Бенкендорф: Никто из арестантов не жаловался. (вальсируют среди масок, которые от них испуганно шарахаются) Ольга: (ладонь на рукаве голубого мундира) И вид из окна камеры красивый? Бенкендорф: (широкая улыбка) Специально для вас найдется с видом на Неву. Ольга: Благодарю, вы необычайно любезны. Бенкендорф: Я захватил из особняка Корфа вашу шубку, пани. (кружит даму по направлению к выходу) Что же вы сбежали в одном платье, могли замерзнуть, не добравшись до дворца. Ольга: Меня подвез в карете один очень милый человек. Бенкендорф: Он, конечно, поступил благородно, но будет наказан за помощь преступнице, как только мы его найдем. Ольга: (сердито фыркнув) Желаю удачи в поисках! (со всей силы наступает Бенкендорфу каблуком на ногу, когда тот от неожиданности размыкает руки, ныряет в толпу и мгновенно в ней растворяется) Александр: (возник рядом) Сюда, Оля, скорее! (заталкивает ее за какую-то портьеру и сам там прячется) Бенкендорф: (опомнившись, в ярости подзывает переодетых жандармов и велит им прочесать толпу гостей частой гребенкой, и пока бунтовщицу не отыщут, никого из зала не выпускать) Александр: (одним глазом из-за портьеры наблюдая за жандармами, оцепившими зал по периметру) Что ты натворила, Оля! Бенкендорф тебя видел, весь двор тебя видел! Отец и Мари уже, конечно, знают… (стонет) хоть из дворца беги! Ольга: Бежим вместе, Сашенька! Александр: (уныло) Ничего другого мне не остается… (натыкается взглядом на фонтан-Измаил, который вяло пытаются штурмовать несколько хмельных офицеров, и на такую же хмельную физиономию Жуковского наверху) Василий Андреевич! Вот кто нам поможет! Только в таком виде нам к нему не пробиться… (Выставляет наружу ногу, о которую спотыкается пробегавший мимо Шишкин. Бедняга падает, тут же из-за портьеры высовываются четыре руки, хватают его и утаскивают. Спустя несколько минут выходят Александр в Ольгиной маске и Ольга в костюме Арлекина, оба бегут к фонтану. Опоздавшие жандармы во главе со своим шефом сдергивают портьеру и извлекают из-под нее некое существо в помятом платье нимфы.) Бенкендорф: Снимайте вашу маску, госпожа Калиновская! Шишкин: (хнычет) Это не маска, это мое лицо! Бенкендорф: (в бешенстве) Опять не она! (встряхнув бедного Шишкина) Говори, где женщина, в чье платье ты влез?! (Перепуганный Шишкин дрожащим пальцем указывает на две фигуры, карабкающиеся по стене «Измаила».) Бенкендорф: (жандармам) Взять! (Жандармы устремляются вперед, Шишкин в полуобмороке стекает на пол.) Александр: (подсаживая Ольгу на стену и отплевываясь от брызг шампанского) Живее, Оля, живее! Они уже близко! Жуковский: (бормочет пьяным голосом) Скорее Измаил упадет в Неву, чем турки возьмут Казань… (перед ним возникает голова Ольги) О! Пани Калиновская! Каким ветром вас занесло сюда из Варшавы? Александр: (стонет, карабкаясь вслед за Ольгой) Господи! Если Мари узнает… она уже все фарфоровые вазы об меня переколотила… а ну как доберется до малахитовых кубков?! (вздрагивает и карабкается в два раза быстрее) Жуковский. Ба! Ваше высочество? А вас сюда каким зефиром?.. Александр: Василий Андреич, сделайте вид, что мы вам приснились, и покажите выход из этой цитадели. Жуковский: (задремав) Конечно, приснились… а выход – внизу… (отодвигает одну из подушек, на которых сидит, открывая узкий лаз и шаткую деревянную лесенку) Шесть ступенек – и подвал… (всхрапывает) (Александр вместе с Ольгой ныряют вниз. На стены «крепости» со всех сторон лезут жандармы. Жуковский, очнувшись, поливает их шампанским, завязывается потасовка, во все стороны летят подушки, эполеты и обломки кальяна. Бутафорские стены крепости не выдерживают и вместе с гарнизоном и осаждающими обрушиваются в озеро шампанского. Грохот, хохот и визг.) Император: (удовлетворенно) Измаил пал, можно идти спать.
Марья Алексеевна, пригорюнившись, сидит в кресле, Соня, примостившись на подлокотнике, гладит ее по плечу. Соня: Даст Бог, маменька, всё уладится. Марья Алексевна: Уладится, уладится, а разговоры-то всё равно пойдут! Снова станут наше имя трепать, позору не оберешься… а всё папенька ваш виноват! Соня: Да он же сам первый и пострадал… Марья Алексевна: Мало пострадал! С моё бы ему пострадать! (громко сморкается в платок) После нового сраму кто с нами породниться-то захочет? Соня: Если вы про меня, маменька, то я замуж не тороплюсь… Нагляделась на Лизины мытарства… Марья Алексевна: Кстати, где она, сестрица твоя непутевая? И что за моду взяла дома не ночевать? Прошлый раз под утро заявилась, а нынче и вовсе на три дня исчезла! Где она, спрашиваю?! Соня: Маменька, вы за Лизу не тревожьтесь, князь Михал Саныч ее сопровождает и в обиду не даст… Ой! (как всегда запоздало прикрывает рот ладошкой) Марья Алексевна: (округлив глаза) Что-о?! Кто ее сопровождает?! (Распахивается дверь, и в комнату влетает возбужденная Лиза – в расстегнутой шубке, в сбившемся капоре; за ней тенью следует Михаил.) Лиза: (вопит) Маменька! Соня! Мы с Мишей такие новости привезли, такие!.. Михаил: (чинно кланяясь) Марья Алексеевна, Софья Петровна… Лиза: (тараторит) Оказывается, у Забалуева есть жена-цыганка и целая куча маленьких ребятишек, они заставляют его жениться на богатых старухах, чтобы заполучить наследство, и наше поместье хотели к рукам прибрать, да только… Марья Алексевна: (страдальчески сжимает виски) Лиза, не кричи, голова раскалывается… Сонечка, накапай мне капелек… Соня: (дрожащей рукой подносит лекарство) Выпейте, маменька! Лиза: (почуяв, наконец, неладное) Что случилось? Марья Алексевна: (прикладывая платочек к глазам) Петеньку арестовали… (Лиза с Михаилом недоуменно переглядываются.) Забалуев: (выныривает из-за их спин) Как? Петра Михалыча арестовали? (лопаясь от восторга) За что? Соня: (всхлипывает) За подделку денег… Лиза: (фыркает) Наш папенька – фальшивомонетчик? Вот чушь! А вы ничего не перепутали? Может, исправник о господине Забалуеве толковал? Забалуев: Нет-с, позвольте! Михаил: Да не путайтесь вы под ногами! (выталкивает Забалуева за дверь) Что это за нелепое обвинение? Соня: У нас в доме фальшивые ассигнации нашли… Марья Алексевна: (подвывает) Сорок тысяч… Забалуев: (лезет в комнату) Сколько, сколько?.. Михаил: (хлопает его дверью по носу) Вот муха надоедливая! (обращаясь к дамам) Почему вообще к вам нагрянули с обыском? Даже если и допустить на миг абсурдную мысль, что у вас были фальшивые деньги… вы же не стали бы кричать об этом на каждом перекрестке! (Мать и дочери призадумываются.) Михаил: (продолжает развивать свою мысль) Значит, кто-то донес… И весьма вероятно, что доносчик и подкинул в ваш дом фальшивки! Лиза: (вспыхнув догадкой) Забалуев! Соня: Зачем ему подкидывать? Он всё больше украсть норовит… Михаил: А вот мы сейчас у него и спросим… Андрей Платоныч, пожалуйте для разговору! (распахивает дверь и на пороге сталкивается с князем Долгоруким-старшим) Петр Михалыч: А вот и я! Я вернулся! Соня и Лиза: (радостно) Папенька! (бросаются его обнимать) Петр Михалыч: Я сказал исправнику, что меня почти год не было дома, и я знать не знаю ни про какие фальшивые деньги… Михаил: (с сомнением) И он вас сразу отпустил? Петр Михалыч: Нет, он стал спрашивать, не знает ли про фальшивые деньги моя супруга. Я ответил, что, может, и знает, однако меня не было дома… (Воцаряется мертвая тишина.) Петр Михалыч: (не обращая на это внимания) …следственно, ни я – по причине длительного отсутствия, ни Маша – по причине душевной болезни, отвечать за подделку ассигнаций не можем! (заканчивает на торжественной ноте) Таким образом, мне удалось отстоять честь семьи! Марья Алексевна: (иронично) Спасибо, Петенька! Соня: (с облегчением крестится) Ну и слава Богу! Лиза: И ничего не слава Богу! Подозрения-то остались! Михаил: Да, мы так и не выяснили происхождение этих фальшивых денег. Андрей: (входит, запыхавшийся) Уф! Гнал во всю мочь, торопился… Я всё знаю! Исправник не хотел говорить, кто на нас донес, а я секретарю в суде подмазал и выведал… Это Шуллер, управляющий Корфа! Лиза: (разочарованно) Не Забалуев? Андрей: Его в трактире прихватили, когда он за водку поддельной купюрой пытался расплатиться, уволокли на съезжую, стали спрашивать, откуда у него фальшивые деньги, и он заявил, что получил их от вас, маменька. Петр Михалыч: (строго) Чем же ты занималась в мое отсутствие, Маша? Марья Алексевна: Даже если я временно и пребывала не в своем уме, то не настолько, чтобы плуту Модестычу платить! Обещать обещала, был грех… да ведь обещать – не давать! Петр Михалыч: Какие вообще у тебя могли быть дела с этим проходимцем?! Марья Алексевна: А вот это уже не твое дело! Петр Михалыч: Как же не моё, когда я едва за решетку не угодил?! Андрей: Maman, papa, успокойтесь! Давайте подумаем, как защитить нашу честь от наветов подлого курляндца! Михаил: Если он получил фальшивые деньги не от княгини, то от кого? Лиза: От Забалуева! Забалуев: (с порога) Обидно мне, Лизавета Петровна, слушать оскорбительные слова в свой адрес! (нагнав слезы в голос) Я к вам со всею душою, любовью и почтением, а вы мне в благодарность – нате вот, рога! Андрей: (шипит) Убирайтесь, старый интриган, не смейте порочить доброе имя моей сестры! Забалуев: Зачем мне порочить, она и сама с этим неплохо справляется, а князь Репнин ей в этом усердно помогает. Они думают, что я ничего не знаю, а я всё знаю, мне станционный смотритель-то рассказал, как они в одной комнате ночевали, более того – в одной кровати! Соня: (в ужасе) Ой! Я не верю! Лиза не могла… Михаил: (красный, как рак) Позвольте мне объяснить… Петр Михалыч: Не нужно объяснять, Михал Саныч, я в вашем благородстве не сомневаюсь, а этому клеветнику, который имеет несчастье быть моим зятем, ни на грош не верю, однако же… (стучит об пол тростью) Однако моя дочь слишком часто стала появляться в вашем обществе, а это, взяв во внимание то, что она – замужняя дама, является нарушением строгих нравственных правил, заведенных мною в этом доме для всех – и для членов семьи, и для гостей, а посему… Марья Алексевна: (перебивая) Лизанька, что ты там говорила, будто у Андрея Платоныча жена есть и детки малые? Лиза: (подхватывает) Да-да-да, маменька, шестеро ребятишек, а седьмой, старшенький, скоро женится… Забалуев: (визжит) Ложь, всё – гнусная ложь, как и то, что я якобы к фальшивым деньгам отношение имею! Михаил: Зато к ним имеет отношение господин Шуллер, с которым вы, как пол-уезда видели, в трактире в карты резались… (Долгоруким) Где, кстати, деньги-то фальшивые нашли? Андрей: (пожимая плечами) Исправник сразу велел своим людям холодные камины в доме проверить – дескать, дураки недалекие часто там тайники устраивают… Ну и, в спальне голубой… во втором камине… Черт! Лиза: (подпрыгивает) Ага! Это же комната Забалуева! Хватайте его, хватайте! (Андрей с Михаилом скручивают Забалуеву руки.) Петр Михалыч: Как же это мы сразу-то не сообразили… Спасибо вам, Михал Саныч, если бы не вы, мы б так и ходили одураченными… Михаил: (Забалуеву) Теперь я вас точно упрячу за решетку! Забалуев: (огрызается) Это еще бабушка надвое сказала!
Кадр 84. В Петропавловской крепости
Унылое помещение – толстые кирпичные стены, зарешеченные окна. Мрачный Бенкендорф сердито ворочается в неудобном кресле, в эполетах застряли маскарадные конфетти, напротив сидит небритый Владимир в мятом фраке с полуоторванным рукавом, за конторкой скучающий секретарь чинит перья. Владимир: (зевая) Повторяю вам, господин граф, последний раз я видел госпожу Калиновскую прошлой осенью, и больше встречаться не рвусь. Воспоминания не располагают. Бенкендорф: (с тяжелым вздохом) Значит, правду говорить вы не желаете… А я-то думал, что мы сумеем понять друг друга! Владимир: На мне порвали фрак, не дали воды умыться, накормили скверной похлебкой… и вы еще требуете от меня понимания? Бенкендорф: От такого бывалого человека, как вы, барон, странно слышать жалобы на тюремный быт. (ухмыльнувшись) Но в одном я готов сделать для вас послабление. Владимир: (насторожившись) Какой вашей новой любезности прикажете опасаться, Александр Христофорович? (Бенкендорф делает знак секретарю, тот распахивает дверь в коридор.) Секретарь: Прошу вас, мадмуазель! (Входит Анна в нарядной шубке, теребя в руках элегантный ридикюль. ) Владимир: (подскакивает на стуле) А Анну-то за что арестовали?! Она про Калиновскую и вовсе ничего не знает! Бенкендорф: Нет, мадмуазель Платонова сама пожаловала в крепость и слезно умоляла о свидании с вами, обещала взамен спеть пару новых романсов. Разве мог я устоять перед такой угрозой… то есть такой восхительной перспективой (целует Анне ручку и кивает на арестанта) Вот он, ваш опекун, беседуйте с ним хоть целых пятнадцать минут! Анна: (оглядываясь на секретаря) Но… Бенкендорф: (разводит руками) Увы, мадмуазель… свидания наедине я вам разрешить не могу… не положено: господин Корф – опасный государственный преступник! Анна: Он не преступник, а мерзкий прелюбодей, обманщик и негодяй! (со всей силы хлопает Владимира ридикюлем по голове) Бенкендорф: Так он и вас обманул? Ай-я-яй! (сокрушенно качает головой) Вот и я никак не могу добиться от него признания, что он помогал пани Калиновской… Анна: (сердито) Не знаю никакой пани, а Ленке Болотовой, если она еще раз посмеет к нам домой явиться, я все космы повыдергаю! Владимир: (обретя, наконец, дар речи) Кто-нибудь мне объяснит, что здесь, черт побери, происходит?! Анна: (хватает с подноса соусницу и опрокидывает на него) Молчите, подлец! Владимир: (отряхиваясь от соуса) Я начинаю догадываться, ваше высокопревосходительство… Это у вас в крепости такой особо изощренный способ пытки? Бенкендорф: Нет-с, это был чистейший экспромт, однако он заслуживает быть взятым на вооружение! (широко улыбается) Уверен, некоторые молчуны сделаются куда разговорчивей, если привлечь к допросу их ревнивых подруг! (поклон Анне) Благодарю, мадемуазель! Вдвоем мы сумеем добиться от господина Корфа признания в содействии польской шпионке. Анна: (округляя глазки) Какой шпионке? Бенкендорф: Елена Болотова, которой вы грозились космы повыдергать, – польская шпионка! (хитро прищурившись) А вы не знали? (Анна звонко хохочет.) Бенкендорф: (обиженно) Я разве сказал что-то смешное? Анна: (сквозь смех) Когда однажды я увидела Владимира Иваныча в карете с чужой дамой, и он сказал, что сопровождает игуменью, приехавшую инкогнито к императрице, я ему поверила… Когда я застала его в кабинете с другой дамой на коленях, и он объяснил, что это жена его полковника, заглянувшая к нему посоветоваться о покупке фуража, у меня появились неясные подозрения… На третью даму я наткнулась в его спальне, он сказал, что это его крестная приезжала из деревни пожелать ему спокойной ночи, и тут я засомневалась всерьез… Теперь же, когда мне говорят про польскую шпионку, я могу только смеяться! Владимир: (обалдело) Фураж, игуменья… Кто из нас сошел с ума? Анна: Я-то в своем уме, а вы не прикидывайтесь невинным агнцем, развратник, клятвопреступник! (Бенкендорфу, пуская правдоподобную слезу) Этот негодяй обещал покойному отцу заботиться обо мне – содержать, опекать и развлекать, а сам тратит внимание и деньги на своих любовниц! (отвешивает Владимиру пару пощечин и шепчет ему на ухо) Подыграйте мне, сделайте вид, что вам больно! Владимир: (морщась) Мне и вправду больно! Анна: (с ангельской улыбкой) Так и надо! (лупит его по щекам, но уже нежнее) Бенкендорф: (хлопает в ладоши) Браво! Браво! Однако пора и честь знать. Вы что ж, молодые люди, всерьез решили, что меня можно одурачить? Так вам здесь не театральные подмостки, и я с вами миндальничать не намерен… (кивает секретарю, тот выскальзывает за дверь) Вы оба будет подвергнуты экзекуции, на глазах друг у друга… поглядим, кто о ком больше заботится! Вас, мадмуазель, для начала просто выпорют… Владимир: Сделайте одолжение, ваше высокопревосходительство! Я и сам давно собирался хорошенько ее отшлепать, да всё руки не доходили! Бенкендорф: А вами, господин барон, займутся лучшие мои заплечных дел мастера… (Входят два угрюмых мужика со звероподобными физиономиями, обвешанные крючьями, цепями и кистенями.) Бенкендорф: (задумчиво трет подбородок) Нуте-с, молодые люди, с кого начнем? Анна: (тычет пальцем во Владимира) С него! Бенкендорф: И вам не жалко вашего доброго опекуна, мадмуазель? Анна: (мотает головой) Ни чуточки! (Мужики деловито раскладывают на столе пыточные орудия.) Анна: Нет-нет, подождите! Бенкендорф: (обрадованно) Я так и знал, что ваше нежное сердечко не выдержит! Рассказывайте, что вы знаете про Калиновскую, иначе… (кивает мужикам, те берут крючья на изготовку) Анна: Одну минутку! (роется в ридикюле) Неужели я потеряла? Ах, вот! (протягивает Бенкендорфу бумагу) Бенкендорф: (читает) Что это? Приказ освободить барона Корфа из-под стражи? Анна: Подписанный его императорским величеством! (Владимир утирает пот со лба.) Анна: (задрав нос) Моя подруга принцесса Мария обратилась к государю с просьбой, и он, как видите, ей не отказал. Бенкендорф: (тяжко вздохнув) Увы, Владимир Иваныч, к моему величайшему сожалению, вынужден с вами проститься… Владимир: (расшаркиваясь) Любезный Александр Христофорыч, поверьте, я испытываю не меньшее сожаление, покидая эти гостеприимные стены! (уходя, Анне) Что ж вы сразу не отдали эту бумагу? Анна: (невинно хлопает ресницами) Простите, не догадалась… Владимир: (бурчит) Скажите лучше, вам захотелось оплеух мне надавать. (Уходят под руку, упоенно переругиваясь). Бенкендорф: (адъютанту) Снарядить за этой парочкой слежку! Не спускать с них глаз ни днем, ни ночью! Когда мы их поймаем в компании Калиновской, не помогут им ни подруга принцесса Мария, ни друг цесаревич Александр! Кстати, его высочество ночевал во дворце? Адъютант: Его высочество после бала сказался больным и рано затворился в своих покоях, но утром камердинер горшок не выносил. Бенкендорф: Так-так, понятно! На городские заставы, надеюсь, успели сообщить? Коня мне, сам всё проверю!
Отправлено: 06.12.11 11:21. Заголовок: Кадр 85. В уездном с..
Кадр 85. В уездном суде
Князь и княгиня Долгорукая, одетые в лучшее платье, сидят в первом ряду. Через проход от них вальяжно развалился на деревянной скамье Забалуев. Судья шелестит бумагами за своим столом, в углу дремлет заседатель. Михаил со скучающим видом подпирает дверь. Забалуев: (Долгоруким) Куда это вы так принарядились, милые родственнички? Нынче вроде и не праздник, постный день? Марья Алексевна: (медовым голосом) Кому постный, а кому и праздничек! Забалуев: А что за праздничек, позвольте полюбопытствовать – свадебка али похороны? Марья Алексевна: Свадебка, дорогой Андрей Платоныч: нынче вы с вольной жизнью распрощаетесь и с тюремной камеркой обвенчаетесь! Забалуев: Как ни точите зубы, тещенька моя разлюбезная и почтенный тестюшка, а вам меня не скушать, даже если этот князек (кивает на Михаила) меня на кусочки порежет и вам на тарелочке подаст. Я – всего нашего уездного дворянства предводитель, судья мне друг-приятель закадычный, а вы кто? Семейка с подмоченной репутацией, отравители и прелюбодеи, от которых собаки, и те за версту шарахаются! Марья Алексевна: Петруша, зачем же ты позволяешь этому пауку ядовитому нас грязью поливать? Петр Михалыч: Успокойся, Маша, скоро его за решетку уконопатят, оттуда не больно наполиваешься. Забалуев: Рано радуетесь! (Хочет добавить еще какую-нибудь гадость, но тут судья стучит молотком по столу, заседатель просыпается и объявляет заседание открытым.) Судья: (оглашает дело) Разбирается иск князя Долгорукого к господину Забалуеву о подделке государственных казначейских билетов и двоеженстве… (Петр Михалыч важно поводит головою, как индюк) …а также иск господина Забалуева к князю Долгорукому о понесенных убытках… Марья Алексевна: (негодующе) Какие еще убытки, когда он нас, как липку, ободрал?! Судья: Господа, прошу тишины! Приглашается свидетель… (заглядывает в дело) Мещанин Карл Шуллер, исповедания лютеранского… Марья Алексевна: И на что этого нехристя было звать?! (Михаил отлепляется от косяка, высовывает руку за дверь и втаскивает в зал помятого Модестыча с жалко обвисшими усами.) Михаил: (шипит немцу на ухо) Скажешь правду, вернешься к Корфу на хлебное местечко, а станешь юлить – пойдешь по дворам побираться! (пинает его коленом под зад, Модестыч отлетает прямо к судейскому столу) Судья: Свидетель, такого-то числа такого-то месяца вы были пойманы с полными карманами фальшивых ассигнаций… Модестыч: (скорбно кивает) Грешен, ваша честь… однако осмелюсь заметить, что не с полными карманами, а всего только с четырьмя бумажками… Судья: (продолжает) …и заявили, что получили их якобы от княгини Марьи Алексевны Долгорукой? Модестыч: (блеет) Не то чтобы от самой княгини… (оглядывается на Михаила, от скуки щелкающего орехи рукояткой пистолета, и трусливо съеживается) то есть совсем не от княгини… Судья: Так от княгини или не от княгини? (Модестыч оглядывается на Марью Алексевну, та приоткрывает ридикюль, показывая уголок ассигнации, и рисует пальцем в воздухе единицу с тремя нулями. Прохвост скашивает алчно вспыхнувшие глаза на Забалуева – тот лениво помахивает двумя пальцами.) Модестыч: Да, я получил фальшивые деньги в доме господ Долгоруких… (Марья Алексеевна поднимает три пальца) То есть не в самом доме, а поблизости… (Забалуев машет растопыренной пятерней) Так близко, что можно сказать, в самом доме… Судья: А поточней? Модестыч: (мнется) Да как бы это, чтобы не соврать… (шныряет хитрыми глазками вправо-влево) (Марья Алексеевна поднимает обе ладони со всеми десятью растопыренными пальцами.) Петр Михалыч: (шипит, хватая ее за руки) Маша, а не жирно ли будет этому гусю курляндскому десять тыщ? Марья Алексевна: (шепотом) Право, Петруша, ты как ребенок! (ухмыляется) Обещать – не давать. Петр Михалыч: (успокоенно) Коли так, то и я свою лепту внесу – чтоб зятек не перебил! (тоже поднимает обе ладони, Забалуев скисает) Модестыч: (приободрившись) Ежели быть совсем точным, ваша честь, то в трактире! Выиграл в карты у господина Забалуева. (Долгорукие с Михаилом торжествуют, Модестыч сладко жмурится, рисуя в воображении чистенькую мызу под Митавой. Внезапно появляется курьер со срочной депешей. Судья вскрывает конверт, читает и чешет затылок.) Судья: (стучит молотком по столу) Господин Забалуев приговаривается к ста рублям штрафу. Петр Михалыч: (стучит палкой об пол) Я протестую! Марья Алексевна: (возмущенно) Это неслыханно! Михаил: (срываясь с места) А как же дело о двоеженстве?! Судья: Дело закрыто! (сует папку под мышку и уходит) (Долгорукие с Михаилом обескуражено переглядываются.) Забалуев: (потешаясь над их растерянностью) То-то, господа хорошие! Со мной не судись! Еще скажите спасибо, что легко отделались, а то б я вас мог и того… (складывает пальцы решеткой) уконопатить! Михаил: (с угрозой) Я этого так не оставлю! Пускай в этом уезде все у вас с руки едят, я дойду и до губернских властей, и до императорской канцелярии! Забалуев: Ну, коли вам приспичило, юноша, отправляйтесь правду искать, а я, с вашего позволения, поеду домой… прокатимся с ветерком, эх! Хороша у моего тестя коляска! (Петр Михалыч немеет от подобной наглости.) Марья Алексевна: (берет мужа под руку) Колясочка-то у нас хоть и хороша, да маловата, а мы с Петей себя стеснять не привыкли. Так что не взыщите, Андрей Платоныч, придется вам пешочком… Впрочем, до постоялого двора рукой подать, вы и притомиться не успеете, а сундучок с вашими пожитками мы еще вчера туда отправили. Забалуев: То есть… как это… постоялый двор? Вы это что ж… от дома мне отказываете? Марья Алексевна: (разводит руками) Увы… Забалуев: Позвольте, позвольте! Это как-то… не по-родственному это! Я ж в стесненных обстоятельствах пребываю, именьице в упадке… Мне ж и за нумер заплатить нечем! Марья Алексевна: (сладко) А это уже ваша печаль, милый Андрей Платоныч! Забалуев: Дайте тогда хоть сто рублей – штраф заплатить. Петр Михалыч: (пошарив по карманам, брезгливо сует ему сторублевку) Возьмите, побирушка! Забалуев: Надеюсь, не фальшивая? (рассматривает ассигнацию на свет, сердито пыхтит и уходит) Модестыч: (рысцой подбегает к Долгоруким) А я за расчетом! Марья Алексевна: (пожимая плечами) О чем он, Петя? Петр Михалыч: (в тон ей) Понятия не имею! Я его впервые вижу. Марья Алексевна: И я впервые… Да что ж это всякое отребье по судам шастает? (уходят) Модестыч: (издает жалкий смешок) Облапошили! Обмишулили! (всхлипывает) Ведь учил меня папаша: «Не говори, Карлуша, правды, от правды выгоды никакой…» (сокрушается) Всю жизнь родительскому завету следовал, а тут взял и опростоволосился! Михаил: В утешение вам, господин Шуллер, хочу заметить, что за ложь вы б сегодня тоже пшик получили: наш предводитель только фальшивыми купюрами горазд разбрасываться, а на жизнь – вон, видали, копеечку клянчит. Модестыч: (ноет) Он бы мне протекцию сделал! Михаил: Чем тут горевать об упущенных барышах, бегите-ка бегом к барону Корфу и целуйте ему ручки, чтоб он вас на прежнее место взял, хотя бы на половинное жалованье. Модестыч: (взвыв) На половинное?! Михаил: И советую вам поторопиться, а то и трети не получите! (колет рукояткой пистолета последний орех, сует его за щеку, пистолет – за пазуху, и уходит) Модестыч: (воинственно шевелит усами) Ох, и отомщу же я вам всем, ох, и отомщу! Вы еще Карла Шуллера не знаете! Слезами кровавыми умоетесь, ваши сиятельства и благородия!
Кадр 86. Петербургский особняк Корфа
Владимир читает газету и пьет кофе со сливками, Анна вертится у окна, выглядывая во двор. Владимир: Если вы рассчитываете увидеть там кого-нибудь из ваших воздыхателей, то напрасно теряете время: шестерых вчера мои лакеи на улицу вышвырнули, а троих я сегодня утром сам с лестницы спустил – вместе с цветами и подарками. Анна: (капризно надувает губки) Цветы и подарки можно было оставить… Владимир: (менторским тоном) Подарки воспитанная барышня может принимать только от своего опекуна. Анна: А если он ничего не дарит? Владимир: Как это – ничего не дарю?! А платье бальное? А серьги с рубинами, которые вам совершенно не к лицу, но которые вы непременно захотели иметь - только потому, что у Ольги есть такие?! Анна: Кстати, об Ольге… Я не своих поклонников высматривала, а шпионов господина Бенкендорфа! И что-то сегодня ни одного не видно, хотя обычно… Владимир: (подскакивает к окну) Ни одного? (нахмурясь) Значит, Ольгу арестовали… Анна: (поджав губы) Вижу, вас волнует только судьба этой мнимой вдовушки, а до меня вам и дела нет… Владимир: Анна, ну нельзя же быть такой бессердечной! Вы сидите тут в тепле и уюте, а бедная Ольга мерзнет на холодном ветру, спасаясь от жандармов… Анна: Из-за этой бедняжки вы в тюрьму угодили! Владимир: Ах, да, простите! Совсем забыл вас поблагодарить за то, что вы меня оттуда вытащили. Анна: Не стоит благодарностей! По мне так там для вас самое и место! Владимир: Зачем же вы тогда просили принцессу Марию заступиться за меня перед императором? Анна: Стало жаль вашу несчастную Ольгу – кто бы ей помог, если б вы остались за решеткой? Владимир: (осененный запоздалой догадкой) Вы что, ревнуете? Анна: (фыркает) Ревную? Я? Ха-ха! Да мне до вас дела меньше, чем вам до меня! Владимир: А что означала эта сцена в крепости с лупцеванием и обливанием соусом? Анна: (презрительно хмыкает) Неужели вы приняли мою игру за чистую монету? А еще говорили, что я никудышная актриса! Владимир: (рассвирепев) Ну, знаете ли! Пару-тройку оплеух от ревнивой возлюбленной я бы еще вытерпел, но быть избиваемым в качестве театрального реквизита – увольте! Анна: Я не настолько вульгарна, чтобы выражать на людях свои истинные чувства. Владимир: А каковы ваши истинные чувства? Анна: Каковы бы они ни были, вы – последний человек, кому я их открою! Владимир: (с холодным бешенством) Превосходно! (допивает остывший кофе и ставит чашку на стол) В таком случае я возвращаюсь в поместье. Анна: (испуганно) Как – в поместье? А… а я? Вы не можете меня бросить! Вы – мой опекун и должны меня опекать! Владимир: Да? А мне казалось, вы в моей опеке не нуждаетесь. Анна: Нуждаюсь, очень нуждаюсь! Здесь, в Петербурге, одни неприятности, и я все время в них попадаю… (плачет) Владимир: (обнимает ее) Все, все, не плачьте, я возьму вас с собой. (Анна умиротворенно всхлипывает, утирая слезы его галстуком) Раз мы помирились, может, вы откроете мне ваши чувства? Анна: Мои чувства? (смущенно потупляет глазки и теребит пуговицу на его жилетке) Я не знаю… я… а когда мы поедем в поместье? Владимир: Когда я услышу от вас ответ. Анна: Ой! Я вашу пуговицу оторвала… Владимир: Оторвали? Делать нечего – придется назначить вам штраф… один поцелуй! (Анна ломается и гримасничает) Иначе никуда не поедем! Анна: (с деланной неохотой) Если вы настаиваете… (приподнимается на цыпочки и чмокает его в щеку) Владимир: И все? А компенсация за вчерашние оплеухи? (сгребает ее в объятья) Анна: (трепыхаясь для виду) Как вам не стыдно! Приличные мужчины так себя не ведут! Владимир: Вы-то, положим, тоже не паинька… (крепче прижимает ее к себе) Избалованная и капризная девчонка! Придется мне заняться вашим воспитанием… (Наклоняется к ней с намерением поцеловать, но тут вбегает запыхавшийся Шишкин с припудренными синяками.) Шишкин: (вопит с порога, размахивая какой-то книжицей) Мадмуазель Платонова! У меня потрясающая новость! Владимир: (неохотно выпуская Анну из объятий) Полагаю, вас учили, месье Тришкин, что врываться без доклада – моветон? Шишкин: Да, да, моветон, но ведь такая новость! Простите, Анна, я так торопился, что забыл купить вам цветов… Владимир: Ваше счастье! У моих слуг категорический приказ – гнать взашей всякого визитера с букетом! Шишкин: А это, по-вашему, – бонтон? (Владимир элегантным жестом поддергивает манжеты.) Шишкин: (хватаясь за припудренный синяк) Нет-нет, я понимаю… У аристократов свои причуды… (осмелев) А я, признаться, не ожидал застать вас дома, господин барон. Третьего дня на маскараде вас, как будто, арестовали? Владимир: Ничего подобного, это мы с приятелями резвились. Шишкин: (разочарованно) А я-то надеялся… (встрепенувшись) Но ведь говорили, что вас арестовали будто бы за сводничество… (со скабрезной ухмылкой) Будто вы любовницу цесаревичу принесли прямо на бал в коробке из-под платья? Владимир: Вы видели эту коробку? Шишкин: Не видел, но слышал, что цесаревич в этой же самой коробке вынес свою красотку из дворца, потом обмазал медом, вывалял в перьях и провел через городскую заставу под видом императрицыной болонки. Анна: (передергивая плечами) Ненавижу болонок! Шишкин: В самом деле, к черту болонок! Я ведь торопился сообщить вам, Анечка… Владимир: (поправляет с угрожающей вежливостью) Мадмуазель Платонова. Шишкин: Простите за фамильярность, у нас в театре свободные нравы… Мы люди простые, без чинов, без титулов… Владимир: Зато с руками и ногами… пока… Анна: (потеряв терпение) И что за новость вы мне принесли, Кирилл Матвеевич? Шишкин: Преотличную новость! Вам не нравилась прежняя пьеса? Я это уладил, и теперь вы утверждены на главную роль в другой пьесе – там всего-навсего две сцены с поцелуями, причем один воздушный, а самое главное – вы будете играть на арфе и петь в первом, третьем и четвертом акте! Анна: Но я не умею на арфе… Шишкин: (увлекаясь) Не беда! Заменим арфу на рояль, размеры сцены позволяют… И – петь! Вы будете петь на сцене! Анна: (восторженно) Петь на сцене! Ах!.. Я об этом всю жизнь мечтала!.. Шишкин: (наклоняется к ее ручке) А я мечтал… Владимир: (за шиворот возвращает его в вертикальное положение) Навозный червяк тоже мечтал увидеть солнышко, выполз наружу, а там его – ам! – и сожрали. Шишкин: Фи, какая грубая аллегория! Сразу видно, что вы – далекий от мира искусства человек. И нежелание пустить Анну, то есть мадмуазель Платонову, на сцену – всё от той же вашей непроходимой дремучести! Владимир: (глядя на него с любопытством, как удав на расхрабрившегося кролика) Вы всё сказали? Шишкин: (в запальчивости) Нет, не всё! Запрещать Анне петь – это преступление! Анна: Да, запрещать мне петь – это преступление! Владимир: Разве я запрещаю? Пойте на здоровье! А я поеду в усадьбу, плута Модестыча проведать, пока он на мои деньги какой-нибудь пароход не купил. Анна: (живо) Нет-нет-нет, я передумала поступать на сцену! Можно ведь петь и в нашем имении, там тоже есть рояль. Шишкин: Мадмуазель, неужели вы лишите столичную публику удовольствия слышать ваш дивный… Владимир: (перебивая) Месье Кышкин, позвольте с вами попрощаться! (выдергивает из вазы букет роз и сует ему в руки). Шишкин: (ошалело) Зачем? Владимир: (выпроваживая его за дверь) По доброте душевной хочу смягчить неприятности, которые вам придется перенести… (орет на лестнице) Прошка! Тришка! Почему в дом визитер с цветами просочился?! Голоса лакеев: Простите, барин, не доглядели… мы его счас!.. пшел вон!.. (Что-то с грохотом катится по лестнице вниз. Хлопает входная дверь.) Анна: (прихорашиваясь перед зеркалом) Такие были красивые розы… жалко… Владимир: (возвращаясь в комнату) А репетитора не жалко? Анна: Ну его! Моветон… Владимир: (обнимая ее) Боюсь, на ваш долг наросли проценты… Анна: (кладет руки ему на грудь) Я ничего не смыслю в арифметике… Владимир: А вам и не надо ничего смыслить, счет веду я (продолжительный поцелуй).
