Отправлено: 15.05.19 16:59. Заголовок: Преданья старины глубокой

Название:"Преданья старины глубокой."
Персонажи:Александра Никонова,Алекс Рикстель, Николай Асмолов,Алена Васильева
Пейринг:Алесандра Никонова\Алекс Рикстель.Николай Асмолов\Алена Васильева
Рейтинг:PG-13
Жанр:Детектив
Время:XIX и XXI века
Бета:Уралочка
Описание:В небольшом музее произошло убийство директора, увлекшегося поисками таинственного клада. Молодая сотрудница музея начинает свое расследование убийства, которое приводит ее к очень интересному экскурсу в прошлое.Действие сюжета разворачивается в XIX и XXI веках.

 Отправлено: 15.05.19 16:59. Заголовок: Серая пелена зимнего..

Серая пелена зимнего дня за окном постепенно темнела, приобретая вечерние, сине-фиолетовые оттенки и пряча очертания домов ближайшей деревни. Вот и этот день прошел, как и многие другие. Я вздохнула и отошла от окна, вернувшись на свое место за столом. Казалось, что прошла вечность с тех пор, когда будучи молоденькой выпускницей исторического факультета я пришла на работу в этот музей-усадьбу в качестве научного сотрудника. Была уверена - ненадолго, но красота родных мест, тишина и покой старого барского поместья действуют на меня так умиротворяюще, что я давно забыла обещание, данное родителям: перебраться к ним в город, как только закончу собирать материал для кандидатской диссертации. Материала за эти пять лет мною собрано более чем достаточно, научный руководитель обещает мне после защиты преподавательскую должность, родители ждут, когда же дочь вернется к ним, а я все так и живу здесь, в доме, доставшемся мне от бабушки, работаю в этом небольшом музее, и самое интересное, ни о чем не жалею. Ну нравится мне здесь! Нравится все: и тишина, и размеренность жизни, и человеческое тепло, которое присуще местным жителям. Нравится моя работа, хотя многие сочли бы ее монотонной и скучной. Казалось бы, что веселого можно найти в проведении ежедневных экскурсий , да в разборке пыльных раритетов, а мне нравится!
- Сашенька, - уже не раз говорила мне мама, - нельзя так привязываться к месту и людям. Ты же так не сможешь реализовать себя, сделать карьеру. Каждое место надо рассматривать как очередную ступень к вершине и расставаться с ним без сожаления.
Может, действительно надо, но я так не могу. Поэтому живу себе в глубинке, наслаждаюсь покоем, вполне счастлива настоящим и мало задумываюсь о будущем, просто надеюсь, что все сложится само собой и мне не придется особо менять свою жизнь.
Единственное дело, которое я все-таки завершу, это кандидатская - очень уж много интересного материала скопилось у меня за эти годы, просто грех оставлять эти находки в папке никому не нужными, тем более что на защите настаивает и директор музея, именно он оказывал мне самую большую помощь в сборе материалов и источников для научной работы.
Он вообще очень интересный человек. Отличный историк, выпускник одного из престижных столичных вузов, Сергей Павлович, как и я, душой прикипел к этому краю и всю свою жизнь посвятил изучению истории здешних мест и музея-усадьбы, в который его направили работать еще в советские времена, по распределению. Ему не раз представлялась возможность уехать, получить более престижную работу, но он всю свою жизнь посвятил этому музею, прилагая неимоверные усилия для его сохранения и процветания, а в последнее время увлекся поисками легендарных сокровищ бывших хозяев усадьбы. Все дело в том, что сбежавшие во время революции за границу хозяева поместья спрятали якобы здесь все свои ценности, и с тех пор время от времени появляются любители быстрого обогащения, стремящиеся перекопать всю территорию, прилегающую к музею, но так ничего и не находящие.
Странно, конечно, что такой человек, как Сергей Павлович, поддался всеобщей хворобе, но осуждать его за это я не собираюсь, в конце концов каждый хочет найти свое Эльдорадо, и не стоит над этим смеяться.
Темнота за окном еще больше сгустилась, часы на стене показывали начало седьмого. Еще немного, и можно будет отправляться домой, к привычным делам, заботам, уютно горящей печке и старенькому креслу-качалке перед телевизором, а пока еще успею попить чаю, ведь работы на сегодня уже не осталось.
Не вставая со стула, я протянула руку, чтобы включить чайник и случайно сбросила со стола степлер, с грохотом упавший на пол. Ругая себя за неловкость, я подняла железяку, с размаху швырнула в ящик стола и захлопнула его. На секунду мне показалось - в ящике что-то хрустнуло, но я, не обратив на это внимания, принялась ставить на стол чашку, сахарницу и вазочку с любимым печеньем. Время релакса за чашкой чая пролетело незаметно, стрелки часов передвинулись еще на полчаса вперед, темнота за окном превратилась с ночной мрак, а мне пришла пора собираться домой. Наведя порядок на столе и еще раз проверив, все ли в порядке, я заглянула в ящик, где лежало маленькое зеркальце, чтобы взглянуть на себя перед выходом, и громко чертыхнулась. Степлер, брошенный мною в порыве злости, расколол зеркальце на несколько кусочков. Рассыпавшиеся по всему ящику, они слепили глаза, отражая яркий электрический свет. Не знаю кто как, но я в отношении разбитых зеркал очень суеверный человек. Как только, не дай бог, по моей вине разбивается зеркало, неприятности не заставляют себя долго ждать. Помрачневшая, что ни говори, а вечер испорчен, я осторожно, стараясь не порезаться о них, собрала осколки зеркала, завернула в бумагу и выбросила в мусорную корзину, вспоминая бабулю, которая учила меня, как надо поступать в подобной ситуации.
– Запомни, - говорила она, - никогда нельзя оставлять осколки зеркала в доме. Собери их и выброси в проточную воду со словами: «Вода ушла - беду унесла». Авось Бог и милует.
В другое время я бы так и поступила, но на улице зима, речка замерзла, да и тащиться к ней, на другой конец села, удовольствие еще то. В общем, пусть будет как будет, сделанного уже не переделаешь.
Уже на выходе из здания мне вспомнилось, что я забыла уточнить с директором некоторые детали завтрашней экскурсии, проводимой вне графика. В таких случаях приходится менять время прибытия и пребывания экскурсантов в усадьбе, поэтому придется вернуться и все еще раз обговорить с Сергеем Павловичем. Отпустив ручку двери, я развернулась и отправилась в направлении, прямо противоположном выходу, то есть к кабинету директора. Кабинет находился в самой старой части здания, рядом с запасниками, и мне понадобилось около пяти минут, чтобы добраться до него. За дверью была привычная тишина: Сергей Павлович, видимо, работал. Впрочем, он всегда занят либо архивными материалами, либо списками запасника, так что тишина в кабинете явление нормальное. Быстро, больше для приличия постучав, открываю дверь кабинета и понимаю, что неприятности, обещанные мне разбитым зеркалом, уже начались. Директор сидел в своем кресле как-то неестественно, запрокинув назад голову и глядя вверх остекленевшими глазами. Первая мысль, постучавшаяся в мою голову, была о сердечном приступе, поэтому вылетев в коридор, я принялась кричать чтобы вызвали «скорую», поскольку Сергею Павловичу плохо. Сбежавшиеся на мои вопли сотрудники сразу принялись за дело. Кто тыкал по кнопкам мобильников, кто побежал за валерьянкой и валидолом, а самые смелые отправились в кабинет. Вбежав туда вслед за ними, я поняла – случилось непоправимое. Директор мертв и «скорая» ему уже не поможет. Да и не она теперь была нужна, в глаза бросилось то, на что я не успела обратить внимание, когда первый раз вошла в кабинет. На шее покойного красовалась багрово-синяя полоса, оставленная, судя по ширине, веревкой. Значит, дело здесь не в сердечном приступе. Сергея Павловича задушили, и вместе со «скорой» придется вызывать и людей в погонах.

 Отправлено: 17.05.19 16:23. Заголовок: Полиция и «Скорая» н..

Полиция и «скорая» не заставили себя долго ждать, и мы, столпившись у двери кабинета, пока там работали оперативники и врачи, тихо переговаривались между собой, обсуждая, кому же мог насолить наш Палыч, что с ним так жесток расправились? Настроение у всех было подавленное. Сергея Павловича любили за умение понимать и ладить с людьми, поэтому его смерть произвела на нас эффект разорвавшейся бомбы. Ведь неизвестно, кто сменит его на этом посту и сменит ли вообще. Ведь директор тратил немало усилий на сохранение нашего музея: выбивал дотации, искал спонсоров, а без него усадьбу вообще могут закрыть, передав экспонаты в другие музеи.
Прошло, наверное, чуть больше часа, и вот мы печальными взглядами провожаем закрытое в специальный мешок тело Сергея Павловича, которое врачи понесли к выходу. И сразу же за нас принялись полицейские, вызывая каждого для допросов о произошедшем. А мне, как обнаружившей тело, пришлось отвечать на самое большое количество вопросов.
Следователь был молодой и неопытный, поэтому въедливый и дотошный. Его интересовала каждая мелочь: какими были отношения директора и работников, были ли у него с кем-нибудь конфликты в последнее время, не угрожал ли кто ему, какой работой он занимался, что изучал и так далее. К концу допроса у меня раскалывалась голова, ныли ноги, обутые в сапоги на высоком каблуке, и едва дождавшись, когда следователь, захлопнув папку и попрощавшись, вышел, я вздохнула с облегчением. Конечно же, чувство облегчения было вызвано свободой от назойливых вопросов, а на сердце по-прежнему было тягостно. Обведя взглядом кабинет, я мысленно спросила себя: что же теперь с нами будет? Уже собиралась выходить, как вдруг заметила клочок бумажки, валявшийся на полу возле стола. Нагнувшись, я подняла его, но ничего интересного не обнаружила. Просто набор букв и цифр, может быть, номер экспоната или расчетного ордера, в общем, ничего интересного. Дверь кабинета открылась и на пороге появилась наша уборщица, тетя Валя, с ведром и шваброй в руках. Бросать бумажку при ней, даже в корзину с мусором, было как-то неудобно, и я, сунув этот обрывок в карман пальто, попрощалась и вышла.
Муторное чувство неопределенности и пустоты не прошло даже в привычном домашнем уюте. Вообще-то по натуре я домоседка, и для меня нет большей радости, как придя в дом с темной холодной улицы, устроиться поудобнее в кресле перед телевизором с пледом на коленях и чашкой чая в руках. Но сегодня все было не так; ничего не радовало, ни кресло, ни плед, ни кошка, мурлыкавшая на диване. Чувство страха все нарастало, казалось – это не последняя трагедия, которой суждено произойти в музее-усадьбе.
Окончательно обессилев от пережитой трагедии, я решила прибегнуть к средству, которое использую очень редко, а именно к бокалу хорошего вина, хранившегося в холодильнике на всякий случай. Направляясь на кухню, я случайно бросила взгляд на вешалку и вспомнила о клочке бумаги, подобранном в кабинете директора. Не знаю, почему мне показалось, что запись на нем – это не просто набор цифр и букв, была в них какая-то закономерность, только вот какая? Забыв о своем первоначальном намерении, я подошла к пальто, вытащила злополучную бумажку, вернулась обратно в гостиную и, усевшись поудобнее, принялась рассматривать запись. Цифры как цифры и буквы как буквы, но что-то знакомое в них, очень знакомое – то ли номера экспонатов, то ли номера комнат в музее, в общем, с этим еще предстоит разобраться, и если разберусь, кто знает, возможно, это поможет найти убийцу Сергея Павловича. Ах, разбитое зеркало, сколько еще несчастья ты принесешь?

 Отправлено: 17.05.19 16:24. Заголовок: Ночь не принесла ожи..

Ночь не принесла ожидаемого спокойствия и отдыха. Во сне перед глазами мелькали то цифры, то чьи-то злобные физиономии, смешавшиеся в кошмарное видение, длившееся почти до самого утра, так и не давшее мне выспаться. Картина, представившаяся моим глазам в зеркале наутро, была довольно жалкой: припухшее лицо, мешки под глазами и потухший, словно золой присыпанный взгляд. В другое время я бы, конечно, приложила максимум усилий, чтобы привести себя в порядок, но сегодня не хотелось абсолютно ничего. Махнув рукой на все косметические хитрости и выпив чашку кофе, вопреки обыкновению, я отправилась на работу. По дороге меня несколько раз останавливали, новость уже «гуляла» по деревне и многим хотелось услышать подробности из первых уст. Еле отговорившись от навязчивых собеседников я наконец добралась до работы, где окунулась в атмосферу, подобную той, что царила сейчас в моей душе. Сотрудники ходили потерянные, все у всех валилось из рук и создавалось ощущение, что со смертью Сергея Павловича музей потерял душу, а окружавшие нас неуверенность и тревога отбивали всякое желание работать. Кое-как отработав день, мы так же тихо разошлись по домам, обсуждая, что же нас ждет в ближайшем будущем. Оно было туманно и неопределенно. Сохранится ли наш музей, кто станет новым директором и как мы с ним сработаемся - эти и другие вопросы не давали покоя моим коллегам, да и мне, признаться, тоже.
Дома, завершив все привычные дела, я снова взялась за обрывок бумаги, подобранный мною в кабинете директора. Тут, кажется, ничего интересного, но что-то мешает мне выбросить этот лоскуток и забыт о нем. Ну, предположим, что первые три цифры - 887 - это номер чего-либо, экспоната, комнаты, книги и так далее, ну а буквы ГА мне вообще ничего не говорят, как и цифра 12. Это может быть что угодно - дата, время, место, и если перебирать все возможные варианты, то и жизни не хватит, только вот разобраться со всем этим надо как можно скорее. Не дай Бог в музее произойдет еще одно убийство! Бумажку с цифрами я спрятала подальше, дав себе слово, что как только все более или менее успокоится, я обязательно продолжу расшифровку этой «китайской грамоты». А для начала попробую-ка я расспросить коллег о том, как провел свой последний день Сергей Павлович, с кем виделся, о чем говорил, какие планы строил, может быть, удастся найти хоть маленькую зацепку в этом преступлении. Благо поговорить у нас любят все, от уборщицы до научных сотрудников, что поделаешь, «издержки производства», работник музея должен уметь рассказывать много и хорошо, вот и получаются через некоторое время работы безудержные болтуны. А начну я, скорее всего, с Зинаиды, нашего архивариуса. Баба она, конечно, подлая и лживая, любого готова сожрать из-за своей выгоды, но как любая сплетница и интриганка, знает все и обо всех. Наивно верить всему, что она расскажет, ясное дело, нельзя, особенно ее догадкам, но рассказать о том, чем занимался директор в последний день своей жизни она сможет со всеми подробностями. На следующий день я, улучив момент, нырнула в архив к Зинаиде. Да, что ни говори, а порядок у нее образцовый! Умеет Зинка возиться с бумажками, все на своих местах, под своими номерами, как в той песне: «все схвачено, за все заплачено». И в центре своей империи Ее Величество Зинаида пьет чай за столом, уставленным разными видами печенья и конфет. Страсть к сладкому у нее просто неистребима, и сколько бы мы ни пугали ее сахарным диабетом, она продолжает объедаться кондитерскими вкусностями. Увидев меня, Зинаида разулыбалась и, подвинув поближе к столу еще один стул, пропела:
- Ну надо же, какие гости! Проходи, Сашуль, попьем чайку, я сегодня утром такие классные конфеты купила - язык проглотишь!
Конфеты были действительно объедение, и мы какое-то время наслаждались чайной церемонией молча, смакуя вкусности из вазочек и коробочек. Наконец Зинаида состроила постную мину и с притворной печалью произнесла:
- Осиротели мы, Сань! И что теперь с нами будет? Как музей, как работа, и начальствовать кто теперь станет?
Вот, значит, что! Боится Зинка, очень боится работу потерять или к новому начальству вовремя не примазаться, выходит, на этом ее и можно разговорить. Стараясь не насторожить сплетницу, я сказала:
- И не говори! Сама не знаю, чего ждать, никого лучше Сергея Павловича, наверное, не найдут! Вот как сейчас его вижу. Утром говорила с ним о некоторых экспонатах, а вечером - на тебе, его уже нет. А ты его в тот день видела?
- Видела, а как же. Заходил он ко мне в архив, говорил, что какие-то документы просмотреть надо, а самое интересное,- тут Зинка таинственно понизила голос, - ему были нужны не реестры и учетные бумаги, а старые планы здания.
Стараясь выглядеть невозмутимо, я спросила:
- И зачем они ему понадобились?
- Не знаю, - философски пожала плечами архиваторша, - здесь нужных не оказалось. Понимаешь, Палычу нужны были планы первоначальной застройки XVIII века, а здесь есть только поздние, начала XX. Где первоначальные - понятия не имею. Я так директору и сказала.
– А что он?
– Он расстроился, попросил еще раз внимательно пересмотреть все бумаги и ушел. Больше я его не видела, в смысле - живым. До сих пор думаю, зачем ему эти планы могли понадобиться? Какой в них прок-то?
– Да мало ли для чего, - ответила я. - Перепланировку, перестройку, реставрацию старинных зданий невозможно проводить без первоначального плана, а покойный давно поговаривал о частичной реконструкции. Может, нашел для этого деньги, вот и потребовались эти бумаги.
– Может и так, - вздохнула моя собеседница, - все равно теперь ничего не узнаем. И чего нам теперь ждать-то? - снова принялась охать Зинаида.
Поговорив в таком ключе еще минут десять и допив чай, я распрощалась и вышла. Кое-что для размышлений у меня теперь было. Если директор искал перед смертью старые планы здания - значит, они ему зачем-то были нужны. Взглянуть бы на них, но где их искать? В архиве планов точно не было, выходит - или находятся в другом месте, или просто не сохранились. Тогда информация, добытая у Зинки, ни к чему не приведет. Бумаг ведь все равно нет.

 Отправлено: 17.05.19 16:24. Заголовок: А они, по-видимому, ..

