Мы стояли посреди кабинета барона Корфа, наэлектризованного эмоциями, которые вряд ли поддаются описанию. Лишь напольные гамбсовские часы безмятежно тикали, отмеряя одиннадцатый час утра Бог знает какого числа 1838 года. – Как вы посмели затащить меня сюда?! – негодовала я на Бенкендорфа. – Я же просил вас держаться подальше от этого секретера, – занял он глухую оборону. – Нет, вы нарочно дождались, когда уйдет моя подруга, и включили ваш хронопед! – Хроноход. Уверяю вас, Ольга… – Да хоть везденос! Я вам запрещаю называть меня Ольгой! Немедленно верните меня назад! – топнула я ногой, чуть не в слезах. – Прошу меня простить, но это невозможно, – и снова ни грамма раскаяния, одно ехидство в усах. – Почему? Вы достаточно ловко управляетесь с этими ящичками! – Это произошло случайно – и тогда, и сейчас. – Опять вы врете! – во мне всё клокотало. Не желает помочь мне вернуться, и не надо, обойдусь без его помощи! Граф живо преградил мне дорогу к секретеру. – Ольга, послушайте… – Как вы мне надоели! – я попыталась обойти его справа, потом слева, но противный жандарм был везде, врос, как утес, и даже несколько ударов сумочкой, которые я на него обрушила, не поколебали этого зануду. – Вы понимаете, что можете навсегда заблудиться в другом времени? – он поймал меня за локоть. – Ну и пусть, лишь бы подальше от вас! – Даже в допетровской эпохе, когда здесь были одни болота? – ухмыльнулся граф. Перспектива оказаться в компании комаров, не имея ни укрытия, ни репеллента, немного остудила мою решимость, но не гнев. – Что же вы предлагаете? – спросила я, выдернув, наконец, свой локоть из его цепких пальцев. – Если хозяин дома уже очнулся, он расскажет нам, как пользоваться его чудо-секретером. – А если он умер, или у него отшибло память? – У него должны были остаться какие-то записи, чертежи, или что еще там, я переверну этот дом вверх дном, разберу его по кирпичику, но докопаюсь до тайны этого чертова везденоса! – теперь орал и он. – Я вам не верю! – Мадемуазель Ольга, – подал голос император, о котором мы в пылу спора забыли, – вам ни о чем не нужно беспокоиться. Я прикажу графу отправить вас домой как можно скорее, а если он вздумает лукавить, сурово накажу. – Благодарю, ваше величество, но не могли бы вы наказать его сразу? – За что же, мадемуазель? – За то, что по его вине я оказалась так далеко от дома, – кинула я уничтожающий взгляд на Бенкендорфа, который обрел обычную невозмутимость, стоило его величеству заговорить, – и, может быть, никогда не смогу вернуться. Матка боска, а если и в самом деле – никогда? Зато буду видеть его. Возможно, даже каждый день. Вот счастье-то! От чужого мужчины, как от машины напрокат – радости только, пока на ней катаешься. – Мадемуазель Ольга, вы слишком строги к Александру Христофоровичу, – император поцеловал мне руку, оставшуюся равнодушной к галантности его усов. – Позвольте мне искупить его невольную вину и отблагодарить вас за радушный прием в 21-м веке, оказав вам ответное гостеприимство. У моей супруги недавно освободилось в свите место фрейлины, оно ваше. Графу эта идея почему-то не понравилась. – Мадемуазель Ольга не знает придворных обычаев, ваше величество, – проронил он угрюмо, – и обязанности фрейлины могут быть для нее весьма обременительны. – Вы боитесь, что я сяду в лужу? – недобро прищурила я глаза. – Я боюсь, что вы посадите в лужу кого-то другого, а вас в отместку отравят. – Ну, ну, господин граф, к чему пугать девушку! – снова вмешался Николай Павлович, думая, вероятно, что пришел на выручку мне, а не спас от расправы своего министра. – Убежден, что мадемуазель Ольга не способна никого огорчить неловким словом. Я напустила на себя самый благонравный вид. Огорчать ее величество я не собираюсь, она и так наверняка всё знает про мужа, если не слепа и не глупа. Что до остальных… поживем – посмотрим. Идея императора казалась мне все более заманчивой. Когда и кому еще выпадала возможность очутиться в самой гуще жизни, знакомой моим современникам лишь по мемуарам? Увидеть Зимний дворец, каким его видели Гау и Садовников. Полюбоваться на сцене Истоминой и Тальони. Посоперничать с первыми придворными красавицами. Просто голова кругом от соблазнов! И, наконец, это не доставит удовольствия графу Бенкендорфу. Пока не знаю, почему, но думаю, что скоро выясню. – Я счастлива принять предложение вашего величества. – Чудесно, мадемуазель Ольга! – обрадовался император. Шеф жандармов хранил хмурое молчание.