Отправлено: 06.12.11 11:21. Заголовок: Кадр 87. В усадьбе Д..
Кадр 87. В усадьбе Долгоруких
Очередная супружеская ссора. Петр Михалыч: Почему ты такая злопамятная, Маша? Марья Алексевна: Я б и рада добро помнить, только где оно было, добро-то? Петр Михалыч: Виноват, каюсь… Да ведь за грех свой сколько раз прощения просил! И на колени бы стал, да вот колено-то не сгибается… Марья Алексевна: Не могу я тебя простить, Петя, не могу, и всё! Петр Михалыч: Но ведь я-то тебе простил! Простил, что ты убила моего лучшего друга, мне вот теперь в шахматы поиграть не с кем, а ты не можешь забыть какую-то интрижку… Марья Алексевна: Не смей поминать при мне этого старого сводника! (наливает себе в рюмочку рябиновки) У них в деревне, поди, половина ребятишек – твои байстрюки! (всхлипывает и выпивает) Петр Михалыч: Машенька, клянусь! Корфовские девки меня только вениками в бане хлестали, больше я никакого баловства не допускал, ни-ни, Боже упаси! И деток незаконных у меня нет… (С треском распахиваются обе створки двери.) Марфа: (орет) Петька, где ты прячешься?! Марья Алексевна: (застыв с пустой рюмкой в руке) Кто это, Петруша? Марфа: Короткая у тебя, память, Горчица Уксусовна! (Петру Михалычу) А ты чго молчишь? Думал, за Машкин подол схоронился, так я тебя и не сыщу?! Петр Михалыч: (сдавленно) Марфа, зачем ты здесь?! Марья Алексевна: (ахает) Марфа?! Вот нахалка-то! Уж в мой дом за моим мужем является! Марфа: Мне этот хромой трухлявый пень без надобности, отдайте мне, ироды, мою Настеньку! Петр Михалыч: Какую Настеньку? Марфа: (всхлипывает) Доченьку мою! Сычиха призналась, что Настенька моя жива! Отвечайте, проклятые, что с ребенком сотворили?! Марья Алексевна: (глядит на мужа) Петя, о чем эта полоумная толкует? Петр Михалыч: (трусливо втягивая голову в плечи) Не знаю, Машенька… Марфа: Как так – «не знаю»?! А кто присоветовал мне Настеньку у Сычихи спрятать, чтоб Машка твоя не пронюхала?! Марья Алексевна: (стучит рюмкой об стол) Петруша, я требую объяснений! Петр Михалыч: (прилипнув ушами к плечам) Машенька, ты только не серчай… Это ненароком получилось… Марфа: (взвыв) Ненароком?! А кто мне каждую ноченьку нашептывал: «Роди, Марфуша, девочку беленьку, сладеньку, я ее княжною сделаю и половину наследства отпишу»?! Марья Алексевна: (причитает) А мне говорил: «Есть у нас, Машенька, сыночек-пострел, теперь девочку-припевочку хочу!» (наливает и выпивает с горя две рюмки подряд) Марфа: (берет чистый стакан, наливает и выпивает залпом, по-мужицки) Знатная рябиновка, недаром на весь уезд славится! (наливает еще, чокается с Марьей Алексевной) Выходит, и тебе он лгал? Марья Алексевна: (вздыхает) И мне лгал… Марфа: Изменщик… Марья Алексевна: Сanaille… Обе хором: Потаскун старый! (С двух сторон набрасываются на Петра Михалыча и рвут жидкие волосенки на его лысине.) Лиза: (вбегает) Папенька, маменька! Я тако-ое опять узнала!.. (увидев Марфу) А эта подлая женщина что у нас делает?! Марфа: (стряхивая с ладоней клочки волос) Да вот, мимо шла-шла, да и зашла… Марья Алексевна: (напоследок отвесив мужу подзатыльник) А я думаю - раз зашла, надо ей наливочки предложить… Лиза: Почему ж вы ее не прогнали, маменька? Марья Алексевна: Пусть уж лучше у меня на глазах воркуют, чем где-нибудь за моей же спиной против меня же козни строят. Кстати, доченька, это тебе и совет на будущее: коль появится у тебя соперница-разлучница, ты ее не ругай, а приветь, в дом зазови, чаю предложи, а за чаем выстави ее перед мужем полной дурой! Марфа: Хоть ты и хитрая, Машка, а любил-то Петруша двадцать лет меня, и Настенька наша от любви родилась! Марья Алексевна: Дрянь, мерзавка! (выплескивает на нее остатки рябиновки из графина) Марфа: Змеюка подколодная! (набрасывается на обидчицу с кулаками и русскими народными выражениями) (Петр Михалыч усиленно делает вид, что занят больной коленкой.) Лиза: (с загоревшимися глазками) Настенька? Я ж как раз спросить хотела… (вытаскивает из-под мышки толстенную потрепанную книгу и лихорадочно принимается листать) Сейчас… сейчас… Двадцать четвертый год… двадцать первый… Вот, девятнадцатый! Петр Михалыч: Что это за книга, Лиза? Лиза: Церковно-приходская. Петр Михалыч: Откуда она у тебя? Лиза: Стащила, пока отец Павел ворон, то есть певчих на клиросе считал. Петр Михалыч: (в ужасе) Лиза, как ты могла?! Лиза: (отмахнувшись) Ах, папенька, это такая ерунда! А не ерунда вот что… я ведь родилась в декабре 1819 года? Петр Михалыч: (поискав на потолке) Вроде… да… Лиза: А про мое крещение здесь ничего не написано! (тычет в книгу пальчиком) Про Анастасию есть, а про меня нет! (Петр Михалыч тупо пялится в раскрытую страницу, Марья Алексевна с Марфой перестают таскать друг друга за волосы и суют носы туда же.) Петр Михалыч: (чешет лысину) Я не знаю… меня тогда дома не было… Маша Лизоньку и рожала, и крестила без меня… Марфа: Ах ты, злыдня! Родила, поди, неведому зверушку, придушила, а мою девочку украла и за свою выдала! Марья Алексевна: Что ты мелешь, полоумная?! Марфа: (распахивает Лизе объятья) Настенька, доченька! Лиза: (с отвращением) Не трогайте меня! Марья Алексевна: (отбирает у Марфы Лизу) Она моя доченька! Марфа: (тянет Лизу к себе) Нет, моя! (Треск рвущейся материи.) Петр Михалыч: (пытаясь вмешаться) Успокойтесь, разорвете же девочку, никому тогда не достанется! Лакей: (входит) Простите, барин, там отец Павел пожаловали, сильно гневаются, говорят, будто барышня церковь ограбила… Петр Михалыч: (воздевая руки) Какой позор! И почему о чести семьи пекусь я один?! (захлопывает книгу, сует ее под мышку и направляется к двери) Попытаюсь умилостивить отца Павла, как бы эта история огласки не получила… Марфа: (бросается следом) Стой, Петька, трус, заячья душа! Я себя снова объегорить не дам! За всё с тебя спрошу, за все двадцать лет жизни моей горемычной! (бежит за ним, молотя его по спине кулаками) Марья Алексевна: Лизонька, ты б вела себя потише, а то люди и впрямь подумают, что ты дочь этой вульгарной деревенщины! Лиза: (огрызается) А вы бы, маменька, лучше приструнили эту вульгарную деревенщину, не то от нашего папеньки останутся рожки да ножки! (Марья Алексевна опрометью бросается вон.) Лиза: (сама с собой) Так кто же я, в конце-то концов?! Лиза или Настя? Михаил: (входит) Слышу я у себя на чердаке шум, спускаюсь… и вижу, что ваши маменька и папенька и еще одна неизвестная мне особа рвут друг у друга какую-то книгу, орут: «Моя! Нет, моя!» А отец Павел забился в уголок и крестится испуганно… Признайтесь, Лизавета Петровна, вы опять напроказничали? Лиза: (якобы не расслышав последний вопрос) Неужели вы до сих пор ютитесь на чердаке?! Забалуева из голубой спальни вытряхнули вместе со всеми его барахлом, перебирайтесь туда! (Михаил морщится) Не хотите? Тогда – в ореховую, где госпожа Болотова жила… Михаил: Благодарю, Лизавета Петровна, однако вынужден от этого заманчивого предложения отказаться, суеверен я что-то последнее время стал… Обитатели этих комнат покинули ваш дом не по своей воле, а мне б хотелось еще у вас погостить… (нежно смотрит на Лизу) Так что я, с вашего позволения, на чердачке… (спохватившись) Да, но вы мне так и не ответили! Что на этот раз? Лиза: (бурчит) Ничего… Михаил: А ну-ка, посмотрите мне в глаза! Понятно… Все-таки стащили приходскую книгу? (Лиза виновато кивает) Значит, пока я отца Павла отвлекал разговором о певчих… (негодующе) Вы же обещали мне только посмотреть ее! Лиза: Там темно было, и дьячок рядом крутился… Михаил: (стонет) Лизавета Петровна, я из-за вас с ума сойду! Лиза: (обиженно) Вы еще хуже моего папеньки… Михаил: (сочувственно) Что, сильно ругался? Лиза: Не так, чтоб очень… Зато я узнала, что эта бабища, что дерется сейчас с моими родителями, вполне может оказаться моей матерью, а я – той самой Настей… Михаил: (разинув рот) Вот это да! Лиза: (грустно) Вам противно мое происхождение? Михаил: Однажды я уже лишился любимой женщиной из-за сословных предрассудков, больше я такого дурака не сваляю! Лиза: (повеселев) Я должна понимать ваши слова как объяснение? Михаил: (смутившись и покраснев) То есть… в общем… да! Лиза: (в восторге) Если б вы знали, как долго я этого ждала! Михаил: Ждали? Значит, мои чувства… ваши чувства… (поперхнувшись от волнения) я не смел и надеяться… Лиза: (бросаясь ему на шею) Надеяться? Вы можете быть уверены! Михаил: Лизонька! Родная моя! (подхватывает ее на руки и кружит по комнате) Лиза: (гладит его по волосам) Мишенька, вы умный, серьезный, положительный… Зачем вам такая сумасбродка, как я? Михаил: (с упоением целуя ее) Я еще никогда не чувствовал себя таким счастливым! И еще никогда мне не хотелось натворить столько глупостей… Лиза: (игриво) Например? Михаил: Давайте на денек сбежим в Петербург! Лиза: Давайте! (поскучнев) Только меня родители не отпустят… Михаил: А мы им не скажем! Пока они там с вашей гостьей ругаются, вы тихонько соберетесь, а я бричку к заднему крыльцу подгоню… Лиза: (взвизгивая от восторга) Мишенька, я вас обожаю!
Кадр 88. Усадьба Корфа
На другой день. В гостиную входят Анна и Владимир, видно, что оба только что с дороги. Анна: (плюхается на диван и болтает в воздухе ногами) Как дома-то хорошо! Владимир: И вы совсем не жалеете о сцене? Анна: (весело мотает головой) Ни капельки! В домашнем театре я играла, как хотела, а в столичном и чихнуть-то без ведома режиссера нельзя, только «Встаньте!» «Сядьте!» «Откройте рот!» «Закройте!»… хуже, чем в казарме! Владимир: (ворчливо) Не знаете вы казарменных порядков… Анна: Как же не знаю, когда вы их в доме насаждаете с тех самых пор, как вас разжаловали! Ни дня без муштры не можете… Владимир: (закипая) Да если бы я завел в доме армейскую дисциплину… Анна: Знаю, знаю, можете не продолжать! Вы бы меня на гауптвахту отправили, да? Владимир: Ей-богу, очень хочется так и сделать! Анна: (испуганно) Вы, конечно, шутите? Владимир: Конечно, шучу… (садится рядом с ней на диван) А я тоже рад, что мы, наконец-то, дома! Хорошо тут, благостно… Скоро весна, ручьи зажурчат, птички запоют… Будем с вами встречать рассветы в саду: когда восток окрасится розовым и померкнут ночные звезды… (в сторону) Что за ахинею я несу!.. Анна: (в сторону) И охота ему всякую чушь молоть! Лучше бы поцеловал… (Одновременно тянутся друг к другу, но тут из соседней комнаты доносится невнятный шум.) Владимир: (недовольно) Что за черт?! (Идет в соседнюю комнату. Невнятный шум сменяется громкими ругательствами, вслед за чем оттуда вылетают два жандарма. Анна с визгом заскакивает на спинку дивана.) Владимир: (подгоняет жандармов пинками) Вон! Чтоб духу вашего полицейского в моем доме не было! (орет на робко жмущихся в дверях лакеев и Модестыча) Чего ждете? Вышвырните эту нечисть на улицу! Лодыри! Вечно барин должен за вас грязную работу делать! Модестыч: (пихает лакеев кулаками) Чего ждете, лодыри? Почему барин должен за вас работать? (Лакеи вдесятером с трудом вытлкивают жандармов на улицу.) Владимир: А тебе, Модестыч, кто разрешил пускать в дом всякий сброд?! Модестыч: Так они без разрешения, Владимир Иваныч! Налетели, аки коршуны, допрос учинили… Мужички-то голубого мундира страх как боятся! Владимир: (в бешенстве) Ненавижу голубой цвет! Модестыч: Барин, вы только прикажите, мы немедля всё поменяем – и ковры, и занавески, чтоб ничто ваш глаз не раздражало. Владимир: Да-да, уберите к черту, чтоб ни ковров, ни тарелок голубых, ни обивки на мебели! (в сердцах пытается сорвать обивку с дивана) Анна: (с визгом хватаясь за подол) Это моя юбка! Владимир: Прости, Анечка… (Модестычу и лакеям) Пошли вон! (всех как ветром сдувает) Спускайся, Анечка, там же неудобно сидеть! Анна: (стуча зубами) Я боюсь… Владимир: Не бойся, этих жандармских крыс уже прогнали. Анна: Я вас боюсь – вдруг вы меня вместе с тарелками и занавесками из дому вышвырните? Владимир: Глупенькая, ты во всех нарядах хороша, даже этого цвета, не хочу его называть… (снимает ее со спинки дивана и усаживает к себе на колени) Так на чем мы остановились? Анна: Вы мечтали вслух, как мы будем встречать рассвет в саду и слушать пение птиц… Владимир: Я мечтал про рассвет в саду?! Анна: И про звезды, и про окрашенный зарею восток… Владимир: Я был в своем уме? Анна: Мне показалось, что не совсем. Владимир: Это вы виноваты! Анна: (плаксиво) Опять я? Владимир: Не бойтесь, я не стану вас наказывать, мне это мое умопомрачение очень даже нравится… (Хочет ее поцеловать, но тут доносится шум со двора.) Владимир: (скрежеща зубами) Что там опять?! (пересаживает Анну со своих коленей на диван и подскакивает к окну) Дело плохо, этим двум остолопам на подмогу явилась целая рота… Анечка, принеси-ка мне из библиотеки отцовское ружье! (В гостиную шумно вваливается Александр, неся на руках Ольгу, истекающую кровью, по пятам за ним следуют Бенкендорф, до сих пор слегка прихрамывающий после вальса на балу, и несколько жандармов. При виде сей живописной картины Анна и Владимир теряют дар речи.) Александр: (трагически) Они убили ее!.. Бенкендорф: Позвольте заметить, Александр Николаевич… Александр: Это вы довели ее до ручки, то есть до ножа! (кладет окровавленное тело на стол) Она предпочла убить себя, чем отдаться под арест! Анна: (всхлипывая) Может, позвать доктора Штерна? Александр: Поздно… она мертва… Владимир: (с облегчением) Аминь! Александр: (бьется головой об стол) Прости, Оленька, я тебя не уберег! Бенкендорф: (с подозрением) Почему она решила покончить с собой именно в поместье барона Корфа? Владимир: В нашем уезде воздух для поляков неблагоприятный, хоть и от Костромы далеко. Александр: (проливая слезы над бездыханным телом) Оленька была такая красаааавица!.. Анна: (обиженно) Неужели даже красивее меня? Владимир: У вас разный тип красоты. Бенкендорф: (присмотревшись к Ольге) При такой потере крови у покойницы на редкость румяный цвет лица. Александр: (всхлипывая и сморкаясь в платок с вензелем принцессы) Не вам судить об Оленькином румянце! Езжайте за наградой к моему отцу, господин Бенкендорф, тут вам больше нечего делать! Бенкендорф: С позволения вашего высочества – вам тоже. Александр: Неужели я не имею право на горе?! Бенкендорф: Ваше высочество горюет слишком громко, и могли не расслышать биения сердца госпожи Калиновской… если оно вдруг еще бьется. (подходит) Прощу прощения, я должен удостовериться… (протягивает руку, чтобы расстегнуть на Ольге салоп) Ольга: (подскочив и влепив графу пощечину) Не смейте ко мне прикасаться! (Анна немедленно грохается в обморок.) Владимир: (икнув) Ничего себе шуточки! Мало мне папашиного привидения… Анна: (приоткрыв один глаз) Что это было? Владимир: Ничего страшного, Анечка, всего лишь госпожа Болотова вернулась с того света. Анна: (слабым голосом) Зачем? Владимир: Наверное, нашу кровь допивать. Александр: (виновато) Анна, барон, я понимаю, что вы питаете к бедной Ольге слабые симпатии, вы столько из-за нее натерпелись… (вздыхает) я – тоже… Ольга: (отвешивает и ему оплеуху) Wiarołomca! Бенкендорф: (потирая покрасневшую щеку) Значит, ваше высочество не будет возражать, если я вас избавлю от общества госпожи Калиновской? Александр: (смирившись с неизбежным) Вы повезете ее в крепость? Бенкендорф: Сначала – к вашему батюшке, Александр Николаевич. Ольга: Я не собираюсь появляться при дворе в таком виде! (брезгливо стряхивает с себя измазанный бараньей кровью салоп) Бенкендорф: Его величество ждет вас не на чай, сударыня, можно без церемоний. Александр: (вмешивается) Господин граф, не самодурствуйте, позвольте Ольге переодеться. Ольга: (иронически) Спасибо, Сашенька. Александр: (вздыхает) Всё, что могу, Оля. Бенкендорф: (неохотно) Хорошо, ваше высочество. (Ольге) Куда вас проводить, сударыня? Ольга: Я сама дойду (направляется к двери). Бенкендорф: (догоняет ее и ловит за локоть) Вы под арестом, пани! Ольга: (надменно) Ну и что, вы хотите мне помочь переодеться? Бенкендорф: Простите, не могу вас оставить без присмотра, уж больно вы ловки выпрыгивать из окон. Ольга: Не дождетесь! (на шефа жандармов обрушивается еще пара звонких оплеух) Александр: Оля, в возрасте Александра Христофоровича любопытство уже не опасно. Бенкендорф: (сильно злой) Мое любопытство, ваше высочество, опасно только для врагов империи. Ольга: (сердито фыркнув, выходит, Бенкендорф, потирая побитые щеки, следом) Владимир: (промокает испарину на лбу) Уф… Александр: (обескуражен) Она даже не поблагодарила меня за всё, что я для нее сделал… Анна: Мне кажется, ваше высочество, она обиделась, что вы ее не стали ревновать. Александр: К кому? (в искреннем недоумении) Нет, я еще понимал бы – к барону… Владимир: (быстро) Я – неудачный пример, ваше высочество. Анна: (надувает губы) Владимир: (чтобы сменить скользкую тему) А как вы оказались в нашем уезде, Александр Николаевич? Александр: После побега из дворца мы два дня скрывались в цыганском таборе, жили в кибитке у одной милашки по имени Рада. Она гадала нам по рукам и на картах, выманила все наши наличные деньги и драгоценности, а потом продала нас шайке Бенкендорфа за тридцать червонцев! (вздыхает) Теперь, когда Ольга меня не слышит… стыдно признаться, но в глубине души я надеялся на такой конец. Владимир: На месте вашего высочества я бы еще и стремился его приблизить. Александр: (для успокоения совести) Когда вернусь в Петербург, попрошу отца не быть к бедняжке Ольге слишком суровым. Анна: А я прикажу поставить самовар. (выходит) Александр: Барон, если уж я снова у вас в гостях… не найдется ли у вас чего-нибудь поинтереснее самовара?..
Лиза и Натали трясутся в тесной карете, с трудом уместившись на одном сиденье в своих широченных кринолинах; сиденье напротив них завалено коробками и свертками. Натали: (бормочет, загибая пальцы) Это купила, то купила… Лиза: (сладко жмурясь) Столичные магазины – просто сказка! Глаза разбегаются, так бы и подчистила всё с полок! Натали: Мы бы и подчистили, если б мой братец-зануда под ногами не путался и не ныл: «может, хватит?» А теперь мне кажется, что я забыла что-то купить… Лиза: Хоть ваш брат и зануда, однако же и он пригодился – помог донести наши покупки до кареты! Натали: Да, и пять раз ронял по дороге! Надо было мальчишку-рассыльного позвать. Лиза: Мальчишке пришлось бы дать пятак, а то и гривенник, а мы на этот гривенник два лишних пирожных в кофейне скушали! Ой! Мишу-то мы с собой не взяли, он нас, голодный, так на улице и прождал… Натали: (припудривая носик перед крошечным зеркальцем) Ничего, ему полезно. Может, меньше занудствовать будет… (оживляясь) Кстати, где бутылка шампанского, которое мы купили у Елисеева? Лиза: (порывшись под сиденьем) Вот! И бокалы есть. Натали: (хихикая) Никогда не пила шампанского в карете. Лиза: (возясь с пробкой) А я первый свой бокал выпила на балу, вместе с Владимиром Корфом. Натали: А я танцевала с ним свою первую кадриль. Голос из-под коробок: (недовольно) И почему всем моим знакомым дамам и девицам так нравится болтать о Корфе? Натали: Миша, только не шевелись! Подарки упадут! Михаил: (из-под коробок) Я и не смогу пошевелиться – одеревенел, как щелкунчик! Лиза: И бутылку не поможете нам откупорить? Михаил: (кряхтя) Бутылку… попробую… (Из груды свертков высовываются две руки и ловко откупоривают бутылку, шампанское вырывается на волю. Барышни, весело смеясь, подставляют бокалы под пенную струю.) Лиза: (сделав глоток) Сладкое! А то, которым угощал меня Владимир, было жуткой кислятиной. Натали: (пригубив свой бокал) А мне он во время кадрили ноги отдавил, да еще потом и заявил, что это я танцевать не умею. Лиза: И что в нем женщины находят? Натали: Не знаю! Тупой самовлюбленный индюк, ну его! Лиза: Ну его! (чокается с Натали) Михаил: (удовлетворенно) Так-то лучше! (Бутылка с остатками шампанского исчезает в недрах коробок и свертков, раздается бульканье.) Натали: Вы хорошо провели время в столице, Лиззи? Лиза: Сначала было весело, мы в Летнем саду гуляли, на катке катались, вечером оперу слушали… а сегодня утром Мишу вызвали во дворец, он вернулся оттуда хмурый и важный, и сказал, что нам пора возвращаться. Натали: И ничего не объяснил? Лиза: (обиженно) Ничегошеньки! Натали: (тоном знатока) Всё ясно: его наказали новым сверхважным поручением. Лиза: (испуганно) Ой, Мишенька, а это очень опасно? Михаил: Это государственная тайна. Натали: (фыркает) Государственная тайна! Я давеча была у модистки и слышала, как ее швеи судачили между собой, будто бы наследник сбежал из дворца и будто бы государь отрядил на его поиски два полка жандармов и еще одно доверенное лицо… уж не тебя ли, братец? Михаил: Замолчи, балаболка! Натали: (покатываясь со смеху) Да кто нас тут подслушает? Лиза: (давясь от хохота) Шляпки с вазочками! Михаил: (угрюмо) В наше время даже вазочкам доверять нельзя. (Карета вдруг резко останавливается, барышни, сверточки и коробочки летят на пол. Хохот, визг и ворчание Михаила.) Голос Андрея: (снаружи) Почему никто не выходит, Антип? Голос кучера: Оне всю дорогу шумели, барин, должно, не услыхали, как приехали. (Андрей распахивает дверцу кареты, на него обрушивается груда коробок.) Михаил: (пытаясь поднять своих спутниц) Вставайте, хватит дурачиться! И зачем я позволил вам шампанское пить? Андрей: (из-под завала) Помогите! Кто-нибудь! Татьяна: (выбегает на крыльцо) Батюшки! Да кто ж это натворил-то?! (расшвыривает коробки, освобождая погребенного под ними Андрея) Натали: (свешиваясь из кареты) Осторожнее! Там шкатулочка фарфоровая! (тянется, чтобы отобрать у Татьяны сверток, и падает на Андрея) Андрей: (жалобно хрюкнув) Мои очки! Татьяна: (отпихивает Натали и подает барину очки) Вот они, целехоньки, Андрей Петрович! (помогает ему встать и отряхивает грязь с одежды) Будь она неладна! Еще женой не стала, а уж на шею запрыгнуть норовит! Натали: (сидя на земле, грустно перебирает осколки фарфора) Я везла ее в подарок Марье Алексеевне… Лиза: (поправляя растрепанные локоны) Посуда к счастью бьется. Михаил: К счастью, к счастью! (помогает ей выбраться из кареты, обнимая за талию) Татьяна: (ворчит, таская коробки в дом) И на что столько барахла? Натали: Между прочим, я и тебе отрез шелка привезла – к свадьбе! (в сторону) Может, уедет со свои Никитой в деревню и перестанет мне жизнь отравлять? Татьяна: Этот, что ль? (деловито ощупывает материю) Небось, по восемьдесят копеек аршин? Натали: По восемьдесят пять, и вообще – дареному коню в зубы не глядят. Татьяна: Еще как глядят, барышня, особливо когда есть бархат по семь рублей. Натали: Ну, знаешь ли! Бархату она захотела по семь рублей! Да я, может, себе по семь рублей не покупаю! Татьяна: (Андрею) Пошто ваша невеста меня унижает, Андрей Петрович? Андрей: Успокойся, Танюша, я куплю тебе и шелку, и бархату, и Никите твоему бобровую шапку… А ты не вертись долго на холоде, ребеночка застудишь. Натали: (ревниво) Будущая жена заслуживает меньше внимания, чем прислуга? Андрей: Танюша мне как сестра (Татьяна и Натали морщатся), а ее ребеночек мне все равно что племянничек! Наташенька, а что же ты на земле сидишь? Натали: Я б давно встала, только руки никто не подаст. Андрей: (спохватившись) Конечно, прости… (помогает ей встать) А куда твой брат смотрит? Михаил: (нежно смотрит на Лизу) Это была незабываемая прогулка в Петербург! Лиза: (эхом) Незабываемая!.. Михаил: Увы, мы должны ненадолго расстаться… мне необходимо съездить по одному делу… Лиза: (живо) По какому? Михаил: Так, пустяки… обычный визит к приятелю… Лиза: Возьмите меня с собой, вдвоем веселее! Михаил: Это совершенно исключено! Лиза: (виснет у него на руке) Мишенька, ну пожалуйста! Михаил: Лиза, поймите, там может оказаться опасно, а я не желаю вас подвергать и малейшей опасности (в сторону) От Корфа никогда не знаешь, чего ждать: то ли вина нальет, то ли морду набьет… Лиза: Значит, вы ввязались в какую-то опасную авантюру, а меня бросаете одну объясняться с родителями, почему я тайком от них сбежала в Петербург? Михаил: (устыдившись) Хотите, я останусь и возьму всю вину на себя? Лиза: Нет, с вами будет только хуже! Ладно уж, поезжайте, куда хотели, а я маменьке совру, что каталась в столицу с Наташей, тем более, что это почти что правда. Михаил: Вот и прекрасно! Отдохните дома от приключений, а я обещаю скоро вернуться. (воровато целует ее в щечку и садится в карету) Лиза: (машет ему рукой, бормоча под нос) Отдохнуть от приключений… как бы не так! Улучив момент, запрыгивает на запятки кареты. Андрей, затюканный с двух сторон Татьяной и Натали, не замечает этого. Когда карета подъезжает к воротам, из кустов выскакивает Марфа, сдергивает Лизу с запяток, накидывает ей на голову мешок и тащит в сторону, противоположную той, куда уехала карета с Михаилом. Марфа: (приговаривает) Настенька, доченька… никому тебя не отдам! Андрей, Натали и Татьяна продолжают препираться и ни на что вокруг не обращают внимания.
В дверь с заднего двора вваливаются Модестыч и Забалуев. Забалуев: (стонет, держась за бока). Ох, моя поясница! Ох-хо-хонюшки! Модестыч: (с трудом подавляя восторг). Да как же это вышло, чтоб вас, предводителя дворянства – и в помойную яму? Забалуев: (отряхивая с шинели картофельные очистки, яичную скорлупу и прочие пищевые отходы). Чертов холоп! «Да свалки, – говорит, – далеко тащить, брошу здесь!» Модестыч: (цокая языком). Ай-я-яй! На свалку – такого человека! Забалуев: Это хозяин твой распорядился, чтоб ему пусто было! А друзья-приятели его, мальчишки желторотые, вместе с ним надо мною глумились и срамили подлыми словами, как самого распоследнего вора… Модестыч: (с лицемерным сочувствием). Ах, подлецы, ах, наглецы! Забалуев: А пуще всех старался этот… как там бишь его… князь Муранов! Модестыч: Исключительно неприятная личность, это вы совершенно справедливо заметили, дорогой Андрей Платоныч! А хозяин мой с Мишкой Репниным во всем ему потакают. Забалуев: (хмыкает) Еще бы они наследнику не потакали! Модестыч: Как-кому наслед-дник-ку? Забалуев: Тому самому! (возводит глаза к потолку) Модестыч: Тому?! (в полуобмороке садится мимо лавки в кучу мусора) Забалуев: Я-то тоже рот разинул, когда мне граф Бенкендорф поведал… Модестыч: Граф Бенкендорф?! (вытирает лоб грязной полой Забалуевской шинели) Забалуев: Он и наказал мне за наследником… то есть за князем Мурановым приглядывать… только как же приглядывать, если мне от дому так невежливо отказали? Вот кабы был верный человечек… Модестыч: (почуяв выгоду) Есть, есть такой человечек! Забалуев: А не продаст, коли кто ему больше посулит? Модестыч: Так кто ж в нашем уезде больше графа Бенкендорфа даст? Забалуев: (грозит пальцем) Ох, и хитер же ты, шельма! Со двора доносятся лошадиное ржание и стук колес. Модестыч и Забалуев прилипают к окну. Забалуев: Куда это они собрались? Модестыч: (с видом знатока) Если бричку заложили – значит, в трактир! Забалуев: Отчего ж не верхом? Модестыч: Известное дело – в бричку-то их легче потом будет побросать, чем на коней подсаживать. Вон и Степку с собой взяли, который шутя мешки семипудовые таскает. Забалуев: Так-так-так! Надо за ними проследить, и про все их безобразия его высокопревосходительству отписать… Модестыч: Так ведь в трактире-то просто так не посидишь… (выразительно шевелит пальцами) Забалуев: А мы не просто посидим… (подмигивает) За все платит Третье отделение!