А документы, по-видимому, были очень важны для покойного. Поскольку реставрации или перестройки в усадьбе не предполагалось, а это мне точно было известно, значит, только что-то очень серьезное могло заставить нашего директора искать старые планы застройки музея. Надо будет еще раз проникнуть в Зинкин архив под каким-нибудь благовидным предлогом. Если старые планы усадьбы существовали, и потом их отправили куда-нибудь в другое место - записи об этом могли сохраниться, а там «война план покажет». Рассуждая таким образом, я проходила через парадную галерею, украшенную фамильными портретами владельцев поместья, и остановилась перед одним из них. Не знаю почему, но он всегда привлекал мое внимание, казалось, что изображенный на портрете блестящий гвардейский офицер в мундире начала XIX века слышит и понимает меня. Он был последним представителем той знатной и богатой семьи, которая владела этим поместьем несколько столетий. А в 1812 году погиб в Бородинском сражении. После его смерти прямых наследников не осталось и поместье перешло к другим людям. Постояв перед картиной и поразмышляв на тему «что пришлось бы увидеть помещику XIX века, воскресни он сейчас из мертвых», я отправилась в свой кабинет. Проблемы, конечно, проблемами, но работу никто не отменял. Есть заявки на экскурсии на субботу и воскресенье, надо определить время, обговорить его с заказчиками - если этого не сделать, можно потерять выгодных клиентов.
К тому же, завтра похороны. Жена решила похоронить Сергея Павловича здесь, на сельском кладбище, а не в городе, и если есть загробный мир, то директор, наверное, очень доволен этим решением. Всю свою жизнь, силы, знания он отдал музею - его сохранению и процветанию, значит, и после смерти должен покоиться там, где прошла большая часть его жизни.
Уже в конце рабочего дня я снова мысленно вернулась к проблеме не найденных мною бумаг. В голове мелькнула шальная мысль: а что, если Сергею Павловичу удалось напасть на след мистических сокровищ бывших хозяев имения, и план дома ему был нужен для определения точного места расположения находки, хотя, может быть, не ему одному? Ведь ясно, как Божий день, что убили его не из ненависти или мести. Наш директор относился к тому редкостному типу людей, которые могут найти общий язык с любым исчадием ада. Не было у него здесь врагов, не было, и все тут! Значит, если этот мотив убийства исключить, остается только одно - корысть. Вопрос, чья?! Хотя все знали, что Палыч увлекался поисками якобы спрятанных фамильных драгоценностей последних хозяев усадьбы. Не исключено, что напав на след, он мог кому-нибудь рассказать о своих успехах, вот и поплатился за доверчивость.
Идея, конечно, так себе - больше вымысел, а не версия, но ничего другого в голову не приходит. Попробую найти документы и, может, что-нибудь сумею раскопать.
Чем больше я размышляла над этой идеей, тем больше она мне нравилась. Моему воображению представлялись картины опасных приключений, в которые я могу попасть, куча сокровищ, найденная мною, пойманный убийца: все это живо пронеслось перед моим мысленным взором сюжетом захватывающего детективного романа и, хотя природа обделила меня умением фантазировать, эти картинки были весьма реалистичны. Они как бы убеждали меня в правильности принятого решения. Ну что ж! Сразу после похорон постараюсь как можно скорее выбрать свободное время для поисков старого плана дома, а потом посмотрим по обстоятельствам.
Вечером, проходя мимо парадных комнат, я заметила темную фигуру, стоящую у любимого мною портрета хозяина поместья, погибшего на Бородинском поле. Подойдя поближе, я узнала нашего сторожа, Сан Саныча, как мы его называем, тихого и незаметного пожилого человека, проживающего в уединенном домике вместе со своей престарелой матерью.
Сан Саныч не просто сторож, он буквально ходячая энциклопедия поместья, знает о нем самые незначительные факты лучше любого из нас, да и обязанности сторожа исполняет отлично - к музею и всему, что с ним связано, относится с трепетом, поэтому бережет здесь каждый гвоздь. Вот и сегодня наверняка проверяет, все ли на месте перед тем, как закрыть музей на ночь. Коротко поздоровавшись, я пошла дальше, мельком подумав о возможном сходстве наших вкусов - ведь, судя по всему, Сан Санычу тоже нравится эта картина.
И хотя некоторые из моих коллег видят в ней всего лишь заурядный портрет, правда, мастерской кисти, я же чувствую к нему какую-то необъяснимую симпатию, и это чувство усиливается, когда я смотрю на него или просто прохожу мимо. Возможно, если верить в реинкарнацию, я была им в прошлой жизни, а может, эта незримая связь между нами - последствие той кропотливой работы, которую мы проводим здесь по изучению и сохранению музея. Все может быть.
Прошедшие на следующий день похороны оставили в душе тяжесть печали и утраты. Кажется, только сегодня, видя плачущую жену Сергея Павловича, слушая прощальные слова и бросая в могилу комья земли, мы до конца ощутили, что нашего директора больше нет и мы никогда не увидим его ни в рабочем кабинете, ни на улицах поселка. Вот и все! Крест вкопан, венки положены на могилу и печальная процессия потянулась с кладбища к дому Сергея Павловича, где уже были накрыты поминальные столы. Народу было много, и нам пришлось основательно посуетиться, помогая хозяйке рассаживать пришедших людей. Оглядевшись вокруг и убедившись, что все в порядке, я уже собиралась присесть за один из столов, как вдруг зазвонил мой мобильный. Это был наш Сан Саныч, который сообщил мне о двух мужчинах, пришедших в музей и желающих немедленно видеть меня. Зачем и для чего, сторож мне так и не объяснил, но судя по его встревоженному голосу, посетители явились не просто так. Вот и пришлось мне как можно незаметнее пробраться к выходу и отправляться на работу.
Поскольку зайти домой и переодеться я не решилась, то перед гостями предстала так, как была на кладбище, не сняв траурного платья и черного платка. Пока я шла к музею, у меня теплилась слабая надежда на то, что убийца, может быть, уже найден и мы наконец-то сможем узнать причину гибели нашего директора.
Надежда исчезла в тот миг, когда я, войдя в кабинет, увидела пришедших. Личности их мне, конечно, были не знакомы, но судя по их начальственному виду, они явно не имели отношения к местным правоохранительным органам. Это начальство, скорее всего, наше «культурно-просветительское», а значит - наверняка явились сообщить о судьбе музея и нашей тоже. Время, как говорят психологи, «визуального контакта» прошло, и я, опустившись на ближайший стул, вопросительно посмотрела на гостей. Тот, кто был постарше, откашлявшись, сказал:
- Видите ли, Александра Николаевна, мы являемся представителями регионального отдела культуры и хотели бы получить ответы на несколько вопросов, если Вас это не затруднит.
- Конечно, - отвечала я как можно спокойнее, - вы можете получить ответы на все интересующие вас вопросы.
- Ну что ж, хорошо. Давайте начнем с того, как Вы оцениваете историческую ценность и доходность этого музея–усадьбы? Не забывайте - он находится на региональной дотации и нам необходимо знать абсолютную правду.
- Мне нечего скрывать, - вновь стараясь держаться как можно спокойнее, ответила я, и это несмотря на закипающее внутренне раздражение. – Если вы уделите мне достаточно времени, то я ознакомлю вас с реестром экспонатов, многие из которых являются произведениями искусства XVI-XIX веков, не говоря уже об исторической ценности самой усадьбы. В отношении рентабельности вы можете проверить наши расходы и убедиться, что музей практически самоокупаем, а из регионального бюджета суммы нам выделяются только на реставрацию и покупку новых экспонатов. Вся необходимая документация будет предоставлена вам по первому требованию.
Прозвучавший следующим вопрос удивил меня до крайности. Его задал второй из присутствующих, что помоложе.
– Скажите, Александра Николаевна, почему вы задержались в этой глуши? Насколько нам известно, вы отличный историк и вам прочат неплохую научную карьеру. Так зачем вы здесь?
– Можете не верить или смеяться, но вам не понять, - эта фраза слетела с языка помимо моей воли, - мне нравится моя работа, какой бы незначительной она кому-то ни казалась. Я люблю свою работу, свой музей и не хотела бы что-то менять.
- Поменять, возможно, придется, - вновь заговорил «первый». - Принято решение назначить Вас временно исполняющей обязанности директора музея-усадьбы, и от ваших действий теперь будет зависеть, станете вы директором в будущем и сохранится ли музей вообще. Мы надеемся, возражений у вас не будет, судя по тому, как вы защищались, а все необходимые бумаг вы получите в течении двух-трех дней.
Огорошив меня этим заявлением, начальство вежливо откланялось и удалилось, оставив меня удивленно хлопающей глазами и с единственной мыслью в голове: «А ведь даже не представились. Воспитание, однако».
Ну что ж. Все не так плохо, как мы ожидали. Придется, конечно, попотеть, сохраняя музей, но пока нас оставили в покое хотя бы на время, а это уже хорошо. Нерешенных проблем сейчас накопилось выше крыши и решать их придется как можно скорее. Сначала проверить материальную базу, связаться и договориться со спонсорами насчет денег, обещанных на реставрацию здания, а также определится с той частью здания, которая больше всего нуждается в ремонте. В общем, как говорится, «начать и закончить».

 Отправлено: 21.05.19 09:44. Заголовок: Вот и новый детектив..

Вот и новый детективчик! Спасибо, Хюррем-султан! Теперь-то уж точно дело связано с поиском сокровищ, если я не тычу пальцем в небо, как прошлый раз :) Героиня, хоть и без пяти минут кандидат наук, та еще авантюристка, поэтому интересные приключения читателю обеспечены. Ждем-с, что дальше

У покойного директора музея фамилия, случайно, не Королев? :)

Хюррем-султан пишет:

цитата:

И в центре своей империи Ее Величество Зинаида пьет чай за столом, уставленным разными видами печенья и конфет

Прямо как у меня на работе Только конфеты-печенье прячутся в ящике стола и таскаются в течение дня :))

 Отправлено: 23.05.19 19:10. Заголовок: Добрый вечер. Gata, ..

Добрый вечер. Gata, я рада, что мой детектив тебе нравится Спасибо за добрые слова. Насчет сокровищ пока промолчу, чтобы сохранить интригу. Про фамилию директора и его сходство с Королевым как-то не подумала, просто взяла первое понравившееся ИО, а получилось совпадение.
А прототипом Зинаиды стала одна дама, которая и в самом деле неравнодушна к сладкому. И любит возиться с бумажками.
Спасибо тебе еще раз.

 Отправлено: 23.05.19 19:12. Заголовок: Прошло несколько нед..

Прошло несколько недель. Я потихоньку привыкала к новой работе и к тем изменениям, которые она принесла в мою жизнь. Хорошо еще, что коллеги отнеслись к моему назначению с пониманием - палки в колеса не ставили, а в случае необходимости помогали всем, чем могли. Деятельность музея снова входила в привычную колею, оставалось только решить вопрос проведения ремонта. Деньги мне все-таки удалось достать и теперь нужно было решить, где и как проводить ремонтно-реставрационные работы. Конечно же, в них нуждалась самая старая часть здания, но здесь в основном находились кабинеты и запасники, та же часть дома, где находились экспозиции, относилась к более поздним постройкам и была в относительно неплохом состоянии, хотя реставрация сделала бы их еще более красивыми и привлекательными для посетителей.
Раздумывая о том, как лучше и выгоднее потратить средства, я разложила на столе план усадьбы и вдруг отчетливо поняла, что практически ничего не знаю об истории этого здания. Нет, знаю, конечно, когда было построено, когда и как перестраивалось, но и только. А вот об истории отдельных комнат вряд ли что-то могу рассказать, особенно самых старых. Вот, например, мой кабинет. Как его использовали, кто здесь мог жить, мечтать, радоваться или печалиться? Предаваясь философским размышлениям, я перебирала лежавшие на столе бумаги, когда в моей голове мелькнула эта идея. Она была настолько необычной, что я даже замерла, пораженная ее простой гениальностью. Действительно, все самые лучшие мысли лежат прямо на поверхности, достаточно просто протянуть руку - и ответ готов. Изучить подробнее историю этих комнат, узнать, чем они были раньше: буфетной, детской, комнатой для слуг, отреставрировать комнату, а если повезет, то и не одну - и готова новая экспозиция. Ведь наша экскурсионная часть здания - в основном парадные комнаты, но в них проходила только небольшая часть жизни хозяев, связанная с праздниками, торжествами и приемами. Повседневная, самая интересная, приходила как раз в этих комнатах, и если разузнать об этом подробнее, то может получиться весьма увлекательно и захватывающе для посетителей. Но для начала надо найти первоначальный план застройки XVIII века, там наверняка расписаны предназначения всех комнат так, как это задумывалось архитектором и, возможно, есть эскизы меблировки или записи об этом. Проблема в том, что этого плана здесь, в усадьбе, нет: его искал покойный Сергей Павлович, его пыталась найти я, но у Зинаиды в архиве его точно нет. Значит, надо искать в городе, в центральном архиве, и если этот план действительно существует, то он может находиться только там. Заодно попробую узнать, не фигурируют ли среди их документов цифры, записанные на том клочке бумаги, что я обнаружила в кабинете директора.
Мне пришлось немного отложить расследование его убийства из-за всех этих перипетий, но отказываться от этой идеи совсем я не собираюсь, поскольку нутром чую - в этой бумажке кроется причина убийства.
Поразмышляв еще немного о том, какие из комнат можно будет отреставрировать и сколько средств на это понадобится, я собрала бумаги со стола и отправилась посмотреть, как проводятся экскурсии. На сегодняшний день ожидался наплыв посетителей. Идти пришлось через все крыло здания, поскольку я работаю в своем старом кабинете. Вторгаться в кабинет Сергея Павловича мне показалось кощунственным, вот и приходится бегать туда-сюда, проверяя как идет работа в музее. Проходя мимо запасников, я увидела Сан Саныча, любовно начищавшего фамильное столовое серебро, хранившееся в одном из шкафов. Меня в который раз приятно поразила преданность этого человека нашему музею, ведь он не только сторожит, а берется чистить до блеска каждую вещичку, находящуюся здесь. Побольше бы таких работников - и все здесь можно сохранить на веки вечные. Впрочем, что Бога гневить, в нашем коллективе преданы своей работе все. Вон Наташа, заменившая меня на месте экскурсовода, увлеченно рассказывает посетителям историю усадьбы и, судя по тому, как они толпятся возле нее, им действительно интересно. Двое или трое рассматривают коллекцию китайских ваз, один стоит перед портретом хозяина имения, который мне так нравится - все идет своим чередом, значит, за экскурсии можно быть спокойной и заняться другими текущими делами. Сегодня воскресенье, завтра, в понедельник, архив не работает, значит, придется ехать во вторник. В этот день недели наш музей не работает, архив же - наоборот. Все складывается как нельзя лучше и можно целый день потратить на столь необходимые поиски.
Вторник выдался на редкость теплым и солнечным, что является большой редкостью в нашей местности зимой. Казалось, даже сама природа благоприятствовала моей поездке. Наскоро позавтракав и накормив кошку, я отправилась к магазину, где обычно толпятся таксисты, и буквально через десять минут сидела в машине, которая мчалась в сторону города.
По дороге обдумав все, что предстояло сделать за сегодняшний день, я решила начать с архива, а уже потом зайти к родителям. Времени у меня было немного, поэтому тратить его на оформление допуска в архив мне не хотелось, значит, придется использовать «обходные маневры», проще говоря, зайти к Светке, моей однокласснице. Она работает в архиве, вот и поможет мне получить все необходимое без лишней волокиты. Отблагодарю ее, купив тортик, попьем вместе чаю и «покалякаем о делах наших скорбных», как говорил один из героев популярного детектива.
В общем, вторник действительно оказался очень удачным днем: до города я добралась без проблем, Светкин любимый торт попался мне в первом же магазине по дороге в архив, и уже через полчаса мы со Светкой весело болтали, поедая торт и запивая его свежезаваренным чаем. Обсудив самое интересное, особенно несчастный случай в нашем музее, я осторожно приступила к выполнению «боевой задачи».
- Слушай, Светик, будь другом - помоги! Времени в обрез, и к родителям надо еще заскочить. Разреши взглянуть на кое-какие бумаги без допуска, а!
- Ладно, конспираторша, - рассмеялась одноклассница. - Ясно же, что ты не просто так ко мне в архив пожаловала. Говори, какие документы тебе нужны - постараюсь помочь, если только речь не идет о государственной тайне.
- Тоже мне, нашла шпиона, - отмахнулась я. - Мне всего-то нужен старый план нашего музея, реконструкцию хотим затеять, и никаких секретов особой важности.
- Так разве в музее его нет? - удивилась Светка.
- Есть-то он есть, да только более поздний, а мне нужен первоначальный, конца XVIII века. Если у вас такого нет, то он точно уже не существует.
- Может, и есть, - задумчиво ответила Светка, - нужно посмотреть реестры, но дело это не скорое. В общем, приходи после обеда, и если я что-нибудь найду, то обязательно тебе предоставлю.
Времени у меня оставалось еще достаточно много, поэтому, выйдя из архива, я сначала отправилась в аlma mater, по которой, если честно, скучаю и сейчас. Здесь прошли самые веселые и беззаботные годы моей юности. Учеба всегда давалась мне легко, преподаватели у нас были великолепные, и никаких горьких воспоминаний время студенчества у меня не оставило, разве что печаль расставания после окончания учебы. Но связь с университетом я поддерживаю по-прежнему, собираю материал для диссертации, встречаюсь с преподавателями, и не будь моей привязанности к музею, давно бы уже закончила аспирантуру.
Вот и сегодня, если посчастливится, увижусь со своим дорогим Василием Андреевичем, ведущим этнографом и краеведом, для обсуждения моих дальнейших изысканий. В удачливости этого дня мне пришлось убедиться еще раз, когда, войдя в холл основного здания, я нос к носу столкнулась с Василием Андреевичем, который, всплеснув руками, воскликнул:
- Ну, наконец-то! Неужели все-таки вспомнила про старика, а то совсем пропала, скоро уж забуду, как ты выглядишь!
Все это, сказанное во весь голос, заставило обернуться в нашу сторону нескольких человек, но я не придала этому никакого значения. Василий Андреевич по своему темпераменту - типичный холерик, поэтому студенты довольно быстро привыкают к его громогласности и быстрой смене настроения, а в целом он просто душка-человек, обожаемый всеми за любовь к своему делу и просто энциклопедические знания.
Пустая аудитория нашлась быстро, и спустя несколько минут мы уже оживленно обменивались новостями, я - усевшись за первый стол, а Василий Андреевич - расположившись за кафедрой. После привычных «как дела» и «как поживаешь» преподаватель поздравил меня с новой должностью, а после печально покачал головой:
- Наслышан, наслышан я о вашем Сергее Павловиче. Жаль его, хороший был человек да специалист отличный. Что там по поводу его смерти? Так и не разобрались?
- Нет, пока ничего, следствие идет, но результатов никаких, – отвечала я. – А вы хорошо знали нашего директора?
- Ну, не так чтобы очень хорошо, встречались несколько раз, и да, последний раз незадолго до его гибели. Кто бы мог подумать, что такая беда случится, – покачал головой мой собеседник. – Вот уж поистине, пути Господни неисповедимы.
- А зачем он к вам обращался? – полюбопытствовала я.
- Да, так пустое, – отмахнулся Василий Андреевич. – Спрашивал, не знаю ли я какую-нибудь историю, связанную с владельцами вашей усадьбы. Я ведь родом из этих мест.
- Это про сказочный клад, что ли? – рассмеялась я. – Неужели и вы в это поверили?
- Не верю, конечно, но спрашивал он не про клад, а про владельцев поместья – конкретно, XIX века.
- А что, есть такая легенда? – насторожилась я. Вдруг да найду тот самый важный факт, который поможет мне докопаться до правды.
- Была, была какая-то романтическая легенда, но точно не могу ничего сказать, - Василий Андреевич пожал плечами. - Бабушка мне маленькому о чем-то таком рассказывала, а детская память, сама знаешь, сохраняет самые яркие воспоминания. Единственное могу сказать - речь идет о какой-то любовной истории, приключившейся с одним из помещиков в начале XIX века, и все. Я Сергею Павловичу так и сказал, он, между прочим, расстроился немного, наверное, надеялся получить больше информации, но увы.
Я не стала больше продолжать этот разговор, однако и забывать о нем не собиралась. Возможно, эта история, если ее раскопать, станет той самой ниточкой к убийству, которую я так долго ищу. К тому же, романтическая легенда, превратясь в реальную историю, добавит интереса к нашему музею и привлечет больше посетителей.
Поговорив еще немного о делах с диссертацией, выслушав советы и пообещав предоставить собранный материал как можно скорее, я тепло попрощалась со своим преподавателем и отправилась в отчий дом. В родном гнезде меня закормили вкусностями и засыпали вопросами на тему личной жизни. Маму, как всегда, беспокоило мое проживание в деревне и личная неустроенность. Она очень боится, что я так и останусь в глуши: без семьи, карьеры и перспектив в дальнейшем. И даже мое новое назначение ее не радовало. По ее мнению, директор маленького провинциального музея - это практически ничего не меняющая ерунда.
Воистину, любящие нас - самые жестокие. Моим родителям было мало директорства в музее-усадьбе, им хотелось видеть меня как минимум директором Эрмитажа. Слава богу, хоть Нобелевской премии по истории в природе не существует, а то не отвертеться бы мне от номинации. Но разочаровывать горячо любимых родителей своим нежеланием что-либо менять я не хотела, поэтому, дав кучу обещаний подумать о своем будущем, наконец-то «отчалила» в сторону архива.
День уже клонился к вечеру, архив был практически пуст, только два-три человека сидели за допотопными столами, перелистывая бумаги. Мельком взглянув на них, я побежала дальше в поисках Светика, и нашла ее в одном из отдаленных уголков, окруженную кучей папок и файлов. Видимо, удача действительно была на моей стороне, поскольку одноклассница из кучи бумаг, лежавших перед ней, вытащила одну и протянула мне со словами:
- Теперь ты тортом не отделаешься, коньяк с тебя - не меньше!
Неужели нашелся! С ёкающим сердцем я схватила заветные бумаги и, устроившись за одним из свободных столов, развернула план. С первого взгляда казалось, что в строении здания ничего не изменилось, но необходимо было присмотреться повнимательнее - иногда изменения практически незаметны. Чтоб во всем тщательно разобраться, требуется сравнение этого плана с более поздним, а значит, придется просить Светку сделать копию плана и спокойно разобраться у себя на месте. Конечно, сделать копию плана официально будет непросто и не быстро, поэтому придется просить одноклассницу потихоньку отксерить документы и забрать их с собой. Аккуратно сложив бумаги в папку, я закрыла ее и чуть не упала со стула, на котором сидела. В правом верхнем углу папки красовался ярлык, а на нем черным по белому было написано: ГА-12 887. Неужели все-таки нашлась так долго искомая ниточка? Судорожно порывшись в сумочке, я нашла зловещий клочок бумаги и сравнила записи. Все один в один - и буквы, и цифры! Значит, незадолго до смерти Сергей Павлович либо ознакомился с этими документами, либо собирался ознакомиться. А если так, то что же он мог в них найти такого, что заплатил за это жизнью? Найдя Светку, я протянула ей документы и спросила как можно спокойнее:
- Слушай, расшифруй это, – и ткнула в наклеенный на папку ярлык.
- А что тут объяснять, – пожала плечами Светка. - ГА это главный архив, 12 - номер папки в реестре, а 887 – номер самого документа. Могла бы и сообразить.
- Ладно прости, отупела к концу рабочего дня, – отшутилась я. - Ты вот лучше скажи, наш покойный директор не спрашивал у тебя этих документов?
- Как же не спрашивал. Сидел здесь с ними как раз в день своей смерти. Что-то рассматривал, сравнивал, короче, работал он с ними серьезно. А почему ты спрашиваешь? – насторожилась Светка. – Неужели проблемы какие-то обнаружились?
- Скорее наоборот, – успокоила ее я. – Мне ведь этот план для чего нужен? Финансирование мы выбили, вот и хотим отреставрировать комнату в самой старой части здания, открыть новую экспозицию. Для этого и понадобился старый план, хотим возродить обстановку начала XIX века, идею эту еще Сергей Павлович предложил, да только умер, ничего не успев осуществить.