Отправлено: 11.10.12 08:54. Заголовок: Gata пишет: – Как в..
Gata пишет:
цитата:
– Как вы посмели затащить меня сюда?! – негодовала я на Бенкендорфа. – Я же просил вас держаться подальше от этого секретера, – занял он глухую оборону. – Нет, вы нарочно дождались, когда уйдет моя подруга, и включили ваш хронопед! – Хроноход. Уверяю вас, Ольга… – Да хоть везденос! Я вам запрещаю называть меня Ольгой! Немедленно верните меня назад! – топнула я ногой, чуть не в слезах. – Прошу меня простить, но это невозможно, – и снова ни грамма раскаяния, одно ехидство в усах. – Почему? Вы достаточно ловко управляетесь с этими ящичками! – Это произошло случайно – и тогда, и сейчас. – Опять вы врете! – во мне всё клокотало. Не желает помочь мне вернуться, и не надо, обойдусь без его помощи! Граф живо преградил мне дорогу к секретеру. – Ольга, послушайте… – Как вы мне надоели! – я попыталась обойти его справа, потом слева, но противный жандарм был везде, врос, как утес, и даже несколько ударов сумочкой, которые я на него обрушила, не поколебали этого зануду.
А ты сомневаешься, что Сашка западёт? Я все зубы ставлю на кон, что будет бить яростно копытом при виде такой строптивой лапуси. Это даже не канон. Это больше, чем канон.
Беня - такой хитрец, что может везти Олю до дворца лет 100.
Граф далеко не трус, умеет принимать удар. Выбор всегда за женщиной, и самое разумное и ценное в мужчине - дать эту возможность женщине. Другое дело, что Беня сам не будет сидеть сложа руки.
Отправлено: 12.10.12 15:10. Заголовок: Ладно, я сегодня вып..
Ладно, я сегодня выпимши и добрая, вот вам в вечер тяпницы кусочек вне плана Остальное - по графику )))
* * *
Дом между тем пришел в движение. Первыми прибежали офицеры императорского эскорта, среди которых были и два голубых мундира, потом в щели полезли любопытные слуги. Все лица являли собой открытую забавную книгу, на страницах которой смешались бурная радость от возвращения царя-батюшки и неподдельный страх за собственную судьбу. Однако его величество милостиво объявил амнистию, обещав не рубить голов, если впредь никто не вспомнит о случившемся в этом доме. «Конечно, не вспомнят, еще и внукам накажут», – хмыкнула я про себя, пока граф Бенкендорф осведомлялся у жандармского офицера, сколько длилось то, о чем было велено забыть. – Пять дней, ваше сиятельство, – чуть заикаясь, ответил офицер, до сих пор имевший бледный вид и тремор конечностей. На фоне почти двух столетий не такой уж и большой рассинхрон. – Что с бароном? – продолжал допрашивать граф. – По-прежнему в беспамятстве, с ним уездный доктор и родственница, она понимает толк в травах. Кивнув, шеф жандармов выставил всех из кабинета, дождался, когда выйдем мы с императором, и запер дверь на ключ, который, разумеется, никому не доверил, кроме собственного кармана. Больше того – велел позвать управляющего и отобрал у того запасные ключи, а у двери в кабинет поставил офицера в голубом мундире. Вновь окунулся в родную стихию. И эту карательную машину я хотела рекомендовать консультантом в одну из колыбелей культуры?! Хотя в Эрмитаже, если на то пошло, жандармский порядок не помешал бы… Да и в Британском музее тоже. Пока закладывали экипаж, его величество пригласил меня выпить чаю, держась с монаршей непосредственностью, вызванной убеждением, что дом любого из подданных – его собственный дом. Никто и не думал это опровергать. Чай тут же подали, прислуга и эскорт, оправившись от страха, с любопытством пялились на оранжевую куртку императора и галстук Бенкендорфа, а в особенности – на мои джинсы. Я безмятежно потягивала чаек (судя по вкусу, с настоящей малиной, а не с искусственными ароматизаторами), решив, что быт уездного помещика – не самое интересное, на