В Татьяниной комнате. Стол завален грудами тряпья, за столом сидит Никита. Татьяна: (трясет перед ним отрезом шелка с узором «антик») Ты только погляди, чего она мне привезла! Никита: А чего глядеть? Тряпка как тряпка… Татьяна: Цвету непонятного и рисунок дурацкий – и не горошек, и не ромашки, а не знамо, чего! Никита: (чешет затылок) Да я в этих бабских штучках и не смыслю ни бельмеса. В лошадях вот знаю толк… Татьяна: Это она нарочно, сколопендра – чтоб на деревне все в меня пальцем тыкали и смеялись! Так вот же назло ей изорву эту тряпку на затычки для бутылок с квасом! Никита: Погоди, чего добро зазря переводить? Может, на попону сгодится? (теребит нежнейший шелк грубыми пальцами) Ежели войлоком подбить… (Входит Соня со стопкой белья.) Соня: Вот, тут пододеяльников полдюжины, да столько же простыней с наволочками – всё новехонькое, еще ни разу не стеленное, только из комода! Татьяна: (разглядывая вензелек на уголке наволочки) «ЕЗ»… это ж я к свадьбе Лизаветы Петровны вышивала! Соня: Ну и что, ей не сгодилось, вам с Никитой сгодится! Буковки спорешь и вышьешь «ТХ» - Татьяна Хворостова. (подумав) А то и я вышить могу. Никита: Спасибо, барышня! Мы на этих простынях только по праздникам будем спать. Соня: Зачем же только по праздникам? Спите каждый день, то есть ночь… (смущается и краснеет) (Татьяна по-хозяйски пересчитывает пододеяльники с простынями и складывает их в огромную корзину, заполненную почти до краев.) Соня: Приданое собираешь, Таня? Татьяна: Да вот, барышня, корзинка-то маловата… Мне б еще сундучишко какой, под теплые вещички… Никита: Зачем же барышню обременять, Танюша? Я и сам тебе сундучок сколочу, невелика хитрость! Соня: (умильно) Хорошая у вас будет семья: Таня – мастерица, и у Никиты любое дело спорится… (помогает Татьяне утрамбовывать белье в корзине) Только почему вы такие хмурые? Не приласкаете друг друга, не поцелуете? (снова краснеет) Никита: Так это… Неловко, барышня, как-то… при людЯх-то… Соня: (заикаясь) Ой, простите меня, всегда я невпопад… Я, пожалуй, пойду… (шмыгает за дверь) Никита: Ишь, глазастая! Приметила… Татьяна: Софья Петровна всем взяла – и красавица писаная, и рисовальщица знатная, одно плохо: пытлива шибко… а еще пуще – болтлива! Никита: (кивает) Худо будет, коли догадается… Татьяна: Надо так, чтоб не догадалась! Никита: А как? Татьяна: Скидывай рубашку! Никита: (с тупым видом) Зачем? Татьяна: Скидывай, тебе говорю! (стаскивает с него рубашку, а с себя – платье) Я барышню знаю, она непременно за чем-нибудь вернется, а мы тут ее и встретим… (льнет к его могучей груди) Экий ты Никита, богатырь! (в сторону) А мой-то Андрюшенька – хиляк хиляком!.. Соня: (возвращается) Я еще скатерочки принесла… ой! (роняет скатерти на пол и замирает, уставившись на Никиту) Никита: (прикрываясь полуголой Татьяной) Извиняйте, барышня… мы вот… (Соня, тоненько пискнув, вылетает за дверь.) Татьяна: (рот до ушей) Кажись, поверила… Никита: Кажись… (тянется за своей рубахой) Татьяна: (отбирает рубаху) Погоди! Надо так ее напугать, чтоб пропала охота вопросы задавать… (заталкивает его под одеяло и сама ложится рядом) Никита: Ну, пугать так пугать… (обнимает Татьяну) Соня: (по ту сторону двери) Какой же он! (млея) Какой!.. (дрожа и краснея) Хоть бы глазком еще взглянуть… (приоткрывает дверь, но тут же захлопывает) Ой, нет! Стыдно! (кусая пальцы) Одним глазком… (снова осторожно приоткрывает дверь и заглядывает в щелочку) Зачем это они средь бела дня в кровать? Ой! Что это они? Ой-е-ей!.. (Убегает, схватившись за голову, в коридоре налетает на Андрея.) Андрей: (ловит ее за рукав) Куда ты, заполошная? Соня: (пищит) Ой-е-ей! Андрей: Мышку, что ль, увидала? Соня: Ой, Андрюшенька, какая там мышка! Там… там… Андрей: Что там? Говори толком! Забалуев назад вселился? Соня: Ой, братец, там такое!.. (заикаясь) Таня с Никитой… в кровати лежат… Андрей: (роняет очки) Что-о-о?! (уносится, взбешенный) Соня: (прикрыв рот ладошкой) Опять я не то сболтнула… И Андрюша всполошился… а из-за чего? Пойти спросить у Наташи… (убегает, подобрав юбки) Андрей: (с ревом вламываясь в комнату к Татьяне) Не допущу разврата в моем доме!!! (срывает с них одеяло) Никита: (упав с кровати) Извиняйте, барин… (нащупывает на полу свою рубаху со штанами и начинает одеваться, путаясь в рукавах и штанинах) Не нарочно мы… Татьяна: (тянет одеяло на себя) А если б и нарочно… Вы, Андрей Петрович, небось тоже свою невесту целуете! Андрей: (продолжая бушевать) Так ведь только целую, а не… Ну, что вы, не могли до ночи подождать? Соню вон напугали почти до родимчика… (оглядывается вокруг) Где мои очки? (вытаскивает очки из-за шиворота, повертев в руках, сует в карман) И вообще, я, кажется, просил его (кивает на Никиту, прыгающего на одной ноге, пытаясь попасть в штанину), чтоб он мне в этой комнате на глаза не попадался! Никита: (угрюмо подпоясываясь бечевочкой) Вы ж, барин, сами нас сосватали, а таперича – «не попадайся»? Андрей: (покосившись на Никитины кулаки) Тогда… тогда хоть на крючок запирайтесь! (уходит, хлопнув дверью) Никита: (Татьяне) Осерчал, вишь, барин-то твой… Татьяна: (шмыгая носом) А мне не обидно глядеть, как он с Наташкой своей милуется? Никита: Так ты чего, назло ему за меня идешь? Татьяна: А ты валенком не прикидывайся, знаю, что ты на приданое польстился, которое мне Андрей Петрович обещал, а сам вон по Анне соседской сохнешь! Никита: У Анны только знатные господа на уме, на дуэлях вон из-за нее стреляются… То ли дело Софья Петровна! Сразу видно – добрая душа… глаза как у овечки… зря мы ее напугали! Татьяна: Э, да ты, никак, в нашу барышню втрескался? Никита: (угрюмо) Не твое дело! Татьяна: Не мое? Ну, так и иди на все четыре стороны! Никита: И пойду! Татьяна: И иди! (отворачивается к стенке) (Никита делает шаг и валится, как подкошенный.) Никита: (испуганно) Чего это со мной? Татьяна: Да ты двумя ногами в одну штанину влез! (звонко хохочет) Никита: (обиженно) И ничего смешного… (переодевает злосчастные штаны) Башкой вон к комоду приложился – аж искры из глаз! Татьяна: Дубина ты, Никитушка, стоеросовая! Никита: Может, и дубина, а пнем рогатым быть не хочу! К тебе тут барин захаживает… пока ладно, а потом гляди – ежели чего после свадьбы замечу, косу-то на кулак намотаю! Татьяна: (восторженно) Вот это я понимаю – настоящий мужик, не кисель-размазня! Никита: (польщен) А то… Ну, так я пойду… (прихватывает отрез шелка) Лошадушкам моим на попону… Татьяна: Оставь, я через него бражку буду сцеживать, которую к нашей свадьбе поставила. Никита: А много поставила-то? Татьяна: Три ведра. Никита: (чего-то прикинув в уме) Мало, на всю деревню не хватит… Возьму еще самогона у мужиков, али на седла сменяю… (помявшись) Ну, так я пойду? Татьяна: (играя косой) А то оставайся? Никита: (почесав затылок) Где тут у тебя крючок-то на двери?
Вечер. Дым коромыслом. Плач гармошки, чавканье и перестук стаканов. Трактирщик Демьян за своей стойкой протирает фартуком тарелки. Жандармы, переодетые мастеровыми, играют в кости. Шумно вваливаются Александр, Владимир и Михаил. Трактирщик: (подбегает рысцой) Чего изволят господа? Владимир: Водки! Александр: (уточняет) Много! Михаил: А мне – щей, да понаваристей! (Друзья смотрят на него, как на идиота.) Михаил: Я с самого утра маковой росинки во рту не держал! Только сел завтракать – вызвали во дворец, потом с Наташкой и Лизой по магазинам катался, потом покупки их сторожил, пока они в кофейне пирожные кушали… Владимир: (трактирщику) Значит, нашему приятелю – тарелку щей, а нам – графинчик водки для начала… Александр: …и закуску попроще! Никаких там суфле и профитролей… Владимир: (смеется) Помилуйте, Александр Николаич, в этой дыре кроме огурцов с плесенью отродясь ничего не водилось. Александр: Огурцы с плесенью? Превосходно! (В трактир, крадучись, входят Модестыч и Забалуев и по стеночке пробираются к столику в дальнем углу.) Трактирщик: (ворча, шарит на дне бочки, издающей кислый запах) С плесенью, так с плесенью… (выуживает два белесых огурчика, швыряет их на блюдце и подает вместе с водкой) Александр: (пробуя трактирный деликатес) М-м, какой необыкновенный вкус! Всю жизнь мечтал отведать того, чем закусывает простой народ. Михаил: (угрюмо хлебая щи) Слыхал бы вас ваш отец… Владимир: (разливая водку) Давайте лучше выпьем – за этот вечер, за нашу теплую компанию… Михаил: (накрывает свой стакан ладонью) Мне не надо! Должен же хоть кто-то из нас сохранить трезвую голову. Александр: Я же говорил, не надо брать его с собой. Владимир: Не беда, к концу вечера он наверстает упущенное и еще нас с вами обгонит. (Цесаревич с бароном чокаются и выпивают под сердитый стук ложки о тарелку.) Модестыч: (с придыханием) А пьет-то… пьет! Как простой человек! Забалуев: (шипит) Тише! Не видишь, оне хотят сохранить свое инкогнито… (пальцем подзывает трактирщика) Принеси нам ужин, да не тухлятину какую! У меня, брат, желудок деликатный… Трактирщик: (приносит поросенка с кашей) Только что хрюкал, специально для вас под нож пустили! Александр: (гоняет по тарелке соленый груздь) Вот ведь подлец неуловимый! (Рассердившись, со всего размаху тычет в гриб вилкой, тот подпрыгивает и, описав в воздухе дугу, шлепается в стакан Модестыча.) Модестыч: (одобрительно крякнув) Ausgezeichnet! (опрокидывает в себя водку вместе с грибком) Михаил: (проследив полет груздя) Вольдемар, а не твой ли это управляющий там, в углу? Владимир: (поглядев в ту же сторону) Угу… так и норовит за мой счет угоститься… Александр: Полноте, барон, не жадничайте… (незаметно подливает Михаилу водки в суп) А кто это с ним? (Забалуев прикрывается тарелкой.) Владимир: (отмахнувшись) А-а, какой-нибудь картежник-собутыльник! (в свою очередь сдабривает щи Михаила водкой) Ну их к лешему, выпьем! Александр: Выпьем! (тянется к пустому графинчику) Владимир: Трактирщик, эй! Водки еще! Михаил: (доедая щи) А не хватит ли вам? Мне и то уже водка в щах мерещится… (Александр с Владимиром переглядываются и ухмыляются.) Владимир: (заплетающимся языком) Выпьем за самую прекрасную девушку на свете! Михаил: (наливает себе) За самую прекрасную – можно! (с энтузиазмом поднимая стакан) За Лизавету Петровну! Владимир: Лизавета Петровна, бесспорно, мила… Однако давайте выпьем за Анну! Александр: (перебивая) Нет, за Натали! То есть, за Мари! Владимир: (стучит стаканом по столу) Я сказал – за Анну! Михаил: (с пьяным упрямством) Нет, за Лизу! Александр: Нет, за Натали! То есть, за Мари! (Шумят, перебивая друг друга и размахивая руками.) Владимир: (потеряв терпение) К черту женщин, из-за них одни раздоры! Выпьем, господа, за мужскую дружбу, которой нипочем ни одна юбка на свете! Александр с Михаилом: (хором) Выпьем! (Дружно сдвигают стаканы.) Модестыч: (уплетая поросенка) Разгулялась молодежь! Забалуев: (из-за тарелки) Недолго им гулять осталось! Александр: А что это за красотка сверлит нас томным взглядом? (Из-за столика в углу им подмигивает кабацкая девка Лушка.) Владимир: Эге, да она строит глазки нашему другу Репнину! Михаил: (густо краснея) Вольдемар, ну что ты выдумываешь? (Девица развязной походкой направляется к ним.) Лушка: (Михаилу) Выпьешь со мной, барин? (обнимает его за шею) Михаил: (мямлит) Позвольте, мадмуазель… Александр: Репнин, и вы еще сетовали, что обделены вниманием прекрасного пола? Владимир: (плеснув в Лушкин стакан водки) Выпей, красотка, за наше здоровье, но только не за нашим столом! (отталкивает ее хлопком ниже спины) У нас нынче сугубо мужская попойка! Михаил: (оттирая со щеки следы дешевой губной помады) Теперь я понимаю Корфа, который бегал от наших светских львиц как черт от ладана… Владимир: Убежать-то не всегда удавалось, иногда и ловили… Михаил: (встревоженно) И что потом? Владимир: Как человек благородный, я считаю себя не вправе предавать огласке интимные подробности… Александр: Давайте выпьем, господа, за то, чтобы нам всегда удавалось убежать от тех, кто за нами гонится, а тем, за кем гонимся мы, – нет! (Приятели с готовностью его поддерживают.) Лушка: (у трактирной стойки) Налей мне, Демьян! (хнычет) Расплескала вот по дороге… Трактирщик: (наливает) Чего, Лушка, брезгуют тобой знатные господа? Лушка: (разглядывает Михаила поверх стакана) Где-то я этого красавчика уже встречала… Трактирщик: Тебе что, мало нашего брата мужика? Не лезь к барам, у них своя кумпания… али забыла, как тебя одна мамзель балалайкой огрела? Лушка: (с громким воплем) Вспомнила! Это ж его баба была! Ах ты, змей подколодный!.. (наскакивает на Михаила и вцепляется ему в волосы) Михаил: (отбиваясь) Мадмуазель, может, лучше выпьем? Александр: (хохочет, хлопая в ладоши) Браво, браво, давно так не веселился! Лушка: (швыряет в него стакан) Сгинь, чертяка, а то ухо откушу! (Александр едва успевает пригнуться к столу, стакан пролетает мимо и разбивается о тарелку, которой прикрывается Забалуев.) Забалуев: (с гордостью поглаживая тарелку) Наша расейская глина – это вам не какой-то дрезденский фарфор! Модестыч: (грустно выбирает осколки из недоеденного поросенка) Самое вкусное пропало – хрустящие ушки… (Лушка под одобрительный гогот завсегдатаев трактира запрыгивает Михаилу на спину и молотит его кулаками.) Владимир: Ну, повеселились, и будет! (вдвоем с Александром стаскивают Лушку с Михаила) Наш друг тебе не стиральная доска! Чей-то пьяный голос: Мужики, нашу Лушку обижають! (Мужики, побросав кто карты, кто гармошку, кто стакан, набрасываются на троих друзей, переодетые жандармы по столам бегут спасать его высочество. Начинается всеобщая свалка. Мелькают озверевшие рожи, кулаки и сапоги под аккомпанемент воплей: «Нашу Лушку не трожь!» и «Господа, где мой пистолет?») Бледный Модестыч съезжает под стол, Забалуев ловит его за шиворот и возвращает на место. Забалуев: Чего испугался, гусь курляндский? Модестыч: (икая) Так ведь не каждый день на твоих глазах престолонаследника убивают! Забалуев: (с беспокойством глядя на все разрастающуюся кучу малу) Тут как бы нас самих не убили!.. Трактирщик: (испуганно крестясь, собирает со столов посуду) Опять ведь всё перебьют, черти окаянные! Владимир: (выползая из-под груды барахтающихся тел) Берегись! (разряжает пистолет в потолок) Михаил: (выныривая с другой стороны) Всех порешу! (с рычанием извлекает два пистолета) Мужики: Спасайся, кто может! (Бросаются врассыпную, между ними мечется растрепанная Лушка, Михаил для острастки стреляет поверх их голов, толпа с ревом устремляется к дверям, застревает там и вываливается на улицу вместе с дверными косяками. На полу посреди опустевшего трактира сидит Александр, из раны на голове хлещет кровь.) Михаил: (вмиг протрезвев) Вы живы, ваше высочество? Владимир: (ощупывая голову цесаревича) Череп цел, а кожу доктор Штерн заштопает. Надо только рану обработать… (умывает Александра водкой) Александр: (отбирает у него графин) Вы слишком расточительны, барон… (отхлебывает из горлышка) Это был незабываемый вечер… (засыпает, привалившись к ножке стола) Михаил: (с облегчением возвращаясь в пьяное состояние) Чудесный вечер… (всхрапнув, роняет голову на плечо Александра) Владимир: И ничего не чудесный… (вытаскивает графин из рук Александра) Сколько водки осталось… (пытается допить, но на третьем глотке валится рядом со своими собутыльниками) Григорий: (заглядывая в выбитую дверь) Домой, барин? (в ответ громкий храп) Значит, домой… (со вздохом перекидывает хозяина через плечо, его друзей сгребает за шиворот и тащит всех троих к выходу, жандармы трусят следом). Из огуречной бочки выбираются Модестыч и Забалуев. Модестыч: (озираясь по сторонам) Кажись, миновало… Забалуев: (снимая с лысины прилипший лист хрена) Ты всё видел? Модестыч: Где же видел, когда щелка против вашего носа была! Забалуев: Много ли носом увидишь? Модестыч: (разочарованно) Что же мы его высокопревосходительству напишем? Забалуев: Придется приврать… хоть как ни привирай, действительность всё одно хуже окажется. Модестыч: (поддакивает) Мой хозяин на такое горазд, чего нам, порядочным людям, и в кошмарном сне не примерещится! Трактирщик: (ползает по полу, подбирая оброненные во время драки монеты) Почаще б такие драки-то… (натыкается на золотые часы и воровато сует их за пазуху) Жаль, бумажные деньги в карманах застревают!
Отправлено: 15.12.11 18:57. Заголовок: Кадр 93. В усадьбе К..
Кадр 93. В усадьбе Корфа
В полутемной библиотеке сидят Анна и Натали, на низеньком столике перед ними – кофейник, чашки и пирожные. Натали: (со слезами в голосе) Ну почему, почему все мужчины такие негодяи?! Анна: Иногда они бывают хорошими. (подумав) Но очень редко. Натали: Вы, наверное, моего брата имеете в виду? Мне так жаль, что у вас с Мишей ничего не получилось, вы были такой красивой парой… Анна: (вздохнув) Наша любовь разбилась о сословные предрассудки. Миша отвернулся от меня, узнав, что я – бывшая крепостная. Натали: Мало, что зануда, так он еще и сноб?! И это мой брат, не самый вредный среди мужчин! Чего же тогда ждать от остальных? Анна: (погрустнев) Остальные еще хуже. (томно закатив глазки) Но когда любишь, и недостатки кажутся милыми! Натали: Смотря какие недостатки! (всхлипывает и сморкается в кружевной платочек) Вот вам бы, вам бы понравилось, если бы ваш жених вам изменил?! Анна: (печально) У меня нет жениха. Натали: А если б вы узнали, что он прижил ребенка с собственной горничной? Анна: (подпрыгнув на месте) Кто прижил ребенка?! Натали: Андрей!!! Анна: (с облегчением) Ну, это не так страшно. Натали: Не страшно?! Да я ради этого изменщика отвергла ухаживания самого императора! Анна: За вами ухаживал сам император? Как интересно! Расскажите, Натали! Натали: (чтобы успокоиться, ест пирожное) Из объятий государя меня спас цесаревич Александр… спас и тут же сам стал меня домогаться! Конечно, его ухаживания были не столь циничны, как у его отца, и даже где-то приятны… но тем труднее было перед ними устоять… (всхлипывая, пьет кофе, не замечая, что капает на подол) Однако я устояла! Анна: (слушает разинув рот) Боже мой, какое увлекательное и романтическое приключение! Натали: Самым романтичным в этом приключении было то, что я, несмотря на все придворные соблазны, сохранила верность моему жениху! А он… а он… (захлебываясь слезами и кофе) А он самым неромантичным образом валялся с Танькой на сеновале! Анна: Почему на сеновале? Натали: Все мужчины таскают на сеновал дворовых девок! Анна: (убитым голосом) Все? Натали: Все! Потому что они – низкие негодяи! (Раздается невнятное хрюканье.) Натали: (думая, что чихнула Анна) Будьте здоровы! Анна: (думая о своем) Надо проверить сеновал… на всякий случай… (убегает) Натали: (тоже о своем) А ведь я могла кушать персики в императорской опочивальне, а не вот так, среди ночи, пить холодный кофе без сахара! (сердито бренчит ложечкой в чашечке) (Под диваном что-то шевелится, в желтом круге света от свечи появляется рогатая тень.) Натали: (тоненько) Ой! (Тень чихает и начинает увеличиваться в размерах.) Натали: А-а-а!!! (с ногами заскакивает на столик) (Тень встает на четвереньки, Натали с визгом запускает в нее подсвечником. Грохот, стон и темнота.) Хриплый голос: Дайте свету! (Натали ползком пробирается к камину и зажигает в нем свечу. Возле дивана на полу сидит Александр, держась за перебинтованную голову.) Натали: (потрясена) Ваше высочество?! Александр: (щурясь) Натали?! Натали: А я приняла вас за домового… Господи, как же я напугалась! (подбегает к нему) Что у вас с головой? Неужели это я подсвечником… Александр: (поправляя сбившуюся повязку) Нет, это еще до вас… (нетвердой рукой берет кофейник и пьет кофе из носика) Какой изувер придумал похмелье? Отправить бы его на виселицу… Натали: Ваше высочество, объясните же, наконец, как вы тут оказались? Александр: Не помню... Спать меня, кажется, уложили на диван… а во сне я, наверно, свалился… Натали: (отряхивает пыль с его рукава) Надо сказать Корфу, чтоб порядок в доме навел… Не хватало еще, чтобы наследник престола вместо его слуг пыль с пола вытирал! Александр: Тш! Я не наследник, а князь Муранов! Натали: Вы здесь инкогнито? Почему? Александр: Вы не понимаете, Натали! Если б я жил под своим именем… Натали: Вы бы спали в лучшей спальне на мягкой перине, а не на голом холодном полу! Александр: Ну да, и по утрам барон Корф подавал бы мне кофе в постель, а князь Репнин чистил сапоги, и все окрестные дворяне съезжались на поклон, а мужики подметали бородами двор… какая скука! А князь Муранов – обычный смертный, может посидеть с друзьями в трактире, закусить водку огурчиком с плесенью, сплясать под гармошку, подраться… Натали: (укоризненно качает головой) Ох, ваше высочество! Некому вас бранить! Александр: Так выбраните вы, как давеча бранили вашего безмозглого жениха! Натали: Вы слышали, о чем мы говорили с Анной? Александр: Я ведь вас предупреждал, что он мизинца вашего не стоит! Натали: Откуда мне было знать, что Андрей… что все мужчины такие негодяи… (плачет) Александр: Не плачьте, Натали! Да, мы, мужчины… бываем иногда… но это вовсе не значит, что мы… конечно, и среди нас попадаются негодяи… как бы вам объяснить… (чешет щеку) Вот, кстати, князь Андрей как-то придумал аллегорию: в лесу много дичи, и вы уже подстрелили лань, но и косулю жаль упускать, и белку, и прочую живность… Натали: (горестно) Так вот кто мы для вас – охотничьи трофеи! Александр: Простите, Натали, я, может, неудачно выразился… Моя голова еще не прояснилась… Натали: Нет, нет, ваше высочество, вы очень удачно выразились! (сердито утирает слезы) В самом деле, глупо хранить верность одному барану, когда вокруг бегает так много резвых молодых оленей. Александр: (поперхнувшись от удивления) Уж от кого от кого, а от вас, Натали, я подобных речей не ожидал. Натали: И почему я раньше так не рассуждала? Отказывалась от стольких радостей, хранила себя – для кого? Для жалкого ничтожества, недостойного даже этой своей крепостной дуры! Александр: (сжимая кулаки) Подлец, до чего он вас довел! Я убью его! (пытается встать на ноги, но Натали силой усаживает его обратно на пол и кладет его голову себе на колени) Натали: Мы отомстим ему иначе. Александр: Как? (перебирает складки на ее юбке) Натали: (игриво) А вы не догадываетесь? Александр: (моргает) Нет. (Натали одной рукой приподнимает его голову, а другой приставляет к ней сзади подсвечник с двумя свечами.) Александр: (глядя на свою рогатую тень) А-а… кажется, понимаю. Натали: (возвращая подсвечник на стол, а голову Александра – себе на колени) Мы так хорошо отрепетировали роли любовников, что теперь сыграем их без сучка без задоринки. Александр: Нет, Натали, так нельзя. Натали: Разве я вам больше не нравлюсь? Александр: (нежно гладит ее коленку) Очень нравитесь… но мне бы хотелось, чтобы вы меня тоже любили, а не использовали для наставления рогов неверному жениху. Натали: Но ведь я выбрала для этой цели именно вас! Разве это ничего не значит? Александр: На моем месте вполне мог оказаться кто-то другой – Корф, например. Когда нас растаскивали по комнатам, его могли бросить здесь, а меня – в гостиной… Натали: Боже мой, Александр, о чем вы говорите?! До сегодняшней встречи с вами я и не помышляла о подобном способе мести Андрею! Александр: (обиженно) Значит, я гожусь только на то, чтобы внушать низменные мысли? Натали: (досадливо) Александр, вы меня совсем не понимаете! Александр: (уныло) А вы – меня… Натали: (резко встает) С меня довольно! Я иду спать. Александр: (хнычет) Вы бросаете меня, Натали? Этот диван такой жесткий, у вас на коленях было куда уютней… Натали: (сует Александру под голову валик от дивана) Представьте, что это мои колени. Приятных снов, ваше высочество! Александр: (причмокивая губами) Во сне мы будем любить друг друга, Натали… (засыпает, свернувшись калачиком) Натали: Мужчины – это просто ошибка природы! (уходит, сердито шелестя юбками)
Кадр 94. В усадьбе Корфа
Утро. В столовой. Михаил завтракает в одиночестве, намазывает маслом румяную булочку. Михаил: (с наслаждением вдыхая аромат свежей выпечки) Быть может, это последняя булочка, которую я ем на свободе… Как только его величеству станет известно про драку в трактире… (хлопает себя по лбу) Какой же я болван! Продрых всю ночь без задних ног, когда мог провести ее с Лизой! В первый и последний раз… (мечтательно улыбается, но тут же мрачнеет) Нет, это было бы нечестно – купить себе несколько минут счастья ценою ее страданий. Меня арестуют, Лиза останется с этим огрызком Забалуевым, от которого я так и не смог ее избавить, хоть и обещал… Чего доброго, с горя станет ему настоящей женой… (вздрагивает) Нет! Пусть лучше думает, что я ее забыл, и сердится, чем горевать по моим ласкам… (печально жует булочку) Врываются князь и княгиня Долгорукие. Марья Алексевна: (вопит с порога) Нет, вы только посмотрите на этого негодяя! Михаил испуганно роняет булочку и вскакивает со стула. Марья Алексевна: (размахивает зонтиком) Он тут завтракает, как ни в чем не бывало, а мы с ног сбились, разыскивая Лизаньку! Михаил: (бледнея) Что с Лизой? Петр Михалыч: (тычет его тростью в грудь) А вот об этом мы хотели спросить вас, молодой человек! Марья Алексевна: Что вы сделали с нашей дочерью? Михаил: Я?! Марья Алексевна: Думаете, нам неизвестно, что вы катали ее в Петербург тайком от нас… Петр Михалыч: (подхватывает) …и от законного мужа! Михаил: Господин Забалуев Лизе не муж, и я привез ее домой, оставил на крыльце, вместе с Андреем и Наташей! Марья Алексевна: Да, да, Андрюша дома, Наташа дома, а Лизаньки нет! Михаил: Не может быть! (взволнованно) Но ведь надо что-то делать! Слуг допросить… окрестности прочесать… Петр Михалыч: (устало падая на стул) И допросили, и прочесали… Всё без толку! (берет со стола пирожок) Добрая стряпня, не то, что у нашей кухарки! Марья Алексевна: Дай-ка попробовать! (отщипывает кусочек) И в самом деле! Входит помятый и злющий Корф, с небрежно повязанным галстуком, на ходу пытаясь попасть в рукав сюртука. Владимир: (рычит на Марью Алексевну) Как вы посмели явиться в мой дом?! Да еще кушать мои булочки?! (выдергивает из-под носа у обалдевших Долгоруких блюдо с выпечкой) Михаил: Не горячись, Володя! Тут такая беда приключилась… Марья Алексевна: Да уж ради пирожков я бы в этот дом не поехала! В этот притон разврата, где мой Петя… Петр Михалыч: (умоляюще) Маша!!! Михаил: (помогая Владимиру влезть в рукав) Тут такая беда… Лиза пропала! И князь с княгиней хотели у меня узнать… Владимир: Лиза пропала?! Когда? Куда? Подожди, а ты-то тут при чем? Михаил: (краснея) Мы с Лизаветой Петровной друзья, и я… Владимир: (начиная догадываться) То есть ты хочешь сказать, что ты и Лиза… Марья Алексевна: Этот негодяй компрометирует нашу дочь самым бессовестным образом! Петр Михалыч: Хоть я не раз предупреждал его о строгих моральных правилах, заведенных мною для домочадцев и для гостей… Владимир: (не слушая Долгоруких, бросается обнимать Михаила) Дружище! Как я рад! Михаил: (хмуро) Да нечему радоваться-то – Лиза пропала… (с отчаянием) Ведь просил же я ее дождаться меня, никуда не ходить… Ну почему она такая непослушная?! Марья Алексевна: (всхлипывая) Уж сколько я горюшка из-за этой ее строптивости хлебнула! (мужу) Это ты виноват! Если б ты не бегал за дворовыми девками… Петр Михалыч: Маша!!! Михаил: Дворовые девки? Да-да! Лизе последнее время не давала покоя мысль о какой-то Анастасии, и что будто бы она сама эта Анастасия и есть, незаконная дочь своего отца и крепостной… Марья Алексевна: (издает вопль) Марфа!!! Разлучница проклятая! Это она, она, ведьма, Лизаньку похитила! Владимир: (чешет затылок) Ничего не понимаю! Какая Марфа? Михаил: Крепостная ваша бывшая – княгиня Марья Алексевна еще своего мужа с нею у баньки застала… Владимир: И отца моего из-за нее отравила… (мрачно) Найду – убью! (хлопает Михаила по плечу) Пошли! (Долгоруким, с порога) Вы бы, соседи дорогие, тоже не засиживались. (уходят) Марья Алексевна: (сквозь зубы) Щенок! А ты, Петруша, почему его не осадил? Слыхано ли дело, мальчишка желторотый нам на дверь указывает! Петр Михалыч: Машенька, ведь если по справедливости рассудить… отца-то его ты отравила… Марья Алексевна: Да как ты смеешь меня упрекать, развратник старый?! Петр Михалыч: Друга моего лучшего… мне теперь в шахматы не с кем… (Уходят, бранясь)
Отправлено: 15.12.11 18:58. Заголовок: Кадр 95. У главного ..
