Пан Станислав Калиновский не очень обрадовался нашему визиту, если говорить откровенно – вообще не обрадовался. Я бы тоже, наверно, поперхнулась бигосом, если бы ко мне без предупреждения ввалился шеф жандармов под руку с обломком моей родословной, но не предложить гостям глинтвейну в студеный день – это уже было оскорбление самого понятия польского гостеприимства. С фамильным надменным видом – точь-в-точь как на портрете – и с фамильной чуть оттопыренной нижней губой, родственник сначала наотрез отказался признать наше родство, но граф Бенкендорф умел быть убедительным, и через десять минут беседы за закрытой дверью (будто бы я не знала, какие в жандармском арсенале имеются антипольские аргументы), прапрадядюшка распахнул мне почти сердечные объятья. – И зачем нужна была эта комедия? – спросила я графа, когда изрядно убавивший спеси пан Станислав убрался переодеться к визиту во дворец. – Незамужняя молодая особа может появляться под руку только с родственником. – Его величество поручил вам обо мне заботиться, – напомнила я сварливо. – Я не спущу глаз с вас обоих, – пообещал Бенкендорф. И сдержал слово, усевшись в карете напротив нас с дядюшкой. Я уже привыкла к его пристальному вниманию, а пан Станислав чувствовал себя заметно неуютно, хоть и пытался держаться с гонором. – Так чья вы дочь – Казимира или Йозефа? – почтил он меня вопросом сквозь зубы. – Адама, – напомнила я кротко. – Не помню, чтобы у него были дети. Я поджала губы – идея была не моя, не мне и выкручиваться. – А вы разве поддерживаете связь со всеми вашими братьями? – живо вмешался граф. – В Третьем отделении прекрасно известно, кто из поляков с кем поддерживает связь, – буркнул мой родственник. – Вы себе льстите, – ухмыльнулся Бенкендорф. – Кстати, Третье отделение расположено на набережной Фонтанки, – сказал он уже мне, когда я засмотрелась в окошко кареты на старый Аничков мост, еще без клодтовских коней и без перил с чугунными русалками, – в доме номер 16. – Далековато от дворца, – презрительно фыркнула я. – Зато жизнь Петербурга как на ладони, – подарил он мне широкую улыбку. Узок мир жандарма. Едва мы проехали под аркой дворцовых ворот, Бенкендорф, продолжавший играть в конспирацию, велел нам с дядюшкой ждать в главном вестибюле, когда за нами придут, а сам спрыгнул с подножки кареты и бесследно исчез, успев сунуть мне напоследок в ладонь какую-то записку. Я развернула ее – две карандашные строчки твердым почерком: «Малая Морская, 18» и «Фонтанка, 16». Будто я собиралась запоминать эти адреса. Будто я их уже не знала наизусть. В дворцовом вестибюле и вправду царило оживление, как в наши дни. Пан Станислав, продолжая маяться, решил выместить на мне накопившуюся досаду. – Кому же вас предназначают, дорогая племянница – императору? – Спросите у графа Бенкендорфа, дорогой дядюшка, – улыбнулась я безмятежно. Когда вернусь в наше время, подарю портрет грубияна-предка какому-нибудь варшавскому музею. – Мне стыдно порою, что я – поляк! – предок ударился в пафос. – Вы сегодня упустили редкий шанс выставить шефа жандармов из вашего дома и до конца жизни гордиться этим поступком, – еще безмятежнее улыбнулась я. – Где-нибудь за Байкалом. Мне скучно было с ним препираться, как наскучило на закате нашей с Сашкой vie d’amour оправдываться за воображаемые измены. Возможно, твердолобый жандарм тоже мне бы наскучил – лет через сто. Или двести. Только он не хочет со мной поделиться даже шестью. Я отвела взгляд, чтобы в его круг не попадала постная физиономия пана Станислава, и вдруг увидела на лестнице… Сашку! Пришлось похлопать