что мне стоит расходовать внимание. Тем более что к чаю были сказочно вкусные булочки, благоухавшие домашним маслом, яблоками и медом, не в пример Наткиному гамбургеру, дай Бог ему благополучно перевариться в императорском желудке. Бедная моя подружка, какой ей придется испытать шок! Только бы не стала пытаться последовать за нами в поисках сенсации для своего журнала. Из глубины дома лились приглушенные звуки рояля – то реквием Моцарта, то вальсы Шопена, – будто неизвестный пианист гадал, как на ромашке, к какому берегу прибьется душа немощного хозяина поместья. Потом раздался хлопок двери и громкий мужской голос: – Это я-то невежественный докторишка?! – Бесполезный, как ваши пиявки! – вторил ему не менее громкий женский. – Довольно, я умываю руки! Пользуйте барона вашими мухоморами и птичьим пометом! Шеф жандармов приподнял бровь: – И как часто происходит сей консилиум? – С утра до ночи, ваше сиятельство, – ответил жандармский офицер. – Кого прикажете вон? – Оставьте обоих, – подумав, изрек Бенкендорф. – Кто-нибудь да вернет барона к жизни. Discussio mater veritas est – в спорах рождается истина. – И в них же умирает, – пробурчала я над чашкой поповского фарфора, загрустив, что с таким лечением ни барону, ни мне надеяться не на что. Кроме слова графа Бенкендорфа, который врал на каждом шагу. Его величество обещал прислать уездной медицине подкрепление в лице придворного доктора Мандта, а потом нам подали шубы и экипаж. Выйдя на крыльцо, я осмотрелась вокруг. Тщетная надежда – вокруг усадебного дома расстилался спящий под снегом парк, которому панельные многоэтажки не снились даже в бредовых снах. Николай Павлович предложил мне руку, помогая сесть в возок, и место подле себя. Назло Бенкендорфу я с улыбкой приняла то и другое. Смурной граф устроился напротив, кучер стегнул лошадей, и замелькали вдоль петергофской дороги заснеженные елки и усадьбы столичной знати, когда-то сдернутой Петром с насиженных московских перин, а теперь облепившей дачами всю дорогу до летней царской резиденции. Верховой эскорт месил копытами снег, поспешая за нашей четверкой гнедых. В пути его величество задремал, привалившись головой, хвала Богу, не к моему плечу, а к стенке возка. Насладившись резвым бегом саней по укатанному зимнику, я вытащила из недр необъятной, но ужасно уютной и теплой шубы сумочку, а из сумочки – мобильный телефон. Хотелось проверить, надолго ли хватит питания, ведь грех было бы не запечатлеть в фотоальбом хотя бы толику всех тех чудес, к которым я сейчас несусь навстречу. Заряд был почти полон, должно хватить на три дня, если расходовать экономно. Полна была и память SMC – входящими от Сашки. Он сообщал, что по-прежнему меня любит, и грозил построить возле моего дома шалаш, мокнуть в нем осенью и мерзнуть зимой, но никому не дать нас разлучить. «Обратно можно не торопиться», – подумала я со вздохом, пряча мобильник в сумочку. Но и задерживаться надолго нельзя – скоро поездка в Париж, на «Друо». Наткина свадьба. И, кстати, очередная выплата по ипотечному кредиту. – Мне нужно вернуться не позднее, чем через две недели, – сказала я Бенкендорфу сквозь скрип полозьев и храп его величества. – Я буду подгонять моих людей и время, – хмуро проронил он в ответ. Помолчал и добавил, будто с неохотой: – Вы не можете появиться при дворе в вашей теперешней одежде. – Спасибо, без вас бы я не догадалась, – фыркнула я. – Я отвезу вас в модный дом, где одеваются все знатные дамы Петербурга. – Звучит заманчиво. Не боитесь, что я вас разорю? – Государь поручил мне подготовить ваш выход в свет и оплатит все расходы, – сообщил он тем же бесстрастным тоном. – И кем же вы меня представите? Вашей кузиной или незаконнорожденной