Кадр 95. У главного подъезда Зимнего дворца
Подъезжает карета, сопровождаемая внушительным жандармским конвоем. Из кареты выходит Бенкендорф и подает руку Калиновской. Ольга: (не двинувшись с места, капризно) Я не могу идти, эти сапожки мне жмут! (выставляет из-под юбки кокетливый каблучок) Бенкендорф: В ресторане они вам не жали. Ольга: В ресторане я ела, а не ходила! Бенкендорф: (со вздохом) Я предлагал вам купить сапожки посвободнее. Ольга: (возмущенно) Вы хотите сказать, что у меня большая нога? Бенкендорф: Я хочу сказать, что вам следовало позаботиться об удобной обуви для прогулки по этапу. Ольга: (фыркнув) Выдадите казенную! Бенкендорф: Я купил для вас за казенный счет платье лионского шелку и шубу с соболями, не считая еще целого вороха якобы необходимых вам вещей и казенного времени, которое я потратил, ожидая, когда вы всё это выберете! Ольга: Как я могла выбрать быстрее, если ваши жандармы оцепили магазин от подвала до чердака, а хозяйку с продавщицами заперли в чулане, чтобы они не помогли мне сбежать? Бенкендорф: Зато к вашим услугам был весь магазин. Ольга: Могли бы отвезти и в более дорогой. Бенкендорф: Простите, милостивая пани, казенный счет – не золотое дно! Ольга: Вы хам и сквалыга! (влепляет пощечину) Бенкендорф: (мысленно что-то сосчитав в уме) Девять. Ольга: Что – девять? Бенкендорф: Это была девятая оплеуха, которую я от вас получил со вчерашнего дня. Ольга: (изогнув бровь) Вы хотите, чтобы я округлила счет? Бенкендорф: (хмуро) Я спрашиваю себя, почему я это терплю. Ольга: (снова фыркает) Потому что хотите получить от его величества еще один орден! (глядясь в изящное карманное зеркальце, поправляет пышный бант на шляпке) За подавление польского бунта. Бенкендорф: (делает глубокий вдох и смотрит на лепного двухглавого орла над воротами дворца, чтобы успокоиться) Ольга: Вы не боитесь потерять меня из виду, господин жандарм? (спускает одну ногу на подножку кареты) Вдруг я убегу? Бенкендорф: (поворачивается к арестантке) Если вы замерзли, мы можем с вами поиграть в догонялки на площади, но лучше пройдемте во дворец – там теплее. Ольга: (убирает ногу обратно в карету) И не подумаю! Бенкендорф: (указывает пальцем на лепного орла) Он свидетель, я исчерпал все другие средства. Не взыщите, сударыня… (хватает Ольгу за талию и тащит из кареты) Ольга: Отпустите немедленно! (молотит шефа жандармов кулачками, сбивая с него треуголку) Не смейте ко мне прикасаться! (лягается, цепляясь руками за стенки кареты, та ходит ходуном) Gbur! Satrapa! (Жандармы, не зная, как помочь начальнику, поддерживают карету, чтобы та не опрокинулась, лошади громко ржут. Вороны на площади, перепуганные шумом, с карканьем взлетают к макушке Александровской колонны. Из дворцовых ворот выезжают сани с императором и императрицей, по хорошей погоде решивших отправиться на прогулку.) Император: (остолбенев при виде происходящего) Что вы делаете, Александр Христофорович?! Бенкендорф: (отпустив Ольгу и пригладив взъерошенные волосы, отвешивает поклон императору) Выполняю ваш приказ, государь. Император: (узнав Ольгу) А! Госпожа Калиновская! (гневно нахмурившись) Давно жду возможности спросить вас - как вы посмели, сударыня, вернуться в Петербург без нашего дозволения?! Ольга: Я не хотела, ваше величество, (выходит из кареты и делает книксен) меня привез господин Бенкендорф. Император: (немеет от подобной дерзости) Бенкендорф: (прикрыв ладонью неожиданную улыбку) Так точно, государь, мадемуазель очень не хотела ехать. Императрица: (сочувственным голосом) Бедняжка! С вами не слишком жестоко обращались? Ольга: Ужасно, ваше величество! На постоялом дворе мне всю ночь не давал спать храп господина графа из-за стены. Бенкендорф: (скрипнув зубами) Сударыня, я вам уже говорил – то храпел не я, а проезжий купчина! Я ночевал в другой комнате! Ольга: Какая разница, все равно я не выспалась по вашей вине. Бенкендорф: Вы сами отказались ехать ночью и потребовали где-нибудь остановиться. Ольга: А вы нарочно выбрали эту дыру, чтобы мне досадить! Император: (раздраженным тоном) Довольно, сударыня! Вы дерзкая и неблагодарная особа, как ваша родина, и в наказание никогда ее не увидите. Александр Христофорович, снабдите госпожу Калиновскую конвоем до Иркутска. Нет – до Якутска! Императрица: (ахает) Дорогой, но там так холодно! Император: Ма шере, не ссылать же эту бунтовшицу на воды в Пятогорск! (На взмыленном коне подлетает жандармский курьер, спрыгивает с седла и, низко поклонившись императорской чете, протягивает Бенкендорфу пакет) Бенкендорф: Прошу прощения, ваши величества… (ломает печать и быстро пробегает глазами донесение своего офицера из Двугорского уезда и подробную ябеду Забалуева, хмурит брови) Император: Плохие новости, господин граф? Бенкендорф: Есть и одна хорошая, государь: рана на голове его высочества оказалась несерьезной. Императрица: Ах!.. (обморок) Император: (сердито) Александр Христофорович, хорошие новости тоже нужно сообщать с оглядкой! (мягко хлопает супругу по щекам, та не шевелится) Очнитесь, Шарлотта, дорогая! (к охране) Доктора Мандта! Немедленно! Ольга: Позвольте мне, ваше величество. (склоняется над императрицей) У ее величества в каждой муфте есть кармашек… (извлекает из названного места пузырек с нюхательной солью и сует императрице под нос) Императрица: (приоткрыв глаза, стонет) Что с Сашей? Ольга: У него крепкая голова, ваше величество. Императрица: (слабым голосом) Что я буду делать без вас, милочка… когда вы навсегда уедете в Варшаву к графу Огинскому… Император: Душа моя, госпожа Калиновская навсегда уедет в Якутск. Императрица: Нет же, она поедет в Варшаву! Император: Я сказал – в Якутск, значит – в Якутск! Императрица: Вы слишком суровы, мой друг! Император: А вы слишком снисходительны, ма шере! Ольга: (воспользовавшись перепалкой между императором и императрицей, пытается незаметно улизнуть) Бенкендорф: (ловит ее за локоть) Зачем же пешком, любезная пани, да еще когда вам жмут сапожки. Сейчас подадут карету. Ольга: (огрызается, пытаясь освободить руку) До Якутска или до Варшавы? Бенкендорф: С большей охотой я бы вас отвез к туркам в Константинополь. Ольга: (насмешливо) Вам хочется примерить роль евнуха? Бенкендорф: (рассвирепев) Нет, мне хочется посеять на берегах Босфора хаос и панику! Ольга: Лучше бы сами научились воевать! Только и способны издеваться над беззащитными женщинами. Бенкендорф: (вздыхает, возведя глаза к небу, но локоть арестантки не выпускает) Император: (продолжает спорить с супругой) Именно из-за этой женщины наш Саша оказался в Двугорском уезде, где ему едва не размозжили голову! Императрица: Он бы не попал туда, если бы граф Бенкендорф по вашему приказу не устроил облаву на балу! Император: Душа моя, государь должен быть для своего народа не козой, а грозой! Императрица: Друг мой, побудьте для меня ласковым дождиком и дайте мне устроить брак Ольги, как я хотела еще прошлой осенью. Император: (бурчит) Сейчас зима, ма шере. Императрица: Тогда – пушистым снежком (просительно гладит его по рукаву). Император: (устав сопротивляться, шефу жандармов) Александр Христофорович, проводите мадемуазель Калиновскую до Варшавы и вручите ее графу Огинскому, как того желает моя супруга. Бенкендорф: (мрачно) Доведу до самого алтаря, ваше величество. Ольга: (фыркает) Всю жизнь мечтала о таком посаженном отце. Бенкендорф: (мысленно пожелав себе выдержки) Мечты чреваты исполнением, сударыня. (к императору) А как прикажете поступить с бароном Корфом и князем Репниным, государь? Император: Это они были источником новостей, среди которых только одна (хмыкает) хорошая? Бенкендорф: Именно они, ваше величество. Ольга: (шипит) Donosicielka! Бенкендорф: (невозмутимо) Дзенькуе, пани, продолжим урок польского по пути в Варшаву. Император: Я лично накажу этих смутьянов. А вы не теряйте времени, граф. В дорогу! (Ольге) Надеюсь больше никогда про вас не услышать. Императрица: Я пришлю вам подарок к свадьбе, милочка (императорские сани уезжают). Бенкендорф: (подобрав свою треуголку и отряхнув с нее снег) Пожалуйте в карету, сударыня. Ольга: Как вы мне надоели! (садится в карету) Бенкендорф: (лепному орлу на воротах) Хорошо тебе, дружище – сидишь тут и горя не знаешь! (жандармам) На Динабургский тракт! (тоже забирается в карету и захлопывает дверцу)
Бенкендорф: Я купил для вас за казенный счет платье лионского шелку и шубу с соболями, не считая еще целого вороха якобы необходимых вам вещей и казенного времени, которое я потратил, ожидая, когда вы всё это выберете!
Отправлено: 16.12.11 12:49. Заголовок: Кадр 96. В трактире ..
Кадр 96. В трактире
По раннему времени нет еще ни одного пьяницы. Трактирщик Демьян за стойкой нанизывает сушки на веревочку, неохотно отвечая на вопросы Михаила и Владимира. Владимир: (выбирает из горки вареных яиц одно покрупнее и разбивает о столешницу) Не слыхал, значит, ни про какую Марфу? Трактирщик: Не слыхал, барин (живописно развешивает связку сушек на самоваре). Михаил: А ты подумай получше! На десять верст в округе ни одного постоялого двора, негде ей было больше остановиться! Трактирщик: А я почем знаю? (вытирает рукавом пятнышко со стакана) Владимир: (счищает с яйца скорлупу, надкусывает и плюется) Всмятку! Трактирщик: Ну и что? Самая вкуснятина! Михаил: Мой друг после контузии на Кавказе яйца всмятку на дух не выносит! Он просто звереет, если ему такое яйцо попадается! Владимир: (хватает Демьяна за бороду) Будешь говорить, скотина?! Михаил: Я ж предупреждал! Контуженый мой друг, если что не по нем – убьет и не поперхнется! (несколько минут наблюдает, как Владимир возит трактирщика мордой по стойке) Ну и будет с него пока… (Владимир выпускает свою жертву и принимается чистить другое яйцо.) Михаил: (ласково) Как, Демьянушка, просветлело у тебя в памяти? Трактирщик: (вытирая фартуком кровь и сопли) Чистый зверюга… Владимир: (густо посыпает яйцо солью и ест) Нет, я добрый… не люблю только, когда всмятку. Михаил: (трактирщику) Вот я и говорю: не серди моего друга! (поднимает с пола золотые часы, выпавшие из кармана трактирщика) Да это ж часы цесаревича! И вензель «АР», и корона… (трактирщику) Отвечай, прохвост, где взял часы? Украл?! Трактирщик: (всхлипывает) И чего вам надо, господа? Избили ни за что, ни про что… Владимир: (принимаясь за третье яйцо) Может, еще память ему освежить? Михаил: Хватит грубостей! (достает пистолет) Мы с Демьянушкой полюбовно потолкуем… Трактирщик: (хнычет) Без вины обижаете, господа, вот вам крест! Часы на полу вчерась подобрал, а про Марфу вашу… Ну, поселилась какая-то баба, только имени я у нее не спрашивал – на что мне имя-то? Лишь бы платили… Михаил: (живо) Что за баба? Трактирщик: Да вон же она! (кивает на лестницу, по которой спускается Марфа) Марфа: Демьян, дрова в моей комнате вышли, топить нечем! Михаил: Она! Я ее у Долгоруких видел. Владимир: Угу, наша бывшая горничная. Разбогатела, гляжу, на вольных-то хлебах! Михаил: (вежливо) Марфа? Марфа: (неприветливо) Кому Марфа, а кому Марфа Егоровна! Михаил: (сама любезность) Простите великодушно, Марфа Егоровна, мы с приятелем барышню одну ищем, княжну Елизавету Долгорукую… не встречали вы ее, часом? Марфа: (заметив в руках у Михаила пистолет) За Настенькой пришел, ирод окаянный?! (подхватив юбки, бросается вверх по лестнице, Михаил с Владимиром – следом) Трактирщик: (распахивает дверь на кухню) Яшка! Лети стрелой за исправником, скажи, грабят нас! (прячет золотые часы между сушками на самоваре) (Владимир и Михаил подбегают к двери, захлопнувшейся перед их носом.) Владимир: (барабанит в дверь кулаками) Откройте! Марфа: (из-за двери) Подите прочь, не отдам мою Настеньку! Михаил: (кричит) Лиза, ты там? Ответь! Голос Лизы: Мишенька! Спасите ме… (короткий визг и шум борьбы) Михаил: (обезумев) Лиза! Лизанька! (бьется в дверь всем телом) Александр: (подбегает, запыхавшийся) Уф, насилу вас разыскал, господа! Кого спасаем? Владимир: (ковыряя ножом в замке) Невесту Михал Саныча… Михаил: Ее одна сумасшедшая старуха похитила, решившая, что Лиза – ее дочь. Александр: (восхищенно) Да это целый роман, господа! Лиза: (из-за двери) Помогите! Тут еще Сычи… (Снова визг и шум борьбы.) Голос Марфы: Я тебя скорей убью, чем Машке с Петькой отдам! Михаил: (стонет) О Боже! Она хочет ее убить!.. Владимир: А ну-ка, господа, навалимся! (ломятся в дверь втроем) Голос Лизы: Я тебе покажу, как на меня с кочергой! (грохот) Вопль Марфы: Спасите!!! Михаил: Дверь с той стороны на засове… попробую забраться в окно! (убегает) Владимир: (поглядев на разбитый в кровь кулак) Тут надо что-то покрепче… (тоже убегает) Голос Михаила: (внизу) Где садовая лестница, скотина? Голос Владимира: (внизу) Тащи топор, мерзавец! Александр: (подпрыгивая от восторга) Ну, где в нашем захолустном Петербурге найдешь такое веселое развлечение? Владимир: (возвращается с колуном) Берегись, Марфушенька-душенька… (Начинает рубить косяк, Александр помогает ему сорванной со стены рогатиной, висевшей там для украшения. Дверь слетает с петель одновременно с ввалившимся в окно Михаилом. Посреди комнаты Лиза размахивает обломком стула над Марфой, пытающейся прикрыться кочергой, вокруг валяются другие деревянные обломки.) Марфа: (бормочет) Настенька, доченька, что ж ты на мать-то родную… Михаил: Лиза! Ты жива?! Лиза: Мишенька! (отшвыривает обломок стула и с радостным визгом бросается ему на шею) (Александр с Владимиром живо скручивают Марфу портьерой, для верности обмотав сверху половиком. У потухшего камина, привязанная простынями к креслу, сидит Сычиха, голыми ногами на каминной решетке.) Владимир: (бросаясь к ней) Тетя! Что с тобой?! Лиза: (на секунду оторвавшись от Михаила) Марфа ее пытать хотела – пятки поджарить на огне, да дрова закончились. Владимир: (рычит на Марфу) У-у, ведьма, чуть тетушку мою родную не поджарила! Сычиха: (в полуобмороке) Ванечка, я ничего ей не сказала… я твою тайну сохранила… Владимир: (жалостливо) Бредит, бедная… Исправник: (врывается с двумя солдатами) Вы все арестованы! Михаил: (не выпуская Лизу из объятий) Господин исправник, мало того, что вы являетесь позже всех, так еще и покушаетесь на арест невинных людей, которые, между прочим, вашу работу сделали – обезвредили сумасшедшую преступницу и освободили двух несчастных женщин! Исправник: (выпучив глаза) Господин Репнин? (солдатам) Уберите ружья, болваны! (в сторону) С этим князьком лучше не связываться, себе дороже станет. Михаил: (продолжает бушевать) Я вот доложу государю императору, какой в вашем уезде беспорядок творится, с попустительства властей! Трактирщик, вон – водку водой разбавляет и у посетителей часы ворует! Исправник: Ах, разбойничья душа! Ну, мы ему!.. (солдатам) Ребята, ату вора! Александр: Куда вы? А преступница? (Солдаты взваливают дергающийся и воющий сверток на плечи и утаскивают вон.) Исправник: (расшаркиваясь в дверях) Честь имею, господа, честь имею… Вы уж там государю-батюшке доложите, что у нас в уезде полный порядок-с! (уходит) (Михаил с Лизой продолжают целоваться, Владимир и Александр развязывают Сычиху и переносят на кровать.) Владимир: Надо бы ее к нам домой переправить. Сычиха: (стонет) К Ване мне надо, к Ване… Владимир: Не спеши, тетушка, туда всегда успеется. Александр: До вашего имения далековато, барон… Может, лучше к Долгоруким? Сычиха: (приоткрыв один глаз) Только не к Машке с Петькой! Везите в мою избушку! (снова впадает в беспамятство) Владимир: (повеселев) Значит, всё не так плохо!
Кадр 97. У Долгоруких
Соня рисует натюрморт, Андрей что-то пишет в записной книжке. Андрей: (бормочет себе под нос) Приглашения maman разошлет, papa со священником договорится… надо еще скрипачей заказать и портного поторопить, чтоб к свадьбе успел… Соня: Не понимаю, как Наташа могла тебя простить после всего? Андрей: Наташа простила меня, потому что знает – я ее люблю. Соня: А Таню, значит, не любишь? Андрей: Сонечка, ты еще слишком мала, чтобы рассуждать о подобных вещах. Соня: Но достаточно взрослая, чтобы понять, что мой брат – трус. Андрей: (с возмущением) Ну, знаешь ли! (бурчит) Много вам с Лизой маменька воли дает, вот что! (тянется к вазе с фруктами) Соня: Не трогай яблоко! Я его еще не нарисовала! Андрей: А что можно трогать? Соня: Водичку из графина пей, графин у меня на лист не входит. (Андрей обиженно утыкается обратно в книжечку.) Александр: (входит) А-а! Князь Андрей Долгорукий! Вас-то я и искал! (не снимая плаща и цилиндра, пересекает гостиную и за галстук срывает Андрея с дивана) Негодяй! (От души отвешивает Андрею затрещину, тот с грохотом отлетает к двери, вышибает ее и мешком валится на пол. Соня громко взвизгивает.) Александр: (удовлетворенно отряхивая ладони) Вот так! Соня: Как вы посмели поднять руку на Андрюшу?! (запускает в него мольбертом) Да кто вы такой, чтобы обижать моего брата?! Александр: (подбирая упавший рисунок) Какой дивный натюрморт – яблоко так и хочется съесть! А я – друг Натали, имеющей несчастье быть невестой этого безмозглого осла. Соня: Так бы сразу и сказали, а то прямо с порога, не представившись – и с кулаками! А вам, правда, понравился мой рисунок? (Прибегает Татьяна, с охами и вздохами помогает Андрею подняться и вытирает кровь с разбитой губы.) Татьяна: (надевая ему на нос новые очки взамен разбившихся) Кто ж вас так, Андрей Петрович? Андрей: (косясь на Александра) Сам я, Танюша… шел, задумавшись, да и налетел на косяк… Ну и подумаешь – губу разбил (прикладывает платок), до свадьбы заживет… дверь вот с петель сорвана, маменька ругаться станет… Татьяна: Я сейчас Никиту пришлю, он мигом починит! (уходит) Александр: (проводив взглядом ее спелую фигуру) Гх-м!.. Пожалуй, я понимаю вас, князь… но все равно – то, как вы поступили с Натали, не имеет оправдания! Соня: (поддакивает) Я и то дивлюсь, как быстро она Андрюшу простила… любит, говорит! Александр: (погрустнев) Любит… (Приходит Никита с инструментами и осматривает дверь) Никита: (качая головой) Эк разворотили-то… Соня: (подбегает) А починить можно? Никита: Отчего же нельзя, барышня? Очень даже можно! Это мы мигом! (Навешивает дверь обратно на петли) Соня: (вертится рядом) Как ловко у тебя получается, Никита! Никита: (вколачивает гвоздь) Оно что… дело нехитрое… Готово, барышня! Соня: (разочарованно) Уже? Никита: Извольте видеть: открывается и закрывается… петли только скрипят, смазать бы надобно… (уходит) Соня: Не буду больше писать глупые натюрморты, напишу Никиту за работой, и не акварелью, а маслом! Михаил: (врывается, разъяренный) Где этот мерзавец?! (заметив Андрея, хватает его за грудки) Сестра мне только что рассказала, что ты со своей горничной… (трясет его) Подлец! Кем ты себя возомнил – турецким султаном? Гарем ему подавай! (Ударом в челюсть отшвыривает Андрея к двери, дверь снова вылетает, на этот раз с куском косяка, и придавливает собою Андрея.) Александр: (восхищенно) Вот это удар! Соня: (взвизгивает) Вы его убили! Михаил: (мрачно) Надо бы! За то, что он моей сестре жизнь искалечил… Стон из-под двери: Наташа меня простила… Михаил: Наташка с самого детства дурой была! Кое-как французские глаголы научилась спрягать, а с арифметикой и того хуже… Александр: (в сторону) Дура – это слишком грубо, но чем другим объяснить ее преданность этому тюфяку? Андрей: (помятый, выбирается из-под двери) Благородные люди к барьеру вызывают, а не кулаками машут… Михаил: К барьеру? Много чести! (Андрей хочет оскорбиться, но, подумав, скисает. Соня зажимает ему салфеткой разбитый нос.) Андрей: Ничего… до свадьбы заживет… Михаил: Моя бы воля – не было б никакой свадьбы! Но раз Наташа так хочет… (протягивает Андрею руку) Ладно, помиримся, но если узнаю, что ты и после свадьбы… приду и убью без всякого предупреждения! Андрей: Хорошо, я на тебя не сержусь… схожу за шампанским, надо наше примирение обмыть. Александр: (оживляясь) Вот это другой разговор! (Андрей уходит) Никита: (приносит бутылку масла) Сейчас смажу петельки… (застывает с разинутым ртом) Эвон как! Шел смазать, а тут опять чинить надо… (поднимает дверь и прислоняет к вывороченному косяку) Да что ж это… нарочно, что ль? (обиженно пыхтит) Оно, конечно… холопского труда не жалко… Соня: (гладит его по рукаву) Никитушка, ты же мастер на все руки, что тебе стоит дверь на место приладить? А я полюбуюсь, как ты работаешь! Никита: Ну, коли для вас, Софья Петровна… для вас уж я постараюсь! (Принимается за работу с удвоенным усердием.) Александр: (Михаилу) Я и не знал, Репнин, что вы такой забияка. Михаил: Простите, ваше высочество, но когда сестра мне рассказала про шашни жениха… я пришел в такое бешенство, что из моей головы вылетели все мысли, кроме одной… Александр: (заканчивает) …отделать князя Андрея! Признаться, меня эта мысль посетила еще раньше, и я, как и вы, не стал ей противиться. Михаил: Вы тоже поколотили Андрея? За что? Александр: За то же, за что и вы. Михаил: (подозрительно) Странно, что ваше высочество принимает такое участие в судьбе моей сестры. Александр: Исключительно дружеское участие! У меня есть невеста. Михаил: (бурчит) У Андрея тоже была невеста. Александр: Репнин, не будьте таким занудой! Лучше расскажите, как вам удалось отделаться от предводителя дворянства, которого граф Бенкендорф оставил за нами шпионить. Император: (с порога). Да-да, мне бы тоже любопытно было это узнать. (Александр с Михаилом поворачиваются на его голос и застывают с отпавшими челюстями. Вслед за императором входят несколько жандармов и местный исправник. Соня и Никита обалдело таращат глаза.) Император: (по-хозяйски располагаясь в кресле). Итак, князь Репнин, мы ждем рассказа о том, как вы на пару с вашим приятелем Корфом спаивали в трактире наследника российского престола. Александр: Отец, мы выпили всего по рюмочке. Император: (скорбно). Ты даже не отпираешься, Саша? Александр: (пожимая плечами). Зачем? Вам ведь уже обо всем донесли. Император: Да, мне уже обо всем донесли. И о пьяной драке тоже (смотрит на Михаила, как удав на кролика). Михаил: Виноват, ваше императорское величество! (прищелкнув каблуками) И готов понести самое суровое наказание! Император: Я подумаю, как вас наказать, чтобы наказание не показалось вам наградой. Александр: (выбегает вперед). Накажите и меня, мы дрались бок о бок! Император: Хорошо, Саша. Ты, я полагаю, будешь скучать по Репнину? Вот и отправлю его в Сибирь – и ему будет холодно, и тебе грустно. Александр: Это несправедливо! Михаил защищал меня, рискуя жизнью! Не дал подвыпившему народу растерзать будущего государя, в то время как сикофант господина Бенкендорфа трусливо отсиживался в бочке из-под огурцов… (Император загадочно улыбается) Александр: И, кроме того, князь помог местным властям поймать опасного преступника, который больше года наводил ужас на весь уезд – грабил по ночам честной народ и на большой дороге, и по деревням… Император: Это правда? Исправник: Истинная правда, ваше величество! Трактирщик Демьян Лягушкин, промышлявший разбоем, арестован, и в подвале у него обнаружен тайник с награбленным. Александр: (потрясает золотым хронометром) И часы мои золотые тоже Михаил нашел, а спрятаны они были в таком хитром месте, что даже ищейки господина Бенкендорфа не догадались бы! Император: Если Репнин такой герой, я не стану его наказывать, и даже готов забыть про обстоятельства, при которых эти часы попали к трактирщику… (Михаилу) Чин поручика снова ваш, а также и должность адъютанта моего сына. (Александру, прыгающему от радости) Мне уже надоело отправлять в Иркутск бедолаг, не пришедшихся тебе по вкусу. (обоим) Разрешаю вам еще несколько дней погостить в деревне, но чтобы через неделю оба вернулись во дворец, каждый к своим обязанностям! (Удаляется вместе со свитой.) Александр: (бросается обнимать Михаила) Ура! Мы победили! Михаил: (вытирая холодный пот) С трудом верится… Соня: Неужели это был сам император?! Никита: (со счастливо-глупой улыбкой) Сподобился счастья… царь-батюшка рукавом задел, мимо проходя… внукам буду рассказывать! Андрей: (возвращается с бутылкой шампанского) Выпьем, господа? Александр и Михаил: (хором) Выпьем!!!
Отправлено: 16.12.11 12:50. Заголовок: Кадр 98. В усадьбе К..
Кадр 98. В усадьбе Корфа
Владимир, в новом сюртуке и белоснежных воротничках, водружает в центре роскошно сервированного стола вазу с душистой охапкой роз. В кресле материализуется призрак барона Корфа. Иван Иваныч: Здравствуй, сынок. Ты ждешь гостей? Владимир: Гостью, отец, гостью. Иван Иваныч: (лукаво) Я даже знаю, какую… и больше того – догадываюсь, ЧТО ты собираешься ей предложить. Владимир: (полюбовавшись на кольцо с огромным брильянтом, прячет его в коробочку, а коробочку – в карман) Ну, и что вы об этом думаете, отец? Хоть ваше появление красноречивее всяких слов говорит о том, что я опять делаю что-то не так. Иван Иваныч: Э-э, сынок… как тебе сказать… Что-то мне за Аннушку боязно… Владимир: Так ведь я ничего дурного ей не предлагаю! Иван Иваныч: Но и хорошего от тебя ждать не приходится! Ты тиран и самодур, повеса, пьяница, забияка… Владимир: Я исправлюсь! Иван Иваныч: Ох, сынок, с трудом верится… Анна: (входит) Владимир, а с кем это вы беседуете? (замечает Иван Иваныча и расплывается в улыбке) Ой, дядюшка!.. Это вы! Владимир говорил, что вы его частенько навещаете. А что ж ко мне ни разу не заглянули? Иван Иваныч: (с доброй улыбкой) Не хотел тебя пугать, Аннушка. Анна: Да разве можете вы меня напугать? Я так вас люблю! Иван Иваныч: Я тоже тебя люблю, Аннушка, и желаю тебе только добра! Потому и решился сегодня явиться тебе на глаза, чтобы предостеречь от опрометчивого шага. Владимир: (возмущенно) Отец!.. Иван Иваныч: Не перебивай меня, я с Аннушкой говорю! Анна: Я вас слушаю, дядюшка. Иван Иваныч: Ты всегда была милой, кроткой девочкой, не то, что этот шалопай (кивает на Владимира), вот и сейчас будь умницей и не принимай поспешных решений. Анна: (недоуменно хлопает ресницами) О чем вы, дядюшка? Иван Иваныч: Сама скоро поймешь. А ты (грозит сыну пальцем), если вздумаешь Аннушку обидеть – пеняй на себя! (исчезает) Владимир: (угрюмо) Спасибо, отец, за благословение… Анна: (смахивает слезинку) Бедный дядюшка… Вы что-то сказали, Владимир? Владимир: Да, я приглашаю вас поужинать со мной. Анна: С удовольствием! (садится за стол) Владимир наливает ей шампанского и подает фрукты. Анна: (отщипывая виноград) Неужели вы сами будете мне прислуживать? Владимир: Вам не нравится? Анна: (кокетничает) Это так непривычно… и приятно. Владимир: Давайте выпьем! Анна: Давайте! За что? Владимир: (встает с бокалом в руке) Вы знаете, Анна… (откашлявшись и одернув на себе сюртук) Вы знаете, что я… как я… в общем, к вам отношусь… Анна: Нет, не знаю. Владимир: (растерянно) Не знаете? (в сторону) Вот тебе на! С чего ж теперь начинать? Анна: Владимир, я вас давно хотела спросить… Владимир: (оживившись) О чем? Анна: (мнется) Это правда… что… (выпаливает) что вы с Полиной прошлым летом развлекались под стогом сена? Владимир: (стонет) Только этого не хватало! Анна: (с надеждой) Полина соврала? Владимир: Э-э-э… я должен сказать вам правду… или успокоить? Анна: Лучше успокойте! Владимир: Полина соврала. Анна: Значит, это правда? (ударяясь в слезы) Как вы могли?! Владимир: По молодости, по глупости, Анечка… я тогда был так счастлив, что с Кавказа живой возвратился – каждой травинке, каждой букашке радовался, как дурак! Анна: (рыдает) Вы всегда предпочитали мне других женщин… Владимир: Я тебя всю жизнь любил! Анна: Неправда, вы меня всю жизнь ненавидели! (захлебываясь слезами) И горчицу в компот, и кляксу на ноты, и снег за шиворот… Владимир: Я так выражал свою любовь. Анна: Опять вы надо мною издеваетесь?! Не верю я в ваши чувства, рассказывайте про них Полине! Владимир: Напрасно ты ревнуешь, Анечка! (прижимает ее к себе) Пойми, глупенькая, я слишком тебя люблю, чтобы вот так, в стогу… Анна: Зачем же я вам нужна? Владимир: Вот зачем (протягивает ей коробочку с кольцом). Анна: Ой, это мне? Владимир: Тебе, Анечка! (опускается перед ней на одно колено) Прости мне все мои прежние шалости, клянусь, если ты выйдешь за меня замуж, я стану самым образцовым супругом на свете! Анна: (вытирает слезы) Вы… вы делаете мне предложение? Владимир: Да! Анна: (с подозрением) Вы не пьяны? (принюхивается) И не больны? (щупает у него лоб) И трезвы, и здоровы… Не знаю, что и думать… (воровато поглядывает на кольцо) А если я… соглашусь? Владимир: Ты сделаешь меня счастливейшим из смертных! Анна: Одна из заповедей гласит, что надо возлюбить ближнего своего… Владимир: Непременно надо! Анна: И если я вас осчастливлю, то совершу доброе дело? Владимир: Еще какое доброе! Анна: И вы будете мне благодарны и всю жизнь будете носить меня на руках? Владимир: (не моргнув глазом) Буду! Анна: Тогда, так и быть, я принимаю ваше предложение. Владимир: (взвыв от восторга) Анечка! (торопливо напяливает ей на палец кольцо) Клянусь, ты никогда не пожалеешь о том, что согласилась! Анна: А от какого опрометчивого шага меня предостерегал дядюшка? Владимир: Не бери в голову, Анечка! Пустая старческая мнительность… (в сторону) Хоть бы не догадалась! Анна: Может, он беспокоился, что я пойду гулять в сырую погоду и простужусь? Так я сегодня никуда и не ходила, холодно. Владимир: Ты замерзла? Сейчас подброшу дров в камин. Анна: Лучше поцелуй меня. Просьба незамедлительно и многократно выполняется.