 Отправлено: 23.05.19 19:13. Заголовок: - Поэтому прошу – уд..

- Поэтому прошу – удружи еще раз, сделай мне копии этих бумаг. Ну очень нужно!
- Опять в обход, – рассмеялась одноклассница, – ну ты жучила! Не смогу я тебе представить все и сразу. Копии надо втихаря сделать, без свидетелей, дай мне время – отксерю, когда рядом никого не будет, но не сегодня, видишь, сколько глаз. Подъезжай через несколько дней, будут тебе копии и реставрируй себе на здоровье.
Спорить резона не было, Светка права, и заставлять ее рисковать своей работой было по меньшей мере свинством. Да и время уже было к вечеру, а до дома путь не близкий, поэтому, попрощавшись, я отправилась к выходу, мимоходом кинув взгляд на сидевших за столами. В какой-то момент один из посетителей показался мне смутно знакомым, кажется, я встречала его раньше, но где и когда - не смогла вспомнить. А может, и не видела вовсе, просто померещилось, значит, и заморачиваться не стоит и я, распахнув дверь, вышла на окутанную вечерними сумерками улицу.
По дороге, слава Богу, ничего не произошло, и где-то в районе восьми часов вечера я вошла в свою «тихую гавань», просто обожаемую мною за те чувства покоя и умиротворенности, которые я испытываю каждый раз при возвращении в этот дом. Наверное, это осталось с детства, когда время, проводимое у бабушки, было для меня самым счастливым и, приходя сюда, я как-бы снова попадаю в те времена радости и покоя безо всяких проблем и потрясений. Вот и сейчас я просто наслаждалась теплом и уютом, не думая ни о работе, ни о проблемах и вообще ни о чем. Просто наслаждалась и все.
Постепенно мысли вернулись к событиям сегодняшнего дня. Что такого было в этом старом плане дома, какая тайна, из-за которой, возможно, совершилось убийство. Насколько я помню, при жизни Сергея Павловича серьезных разговоров о реставрации старых комнат не велось – денег не было. Значит, бумаги были ему нужны для чего-то другого. Вопрос - для чего? Неужели это как-то связано с мифическим кладом, якобы находящимся в нашем поместье? И зачем для этого понадобились архивные бумаги? Да и разговор с Василием Андреевичем никак не шел из головы. Какие-то легенды, тайны, предания, а о чем – неизвестно. Подводя итоги, можно сказать, что ничего не прояснилось, скорее – наоборот, все в тумане загадок, недомолвок, и брожу я в этом тумане как мультяшный ежик, и сколько еще бродить – непонятно, может найду разгадку, может нет. Но отступать не в моих правилах, поэтому начну с тщательного изучения старого плана дома, после же - «как карта ляжет», может что-нибудь удастся раскопать.
На другой день я занялась всем необходимым для подготовки к реставрации. Нужно было определиться с комнатами, которые будут переделаны, переместить из них кабинеты и самое главное - рассчитать суммы на ведение реставрационных работ. Тем более, что под реставрацию должны были попасть так называемые «рабочие комнаты», в которых сейчас расположены кабинеты и подсобные помещения. Они больше всего подвергались переделкам, вернуть им первоначальный вид будет довольно сложно и дорого. Для воссоздания необходимой исторической атмосферы придется немало потрудиться и нам, и реставраторам. Проработать необходимо все: от обоев до последнего гвоздика в мебели, из-за этого переделать удастся комнату, от силы две. Поэтому с выбором комнат нельзя ошибиться, нужно чтобы их возрождение привлекло как можно больше посетителей и выбор должен быть интересен для каждого человека, пришедшего сюда, ведь каждому хочется сравнить жизнь прошлую и жизнь настоящую, удивляться, восхищаться, может быть – испугаться, но сравнить. Парадные, выставленные напоказ, для этого мало подходят, не то что повседневные. Эта идея, пришедшая в мою голову, понравилась всем, но какие комнаты все-таки выбрать? Одной решать такие вещи негоже, надо посоветоваться с коллегами. А что нам скажет старый план здания, вчера привезенный мной? Ох, я его от усталости даже склеить забыла. Так и лежит в виде нескольких листиков. Ну да это не проблема: смазываем сухим клеем, складываем… Итак? Ага, вот небольшая комната в конце коридора – буфетная. Неплохая идея. Мебели в таких комнатах было немного, но придется повозиться с поисками посуды. Комната рядом с моим кабинетом – спальная. Тоже вполне подходит, тем более, что необходимая мебель у нас в запасниках имеется. Что дальше? Бильярдная, угольная и, о Господи, даже курительная. Все как-то не то, а вот в моем кабинете была детская, это уже интересно. В экспозициях музеев детских комнат почти нет, восстановленная детская может привлечь любопытных посетителей и принести неплохие доходы, главное точно и правильно воссоздать антураж того времени.
Думаю, детской мы займемся в первую очередь. Кабинет перенесем в одну из пустующих комнат – их достаточно много, и приступим к реставрации. Да, надо еще на более поздний план взглянуть, чтобы не было проблем. Мало ли что.
Идея о создании новых комнат–экспозиций понравилась почти всем, кабинет перенесли в другое крыло здания за несколько часов, и работа закипела. Буфетная и спальная шли как по маслу. Перестраивать их нужды не было, необходимая мебель и даже посуда нашлись в запасниках, поэтому серьезные траты понадобились только на приобретение ткани для обоев и восстановление мебели. Работа в этих двух комнатах заняла чуть больше месяца, а потом наступила очередь детской.
Проблем с этой комнатой было более чем достаточно. Почти не было подходящей мебели, не могли найти иллюстрации, изображающие вид детской комнаты начала XIX века, а еще были нужны предметы обихода, одежда и хотя бы игрушки.
Решая эти проблемы, мне приходилось не раз и не два ездить в город. В довершении ко всем неприятностям, возникла проблема с планировкой самой комнаты. Первоначальная, указанная в плане XVIII века, была больше, чем нынешняя. Предстояло выяснить причину этих различий и, при необходимости, устранить ее.
Причина нашлась быстро, по крайней мере, мы так думали. Комнату, скорее всего, уменьшили для того, чтобы сделать больше спальную, примыкавшую к детской с левой стороны. Но замеры спальной показали, что это не так. Вывод напрашивался сам собой – по каким-то причинам в детской возвели стену, уменьшив комнату. Других объяснений не было. Но вот зачем это сделали, пока оставалось секретом.
Для выяснения этого нужно было разобрать стену. Кажется, чего уж проще, но для этого следовало оформить кучу бумаг и получить такую же кучу разрешений, поэтому «вояжи» в город стали для меня обязательным ритуалом. Ездила в управление культуры, как на работу.
Но нет худа без добра: чаще навещала родителей, встречалась с Василием Андреевичем, снова занялась диссертацией. Василий Андреевич планировал защиту на лето, так что надо было поторопиться.
В один из таких дней, довольная, но уставшая и голодная, я решила зайти в кафе для перекуса. Взяв салат и кофе, поудобнее устроилась за одним из угловых столиков и приготовилась с удовольствием пообедать, как вдруг чей-то голос вежливо попросил разрешения присесть рядом. Нет, не чей-то. Голос явно принадлежал мужчине и, подняв глаза от тарелки, я увидела очень даже привлекательного молодого человека, стоявшего возле моего столика. Ничего не имея против, я утвердительно кивнула, и он сел с противоположной от меня стороны. Он показался мне странно знакомым, а завязавшийся разговор рассеял все мои сомнения на этот счет. Алекс – так звали моего нового знакомого, оказался австрийским журналистом, специализирующимся на теме культурного наследия, и музеи занимали в его работе немалое место. Это его я видела среди наших экскурсантов и в архиве, когда приходила туда к Светику. Алекс сказал, что готовит большую статью о нашем музее, и уже не раз побывал в усадьбе, а узнав о том, что я исполняю обязанности директора, очень обрадовался. Мы договорились, что оформив все необходимые документы, он проведет в усадьбе несколько фотосессий, если я, конечно, не буду против. Пришлось заверять его в обратном. Подобный расклад меня более чем устраивал. Бесплатная реклама в зарубежных СМИ - да об этом приходилось только мечтать. Не знаю, будет ли от этого какой-нибудь толк, но сама идея очень даже неплохая.
Поговорив еще какое-то время, мы обменялись телефонами и расстались вполне довольные друг другом. С тех пор мы стали встречаться довольно часто, а наши интересы переплетались все сильнее. Алекс оказался не только хорошим журналистом и фотографом, но и толковым советчиком. Он действительно много повидал, и его советы, например, по расположению и освещению экспонатов оказались весьма ценными.
Оформление необходимых бумаг было завершено, и наконец подошел тот день, когда мы решили разобрать перегородку в моем бывшем кабинете. Музей гудел. Всем было интересно, Алекс тоже попросил разрешения присутствовать при этом. Наши отношения в последнее время вообще стали превращаться в нечто большее, чем рабочее сотрудничество. Общих интересов становилось все больше, встречи все чаще, усиливая обоюдную, я надеялась, симпатию.
Занятая, как говорится «выше крыши», я некоторое время не возвращалась к убийству Сергея Павловича, и только вечером накануне начала работ в моем бывшем кабинете меня осенило: я поняла, почему директор искал старый план дома. Думаю, и ему приходила в голову идея реставрировать «рабочую» часть здания, и он, скорее всего, нашел несоответствие размеров бывших спальной и детской. Вот, значит, зачем понадобился ему старый план здания, а сопоставив два плана – вычислил эту перегородку. О том, какие выводы он из этого сделал, сказать сложно, может, и правда решил, что нашел спрятанные сокровища, а может кому-то сказал об этом в шутку – заплатив жизнью за свое открытие.
Утром «дня Х» у дверей комнаты столпились чуть ли не все работники музея, даже Сан Саныч пришел. Всем очень хотелось узнать, что же скрывает таинственная стена, и уверена, идея о спрятанных сокровищах мелькала не в одной голове. Вот наконец обои отодраны, штукатурка сбита, и рабочие стали осторожно разбирать кирпичную кладку. Расчеты оказались верными. Стена отделяла небольшую часть кабинета, которая, скорее всего, раньше была небольшим чуланчиком при детской.

 Отправлено: 29.05.19 12:10. Заголовок: Не знаю, как любител..