дочерью? – Племянницей графа Станислава Калиновского. – У дядюшки дурная репутация, а во фрейлины, если мне не изменяет память, принимали девушек из безупречных семей. – При государыне ведь будет состоять не ваш дядюшка. – Вижу, вы всё предусмотрели, – усмехнулась я, задетая, что не удалось вывести графа из себя, и что он так педантично исполняет распоряжение императора. – А если бы его величество не предложил мне стать фрейлиной, где вы думали меня держать? Под арестом в усадьбе Корфа? Бенкендорф посмотрел на меня долгим мрачным взглядом, каким, наверно, имел обыкновение испытывать нервы подследственных, но у меня засосало под ложечкой совсем не от страха. Если он только посмеет заговорить про домик с водопроводом… – Я бы отвез вас в Варшаву, – улыбнулся вдруг он. – Очень красивый город. И больше до самого Петербурга не проронил ни слова, а я так и не смогла решить, шутил он, или говорил правду.
– Оставьте обоих, – подумав, изрек Бенкендорф. – Кто-нибудь да вернет барона к жизни. Discussio mater veritas est – в спорах рождается истина. – И в них же умирает, – пробурчала я над чашкой поповского фарфора, загрустив, что с таким лечением ни барону, ни мне надеяться не на что. Кроме слова графа Бенкендорфа, который врал на каждом шагу.
Это самое вкусное в этом отрывке. Аплодирую всем участникам дискуссии.
Gata пишет:
цитата:
– Я бы отвез вас в Варшаву, – улыбнулся вдруг он. – Очень красивый город.
Отправлено: 18.10.12 10:27. Заголовок: Игры играми, а графи..
Игры играми, а график графиком :) Путешествуем дальше
* * *
Через час мы миновали Нарвскую заставу, щеголяющую новенькими триумфальными воротами в стиле ампир. Петербург был похож и не похож на тот, каким мне представлялся по гравюрам-акварелям современников. В любом случае, я оказалась более подготовленным туристом, чем император с графом в нашем веке, и поглядывала по сторонам с осознанным любопытством. «Большой» каменный театр затерялся на просторах заснеженной площади, Мариинки не было и в помине, зато наискосок через Крюков канал маячил целый и невредимый Литовский замок. На замерзшей Мойке бедные женщины, не имевшие понятия ни о «Самсунге», ни об «Электролюксе», полоскали в проруби белье, бородатые мужики волокли куда-то глыбу льда. Вдалеке возвышался Исаакиевский собор в строительных лесах. Заведение «Sichler Marchand de Nouveautés», предлагавшее «шляпы, чепцы, платья, кружева, ленты и прочие уборы», располагалось на Большой Морской улице, в двух кварталах от Невского. А рядом, на Малой Морской, 18, жил граф Бенкендорф, как зачем-то сообщил мне он сам. Скрытый текст
– У меня плохая память на адреса, – пожала я плечами. – Если я понадоблюсь, вам достаточно будет назвать извозчику мое имя. – Если мне что-то понадобится, его величество позволил обращаться прямо к нему. – Скоро вы поймете, что обратиться ко мне намного проще, чем к его величеству, – заявил этот самодовольный индюк и, попросив подождать, исчез за дверью магазина. Через несколько минут нас приняли с заднего крыльца, а возок с похрапывающим величеством покатился дальше – во дворец. – Хозяйку зовут Марья Францевна, – успел мне шепнуть Бенкендорф, прежде чем препоручить заботам помощниц мадам Сиклер. – Ей приказано предоставить вам все самое лучшее и держать язык за зубами. – Она крамольщица и на крючке у Третьего отделения? – Она шьет шляпки самой государыне и не хочет лишиться этой привилегии. А потом на меня обрушился целый ворох непривычных, часто и вовсе незнакомых, но безумно прелестных слов и вещиц. Флер, креп, лино, алтабас, бареж, муар и – ох, выговорить бы! – гроденапль. Марья Францевна, деловитая старушенция в чепце айсбергом и с очками на шнурке, командовала стайкой юрких помощниц, веля им