Кадр 99. В усадьбе Долгоруких:
Радостная Лиза вприпрыжку вбегает в кабинет отца, размахивая какой-то бумагой. Лиза: Маменька! Папенька! Пришел ответ из императорской канцелярии: я больше не жена господина Забалуева! Господи, в это счастье невозможно поверить! (замечает мрачные физиономии родителей) Что-то случилось? Петр Михалыч: Лиза… отвечай мне без обиняков: ты была любовницей Корфа? Лиза: (бледнея) С чего вы взяли, папенька? Петр Михалыч: (кулаком по столу) Не смей врать своему отцу! Лиза: (дрожащим голосом) Не было этого, папенька! (съеживается под грозным взглядом отца) Да, я провела однажды ночь у Владимира, но между нами ничего не было! Петр Михалыч: (гремит) Распутница! Марья Алексевна: Петруша, остынь! (в сторону) Не соврал немец, воровская душа! Придется брать подлеца на службу (вздыхает) на его условиях. Лиза: (хнычет) Ничего ведь не было, папенька… Петр Михалыч: Да кто поверит в то, что ты побывала в постели Корфа и осталась не обесчещенной?! Марья Алексевна: Петруша, угомонись! Петр Михалыч: Для чего я завел в нашем доме строгие правила – чтобы эта дрянь бегала их нарушать с соседским мальчишкой?! Ну, ничего, он за это ответит! Вы оба ответите! Говоришь, Лиза, бумага о разводе пришла? Отлично! Теперь ты свободна и выйдешь замуж за Корфа. Лиза: (в ужасе) Папенька… Петр Михалыч: Ты выйдешь за Корфа, и весь сказ! Сейчас же собирайтесь и едем к этому негодяю, пусть он только попробует взбрыкнуть! (уходит, потрясая тростью) Лиза: Маменька! Помогите хоть вы! Марья Алексеевна. Сама виновата, гусыня глупая! Согрешила, так уж и помалкивала бы! А теперь отцу-то шлея под хвост попала, не остановишь… (тоже уходит) (Лиза горько плачет.) Михаил: (входит) Лиза? Что случилось? Лиза: (вытирает слезы письмом из императорской канцелярии) Мой брак с Забалуевым расторгнут… Михаил: (подхватывает ее на руки и кружит по комнате) Какое счастье! Но почему же вы плачете, Лиза? Тут радоваться надо! Лиза: Радоваться-то нечему… Меня снова замуж выдают. Михаил: (чуть не роняет ее на пол) За кого? Лиза: (всхлипывает) За Корфа… Михаил: (растерянно) Я ничего не понимаю… Лиза: Сядьте, Миша (усаживает его в кресло), я должна сказать вам одну вещь… Нет, обещайте прежде, что вы не станете меня презирать! Михаил: Лизанька, да разве могу я тебя презирать? (Вскакивает и пытается ее поцеловать, но Лиза толкает его обратно в кресло.) Лиза: Послушайте, Миша… однажды мне было очень плохо… (сморкается в кружевной платочек) как стыдно, Господи… Мишенька, я уповаю на твое великодушие! Мне тогда впору было в петлю головой… в разводе с Забалуевым мне отказали, папенька и Андрюша не захотели вмешиваться… вас я тогда не знала… у меня на всей земле был только один человек, к кому я могла обратиться за помощью… Михаил: (осипшим голосом) Корф? Лиза: Да, Владимир… я пришла к нему ночью, в метель, и он выслушал меня… обогрел, ободрил… осушил мои слезы… Михаил: (жандармским тоном) Как? Лиза: Мишенька, не подумай дурного, между нами ничего не было! И хоть мы провели ночь в одно постели… Михаил: В одной постели?! Лиза: Я клянусь, между нами ничего не было! Михаил: (раздувая ноздри) Но могло бы быть!!! Лиза: Не стану скрывать, я просила Владимира помочь мне наставить Забалуеву рога… (на физиономии Михаила появляется зверское выражение) но он сказал, что не хочет подвергать подругу детства такому позору, а потом мы выпили две бутылки вина… или четыре, не помню… и упали на кровать, не раздеваясь… Михаил: (рвет воротник) Нет, это слишком! Неужели я до гробовой доски обречен довольствоваться женщинами, которых отверг мой приятель?! Лиза: Зачем вы меня обижаете, Миша? Я могла бы вам солгать… Михаил: Уж лучше бы солгали! Лиза: Но я хочу, чтобы между нами всё было честно! Михаил: Между нами всё кончено! Лиза: Мишенька, вы бросаете меня?! Михаил: У вас есть утешитель. Выходите замуж за Корфа и забудьте о моем существовании!!! (уходит, хлопнув дверью так, что подпрыгивает цветок на окне и с потолка осыпается штукатурка) Лиза: (обливаясь слезами) Господи, за что мне это?! Петр Михалыч: (заглядывает в кабинет) Ты еще не готова?! Немедленно собирайся и едем к твоему жениху! (утаскивает дочь за руку) (Чуть погодя появляется Сычиха.) Сычиха: (зябко кутаясь в платок) Хоть здесь погреться… Марья, скареда, дров для меня пожалела… (вздыхает) Как там Ванечка-то мой? Холодно ему, бедному, одиноко… (замечает розу на окне) Не может быть! Пять лет этот цветочек ищу, мне как раз его для одной настойки не хватало, а он, как на грех, в нашем уезде не водится – на юге где-то цветет, по слухам… (выдирает розу с корнем) В корешках-то самая главная сила…
В библиотеке по-хозяйски расположилось всё семейство Долгоруких, включая даже будущую невестку. Марья Алексевна и Лиза сидят в креслах, остальные разбрелись кто куда. Соня: (любуясь картинами) Что ни говори, а фламандская школа лучше итальянской! Андрей: (изучая корешки книг) Роскошная у Корфов библиотека… Вот бы и нам такую завести! Марья Алексевна: (отряхивая пыль с рукава) Библиотека роскошная, а грязь никто не убирает! Петр Михалыч: Ничего, когда Лиза станет здесь хозяйкой, она порядок наведет! (Лиза тоскливо вздыхает.) Андрей: Что это там, на верхней полке? Неужто Плиний Старший? (подтаскивает лестницу и карабкается наверх) Он самый! «Естественная история», все тридцать семь томов!!! Петр Михалыч: Будешь теперь к своему зятю ездить в гости Плиния читать – и Старшего, и Младшего! Как я когда-то к Ивану ездил играть в шахматы… (вздыхая, глядит на шахматную доску) Та партия так и осталась не доигранной… Марья Алексевна: (в сторону) Ладно, хоть я баньку успела сжечь! А то как бы тестюшка к зятьку не зачастил, по проторенной-то дорожке… Лиза: (с надеждой) Может, Владимир откажется на мне жениться? Андрей: (воинственно поблескивая стеклами очков) Пусть только попробует! Натали: (дергая плечиком) Значит, тебе позволительно развлекаться с горничными, а твоей сестре – нет? (Соня густо краснеет и утыкается в картину Вермера.) Андрей: Но я же мужчина! Натали: А женщинам маленькие радости заказаны? Марья Алексевна: (ей на ухо) Ничуть не заказаны, милая, я вам на досуге расскажу… Петр Михалыч: Отчего же хозяин не идет? В конце концов, это неприлично… в доме гости, а он даже чаю с пирожками не прислал! Владимир: (входит) Чем обязан, господа? Петр Михалыч: Не очень-то любезно вы встречаете будущих родственников, Владимир Иваныч! Владимир: (еще не понимая) Родственников? Петр Михалыч: Мне сделалось известно, что вы провели с моей дочерью наедине ночь, и пока это не сделалось известно нашим соседям, вы должны немедленно обвенчаться и пресечь все сплетни на корню! (Владимир переводит обалделый взгляд на Лизу.) Лиза: Прости, Владимир, меня застали врасплох… и я не смогла отпереться. Владимир: От чего отпираться-то, если ничего не было? Петр Михалыч: Позвольте, милостивый государь, вы обесчестили мою дочь и, как порядочный человек, обязаны на ней жениться! Владимир: Жениться?! На Лизе?! Петр Михалыч: И это единственно разумный и достойный выход из создавшегося щекотливого положения! Андрей: (с раскрытой книгой на верхней ступеньке лестницы) Плиний пишет, что в Древнем Риме прелюбодеяния жестоко наказывались, и в случае поимки любовника жены бедняге нередко отрезали нос и уши, а то и скармливали живьем прожорливым рыбам… Натали: А сожительство с горничными чем каралось? Андрей: (листает книгу) Кажется, ничем… Натали: Это просто возмутительно! Даже древние римляне поощряли разврат в собственном доме! Марья Алексевна: Сонечка, не слушай! (Соня послушно закрывает уши ладонями, незаметно раздвинув пальчики) И зачем надо было всю семью баламутить, Петя? Съездил бы один… Петр Михалыч: Нет-с, пусть этот негодяй всем нам в глаза посмотрит! Владимир: (выходя из себя) Да подите вы к черту со своими древними римлянами! Не буду я жениться на Лизе! Лиза: Владимир! Я тебя обожаю! (в порыве благодарности прыгает ему на шею) Петр Михалыч: (снимая дочь с Владимира) Это неприлично, Лиза! Вот обвенчаетесь – тогда милуйтесь, сколько душе угодно! Владимир: Я не могу идти под венец с Лизой, я дал слово другой женщине! Петр Михалыч: Как дали, так и назад возьмете. Владимир: И, давая подобные советы, вы смеете рассуждать о благородстве? Петр Михалыч: Довольно пустой болтовни, молодой человек, я требую, чтобы вы женились на моей дочери! Натали: (в сторону) Неужели и Андрей таким же в старости станет? Владимир: Я не намерен выполнять глупых требований, к тому же и Лизино сердце не свободно, она любит другого человека, моего лучшего друга, кстати. Зачем мне вставать у них на пути? Петр Михалыч: Это ваше последнее слово, сударь? Владимир: Да, это мое последнее слово! (Лиза громко хлопает в ладоши и прыгает от радости.) Петр Михалыч: Тогда… тогда я вызываю вас к барьеру! Владимир: (усмехаясь) Вы хотите со мной стреляться, Петр Михалыч? Петр Михалыч: (воинственно) Да, я буду с вами стреляться! Я буду отстаивать честь семьи с пистолетом в руках! Марья Алексевна: (в сторону) Черный цвет, верно, станет мне к лицу… говорят, он стройнит и молодит… а Корфа за убийство в тюрьму… и усадебку его к рукам прибрать… Владимир: Каким бы мерзавцем меня ни славили наши добрые соседи, я не отнимаю невест у друзей и не убиваю стариков. Петр Михалыч: Какой я тебе старик, молокосос?! Да я тебя, как воробья, подстрелю! Я у себя в полку… (хватается за грудь) первенство держал… Лиза: (бросается к нему) Папенька, поберегите сердце, вам нельзя волноваться! Петр Михалыч: Не путалась бы с кем попало, я бы и не волновался! Андрей: (с лестницы) Успокойтесь, отец, за поруганную честь сестры отомщу я! Владимир: У меня такое впечатление, что вас всех покусала бешеная собака. Марья Алексевна: (возмущенно) Выбирайте выражения, юноша! Натали: Владимир, ну как вам не стыдно?! Владимир: В мой дом врываются без предупреждения, устраивают трамтарарам, а мне должно быть стыдно?! Лиза: Нет, я не в силах больше здесь находиться! (бежит к двери) Андрей: Вольдемар, хоть ты мне и друг, но я не позволю тебе поносить мою семью! (Возмущенно взмахивает рукой и, потеряв равновесие, летит вниз, на него обрушивается сложившаяся пополам лестница, а сверху хлопается том Плиния.) Лиза: (с порога) Так тебе и надо, дурак! (показывает язык и уходит) (Натали помогает жениху выбраться из-под завала.) Владимир: (недоуменно заглядывая в пустой графин) Куда подевался бренди? Петр Михалыч: Там и было-то на самом донышке – едва-едва губы намочить. Владимир: Вы еще и бренди мой выпили?! Да вас в дом нельзя пускать, милостивый государь, а вы еще в тести ко мне набиваетесь! (сердито захлопывает крышечку графина) Черт, как выпить хочется, даже скулы сводит! Марья Алексевна: Петруша, и ты хочешь отдать нашу девочку замуж за этого сквалыгу и пьяницу? Петр Михалыч: Ничего, перевоспитается! Марья Алексевна: (фыркает) Ты вон и по молодости за дворовыми девками бегал, и к старости не угомонился. (Соня, забыв про голландцев, слушает во все уши.) Петр Михалыч: У меня не было добродетельного и мудрого тестя, чтобы наставить меня на путь истинный, а у Владимира будет! Владимир: Ошибаетесь, Петр Михалыч, у меня не будет никакого тестя, потому что женюсь я, слава Богу, на круглой сироте! Петр Михалыч: Ты женишься на моей дочери, негодяй! Владимир: И не подумаю. Петр Михалыч: (стуча тростью об пол) Тогда – к барьеру! Владимир: К барьеру, так к барьеру, всё равно в нашей глуши других развлечений нет, а свадьба моя только через неделю. Андрей: (вставая с помощью Натали) Отец, если он тебя убьет, я тоже вызову его и прикончу! Натали: (дергает его за рукав) Андрей, я приехала сюда на свадьбу, а не на двойные похороны! Андрей: (обиженно) Ты сомневаешься в моих силах? Натали: (поднимает с пола очки и протягивает ему) Если ты даже в них не видишь дальше собственного носа, то как ты собираешься попасть в Корфа? Андрей: (уныло) Пожалуй, да… господа, может, обойдемся без дуэли? Отец, если Лиза не хочет выходить замуж за Владимира, ну и пусть… Петр Михалыч: А честь семьи?! Андрей: Да, честь семьи… Вольдемар, может, все-таки, женишься? Владимир: Андрэ, мы с твоим отцом уже обо всем договорились. Дальше будут говорить пистолеты. Марья Алексевна: Петя, поедем домой, пока ты новых дров не наломал. Андрей: Может, останемся пообедать? (шевелит ноздрями, ловя плывущие с кухни ароматы) Петр Михалыч: Я в доме своего врага не обедаю! (Гости один за другим покидают библиотеку.) Натали: (задержавшись на пороге) Я не понимаю, как мой брат может дружить с таким вульгарным, грубым и бессердечным человеком! Владимир: Да, Наталь Санна, Андрэ показал себя нынче не с самой лучше стороны. Натали: Я говорила не о нем! Владимир: А о ком? (Натали возмущенно хлопает дверью) Черт, как же хочется выпить! Или, на худой конец, кого-нибудь придушить!
Отправлено: 19.12.11 12:00. Заголовок: Кадр 101. Кухня в ус..
Кадр 101. Кухня в усадьбе Корфа :
Варвара красиво раскладывает на блюде тушеную утку с яблоками, Полина штопает латаное-перелатаное одеяльце, в котором от родного остался только атласный уголок когда-то розового цвета с линялой вышивкой. Варвара: (доставая из печи свежие ватрушки) Не надоело тебе с тряпкой этой возиться? Снеси вон лучше утку в столовую, барину обедать пора. Полина: Ему сейчас не до обедов, его будущие тесть с тещей потчуют. Варвара: Не мели ерунду, Аннушка – круглая сиротка! Полина: Барин наш на Лизавете Петровне Долгорукой женится! (прикладывает к одеяльцу заплатку из ситчика в горошек) Не вышло у Аньки стать баронессой! И правильно – куда с ее холопским рылом в калашный ряд? Варвара: Какая тебе Аннушка холопка, пустомеля! На ней и царевичу жениться было бы не зазорно, не то что нашему барину! Полина: Вот поглядим, где твоя Анька окажется, когда Лизавета Петровна здесь хозяйкою станут! Варвара: Выдумываешь всякие пакости, чтобы бедняжке досадить. Ух, я бы тебя! (замахивается скалкой) Полина: И ничего не выдумываю! Сама под дверью в библиотеку подслушивала, как Владимир Иваныч с Долгорукими ругались – шум стоял, хоть святых выноси! Должно, о приданом не столковались. Варвара: (всплескивает руками) Вот беда-то! Да как же так?! Аннушка-то в город поехала, за нарядом к свадьбе… Полина: Покараулю у ворот, когда она вернется. А то как бы кто меня не опередил да первым ее не обрадовал! Варвара: Грех над чужим горем глумиться! Полина: Над Анькиным не грех! (мечтательно) Плакать, поди, будет… глаза покраснеют, нос распухнет… барин на такую чучелу и взглянуть побрезгует! У него теперь невеста благородных кровей! Варвара: Коли Владимир Иваныч так с моею Аннушкой обошелся, не видать ему обеда! Сама съем! (сердито придвигает к себе блюдо с уткой) Полина: (пришивая последний лоскуток и любуясь на свою работу) Как новенькое! Варвара: (отрывая от утки румяную ножку) Не надоело тебе рвань эту латать? Выбросила бы давно! Полина: Жалко, вышивка красивая. Я это одеяльце еще в детстве у Полкана из будки вытащила… Варвара: (приканчивая утиную грудку) Помню я, как ты его в лохани с чистой водой постирала, а я потом в этой водице тарелки мыла и господ чуть с этих тарелок не накормила… хорошо, спохватилась, а то бы быть нам с тобою поротыми! (доедает печеные яблоки) Полина: …и так я это одеяльце полюбила! (трется об него щекой) Варвара: Это точно – и спала на нем, и ела, и играла… а когда Никитка забавы ради хотел тряпку твою в печку сунуть, нос ему сломала… (стряхивает утиные косточки в помойное ведро) С тех пор и не везет парню – с перебитым-то носом девки на него и не глядят… Полина: Да он и без перебитого носа дурак дураком. Варвара: Вот что за душа у тебя, Полька: со старой тряпкой носишься, как с писаной торбой, а к доброй Аннушке злобою лютой пылаешь? Полина: У Аньки и кукол, и нарядов, и сластей всегда было вдоволь, а у меня (шмыгает носом) только вот это одеяльце… Варвара: Ох, не доведет тебя зависть до добра! Полина: Надоела ты мне со своими нравоучениями, Варька! Вот наслажусь Анькиным падением и уеду с Карлушей моим в Курляндию, а вы тут живите, как хотите! Варвара: Нужна ты Модестычу, ему б себе самому на пропитание раздобыть… Как Владимир Иваныч турнул его, едва ноги унес! Полина: Карлуша мой нигде не пропадет! Господа Долгорукие его на двойное жалованье взяли, так-то вот! Варвара: Чего ж это господа Долгорукие всякую шваль подбирают? Полина: Им видней, на то они и господа. Выпьем, что ли, чаю? (берет ватрушку) Варвара: Ешь, Полька, свежие ватрушки с яблочным повидлом – авось, подобреешь! (открывает краник самовара и начинает разливать чай) (Входят Долгорукие-старшие.) Марья Алексевна: Которая из вас Варвара? Варвара: (с поклоном) Я буду Варварой, барыня. Марья Алексевна: Ты самовар-то закрой, на скатерть течет! (Варвара суетливо заворачивает краник и фартуком вытирает лужу со стола) О тебе, что ль, молва идет, будто кухарка ты знатная? Варвара: (выпятив грудь) Господа на мою стряпню не жаловались. Марья Алексевна: (по-хозяйски прохаживается по кухне, проводит пальцем по полкам) Чисто тут у тебя… а в других комнатах грязища, в кресле вон посидела, всю пыль рукавами собрала. Варвара: (кивает на Полину) Это она, лентяйка, виновата! Полина: (с недоеденной ватрушкой во рту) А чего сразу я? У меня, чай, только две руки, а комнат-то – эвон сколько! И в первом этаже, и во втором… Марья Алексевна: Распустил вас, гляжу, Владимир Иваныч, страху не знаете! Кабы я тут хозяйкой была, ходили бы у меня по струнке! Варвара: А правду говорят, что наш барин на вашей барышне женится? Петр Михалыч: Артачится, мерзавец! Ну, ничего, и на него управа сыщется! (грозит в воздух тростью) Марья Алексевна: Не петушись, Петя! Сладится у детей, или не сладится, не знаю, а ватрушки такие я хочу каждый день кушать! Не купить ли мне тебя, Варвара, у Корфа? Варвара: (грохается ей в ноги) Ой, пощадите, барыня-голубушка! Марья Алексевна: Чего так? Варвара: Сказывают, у вас крепостных в черном теле содержат! Купите вон лучше Польку, пусть поработает, жирок пообтешит! (Полина испуганно роняет одеяльце.) Марья Алексевна: Да на что мне эта лентяйка? (Полина переводит дух.) Петр Михалыч: Ну-ка, ну-ка… что это? (кряхтя, нагибается и поднимает одеяльце) Полина: (взвизгивает) Не трожьте, моё это! (Тянет одеяльце к себе, ветхая тряпка расползается на два куска, розовый уголок остается в руках Долгорукого.) Полина: (воя в голос) Что ж вы натворили-то, барин?! Последнюю усладу отняли у горемычной сиротинушки-и-и! Петр Михалыч: (разглядывая вышивку) Буковка… буковка… какая буковка? (складывает ладонь, как подзорную трубу) «А»! «А»! Марья Алексевна: Петруша, да не заболел ли ты? Петр Михалыч: (тупо повторяет) «А»! «А»! Марья Алексевна: (с тайной радостью) Ой, да неужто паралич? Петр Михалыч: (тычет ей в нос обрывком одеяльца) Погляди, Маша: буковка «А»! И атлас розовый! Марья Алексевна: (брезгливо) Где ты розовый-то увидал? Петр Михалыч: (дрожащим голосом) Марфа… Марфа говорила… что она нашу девочку… в одеяльце розовенькое… с буковкой «А»… (Полине) Откуда оно у тебя? Полина: Так это… сызмальства, барин! Вот сколько себя помню, столько и одеяльце это… а вы его порва-а-али!.. Петр Михалыч: А родители кто твои? Полина: Нету у меня родителей, сирота я кру-у-углая!.. Петр Михалыч: (хватаясь за сердце) Она! Настенька!.. (продолжает допытываться) А медальончика… медальончика у тебя не было? Полина: (быстро сообразив) С двенадцатью камушками? Петр Михалыч: (трясясь) С двенадцатью, с двенадцатью! Полина: Так это… был, барин, медальончик! Только его у меня Карл Модестыч отнял, управляющий наш бывший, а потом господину Забалуеву в карты проиграл… Петр Михалыч: Да-да, Марфа говорила, что купила медальон у Забалуева! (взрыдывает) Доченька моя! Полина: Я ваша дочь? (Петр Михалыч радостно кивает) Папенька! (бросается ему на шею) Маменька! (лезет целоваться к Марье Алексевне) Марья Алексевна: (отбиваясь от нее) Поди прочь, оглашенная! Какая я тебе маменька?! Петр Михалыч: (снова заключая Полину в объятья) Ты моя доченька, моя и Марфина. Варвара: Марфа! Так я ж ее знаю! В горничных тут ходила, девка смазливая, забрюхатела, незнамо от кого, родила… вот как раз за полмесяца до того, как Польку нам к черному крыльцу подкинули, и родила… А я, дура, гадала еще, откуда дите взялось… а оно-то, вишь как! Полина: (поблескивая глазками) Значит, я княжна? Петр Михалыч: Княжна, доченька, княжна Долгорукая, Анастасия Петровна! И есть у тебя две сестрички и братик, в коляске нас сейчас ждут… пойдем, я тебя с ними познакомлю! Марья Алексевна: Уж не в дом ли ты приблуду эту ввести хочешь? Петр Михалыч: И в дом введу, и одену, как картинку, и мужа богатого найду! Марья Алексевна: (стучит себя по лбу) Да ты рехнулся, Петя! Петр Михалыч: (хрясть тростью об пол) Как я сказал, так и будет! (Полине) Поедем домой, Настенька, будешь жить королевной! (Марья Алексевна, сердито фыркнув, вылетает вон.) Полина: Анька-то мне теперь неровня! (задирает нос) Мы теперь княжны! Нам теперь на Аньку – тьфу! и растереть! (Уплывает в обнимку с радостно кудахтающим князем.) Варвара: (сидит с разинутым ртом) Это чего ж на свете-то деется!
Кадр 102. Гостиная в усадьбе Корфа:
Одновременно в разные двери входят Лиза и Михаил. Михаил: (обрадованно) Лиза! Наконец-то я вас нашел! Лиза: (холодно) Что вам угодно, сударь? Михаил: Простите меня! Я вел себя, как осёл, как глупый ревнивый осёл! (Лиза поворачивается к нему спиной.) Михаил: Я жестоко обидел вас, Лизавета Петровна, и мне, наверное, нет прощения… Но я все равно умоляю: простите! Лиза: Отчего бы такая перемена? Михаил: (рассказывает ее спине) После нашего… разговора… я был не в себе… я поехал в трактир – напиться и забыться… и путь мой лежал мимо церкви, оттуда выходила только что обвенчанная пара… и мне показалось, что это вы с Владимиром… у меня в глазах потемнело, и я в один миг понял, какой я дурак! Трижды дурак! Я поворотил коня и галопом понесся обратно в вашу усадьбу, но там мне сказали, что вы все уехали к Корфу, и я поспешил сюда, в надежде, что еще не слишком поздно… (Лиза улыбается и молчит.) Михаил: (умоляюще) Скажите… я опоздал? Лиза: Наш брак с Владимиром уже решен. Михаил: Нет! Я не отдам вас ему! Я выкраду вас из-под венца! Лиза: Поздно, Миша, я сама не хочу больше быть с вами. Михаил: (убитым голосом) Тогда мне больше ничего не остается, как пустить себе пулю в лоб… без вас жизнь моя не имеет смысла… Лиза: (поворачивается) Простите, Миша, я неправду сказала… я хотела вас наказать… (лукаво) Вы на меня не сердитесь? Михаил: (обрадованно) Так ты не выходишь за Корфа? Лизанька! Любимая моя! (хватает ее на руки и осыпает поцелуями) Лиза: (целуя его в ухо) Мишенька, я тоже тебя люблю… но папенька… он настаивает, чтобы мы с Владимиром поженились… Михаил: (весело хохочет) К черту Владимира! К черту твоего папеньку! Лиза: (хнычет) Ты его не знаешь! Если что ему в голову втемяшится, так это потом ничем обратно не выбить… Михаил: Я завтра же попрошу у него твоей руки! Лиза: Он тебя прогонит. Михаил: Не беда, приду еще раз и еще! Возьму его измором. Лиза: Скорее он тебя уморит. Михаил: Но что же делать, Лиза? (просветлев лицом) Мы сбежим и тайно обвенчаемся, и тогда твоему папеньке ничего уж не останется, как нас благословить! Лиза: (с воодушевлением) Да-да, сбежим и обвенчаемся! Какой же ты у меня умница, Мишенька! (снова закручинившись) У папеньки сердце слабое… вдруг он не выдержит такого удара? Владимир: (входит) Пусть Петр Михалыч живет и благоденствует! И вам с Лизаветой Петровной не надо никуда бежать, убежим мы с Анной. Лиза: Вы с Анной? Владимир: Ну да! У нас, слава Богу, нет родственников, которых бы наш побег до смерти огорчил. Михаил: Это был бы самый удачный выход! (отодвигает от Лизы графинчик с бренди, на который та плотоядно посматривает) Лиза: Я не видела сегодня Анну… Она знает о том, что случилось? Владимир: Пока еще нет. Она в город поехала за обновками… Лиза: А вдруг она не захочет с вами бежать? Владимир: Попытаюсь ее убедить… Михаил: Выпьем за это! (призывно поднимает бокал) (Входит Анна с непроницаемым лицом.) Владимир: Анечка! Насилу тебя дождался! (в сторону) Хорошо, что раньше не приехала, в разгар скандала, теперь хоть есть шанс выкрутиться… (громко) Как поездка? Гришка не сильно гнал? (чмокает ее в щечку и подводит к остальным) А мы вот празднуем помолвку Миши и Лизы… (подает ей бокал) Анна: А вы ничего не путаете, Владимир Иваныч? (невинным тоном) Я слыхала, будто Лиза выходит замуж за вас… Владимир: (поперхнувшись) Лиза? За меня?! Кто тебе сказал подобную чушь?! Анна: Полина. Владимир: Ха! Полина! Да она соврет – недорого возьмет! Анна: А Марья Алексевна с Петром Михалычем? Я с ними на крыльце повстречалась, они очень живо обсуждали приготовления к вашей свадьбе. Михаил: (осторожно) Вы ослышались, Анна, они говорили о МОЕЙ свадьбе с Лизой! Анна: У меня с ушами пока все в порядке! Мне даже удалось выяснить причину столь скоропалительного брака… (выдерживает драматическую паузу) Оказывается, Владимир Иваныч, вы провели ночь с Лизой! (Владимир едва успевает увернуться от брошенного в него бокала.) Лиза: Анна, умоляю вас! Всё было совсем не так, как вы думаете… Анна: (бушует) Меня он из своей спальни выставил, а вас принял с распростертыми объятьями! (хочет вцепиться Лизе в волосы) Михаил: (встает между ними) Анна, успокойтесь, вы не знаете… Анна: Ничего не хочу знать! Эта нахалка спала в одной постели с моим Володей! Лиза, Владимир и Михаил: (хором) Но ведь ничего не было!!! Анна: Я вам не верю! Вы сговорились, чтобы обмануть меня… запутать… (падает на стул и разражается громкими рыданьями) Михаил: Мы с Лизаветой Петровной, пожалуй, поедем… а то как бы Петр Михалыч не решил, что мы сбежали, и не стал нас разыскивать с исправником… Владимир: Лиза, вы уж простите Анну, что она вас… Лиза: Подумаешь! Если б она на моего Мишу позарилась, я бы ей не только косы повыдергивала, а еще бы и в кипяток окунула, и вдобавок продырявила в восьми местах из папенькиного пистолета! Владимир: (тяжело вздыхая) Боюсь, мне сейчас грозит вся эта тройная экзекуция и еще сверх того… Михаил: (сочувственно хлопает его по плечу) Держись, дружище! (уходят с Лизой, обнявшись) Владимир: (бродит кругами около рыдающей Анны) Анечка, не плачь… Анна: Убирайтесь вон! (Владимир направляется к двери) Куда вы? Владимир: Вы же сами велели убираться… Анна: Если я велю вам убираться, это значит, что вы должны остаться и просить у меня прощения! Владимир: Извини, я не понял… (встает перед ней на колени) Ну вот, я прошу у тебя прощения! (покаянно) Анечка, не сердись! Ведь что тогда произошло: я поссорился с тобой, Лиза – со своим мужем, нам было грустно, и мы решили скоротать вечерок за стаканчиком бренди… Анна: (закрывая руками уши) Избавьте меня от этих гнусных подробностей! Владимир: Я пытаюсь тебе объяснить, что, кроме маленькой дружеской попойки, между мной и Лизой ничего не было. Анна: А с Полиной в стогу сена? И сколько их еще было, о ком я ничего не знаю?! Владимир: Тебе рассказать? Анна: Нет!!! (ломает руки) Господи, что за наказание?! Вы ни одной юбки пропустить не можете! (лупит его по щекам) Мерзкий волокита, селадон, бабник! (бросается ему на шею) Я никому тебя не отдам! Ни одной подлой разлучнице! Владимир: Анечка, я обещаю, что когда мы обвенчаемся, я ни на одну женщину больше не посмотрю! (в сторону) Только бы обвенчаться, а там я покажу, кто в доме хозяин! Анна: (сквозь слезы) Ты обещаешь? Владимир: (бьет себя кулаком в грудь) Клянусь! Анна: Хорошо, я тебя прощаю… (Владимир переводит дух) А это правда, что Петр Михалыч угрожал тебе дуэлью, если ты откажешься жениться на Лизе? Владимир: Захотелось старичку пострелять… Давно пистолета в руках не держал… Анна: А если он тебя убьет? (Владимир ухмыляется) Я имела в виду, если ты его убьешь… Тебя ведь, чего доброго, в тюрьму посадят? Или в Сибирь сошлют? Владимир: А ты в Сибирь со мной не поедешь? Анна: Ты знаешь, что я с тобой куда угодно поеду, но… Владимир: Но лучше бы остаться дома? Я тоже так думаю! И даже составил некий план, как всё устроить наилучшим образом… собственно, идея принадлежит Михаилу… Секрет вот в чем: мы с тобой сбежим и обвенчаемся… Анна: Обвенчаемся? Владимир: Да, в какой-нибудь глуши, в живописной сельской церквушке… а потом и вовсе удерем в Европу, попутешествуем годик-другой и вернемся назад, к тому времени, надеюсь, Мишель сумеет уговорить Петра Михалыча отдать за него Лизу… Ты согласна, Анечка? Анна: Согласна, Володенька! (бросается ему на шею) Владимир: Значит, бежим? Анна: Бежим!.. Петр Михалыч: (с порога) И куда это вы собираетесь бежать, молодые люди? Владимир: (досадливо) Что вам еще надо, Петр Михалыч? Петр Михалыч: Трость я где-то тут оставил… то ли в прихожей, то ли на кухне… вернулся поискать, и очень хорошо, что вернулся, иначе бы я не узнал про ваши коварные планы! Владимир: Не понимаю, какое вам дело до наших планов, князь. Петр Михалыч: Подлец! Ты хотел удрать, оставив на чести нашей семьи несмываемое пятно! Владимир: Я не прачка, чтобы отстирывать запятнанную репутацию, над маранием которой трудились несколько поколений вашего семейства. Петр Михалыч: Мальчишка! Как ты со мной разговариваешь?! Владимир: Будьте признательны, что я вообще с вами еще разговариваю, а не велел своим лакеям вышвырнуть вас на улицу, как имею обыкновение поступать с докучными визитерами. Анна: (жалобно) Володенька, зачем ты так, князь в отцы тебе годится… Владимир: (с пеной у рта) У меня нет отца – по вине этого старого ханжи, который тут разглагольствует о чести, а сам двадцать лет наставлял своей супруге рога, и когда всё открылось, трусливо бежал, бросив друга на растерзание этой фурии! Петр Михалыч: Я не виноват, что Маша… Ивану яд… (хочет схватиться за сердце, но вместо этого падает на пол) Владимир: Что это с ним? Анна: (горестно ломает руки) Он умер! Петр Михалыч: (хрипит) Не дождетесь! Я буду жить! Я буду стреляться!.. Я застрелю этого щенка! Я в своем полку первенство по стрельбе держал… Иван Иваныч: (высовывается из-за портьеры) Неправда! В нашем полку первым был я, а ты с десяти шагов в бутылку не мог попасть! Петр Михалыч: Иван? Значит, я и впрямь умер… (закрывает глаза и складывает на груди руки) Анна: (снова впадает в истерику) Он умер! Владимир: Нет уж, пусть едет умирать к себе домой! (яростно звонит в колокольчик, прибегают лакеи) Отправьте князя к нему в усадьбу, только не в карете, в карете мы с Анной поедем… да хоть на телеге, черт побери, лишь бы духом его тут больше не пахло! (Лакеи уносят Петра Михалыча, в беспамятстве бормочущего: «Я буду стреляться!») Владимир: Придется ехать сейчас, а то как бы утром опять наш дорогой сосед не пожаловал… на долгие сборы времени нет, Анечка, возьми самое необходимое, остальное купим в дороге. Анна: Я никуда с вами не поеду. Владимир: (поперхнувшись) То есть как – не поедешь? Почему?! Анна: Я вас боюсь… вы бешеный… довели несчастного старика до удара… а если я вам чем-нибудь не угожу, вы и меня?.. Владимир: Анечка, у тебя и здоровье покрепче, и я надеюсь, ты не станешь испытывать мое терпение на манер Петра Михалыча… Анна: Нет! Я не хочу жить в вечном страхе! Лучше поступлю на сцену. Иван Иваныч: (выглядывает из-за портьеры) Правильно, Аннушка, правильно, поезжай в Петербург, в театр! Владимир: Отец, ну хоть вы не вмешивайтесь!.. Анна: (всхлипывая) Вы об этом меня предупреждали, дядюшка, да? Зачем я вас сразу не послушалась? Владимир никогда не изменится, как мучил меня всю жизнь, так и продолжает мучить… страшно подумать, что бы со мною сталось, если б я вышла за него замуж! Владимир: (пытается ее обнять) Анечка, послушай… Анна: (вырывается) Оставьте меня, чудовище, мерзкий волокита, бездушный чурбан! Я больше ни дня не останусь с вами под одной крышей, потому что это равносильно всем пыткам ада! (убегает в слезах) Иван Иваныч: Умница, Аннушка, вовремя одумалась! Владимир: Ну что, отец, довольны? (поворачивается, но Иван Иваныча уже нет) Где вы прячетесь?! (отдергивает портьеру – пусто) Сломали мне жизнь и удрали? И вы еще хотите после этого, чтобы я был ангелом?! (хватает графин – там ни капли) Черт бы побрал этого Репнина с его Лизаветой Петровной! Выпили весь мой бренди! (выскакивает в коридор и орет благим матом) Гришка! Неси ключи от погреба! Теперь я там навеки поселюсь…
Слуги вносят в кабинет почти бездыханного Петра Михалыча, вокруг суетятся переполошившиеся родственники. Соня: Сюда, сюда! Голову повыше! (сует подушку) (Князя укладывают на коротенький диванчик.) Андрей: (лакеям) Ноги поправьте! (Лакеи ворочают грузное тело Петра Михалыча, пытаясь втиснуть его между спинками диванчика, но все время мешают то ноги, то голова.) Полина: (расталкивая лакеев) Прочь, олухи, замучили папеньку! (Ловко подставляет стул под свисающие с диванчика ноги.) Марья Алексевна: Да кто ты такая, чтобы тут командовать? Полина: Меня папенька в дом взял, и я о нем заботиться буду! (оттесняет Соню и садится на краешек дивана, кладя голову князя себе на колени) Натали: (в сторону) И это тоже моя будущая родственница?! Марья Алексевна: (шипит на Полину) Вон пошла! Полина: Подите сами! Марья Алексевна: Ах ты, нахалка! Да я сейчас за исправником пошлю, он тебя в тюрьму упрячет, к мамаше твоей полоумной! Полина: А вот и не пошлете! (показывает язык) Петр Михалыч не позволит! Марья Алексевна: Петр Михалыч не сегодня-завтра окочурится, так что уноси-ка отсюда ноги, голубушка, пока цела! Андрей: Maman, побойтесь Бога! Соня: (расплакавшись) Я не хочу, чтобы папенька окочурился! Натали: (в сторону) Какие они все грубые и вульгарные! Полина: Хватит шуметь, не беспокойте папеньку! А еще лучше – шли бы все отсюда! (Марья Алексевна хочет возмутиться, но тут Петр Михалыч открывает глаза.) Петр Михалыч: (Полине) Настенька! Доченька! Соня: (обиженно) А про нас и не вспомнил! Марья Алексевна: (в сторону) Очнулся, черт живучий! Полина: Отойдите, вы папеньке свет загораживаете! Марья Алексевна: Свету им мало! Может, прикажешь мне шторки для вас раздвинуть? (переводит взгляд на окно и бледнеет) Розочка… моя… где?! (подбегает к окну и заглядывает в пустой горшок) Выдрали… с корнем выдрали!!! (рыдает) Я ее целый год… пылинки сдувала… водичкой поливала… Кто?! Кто изверг?! Сычиха: (входит с большой кружкой) Расшумелись-то, расшумелись! В Москве, поди, слыхать! Где тут больной-то ваш? Сейчас я его живо на ноги поставлю! Полина: (кивает на кружку) Уж не то ли это зелье, которым ты Карла Модестыча зимой опоила? Сычиха: Нет, то было на семи травках, а это – на двадцати семи, от любой хвори! Глотни-ка, князь, враз полегчает! (вливает Петру Михалычу в рот несколько капель) Марья Алексевна: (причитает) Розочка моя… красавица… во всем уезде ни у кого такой не было! Изверги! Сычиха: Нет в тебе щедрости, Марья! Ты зачем этот цветок растила? Забавы ради, для себя одной… а я его корешки и лепестки истолкла, с травками лесными смешала, напою Петра Михалыча, и станет он здоровее здорового! (Вливает князю в рот еще несколько капель, тот причмокивает губами, распробовав, отбирает у Сычихи кружку и допивает залпом.) Петр Михалыч: (удовлетворенно крякнув) Будто заново народился! Полина: (целует его в лоб) Вот и славно, батюшка, оклемались, а то глядела я на вас, и сердечко от жалости обмирало! Петр Михалыч: (Сычихе) Гляди, какая доченька у меня заботливая, даром что никогда ласки родительской не знала! Законные-то бы отпрыски так об отце своем заботились, как Настенька заботится! Сычиха: (изумленно) Настенька? Петр Михалыч: Настенька, Настенька, которую ты Корфам на черное крыльцо подбросила и двадцать лет об этом молчала! Сычиха: (с еще бóльшим изумлением) Я на крыльцо подбросила? Петр Михалыч: В зимнюю стужу! И как ума-то хватило – а если б замерзло дите? Полина: А я и не замерзла, здоровая выросла! Я, коли захочу, с колодца четыре ведра воды принести смогу, на двух коромыслах! Петр Михалыч: (Сычихе) Хватит тень на плетень наводить! Ты у Марфы дите забрала и Корфам отдала? Или нет? Сычиха: (подумав) Корфам, да… (в сторону) Только не то дите… Петр Михалыч: (обнимает Полину) Значит, она и есть моя доченька! Марья Алексевна: (опомнившись) Так это ты, ведьма, розочку мою выдрала?! (Пытается вцепиться в короткие Сычихины волосы, но те выскальзывают из ее пальцев. Рассвирепев, княгиня разбивает о голову Сычихи цветочный горшок.) Петр Михалыч: (щуря подбитый глиняным осколком глаз) Маша! Натали: (отряхивая с платья комочки земли) Нигде еще на меня не обрушивалось столько грязи, даже при дворе, а там по части обливания грязью мастера непревзойденные. Андрей: Наташенька, наша деревенская грязь легко в баньке смывается, а придворная если пристанет, так уж на всю жизнь. Сычиха: (в гневе) Хотела я помочь, да видно, ничем вам уже не поможешь! Темнота царит в ваших душах, и пока вы все не покаетесь и от грехов не очиститесь, быть до тех пор в вашем дому бедам и прочим напастям! (уходит) Петр Михалыч: (пожимает плечами) Какими еще напастями она нам грозила? Полина: Полно, папенька, не слушайте эту кликушу! Марья Алексевна: (в сторону) Вот и делай после этого добро! Я ей – крышу, дрова и похлебку, а она мне – мужа вылечила! Лиза: (прибегает, растрепанная) Папенька, что с вами?! Вы заболели? Петр Михалыч: (сидит, как огурчик) Я-то здоров, а вот ты где была? Лиза: (покосившись на дверь, за которой мелькнул мундир Михаила) Я… я в курятник ходила, говорят, там цыпленок с четырьмя ногами вылупился. Полина: Зачем же вы папеньку обманываете, грех это! Вы ж с князем Репниным на крыльце целовались! Петр Михалыч: (грозно) Лиза, это правда? Михаил: (вырастает на пороге) Да, это правда, князь! Я с себя вины не слагаю, и поскольку я вашу дочь некоторым образом скомпрометировал, то хоть сейчас готов на ней жениться, о чем и прошу вашего согласия. Лиза: Да-да, папенька, Миша меня скомпрометировал, и прикрыть сей позор можно только законным браком. Петр Михалыч: Нет, милостивый государь, Корф обесчестил Лизу вперед вас, ему на ней и жениться! Михаил: Позвольте вам напомнить, князь, что я бросил темное пятно на доброе имя Лизаветы Петровны еще раньше – мы ночевали с нею в одной комнате, более того – на одной кровати, на постоялом дворе, когда выслеживали ее первого мужа. Петр Михалыч: Это было в другом уезде, и про то никто не знает, а про Корфа уже все соседи наслышаны! Марья Алексевна: Еще б не наслышаны, когда ты, Петя, сам же и постарался! По дороге-то к зятьку горланил во всю Ивановскую: «Я его к алтарю на аркане притащу, будет знать, щенок, как дочку мою бесчестить!» А мимо как раз Кукарекуевы проезжали, а им какую новость сказать – всё одно, что в губернских ведомостях пропечатать! Петр Михалыч: Я смою наш позор кровью Корфа, а если кто еще пикнуть вздумает, и тот кровью умоется! (потрясает кулаком) Все узнают, как на честь Долгоруких замахиваться!.. Соня: (робко) Папенька, а если Корф вас застрелит? Петр Михалыч: Убьют меня, так пусть Лиза после моей смерти выходит за кого хочет, я ей тогда помешать не смогу. Михаил: Если так и так этим кончится, Петр Михалыч, зачем же ждать вашей смерти? Отдайте Лизу за меня прямо сейчас! Натали: (шепчет ему на ухо) Братец, с каких пор ты сделался таким нахальным? Михаил: Надоело оставаться на бобах. Петр Михалыч: Об этом и речи быть не может! К тому же, вас, князь, ни один поп не обвенчает с сестрой вашего зятя! Михаил: С архиереем я уже договорился! (достает из-за пазухи бумагу) Петр Михалыч: Нет, я слова своего не меняю! А вас, Михал Саныч, прошу незамедлительно покинуть этот дом, дабы не вводить мою непутевую дочь в новый соблазн! Михаил: Но… Петр Михалыч: Нынче же вечером! (Полине) А ты, Настенька, всегда правду мне говори! От других-то правды не дождешься, всё-то они юлят, изворачиваются, всё-то обмануть меня норовят… Полина: Буду, буду, папенька, правду вам говорить – про всё и про всех! Петр Михалыч: Вот и умница! (Михаилу) Пойдемте, князь, хочу лично проследить, чтобы вы на коня сели. (Лиза хочет побежать за Михаилом) А ты тут сиди, хоть остатки чести побереги! (уходят) Лиза: (поворачивается к Полине) Ах ты, дрянь! (больно щипает ее) Соня: (из-за спины Андрея) Ябеда! Полина: Плохо вы сестру свою встречаете! (всхлипывает) Я к вам со всею душой, а вы… вот пожалуюсь папеньке! Андрей: Какой он тебе папенька, дура? Марья Алексевна: Подождите, у всякой дуры своя корысть… Сколько хочешь, голубушка, чтобы осчастливить нас своим отъездом? Пять тыщ? Десять? Полина: Нужны мне ваши жалкие подачки! Папенька, может, мне всё наследство отпишет! А вам всем еще надо постараться, чтоб без штанов не остаться! (Уходит, задрав нос. Немая сцена.) Натали: (откашлявшись) Извините, я пойду спать, завтра вставать рано. Андрей: Рано? Зачем? Натали: Если вспомнишь, не забудь надеть парадный мундир. (уходит) Соня: Дурак, у тебя же завтра свадьба! Андрей: (поправляет очки) Свадьба? А что ж мне Таня не напомнила? Марья Алексевна: (ахает) Свадьба?! А в гостиной паркет не натерт! Весь дом из-за этой приблуды кувырком! Лиза: (в сторону) Может, хоть в церкви удастся с Мишенькой повидаться?