Не знаю, как любители сокровищ, но увидев представившуюся моим глазам картину, я пришла в восторг! Проблема с экспонатами для детской была решена! Игрушки, десятки игрушек: лошадки, куклы, солдатики, по виду конца XVIII - начала XIX веков наполняли эту комнату. Даже с первого взгляда можно понять, что они повреждены. Насколько серьезно - выявит реставрация, но ее стоимость будет гораздо дешевле, чем покупка новых экспонатов.
Еще больший восторг вызвала детская колыбелька, стоявшая в дальнем углу, а на небольшой стол-бюро у противоположной стены я почти не обратила внимания. Судя по его виду, он послужил не одному поколению помещиков и был отправлен в чулан за ненадобностью. Довольная находками и тем, что можно сэкономить немалую часть средств, я приостановила разбор стены и попросила перенести игрушки в запасники, где ими занялись реставраторы, и работа продолжилась. К вечеру все было закончено: стена разобрана, мусор и кирпичи вынесены и тайна старого плана дома перестала существовать.
Зайдя перед уходом домой в комнату, я подошла к бюро, все еще стоявшему на прежнем месте. Тяжелую и неудобную вещь решили унести из кабинета завтра с утра. Повнимательнее осмотрев находку, убеждаюсь - большой ценности она действительно не представляет. Ладно, пусть пока постоит в запасниках, будем надеяться - позже пригодится. Хотя, может в ящиках найдется что-нибудь интересное? Странно, но все ящики были закрыты. Почему? Зачем надо закрывать никому не нужный стол, и где искать ключ от этого стола? Ключ, конечно, давно канул в Лету, а реставраторам придется основательно потрудиться, чтобы открыть замки. Порассуждав, я уже собралась уходить, но нечаянно запнулась об оставленный нерадивыми уборщиками кирпич и невольно схватилась за край бюро. Порядком испачкавшись в пыли времен, я было уже хотела рассердиться, как вдруг мои пальцы попали в какое-то углубление с внутренней стороны крышки, а через несколько мгновений в моих руках лежал ключ, который, судя по всему, открывал тайны этих ящиков. Увы, все ящики оказались пустыми, лишь в самом большом стояла деревянная шкатулка внушительных размеров, такие обычно называли дорожными и хранили в них письменные принадлежности во время путешествий. Однако и шкатулка была пустой. Судя по стертому во многих местах лаку, она, как и бюро, послужила не одному человеку и, отслужив свой срок, тоже отправилась в чулан. Но в качестве экспоната была неплохой – старинная, таких до наших дней сохранилось немного.
Дальше додумать мне не пришлось, в коридоре раздался топот и несколько девчонок-реставраторш ворвались в комнату, вопя как торговки на восточном базаре. Стоически выждав, когда поток беспорядочных фраз иссякнет, мне, наконец, удалось выяснить причину переполоха. Оказывается, кто-то пробрался в реставраторскую, переворошил все найденные игрушки, испортил несколько сшитых из материи, разрезав их и вытащив весь наполнитель. Делать было нечего и, захватив с собой шкатулку, я отправилась вместе с девчонками – оценивать ущерб.
По реставраторской будто пронесся ураган: все наши утренние находки были разбросаны, несколько мягких игрушек порезано, а наполнявшие их куски шерсти валялись на полу. Судя по всему, в игрушках что-то искали. Неужели не существующие драгоценности? Вот идиоты!!! Теперь на реставрацию придется потратить гораздо больше времени, и пусть девчонки утверждают, что дело поправимо, очень хотелось бы видеть игрушки не изуродованными столь варварским способом.
Разобравшись во всем и закрыв дверь на замок, я обнаружила, что все еще держу шкатулку в руках, но возвращаться для того, чтобы отнести ее, не хотелось и мне пришлось взять находку домой. В конце концов, не велика проблема – завтра принесу ее обратно.
По дороге домой я печально размышляла о том, что тайна скрытого чулана, разгаданная Сергеем Павловичем и ставшая, скорее всего, причиной его смерти, на самом деле и яйца выеденного не стоит. Ну сколько могут стоить игрушки, найденные сегодня? В пересчете на деньги, а не историческую ценность – совсем немного, а человек убит! И убийцу до сих пор не нашли! Хотя у меня нет ни малейшего сомнения, что убийца и тот, кто устроил погром в реставраторской – одно и тоже лицо. Жаль, конечно, но камеры наблюдения поставлены только в экспозиционной части здания, будь они и в «рабочей», вычислить преступника не составило б труда. Тем не менее, я приложу все силы, что найти негодяя и вывести на чистую воду.
Дома, после того, как все необходимые дела были закончены, я решила от «нечего делать» повнимательнее рассмотреть шкатулку. Все равно завтра вторник – поспать можно подольше, значит, и лечь можно попозже. Тщательно вытерев раритет, я принялась крутить его, рассматривая со всех сторон. Явно дорогая – сделана из черного дерева. Такие были по средствам только обеспеченным людям. Довольно большая, как и положено дорожному аксессуару, внутри несколько отделений: вот это – самое большое, скорее всего, для бумаги, сюда, наверное, ставили чернильницу, сюда клали перья, в этом ящичке, судя по всему, держали нож для разрезания бумаги. Ничего необычного, за исключением дорогого дерева и возраста примерно в 200 лет. Кому как, но когда мне приходится держать в руках подобные вещи, то всегда хочется наделить их даром речи. Сколько интересных историй можно было бы услышать из их уст, столько нового узнать, но, к сожалению, они могут рассказать нам только то, что обнаружат реставраторы, микроскопы и спектрометры.
Вот, например, эта шкатулка: какие люди держали ее в руках, сколько дорог она повидала и какие тайны хранила? Я поставила шкатулку на стол и мысленно представила себе, как бывший хозяин подходит к столу, берет ее в руки, открывает крышку, чтобы взять все необходимое для письма. Не знаю почему, но мне очень захотелось проделать эти манипуляции не только мысленно и, подойдя к шкатулке, я хотела открыть ее, но вдруг, когда я чуть сильнее нажала руками на боковые стенки, передняя планка с тихим шорохом отделилась, открыв небольшой тайник.
На какое-то время я просто обалдела от неожиданности и только бездумно смотрела на свое открытие. Нет, я, конечно, знала, что в подобных вещах существовали тайники, но в жизни столкнулась с этим впервые. Постояв еще немного, я заглянула в тайник и увидела там небольшую тетрадь в кожаном переплете. Возможно, многие на моем месте были бы разочарованы, однако, я открывала тетрадь с таким чувством, будто обнаружила гробницу Тутанхамона. Трепет, радость от находки и страх повредить ее смешались в странный коктейль ранее неизведанных чувств, когда я вздрагивающими руками отрыла отлично сохранившиеся листы. Даже при беглом просмотре можно было понять, что записи сделаны в XIX веке. Давно забытые буквы «ять» и «фита», устаревшие речевые обороты говорили сами за себя. Рассмотрев попристальнее свою находку, я принялась внимательно вчитываться в листы, исписанные крупным каллиграфическим почерком, и то, что я прочла там, заставило меня забыть про настоящую реальность, сон, работу, проблемы и до самого утра не выпускать эту тетрадь из рук.

 Отправлено: 29.05.19 12:11. Заголовок: ДНЕВНИК поручика ея ..

ДНЕВНИК
поручика ея Величества Лейб-гвардии Кавалергардского полка
Николая Асмолова.

Февраль году 1812. Дня 15.
Веду сей дневник, чтобы не сойти с ума в этой дикой, Богом забытой губернии. Воистину, если Господь хочет покарать нас, то лишает разума. Зачем, ну зачем, соблазнился я безумною идеею Мишеля Лунина и участвовал в этом глупом розыгрыше провинциального общества! Неужели шутливое похищение этих жеманных дурочек надо было устраивать с таким эффектом! Строить систему блоков, устраивать бал, на котором, подняв почтенных родителей к потолку, бежали мы с их дочками. Болваны! Надеялись, что сия выходка сойдет нам с рук. Теперь похитители женаты и в отставке, Мишель собирается в путешествие, а я нахожусь здесь в тоске и печали, молясь о милости Государя ко мне и мечтая о возвращении в Петербург.

Февраль году 1812. Дня 20.
Пробудился с кошмарною головною болью. Надо же было так напиться вчера! А все известия из Петербурга. Блестящий бал у графа Воронцова, возвращение в свет ослепительной княгини R (овдовевшей), и я всего этого лишен! С тоски взялся за наливку своей ключницы. Оказалась крепкою и вкусною, кабы не похмелье и страх превратится в горького пьяницу, не отказался бы от нее и дальше. Все! Почту из Петербурга читать более не буду, а то и взаправду допьюсь до зеленых чертей.

Февраль году 1812. Дня 25.
Сегодня наносил соседям обязательные визиты вежливости. Матерь живота моего! Избавь меня от этого в дальнейшем! Как же невыносимы эти соседские разглагольствования о погодах и псарне. И это дворяне – цвет общества. А их жены! Больше напоминающие мортиры, чем прекрасный пол. О дочках же, каждая из которых считает, что я должен на ней женится, и вовсе писать нет желания. Глупые жеманные куклы, одетые в перешитые по прошлогодней моде бабушкины роброны. Конечно, и в столице не все женщины блистают умом, но хотя бы кокетничают не так пошло. Довольно с меня общения с соседями! Приказал слугам отвечать визитерам, что «барина нет дома». Больше никаких визитов. Уж лучше одиночество и наливка Агафьи.

Март году 1812. Дня 4.
С тоски начал читать. Хвала небесам, в имени оказалась отличная библиотека. Романы показались мне скучны – взялся за Вольтера и Дидро. Не думал, что читать так интересно, особливо об «узурпации власти». Читая, представлял того, кого это точно касаемо – своего полкового командира Депрерадовича. Вот кто истинный узурпатор. Ежели жена терпит постылого мужа потому, что он Богом данный, то почему гвардия должна терпеть этого самодура? Благо находясь в деревне, больше не вижу его - это, пожалуй, единственное утешение для меня.

Март году 1812. Дня 12.
Решил взяться за дела в поместье. Приказал принести расчетные книги. Управляющий, каналья, мерзко ухмыляется. Попытался разобраться. Цифры, цифры, цифры. Ничего не ясно и не понятно. По книгам получается – все в порядке, хотя по роже управляющего вижу – ворует. Тоска! Тоска!

Март году 1812. Дня 20.
Сегодня пошел прогуляться, взяв на случай ружье. Грех сидеть дома в такой чудесный день. Впервые увидел свое поместье, хотя и не полностию. Какой прекрасный лес! Скоро он превратится в настоящий рай, который будет кишеть разною живностию. Вот будет раздолье для охоты! Оказывается, во всем плохом можно найти хорошее.
Возвращаясь обратно, зашел в деревню, очень захотелось пить. Первая попавшаяся изба оказалась домом деревенского старосты, здорового краснорожего мужика.
У крыльца столкнулся с молодой девкой и попросил напиться. Оказалась дочкой старосты. С поклоном пригласила в избу, а когда расположился в опрятной горнице, принесла кружку квасу. Странно, что я никогда не видывал ее среди девок. С первого взгляду ничего особенного: невысокая, крепкая, с роскошной темной косой, переброшенною на плечо и свисающей почти до пояса. Лицо необычно – с широкими скулами и четко очерченным подбородком. Кабы не огромные карие глаза, мог бы побожиться, что она потомок тех самых раскосых завоевателей, что промчалися по нашей земле в XIII веке. Но больше всего поражает ее поведение. Откуда в крепостной девке столько достоинства?! Кланяется уважительно, но без подобострастия, смотрит прямо, не отводя глаз, да и говорит мало, только отвечает на вопросы. Не мешало бы некоторым барышням поучиться таковой сдержанности.
Отдохнув немного, отправился восвояси, а отойдя от избы оглянулся. Зачем? Не знаю.

Март году 1812. Дня 23.
Весна топит снега, пробуждаючи ото сна вся и всех. Мужики начинают выходить на поле, готовятся к весенней пахоте. По-прежнему продолжаю много гулять, иногда с ружьем, иногда просто так. Прошел по деревне – девки бросают любопытные взгляды, пересмеиваются за спиной. Некоторые из молодых баб призывно улыбаются. А мордашки встречаются очень ничего даже! Вдруг поймал себя на мысли, что ищу среди них дочку старосты, но с того самого дня, как я увидел ее впервые, она больше не показывалась мне на глаза, словно ее и не было вовсе. Странно, что может быть интересного для меня в этой холопке? Такая же как все, разве что одета опрятней других.

Март году 1812. Дня 28.
Сегодня, проснувшися раньше, подошел к окну и увидел телегу, в которой рядом с отцом восседала дочка старосты. Именно восседала! Прямая спина, гордо поднятая голова, уверенность и спокойствие ее казались неподвластными ничему. Она странно напоминала Марию-Антуанетту в последние минуты жизни, так ярко изображенную Давидом в его рисунке. Даже в телеге палача королева оставалась королевой. Неожиданно для себя понял, что сравниваю августейшую особу, и с кем? С крестьянскою! Однако, становится все интересней – откуда у деревенской девки такие царственные манеры? Даже рожденные в роскошных особняках не всегда ими обладают. А этой и притворяться не надо.

Апрель году 1812. Дня 4.
Сегодня решил проехаться верхом. Погоды стоят отличные, и только холодный ветер напоминает о ранней весне. Проехал вдоль поместья, осмотрел пашни. Деревня напоминает муравейник. В каждом дворе суетятся люди: чинят, чистят, обихаживают свои избы.
Проезжаючи мимо дома старосты, увидел его дочку и, остановившись, стал наблюдать за ней, что оказалось весьма приятным занятием. Меня восхитили грация и сила, столь необычно сочетающиеся в этой девке. А движения! Сдержаны, плавны, безо всякой торопливости и суеты. Ни одного лишнего жеста. И в простом сарафане она выглядит лучше, чем некоторые в роскошных платьях. Пришел в себя и представил, как выгляжу со стороны – барин, глазеющий на свою крепостную! Хорошо, что никто не видел. Однако уезжать по-прежнему не хотелось. Неужели эта крестьянка чем-то притягательна для меня? Бред!!!

Апрель 1812 году. Дня 7.
Сегодня, проходя мимо кухни, услышал знакомый голос. Заглянув, увидел дочку старосты, беседующую с ключницей. Оказывается – принесла кухарке уток для стола. Увидев меня замолчала и, поклонившись, пошла к двери. Шутливо загородив ей дорогу, взял за руку: «Куда же ты так спешишь, милая?» Подумал, что несмотря на шершавую кожу – руки весьма привлекательны: маленькие, изящные. Она же смотрит в глаза без страха и смущения. Отняла руку: «Отпусти, барин. Пора мне, батюшка чай заждался» и вышла. Ключница вздохнула:
- Хорошая девка Алена. И собою пригожа, и хозяйка добрая, что избу прибрать, что скотину присмотреть. Сызмальства дом ведет. Матушка ее, царство ей Небесное, родами померла, а отец так и не женился. Вот за всем и успевает, и по хозяйству, и в поле отцу помочь. Одно плохо – строптива, на свою беду. Хлебнет горя, как замуж выдадут.
- Это отчего же? – спросил я.
- Эх, барин, где ж видано, чтоб мужней бабе строптивой быть? Жена – не девка, умей всем покоряться да угождать, ежели не хочешь ходить битой. А коли не смириться, так и до смерти не далеко.
Пока Агафья говорила, я думал о несправедливости судьбы. Действительно, этой девке в замужестве придется не сладко, может поэтому и не торопится венчаться. Странно, но почему-то мне стало жаль ее, словно белую ворону. Не там она родилась. Не там!

Апрель году 1812. Дня 11.
Подходя к речке во время прогулки, услышал веселое пение. Девки мочили в воде большие куски полотна и раскладывали их на траве. Увидев меня, переглянулись и захихикали. И только Алена, отвесив поклон, продолжала работать. Сказав несколько шутливых слов самым бойким, подошел к Алене, старательно расстилающей холст. Искоса взглянув, она спокойно принялась разглаживать материю, словно меня здесь и не было. Отродясь не чувствовал себя так глупо! Не зная, что сказать, постоял несколько времени и пошел прочь.
Уже много отойдя услышал, как одна из девок со смехом спросила: «Что же ты, Алена, на нашего барина даже не взглянула? Эвон какой раскрасавец!»
Спокойный ответ вызвал во мне странное раздражение: «Не нашего поля ягода. Пусть на него благородные смотрят. Они и книжки умные читают, и по-хранцузски говорить, и глазки красиво закатывать умеют. С ними, чай, интересней будет. А мы как-нибудь по-простому». И снова тот же веселый голос: «Ох, непонятная ты, Алена. За мужика не хочешь, барин не для тебя, не иначе как…» - конец разговора потонул в дружном смехе.
Сказала будто как правильно, но непонятная злость становится все сильней. Холопка будет указывать мне общество, где я должен находиться! Откуда и набралась такой дерзости?!

Апрель году 1812. Дня 17.
Нынче приходил один из мужиков, просил моего разрешения на венчание своей дочери с мельником. Согласился, отчего бы нет. Счастливый отец нижайше просил меня почтить своим присутствием сие торжество. А что – пойду. Все лучше, чем сидеть одному в пустом доме, ведь дворня вся уйдет на свадьбу. Конечно, деревенская свадьба не петербургский бал, но надо же себя чем-нибудь занять.

Апрель году 1812. Дня 22.
На свадьбе сидел на почетном месте и от души жалел о данном согласии на свадьбу. Вдовый мельник много старше своей избранницы, получается, что этот брак выгоден только родителям, которые не скрывают удовольствия своего. Еще бы, ведь мельник богат. Гости были довольны угощением, родители – зятем, несчастной была только невеста, до которой, по сути, никому не было дела.
Оглядев гостей увидел Алену, и вдруг понял, что шел сюда с надеждой увидать ее. Надо же, как разоделась! Белая рубашка тонкого полотна, нарядный сарафан, в косе ярко-алая лента, которая ей очень к лицу. Не иначе, для того молодого мужика или парня, по виду купчика, что уселся рядом с нею.
Алена была единственной, кто смотрел на молодую с сочувствием. Наверняка думает о своей судьбе. Кто знает, может быть, и ее ожидает такая доля? Но глядя на то, как она улыбается словам своего ухажера, я чувствовал странную злость. Нашла чему радоваться! Мужицким шуткам! Чем больше я смотрел на них, тем сильнее было мое желание взять этого молодца за шиворот и вытащить вон! Решив больше не испытывать терпения своего, пожелала молодым счастья и ушел. А дома, за наливкой, вспоминал эту дерзкую холопку. Ее шею – не длинную, но изящную, словно созданную для драгоценностей. Великолепные покатые плечи, которые не могла скрыть даже скромная рубашка, грудь – высокую и пышную без помощи корсета. И представляя все это в декольте бального платья, не мог уснуть добрую половину ночи. Воистину, изведал муки святого Антония!

 Отправлено: 02.06.19 10:36. Заголовок: Апрель году 1812. Дн..