приносить в клювике то, другое, пятое и десятое. Чтобы снять мерки, меня разоблачили до бирюзового шелкового белья от Calvin Klein, привезенного из Лондона, как и шикарное вечернее платье, уже не для Сашки. Покупала просто для поднятия настроения, а сегодня утром надела со злости, но даже если и не совсем со злости, то и не для того, чтобы на эти брызги европейского шика пялились шесть пар изумленно-любопытных глаз, одна из них – сквозь стекла допотопных очков. Первой спохватившись о достоинстве, Марья Францевна шикнула на девиц, чтобы не стояли à la statuette, смущая «бедную мадемуазель, которая в своей польской глуши не имела достаточно ткани, чтобы пошить приличное sous-vêtements». Это я-то жила в глуши и не имела средств на приличные тряпки?! Нетрудно догадаться, где мадам Синклер подхватила эту побасенку. Ну, погодите же, господин граф! – Сulotte à jambes, – продолжала отдавать распоряжения Марья Францевна, – bas de soie, jarretières, corset… Корсет я возненавидела сразу, всеми фибрами души и тела, но напрасно требовала модель посвободнее, или хотя бы ослабить шнуровку. Мадам с авторитетным парижским прононсом заявила: «Лучше на два размера меньше, чем на один размер больше», – и меня зашнуровали по самые гланды. Дальше я уже ни вздохнуть, ни пошевелиться не могла, только считала юбки, которые на меня надевали, как на манекен – сначала непременно волосяную, потом фланелевую, потом сто двадцать какую-то. Надеюсь, изувер граф позаботится о том, чтобы мне дали смышленую горничную, иначе я его самого заставлю сортировать эти юбки. Когда дело дошло до собственно платья, я чувствовала себя кочаном капусты, однако Марья Францевна с глубоким удовлетворением изрекла: «Très bien!», – меня повернули к зеркалу, и я не узнала собственного отражения, но то, что увидела, неожиданно мне понравилось. Платье из голубого крепа в глянцевую и матовую полоску, на голубом же атласе, с присборенными зигзагами рукавами и бантами из газовых лент, – Натка будет верещать от восторга, когда я расскажу ей обо всей этой красоте, а еще лучше покажу. На себе. Надеюсь, я не настолько толста, чтобы втиснуться в это платье без корсета. Граф расхаживал по соседней комнатушке, уже переодетый в мундир – правда, не в жандармский, а в генерал-адъютантский, – видимо, успел воспользоваться близостью дома. Мой блестящий выход поверг его в состояние безмолвного и бездвижного благоговения, как сто семьдесят лет назад, то есть вперед, у меня дома. – Не можете решить, какой наряд мне больше к лицу – моего века или вашего? – поддразнила я его, поворачиваясь, чтобы он со всех сторон мог рассмотреть мою осиную талию. – Вы ослепительны в любом наряде, – поцеловал он мне руку. – Это не ответ, а увертка! – Простите, но когда я на вас смотрю, я вижу только вас. – Вот они, мужчины, – проворчала я. – Мы для вас наряжаемся, а вам все равно, в шубе мы или в халате! – Еще как не все равно, – ухмыльнулся Бенкендорф. – Только прелестные дамы имеют обыкновение наряжаться больше для себя, чем не для нас. – Так-так, и что бы вы мне посоветовали? – заинтересовалась я. – А вы бы воспользовались моим советом? – его взгляд начал опасно погружаться в мой. – Конечно, – взмахнула я ресницами, – мне необходимо произвести самое лучшее впечатление на его величество. Граф вынырнул, недовольный, взял со спинки стула невесомо-пушистую шубку и накинул мне на плечи. Ого, кажется, настоящий соболь! Впрочем, почему бы ему и не позволить себе быть щедрым – за императорский-то счет? – Буду иметь в виду, что его величеству по вкусу закутанные дамы, – хихикнула я, нежась в шелковистых мехах. – И хочу поблагодарить вас за мою биографию, Марья Францевна с упоением ее пересказывает продавщицам. Его