ресницами, отряхивая с них фантом, но фантом никуда не делся, наоборот – успел уже спуститься с лестницы и плыл по вестибюлю, молодой и красивый, как бог Аполлон, и все перед ним расступались, кто с поклонами, кто с реверансами, а он царственно улыбался и дарил в ответ чуть заметное движение подбородком. Матка боска, да ведь это не Сашка, а наследник престола! Будущий император Александр II. Не передать, какое я испытала от этого открытия облегчение, но злая шутница судьба не желала оставлять свои проделки. Его высочество неожиданно свернул с курса и приблизился к нам, почтив пана Станислава приветствием, а меня – заинтересованным взглядом. – Моя племянница, ваше высочество, – нехотя представил меня дядюшка, – графиня Ольга Калиновская. – Мадемуазель Калиновская, – улыбнулся цесаревич, – государь нынче говорил о вас ее величеству, но упомянул лишь о ваших талантах, ни слова не сказав о красоте. Бедной провинциалке тут пристало зардеться от смущения и счастья, и я сделала книксен. – Надеюсь вскоре увидеть вас в свите государыни, – обласкав меня лучезарным вниманием, его высочество направился дальше, а я стояла, оглушенная новым открытием, которое, в отличие от предыдущего, не принесло ни капельки радости. Я и есть моя прапрапрабабка Ольга Калиновская! Будущая фрейлина императрицы. И будущая фаворитка наследника престола. Если бы рядом оказался граф Бенкендорф, я бы вцепилась в его рукав, как нищий в плащ святого Мартина – согласна даже на домик без водопровода, только увезите меня поскорее из дворца! Но графа рядом не было. Его было слишком много в последние два дня, а сейчас, когда я так остро нуждалась в нем самом, остался только жалкий клочок бумаги с двумя адресами. Никогда ему этого не прощу! – Вы делаете успехи с первых шагов, дорогая племянница, – проскрипел над моим ухом голос пана Станислава. – Как вы думаете, дядюшка – Польша будет мною гордиться, если я стану супругой его высочества? Когда к нам подошла камер-фрейлина с известием, что государыня изволит допустить меня пред свои светлые очи, дядюшка так и стоял с разинутым ртом.
Отправлено: 22.10.12 10:33. Заголовок: А вот и его высочест..
А вот и его высочество появился. Какая прелесная перспектива ждет пани Ольгу, вместе с ее открытием и предсказанным будущим. А Катя как всегда остановила повествование на самом интересном месте((((((
Отправлено: 25.10.12 08:50. Заголовок: При дворе царила мод..
При дворе царила мода а-ля рюсс: свитским дамам и девицам надлежало являться в нарядах, в которых, если напрячь фантазию, можно было рассмотреть намек на русский сарафан. Чтобы камер-фрейлин, упаси Бог, не перепутали с просто фрейлинами, первые носили зеленое бархатное платье с золотым шитьем, вторые – красное, у свит великих княгинь и княжон тоже были свои цвета. К платью полагался кокошник или повойник. За соблюдением дресс-кода следил лично государь-император: как мне успели рассказать, Николай Павлович сильно разгневался, узрев на недавнем балу несколько дам в цветочных венках вместо кокошников, и сделал внушение министру двора, а тот через генерал-губернатора устроил по домам набег квартальных с грозной бумажкой о недопустимости впредь подобных вольностей и с требованием на этой бумажке расписаться. Смех и грех. Первые дни я была так занята, что даже отсутствие привычных благ цивилизации не успевало меня огорчить. Фрейлинам приходилось вкалывать, как гастарбайтерам на подмосковных стройках, без поблажек и выходных, а дежурным – и сутки напролет. Ее величеству в любое время дня и ночи могли потребоваться платок, горшок, нюхательные