Часы только что пробили полночь. Соня, пригорюнившись, сидит на диванчике в коридоре. Мимо идет Никита. Никита: Сидите, барышня? Соня: (вздыхает) Сижу… И ты садись, Никита, посумерничаем! Никита: (мнется) Неловко, барышня… с вами-то рядышком… Соня: Садись, никто не увидит, все уж спят давно. Никита: (осторожно присаживается на жалобно скрипнувший под ним диванчик) А вам чего не спится, Софья Петровна? Соня: Мысли всякие одолевают… о жизни… о счастье… Никита: Известно дело, барышня, от мыслей одно беспокойство. Я вот ими сроду не страдал, а коли навяжется какая шальная мыслишка, так гоню ее прочь, чтобы, значит, спать крепче. Соня: Неужто совсем ни о чем не думаешь? А про то, как с Таней будете жить? Никита: А чего тут думать, живи себе и живи! Соня: И не обидно тебе будет чужое дите растить? Никита: Зачем обидно, барышня? Я его к работе с малых лет приучу, будет мне по хозяйству помогать, а потом мы с Татьяной своих нарожаем… душ десять парней и девок, чтоб рабочих рук поболе! Дом построим, конюшню заведем… Соня: (вздыхает завистливо) Повезло Тане с тобой! Никита: А чего ж не повезло? Я так разумею, мужик работать должон, чтоб семью, значит, кормить. Я и сам дармоедом не был, и дети мои не будут, не то что какие-то там княжичи! Вы уж извиняйте меня, Софья Петровна, только от вашего барского воспитания беда одна. Соня: Почему? Никита: Ни к чему путному вы не приучены, вот и маетесь, заделье себе придумывая. Андрей Петрович – добрый человек, не спорю, денег нам с Татьяной на обзаведение дали, а цельный день в халате да с книжкой на диванах валяются – баловство пустое! Али невеста его, Наталь Санна, всё гуляют да гуляют взад-вперед, или у окошечка зевают… нет, чтобы двор подмести! Соня: А я, Никита? Никита: Вы, барышня? Малюете вон… сколь бумаги чистой извели… краски, опять же… это ж какие деньжищи на ветер! А ставни не крашены… Соня: (грустно) Выходит, мы существа совсем бесполезные? Никита: Да нет, для чего-то и вы нужны – зачем-то ведь Бог вас создал… а он ни одной букашки-таракашки просто так не сотворит. Соня: Так вот, Никита, чтобы доказать тебе, что я не никчемная букашка, я завтра же ставни покрашу! Никита: (одобрительно) Это дело, барышня! Соня: Никита, я так тебе благодарна, что ты открыл мне глаза на никчемность моего существования и показал путь к исправлению! Можно, я тебя за это поцелую? Никита: (стушевавшись) Отчего же… если вам угодно, барышня… (подставляет щеку) (Соня чмокает его и, блаженно прикрыв глаза, кладет голову ему на плечо. Никита осторожно опускает свою лапищу на ее талию.) Никита: Экая вы тощенькая, Софья Петровна… в чем только душа-то держится? Модестыч: (вырастая из-за дивана) Какой пассаж! Княжна в объятьях холопа! (Соня с Никитой подпрыгивают и оглядываются.) Модестыч: (пощипывая усы) До чего низко, говорю, пали нравы! Ай-я-яй! Конюхи барышень лапают, а те и довольны! (Никита поднимается, угрожающе сжимая кулаки, но Модестыч проворно шныряет в какую-то дверь и запирается изнутри.) Никита: Ну нигде от этого гада покою нет! Соня: Оставь, Никита, он всё время по дому шныряет, то там вынырнет, то сям… мы уж и внимания на него не обращаем. Модестыч: (высовываясь из двери) Ая-я-яй, а что скажет князь Петр Михалыч? (снова прячется) Никита: (озверев) Ах же ты, мурло курляндское! (кулаком вышибает дверь и за шкирку выдергивает Модестыча) Счас я твой язык поганый вместе с зубами в глотку тебе вобью! (замахивается другим кулаком) Соня: (подскакивает) Не надо, Никита! Никита: Добрая вы, барышня… Ладно, так и быть, живи… пока! (разжимает пальцы, Модестыч шлепается на пол и на четвереньках улепетывает по коридору) Зря вы его пожалели, Софья Петровна… он теперь, подлюга, вашему батюшке наябедничает! Соня: (расхрабрившись) Ну и пусть наябедничает! Лиза, вон, всякие вольности себе с мужчинами позволяет, хоть и всего на три года меня старше… а я только разок тебя в щечку и поцеловала… (краснеет) Никита: Я теперь месяц умываться не буду, чтоб поцелуй ваш помнить! Вы, Софья Петровна, такая… такая… вот слов нет, какая вы! Соня: (расцветает) Мне таких слов… никто… никогда… (Снова лезет к нему целоваться, но тут появляется Лиза с подушкой под мышкой.) Соня: (неохотно отрываясь от Никиты) Лиза? Ты еще не спишь? (Никита тушуется и пытается спрятаться за Сонечкиной спиной.) Лиза: (перехватывая подушку другой рукой) Иду спать в другую комнату, в моей папенька Полину поселил… всю жизнь, дескать, бедняжка горе мыкала, пускай теперь живет в лучшей комнате! А мне и гостевая спальня сгодится… (в сердцах) Знала бы я, кем эта Настенька окажется, нипочем бы не стала ее искать! Соня: А подушка зачем? Лиза: Я на этой подушке столько сладких снов видела, не хочу ими с Полькой-Настькой делиться! (Сворачивает за угол, бросив взгляд через плечо на две тени, близко склонившиеся друг к другу.) Лиза: (грустно) Счастливые! (заходит в темную комнату) Да тут и свету нет! (выглядывает обратно в коридор, тени на стене испуганно шарахаются в стороны) Не пугайтесь вы, я только за свечечкой… (вытаскивает из жирандоли две свечки) (На стене появляется еще одна тень – усатая.) Ехидный голос: Князь-то Петр Михалыч… когда сведает… как бы его обратно кондрашка не хватила… Ай-я-яй! Никита: Ну всё, черт нерусский, тебе конец! (Топот ног и визг.) (Лиза возвращается в комнату, пристраивает свечи в подсвечник, бросает подушку на кровать и сама падает сверху.) Лиза: (уткнувшись в подушку носом) Где-то мой Миша? Папенька, изверг, даже попрощаться нам не дал… (всхлипывает) (Раздается стук в окно.) Лиза: (вскидывая голову) Кто? Что? (За окном маячит темный силуэт. Лиза хочет заорать со страху, но, приглядевшись, радостно взвизгивает и бросается к окну.) Лиза: (впуская ночного гостя) Мишенька! Откуда ты? Михаил: (спрыгивая в комнату) Вот… захотелось поцеловать тебя на прощание… Лиза: (осыпая его бесчисленными поцелуями) Мишенька! Любимый! (выглядывает в окно) Как же ты… на второй-то этаж? Михаил: Вознесся на крыльях любви! (крепко обнимает Лизу) Вернее, спустился с крыши по веревке. Лиза: (восторженно) Какой ты смелый, Мишенька! (через десять минут поцелуев) Что же нам теперь делать? Михаил: (спустя еще десять минут) Одно твое слово – и мы выпорхнем прямо в это окно, навстречу свободе и счастью! Лиза: (вздыхая) Папеньку жалко… хоть он и выгнал меня из моей комнаты… Михаил: (кивает) Знаю. Лиза: Откуда? Михаил: Так я же сначала в твою старую комнату залез, наткнулся там на эту вашу Настеньку… Лиза: (ревниво) И что потом? Михаил: Она визг подняла… пришлось дать ей сто рублей, чтоб угомонилась… Лиза: А как ты узнал, где меня искать? Михаил: Дал ей еще двести рублей, она и подсказала. Лиза: Милая Настенька! Михаил: Не будем о ней, у нас и так мало времени! (Страстно целуются еще минут пятнадцать.) Михаил: (томным голосом) Как не хочется уходить… Лиза: А ты не уходи, Мишенька! Михаил: (блеет) Я бы почел за счастье… но приличия… я ведь только попрощаться… Лиза: Никуда я тебя не отпущу! Сегодня ты мой! (Высовывает руку за окно и обрывает болтающуюся там веревку. Вместе с веревкой на землю летят куски кирпичей и черепицы.) Лиза: (отряхивая руки) Теперь ты мой пленник! (плотоядно ухмыляется) Михаил: (не без удовольствия) Ну, коли все пути к отступлению отрезаны… Лиза: (запирает дверь на ключ и опускает ключ за корсаж) Теперь – все! Михаил: (разводит руками) Тогда мне не остается ничего другого, как подчиниться… Лиза: Люблю, Мишенька, когда ты делаешься таким покладистым! Михаил: Но я не всегда бываю таким покладистым. Лиза: (игриво) А каким ты бываешь? (расстегивает пуговку на его мундире) Михаил: Я бываю грубым… Лиза: Как мило! А еще? (расстегивает вторую пуговицу) Михаил: Необузданным… Лиза: Прелестно! А еще? (принимается за третью пуговицу) Михаил: Кровожадным! (рычит и щелкает зубами) Это просто ужас, каким я иногда бываю! (хватает Лизу на руки и зубами рвет кружево на ее груди) Лиза: (радостно хихикая) Только иногда? Михаил: (урча) Для тебя – хоть всегда! (с Лизой на руках падает на кровать) Лиза: (между поцелуями) Пусти, я свечку задую. (Михаил срывает с ноги сапог и запускает в подсвечник. Комната погружается во тьму. Звуки поцелуев, возня и сдавленные смешки.) …Наступает утро. Лиза и Михаил спят в обнимку, со счастливыми улыбками на помятых физиономиях. С улицы доносится шум. Петр Михалыч: (под окном) Я зачем тебе, бездельнику, двойное жалованье положил?! Модестыч: (под окном) Помилуйте, князь, я ж со всем моим усердием… Ой, что это?! Петр Михалыч: Вот и я спрашиваю, что это?! (Лиза сладко причмокивает во сне губами и теснее прижимается к Михаилу.) Модестыч: (под окном) Труба печная обвалилась… кажись… Петр Михалыч: Вижу, что обвалилась, а почему обвалилась?! (Михаил мотает во сне головой, будто отгоняя мух, и крепче прижимает Лизу к себе.) Модестыч: (под окном) Веревка какая-то валяется… (ахает) Неужто вор к нам пытался забраться?! (Громкий стук в дверь.) Голос Марьи Алексевны: Лизанька, вставай! (Лиза и Михаил открывают глаза, нежно улыбаются друг другу и хотят поцеловаться.) Марья Алексевна: (за дверью) Лиза, на свадьбу опоздаем! (Лиза и Михаил соскакивают с кровати и в панике начинают одеваться.) Марья Алексевна: (стучит в дверь) Лиза, ты меня слышишь? Лиза: Слышу, маменька, слышу! (подпрыгивает, пытаясь сдернуть с люстры невесть как там оказавшееся платье) (Михаил достает платье и выуживает из камина свой сапог.) Полина: (под окном) Не воры это, папенька. Петр Михалыч: Кто ж тогда?! Полина: (что-то жуя) Князь Репнин, он к сестре моей Лизе давеча рвался… Михаил: (страшным шепотом) Лиза, ты не знаешь, где второй мой сапог? Лиза: (так же) Не знаю, я сама туфельки ищу… (Ползают по полу, заглядывая под стол и под кровать, сталкиваясь лбами, хихикая и ежеминутно целуясь.) Марья Алексевна: (за дверью) Лиза, ты опять уснула? Открывай! Лиза: Открываю, маменька! (Михаилу) А где ключ? Михаил: Какой ключ? (Начинают перетряхивать одеяло, подушки и перину.) Петр Михалыч: (беснуется под окном) Репнин?! Я ж его вчера сам на коня посадил и до ворот проводил! Где этот мерзавец?! Я отучу его к моим дочерям в окошки лазать! Модестыч: Так он, должно быть, и не долез… веревка-то оборвалась… Полина: (продолжая жевать) Расшибся, наверно! Петр Михалыч: Так ему и надо! Да хоть бы он, распутник, совсем костей не собрал! (Лиза с Михаилом продолжают перетряхивать постель.) Марья Алексевна: (за дверью) И чего я жду? У меня ж от всех комнат ключи есть… (гремит связкой ключей) (Михаил едва успевает спрятаться за дверь, как она распахивается.) Марья Алексевна: (входит) Эва! Да тут, никак, Мамай погулял? Лиза: Мне на новом месте спалось неспокойно, маменька. Кошмары всё мучили. Марья Алексевна: И потому ты до сих пор не одета? И Соня, и Наташа давно готовы, тебя одну ждем (шарит глазами по комнате). Лиза: Маменька, вы идите, а вас догоню (поймав ее взгляд на предательски торчащем из-под кровати голенище сапога, пяткой заталкивает сапог подальше). Марья Алексевна: Боится, значит, твой кошмар дневного света? Ну-ну… Гляди только, чтоб он отцу на глаза не попался! (уходит) (Лиза захлопывает дверь и снова оказывается в объятьях Михаила.) Марья Алексевна: (из коридора) Лиза!!! Лиза: Бегу, маменька! (целует Михаила напоследок и убегает) (Михаил мечтательно улыбается, потом вытаскивает из-под кровати второй сапог, напяливает на ногу и притоптывает каблуком, чтоб ладно сидело.) Михаил: Что там мешает? (снимает сапог и вытряхивает из него ключ) И как он туда попал? (пожав плечами, снова обувается, выглядывает в окно и, удостоверившись, что поблизости никого нет, выбирается на улицу)
Вся площадка вокруг церкви запружена нарядными экипажами. Александр, держа коня в поводу, и со шляпой под мышкой, тоскливо рассматривает парящую в небе птичку. Натали, в подвенечном наряде, под белой прозрачной вуалью, изучает выщербленные ступеньки лестницы. Оба поочередно вздыхают. Шагах в двадцати маются две дюжины жандармов, тоже держа коней в поводу. Натали: (ковыряет носком туфельки трещину в ступеньке) Весна в этом году рано наступила… Александр: Деревья скоро зазеленеют… Натали: И сирень в садах распустится… Александр: Боже мой, Натали, о какой ерунде мы говорим! Натали: А о чем нам говорить? (Встречаются взглядами, краснеют и воровски отводят глаза.) Александр: Когда я снова увижу вас при дворе? Натали: Наверное, осенью, с началом сезона… Александр: И вы будете называться уже княгиней Долгорукой? Натали: Да, с сегодняшнего дня… Александр: (в сторону) И почему князю Петру голову под Бородиным не оторвало? Не было бы тогда ни этого болвана Андрея, ни этой дурацкой свадьбы! (Снова молчание.) Александр: (помявшись) Натали… извините меня… тогда ночью, в библиотеке… я был безобразно пьян… Натали: (пунцовея) И вы меня извините, я тоже тогда была не в себе… Александр: (слегка обиженно) Значит, всё, что вы мне говорили, – ничего не значит? Натали: Ах, не вспоминайте, Александр Николаевич! (прижимает руки к пылающим щекам) Мне так стыдно… Александр: (собравшись, наконец, с духом) Натали, я давно хотел вас спросить… Андрей: (выходит на крыльцо) Дорогая! Гости ждут, священник ждет… Натали: (досадливо отмахиваясь) Подожди, Андрей, не видишь – я принимаю поздравления от его высочества! Андрей: Но это можно сделать и в церкви! (с поклоном) Ваше высочество, вы окажете нам с Натали великую честь, если присоединитесь к нашим гостям! Александр: (сквозь зубы) Благодарю, князь Андрей, но мне пора возвращаться в Петербург. Андрей: (потоптавшись на крыльце) Так мы тебя ждем, Наташенька! (уходит, недовольный) Натали: О чем вы хотели меня спросить, Александр Николаевич? Александр: Натали, ну что вы нашли в этом валенке, который, как выяснилось, хоть и не заглядывается на чужие туфельки, однако не брезгует лаптями? Натали: (всхлипывая) Я думала, вы добрый, а вы мне – соль на рану… Александр: (пылко) Я знаю прекрасное лекарство от таких ран! (хватает ее руку и начинает целовать, от запястья подбираясь к локотку и выше, Натали робко гладит его по волосам) Михаил: (выскакивает на крыльцо) Наташка, ну сколько можно тебя ждать?! Гости уж от духоты в обморок падают. (обмахивается фуражкой) И поп ругается, ему через час на отпевание ехать… Александр: (досадливо) Репнин, оставьте вашу сестру в покое! Михаил: Что значит «оставьте в покое», ваше высочество?! У нее сейчас свадьба! А ну, пошли! (тащит Натали за руку) Мало нам было скандалов… Ладно, хоть Корфу хватило ума не появляться, а то б такой фейерверк начался!.. (сердито дергает сестру, и ее перчатка остается в руке Александра) Натали: Прощайте, ваше высочество… Александр: (грустно) Прощайте, Натали… (Михаилу, мстительно) Рассчитывали, небось, Репнин, на свадьбе попировать да поплясать? Не выйдет! Вы едете со мною в Петербург! (делает знак жандармам, те вскакивают на лошадей) Михаил: Я догоню вас, ваше высочество! Дождусь вот только, когда Наташка обвенчается, чтоб со спокойной душой сбыть ее на руки мужу и новым родственникам. Александр: Глядите, Репнин, если не догоните – сидеть вам на гауптвахте! Михаил: Доброго пути, ваше высочество! (Утаскивает упирающуюся сестру в церковь. Александр провожает их грустным взглядом, целует перчатку Натали, завязывает ее на шее на манер шарфика и понуро лезет в седло.) Александр: (жандармам) Поехали! (Кавалькада трогается с места и у развилки едва не налетает на коляску, в которой едет скучная Анна с красным опухшим носом и красными же опухшими глазами. За коляской тянутся четыре повозки с узлами и сундуками.) Александр: Мадмуазель Платонова? Куда вы? Анна: В Петербург, ваше высочество. Александр: А где Владимир? Неужели он отпустил вас одну? Анна: (поджав губы) Не произносите при мне имени этого чудовища! Александр: Как же так? Ведь вы так любили друг друга, собирались пожениться! Анна: (хмуро) Просто я увидела его в таком свете, что больше вообще не желаю видеть! Александр: Что же вы собираетесь делать дальше? На что жить? Анна: Я взяла взаймы у этого мизерабля три тысячи рублей (сморкается в платочек), поступлю в театр, из первого же жалованья ему вышлю. Александр: (чешет подбородок) Хм! Не думаю, чтоб начинающим актрисам платили такое большое жалованье… а, ребята? (поворачивается к жандармам) Усатый жандарм: Так точно, ваше императорское высочество! Рублей полтораста, не боле! Была у меня знакомая актерка… Анна: (хнычет) Полтораста рублей? Я же до самой смерти с этим негодяем не расплачусь, а он еще и процентами пригрозил… воспользовавшись тем, что я в арифметике не смыслю… (пускает слезу) Что же мне делать, ваше высочество? Усатый жандарм: У вас, барышня, колечко вон на пальчике, продать можно… Анна: (в ужасе) Ах! Я забыла вернуть ему кольцо! Теперь этот монстр будет думать, что я хочу к нему вернуться! Александр: (лукаво) А вы не хотите вернуться? Анна: (истерически) Нет! Лучше в ад! Александр: В ад? Нет ничего проще! Ад – это дворец, а населяют его придворные черти… и самым маленьким чертенятам, то есть моим братьям и сестрам, как раз нужен учитель музыки и пения. Анна: (обрадованно) Я согласна, ваше высочество! Александр: Пустое! (жандармам) В путь, ребята! Кавалькада устремляется вперед, коляска с Анной и повозка с поклажей тянутся следом. Когда и те, и другие скрываются за поворотом, из церкви выбегает взъерошенный и красный, как рак, Андрей, вскакивает на первого попавшегося коня и уносится прочь. На крыльцо высыпает гудящая, как пчелиный рой, толпа гостей – кто в восторге от скандала, кто разочарован, что не удалось погулять на празднике. Рассаживаются по экипажам и разъезжаются. Последними выходят опозоренные Долгорукие. Марья Алексевна: (громко возмущаясь) Ведь приняли ее, как дочь родную! Какая черная неблагодарность! (причитает) Скрипачей заказали, фейерверки… сколько свиней и курей для свадебного стола перерезали, сколько мастики на паркет извели… Лиза: (в сторону) Зато нам с Мишенькой не нужно теперь архиерейского разрешения! Петр Михалыч: (опираясь на руку принарядившейся Полины) Расходы немалые… однако ж я надеюсь, князь и княгиня Репнины нам их возместят, как люди благородные… Марья Алексевна: (фыркает) Благородные! Даже на свадьбу дочки не соизволили из своей Италии приехать, денег, небось, на подарки пожалели… У таких сквалыг снегу зимой не допросишься! Полина: (князю) Не сокрушайтесь, батюшка, оно и к лучшему, что змея эта в нашу семью не вошла! Петр Михалыч: (растроганно) Спасибо, Настенька, утешительница моя! (Марья Алексевна громко фыркает и лезет в коляску, Полина подсаживает Петра Михалыча, растерянная Сонечка садится сама.) Марья Алексевна: (Лизе) А ты чего мешкаешь? Лиза: Сейчас, маменька! (Оглядывается на двери церкви, из которых выходит Натали под руку с братом, посылает Михаилу воздушный поцелуй и тоже садится в коляску.) Лиза: (пихает Полину локтем в бок) Подвинься, корова! Марья Алексевна: Цветы бы надо с коляски да с лошадей обобрать, да кого из девок послать с ними в город, на рынок, чтоб продали. Не пропадать же добру! И свиней-курей туда же… Полина: Зачем же свиней-курей на рынок? Мы их сами съедим! (Уезжают. Михаил машет Лизе рукой. Натали громко хлюпает носом.) Михаил: (ворчливо) Ну, теперь-то чего реветь? Натали: Я, наверно, совсем испорченная, да? Мне Андрея нисколечко ни жалко… ну вот ни на капельку! Михаил: А раз не жалко, то и правильно, что не пошла за него замуж. Исковеркала бы всю жизнь… Натали: Себе? Михаил: Андрею! Натали: (вздыхает) Перед гостями неловко… и перед Долгорукими… обиделись, поди… а тут еще ты со своим идиотским предложением! Михаил: (обиженно) Почему идиотским? Я чинно и благородно попросил их разрешить нам с Лизой обвенчаться, если уж и поп случился под рукой, и столы дома накрыты… Марья Алексевна как раз сокрушалась, что столько добра пропадет… так ведь нет! Этому старому хрычу приспичило стреляться с Корфом. Ну и черт с ним! Похороним его, и сразу свадьбу справим, траур по нему еще в прошлом году относили. Натали: Миша, поедем лучше в Петербург! Может, мы еще догоним… Михаил: (подозрительно) Кого? (Натали смущенно потупляет взгляд.) Михаил: (заводясь) Так вот почему ты этот спектакль устроила! Спешила к его высочеству по дороге присоединиться? То-то мне давеча подозрительным показалось, как вы на крыльце ворковали… Натали: (сердито) Какой же ты зануда! Михаил: А ты – легкомысленная девица! (несколько минут еще пререкаются, потом садятся в коляску и едут в сторону усадьбы Корфа)
Михаил пытается оттащить разъяренную Лизу от Владимира. Михаил: Лизонька, оставь Вольдемара в покое, это не он покушался на твоего брата! Лиза: Нет, он, он!!! (ломает о Владимира зонтик) Михаил: (поднимает обломки) И не жаль тебе такой прелестной вещицы? Лиза: Не жаль, это подарок Забалуева! Владимир: Об него и ломали бы ваш зонт! (вытирает кровь с разбитой губы) Ну вот, опять досталось на орехи… И почему меня так женщины не любят? Лиза: Потому что вы – негодяй, грубиян и подлец… Убийца! (набрасывается на Владимира с веером) Михаил: (решительно отбирает веер) Нет, сударыня, мой подарок я вам ломать не позволю! Лиза: Прости, Мишенька, но я так зла на этого душегуба, так зла!.. Михаил: Так ведь Андрэ-то жив и, по заверению доктора Штерна, помирать не собирается. Лиза: Но он ничего не говорит и никого не узнаёт… Лежит, как живой труп… Михаил: Я же при тебе из стенки пулю выковыривал, а выстрел, как вся твоя семья твердит, был один… Значит, Вольдемар, если и стрелял, то не в твоего братца! Лиза: А откуда же у Андрюши дырка в голове? Михаил: Почем мне знать? У него всегда в башке гулял сквозняк. Лиза: Это нечестно! Приятеля своего, собутыльника, выгораживаешь, а на Андрюшу возводишь поклеп? Убийца – Корф! Тьфу, даже имя его произносить противно! Михаил: А я говорю, что Владимир не убийца! Это тебе папенька с маменькой напели, а ты за ними повторяешь, как попугай! Лиза: Я не попугай, это ты осёл! Владимир: (тоскливо) Послушайте, вы не могли бы ссориться где-нибудь в другом месте? Дайте мне отдохнуть, я две ночи не спал! Михаил: Вот это благодарность: я его пришел поддержать, утешить, а он меня гонит! Лиза: А я пришла сказать ему все, что о нем думаю, и нате вам: адвокат у него объявился, мой бывший жених! Михаил: А почему бывший? Лиза: А потому что я за тебя замуж не выйду, пока ты этого преступника защищаешь! Владимир: Если вы и дальше будете меня хаять, Лизавета Петровна, я напишу вашему папеньке, что согласен на вас жениться! (Лиза бледнеет) А что? Петр Михалыч мне давеча намекал: дескать, сын его и наследник теперь инвалид беспомощный, а так как приключилось сие не без моего вмешательства, то и потрудиться над продолжением вашего рода надлежит тоже мне… Да не бледнейте вы так, Лизавета Петровна, меня скоро повесят, а вы останетесь богатой вдовой и можете беспрепятственно снова выйти замуж – за Мишеля! Лиза: Хм! Мне эта идея нравится. Михаил: А мне – нет! Я от друга такой жертвы не приму! Ты видишь, Лизонька, какой он благородный? Он готов за наше счастье жизнь отдать! Лиза: А если его не повесят, а, скажем, в каторгу отправят? Что, мне за ним на рудники ехать? И мы с тобой больше не увидимся, Мишенька-а-а!… (плачет) Михаил: Вот поэтому мы и должны вызволить Вольдемара из тюрьмы, а потом женим его на Анне, и – конец бредовой затее твоего папеньки! Владимир: К вашему сведению, Анна уехала в Петербург, будет императорских отпрысков музыке учить… И вообще, с какой стати вы за меня решаете? Может, я всю жизнь мечтал на рудниках работать? Лиза: (смотрит на Михаила) Дело плохо. Михаил: Дело совсем дрянь! Надо срочно Анну возвращать, а то как бы он и впрямь с горя не захотел на тебе жениться. Давайте-ка сядем рядком и поговорим ладком. Рассказывай, Вольдемар! Владимир: Чего рассказывать-то? Михаил: Как дело было со смертоубийством. А то пока я только версию твоих зоилов слышал. Лиза: (возмущенно) Это мы-то зоилы?! Он Андрюшу чуть не убил, а мы и слова не скажи?! Владимир: А нечего было вашему Андрюше с пистолетами играться! Приехал я к нему, со вступлением в законный брак, значит, поздравить, а он пьянствует в одиночестве. Я попросил и мне налить, он мне говорит: «Я тебе не лакей, сам наливай!» Пока я чистый стакан в буфете искал, слышу – ба-бах! – думал, Андрэ бутылку шампанского открыл, поворачиваюсь… дымок вьется… из бутылки шампанское хлещет… пистолет валяется… и Андрэ валяется, глазки закатил… Потом ворвались Лизины папенька с маменькой, крик, слезы, исправник, меня под белы рученьки – и сюда. Все! Михаил: Понятно! Андрэ, как всегда, пробку пистолетом выковыривал, а тот возьми и выстрели. Лиза: Перестаньте делать из моего брата идиота! Ну, может, он, конечно, и не хватает с неба звезд, но настолько, чтобы заряженным пистолетом откупоривать бутылки?!.. Михаил: В самом деле! (озадаченно чешет затылок) А если… если он с собой покончить решил? После неудавшейся свадьбы… Владимир: Нормальные люди обыкновенно стреляют себе в висок. Михаил: Так то нормальные! (Лиза больно хлопает его веером по руке) Прости, Лизанька… мысли вразбег, что у твоего Андрюши… И правда, не круглый же он дурак… Лиза: (вздыхает) Андрюша еще хуже… (погрозив перед носом Михаила веером) Но говорить об этом имею право только я! Михаил: Хорошо, поговорим об этом, когда он станет и моим братом тоже. А сейчас надо вызволять Вольдемара. Лиза: (неохотно соглашаясь) Хорошо, что ты предлагаешь? (Владимир зевает, глядя на них) Михаил: (почесав затылок) Можно подкупить Полину, чтобы она сказала, будто видела, как твой брат сам себя ранил, открывая бутылку. Мне родители как раз прислали денег из Италии Наташке на свадьбу. Лиза: (загоревшись) Можно! Папенька ей больше, чем самому себе, верит! (Громкий храп.) Михаил: (оглянувшись на Владимира) Пусть спит, договорим дома… (на цыпочках крадется к двери, Лиза – за ним) (Уходят. В камере воцаряется тишина, нарушаемая лишь храпом арестанта. Наступает вечер, лязгают дверные замки и засовы.) Сычиха: (входит с корзинкой на локте) Здравствуй, племянничек! Владимир: (зевнув, садится на топчане) Тетушка? Сычиха: Скучаешь, небось? А я тебе пирожков принесла! Владимир: Вот спасибо! (запускает руку в корзинку и выуживает пирожок) М-м, как вкусно пахнет! Варвара, небось, пекла? Сычиха: Она самая – о тебе, бедокуре, печется. (ворчливо) Ну что, племянничек? Выспался, намял бока? Вот и хватит, в Петербург тебе пора. Владимир: (жуя пирожок, смотрит в зарешеченное оконце) Мне и тут хорошо. Сычиха: Да что ж ты непонятливый-то такой? В Петербург, говорю, тебе пора – Аннушку из беды выручать! Владимир: И не подумаю, пусть сама выкручивается (подпрыгнув) Как – из беды? Сычиха: Мне нынче утром кофейная гуща сказала, что Аннушка в опасности, я только за порог – а там Забалуев с мерзкой ухмылкой мимо в коляске проезжает. «Еду, - говорит, - царю-батюшке раскрыть глаза, как бывшая крепостная девка ко двору затесалась». Владимир: (в ярости бьет кулаком по столу) Опять Анька в историю влипла! Сколько раз говорил: не езди без меня в Петербург, а ей хоть кол на голове теши! И что ей на месте не сиделось?! Обвенчались бы и жили припеваючи, так нет – замуж мы больше не хотим, мы хотим к царю в гувернантки! Злой я, видите ли, оказался! Ну, так она меня злого еще не видела! Все, лопнуло мое терпение! Больше никаких театров, никаких петербургов! Верну ее домой, женюсь и посажу под замок – наволочки вышивать! Да, только как мне отсюда выбраться? Сычиха: (выглядывает в коридор) Готов, голубчик! (объясняет) Охранника я угостила пирожком с сонной травкой. Владимир: Спасибо, тетушка! (подхватывает свой сюртук и направляется к двери, но на пороге останавливается) Тетя… я… хотел… одним словом, считай, что твое предсказание сбылось, и я попросил у тебя прощения… (шмыгнув носом, поспешно ретируется) Сычиха: Володя, подожди! Я тайну тебе не успела рассказать… Убежал! Ладно, потом расскажу… (ухмыльнувшись) То-то обрадуется!