ладони задержались у меня на плечах, якобы не давая шубке с них соскользнуть. – Будьте покойны, о том, что вас сопровождал я, она никому не проболтается. Я выскользнула из-под шубки и его деликатно-нахальных рук. – Так вы меня прославили голодранкой, лишь бы я не прослыла вашей содержанкой? Хорошенькая забота о моей репутации, нечего сказать! Знаю я, о чем он заботится – боится объяснений со своей мегерой. – Еще не поздно отказаться от предложения его величества, – вкрадчивым голосом произнес Бенкендорф. – Я сниму для вас дом, и вы в нем поселитесь под любым именем, какое пожелаете… Да-да-да, домик с водопроводом. Но не на ту напали, господин стратег! – От таких предложений не принято отказываться, – я горделиво вскинула подбородок. Граф снова насупился, но не стал меня больше ни шантажировать, ни соблазнять возможностями Третьего отделения, лишь поинтересовался иронично, вновь набрасывая на мои плечи соболей: – Чем вы так растревожили язычок Марьи Францевны? Я ожидал, что она потерпит хотя бы до вечера. – Ваш бы язык от этого вовсе отнялся! – брякнула я сердито, не глядя на него. Он хмыкнул. – Тогда поостерегусь любопытствовать дальше. У него была возможность удовлетворить любопытство и всё на свете, но он предпочел поверить, что я этого не хочу, и больше такой возможности не получит. Ни-ког-да. Пусть наслаждается кружевными секретами супруги. Но, пока его локоть был рядом, я не собиралась им пренебрегать, потому что ни одни перила не кажутся такими теплыми и надежными, когда спускаешься по лестнице, каждый шаг рискуя запутаться в ворохе юбок, надетых первый раз в жизни.
Отправлено: 18.10.12 12:39. Заголовок: Gata пишет: Первой ..
Gata пишет:
цитата:
Первой спохватившись о достоинстве, Марья Францевна шикнула на девиц, чтобы не стояли à la statuette, смущая «бедную мадемуазель, которая в своей польской глуши не имела достаточно ткани, чтобы пошить приличное sous-vêtements».
Унизила старушенция Кляйна.
Gata пишет:
цитата:
«Лучше на два размера меньше, чем на один размер больше», – и меня зашнуровали по самые гланды.
Рыдаю.
Gata пишет:
цитата:
– Ваш бы язык от этого вовсе отнялся! – брякнула я сердито, не глядя на него. Он хмыкнул.
От этой проды я хохочу и болтаю в воздухе ногами. Катя, я тебя люблю-люблю.
Отправлено: 19.10.12 17:54. Заголовок: Всё складывается инт..
Всё складывается интригующе великолепно. Одно дело в 21 веке утверждать, что корсет не для меня, а другое оказаться в ситуации, когда иного выхода нет :) Мне очень понравилось описание модного французского магазина. Название тканей и прочих дамских штучек забытые и прекрасные пробуждают в нас , женщинах, дремлющие и зарытые под нынешней реальностью, женственность и желание покорять сердца.
Отправлено: 21.10.12 08:02. Заголовок: Все-таки для меня за..
Все-таки для меня загадка, почему Ольга не спросит прямо Беню отчего и почему. И что уж такого Ольга сказала графу, отчего он будто воды в рот набрал? Любовь делает влюбленных нетерпеливыми и жадными, а тут они всё оступают и отступают.
Все-таки для меня загадка, почему Ольга не спросит прямо Беню отчего и почему. И что уж такого Ольга сказала графу, отчего он будто воды в рот набрал?
Поставьте себя на место девушки, которая считает, что мужчина врет ей про семейное положение, причем не на пустом месте считает, что врет. Есть такая вещь, как женская гордость, у влюбленной женщины она особенно уязвима, если, конечно, мы говорим не о сериальных Лизавете или Ольге, которые прут напролом, подстегиваемые только своей хотелкой. Преграды разбивать - это мужское дело. Чем, собственно, граф и занимается :)
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 32
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет