Праздник праздником, а график графиком :) Едем дальше
* * *
К очередному букету была прикреплена записка: «Вы просили меня спустить его розы с лестницы вместе с ним самим». Остаток вечера я проревела, как дура, над этим букетом, но потом все-таки швырнула его в огонь.
А глухой ночью даритель явился ко мне собственной персоной.
– Как вы вошли? – спросила я, натягивая до подбородка одеяло.
Он, улыбаясь, показал увесистую связку ключей:
– Для меня во дворце не существует запертой двери.
– Но как вы посмели?!
– Не сердитесь, я очень хотел вас увидеть, – он присел на краешек постели и накрыл горячей ладонью мои дрожавшие пальцы. – Вам холодно?
– Наверно, Кати сперла дрова из камина.
– Я ее саму отправлю на растопку, – прошептал он, наклоняясь к моим губам.
– И вашу жену туда же?
– У меня нет жены.
– Снова вы врете!
– Клянусь родинкой на вашей левой лопатке.
– Откуда вы знаете про родинку? – сделала я последнюю попытку уклониться от поцелуя.
– Я сам видел ее у вас на спине – в ресторане, в двадцать первом веке. Как жаль, что в девятнадцатом нет такой моды, и я не могу ласкать вашу голую спинку у всех на виду, – его бесстыдно-нежная рука скользнула под одеяло, а ничуть не более скромные усы – по моей шее.
– Мы только танцевали.
– Мы же оба знаем, что это не так, – его усы пахли недавней охотой, розами и моей капитуляцией.
– Сдаюсь, – хрипло рассмеялась я и начала расстегивать пуговицы у него на мундире. – Вы получите мою спинку и все остальное, но не рассчитывайте, что они дешево вам обойдутся.
– Что же вы хотите взамен? – спросил он, помогая мне вслед за мундиром расстегнуть на нем рубашку.
– Хочу вас… семь… – я мысленно показала Натке язык, – нет, десять раз за ночь!
– Извольте, этот счет оплачу с удовольствием.
– Я еще не сказала, как именно, – проурчала я, добравшись до самого вожделенного.
– Готов исполнить любые пожелания.
Я перечислила в самых общих чертах, надо же и ему дать шанс проявить фантазию.
– Боюсь, ночи нам не хватит, – ухмыльнулся он и одним движением стянул с меня одеяло вместе с французским déshabillé.
Я подскочила на смятой постели, дико озираясь по сторонам. Бледное утро сочилось в комнату сквозь разрисованные морозом окна. За перегородкой похрапывала горничная. Остатки вчерашних роз тлели в камине.
Хвала Богу, это был только сон. Хвала Богу и увы.
Я отшвырнула подушку, которую продолжала обнимать, словно пылкого любовника, и на ватных ногах поплелась умываться. Матка боска, даже Сашка не снился мне с такими испепеляющими подробностями!
Было воскресенье, и я, отпросившись у ее величества, отправилась в церковь Святой Екатерины, что на Невском. Отслушала мессу, бросила служке мелкую монетку и зашла в исповедальню.
– Грешна, святой отец. Я желаю чужого мужа.
– Это тяжкий грех, дочь моя, – строго сказал священник.
– Я знаю, святой отец, но все равно его хочу.
– Нужно смирять свои желания, дочь моя.
– Скоро я должна уехать отсюда далеко и навсегда. Надеюсь, что скоро…
– Почему ты не уедешь немедленно?
– Не могу, – вздохнула я. – Он не пускает.
– Вы с ним уже впали в плотский грех? – к строгости в голосе за окошечком явно примешивалось любопытство.
– Еще нет, святой отец, но я только об этом и думаю.
– Молись, дочь моя!
– Попытаюсь, святой отец, – пробормотала я без особого энтузиазма.
– Кто этот человек, что так тебя смущает? Пусть он придет сюда, я проведу с ним душеспасительную беседу.
А потом он расколет на Фонтанке, как орех, вашу тайну исповеди. Нет уж!
– Я дала слово с ним не разговаривать.
– Ступай, дочь моя, и не греши, – со вздохом отпустил меня бедный падре. Пошли ему, матка боска, более покладистых прихожанок.
На улице возле распахнутой дверцы кареты меня ждал граф Бенкендорф.
– Позвольте вас подвезти, – подал он мне руку.
– Как вы здесь оказались?
– Ехал на службу и увидел, что вы выходите из церкви.
– На службу – в воскресенье?
– Дела моих подопечных не знают выходных.
Я не заметила, как мы сели в карету. И как я легко нарушила мною же объявленный бойкот. О, где вы, мои благие намерения?
– Признайтесь, что вы за мной следили!
– Признаюсь, – произнес он шутливо-покаянным тоном.
– Прощу вас, если только вы скажете, что барон Корф очнулся и готов вернуть меня домой. А если нет… – я протянула руку, намереваясь распахнуть дверцу, но мы уже катили по Невскому, не ломать же себе шею. – Учтите – если вы не поможете мне вернуться в мой век, я выйду замуж за наследника престола!
Он близко наклонился ко мне и пристально посмотрел в глаза.
– Не выйдете.
– Уж не вы ли мне помешаете? – фыркнула я презрительно.
– Вы его не любите, – его губы почти касались моих, но возмутительно не спешили проглотить эти последние крохи расстояния.
– Что вы знаете о любви?
– Достаточно, чтобы понимать, что вы способны привести вашу угрозу в исполнение. Наследник молод и горяч и может ради вас забыть о своем высшем долге.
– А вы – старый бесчувственный чурбан, который только о долге и умеет рассуждать! – вспылила я. – Немедленно остановите карету, иначе я выпрыгну на ходу!
Или залюблю вас до смерти.
– Мы уже приехали, – сказал он, посмотрев в окошко.
Чурбан, чурбан, чурбан!..
Я соскочила с подножки кареты, пунцовая от гнева и еще Бог весть каких чувств.
– Не пытайтесь присылать мне цветы, я их все буду сжигать, как и раньше!
– Счастлив, что огонь в вашем камине будет гореть жарче моими стараниями.
– Ненавижу вас!
– Значит, его высочеству не на что надеяться, – широко улыбнулся он.
– Idź do piekła!
Прибежав к себе, я рухнула навзничь на постель и громко расхохоталась.
– Вам плохо, барышня? – выглянула из-за перегородки испуганная горничная.
– Мне никогда не было так хорошо!
Катитесь хоть в Баден, хоть на все четыре стороны, госпожа Бенкендорф, но я увезу вашего мужа в мой двадцать первый век, и даже пуговицы вам от него не оставлю.
Продолжение следует.