В кабинете возле сейфа возится Модестыч Модестыч: У старого барона всю жизнь один шифр был: «Вера» - в память покойной жены, значит. А как этот молодой вертопрах код поменял, так и не подобрать… Кто у него на уме, поди разберись! (набирает слово «Анна») Нет, не подходит. Тогда – «Лиза»… Опять – мимо! (задумывается) Может, Соня? Или Ната? Четыре буквы, четыре буквы… Нет, ничего. Неужто – Поля?! (пробует) Напрасно. Да я уж почти всех барышень в нашем уезде перебрал, и мещанок, и крепостных… Может, из придворных кто? Мамзель эта польская, как бишь ее… Ольга! Нет, на одну букву больше. А вдруг невеста цесаревича? С этого юбочника станется… Ма-ри… Нет, ничего не выходит! (чешет затылок, глядя в потолок) Ха! Говорят, в высшем свете это теперь модно… Попробуем… (с мерзкой ухмылочкой набирает по буквам) «Ми-ша»… Владимир: (входит в кабинет) Наберите «Вова», Карл Модестыч, не ошибетесь. Модестыч: Во-ва… Открыл! (ликует) Открыл! Владимир: Главная и первейшая любовь в моей жизни – это я сам, Карл Модестыч, а уж потом всё остальное – карты, женщины, шампанское… Модестыч: (чуть не плача от обиды) И как же я не догадался сразу?! Вы и в детстве везде свое имя вырезали: в саду на скамейках, на животах у статуй, на любимом кресле Иван Иваныча… Владимир: …на кресле – не я! Это Анька ножичком для очистки перьев нацарапала, я видел и сказал отцу, только он мне не поверил, запер меня в чулан и десерт мой Аньке отдал. И так всегда: я получал подзатыльники, а Анька – пирожные. Модестыч: Вам надо было ее имя карябать, тогда бы и ей досталось на орехи! Владимир: Ах, Карл Модестыч, светлая вы голова! Где ж вы были раньше, зачем мне не подсказали? (вздыхает) Тогда бы в темном чулане сидела Анька, а пирожные кушал я… Модестыч: Эх, жаль, не удалось мне Аньку на конюшне выпороть! Владимир: Но-но, приятель, полегче! О будущей баронессе Корф должно отзываться с почтением! Модестыч: (ахает) Аньку – в баронессы?! Ужас-то какой! Да ведь предки ваши благородные в гробах перевернутся! Владимир: Хм, батюшка мой уже выразил свое недовольство этим браком. Модестыч: Вот, вот, и я говорю, что негоже дворянину… Владимир: (перебивает) Не тебе об этом рассуждать, гусь курляндский! (плечом отодвигает его от сейфа) Замок открыл, и спасибо, а дальше я как-нибудь сам… (достает из сейфа толстые пачки ассигнаций и рассовывает их по карманам) Модестыч: (с вожделением глядя на ящичек с драгоценностями) А побрякушки эти… неужто Аньке достанутся? Владимир: Конечно, ей, кому еще? Модестыч: Вот повезло-то дуре! Владимир: (добродушно похлопав его по плечу) Не горюй, Карл Модестыч! Поезжай в свою Курляндию, авось, сыщешь там богатую дуру себе под стать. Модестыч: Я б поехал, Владимир Иваныч, да не на что! Вы ведь меня голым на улицу вышвырнули… Владимир: Тебя ж Долгорукие, вроде, подобрали? Модестыч: Подобрать-то подобрали, а денег не дали… Вот кабы вы, Владимир Иваныч, подкинули мне на бедность от щедрот ваших… Владимир: (вытаскивая из пачки сторублевку) Ладно, бери! Я сегодня добрый. Модестыч: Маловато, Владимир Иваныч… еще б тысчонку-другую? Владимир: Эк у тебя аппетит-то разыгрался! Скромней надо быть. Модестыч: (вздыхая) Не дадите, значит? (Владимир хмыкает и запирает сейф.) Модестыч: А придется раскошелиться! (извлекает из-за пазухи пистолет) Владимир: (с хохотком) Ты, никак, ограбить меня надумал? Модестыч: Не ограбить, а взять то, что мне полагается – за все лишения и унижения, коим я по вашей милости подвергся! Владимир: И сколько ж ты хочешь в возмещение урона? Модестыч: Всё! Владимир: А не жирно тебе будет? Модестыч: В самый раз! (помахивает пистолетом) Давайте-давайте – и денежки, и камушки с золотишком, Аньке одного вашего титула за глаза хватит… а кулачки-то сжимать не надо, ваши кулачки против моего пистолета – тьфу! Владимир: Пистолет… ты его хоть зарядил? Модестыч: Кажется, зарядил…(поворачивает дуло к себе и заглядывает одним глазом) Владимир: (выдергивает пистолет и ударом в челюсть отправляет немца на пол) И дурак же ты, приятель! (сует пистолет в карман и, перешагнув через Модестыча, идет к двери, но тут снаружи доносятся голоса) Ч-черт! (прячется за портьерой) (Входят Михаил и Натали.) Михаил: А я повторяю, нечего тебе в Петербурге делать, пока принцесса Мария из Дармштадта не вернулась! Натали: (хнычет) А тут меня терзают угрызения совести… Михаил: И прекрасно, пусть они тебя терзают у меня на глазах! (замечает Модестыча) Вечно у этого Корфа всякий мусор под ногами валяется! (отодвигает тело сапогом) Странно, что он под сейфом разлегся… уж не ограбил ли, часом, нашего друга? Надо проверить! (уверенной рукой набирает слово «Вова») Натали: Откуда ты знаешь шифр замка? Михаил: Тут и гадать долго не надо! Корф так влюблен в собственную персону, что оставляет свое имя везде, где можно и где нельзя – и саблей на скалах в горах Кавказа, и пулями на стене в казарме… (открывает сейф) Пусто! Натали: Надо исправника звать! Владимир: (выходит из-за портьеры) Не надо исправника! (Михаил и Натали разевают рты) Чему вы так удивляетесь? Или хозяин не может в своем доме за портьерой постоять? Михаил: (моргнув) Может. Натали: (опасливо) А вы разве не в тюрьме? Владимир: Как видите, Наталь Санна, нет. (Идет к сейфу) Надо шифр поменять, а то повадятся все, кому не лень, имуществом моим интересоваться… (набирает слово «Анна») Натали: (с любопытством заглядывая через плечо Владимира) У вас новый объект любви? Владимир: Да, Наталь Санна, я долгое время пребывал в уверенности, что любовь к себе в моей душе неистребима, а недавно обнаружил, что я там уже не первый… Натали: И мне долго казалось, что я люблю одного человека, а теперь кажется, что люблю другого… Михаил: Мой будущий тесть назвал бы это вопиющим нарушением нравственных правил. Натали: (дергая плечиком) Твой будущий тесть – ханжа и зануда, вы с ним прекрасно споетесь, а я много счастлива, что у меня не будет такого свекра! Михаил: (махнув на нее рукой) А ты куда теперь, Вольдемар? Владимир: Поеду в Петербург, Анну выручать. Хрыч Забалуев и так уж на несколько часов меня опередил… И в связи с этим, Наталь Санна, мне потребуется ваша помощь. Натали: В Петербурге? Охотно! Владимир: Вы во дворце все ходы-выходы знаете, найдите там Анну и предупредите, чтоб была настороже, а я перехвачу Забалуева где-нибудь на подступах и отсоветую беспокоить государя по пустякам. Натали: А если он не внемлет вашему совету? Владимир: Утоплю в Неве. Михаил: Ты мог бы сделать это сразу и не вовлекать мою сестру в свои авантюры. Натали: Нет-нет, братец, я с удовольствием помогу Вольдемару! Михаил: (хмуро) Что с удовольствием, я не сомневаюсь… Стойте, куда вы? (но Владимира с Натали уже и след простыл)
Кадр 108. В Зимнем дворце:
Императорские отпрыски числом не менее полудюжины безобразничают, как самые обыкновенные дети: носятся друг за другом, опрокидывают стулья, визжат, прыгают на рояль, хлопают друг друга нотными тетрадями по головам и т.д. Самый младший, лет шести, караулит у приоткрытой двери. Младший царевич:. Идет! Царственные детки бросают свои развлечения и выстраиваются шеренгой, одна из сестер садится за рояль, Константин дирижирует. Входит Анна с брильянтом Владимира на пальце и с папкой нот в руках. Хор: (под бравурные аккорды). Подавай лохань златую, Где веселие живет! Наливай обширны чаши В шуме радостных речей… Анна: (в ужасе зажимает уши) Какой кошмар!.. Хор: (еще громче). Станем, братцы, вечно жить Вкруг огней, под шалашами, Днем – рубиться молодцами, Вечерком – горилку пить! Анна: (жалобно) Что это, ваши высочества? Константин: (хвастливо) Я у гвардейцев научился, а Санька (кивает на сестру, молотящую по клавишам) музыку подобрала! Анна: Ваши высочества, но это так грубо и вульгарно! Если ваша матушка услышит, она, чего доброго, подумает, что это я вас научила, и выгонит меня из дворца… и вам дадут в наставники какого-нибудь тощего желчного старика, вроде того, что преподает вам арифметику… (царевичи громко стонут) Да, я тоже не люблю арифметики… так и быть, когда вас никто не видит, можете вполголоса петь эти грубые песенки господина Давыдова… (Ученики издают дружный вопль радости, принимаются прыгать и скакать и тормошить свою учительницу.) Анна: (строго) А сейчас – Глинка! Дети: (хнычут) Нет! Анна: Да! (садится за рояль) «Жаворонок». Пожалуйста, ваше высочество! (кивает великой княжне Сашеньке и начинает играть) Сашенька: (с тоской во взгляде и мукой в голосе) «Между небом и землей жаворонок вьется…» Александр: (заглядывает) Я думал, господин Бенкендорф допрашивает какого-то бедолагу, или маменькиной болонке хвост прищемили… а это, оказывается, Санька в пении упражняется. Анна: Ваша сестра делает большие успехи, Александр Николаевич. (Загордившаяся Сашенька поет еще тоньше, все затыкают уши, у одной Анны на лице написано истинное наслаждение.) Анна: Браво, Сашенька! Сашенька: Моя мечта – взять ля четвертой октавы, как вы! Константин: А моя мечта – с гвардейцами в казарме покутить! Только они меня туда не зовут, научили двум песенкам, да в карты на щелобаны играть, но это ж не так интересно, как в казарме! (завистливо) Саша вон всю ночь там кутил! Александр: (отвешивает ему подзатыльник) Не вздумай это при papa брякнуть! Константин: (ноет) Почему тебя туда пускают, а меня нет? Александр: Я, между прочим, чтобы быть допущенным в эту святая святых, много лет прилежно учил арифметику, географию и прочие скучные науки. Константин: (разочарованно) Так вы там про науки говорите? Александр: (братьям и сестрам) Les princes et les princesses, помните ли вы, что у нашей матушки нынче именины? Константин: Помним, мы даже песенку ей в подарок разучили! (Взмахивает рукой, и хор дружно затягивает про золотые лохани и горилку, Анна в полуобмороке.) Александр: (ухмыляясь) Это вы споете на мои именины, а нашей maman больше придется по душе Санькино нытье про жаворонка. Анна: (наставительно) Не нытье, а почти сопрано! (Входят император с императрицей, все их приветствуют: кто – поклоном, кто – книксеном, кто – повиснув на их рукавах.) Александр: Maman, papa, прошу вас, садитесь, мы приготовили для вас маленький сюрприз (подвигает родителям стулья). (Сашенька поет под аккомпанемент Анны, императрица роняет слезы умиления, император поглядывает на аккомпаниаторшу.) Константин: А теперь мадмуазель Анна споет для нашей матушки романс! (Анна играет другую мелодию и поет, император, пощипывая усы, возвращается к изучению ее фигуры.) Император: Весьма, весьма недурно… Императрица: О чем вы, Nicolas? Император: О голосе, разумеется. Императрица: (поджав губы) Вполне заурядный голос. (Анна, споткнувшись, берет «до» вместо «ля».) Император: Однако услаждает слух ничуть не меньше скрипки месье Вьетана. Анна, воодушевленная, поет на октаву выше. Шум за дверью. Голос Забалуева: Расступитесь, у меня дело до государя-императора! В комнату вваливается растрепанный Забалуев, отбиваясь от офицера охраны. Забалуев: (поправляя Владимира на груди) Обманывают, говорю, нашего государя-надежу! (к августейшей чете) Ваши императорские величества! (хочет расшаркаться, но поскальзывается на паркете и шлепается на зад) Император: Кто вы такой и что вам угодно? Забалуев: (сидя на полу) Предводитель Двугорского уездного дворянства! Император: А, снова знаменитый Двугорский уезд! (покосившись на Александра) Значит, мы опять услышим что-то интересное. (делает знак Забалуеву говорить) Забалуев: Услыхал я в своей глуши, ваши императорские величества, что одна бывшая крепостная карьеру при дворе сделала, не поверил слухам этим нелепым, поспешил в столицу… и что же я увидел? Императрица: И что же вы увидели? Забалуев: А увидел я, ваше императорское величество, к ужасу моему неописуемому, что девка дворовая при дворе на роялях наигрывает! (Тычет пальцем в Анну, та испуганно роняет крышку рояля.) Император: (поморщившись от визга клавиш) Это правда? Анна: (блеет) Правда, ваше величество… Императрица: (иронично, мужу) Mon cher, где же ваш тонкий вкус? Восторгаться деревенской балалайкой словно французской скрипкой! Император: (Анне) Мадмуазель, убирайтесь вон! Младшие царевичи: Пусть лучше убирается учитель арифметики! Императрица: (строго) Дети, такова воля императора! Пойдемте, сегодня в честь моих именин вместо арифметики вы получите шоколадный торт. (уводит обрадованных ребятишек) Александр: Отец, это несправедливо… Император: (раздраженно) Александр, я еще узнаю, какова ваша роль в этом фарсе, и примерно вас накажу. (Забалуеву, с досадой) А вы, болван, неужели не могли сделать ваше разоблачение приватным образом? (в сторону) Тогда бы мне не пришлось удалять эту блондиночку из дворца в угоду моей супруге. Забалуев: (блеет) Спешил донести до вашего императорского величества… Император: Поспешишь – людей насмешишь! (уходит, крайне недовольный) Александр: Простите, Анна, я не смог вас защитить… Анна: (всхлипывая) Мне кажется, что я – воплощенное несчастье… Александр: Куда вы теперь? Анна: (утерев слезы) Повезу это несчастье негодяю, который его заслуживает. Александр: Передавайте барону от меня привет! Анна: (проходя мимо Забалуева, ударяет его брильянтом по темени) У-у, мерзкая жаба!.. (уходит, Александр ее провожает) Забалуев: (потирает шишку на темени) Не прощу, отомщу! (кряхтя, пытается встать, но поскальзывается и снова падает) Ох, и отомщу!!!
Отправлено: 28.12.11 18:17. Заголовок: Кадр 109. В петербу..
Кадр 109. В петербургском особняке Корфов:
Александр с Владимиром привязывают жандармского поручика Писарева к креслу, Натали вертится рядом. Писарев: Ваше высочество, господа, ваши шалости переходят всякие границы! Александр: А мы и не шалим. Мы вам сейчас учиним допрос с пристрастием по всей форме (проверяет крепость узлов) Надо потуже затянуть. Помогите мне, барон! Писарев: (ноет) Подчиненных моих покалечили… Владимир: Ничего с ними не случится! Если только не задохнутся в кадках из-под квашеной капусты. Писарев: Я отомщу, я пожалуюсь дяде! Вас, Репнина, разжалуют из фрейлин в трактирную прислугу, а вас, Корф… (не знает, какую придумать кару) Вас посадят на адмиралтейский шпиль, направление ветра показывать! Владимир: (хмыкает) Сплю и вижу стать флюгером. Александр: Надоело слушать эти угрозы! Дайте ваш платок, Натали! (Натали протягивает крошечный кружевной комочек.) Владимир: Этого и на одну ноздрю не хватит! (срывает с Писарева эполет и затыкает ему рот) Вот так-то понадежнее будет! Натали: (хлопает в ладоши) Мы разжаловали племянника Бенкендорфа! Александр: А теперь надо поискать орудие пытки. Ваши предложения? Владимир: Неловко применять к господину жандармскому поручику заурядные методы… Наталь Санна, поищите в библиотеке – во втором шкафу направо от входа, на нижней полке… толстая книга в зеленом переплете… Натали: Сейчас принесу! (убегает) Александр: (с любопытством) Что это за книга? Владимир: История средневековых пыток. (Писарев бешено вращает глазами и трясет головой.) Александр: (предупредительно) Вы хотите что-то сказать, господин поручик? (вытаскивает у него изо рта эполет) Писарев: Дядя вам отомстит! Я! Я… Александр: А-а… старая песня! (засовывает кляп обратно) Натали: (возвращается с огромной книгой) Оказывается, пытки и казни – это так интересно! (листает страницы) Например, четвертование – отрубают сначала правую руку и правую ногу, потом… Александр: Нет, крови будет много, забрызгаем одежду господина Писарева, а его дядя так трепетно заботится о чистоте голубого мундира! Натали: (читает дальше) Расплавленный свинец заливают в горло через тоненькую трубочку… Владимир: Нет, плавить свинец слишком хлопотно… Что-нибудь бы попроще? Натали: (листает дальше) Дыба… Владимир: Это уже лучше! У нас в подвале есть замечательная толстая балка, соорудим блок… Александр: Тащить этого поручика в подвал? Фи! Много чести! Натали: (продолжает) Раскаленная кочерга в ухо… Александр и Владимир: (хором) Ага! Ну-ка, ну-ка… (отбирают у нее книгу и читают сами) (Писарев ерзает в кресле.) Александр: То, что нужно, барон! Просто, и вместе с тем – как изящно! Кочерга входит в одно ухо, протыкает голову насквозь и выходит в другое… Владимир: Превосходно, пойду готовить орудие пытки (кладет кочергу в камин, на раскаленные угли) Писарев: (мычит) Фы… фе… фоффеефе… Натали: (сладким голосом) Посмеем, милый поручик, еще как посмеем! Я не забыла, как вы издевались в тюрьме над моим братом и вымогали у меня взятку! Александр: (восхищенно) Натали, вы просто поэт допросов! Владимир: (прихватывая кочергу полой сюртука) Кочерга готова, где ухо? Натали: Вот! (разворачивает голову Писарева ухом к Владимиру) (Поручик, изловчившись, выплевывает кляп и кусает ее за палец.) Натали: (взвизгивает) Ай! (трясет укушенным пальцем) Владимир: (с угрозой) Сейчас я отучу вас кусать бедных девушек! (замахивается кочергой) Писарев: Чего вы хотите? Владимир: Мы хотим знать, где сейчас Анна Платонова. Писарев: Какая Анна Платонова? Александр: Та самая, которой из-за происков вашего ведомства мой отец отказал в месте учительницы музыки! Писарев: Ах, эта бывшая милашка из салона мадам де Воланж… (поперхнулся, получив от Владимира зуботычину) Третье отделение занимается государственными преступниками, а не мелкими интриганками. Владимир: Кочерга остывает… Натали: Можно попробовать проткнуть голову и холодной, впишем новую страницу в историю пыток. Писарев: (ерзает в кресле) Да зачем мне какая-то щуплая блондинка? Александр: Ее похитил клеврет вашего дяди Забалуев. (Владимиру) Кстати, барон, почему вы решили, что Анна похищена именно им? Владимир: У нее в комнате, на туалетном зеркале, помадой было написано: «Забалуев». Писарев: (плюется) Болван! Дилетант! Не мог проверить, всё ли чисто?! Александр: А! Так вы признаете свою причастность к этому похищению? Писарев: Никого я не похищал, просто если б этот идиот не оставил следов, мне б не пришлось терпеть ваши издевательские шутки! Натали: (тычет ему шпилькой в ухо) Вы всё еще думаете, что это шутка, поручик? Писарев: (дергаясь) Ваше высочество, уберите от меня эту валькирию, иначе я ни слова больше не скажу! Натали: (польщена) Валькирия – так меня еще никто не называл! Владимир: А кочерга совсем остыла… Писарев: Забалуев снял дом на Мойке, номер 45… Владимир: Я туда! (отшвыривает кочергу и вихрем выносится вон) Александр: Подождите, барон, мы с вами! Писарев: (возмущенно) А меня вы тут бросите?! Александр: (с сожалением) Придется развязать… Натали: (вздыхает) Придется… (начинают распутывать веревки) Писарев: (шевелит ноздрями) М-м, какой тонкий запах! У вас чудесные духи, мадмуазель Репнина! Натали: (фыркает) Вы понимаете толк в духах, господин поручик? Писарев: И не только… (переводит взгляд на вырез ее платья) (Натали густо краснеет и прячется за спину Александра.) Александр: Поручик, а не ссудите ли вы нам парочку ваших жандармов – на случай, если потребуется вывозить тело господина Забалуева после его беседы с бароном? Писарев: (вставая с кресла и расправляя затекшие члены) Разве вам откажешь, ваше высочество? Берите! Если, конечно, они еще годны к употреблению после квашения в капустных бочках.
Кадр 110. В доме на Мойке
Вид такой, будто только что пролетел смерч: обломки мебели, сорванные портьеры, разбитые вазы. Посреди этого беспорядка Владимир треплет Забалуева, от которого во все стороны летят клочки и пуговицы. Владимир: Говори, скотина, куда дел Анну?! Забалуев: Какую Анну? Не знаю никакой Анны. Владимир: Я из тебя сейчас все потроха вытрясу, если не скажешь, что сделал с Анной! (Входят Александр и Натали, за ними – жандармы, на мундире одного из которых видны остатки квашеной капусты.) Александр: Я же говорил, что можно было не торопиться. Надо было дать барону время как следует потолковать с господином Забалуевым. Натали: Давайте поможем Вольдемару! (кровожадно) Отрежем у Забалуева уши и язык! (подумав) Нет, язык не надо, тогда он нам ничего не скажет… Владимир: Он и так ничего не говорит (пинает Забалуева), на потерю памяти ссылается. Забалуев: Ваше императорское высочество! Помилуйте старика! Невинно страдаю! (бегает на четвереньках по комнате, пытаясь спастись от Корфа) Не отдавайте на растерзание этому зверю лютому! Он и так мой новый дом по кирпичику разнес! Александр: Хм! Дом ваш, говорите, разорили? Ну, так я вам новый дом предоставлю – казенный. (Кивает жандармам) Увести! Я сам его потом допрошу. (Жандармы уводят рыдающего Забалуева.) Натали: (дергает цесаревича за рукав) Возьмите и меня, Александр Николаич! Мне так понравилось допрашивать! Владимир: Странно, почему здесь пахнет квашеной капустой? Александр: Так это, наверное, от наших жандармов! Владимир: Неужели те самые, которых мы посадили в бочки? Как же они согласились нам помогать? Натали: (слегка покраснев) Им велел поручик Писарев. Владимир: С чего бы он вдруг стал таким предупредительным? Александр: Видно, опасается, как бы слух о его давешнем конфузе не распространился по Петербургу. Владимир: Ну, если слухи распространяются так же быстро, как аромат квашеной капусты, не избежать господам жандармам славы. Натали: (ноет) Александр Николаич, когда же мы поедем в крепость? Владимир: Сначала Анну надо найти. Я тут в комнатах немного поискал… Натали: (со смехом) Да, я вижу, что вы искали со всем усердием! Только жалко того бюро красного дерева… Александр: Неужели вы думали, барон, что Забалуев спрятал Анну в одном из этих ящичков? Владимир: Нет, но там вполне могли оказаться записи, указывающие на то, где нам ее искать. Александр: Надо осмотреть весь дом. Натали: Отлично, я поищу в комнатах – может, Вольдемар еще не всё доломал. Александр: А я отправляюсь на чердак! Владимир: А я поищу подвал. (Разбегаются в разные стороны. Доносятся топот сверху, грохот из внутренних комнат и ругательства со стороны кухни.) Александр: (спускаясь по лестнице) На чердаке никого нет. Натали: (возвращаясь в одну дверь) И в комнатах никого нет. Владимир: (возвращается в другую дверь) А подвала вообще нет! Натали: Что же теперь делать? Александр: Барон, а если Забалуев не имеет никакого отношения к похищению Анны? Если она написала его имя на зеркале, чтобы подшутить над вами? Владимир: С нее станется! (в ярости принимается крушить остатки мебели) Натали: (разочарованно) Если Забалуев не виновен, его, чего доброго, выпустят из крепости, и мы не успеем его допросить… Александр: Успокойтесь, Натали, я прослежу за тем, чтобы его не выпускали. Главное, чтобы нас к нему пропустили! Натали: (застенчиво) Можно попросить о любезности поручика Писарева… Владимир: (прислушивается) Погодите-ка! (Откуда-то из-под пола раздается слабое повизгивание.) Александр: (пожав плечами) Поросенок, что ли, хрюкает? (Владимир откидывает ковер и обнаруживает под ним крышку погреба. Скулеж становится громче. Владимир двумя пинками сбивает замок и откидывает крышку. Из погреба выбирается помятая и растрепанная Анна, прыгает ему на шею и душит поцелуями.) Анна: Володенька, любимый, прости, я больше никуда от тебя не убегу! Я буду дома сидеть, подушечки вышивать, слова тебе поперек не скажу, только бы не оказаться снова в этом ужасном погребе! Владимир: (в сторону) Ах, Андрей Платоныч, золотой человек! Без вас я бы еще долго с Анной мучился, не зная, как найти на нее управу! Попрошу Варю напечь побольше пирожков, отправлю ему в тюрьму… Анна: (размазывая слезы по щекам) Этот гадкий старикашка издевался надо мной… грозился продать меня своему другу в Архангельск… Александр: Каков негодяй! Натали: Надо учинить ему допрос с пристрастием! Анна: (всхлипывая) Кольцо с пальца хотел сорвать… Владимир: А ты не позволила? Анна: Конечно, нет! Я заявила, что скорей умру, чем отдам твой подарок! Владимир: (целуя ей руку) Я подарю тебе к этому кольцу еще браслет и ожерелье. Анна: И тогда этот мерзкий Забалуев столкнул меня в погреб, сказал, что подождет, когда я умру от голода и снимет брильянт с моего скелета… (всхлипывает) Натали: (Анне, сочувственно) Там, наверное, было очень холодно и страшно? Анна: (стуча зубами) Оч-чень страш-ш-шно! Там были такие огромные черные крысы-ы-ы!.. Они все розочки с моей юбки сгрызли-и-и!.. (рыдает у Владимира на груди) Владимир: (гладит ее по голове) Я куплю тебе две дюжины новых платьев. Натали: Крысы?! (взвизгнув, повисает на шее у Александра) Александр: (достает пистолет) Поохотимся, барон? Владимир: (достает два пистолета) С удовольствием, ваше высочество! Отстраняют своих дам и один за другим спрыгивают в погреб. Анна с Натали, прижавшись друг к другу, слушают выстрелы. Александр: (выбирается наверх) Четыре! (держит в вытянутый руке за хвостики четырех убитых крыс) Девицы, громко вереща, удирают вверх по лестнице. Владимир: (поднимаясь следом) А у меня – семь! Александр: Это нечестно, барон, у вас было два пистолета! Владимир: А вы одну раздавили каблуком, ваше высочество. Александр: (протягивает руку) Так и быть, сегодня я признаю свое поражение, но не теряю надежды отвоевать у вас славу лучшего стрелка. Владимир: А где наши дамы? Анна и Натали с громким визгом скатываются по лестнице вниз. Натали: (трясясь) Там такие огромные… Анна: (подвывает) Такие страшные… Александр и Владимир: (вместе) Кто? Анна: Пау-у-уки!.. Владимир: (с сожалением) У меня больше патронов нет. Анна: (виснет у него на руке) Володенька, пожалуйста, пойдем из этого ужасного дома! Натали: (Александру) Пожалуйста, поедемте допрашивать Забалуева! Кавалеры, которые не прочь еще поохотиться, с видимым сожалением позволяют дамам себя увести.
Отправлено: 28.12.11 18:22. Заголовок: Кадр 111. В Зимнем д..
Кадр 111. В Зимнем дворце
Натали гуляет по коридорам дворца, навстречу – императрица с Зизи на руках и двумя фрейлинами по бокам. Императрица: (неприятно удивлена) Натали? Что вы делаете во дворце? Натали: (делая книксен) Я приехала узнать, не вернулась ли принцесса… Зизи: Гав! Гав! Императрица: Не лукавьте, Натали! Вот и Зизи говорит, что принцесса вернется через два месяца. Натали: (лепечет) Я думала… Императрица: Мне совсем не нравится направление ваших мыслей! (фрейлинам) Покормите Зизи и уложите ее спать, только не накрывайте пуховым одеяльцем, сегодня тепло, возьмите шелковое покрывальце, что я вчера сшила. (Фрейлины уносят болонку) Не хотела говорить при этих сплетницах, жалеючи вашу репутацию, которую вы сами ничуть не жалеете. Натали: Разве я делаю что-то такое, что могло бы ей повредить? Императрица: Если б вы заботились о вашей репутации, то находились бы сейчас у постели больного жениха, а не подкарауливали здесь моего сына! Натали: Князь Андрей Долгорукий мне больше не жених, ваше величество. Императрица: Отлично! Значит, слухи о том, что он ранен на дуэли, имеют под собой почву? (бледнея) Надеюсь, он стрелялся не с Сашей?! Натали: Ваше величество, Андрей бы никогда не посмел… К тому же, он ранен вовсе не на дуэли. Императрица: Где же он получил увечье? Ах, я догадываюсь – должно быть, он пытался покончить с собой, доведенный до отчаяния вашими выходками. Натали: Всё было совсем не так… Императрица: Вот что, милочка, хватит вам здесь мельтешить, поезжайте-ка вы лучше в деревню. Натали: Я только что оттуда, ваше величество… Императрица: Свежий воздух – это так приятно! А вот ваша подруга Оленька Калиновская так страдала, бедняжка, в монастыре… Натали: (бледнеет) Государыня… Александр: (подходит) Здравствуйте, матушка! Здравствуйте, Натали! А почему вы обе такие невеселые? Что случилось? Императрица: Натали объявила о своем решении вернуться в деревню, к больному жениху. Александр: (потрясен) Это правда, Натали?! Натали: (повесив голову) Про деревню правда… Императрица: Саша, ты можешь попрощаться с Натали, а потом я жду тебя в музыкальном салоне, мы будем слушать арфу (уходит). (Натали громко всхлипывает.) Александр: Maman вас изгоняет… почему? Натали: (шмыгая носом) Александр Николаевич, нам обоим прекрасно известно, что между нами не может быть ничего… кроме дружбы… Александр: Но это была такая красивая мечта!.. Натали: К сожалению, несбыточная… Александр: Что же нам теперь делать? Натали: Жить дальше… Скоро приезжает принцесса Мария… Александр: А вы, Натали? Неужели вы вернетесь к этому болвану? Натали: Ну уж нет! Поеду любоваться развалинами Колизея, родители давно меня зовут… Александр: (грустно) Влюбитесь в какого-нибудь горячего черноокого итальянца… Натали: У принцессы Марии тоже страстный темперамент. Александр: Даже слишком… Натали: Пришлю ей из Италии статую Фидия. Александр: (кисло) Вы умеете шуткой поднять настроение, Натали. Натали: (аккуратно вытерев платочком мокрые глаза и носик) Чуть не забыла, Александр Николаевич, (достает из кармана конвертик) Оля прислала письмо, которое мне сначала тоже показалось шуткой… Александр: Из Варшавы? Натали: Нет… (смотрит на обратный адрес) из какого-то Фалля… Александр: Фалль? Но ведь это… ведь это поместье графа Бенкендорфа! У него там что – частная тюрьма? Натали: Лучше послушайте, Александр Николаевич. (читает письмо вслух) «…Дорога до Пскова обещала стать сплошной пыткой, но через полчаса этот тупой самовлюбленный индюк в жандармском мундире догадался, что надо поставить карету на полозья. Более упрямого, грубого, зловредного и несносного человека я в жизни не встречала! Мне ни на что нельзя было пожаловаться, чтобы он тут же это не устранил, изображая учтивость, а один раз даже бросил мне под ноги свою шинель, якобы чтобы я не испортила бархатные сапожки в глубоком снегу – вообрази это изощренное издевательство! Не говоря уж о гостинице с шелковым бельем и французском суфле на ужин. Этот сатрап и бурбон не оставил мне ни половинки шанса! Одним словом, Наташенька, я теперь самая счастливая женщина на свете – графиня Бенкендорф». Александр: (не веря своим ушам) Что? Как? Графиня Бенкендорф? (отбирает у Натали письмо и сам читает) «Я самая счастливая женщина на свете…» (обескураженно) А про меня ни слова? (переворачивает листок и смотрит на обороте) Натали: (надув губки) Вашему высочеству невыносимо думать, что кто-то может быть счастлив вдали от вас? (в свою очередь отбирает у него письмо и прячет в сумочку) Там обратный адрес, может, навещу Олю по пути в Италию. Александр: (грустно) И вы меня покидаете, Натали… Натали: (с непередаваемым выражением) «И вы!..» (книксен) Счастливо дождаться принцессу Марию, ваше высочество! (завернув за угол, негодует) Что мой бывший жених, что Александр Николаевич! Положительно, мужчины – это просто ошибка природы! Или мне на них не везет (вздыхает). Писарев: (преграждает ей путь на лестнице) Мадмуазель Репнина? Вы арестованы! Натали: (испуганно) За что?! Писарев: И вы еще спрашиваете? Натали: (хнычет) Но почему я? Ведь я была не одна… Писарев: Ваши сообщники – это моя головная боль! Его высочество я, по понятным причинам, арестовать не могу. Корфа в крепость отправлять бесполезно – все равно через день придется выпускать. Вот на вас-то за всех троих и отыграюсь! Натали: Думаете, у меня заступников не найдется? Писарев: Ваши заступники и знать ничего не будут. Ваш брат получит письмо – написанное вашим почерком! – что вы поехали навестить жениха, жених будет извещен, что вы поехали к брату, а вас тем временем – в Алексеевский равелин, в камеру княжны Таракановой… О-о-очень уютное местечко! (Натали дрожит и плачет от ужаса.) Писарев: Ага! Вам страшно! А мне, думаете, не было страшно, когда вы меня, связанного, раскаленной кочергой хотели пытать? Натали: (шмыгая носом) Господин поручик, я так раскаиваюсь! Больше никогда… ничего подобного… только не надо меня в крепость! Писарев: Рад бы поверить вам, княжна, да не могу! (вытирает ей слезы платочком) Я вас отпущу, и что? Вы сразу же побежите ябедничать его высочеству, тот нажалуется его величеству, его величество – моему дядюшке, а уж дядя мне такой пинок отвесит, что я очнусь в каком-нибудь Оренбурге! Натали: (делает очень честные глаза) Я не стану жаловаться, клянусь! Мне так стыдно за ту жестокую шутку… Но ведь если бы вы сразу сказали нам, где найти Забалуева, мы не стали бы вас связывать и, тем более, угрожать кочергой! Писарев: Вот бы кому кочерга пришлась в самый раз! Натали: И потом, вы пребольно укусили меня за палец!.. Писарев: (берет ее руки в свои) Какой пальчик болит? Натали: (капризно) Я не помню… Писарев: (целует все пальчики подряд) Больше не больно? Натали: (розовея) Кажется, нет… Писарев: И вы больше не сердитесь, что я вымогал у вас взятку? Я тогда накануне проигрался в пух и прах, и если бы не заплатил, не миновать мне новой взбучки от дяди. Натали: Где же вы достали денег? Писарев: Пришлось выиграть, в долг мне уже никто не дает. Натали: (со вздохом) У меня при дворе тоже дурная репутация. Писарев: У вас такие зеленые глаза, что жаль с вами расставаться… (неохотно отпускает ее ручки) Но надо ехать в крепость к этому мерзавцу Забалуеву. Пока дядя наслаждается медовым месяцем, в Третьем отделении я – главный. Хоть болван Дубельт воображает, что он главней. Натали: Вы поедете допрашивать Забалуева? Сергей Дмитрич, миленький, возьмите меня с собой! Писарев: Взять вас с собой? (ухмыляется) Почему бы и нет? Сделаем господину Забалуеву приятный сюрприз! (предлагает ей руку) Натали: (радостно щебечет) Я столько книжек прочитала: и про китайские пытки, и про испанскую инквизицию! Писарев: Кстати, зовите меня просто – Серж! (Уходят под руку, оживленно переговариваясь. Из-за угла выглядывают две фрейлины.) 1-я фрейлина: Какой скандал, Софи! После князя Долгорукого и наследника престола – племянник Бенкендорфа! 2-я фрейлина: А Серж-то - красавчик! 1-я: И ведь никто еще ни сном, ни духом! 2-я: Какая удача, что мы здесь случайно оказались! Надо немедленно всем рассказать! (Разбегаются в разные стороны.)
Кадр 112 (предпоследний) На развилке
У дорожного столба стоит коляска, на козлах скучает кучер, лошадь пощипывает травку на обочине. В десяти шагах поодаль Владимир тщетно пытается оторвать от себя Анну, повисшую у него на шее. Анна: (ревет) Не пущу-у-у!.. Владимир: (пока еще ласково) Анечка, пойми, я должен вернуться в тюрьму. Негоже дворянину бегать от правосудия. Анна: Нет! Ты никуда не пойдешь! Владимир: (теряя терпение) Угомонись, это ненадолго. Андре жив, так что мне, скорей всего, и каторга не грозит. Может быть, отделаюсь штрафом… Анна: Я без тебя и дня не проживу! Владимир: А кто говорил, что я мерзкий волокита и бездушный чурбан? И что каждый день рядом со мной подобен всем пыткам ада? Анна: (вцепляется в него крепче) Без тебя еще хуже-е-е! Владимир: (растроганно) Не думал, что ты так ко мне привязана… (гладит ее по голове) Тогда, Анечка, тебе тоже надо попытаться кого-нибудь застрелить, и мы будем скучать за решеткой вдвоем. Анна: Я даже знаю, кого – Андрея Долгорукого! Тебя из-за него в тюрьму посадили! Владимир: А вот и он, собственной персоной! (На дороге появляется живописная группа: Андрей Долгорукий в тоненькой шинелишке, с трясущейся головой, поддерживаемый с одной стороны Сонечкой (в черной накидке и розовой шляпке), а с другой – Татьяной (в побитой молью бархатной душегрейке) У всех троих котомки за плечами. Увидев их, Анна от изумления соскальзывает с шеи Владимира.) Владимир: Софья Петровна… (целуя ручку) Куда путь держите? Соня: (шмыгает носом) Куда глаза глядят. Татьяна: Барин их из дому выгнал, значит. Анна: Как – выгнал?! Соня: Это всё сестрица наша новая, Полька… то есть Настька… Она батюшке наябедничала, что я с Никитой целовалась… (Татьяна сердито фыркает.) Анна: (всплеснув руками) Сонечка, вы влюбились в Никиту?! Соня: И нисколько я не влюбилась, только разок и поцеловала его в щечку – в благодарность за то, что он открыл мне глаза на бессмысленность моего существования… А папенька прогневался и велел мне с глаз его убираться… Анна: Как же это жестоко и несправедливо! Владимир: (хмыкнув) Зная приверженность Петра Михалыча строгим правилам морали, я только дивлюсь, что он не стал принуждать вас, Софья Петровна, выйти за Никиту замуж. Татьяна: (угрюмо) Не по чину, барин, княжне за простого мужика идти, да и к тому же Никита вчера со мною обвенчался. (Андрей трясет головой и мычит что-то нечленораздельное.) Владимир: А этот-то бедняга блаженный зачем с вами? Неужто и его?… Соня: (горестно) И Андрюшу папенька тоже выгнал… Татьяна: Нынче не князь Петр Михалыч в доме хозяин, и даже не княгиня Марья Алексевна, а княжна Анастасия Петровна! Владимир: Ай да Полина! Не напрасно я, значит, вольную ей дал! Соня: Вы будто радуетесь, Владимир Иваныч, нашим несчастьям! Владимир: (широко улыбаясь) Я радуюсь за Полину. Анна: Сонечка, но как же так вышло, что и бедного Андрея Петровича из дому выгнали? Он ведь сейчас и мухи не обидит! Соня: Андрюша на терраске сидел, никого не трогал, вырезал себе из бумаги фигурки разные – овечек, коровок… а Полька увидела и кричит: «Папенька, папенька, посмотрите, в каком непотребном виде меня братик изобразил!» (Андрей трясущейся рукой достает из кармана бумажные фигурки.) Владимир: (развеселившись) А ведь, ей-богу, на Польку похоже, погляди, Ань! Анна: (хихикнув) Угу, такие же щекастые! Только настоящей Полине рогов не достает, чтоб бодаться. Татьяна: Она и без рогов бодаться горазда! Весь дом кувырком, хорошо, что мы с Никитой сегодня съезжаем. (Андрей вздыхает.) Владимир: (сочувственно) Что, бедняга, так никого и не узнаешь? (Андрей энергично мотает головой.) Владимир: Жаль, а то б рассказал исправнику, с какой дури ты стал бутылку открывать заряженным пистолетом. Соня: Так это ж маменька пистолет-то зарядила! Анна и Владимир: (в голос) Кто?! Соня: От Польки-то житья никакого не стало, везде свой нос сует… вот маменька и взвыла… исправника позвала и давай каяться… дескать, она смертоубийство замышляла, хотела барона Корфа извести, а если повезет, то и папеньку… Виновата я, говорит, везите меня в тюрьму, лучше за решеткой томиться, чем с Настенькой под одной крышей! Владимир: (восторженно прищелкнув языком) Ай да Полина! Анна: (визжит и прыгает от радости) Володенька, но ведь это значит, что ты не виноват, и тебе не надо в тюрьму возвращаться! Владимир: В самом деле… тогда – едем домой? (оживляясь) Отведаем Вариной стряпни, соскучился я по ней на казенных-то харчах… (Соне) Куда вас подвезти, Софья Петровна? Соня: (сконфуженно) Мы, собственно… к вам направлялись… вы уж нас простите, что мы без приглашения… вы в тюрьме были, а нам идти некуда… а мы вам не будем в обузу, я могу забор покрасить или ставенки, а Андрюшу можно посадить столовое серебро чистить… он дома так начистил, что смотреть больно! Анна: Володенька, неужели мы откажем этим несчастным в гостеприимстве? Владимир: А когда я кому отказывал? (Соне и Андрею) Мой дом – ваш дом! Садитесь в коляску и поехали! Татьяна: Тогда я пойду? Меня мой Никита ждет, да и барышне Лизавете Петровне надо помочь вещи собрать, ее не сегодня – завтра тоже из дому погонят… Анна: (ахнув) Какой ужас! Лиза осталась одна против этой кошмарной Полины?! Соня: Почему одна? Они с Мишей вдвоем бьются, только, боюсь, не сдюжить им… против Настеньки с папенькой… Анна: Мы должны непременно помочь Лизе и Мише! Володенька! Ведь мы не покинем их в беде? Владимир: (почесав затылок) Ну, раз в тюрьму мне возвращаться не надо, а других развлечений нет, едем спасть Долгоруких! Анна: Володенька, какой же ты милый и добрый! (бросается его целовать) Соня: (со слезами на глазах) Бог вас наградит, Владимир Иваныч! Владимир: (засмущавшись) Полно вам, Софья Петровна! Велик ли подвиг – какую-то Польку из вашего дома вытряхнуть… Поехали! (Вся компания утрамбовывается в коляску и едет по направлению к усадьбе Долгоруких.)
Нарядная Полина сидит на диване посреди гостиной и уминает разную снедь, разложенную перед нею на низеньком столике. В ушах, на шее, на пальцах и запястьях у нее сверкают брильянты Марьи Алексевны. Петр Михалыч хлопочет рядом, подливая и подкладывая «доченьке» что повкуснее. Лиза и Михаил с постными физиономиями стоят у дверей. Марья Алексевна скучает у окна. Петр Михалыч: Кушай, доченька, не стесняйся, ты у себя дома. Полина: (с набитым ртом) Да я ем, ем, батюшка! Лиза: (язвительно) Гляди, сестрица, как бы платье снова не пришлось расставлять. Полина: (одергивает на себе лучшее Лизино платье, расставленное в боках) Зачем? Мне папенька новое купит. Правда? Петр Михалыч: Куплю, доченька, куплю (подвигает ей чашку с осетровой икрой) Кушай, доченька, у Корфов-то, поди, впроголодь жила? Полина: (лопает икру столовой ложкой) Разве у Корфов еда? Щи да каша! Михаил: (не выдержав) Позвольте сказать вам, Петр Михалыч, что вы несправедливо относитесь к родным детям – то есть, я хотел сказать, к законным детям… Петр Михалыч: А по какому праву, сударь, вы беретесь мне указывать? Михаил: По праву вашего зя… (Лиза наступает ему на ногу) …будущего мужа Лизаветы Петровны. Петр Михалыч: Нет-с, Лизавета Петровна выйдет замуж только за Корфа, или пусть убирается на все четыре стороны, как ее распутная младшая сестрица! Лиза: Маменька, хоть вы его образумьте! Марья Алексевна: А кто когда меня в этом доме слушал? Исправник: (входит) Марья Алексеевна, коляска подана, можно ехать. Хоть я по-прежнему не настаиваю на вашем заключении в тюрьму: князь Андрей Петрович жив, в преступлении своем вы признались и раскаялись… Полина: (облизывает ложку) Нет уж, нет уж! Раз положено в тюрьму, значит, и надо в тюрьму! (Лиза бросает на нее взгляд, далекий от обожания.) Марья Алексевна: (исправнику) Едемте! (Полине) Глаза б мои тебя не видели! Владимир: (вваливается со всей честной компанией) Ну и ну! Мне Марью Алексевну не удалось в тюрьму упрятать, как ни старался, а теперь она сама туда без памяти бежит… Сильна Полька, ничего не скажешь! Полина: Анастасия Петровна, и с поклоном, и с почтением! (выбирает со дна чашки последние икринки) Сейчас откушаю и дам вам, Владимир Иваныч, ручку поцеловать. Петр Михалыч: (торжествующе) Ага! Владимир Иваныч! На ловца и зверь бежит! Думали за решеткой от меня схорониться? Не вышло-с! Пожалте, сударь – к алтарю или к барьеру! Лиза: (стонет) Папенька! Петр Михалыч: (заглядывает за спину Владимиру) А кто это там? Уж не Софья ли Петровна? Разве не сказал я вам, что не желаю вас больше видеть?! Вон, сударыня, вон, распутница! Анна: Петр Михалыч, разве можно гнать родную дочь?! Петр Михалыч: А вы, мадмуазель, кто такая, чтобы в моем доме указывать, что мне можно делать, а чего нельзя? Владимир: Князь, прошу вас, выбирайте выражения, а то ведь я не посмотрю на ваши преклонные лета и увечья… и приму вызов! Марья Алексевна: (ворчливо) Да уж давно пора! Церемонничают всё… Сычиха: (входит) Эк ты, Петр Михалыч, разбушевался-то! А того не ведаешь, что вот она (указывает на Анну) и есть твоя родная дочка Настенька! (У всех присутствующих отваливаются челюсти.) Полина: (выронив кусок изо рта) Чего ты плетешь, карга лысая?! Я – Настенька, у меня и одеяльце розовое есть! Петр Михалыч: (подхватывает) И одеяльце, и медальончик! Сычиха: Медальончик она украла, и одеяльце розовое, в которое я настоящую Настеньку завернула да Ивану отдала… Владимир: При чем тут мой отец?! Сычиха: Так Иван-то и велел мне девочку ему отдать, все равно, сказал, Марфа не сумеет ее воспитать, непутевая она, а Петьке и вовсе нельзя дитё доверить – ревнивая Машка в колодце утопит. Марья Алексевна: Что ты понимаешь про ревность-то, в лесу своем, с пауками и поганками?! Поглядела бы я на тебя, кабы твой муж по девкам начал шастать! Сычиха: Да я про ревность поболе твоего знаю! (всхлипывает) Оттого и в лес ушла, чтоб не натворить чего… Владимир: Я давно подозревал, что ты к моему отцу не равнодушна. Ну, и зачем было в лесу прятаться? Отец-то двадцать лет вдовствовал, вернулась бы, да и жили с ним, не тужили! Сычиха: Ой, Володенька! Так ты не против был бы? А почему ж молчал?! Владимир: (пожимая плечами) А вы меня не спрашивали. Петр Михалыч: Подождите… как же это… что же… значит, моя дочь – Аня? Анна: (жалобно) Возможно ли? Полина: Не верьте, батюшка, ведьме этой, брешет она всё! Петр Михалыч: (Сычихе) И то… ты ж раньше говорила, что Настенька – это Полина! Сычиха: Тогда еще время для правды не наступило… да и посоветоваться мне надо было… Марья Алексевна: (фыркает) С мухоморами? Сычиха: С Ваней! Петр Михалыч: Иван теперь не ответчик, а твоим словам, Сычиха, веры нет! Сычиха: Вот тот, кто слова мои подтвердит! (Указывает на дверь, в которой стоит барон Корф-старший.) Иван Иваныч: (с доброй улыбкой) Не ждали? А это я, ваш Иван Иваныч! (Немая сцена.) Чей-то дрожащий голос: Господи, помилуй! (Марья Алексевна падает в обморок.) Михаил: (опомнившись первым) Иван Иваныч, вас же того… похоронили?.. Иван Иваныч: Видите ли, любезные друзья мои, яд, который мне подлили в бокал (Марья Алексевна приоткрывает один глаз), оказался старым, и в сочетании с бренди дал весьма странный эффект… (Марья Алексевна снова в обмороке) Я впал в летаргический сон… Потом просыпаюсь в гробу… Свечи горят, вокруг люди в черном… А пьяный Володя ругается и всех гонит… И так мне обидно сделалось, что решил: не стану объявляться, пусть меня хоронят! Сычиха: А я, как одна в церкви-то осталась, подхожу к гробу, глядь – Ваня встает и улыбается. Тут мне дурно сделалось, Ванечка из гроба вылез и в чувство меня привел, и стали мы думать, как дальше быть… Иван Иваныч: И надумали, что надо мне месячишко-другой вроде как на том свете побыть, подождать, пока все страсти улягутся. Пустой гроб мы на кладбище зарыли… Лиза: А мы по ошибке чуть могилку вашу не раскопали… Подумать только, мы бы уже тогда могли узнать… Иван Иваныч: (грозит ей пальцем) Потому-то я вам, Лизонька, и помешал! (продолжает рассказ) Поселился я в избушке у Наденьки (кивает на Сычиху), но домой иногда наведывался – туда со стародавних еще времен из лесу ход тайный был сделан, по которому Надюша ко мне ходила, чтоб Володе на глаза не попадаться… Сычиха: Ванечка, а Володя-то сказал, что напрасно мы таились, что он был бы рад нашему счастью… Иван Иваныч: (растроганно) Правда, сынок? Ты благословляешь нас с твоей тетей? Владимир: (ошалело) Благословляю… отец… Петр Михалыч: Возможно ли такое?! (Анна с Владимиром осторожно приближаются к барону, опасливо ощупывают его и, удостоверившись, что он не привидение, с радостным визгом бросаются ему на шею.) Иван Иваныч: (обнимает их) Детки мои дорогие! Как же я по вам соскучился! Ну, рассказывайте, рассказывайте, как вы жили без меня? Впрочем, нет, не надо рассказывать, я и так все знаю – я же не покидал вас не на минуту. (улыбается) Призракам все подвластно! Владимир: Значит, отец, это ты сам под видом привидения меня посещал? (обиженно) Присматривал за мной, как бы я чего не натворил? Иван Иваныч: Да тебя и нельзя без присмотра оставлять: то дуэль, то тюрьма, а уж Аннушка-то моя бедненькая как от тебя настрадалась! Ну, ничего, ничего, теперь я вернулся, теперь я в доме порядок наведу и Аннушку тебе тиранить не дам (гладит Анну по голове). Петр Михалыч: Позвольте, позвольте! Аннушка, то есть Настенька, моя дочь, и заботиться о ней – мое святое право! Владимир: Ничего подобного! Ни у вас, Петр Михалыч, ни у тебя, отец, больше никаких прав на Анну нет (потирает руки) Теперь я буду ее тиранить втрое против прежнего, да еще и на законных основаниях (отбирает Анну у отца и по-хозяйски сгребает в охапку). Иван Иваныч: Ничего не понимаю. Анна: Дело в том, дядюшка, что нынче утром мы с Володенькой обвенчались, и он теперь может меня тиранить, сколько ему будет угодно (трется щекой о рукав Владимира). Лиза: (тычет Михаила кулачком в бок) Не мы одни с тобой такие умные. (Все захвачены новой сенсацией, скандал с воскрешением Корфа-старшего отодвигается на второй план.) Иван Иваныч: Без моего позволения?! (задыхается от возмущения) Петр Михалыч: Тайный брак?! (хватается за сердце) Михаил: (шепотом, на ухо Лизе) Пусть старики на них злость сорвут, нам меньше достанется. Лиза: (нежно) Какой же ты у меня умница, Мишенька! Иван Иваныч: Нет, Аннушка не могла по своей воле на такой поступок решиться. (сердито, сыну) Это ты на нее дурно влияешь! Петр Михалыч: Нет-с, дражайший мой друг Иван, это ваше воспитание! Вот если бы вы Анюту сразу мне отдали и не морочили нам всем головы столько лет, я бы сумел ей привить уважение к родителям! Моя родная дочь никогда бы не посмела тайком от меня… Лиза: Простите, папенька (без раскаяния в голосе), но мы с Мишей тоже… того… обвенчались… Михаил: Так точно-с, третьего дня! Владимир: (на ухо Анне) А я думал, мы с тобой – самые сообразительные. Иван Иваныч: Видите, друг мой Петр? Это у вас фамильное – родителей ни в грош не ставить! Петр Михалыч: Нет-с, всему виной ваше либеральное воспитание! Иван Иваныч: Нет-с, позвольте… Соня: (испуганно) Ой, смотрите! (показывает пальцем на окно, за которым корчит рожи Забалуев) Михаил: Опять, наверно, за взятку или по знакомству с Бенкендорфом из тюрьмы выпустили. Владимир: Сейчас я отправлю его туда, откуда никого не выпускают… (достает пистолет) Анна с Лизой: (виснут у него на руках) Сколько можно?! Михаил: (отбирает у приятеля пистолет) Да он же не заряжен! Владимир: А-а! Это я в Петербурге на крыс охотился. (Пока они препираются, Марья Алексеевна распахивает окно и бросает на лысину Забалуева цветочный горшок.) Забалуев: (причитает) Ой, ой! По самому больному месту!.. Петр Михалыч: (швыряет за окно трость) Убирайтесь вон! Забалуев: А на тросточке-то набалдашник золотой! Маловат, конечно, да с паршивой овцы хоть шерсти клок! (довольное хихиканье и удаляющиеся шаги) Владимир: (достает второй пистолет) И этот разряжен… Анна: Скажите, дядюшка, это вы накануне дуэли пистолеты вишневыми косточками зарядили? Володя до сих пор уверен, что это я вишневый компот из кладовки стащила… Иван Иваныч: (сквозь смех) Я, я! Так по Вариному компоту соскучился, что целую банку скушал, а косточкам нашел хорошее применение (грозит сыну пальцем) Я же тебя предупреждал! Владимир: Да-да, призракам все подвластно… Так, может быть, отец, и окорока, и две кадушки капусты тоже ты из погреба вынес? Иван Иваныч: Надо ж было чем-то питаться, на Сычиных грибках и корешках голодновато было… Владимир: А я-то на Модестыча грешил, из жалованья у него вычел… Модестыч: (просовывает в дверь мордочку) Я требую, чтобы мне вернули честно заработанные мною деньги! (Михаил пинком захлопывает дверь, раздается вопль Модестыча, которому прищемило нос.) Полина: (срывается с места) Да что же это вы, господа, Карлушу моего обижаете? Марья Алексевна: (вопит) Стой! Отдай мои брильянты! Петр Михалыч: Успокойся, Маша, эти брильянты фальшивые… Марья Алексевна: А настоящие где?! Петр Михалыч: Я их Марфе отдал и за границу ее отправил, на воды… Может, она там мужа себе найдет, иностранца… Анна: (всхлипывает) Значит, нескоро я свою маменьку увижу? Михаил: (завистливо) Счастливчик ты, Корф! Теща за тридевять земель… Владимир: Зато с тестем нам повезло одинаково… Михаил: Что правда, то правда! (оба вздыхают) Петр Михалыч: На следующих выборах предводителя уездного дворянства выдвину свою кандидатуру… А земли этого прохвоста, моего бывшего зятя, отберу по суду и отдам моим новым зятьям, пусть пользуются! Владимир: (Михаилу) Он и луну в приданое пообещает, лишь бы денег не давать! А обещанного, как известно, три года ждут… Михаил: (хмыкнув) Угу, Забалуев, мой предшественник, так и не дождался. Модестыч: (снова заглядывает в дверь) А не нужен ли вам управляющий, на новую землицу-то? (Михаил двигает ногой, но в этот раз Модестыч оказывается проворнее, и выскакивает прежде, чем дверь успевает захлопнуться.) Голос Полины: (снаружи) Хватит тебе, Карлуша, на господ шею гнуть! Поедем в Петербург, будешь моим антрепренером! Владимир: (рассовывая по карманам пустые пистолеты) Жаль, что Забалуев от меня ушел… Ну, ничего! Я и до него еще доберусь, и найду, кто его надоумил с кляузой на Анну во дворец явиться… Михаил: (кашлянув и покраснев) А… а далеко искать не надо… Лиза: (виновато) Вы уж нас простите… Владимир: Хороши родственнички, нечего сказать! Михаил: Мы хотели вам с Анной помочь… Лиза: (подхватывает) Сначала пытались Полину подкупить, чтобы она в пользу Владимира дала показания, но она такую цену заломила, что дешевле было бы подкупить всю тюремную охрану, а тут подвернулся мой бывший муженек, гораздый на разные пакости совершенно бесплатно. Мы с Мишенькой рассудили, что Владимир, узнав об этом, сбежит из тюрьмы Анечку спасать, а там, глядишь, и снова бы промеж ними любовь воцарилась… Анна: Так вот кому мы счастьем обязаны! (бросается целовать Лизу) Сестричка моя дорогая! (поворачивается к Михаилу) Братец милый! Владимир: (перехватывает ее, не дав поцеловать Михаила) Свояка я сам поблагодарю! (жмет Михаилу руку) Спасибо! И тебе, Лиза, сердечное спасибо… Анна: (оттирая его от Лизы) Я сестричку уже поцеловала! (Андрей плачет.) Соня: Что с тобой, Андрюшенька? Андрей: (всхлипывает) Стыдно мне… Марья Алексевна: (всплескивая руками) Заговорил! Сыночек! Андрей: А я и не терял… речи-то… (бормочет покаянно) Утомился я просто… все от меня чего-то требовали: Наташа – одно, Таня – другое… вот я и прикинулся немым и рассудком больным… ни делать, ни решать ничего не надо… Лиза: (брезгливо) Узнаю своего братца… Татьяна: Тогда и вы меня, Андрей Петрович, простите! (кланяется ему в пояс) Думала я вас дитем привязать, да не судьба… (вытаскивает из-под юбки подушку, изображающую живот) Вот и нету никакого дитяти… А я теперь с Никитой моим счастлива, и ничего боле мне от вас не надобно! Андрей: (повесив голову) Остался я и без невесты, и без ребенка… Петр Михалыч: Не огорчайся, сынок, у наших соседей Кукарекуевых гостит дальняя родственница, Катенька Нарышкина… Такая милая девушка… мы вас в два счета сосватаем! Андрей: (обреченно) Ну, Катенька, так Катенька… Владимир: (Анне, тихо) Ты, никак, вздумала ревновать меня к Лизе? Вот глупость! Анна: А ревновать меня к Мише еще глупее! Владимир: Что это? Ты опять начинаешь пререкаться? А кто обещал мне вести себя паинькой? Анна: А кто обещал на других женщин не заглядываться? Владимир: Будешь капризничать, запру тебя в подвале с крысами! Анна: А я… а я… а я дядюшке пожалуюсь! Иван Иваныч: (ласково приобнимая обоих за плечи) А если вы будете ссориться, милые детки, лишу вас содержания! Никаких вам придворных балов и прочих светских удовольствий, будете сидеть в деревне да рожать мне внуков! Владимир: (чтобы сменить тему) Кстати, а как поживает Наталь Санна? Михаил: (безнадежно махнув рукой) Твердо вознамерилась стать племянницей Бенкендорфа. Петропавловская крепость ей теперь дом родной. Не понимаю, что она нашла в этом поручике Писареве? Владимир: С таким дядей он станет полковником быстрее, чем ты капитаном. Лиза: (вмешивается) Какая вам разница, противные сплетники? Хватит перемывать косточки бедной Наташе! После всех мытарств с моим безголовым братцем она заслужила капельку счастья! Михаил: Но… Лиза: (замахивается веером) А если кто-то заговорит о чести семьи, тому крепко не поздоровится! Владимир: (почесав ухо) Кстати, это правда, что граф Бенкендорф женился на пани Калиновской? Михаил: (тоже рад сменить тему) Правда, правда! Над этой новостью веселился весь Петербург, кроме его высочества, а государь изрек – вот золотой человек Александр Христофорович, обещал, что я больше не услышу имени Калиновской, и сдержал слово, а мадам Бенкендорф я рад принять при дворе. Анна: Нам до мадам Бенкендорф тоже нет никакого дела. Владимир: Конечно, любимая. Петр Михалыч: А все-таки, Иван, мы с тобой породнились! Иван Иваныч: Только не ладно, что детки наши тайком от нас, как воры… Петр Михалыч: Накажем негодников примерно, а потом – честным пирком, да за свадебку! Марья Алексевна: Иван Иваныч, раз уж мы с вами теперь родственники… почти… вы уж по-соседски не держите зла на меня… что я вам того-самого… в бренди… Иван Иваныч: Я бренди с той поры в рот не беру! Марья Алексевна: Тогда наливочки – в честь нашего примирения? И за здоровье новобрачных? Сейчас велю подать! Иван Иваныч: Спасибо, Марья Алексевна, голубушка, только я бы предпочел выпить кваску и у себя дома, с Наденькой… (обнимает Сычиху) Петр Михалыч: Да-да, Иван, поедем к вам! Там у нас и партия в шахматы не доигранная осталась… Марья Алексевна: (хлопает мужа по лысине) Никаких больше шахмат! Татьяна: А коли пировать собираетесь, господа, то прошу вас всех пожаловать в наш с Никитой трактир – мы его у казны за копейки выкупили, как прежнего-то хозяина, Демьяна, по этапу отправили за разбой… Навели там порядок: Никита сломанные столы починил, я занавесочки чистенькие на окошки приладила… Соня: А я новую вывеску нарисовала и ставни разукрасила! Татьяна: Его высочество часы свои оставил на память о посещении им этого заведения. Петр Михалыч: А что, господа, в самом деле – не поехать ли нам в трактир? Иван Иваныч: Прекрасная идея! Отпразднуем сразу все свадьбы! Лиза: (облизываясь) Свадьба в трактире – это моя мечта! Владимир: (приосанясь) Отлично, повеселимся! Михаил: (Лизе) Будешь сидеть рядом со мной и подальше от графина. Анна: (Владимиру) Будешь сидеть рядом со мной и подальше от моих сестер! Сычиха: (Корфу-старшему) А мы с тобою, Ванечка, да с рюмочкой… Марья Алексевна: …моей наливочки! Сычиха: Нет, моей настоечки! Соня: (Татьяне) А я на стене фреску нарисую про то, как цесаревич ваш трактир посещал. Петр Михалыч: (Андрею) А ты не стой истуканом, езжай к Кукурекуевым за Катенькой, да вези ее к нам! Исправник: (подкрутив ус) И я вместе со всеми выпью! Татьяна: Если кто на тройке с бубенцами захочет прокатиться, мы с Никитой рысаков на весь день дадим и за прокат недорого возьмем. Вся компания шумно, со смехом и шутками вываливается на улицу. В опустевшую гостиную прокрадываются Полина и Модестыч. Модестыч: Уехали? Полина: (выглядывает в окно) Уехали! Модестыч: Тогда поспешим! (Взламывают сейф, вытаскивают оттуда пачки ассигнаций и распихивают по карманам и за пазуху.) Модестыч: А ты еще на сцене кривляться хотела… и так неплохо проживем! Теперь и на домик хватит, и на садик, и на чего душе угодно! Пусть эти олухи нас в Петербургах ищут, а мы в Курляндию поедем! Полина: Поедем, Карлуша! (Убегают.) (В окно, кряхтя, лезет Забалуев) Забалуев: (увидев пустой сейф) Эх, опоздал! (чешет лысину) Придется к Заре возвращаться… (Понуро плетется к выходу.) В открытые окна доносится отдаленный шум гульбы – музыка, звон стаканов, пение и пляски.
Отправлено: 28.12.11 22:27. Заголовок: Gata пишет: Да, На..
Gata пишет:
цитата:
Да, Наталь Санна, я долгое время пребывал в уверенности, что любовь к себе в моей душе неистребима, а недавно обнаружил, что я там уже не первый…
Убедительное признание
Gata пишет:
цитата:
Татьяна: Тогда и вы меня, Андрей Петрович, простите! (кланяется ему в пояс) Думала я вас дитем привязать, да не судьба… (вытаскивает из-под юбки подушку, изображающую живот) Вот и нету никакого дитяти… А я теперь с Никитой моим счастлива, и ничего боле мне от вас не надобно!
Татьяна - моя любимая героиня в "Параллельном"! Душевно князька послала. Никита лучше!
Какая прелесть! Шедеврально Я еще не дошла до конца, но дочитаю обязательно! Мне нравится всё! Особенно финал - я не утерпела, заглянула:) "Вперед, в трактир! Все в трактир!"
Не перестаю только размерам сочинений удивляться... КАК?
Отправлено: 15.10.14 18:24. Заголовок: Береника пишет: Не ..
Береника пишет:
цитата:
Не перестаю только размерам сочинений удивляться... КАК?
Сама теперь диву даюсь ))) В ноябре будет десять лет, как я с "Параллельным" дебютировала на незабвенной Толкушке. Конечно, он мне очень дорог, как первое мое произведение в БН-фэндоме, который подарил мне столько друзей Береника, Эйлис, спасибо за внимание!
Отправлено: 10.11.14 01:33. Заголовок: Я все прочитала! Еще..
Я все прочитала! Еще раз благодарность Вот ругают сценаристов, а они-то тоже, может, так же сценарий свой писали Потому как в некоторых сценах в фарсовости со сценаристами конкурировать не просто
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 66
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
А новым читателям, надеюсь, хватит терпения осилить больше ста кадров :)
Ты - королева фарса. 
Свежим взглядом спустя семь лет вижу в "Параллельном" много откровенно скучных мест. Но надеюсь, более веселые это компенсируют :)
Остальные персы в БН мне уже изрядно поднадоели. В любом жанре и сочетании.
Ну почему, почему, почему Царапыч не верит, что я писала ПС с искренней симпатией к Нюрцу?! ))))) 
Я еще не дошла до конца, но дочитаю обязательно! 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