Апрель году 1812. Дня 28.
Черт! Черт! Черт! Никогда не был в таком наиглупейшем положении! Что она о себе возомнила?! Кто она таковая?! Всего лишь девка, а гонору, как у принцессы! Метался по дому больше часу, желаючи сокрушить все вокруг. Отвергла, оттолкнула, да еще и посмеялась! Ведьма! Несмотря на злость и обиду, забыть о ней не могу. Точно, ведьма!
Сегодня во время охоты столкнулся в лесу с Аленой. Решил попользоваться случаем: схватил, прижал к дереву. Она стала яростно вырываться, еще больше распалив меня. Никогда ранее не испытывал я такого желания покорить женщину! Но этой строптивице все было нипочем. Рванулась из моих рук: «Не замай, барин!» Уже не сдерживаясь, рванул ворот ее рубашки, приник поцелуем к шее, отродясь не приходилось целовать мне столь гладкой кожи! Девка затихла: думал, покорилась, а глянув ей в лицо – опешил. Глаза горят, как у норовистой лошади, губы кривятся презрительной усмешкою: «Что, барин, только силою и можешь?» Словно кнутом хлестнула! Руки разжались сами – выпуская добычу. А она поправила рубашку и пошла прочь, не оглянувшись ни разу. Я же так и стоял, глядя на нее, разрываючись между желанием выпороть строптивую и, бросившись вслед, выпросить прощение за дерзость свою. Дерзость! Какая дерзость может быть по отношению к собственности своей? Но не могу забыться! Перед глазами ее лицо, губы до сих пор чувствуют гладкость ее кожи! Сегодня впервые пожалел, что в Российской Империи нет инквизиции. Ведьма!

Апрель году 1812. Дня 30.
Уже два дни не знаю сна и покою. Слова Алены нейдут из головы. Неужли я, который мог очаровать любую из светских львиц, не смогу соблазнить неотесанную крестьянку? Сила ей претит! Клеопатра деревенская! Сама ко мне придешь! Николай Асмолов никогда не отступал от женщины, какой бы неприступной она ни казалась. Не пройдет и недели, как она станет моею по своей воле. Главное - правильно очаровать, и соблазнение не заставит ждать себя. О деревенской скуке теперь даже и не думаю, у меня появился интерес, и приз стоит затраченных сил. Алена действительно непохожа на других девок. Что ж, тем слаще будет победа!

Май году 1812. Дня 1.
Никогда не думал, что я настолько глуп! Прошло два дни, а я до сих пор не знаю - как подступиться к Алене. Весь мой амурный опыт оказался бесполезным. Не знаю, что сказать и что сделать. Подарки эта гордячка не возьмет, изысканные комплименты не оценит. И как мне ее очаровать? Сегодня сказал ей, как она красива. Усмехнулась: «Такая, как все, барин», а в глазах насмешка: «и сама о том знаю». Напрасно я надеялся, что через малое время она будет искать встреч со мною, пока все выходит наоборот. Желание увидеть ее становится каким-то наваждением – тем больше, чем больше она избегает меня. Черт! Пора положить этому конец! Надо что-то придумать! Я не могу проиграть в этой борьбе, иначе до конца дней своих буду стыдиться того, что был отвергнут крепостной девкой.

Май году 1812. Дня 2.
Пишу в ужасном расстройстве! Словно весь мир ополчился противу меня. Сегодня утром явился с поклоном староста с просьбою выдать вольные ему и Алене. Предлагал за то две тысячи рублей, да не ассигнациями, а серебром! На вопрос, откуда у него такие деньги, ответил, что за дочку сватается состоятельный купец, из наших бывших крепостных, он и готов выложить за вольные немалую сумму.
Решительно отказал! А когда староста ушел, не знал, как унять обуревавшую меня злость. Какова дерзость! Замуж она собралась! Наверняка за того мужика, что увивался за ней на свадьбе. Купчихой захотела стать! Не бывать этому! Да я… И вдруг понял, что убью любого, кто посмеет прикоснуться к Алене. Мысль об этом была просто невыносима для меня. Что со мною происходит?! Почему я, ранее никогда не ревновавший своих любовниц, схожу с ума от мысли потерять женщину, которой я даже не интересен. Неужели дело не только в самолюбии моем?

Май году 1812. Дня 3.
Сегодня Великая Суббота. В доме суета, все готовятся к светлому Христову Воскресенью. Кухарка с Акулиной пекут куличи, готовят праздничные блюда, дворовые собираются ко Всенощной, а я сижу в кабинете один со своими мыслями об Алене. Сегодня утром столкнулся с ней в деревне. Сверкнула глазищами, поклонилась и пошла дальше. По виду – обижена. Теперь и вовсе не станет слушать меня! Как мне объяснить, почему я не захотел отпускать ее, ежели мне самому то неведомо. Никогда ранее не приходилось мне испытывать подобного чувства! Теперь уже и не думаю об уязвленном самолюбии моем, сильнее этого страх потерять ее, никогда больше не увидеть, и не менее страшно ее презрение, которое для меня невыносимо. Не знаю, что мне делать далее! Я запутался!

Май 1812 году. Дня 4.
Христос Воскресе! Первая Пасха, которую я отмечаю в одиночестве. Ко Всенощной не пошел, поскольку не ходил никогда. Пошел к утренней службе. Церковь была полна народу. Крестьяне, дворовые все в нарядных одеждах, истово молятся, держа свечи в руках. Алену заметил сразу, скромно стоит среди девок, опустив глаза – вся погрузившись в молитву. Несмотря на злость свою, не мог ею не любоваться. Словно почуяв мой взгляд – недовольно повела плечом, но не обернулась. Так и не повернула головы до конца службы. По окончании заутрени дворовые подошли с поздравлениями, пришлось с ними христосоваться. Крестьяне не решились, подошел один староста – дочь смиренно стояла за его спиной. Поздравив меня, он обернулся к ней: «Что ж ты, Алена, барина не поздравствуешь?» Она подошла ко мне и, не поднимая глаз: «Христос Воскресе, барин». Ответив, прикоснулся поцелуями к ее щекам, с превеликим трудом сдерживая желание сжать в объятиях и зацеловать все лицо. Представляю себе такой конфуз! Потом одиноко сидел за праздничным столом, не желая, впрочем, никого видеть, кроме одной строптивой девки. Да что со мною приключилось?! Ничего не интересно, все мысли о ней! Наверное, так и сходят с ума!

Май году 1812. Дня 6.
Сегодня опять прошелся по деревне в надежде увидеть непокорную девку. Фортуна была ко мне благосклонна – я столкнулся с Аленой недалеко от избы ее отца. Поклонившись, хотела пройти мимо, да я, взявши за руку, задержал. Спросил, неужели она до сих пор сердится, что не дал им вольную? Молчит, только взгляд отводит. Поднял ей голову за подбородок, заставил посмотреть мне в глаза.
- Ты сама знаешь, каково тебе в замужестве придется. Почему сердишься? Или битою нравится быть?
Усмехнулась:
- Такая бабья доля, барин. Не мною заведено, не мне менять, а воля родителев – Божья воля.
- Значит, ежели отпущу тебя, пойдешь за своего купца?
- Пойду, коли батюшка велит.
- Любишь его?
- Э, барин, любовь – для благородных, это они по любви венчаются, и то не завсегда. А мы, чтоб горе вместе мыкать да детей растить. Любовь – не про нас.
- А коли полюбишь кого?
Опять усмехнулась и пошла. Похоже, не верит она в возвышенные чувства. С одной стороны, это удручает, с другой – радует. Ежели она никого не любит, значит, у меня есть шанс. Только как растопить это ледяное сердце?! Как?!

Май году 1812. Дня 8.
Пришлось ехать в уезд по делам поместья. Возвращался уже вечером, в сумерках. Услышал у реки смех и веселые голоса. Отправился туда, точно влекомый неведомой силою. И не зря. В толпе девок я увидал Алену. Ждать пришлось недолго, и спустя несколько времени, когда все стали расходиться, я заметил, что Алена уходит одна и незаметно отправился вслед за нею. Когда до избы старосты оставалось совсем немного – окликнул ее и подошел. Поклонившись, она молча вскинула на меня глаза, молчал и я, не зная, что сказать и чем объяснить свое появление. Постояв еще немного, Алена каким-то странным голосом сказала:
- Христа ради, барин, не ходи за мною больше. Не хочу, чтоб люди языками зря чесали. Тебе все равно, а мне среди них жить.
Словно очнувшись, я спросил:
- Батюшки своего испугалась?
- Не батюшки мне боязно, а худой славы не хочу зазря.
- А ежели не зазря? – я подошел совсем близко к ней.
Не знаю, что услышала она в моем вопросе, но отшатнулась, как от прокаженного. Лица ее почти не было видно в темноте, но голос негодующе дрожал:
- Ты, барин, утех да веселья в другом месте ищи. Здесь ничего не поймаешь. Барская барыня – не про меня, хоть до смерти запори! - и ушла.
А я в который раз почувствовал себя дураком. Зачем я подошел к ней? Зачем завел этот разговор? Ответов на эти вопросы у меня не было, как не было и ответа на то, зачем нужно было мне внимание этой крестьянки. И чем старательнее я ищу ответы, тем больше запутываюсь в себе. Я и взаправду не знаю, что мне делать?

Май году 1812. Дня 12.
Не видел ее уже четыре дни. Целых четыре дни! После того разговора, намеренно или нечаянно, Алена стала избегать меня. Как ни пытался увидеть я ее в деревне или среди девок, у меня ничего не получалось. Спрашивать же о ней не хочу, ибо помню ее слова о «злых языках». Так и хожу неприкаянно по дому, не прельщают ни охота, ни наливка. Кажись, буду счастлив, увидевши только ее тень.
Даже письмо из Петербурга с сообщением о том, что Государь якобы собирается простить нас, меня не радует. Уехать - значит, не видеть более Алену, а я не хочу расставаться с нею. Сказал бы мне это кто-нибудь два месяца назад.

Май году 1812. Дня 14.
От тоски не знаю, куда себя девать. Алену по-прежнему не вижу, словно в воду канула. К тому же выходить из дому нет ни малейшего желания. В раздражении срываюсь на прислугу – дворовые ходят на цыпочках, а Агафья только сокрушенно качает головою.
После обеда взял карандаш и в силу своих способностей изобразил ее – каковой она мне представляется в мечтах. Роскошная коса собрана в греческую прическу, колье, серьги, легкое платье – открывающее шею и плечи, а взглянув на свое «произведение», со стоном откинулся в кресле. Почему, ну почему рождена Алена крестьянкою?! Будь она дочерью самого что ни на есть замшелого помещика этой губернии, я не задумался бы предложить ей руку и сердце, настолько я уверен в нашем счастье, и в Петербурге она произвела бы фурор, своею необычною красотой. Но увы, она простая крестьянка, однако, лишающая меня сна и покою. И сколько еще я смогу выдержать эту пытку – не знаю.

 Отправлено: 02.06.19 10:37. Заголовок: Май году 1812. Дня 1..

Май году 1812. Дня 17.
Пишу, с трудом удерживая перо в дрожащих пальцах. Алена моя! Моя, моя!!!
Я и сам толком не понимаю, как все это случилось, но никогда не был так счастлив – радость просто переполняет меня!
Сегодня, едва светало, вышел я на охоту. Охота почему-то не задалась и. сделав несколько неверных выстрелов, я стал бродить по лесу, но вдруг слуха моего коснулся отчаянный крик. Голос этот можно было узнать из тысячи и, бросившись туда, откуда он доносился, замер я от ужаса! Алена стояла белее ствола березы, к которой прислонилась, выронив кузовок, а недалече от нее приготовился к прыжку матерый волк - вот бросится на беззащитную жертву. Ружье было не заряжено, и в последний миг перед прыжком зверя успел я заслонить собою Алену. Волк прыгнул, вцепившись мне в руку, однако другой рукой успел я схватить его за горло, сжимая пальцы, заставил отпустить меня и, выхватив нож, перерезал зверю горло. Отбросив в сторону издыхающего хищника, я обернулся к Алене. Она медленно сползала по стволу, глядя на меня ничего не выражающим взглядом. Не обращая внимания на кровоточащую рану, я подошел к ней и, подняв, прижал к себе. Через короткое время Алена разрыдалась, уткнувшись мне в грудь, а мне же ничего не оставалось - только успокаивающе гладить ее по голове, укачивая в объятиях как ребенка и приговаривая:
- Ну, полно, полно – я никому не позволю обидеть тебя.
Немного придя в себя, она взглянула на меня и ахнула:
- Барин, да у тебя рука в крови!
Действительно, волчьи зубы поранили мне руку, слава Богу не сильно, но требовалась перевязка. Мы отошли к ручью, что протекал неподалеку, и Алена занялась моей рукой. Мне пришлось снять сюртук и рубашку, а Алена, разорвав свой платок, принялась промывать рану. Лучше бы она этого не делала! Прикосновения ее пальцев рождали во мне такую бурю чувств, что когда она наклонилась ближе ко мне, я припал поцелуем к ее губам, и Алена не оттолкнула меня! Наши поцелуи становились все жарче, мои ласки все настойчивей, и еще никогда мне не было так хорошо! Дальше все произошедшее помню я как в тумане: восхитительное своей нежностию тело Алены, ее руки, обнимающие меня, девичий вскрик и наше счастливое единение.
Придя в себя понял, что все еще страстно стискиваю притихшую Алену. Погладил роскошные волосы, заглянул в глаза. Невольно на ум пришли рыцари – выигрывавшие себе жен на турнирах. Безумно хотелось мне взять свою восхитительную добычу и, унеся домой, запереться с ней в комнате. Но с ней так нельзя! Вновь посмотрел ей в глаза:
- Не жалей ни о чем, Аленушка, ты будешь счастлива.
Ничего не сказала, только помотала головою. Оделась, заплела косу и пошла. А я не знал, что мне делать теперь, остановить или отпустить ее? Решил пока не беспокоить. Пусть придет в себя. Но покинуть меня я ей не позволю ни за что! Это мне ясно как Божий день. Алена останется со мною.

Май году 1812. Дня 19.
Да что за наваждение! Алена опять меня избегает! Второй день делаю попытки объясниться с нею. Я не позволю ей более отдалиться от меня! Она будет со мною, это решено. Теперь уже и не знаю, кто остался победителем в противустоянии нашем, я – получивший желаемое, или она – без которой не мыслима более жизнь моя. Еще два дни назад хотелось мне сразу забрать ее в дом, но не решился, зная сколь горда она. Ведь тогда всем стало бы известно о произошедшем.
Мне просто необходимо поговорить с нею, все растолковать и убедить - я никогда ее не брошу. Потому как это выше моих сил. Я не могу без нее! Сейчас мне доподлинно ясно, что ни одна женщина, кроме Алены, не сделает меня счастливым, не подарит радость жизни, как бы нелепо это ни звучало. Только бы она выслушала меня, только бы поняла и приняла мои чувства!

Май году 1812. Дня 20.
Нынче твердо решил поговорить с Аленой и все поставить на места. Мне нужно добиться ее понимания. Она будет счастлива со мною. Я буду относиться к ней, как к своей супруге, сделаю хозяйкою поместья, признаю наших детей. Теперь меня уж не пугает жизнь в провинции рядом с нею. А ежели заскучаем, можно будет навестить Петербург или Москву. Жениться я не собираюсь, поэтому Алене нечего опасаться быть оставленной мною. Чего ж еще? Вечером ей придется выслушать меня и принять решение.
Пишу много позже. Вечером мне посчастливилось на малое время встретится с Аленою. Она по-прежнему не смотрела на меня. Взяв ее за руку, я сказал:
- Приходи к лесной сторожке утром. Очень хочу объясниться с тобою. Прошу тебя!
Она молча кивнула. С нетерпением буду ждать рассвета. Хорошо, что весною ночи коротки, иначе можно сойти с ума от ожидания.

Май году 1812. Дня 22.
Полдень. Пишу, чтобы привесть в порядок свои чувства. Не знаю, что ожидает меня в дальнейшем, но я счастлив, счастлив как никогда. Еще затемно находился я у охотничьей сторожки, поджидаючи Алену и обдумывая то, что собирался ей сказать, когда, увидев ее, почувствовал, что краска стыда заливает мое лицо. Несмотря на произошедшее, она держалась с прежним достоинством и гордостию, разве что глаза смотрели более печально. Она оставалась прежнею строптивицей, способной перенести, что угодно, только не унижение. Как можно было предлагать такой женщине участь любовницы?! Ей, готовой терпеть побои и порку, но не презрение окружающих. Разве будет она счастлива такой «любовью», слыша смех и издевки за спиною. Алена меж тем, подойдя ко мне, негромко сказала:
- Не надо ходить за мною, барин. Ничьей вины в том нету, окромя моей, мне и ответ держать. Не кори себя. А за то, что спас - благодарствую.
Она собралась было уходить, да я схватил ее за руку:
- Так ты была со мною из благодарности?!
Сердце сдавила боль, неужели самые счастливые минуты моей жизни оказались лишь платой за спасение? Неужели не стою я даже частички ее тепла и внимания? Промолчи или ответь «да», Алена подписала бы мне смертный приговор, но она только прошептала:
- Нет, барин.
Этого оказалось достаточно, чтобы я, упав на колени, уткнулся лицом ей в живот и простонал:
- Не бросай меня, Аленушка, умоляю! Я не могу без тебя! Погибну!
Я ожидал, что она оттолкнет меня, что вновь попросит оставить ее в покое, но заместо этого почувствовал, как пальцы Алены легко перебирают волосы на моей голове. Подняв голову, я взглянул ей в лицо и сказал:
- Я люблю тебя!
Бог свидетель, эти слова вырвались помимо воли моей, они шли не от разума – от сердца, и я неожиданно понял, что они правдивы – я не лгу Алене, а действительно люблю ее. Люблю и буду любить! Поднявшись с колен, я обнял Алену и стал покрывать поцелуями ее лицо, а добравшися до губ, забыл обо всем. Спустя время Алена мягко высвободилась: «
- Пора мне, барин.
Не отпуская рук ее, я взмолился:
- Приходи сюда к ночи. Прошу тебя!
Алена кивнула, а я воспарил, как на крыльях. Мы будем вместе, будем счастливы! Но несмотря на радость, в душе моей оставалось беспокойство, ведь Алена так и не призналась мне в любви. А я жажду именно любви ее, и только тогда буду совершенно счастлив.

Май году 1812. Дня 23.
Утро. Я счастлив, счастлив, счастлив! Наше свидание с Аленою было восхитительно! Никогда не испытывал я такого наслаждения! И хотя ранее самые опытные женщины дарили мне ласки свои, ни с одной не переживал я такого блаженства, как с Аленой. Я словно проваливаюсь в пылающий рай, где находимся только мы, и уже не чувствую себя отдельно от нее – ибо она и я неразделенное целое. Едины не только тела наши, но и души. И единство душевное слаще телесной близости. Мне кажется, что мы можем читать мысли друг друга, так соединились сердца наши, и я верю, что это будет до последнего вздоха, до последней минуты жизни нашей!

Май году 1812. Дня 26.
Пишу теперь только урывками, ибо дни и ночи заняты только Аленою. После страстных ночей наших считаю минуты и тороплю наступление темноты, потому что днем все мысли мои с нею и о ней. Моя возлюбленная прекрасна! Какое блаженство смотреть в ее глаза – сияющие, огромные, обвивать вокруг шеи своей шелк ее волос, ласкать ее роскошное тело! Алена восхищает меня удивительною женственностью своей, она словно налита здоровьем и силою, создана для любви и материнства. Наверное, такими были языческие богини плодородия, воплощающие в себе рождение всего живого. В ней нет хрупкости и изысканности, свойственных неземным ангелочкам, она обладает настоящей земною красотой и от этого не менее прекрасна. А ее кожа! Гладкая, нежная, отливающая перламутром! Жемчужина моя драгоценная! Она сделала меня счастливым и продолжает дарить радость. Иной раз мне кажется, что до встречи с нею я и нежил вовсе. И все-таки сердце мое гложет маленький червяк сомнения. Ведь я так и не услышал от Алены слов любви, и даже в самые сладкие моменты чувствую ее напряженность. Неужели она не верит мне?!

Май году 1812. Дня 30.
Аленою восхищаюсь все больше! Моя жемчужинка не только прекрасна, но и разумна. Разве мог я подумать, что с женщиною в постели можно говорить о чем-то, кроме любви. А с нею можно говорить о многом. Она умеет слушать, редкое качество в женщинах, вопросы ее отнюдь не глупы, хотя порою и наивны, но это от незнания, а не от глупости. С нею приятно делиться мыслями своими и мечтами, она понимает и пытается поддержать.
Сегодня рассказал ей о своих подозрениях насчет управляющего. Как же так, по книгам все правильно, а доходы падают? Тихо засмеялась, поглаживая меня по груди:
- Барин, так ведь управляющий с купцами сговаривается, одну цену берет, а в книгу пишет другую.
Спросил откуда ей сие ведомо – пожимает плечами:
- А как по другому-то, ведь урожаи были добрые. Не могли доходы падать.
Права была Агафья – Алена отличная хозяйка. При ее разумности и врожденном достоинстве, нужно совсем немного: привить манеры поведения в обществе, исправить простонародную речь, обучить французскому, и она не уступит ни одной из великосветских дам, будь у нее возможность блистать на балах. Хотя то, что она не может быть принята бомондом, даже неплохо, не представляю, как бы я выдержал мужские взгляды в сторону Алены?! Она только моя!

Июнь году 1812. Дня 3.
Ночью, обнимая заснувшую Алену, я мечтал о том, чтобы рассвет не наступал как можно дольше. Но увы! Летние ночи так коротки! А мне с каждым разом все тяжелее отпускать ее от себя. Я хочу видеть ее рядом постоянно, а не только ночами. Мне смертельно надоело прятать любовь нашу в охотничьей сторожке. И меня все больше раздражает то, что Алена называет меня барином. «Любимый» - вот что я хочу слышать от нее. Я чувствую - нужно что-то решить, но пока не знаю, на что мне решиться, хотя и понимаю – скоро придется это сделать. Потерять Алену – все равно как умереть. И я не расстанусь с нею!

Июнь году 1812. Дня 7.
Каждую ночь, как только Алена засыпает – любуюсь своим сокровищем, представляя, как ослепительна она будет в модных платьях и украшениях. Рубины будут на ней особенно хороши. Алена просто создана для драгоценностей! Она из тех редких женщин, что добавляют своею красотой блеска драгоценностям, а не наоборот. Как же мне хочется радовать ее, наряжать, баловать, но пока только тайные свидания. Алена и слышать не хочет о том, чтобы поселиться в усадьбе, пересуды и сплетни для нее страшнее всего. Иногда мне хочется взять ее на руки и унести в дом, но страх потерять ее привязанность пересиливает все.

Июнь году 1812. Дня 11.
Сегодня Алена заставила меня задуматься. Сказал, что будь она в свете, ей бы пришлось прятать разумность под маскою глупости, иначе кавалеры бы ее избегали. Удивленно посмотрела на меня:
- Нешто надо глупою стать, чтобы замуж выйти? И кака хозяйка из глупой бабы? Кто ж детей уму-разуму учить будет? Эвон, у кузнеца, Малашка бестолкова, так и дети, и мужик недогляжены. Жена должна разумною быть.
Пояснил, что дела должны решаться мужчинами, а для воспитания детей есть гувернеры. Покачала головою:
- Неужли чужие люди доброму научить смогут? Нет, барин, родители своих детей доглядывать должны, тогда из них толк и выйдет.
Почему-то с печалью вспомнил свое детство. И взаправду, детям дворян достается немного родительской ласки. Неприличной считается в обществе забота о детях в ущерб светским развлечениям. Вот и растят детей няньки, кормилицы да гувернеры. Наверное, права Алена – родители должны заботиться о потомстве своем. А после подумал, что Алена будет отличной матерью.

Июнь году 1812. Дня 13.
Сегодняшняя ночь была совершенно безумною! Алена наконец-то призналась мне в любви! На мой вопрос «ты любишь меня?» она ответила «да». Что сталось со мню от этого слова! Я не выпускал любимую из объятий до самого рассвета, позволяя себе самые страстные, самые дерзкие ласки, доводя ее до изнеможения, забирая в поцелуях каждый стон. Мне хотелось выпить ее до дна, она должна принадлежать мне до капельки – до последнего вздоха. И страсть моя не только не успокаивалась, а все более разгоралась, угрожая спалить нас без остатка. Очнулся я, поняв, что Алена не отвечает более на ласки мои, и виновато посмотрел на нее, надеясь, что она не сердится на мою несдержанность. Алена была совершенно обессилена, но глаза ее были полны того теплого света, что появляется, когда женщина счастлива. И я уверился – теперь она полностью моя!

Июнь году 1812. Дня 16.
Эта ночь перевернула мою жизнь и изменила ее окончательно. Алена была какой-то тихою и задумчивой, а когда я стал допытываться о причинах ее печали, не глядя на меня ответила:
- Тяжела я, барин, дите у меня будет. Ни о чем тебя не прошу, только не продавай меня и замуж не заставляй идти. А дите со мною останется – не побеспокою боле.
Пока она говорила, сердце мое наполнялось великою радостью! Даже получив признание Алены, я ощущал в сердце маленькую пустоту, которую теперь заполнила весть о ребенке. Дитя! Мое и Алены! Вот чего мне не хватало для полного блаженства. Новой жизни, продолжения старинного рода моего. Решение пришло сразу. Обняв Алену, я сказал:
- Продавать тебя вовсе не собираюсь, а замуж пойдешь обязательно, – и заговорщицки добавил: – за меня.
Алена вскинула печальные глаза и прошептала:
- Не шути так, барин. Мне и без того не сладко.
Прижимая ее к себе еще крепче, я ответил:
- А я и не шучу, Аленушка. Как же я могу расстаться с тобою! И не зови меня больше барином – я твой нареченный, а скоро стану мужем. Привыкай звать по имени. Скажи – Николя.
Пока я говорил, лицо Алены менялось на глазах, печаль и горесть исчезли, а взгляд засветился надеждой и радостию. Взяв ее руки в свои, я рассказал о планах на наше будущее. Я твердо решил подать в отставку, уехав за границу – обвенчаться с Аленою, и остаться там для проживания. Опустив голову, Алена спросила:
- Неужто для венчания уехать надобно?
Погладив ее по голове, я сказал:
- Послушай меня, Аленушка. Если бы речь шла только о нас, я бы никуда не поехал. Но у нас появится ребенок, Бог даст – родятся еще. Они должны быть приняты в обществе, должны будут составить себе хорошие партии, поэтому я хочу уехать за границу, где никому не будет дела до твоего происхождения. Ты же разумна, и сама это понимаешь.
Алена, вздохнув, тихо спросила:
- Надолго ль на чужбину, Коленька?
Притянув ее к себе, я ответил:
- Не знаю, милая. Как жизнь распорядится.
В эти минуты не мог я ей сказать, что уедем мы надолго, до тех пор, пока не придет время вывозить наших детей в свет и когда за давностию времени никто не вспомнит в госпоже Асмоловой бывшую крепостную. А, может быть, и не вернемся никогда. Но это не важно. Главное – мы навсегда будем вместе. Ночью, крепко прижимая к себе Алену, скоро уже Елену Кондратьевну Асмолову, размышлял я только об одном: куда нам податься? Война полыхала по всей Европе, и самым надежным уголком казался мне туманный Альбион. Туда мы и уедем, как только я получу отставку.
Утром мы немного постояли возле сторожки, знавшей сладкие и грешные свидания наши. Скоро все у нас будет чинно и благопристойно, как положено супругам, но право жаль того, что здесь было между нами. Бог ведает – увидим ли мы эти места вновь.
Дома я немедля написал рапорт об отставке и выписал вольные Алене и ее отцу. Слуга, ездивший в уезд отправить конверт с рапортом и заверить вольные, привез мне письмо, в котором сообщалось, что мне даровано прощение - я могу вернуться в Петербург. Усмехнулся: «Поздно, Государь. Я более не служу и скоро покину пределы империи».
На этом записи в дневнике обрывались, дальше шли чистые листы.

 Отправлено: 04.06.19 04:46. Заголовок: Роман в романе :sm36..

Роман в романе Теперь судьба поручика Асмолова и его Алены интересует меня не меньше, чем тайна убийства тезки Королева. Темная вездесущая личность Алекс, хоть и симпатичная, если верить героине истории :)

 Отправлено: 04.06.19 16:22. Заголовок: Gata, большое спасиб..

Gata, большое спасибо за внимание к фику и за отзывы. Да, дневник, действительно, получился романом в романе. А о судьбе Алены и Асмолова будет в продолжении. И насчет Алекса, там там тоже есть интрига и немалая.
Gata, спасибо большое!

 Отправлено: 04.06.19 16:23. Заголовок: Закончив чтение, я д..

Закончив чтение, я долго не могла вернуться к реальности, так и сидела, держа в руках трогательную историю любви дворянина и крепостной. Теперь мне было точно известно, о какой романтической легенде говорил Василий Андреевич, но вместе с открытием появились и новые вопросы. Николай Асмолов считался последним представителем своего рода и после его гибели поместье перешло к другим владельцам. Что же стало с Аленой и ее ребенком? Выжил ли он? Какова его дальнейшая судьба? Неужели Асмолов не оставил никаких документов, защищающих Алену и ребенка после его гибели? Вопросы, вопросы, вопросы! И ответы на них будет найти очень даже нелегко, но я постараюсь, потому что после прочтения дневника Николай и Алена стали для меня не просто историческими персонажами, а реальными людьми со своими радостями и горем, проблемами и заботами. И я не могу оставить все как есть, мне просто необходимо докопаться до правды и узнать конец этой трагичной, но в тоже время прекрасной истории любви людей, которые несмотря на различия и преграды испытали настоящее счастье.
Утром мне позвонил Алекс и сказал, что отправил мне несколько экземпляров журнала со статьей о нашем музее и пообещал скоро заехать лично. Обрадовавшись звонку, я сказала, что у меня есть для него нечто такое, чем он наверняка заинтересуется, и возможно - моя находка еще больше добавит интереса к нашему музею. Алекс повторил - он приедет, как только у него будет свободное время, и повесил трубку.
Несмотря на то, что был выходной и на работу мне идти не хотелось, любопытство взяло верх. Интересно, какими получились фотографии нашей усадьбы и что за статью написал Алекс? Очень надеюсь – не разгромную. Собравшись в музей, я взяла дневник, лежавший на диване, чтобы вернуть его на место, когда из него выпал вчетверо сложенный листок. Не желая терять времени, я положила его в сумку, решив посмотреть позже, а дневник отправился в шкатулку.
На работе я сначала обошла комнаты, в которых проводилась реставрация. Все было почти готово, и только в детской работы еще хватало, и не на один день. Комнаты выглядели просто замечательно, и я, довольная результатами, отправилась к себе, размышляя о том, с какого конца приступить к дальнейшему расследованию истории, прочитанной мною в дневнике.
В кабинете мне сразу бросился в глаза объемный пакет, лежавший на столе. Открыв его, я обнаружила четыре журнала, присланные Алексом. Что ж, надо отдать ему должное, фотографии получились просто класс, а вот насчет статьи ничего не могу сказать, поскольку немецкого не знаю совсем. Ну, да это не беда – переведем и будем надеяться, что статья послужит нам хорошей рекламой.
Разобравшись с журналами, я решила посмотреть листок, выпавший из дневника, и, развернув его, обнаружила черновик письма. Об этом говорили зачеркнутые и переправленные слова, а прочитав его поняла, что нашла ту самую зацепку, с помощью которой я узнаю все до конца. Письмо, написанное рукой Николая Асмолова, гласило:
«Июнь году 1812. Дня 19.
Дорогой кузен Алексей. Пишу тебе письмо сие перед самым своим отъездом в полк и прошу помощи твоей. Ибо, зная честность твою и благородство, доверяю тебе более, чем кому-либо. Говорю со всею откровенностию, что не жду от сей компании для себя ничего хорошего – уверенности вернуться живым у меня нет, поэтому сообщаю тебе, что вчера венчался я со своею вольноотпущенной крестьянкою Аленой Васильевой. И хотя венчание наше было тайным, я настоял на записи о венчании в приходской книге и оформлении свидетельства, поскольку Алена носит ребенка моего, возможно, последнего из Асмоловых.
Именем родства нашего и дружбы прошу тебя не оставлять их, ежели со мною случится беда. Помоги Алене, ведь она остается абсолютно беззащитною.
Моею последнею волей является желание: имя и имущество, мне принадлежащие, предать своему ребенку, рожденному Аленой. Выполни это в память о нашей дружбе.
За сим остаюсь преданный тебе. Твой друг и кузен Николай».
Теперь все запуталось еще больше. Выходит, что у Николая, возможно, был законный наследник. Тогда почему род Асмоловых официально был признан прерванным? Что стало с этим ребенком? Почему не было претензий на поместье со стороны Алены? Непонятного было много, но я точно знала, где найти ответы. Церковно-приходские книги! Вот где должны сохраниться все записи и, найдя их, я найду ответы. И даже знаю, кто мне в этом поможет. Недолго думая, я подхватилась и направилась в сторону стоянки такси. Если кто и знает о местонахождении церковно-приходских книг, так это Светик, и надеюсь, что дальше ее архива мне ехать не придется. Однако через час мне пришлось разочароваться. Выслушав мою просьбу, одноклассница покачала головой.
- В этом случае ничем не могу тебе помочь, таких документов у нас точно нет. Придется тебе обращаться в региональный архив. У них есть отдел книг и записей гражданского состояния, и если церковные книги сохранились, то могут находиться только там.
Значит, придется посылать запрос в региональный архив, потому что эта история не идет у меня из головы, и я не успокоюсь, пока не разберусь с ней до конца.
Поболтав немного со Светкой, я отправилась к родителям и, проведя у них большую часть дня, засобиралась домой. Несмотря на то, что день заметно прибавился, к дому я подходила в потемках, размышляя о том, чем мне надо будет заняться завтра. Погруженная в свои мысли, я открыла дверь на темную веранду и уже собиралась пошарить в сумочке в поисках ключа, как за спиной послышалось тяжелое дыхание, но оглянуться я не успела – на моей шее захлестнулась удавка. От неожиданности я сначала даже не сообразила, что происходит, и только когда нехватка воздуха стала разрывать мне легкие, а голова закружилась – поняла, что еще немного и меня точно не будет на этой грешной земле. Эта мысль заставила меня схватиться за веревку, отчаянно пытаясь оттянуть ее и хоть немного хлебнуть воздуха, но мои попытки не увенчались успехом – веревка продолжала врезаться мне в шею. Тогда я изо всех сил ударила локтем нападавшего. Не знаю, куда пришелся удар, но мой противник неожиданно охнул, и веревка ослабла, а потом послышались быстро удаляющиеся шаги. Гнаться за неизвестным злодеем у меня не было ни сил, ни желания. Упав на колени, я со всхлипом втягивала в себя воздух: голова кружилась, в груди кололо, шею нещадно саднило. Немного придя в себя, я поднялась и пошла к двери, ведущей в дом. Она, как и ожидалось, была открытой, а включив свет, я впала в ступор, хотя подсознательно ожидала чего-то подобного. Все в доме было перевернуто вверх дном: вещи вывалены из ящиков, книги лежали на полу, все дверцы шкафов открыты. В этом хаосе трудно было понять, что искал нападавший, но одно было ясно с первого взгляда – шкатулка с дневником пропала.
Представители закона во главе все с тем же занудным следователем прибыли примерно через полчаса: допросили соседей, сняли отпечатки, составили протокол и отбыли восвояси. После того, как затих шум отъезжающей полицейской машины, я опустилась на пол и закрыла лицо руками. Я не могла рассказать им того, во что отказывалась верить сама, но факт оставался фактом. Запах, исходящий от нападавшего на меня – изысканный аромат с необычным сочетанием древесно-бальзамических нот, был мне хорошо знаком - именно так пах одеколон Алекса! Я не знаю, сколько сидела посреди разгромленной комнаты. Боль захлестывала, душила не хуже той синтетической веревки, которую набросили на меня, опустошала душу. Теперь каждая мелочь, связанная с Алексом, казалась мне подозрительной: наше знакомство, его появление в музее, неподдельный интерес иностранца к нашей работе. Даже сегодняшнее нападение вполне объяснимо – ведь я сама утром сказала ему, что нашла нечто удивительное. Вот и поплатилась, Золушка несчастная! Чувств тебе захотелось?! Что ж, получи, впредь умнее будешь! Единственное, что не встраивалось в эту цепочку логических рассуждений - убийство Сергея Павловича. Ведь ясно же, что убийца и тот, кто напал сегодня на меня - один и тот же человек, и если это Алекс, то мотив напасть на меня у него был, но что заставило его убить директора? Здесь пока многое не ясно, но если постараться, то мотив можно отыскать, и будь я проклята, если не сделаю этого!

 Отправлено: 04.06.19 16:24. Заголовок: Сил убирать в доме н..

Сил убирать в доме не было и, кое-как распихав все по углам, я закрыла двери и собралась немного отдохнуть, но пережитое не отпускало меня, добавляя к разочарованию еще и страх быть задушенной в собственном доме.
Утром коллеги смотрели на меня с сочувствием, о нападении было уже всем известно, а я не знала, что мне делать. Оставить все как есть мне не позволяла совесть – убийца должен был ответить за свои злодеяния, а с другой стороны – какое-то непонятное чувство неопределенности удерживало меня от прямых обвинений в адрес Алекса. И хотя даже последнему глупцу было ясно – молчание может стоить мне жизни, поделиться своими подозрениями со следствием я не решалась. Как и не могла разговаривать с Алексом. Он звонил мне несколько раз, но безответно. Общаться с ним сейчас я просто не могла, хотя бы потому, что боялась сорваться и наговорить лишнего. Мне нужно было успокоиться и решить, как поступить дальше, а пока жила, разрываясь между страданиями по разбитым мечтам и паническим страхом, который накатывал на меня, стоило только остаться в одиночестве. Этот страх изматывал до предела, не давая отдыха даже ночью. Стоило закрыть глаза, как сразу же мерещился убийца, подбирающийся ко мне с веревкой в руках.
Так прошло пять дней. Утром шестого позвонила Светик и сказала, что на их запрос о церковно-приходских книгах пришел положительный ответ. Вопреки моему скепсису, книги действительно сохранились и числились в региональном архиве. Что ж, значит, придется ехать в региональный центр, эта поездка нужна мне не только из-за расследования, но и по служебным делам. Необходимо было отвезти финансовые отчеты о реставрации и получить официальное разрешение на демонстрацию новых экспозиций. Сборы были недолгими и, отдав необходимые на время моего отсутствия распоряжения, я отправилась в дорогу. Добравшись до места, я удачно поселилась в довольно приличной гостинице и занялась делами. Официальные проблемы удалось решить довольно быстро, документы были в полном порядке и претензий к открытию новых экспозиций начальство не имело. Сдав документы и получив «добро», я занялась работой в архиве. Церковно-приходские книги, принесенные из хранилища, находились в ужасном состоянии, но прочитать их все-таки было можно. Осторожно открыв книгу, я принялась листать ветхие страницы, отыскивая запись за 18 июня 1812 года. Однако, к моему удивлению, такой записи просто не существовало. Записей за этот день не было вообще! Как же так?! Ведь в письме Асмолова ясно сказано, что он настоял на внесении записи о своем венчании. Может, произошла путаница с книгами и мне принесли не ту? Но нет, на переплете указана дата и годы заполнения этой книги, да и фамилии знакомые в ней встречаются. Тут явно какой-то подвох! Кстати, надо посмотреть записи об Алене и ее ребенке. Вот и она: Алена Кондратьева Васильева, крестьянского сословия, почила в бозе 14 февраля 1813 году. Отпета: 16 февраля 1813 году. Таинство отпевания совершил приходской священник Михаил Преображенский. Погребена на приходском кладбище. И ниже: умерла родами. Теперь мне точно известна судьба Алены, она ненамного пережила своего мужа и умерла через несколько месяцев после его гибели. Но почему она указана, как Алена Васильева? После смерти Николая надобности скрывать их брак не было, скорее наоборот, однако записи о венчании нет и в отпевании она указана Аленой Васильевой. Что произошло?! А как же ребенок? Посмотрим. Нашла. Запись о крещении: Никифор Васильев крещен 17 февраля 1813 году. Мать: Алена Васильева – крестьянского сословия. Отец не указан. Восприемники: Петр Сысоев – крестьянского сословия и Васса Гришина – крестьянского сословия. Таинство крещения совершил приходской священник Михаил Преображенский. И последняя запись: незаконнорожденный. Как такое могло случиться? Единственный вывод напрашивался сам собой. Чтобы его проверить, я подошла к ответственному работнику – интеллигентного вида старушке – и спросила, нельзя ли проверить одну из страниц книги на вопрос фальсификации записей. Ответственный работник оказалась просто прелесть и, выслушав просьбу, пообещала помочь, предупредив, что для этого потребуется время. Значит, придется задержаться здесь еще на несколько дней. Хотя, может оно и к лучшему. Еще несколько дней чувствовать себя в безопасности, не вспоминать произошедшего, а просто жить.
Хотя не вспоминать не получалось. Мысли с упрямым постоянством возвращались к Алексу. Он больше мне не звонил, и я старалась не думать о нем, поставить на наших отношениях большой крест и вкопать его поглубже. Тогда мне это казалось мне самым разумным решением.
Через три дня я вновь пришла в архив, и уже знакомая мне старушка, положив на приходскую книгу несколько напечатанных листков, сказала:
- Знаете, за все время работы я сталкиваюсь с подобным впервые.
- С чем именно? – спросила я, стараясь сдержать дрожь в голосе. Неужели мои предположения оказались правильными?
- Как Вы и просили, мы проверили состояние листа, но никаких изменений не обнаружили. Бумага и чернила тоже соответствуют времени. Но вот сами записи…
- И что же с ними не так? – вновь спросила я.
- На Ваше счастье, девушка, у нас в штате отличный графолог, он-то и обнаружил различия почерков на этой странице и предыдущих. Похоже, запись на этом листе была сделана не священником, а другим человеком – скопировавшим его почерк. Вероятность этого 80%. Мигом сообразив, я спросила:
- А можно ли доказать, что в книге был заменен лист?
- Ну, это вряд ли, милочка – улыбнулась моя собеседница. – Вы же видели, в каком состоянии книга – каждый лист практически отдельно, я уже не говорю о том, что до того, как попасть к нам, они хранились в кошмарных условиях. Вернее, не хранились вообще.
Поблагодарив собеседницу, я взяла книгу, бумаги и села за один из столов. Доказать за давностью лет, что лист был вырезан или вырван, невозможно, но и без этого понятно – произошла подделка документа, которая лишила потомка Асмоловых права на имя и поместье. Момент был выбран очень удачно, судя по записям, в приходе сменился священник, поскольку более ранние записи были сделаны отцом Глебом Михайловым, а новый – Михаил Преображенский просто не знал о венчании и ничего не заподозрил. Возможно, и смерть Алены была не случайной, но это уже точно недоказуемо.
А что же стало с ее сыном дальше? Вот запись о его женитьбе, значит, выжил, вот о его детях, внуках. Странно, но среди его потомков многие довольно рано умирали, есть женщины, тоже умершие в родах. А что, если… Не даром же я дочь медика. Сейчас позвоним маме.
Голос ответившей мамы показался мне каким-то странным, как и ее первый вопрос:
- Сашенька, у тебя все в порядке?!
- Конечно, мам, просто я уехала в командировку на несколько дней. Слушай, ты можешь мне пояснить, может ли эмболия передаваться по наследству?
- Сама эмболия, конечно, нет, просто у людей, имеющих генетическую склонность к сердечным заболеваниям и гипертонии, может развиться такая патология.
- Значит, у дочери, мать которой умерла от эмболии, есть риск умереть точно также?
- Да, доля вероятности в этом есть.
- Понятно. Спасибо, мам.
- Доченька, у тебя действительно все в порядке?
- Да, мам, не переживай – скоро вернусь.
Выходит, в смерти Алены никто не виноват, скорее всего она – имея патологию, унаследованную от матери, умерла от околоплодной эмболии, и так же во многих случаях умирали ее потомки. И ничего удивительного, в XIX веке эмболия – это смертный приговор. Получается, мне удалось распутать эту таинственную историю. Остается только узнать, кто подсуетился с подделкой церковно-приходских книг, но я догадываюсь, кто это мог быть и, кажется, не ошибаюсь.
Однако профессиональное любопытство не хотело успокаиваться. Что же стало дальше с потомками Николая и Алены? Дожили ли они до наших дней? Раз уж копать, так копать до конца. Поэтому попрошу-ка я книги ЗАГСа за 30-50 годы XX века и все проверю. Книги нашлись довольно быстро, и вот я уже листаю их в поисках нужных записей. Вот одна, другая, третья. Странно, но количество потомков Асмоловых постепенно сокращается. Еще одна, и… Боже мой! Кто бы мог подумать! Теперь все окончательно прояснилось. И недавние события, и убийство Сергея Павловича – все стало на свои места, выстроившись в четкую цепочку связанных между собой фактов. Осталось только узнать кое-какие мелочи и картина будет абсолютно полной.
Собрав книги и отдав их, я попрощалась и вышла. Еще никогда мне не было так плохо. Я чувствовала себя полной идиоткой, собственными руками погубившей свой волшебный корабль любви. Теперь мне было абсолютно ясно – Алекс ни в чем не виновен. Но ситуации это не меняло, он словно забыл про меня, перестал звонить, писать и больше не делал попыток со мною связаться. И вряд ли захочет видеть меня в дальнейшем. Даже если и захочет, что мне ему сказать? Мол – подозревала в убийстве, нападении и воровстве. Он, конечно, очень этому «обрадуется», еще ненормальной посчитает. Ну, что ж, сама виновата, самой и расхлебывать. Надо привыкать жить дальше безо всяких надежд и мечтаний.
В состоянии сомнамбулы я собралась, села в автобус и через несколько часов была дома.

 Отправлено: 10.06.19 04:20. Заголовок: Как жалко Асмолова и..

Как жалко Асмолова и его Алену. Кузен-душеприказчик, небось, всё к рукам прибрал А героиня запуталась в чувствах и ароматах, но развязка, кажется, близка. Надеюсь, с ее новым пониманием ситуации не придется опять отбиваться от тех, кто предпочел бы оставить всё в темноте.

 Отправлено: 10.06.19 17:37. Заголовок: Добрый вечер, Gata. ..

Добрый вечер, Gata. Спасибо тебе за внимание и посты. Насчет кузена ты не ошиблась, но кое-какие тайны еще есть. Надеюсь дальше не разочаровать, хотя развязка уже близка.

 Отправлено: 10.06.19 17:39. Заголовок: Не заходя к себе, с ..

Не заходя к себе, с дорожной сумкой в руках я отправилась на другой конец поселка и, подойдя к уединенному домику, постучала в дверь. Отрывшую мне пожилую женщину я знала с самого детства и, поздоровавшись, без церемоний сказала:
- Таисия Петровна, мне бы с Сан Санычем поговорить. Да и с Вами тоже.
Женщина печально покачала головой и, вскинув на меня покрасневшие глаза, сказала:
- Дозналась, таки. Ну, проходи.
Войдя в чистенькую кухню, я оглянулась по сторонам и спросила:
- А где Сан Саныч?
Таисия Петровна вытерла глаза:
- В больнице, Сашенька. Уже три дня. В коме он и надежды никакой. Прости ты его, Христа ради, скоро ему перед другим судом отвечать, и за тебя, и за директора.
- Значит, я была права, Сергея Павловича убил Ваш сын?
- Да. Чего теперь скрывать-то. Он как услышал разговор покойного о том, что тот скоро найдет клад – будто с ума сошел! Он ведь всю свою жизнь из-за этого проклятого поместья загубил: учиться не стал, чтобы не уезжать, семьи не завел – бобылем жил. Все мечтал этот клад найти да усадьбу выкупить. Уж сколько я ему говорила: «не морочь себе голову, что там с твоего дворянства осталось, и музей давно государству принадлежит», а он все равно ни в какую, «это мое» и баста. Из-за мечты своей окаянной и на убийство пошел! А как не нашел ничего в кабинете директора – за тобой следить стал. Думал, что Сергей Павлович рассказал тебе обо всем. Видел он, как ты шкатулку нашла, потому и залез в дом. Надеялся – в шкатулке драгоценности или планы, где клад зарыт. С того и тебя чуть не порешил, чтоб в поисках не опередила, а это всего лишь дневник оказался. Вот тогда его давление и стукнуло, да так, что врачи ничем помочь не смогли.
Таисия Петровна помолчала, а потом с какой-то тихой ненавистью добавила:
- Это все свекровь моя покойная. Чтоб ей! Она Саше голову заморочила своими россказнями про дворянские корни. С самого детства в голову вдалбливала, что они хозяева тут, вот он и свихнулся от этой мысли!
Желая утвердиться в своих открытиях, я спросила:
- Значит, Сан Саныч и правда потомок Асмоловых?
Таисия Петровна вышла, а вернувшись через минуту, поставила на стол украденную из моего дома шкатулку. Открыв ее, я обнаружила дневник, старинное кольцо и свидетельство о венчании, датированное 18 июня 1812 года.
- Вот, – сказала она, – все, что осталось от этой истории. Дневник Саша у тебя забрал, а свидетельство и фамильный перстень тот помещик жене своей оставил, для наследников, значит. Так он у них и хранился.
Взяв кольцо в руки, я вспомнила, что именно оно изображено на портрете, висевшем в галерее. Значит, кольцо не исчезло, а более двухсот лет хранилось в усадьбе – переходя от одного поколения к другому. Подумав несколько минут, я решительно вынула из шкатулки дневник со свидетельством и вместе с кольцом протянула их Таисии Петровне:
- Заберите – это принадлежит Вам. Как-никак история Вашей семьи. А шкатулку я возьму, все же – экспонат.
Взяв шкатулку, я уже шагнула к двери, как услышала за спиной:
- Сашенька, не говори никому, прошу тебя! Сыночку моему теперь все равно, а мне здесь доживать, куда я, старая, подамся. Пожалей ты меня!
Оглянувшись на несчастную женщину, я сказала:
- В поселке я ничего говорить не собираюсь, но Вы же понимаете, что полиции придется все рассказать. Ведь у них открыто уголовное дело по факту убийства. И потом, речь не только обо мне. Не забывайте – вдова Сергея Павловича тоже имеет право все знать.
Таисия Петровна кивнула:
- С ней я сама поговорю, повинись перед нею, авось простит сына моего и меня вместе с ним. А ты, пожалуйста, расскажи все полиции и попроси, чтоб не говорили они об этом никому из местных. Как же мне людям потом в глаза-то смотреть?!
Еще раз подтвердив, что буду молчать, я попрощалась и вышла. Кто бы мог подумать: преступление, совершенное в XIX, обернется преступлением в XXI. Похоже на закон цепной реакции – одно преступление тянет за собой другое. И так до бесконечности, пока круг не замкнется. Бредя по улице, я думала не только об этом, но и том, как мне жить дальше. А жить надо: надо сохранять музей и рабочие места, надо помочь Таисии Петровне, надо, в конце концов, заботиться о кошке, которая дожидается меня у соседей. Не зря говорят – нет лучшего лекарства от депрессии, чем работа. Значит, будем работать. Успокаивая себя этими мыслями, я подошла к дому и уже собиралась войти, когда за спиной послышалось довольно раздраженное: «Сашет, что черт возьми, происходит?». Оглянувшись, увидела Алекса с Пушинкой в руках. От неожиданности я не нашла ничего умнее, чем спросить:
- Откуда у тебя моя кошка?
- Ну, вообще-то, она сидела возле дома, – ответил Алекс
- Скорее всего, погулять выпустили, вот она домой и прибежала, – размышляла я вслух.
Наверное, Алексу это надоело, и он спросил напрямую:
- В дом позовешь? А то мы с кошкой замерзли.
Не говоря ни слова, я открыла дверь и сделала приглашающий жест. Войдя в холодную гостиную, Алекс выпустил Пушинку и пошел на кухню, а я опустилась на диван. Какое-то время спустя послышались характерные звуки затопленной печки и через несколько минут он, сев на диван рядом со мной, спросил:
- Как прикажешь понимать твое молчание?
Не зная, что сказать, я отвернулась, собираясь с духом для правдивого ответа, но от этого движения горловина водолазки сдвинулась, открыв след от веревки на шее. Алекс схватил меня за плечи и свистяще спросил:
- Кто?! Кто это сделал, Сашет?!
И тут меня прорвало! Захлебываясь рыданиями, размазывая по лицу слезы и сопли, я стала рассказывать обо всем. Даже не рассказывала, а просто говорила: сумбурно, путано, перескакивая с одного на другое, чувствуя, как отступает боль, уходят тоска и одиночество, уступая место радости и покою. Не знаю, что понял Алекс из моего рассказа, но он, обняв, притянул меня к себе, позволяя выплакать весь накопленный негатив. Когда я пришла в себя, за окнами было уже темно, а по дому растекалось тепло от топившейся печки. Вытерев лицо, я посмотрела на Алекса и спросила:
- Долго меня ждал?
- Долго, – ответил он, – почти всю жизнь!
- Почему? – спросила я.
Вместо ответа он припал к моим губам в поцелуе, и мир вне этой комнаты перестал существовать.
Реальность медленно пробивалась к моему сознанию сквозь пелену сновидений, но открывать глаза мне не хотелось. Этот замечательный сон хотелось продлить подольше. Странно, но подушка под головой казалась твердой. Наверное, я здорово вымоталась вчера и уснула на диване в гостиной. Хорошо, хоть печку успела растопить – в доме тепло, даже жарко. Нет, это Алекс затопил. Алекс?! Только теперь я поняла, что не одна, рядом слышалось мерное дыхание спящего человека. Открыв глаза, убеждаюсь: нахожусь в спальне, в своей постели, и то, что я спросонья приняла за подушку – на самом деле плечо Алекса, на котором я весьма вольготно расположилась. О, Боже! Значит, все произошедшее не было сном! Память услужливо подсовывала картинки недавнего прошлого: наши ласки, поцелуи, начисто лишенные даже намека на стыдливость, и наша близость – воплощение безумия охватившей нас страсти. И пусть я ни о чем не жалею, все же не хотелось, чтоб у Алекса сложилось превратное мнение обо мне. Я бы так и лежала, думая о произошедшем, но Алекс открыл глаза и, улыбнувшись, сказал:
- Ты уже проснулась? Доброе утро!
Совершенно растерявшись, я ответила:
- Доброе утро. А что произошло?
Алекс плутовато ухмыльнулся: «тебе показать?», и я в мгновенье ока оказалась прижатой к кровати. Не знаю, сколько времени спустя, когда к нам вернулось умение рассуждать здраво, он сказал:
- По правде говоря, я вчера ни черта не понял из твоего рассказа. Поясни толком, что произошло? И об этом тоже, – он осторожно дотронулся до синей полосы у меня на шее.
Вздохнув, я села и, закутавшись в одеяло, стала рассказывать обо всем, что случилось: об убийстве, находках в детской, дневнике, и наконец – об открытиях в региональном архиве. Я не скрывала ничего, даже того, почему перестала отвечать на звонки. Алекс должен знать правду, даже если это и разрушит наши отношения. Когда я закончила свой рассказ, выглядевший обескураженным Алекс недоуменно спросил, почему именно его я подозревала в нападении на свою персону.
- Понимаешь, – ответила я, – у него был такой же одеколон, как у тебя.
Алекс пожал плечами:
- Что за глупость! Неужели он имеется только у меня одного?
- Здесь да. Во-первых, его точно у нас не продают, а во-вторых – местным подобный парфюм не по карману.
На минуту задумавшись, Алекс спросил:
- А ваш Сан Саныч курил?
- Кажется, да. А что?
- Вот тебе и разгадка. В основе этого аромата лежит довольно дорогое масло гринделии, а его более дешевый синтетический аналог используется для ароматизации сигарет. Это был запах сигарет – не парфюма.
- Откуда ж мне было знать, – вздохнула я. – Не понимаю, как я вообще могла спастись.
Прижав меня к себе, Алекс спросил:
- Значит, ты хотела показать мне дневник?
- Да. Ты не представляешь, какая это история! Такая любовь случается одна на тысячу. Жаль, что все так печально закончилось, – на мои глаза навернулись слезы.
- Не плачь, – Алекс погладил меня по голове. – Их земная любовь все равно не продлилась бы долго. Алена, забеременев, была обречена. Может там, в иной жизни, они более счастливы, любя безо всяких препятствий и предрассудков.
- Может и так, но все равно обидно за них и ребенка, которого обманом лишили всего. Я так и не знаю точно, кто это мог сделать – только догадываюсь, однако уверена, что не ошибаюсь в своих предположениях.
- Вот эту часть истории я могу тебе рассказать со всеми подробностями, – ответил Алекс. – Все-таки семейная легенда.
- Легенда?! – не поняла я.
- Конечно. Ведь до революции поместье принадлежало моим предкам.
- Твоим предкам?! – не поверила я. – Но среди владельцев поместья немцев никогда не было.
- Сашет, я такой же русский, как и ты, австриец разве что по гражданству, а фамилию нам пришлось сменить. После «аншлюса» славян в Австрии не очень-то приветствовали, вот и превратились Ристинские в Рикстелей.
- Значит ты – Сашка Ристинский, – протянула я. – Вот, значит, откуда твой идеальный русский. Мог и сказать, между прочим.
- А я и написал об этом в своей статье. Читать надо было.
- Тебе известно, что не владею немецким, – надулась я.
- Попросила – перевел бы, а то пряталась от меня по углам, – съехидничал Алекс.
- Не по углам, а в региональном центре, и не зря, как оказалось. Благодаря этому все выяснилось. Так что там с твоими предками?
- Говорю же – легенда. Ну, почти. Представь себе – мой пра-пра-пра, заштатный коллежский секретарь – Дмитрий Ристинский, сев первый раз за ломберный стол, выиграл у одного важного барина такую сумму, что тому пришлось за долг отдать поместье.
-Причем не свое, а чужое и предварительно подделав документы, – продолжила я.
- Да, теперь это точно известно, а тогда кого интересовали крестьянские претензии. Если они еще и были.
- Не буду спорить с тобой. При судебной системе тогдашней России у Алены и ее ребенка не было никакой возможности защитить свои интересы, ведь крестьяне, даже свободные, были абсолютно бесправны. К тому же записей в приходской книге не оказалось. Вот, значит, как поместье перешло к вам. А имя вашего «благодетеля» в семейной легенде не сохранилось?
- А как же – Алексей Деев. Мой предок, помня о том, как получил поместье, строго-настрого запрещал своим потомкам играть в карты, приводя в пример Деева, потерявшего за один вечер все.
- Не только деньги, но и честь и совесть! Ведь живут же такие сволочи! – выдохнула я.
- Насчет «живут» не сказал бы. Через полгода Деев был убит на одной из петербургских улиц во время ограбления. Выходит, эта история и для него окончилась печально.
- Бог шельму метит, – не удержалась от злорадства я. – Хоть и грешно это говорить, но я рада такому повороту в его судьбе. Надо было выполнить волю покойного родственника. Вот теперь все на своих местах. Знаешь, наверное, даже к лучшему, что ты мне раньше это не рассказал. Иначе точно сразу попал бы в разряд подозреваемых номер один. Я ведь поняла, что это Сан Саныч, только когда обнаружила записи в книгах, тогда и сообразила, что ты не мог все это натворить. Во-первых – никто не видел и не слышал, как убили Сергея Павловича, значит это сделал тот, кого он хорошо знал. Незнакомцу вряд ли бы удалось так легко с ним расправиться. Да и не было тебя тогда в музее. Во-вторых - если б ты устроил погром в реставраторской, девчонки бы тебя обязательно заметили и сказали мне. А на Сан Саныча никто не обращал внимания, ходит да ходит себе человек, этим он и пользовался. Только вот с нападением вышла ошибка, сигареты сбили с толку, а не будь этого запаха – ни за что бы не стала тебя подозревать.
- Да почему ты вообще меня подозревала, – фыркнул Алекс, – какой интерес мне совершать преступления?!
- Из-за клада, – ответила я.
- Из-за чего?!
- Из-за клада. Разве ты не слышал? Твои предки, перед тем как бежать, спрятали здесь свои драгоценности. С тех пор их и пытаются найти все, кому не лень.
Я ожидала чего угодно: удивления, недоумения, интереса, но не этого. Услышав непонятные звуки, я обернулась и увидела, что Алекс, уткнувшись в подушку, рыдает от хохота. Обескураженная такой реакцией, я дождалась, когда приступ смеха стихнет и поинтересовалась:
- Ну, объясни, чего такого веселого я сказала? Здесь об этой истории кругом говорят, а тебе смешно.
Отсмеявшись, Алекс вытер глаза и сказал:
- Вот уж никогда бы не подумал, что ты можешь верить в подобную чушь! Нет никакого клада и не было никогда, уж кому-кому, а мне это точно известно. Мои предки перед революцией были почти разорены, из всего поместья им принадлежала только усадьба да небольшой участок земли. Все остальное было распродано. Какой тут мог быть клад?! Уверяю тебя – никто ничего не прятал и не закапывал. Так, что можешь смело написать бо-о-о-ольшими буквами «Клада нет!» и повесить на дверях музея.
- Вот, значит, как, – протянула я, – тогда откуда взялись эти россказни? Неужели совсем ничего?
- Да как тебе сказать, - ответил Алекс. – Никто ничего не закапывал, это правда, но бабушка говорила – перед отъездом прадед вынул камни из всех фамильных драгоценностей, вернее, из того, что от них осталось, а золото перелил в слиток, ведь камни легче вывезти чем украшения целиком – проще спрятать. С золотом было сложнее, поэтому слиток отдали на хранение преданному слуге, надеялись же скоро вернуться, никто не думал, что революция – это надолго. А получилось – уехали навсегда. Камни не позволили умереть с голода, а золото… Сама понимаешь: гражданская, голод, Великая Отечественная, разве могло оно сохраниться? Поэтому пиши объявление с чистой совестью.
Пока я переваривала новость, Алекс глянул на мобильник:
- Сашет, тебе не кажется, что пора готовить завтрак? По правде говоря – голоден как волк.
Я ошарашенно хлопнула глазами:
- Честно слово не знаю, получится ли. В холодильник не заглядывала несколько дней.
Алекс скорчил страдальческую мину и произнес:
- Надеюсь, в будущем ты исправишься, а сейчас – пошли.
Завтрак общими стараниями был приготовлен. Когда мы сидели за столом, я спросила:
- Почему ты меня так странно зовешь – Сашет?
- Тебе не нравится? – встрепенулся Алекс.
- Нравится, но это так необычно для немца. Я ожидала Саша или Алекс, а Сашет, скорее всего, сказал бы француз.
- Француз тоже не назвал бы. Это мне нравиться так называть тебя. Сразу вспоминаю свою бабушку. Знаешь, если разобраться, это она вырастила и воспитала меня. Вырастила именно русским, за что я ей очень благодарен. Она учила меня языку, рассказывала о предках и была единственной кто звал меня по-русски – Сашенька. Все остальные – Алексом. А когда я познакомился с тобой, мне очень захотелось звать тебя также, но подумал – такая фамильярность может тебе не понравиться, вот и получилось – Сашет. Буду звать так и дальше – если ты не против.
- Не против. Очень даже интересное имя получилось. Необычное.
Закончив завтрак, Алекс поднялся:
- Мне пора. Есть вопросы, которые надо решить сегодня. До вечера, Сашет. Надеюсь, ты приготовишь ужин, как и положено добропорядочной фрау.
- Ну ты и нахал! – возмутилась я.
- Неужели? А твоей маме я понравился, – парировал Алекс.
- Что-о-о?!
- Ничего. Говорю же – маме твоей понравился.
- Ты был у моих родителей?!
- Конечно. Тебя искал, между прочим.
- Теперь понятно, почему у мамы был такой голос и откуда ты узнал о моем возвращении. А можно я угадаю, кто тебе дал адрес?
- Вижу – уже угадала. Не ругай Свету. Она хорошая, и за тебя сильно переживала, поэтому и адрес дала. Все. До вечера.
Когда Алекс ушел, я поймала себя на мысли, что несмотря на неопределенность наших отношений, я все равно счастлива.
Через несколько недель все успокоилось и вернулось на круги своя. Сан Саныч умер через три дня после моего возвращения. Уголовное дело было прекращено за смертью обвиняемого. После похорон его мать призналась мне, что перстень и дневник со свидетельством положила в гроб сына, и последний из Асмоловых унес с собой все тайны своего рода. Сдержав слово, данное Таисии Петровне, я никому не рассказала о том, кто совершал преступления, и скоро все стало забываться. Тем более, что у сотрудников появилась куда более интересная тема для обсуждения – наши отношения с Алексом. Я до сих пор не могла понять, что у него на уме. Ничего конкретного он мне не говорил, но прочно обосновался в моей жизни: провожал и встречал с работы, если не был занят, оставался со мной все свободное от работы время. Естественно, что я не раз видела смешки и многозначительные улыбки своих коллег, а однажды услышала, как вездесущая Зинаида говорила одной из сотрудниц: «Везет же Сашке – и директорствует, и такого мужика охмурила. Говорят, он ее замуж зовет, а она еще и выпендривается!» Не став слушать дальше, я пошла своей дорогой, но мысленно не раз возвращалась к этому разговору. С появлением в моей жизни Алекса многое изменилось: появились новые заботы, хлопоты, но и радости добавилось тоже. Алекс пока не делился со мной своими планами на будущее, и я тоже не была готова ответить на вопрос, хочу ли оставить эти перемены в своей жизни навсегда. Я действительно не знала, хочу я этого или нет.
Все изменилось в тот день, когда Алекс, помогая мне на кухне, залез в один из ящиков стола, который практически никогда не открывался. Там хранилась всякая мелочь, сложенная в дальний уголок из-за того, что ею редко пользовались. Не знаю, чего ему там понадобилось, но вдруг, обернувшись ко мне, он спросил:
- Сашет, это что?
- Гнет, – ответила я, увидев в его руках небольшой, но довольно тяжелый кусок железа, который бабушка использовала в качестве гнета при квашении капусты.
- Что?! – не понял Алекс.
- Ну, груз такой, его на соленую капусту кладут, чтоб в рассоле была. Бабушка всегда так делала, а я не умею солить капусту, вот убрала его подальше.
- Гнет, говоришь, – он взял нож, провел острым краем по железу, и из-под краски мягко блеснул благородный металл. – Вот, Сашет, мы и нашли клад.
Еще не веря увиденному, я пролепетала:
- Ты хочешь сказать..?!
- Все это время золото хранилось у тебя дома. Ведь твоя семья родом отсюда?
- Отцовская – да.
- Получается – мой прадед отдал твоему на хранение свое имущество.Бывает же такое!
Все еще не веря, я взяла в руки слиток, маленький, но такой тяжелый, и вдруг на меня напал беспричинный смех. Я смеялась, с трудом выговаривая:
- Из-за него?! Это все из-за него?! Эта железяка стоила того, чтобы убивать и грабить! Неужели она дороже человеческой жизни?!
Ничего не говоря, Алекс обнял меня и, прижав к себе, ждал, когда закончится истерика. Успокоившись, я протянула находку ему:
- Забери, это принадлежит твоей семье.
Алекс пожал плечами:
- Зачем оно мне, Сашет?
- Мало ли для чего золото пригодится. Усадьбу выкупить, например.
- Дорогая, я не ваш Сан Саныч, одержимый идеей стать помещиком, и вполне доволен своей жизнью. Я достаточно обеспечен, у меня любимая работа, зачем мне головная боль в виде этой усадьбы?
- И что же мне делать с этим золотом?
- А знаешь, давай откроем банковскую ячейку и положим его туда, от греха подальше. Нам оно может не пригодится, но другим, возможно, будет нужным.
- Другим – кому?
- Как кому?! Нашим детям. Ты ведь выйдешь за меня?
- Ты делаешь мне предложение?!
- Да, Сашет, и отказа не приму. Тем более, что твои родители дали свое согласие.
- Вот оно что! А мое мнение, значит, никого не интересует! Без меня меня женили!
- Не надо дуться, дорогая! Все же я родился и вырос в Австрии, а австрийцы в семейных отношениях ужасно сентиментальные люди. Мнение родителей для них очень важно. Поэтому не огорчай свою маму и скажи мне «да».
Все еще колеблясь с ответом, я сказала:
- Но я не смогу жить в Австрии.
- И не надо, Сашет. Мы будем жить здесь. Знаешь, только приехав сюда, я почувствовал себя по-настоящему дома. И всегда буду возвращаться в этот дом, к тебе, если ты будешь ждать меня. Так что ты ответишь?
- Да, – сказала я и, глядя на счастливую улыбку Алекса, поняла, что никогда не пожалею о своем согласии.
Прошло еще три недели. Несмотря на холодные ветра, весна вступала в свои права: чернел снег, птицы стали щебетать громче, на улице слышалась капель. Сегодня я уходила с работы еще до обеда, ведь мы с Алексом отправлялись подавать заявление о регистрации брака. Раньше не получилось. Пришлось ждать подтверждения из посольства об отсутствии у него семьи в Австрии. И вот наконец-то мы едем в ЗАГС. Проверяя перед уходом, все ли в порядке, я на минуту задержалась у портрета Николая Асмолова, и в этот момент, когда солнечный луч осветил его, мне показалось что на губах мужчины мелькнула легкая улыбка. И я подумала, что, наверное, была права, скрыв ото всех историю их с Аленой любви и оградив его потомка от сплетен и пересудов – теперь для него куда страшнее суд Божий. А выйдя из музея, попала в объятия Алекса, который вознаградив себя поцелуем за ожидание, взял меня под руку: «ну, что пойдем?» Направляясь вместе с ним к машине, я крепко сжимала в руке сумочку, ведь там тоже лежало зеркальце.

Конец

 Отправлено: 11.06.19 07:39. Заголовок: Вот это по-царски - ..

Вот это по-царски - использовать слиток золота в качестве гнета для квашеной капусты! Но процент наследников на квадратный метр исторического поместья просто зашкаливает :) Значит, и Сан Саныч тоже из Асмоловых? Но в начале рассказа вроде упоминалось, что последний Асмолов погиб в 1812 году, и усадьба перешла другим хозяевам. Или какая еще побочная ветвь была?

А героине - совет да любовь Жизнь у нее интересная, и с такой пытливо-авантюрной натурой, вероятно, ждут еще приключения. Избраннику на голову

 Отправлено: 11.06.19 15:30. Заголовок: Добрый вечер, Gata. ..

Добрый вечер, Gata. Спасибо тебе за внимание. А история эта действительно имела место быть. Моя мама рассказывала, что их соседка всю жизнь использовала для гнета кусок железа, а после ее смерти выяснилось, что это золото. Мне эта история с детства врезалась в память, и я трансформировала ее в детектив. В общем это и было основой детектива. Да, Сан Саныч, действительно, потомок Асмоловых, причем единственный, количество потомков этой семьи сокращалось, а многие уже давно забыли про эту историю. В конце концов из этих дворян прямым потомком был только он, поэтому и свято верил в то, что имеет все права на поместье. В 19 веке род был признан прерванным поскольку Николай Асмолов погиб, а его сын так и остался непризнанным. В любом случае, в то время, потомки Николая и Алены не могли претендовать на наследство, ведь записи о венчании были уничтожены. Поэтому официально род прервался со смертью Николая, и все досталось его кузену.
Gata, спасибо тебе еще раз.
[quote]` Gata пишет:

цитата:

А героине - совет да любовь Жизнь у нее интересная, и с такой пытливо-авантюрной натурой, вероятно, ждут еще приключения. Избраннику на голову

Ты мне предлагаешь написать серию?