соли, стакан воды или томик де Лакло. Спустя неделю я уже не только сочувствовала идеям Пестеля и Муравьева, но и готова была развернуть их и усилить. Подумаешь, царизм они собрались отправить на помойку истории! Сначала бы провели канализацию. Ее величество, чахлое капризное существо, приняла меня благосклонно, хоть поначалу и с некоторым холодком, ревниво рассмотрев и оценив в моей наружности всё, о чем умолчал ее венценосный супруг. Но так как самодержец не спешил восхищаться моей красотой и вообще избегал дамского общества, подолгу запираясь то с одним министром, то с другим, то со всем кабинетом скопом, государыня умиротворилась и доверила мне чтение вслух. – У вас такой приятный голос, дорогая Олли. Кати, – сказала она рыжеволосой девице с лисьей мордочкой, справлявшей до меня обязанности чтицы, – принесите мадемуазель Калиновской роман господина де Лакло, а мне – мое рукоделье. У господина де Лакло оказались аккуратно вырваны несколько страниц. – Мы остановились на письме бедного кавалера Дансени, где он изливает виконту свое горе от разлуки с крошкой Сесиль, – вздохнула императрица, втыкая иголку в шитье. – Неужели и здесь замешана маркиза де Мертей? Сделав вид, будто читаю из книги, я своими словами пересказала, насколько вспомнила, письмо маркизы к де Вальмону, выслушала охи и ахи ее величества в адрес интриганов, и продолжила чтение дальше уже по целым страницам, краем глаза успев срисовать разочарование на лисьей мордочке. Пусть попробует уличить меня в подлоге – для этого ей придется сознаться, что она в курсе про вырванные страницы. За цветами в оранжерею я отправилась в веселом настроении, не боясь заблудиться на дворцовых просторах, как, вероятно, рассчитывала моя новая «подружка», подстроившая мне это поручение. Путь пролегал мимо покоев императора, откуда расходились после очередного заседания господа министры. Последними вышли Бенкендорф и рыхлый статский генерал в очках, державшийся с ним по-приятельски. – Ох, и ввел ты нас в растраты, Сашхен! – пыхтел он, то и дело вытирая платком потный лоб. Сашхен – что-то теплое и пушистое, похожее на мягкого плюшевого верблюжонка, никак не вязалось с угрюмой должностью главного жандарма Всея Руси. Пряча улыбку, я сделала обоим генералам книксен и поспешила дальше, но граф отделался от своего спутника и догнал меня уже в оранжерее. – А как же конспирация? – спросила я, разглядывая цветочное изобилие. Кати сказала, что ее величеству нравятся белые розы, значит, нужно искать красные. – Кто здесь за нами может подглядеть – фикусы и камелии? – улыбнулся граф неожиданно озорно, и я подумала, что имя Сашхен ему, пожалуй, подходит. В определенных обстоятельствах. – Как здоровье барона Корфа? – Доктор Мандт надеется на лучшее. – Звучит не слишком обнадеживающе. – Вам тягостно пребывание здесь? – помрачнел он. – Ничуть! – я срезала и уложила в корзинку несколько алых роз, подумав, добавила к ним пучок папоротника и каких-то мелких розовых цветочков для приправы. – Жаль только, что мобильник уже разрядился, я не успела сфотографировать много интересного. – И меня. – Ваш портрет есть в Эрмитаже, – фыркнула я. Судя по его плотоядному взгляду, он претендовал как минимум на рамочку над кроватью. Я вывернулась из рук, незаметно успевших пристроиться на моей талии, и прикрылась цветочной корзинкой, как щитом, не знаю, правда – от него или от себя. Но если зареклась – больше никогда, надо быть хозяйкой своему слову. – Кстати, у вас не найдется томик «Les liaisons dangereuses»? Лучше два. Он засмеялся и обещал через час доставить хоть целую библиотеку.
Одна из книг, присланных графом, пригодилась в тот же вечер. Когда ее величество пожелала узнать продолжение истории проделок де Вальмона и де Мертей, все страницы многострадального романа оказались тщательно склеены клейстером. Я выронила книгу из рук, тут же услышав сдавленное «хи-хи», а когда наклонилась, будто бы поднять, незаметно подменила на свою. Кати с двумя ее товарками, бывшими, несомненно, в заговоре, дружно разинули рты и заморгали, глядя, как я ни в чем не бывало листаю страницы. Про левретку, которую купали в фарфоровом тазике, они благополучно позабыли, и та их обтявкала и обрызгала. – Как вы неловки, mademoiselles, – поморщилась императрица, а мне милостиво кивнула: – Вы составили чудесный букет из моих любимых роз, cherie Ollie. – Кати сказала мне, что вы очень любите красные розы, ваше величество, – самым кротким голоском произнесла я. Кати чуть не подпрыгнула – и поделом! Пусть теперь гадает, то ли я утром удачно ослышалась, то ли она неудачно оговорилась. Я успела прочитать пару писем из романа, когда за моей спиной скрипнула дверь. – Добрый вечер, матушка, – его высочество упругой походкой пересек комнату и склонился к руке августейшей родительницы. Кати и кумушки, сушившие левретку у камина, взирали на зад наследника с немым обожанием. Надеюсь, не зазеваются и не подпалят ей шерстку. – Что вам читают, матушка? – спросил Александр. – Вы позволите послушать вместе с вами? Государыня расцвела и указала ему на кресло подле себя. Видно, старший сын нечасто баловал ее посещением этих посиделок. Мне сделали знак продолжать, и я продолжала, позже ее величество потребовала чай: – У меня пересохло в горле от переживаний. Еще бы, столько охать и ахать. – Выпейте с нами чаю, мадемуазель Ольга, – пригласил меня цесаревич. – Вам нужно беречь ваш чудесный голос, матушка полюбила его на много романов вперед. Чинно поблагодарив, я приняла приглашение, и не обожглась и не поперхнулась во время чаепития, как, всей кожей чувствовала, желали мне три завистницы во главе с Кати. Вернувшись далеко за полночь в свою комнатушку – по странной прихоти судьбы ту же самую, в которой находилось мое рабочее место в 21-м веке, – я нашла на постели роскошную чайную розу. Служанка клялась и божилась, что никто не входил, я не стала допытываться, понимая, что правдивого ответа все равно не получу. Кто-то велел ей помалкивать, и, кажется, мне был известен этот кто-то. Я провела нежными бархатными лепестками по лицу и, прикрыв глаза, вдохнула томный аромат. «Не ожидала от вас столь романтической выходки, господин жандарм». Назавтра мы столкнулись с ним у дверей библиотеки, куда ее величество отправила меня за новым романом. С сочинением господина де Лакло, слава Богу, было покончено, хоть и не без приключений: книга, теперь уже моя, бесследно пропала, но так как зловредной Кати и в голову не пришло, что у меня про запас могла иметься еще одна, рыжая интриганка снова осталась с носом. – Какие новости от доктора Мандта? – спросила я у Бенкендорфа вместо приветствия. – Он по-прежнему надеется на выздоровление пациента. – А вы вместе с ним ждете у моря погоды? – Мои люди разобрали в кабинете барона камин и паркет, но пока, увы, ничего не нашли. – В усадьбе много еще полов и каминов, – хмыкнула я, – а у вас осталась одна неделя. – Восемь дней, не считая этого. – Если вздумаете юлить, – погрозила я пальчиком у него перед носом, – его величество вас сурово накажет. И не ждите спасибо за розу, – закончила я, нырнув в библиотеку, – мне нравятся белые. – О какой розе вы говорите? – граф придержал дверь, не давая мне закрыть ее за собой. – О чайной, у меня на подушке. – Вам кто-то положил розу на подушку? – насупился он. – Так это были не вы? Конечно, где знатоку слежек, доносов и допросов догадаться, что дамам можно дарить цветы. Его стиль – ать-два на Фонтанку, 16! А если нет – зажать между дверью и косяком, пока жертва, задохнувшись, не выпадет ему в объятья. Я попыталась выпасть в другую сторону, но мешал кринолин. – Я бы не посмел скомпрометировать вас подобным образом. – А что вы сейчас делаете? – я снова дернулась, и он, наконец, отпустил дверь. – Простите. И в этом он весь – скисает, едва наткнувшись на препятствие. – Вы даже не спрашиваете, кто мог бы принести мне эту розу? – При дворе мало найдется мужчин, которым бы не хотелось этого сделать, – проронил он мрачно. – Прекрасно, только когда начнете производить розыски, не забывайте, что в первую очередь вы должны найти чертежи хронохода! И я от души хлопнула дверью, прищемив шнурки его аксельбантов. Жаль, что ничего больше.
Отправлено: 26.10.12 11:14. Заголовок: Gata пишет: Я и ест..
Gata пишет:
цитата:
Я и есть моя прапрапрабабка Ольга Калиновская! Будущая фрейлина императрицы. И будущая фаворитка наследника престола. Если бы рядом оказался граф Бенкендорф, я бы вцепилась в его рукав, как нищий в плащ святого Мартина – согласна даже на домик без водопровода, только увезите меня поскорее из дворца!
Ничего себе - прозрение?! У меня самой холодок по спине пробежал. У Ольги есть фора, т.к. она знает, как история повернулась дальше. Можно подставить истории подножку :)
Gata пишет:
цитата:
Кати чуть не подпрыгнула – и поделом! Пусть теперь гадает, то ли я утром удачно ослышалась, то ли она неудачно оговорилась.
Есть вечная категория. Это женская стервозность.
С розой я тоже не угадала. Думала - это Бенкендорф подарил, а вот и нет. Александр?
Отправлено: 28.10.12 09:31. Заголовок: Как много я пропусти..
Как много я пропустила событий, зато наверстала историю с двойным удовольствием.
Gata пишет:
цитата:
Возможно, твердолобый жандарм тоже мне бы наскучил – лет через сто. Или двести. Только он не хочет со мной поделиться даже шестью.
Эх, может быть, через шесть лет, о которых подумывает пани, Сашхен не умрет, а просто вернется к ней в 21й век... Gata пишет:
цитата:
Его стиль – ать-два на Фонтанку, 16! А если нет – зажать между дверью и косяком, пока жертва, задохнувшись, не выпадет ему в объятья. Я попыталась выпасть в другую сторону, но мешал кринолин.
Так и стояла перед глазами эта сцена, и Олины открытые плечи перед носом графа.
Отправлено: 29.10.12 07:37. Заголовок: Долго ломать голову ..
Долго ломать голову над разгадкой чайной розы не пришлось. На обратном пути в коридоре меня перехватил наследник престола. – Вы прекрасны, как благоуханное майское утро, мадемуазель Ольга, – сказал он, поцеловав мне руку. – Сегодня пасмурный февральский день, ваше высочество, – улыбнулась я. – Его превращает в солнечный и радостный ваша улыбка. – Ваше высочество преувеличивает ее скромную силу. Цесаревич помолчал, будто ожидая от меня чего-то, кроме книксена, потом спросил: – Вам понравилась моя роза? Упс, как сказала бы Натка. – Она великолепна, ваше высочество. Теперь не выброшу ее назло противному жандарму. Так меня обмануть!.. Наследник еще несколько минут услаждал мое тщеславие нектаром комплиментов, а вечером снова явился на чтения к императрице – прелесть-де французских романов во всей полноте можно постичь только ушами. Кати с подружками лопались от злости, на анемичном лице ее величества проявились легкие признаки задумчивости, но вскоре уступили место обычной рассеянной неге. Сын, конечно, не муж. Что за беда, если мальчику захочется развлечься с одной из этих глупеньких фрейлин? Как же мне не хватало Натки! Мы бы с ней вдоволь посмеялись над августейшей наседкой и нарциссом-наследником, а потом бы подружка со своей аппетитной прямотой заявила, что его высочество, в общем-то, душка, и что глупо строить из себя ханжу, когда удовольствие само плывет в руки: – Если снять с него мундир и все эти андреевские ленты, он точь-в-точь Сашка, а с Сашкой ты была двести раз за эти два года. Это и не измена вовсе! Как будто дело в измене. И кому я собираюсь хранить верность? Человеку, которому даже не успела отдаться? На подушке меня ждала целая охапка роз, на этот раз белых. – Никого не видела, барышня, – снова сделала честные глаза горничная. – Вот только… – Говори! – велела я ей. – Розы-то сперва были чайные! – выпалила она. – Я еще полюбовалась, какие красивые, потом вышла вынести ваш горшок, вернулась, а тут… Но ведь так не может быть, чтобы цвет за пять минут поменялся? Мне, верно, померещилось… – Не померещилось! – сердито буркнула я и бросила розы в камин, поворошив кочергой, чтобы лучше горели. Самодовольный индюк! Нет бы, положить свой букет рядом с предыдущим, чтобы я могла посмаковать оба подарка и сравнить, кто из поклонников щедрее. Лишить женщину маленькой радости! Таких финтов не выкидывал даже гиперревнивый Сашка. Утро принесло новые сюрпризы – пропал корсет, а так как едва ли на него могли польститься те, кто тихой сапой приносил мне розы, да и трудненько им было бы этот корсет добыть, разве что снять с меня, а меня тогда в комнате не было, то вывод напрашивался один. И когда только Кати везде поспевает, лениво подумала я, косясь на лицо горничной, виноватое и вместе с тем плутоватое. Кого можно запугать, того легко и подкупить. Одни враги кругом, хоть в Неве топись с горя. – Давай платье, мне пора на утренний туалет к государыне. – Ох, барышня! Да разве ж можно без корсета? – Еще как можно, – мстительно усмехнулась я. Первой мне навстречу попалась престарелая княжна Гагарина, гофмейстерина чуть ли не самой Екатерины Великой и тиранша всех обитательниц фрейлинского коридора. – Что это? – грозно прошамкала она, ткнув лорнетом в мою грудь, прикрытую одним слоем шелка. – Платье, мадам, – сделала я книксен. – А где все остальное? – Что именно, мадам? – спросила я как можно невиннее. – Ступайте в вашу комнату, мадемуазель бесстыдница, и извольте одеться, как подобает! – разбушевалась замшелая блюстительница дресс-кода. – Не могу, мадам, меня ждет ее величество, – я протиснулась между ней и стенкой коридора и почти бегом устремилась к лестнице, позабыв про тысячу нижних юбок. И, конечно же, споткнулась на верхних ступеньках и рухнула вниз, едва успев подумать, что, наверно, не соберу костей, но приземлилась неожиданно мягко. – Как вы здесь оказались? – от испуга я обхватила моего спасителя за шею. – Неважно – как, главное – вовремя, – ухмыльнулся вездесущий жандарм. Я повозилась у него на руках, но возле лестницы было безлюдно, а его руки – такие теплые и надежные. И ничего больше на свете не нужно, кроме этих рук. – От доктора Мандта по-прежнему ничего утешительного? – Увы. – А от ваших людей? – Они перебрали по перышку даже перину под больным бароном, но, кажется, этот двугорский Кулибин хранит секрет своего изобретения только у себя в голове. – Да уж, туда вашим жандармам не добраться, – приуныла я. – Вы все еще хотите вернуться? – спросил он очень серьезно. Я молча перебирала шнурки аксельбанта на его мундире, не глядя ему в глаза. Не может он не понимать, несмотря на всю его твердолобость, что я хочу, что я просто мечтаю остаться. Но мое место в этом затхлом девятнадцатом веке занято какой-то мымрой, успевшей родиться на двести лет раньше меня, а он предпочитает прожить шесть лет с его долгом перед ней и перед империей, чем, может быть, пятьдесят безоблачных – со мной, в двадцать первом веке. – Куда вы дели букет его высочества? – буркнула я куда-то ему в пуговицы. – Так это его высочество носит вам цветы в постель? – Не заговаривайте мне зубы! Наследник престола не знает, что мне нравятся именно белые розы, а вы знаете. – Сдаюсь, – засмеялся он. – Вы – прирожденный жандарм, Ольга. – Еще чего не хватало! – я дернулась с его рук, но он еще крепче прижал меня к себе. – Да отпустите же меня, наконец, нас могут увидеть. – Я поставил за углом своего человека, чтобы нам не мешали. – Вы совершенно распоясались, и как только его величество допускает такое самоуправство у себя во дворце! – я все-таки спрыгнула с рук графа и поправила сбившееся на груди платье. – И к цветам наследника никакого почтения, а он, быть может, сам их собирал, колол шипами пальцы… – Не сам, поручил адъютанту. – Все равно, вам никто не давал права их выбрасывать! – Я не выбрасывал, отнес их в комнату княжны Гагариной. – Ни одной юбки пропустить не можете! – рассвирепела я, не сразу сообразив, о ком он говорит. Бенкендорф захохотал. – Помилуйте, она была подругой моей матери! Почему бы не сделать старушке приятное? – Вы совершенно невозможны! Do widzenia, мне пора к ее величеству. – Подождите, – он снова мягко поймал меня за талию. – Мне показалось, что у вас… Его пальцы жгли сквозь тонкую ткань так, что кожа вот-вот задымится. Ох… Влезла бы сейчас в еще одну ипотеку за корсет на китовом усе! Я вывернулась и больно хлопнула по руке графа веером: – Не знаю, что вам показалось, но я не буду с вами разговаривать до тех пор, пока не выясните, где переключение скоростей у этого дурацкого комода!
На утренний туалет к государыне я, конечно же, опоздала, о чем ехидно сообщила Кати, выплывшая мне навстречу с горшком ее величества. – Рада за вас, ведь вам досталась самая приятная часть церемонии, – улыбнулась я ей в ответ. Она состроила кислую мордочку и покосилась на лиф моего платья: – Вы ничего не потеряли, Олли? – Нет, но боюсь, что вы можете потерять, если не будете смотреть себе под ноги. Судя по воинственному трепыханию ее рыжих куделек, она бы охотно потеряла содержимое горшка мне на платье, но в комнате были еще несколько фрейлин и статс-дам, а Кати привыкла делать пакости комильфо. Ее бы энергию да в мирных целях! – Государыня с Бенкендорфшей, – шепнула мне веселая болтушка княгиня Лиззи Репнина, жена адъютанта цесаревича, кивнув на запертую дверь в будуар императрицы. У меня упало сердце. – Следующая неделя – Масленая, дальше пост, а Бенкендорфша всегда на время Великого поста просится на воды, ей тут скучно почти два месяца без балов и театров, – продолжала болтать Репнина, я ей рассеянно кивала, не слушая. Сейчас откроется дверь, и я увижу эту каракатицу. Старую, толстую, облезлую ведьму, которая не стоит даже бахромы на эполетах ее мужа, но с которой он каждый день ужинает и завтракает, и не хочу думать, чем еще занимается между этими двумя трапезами, в то время как меня тискает по закоулкам дворца, выставив стражу, чтобы нас, не дай Бог, не застукал кто-нибудь из придворных и не огорчил его драгоценную половину. Дверь открылась, и я увидела расфуфыренную, сильно молодящуюся особу перезрелых лет, от которой разило французскими духами, долгами и дурным вкусом, и которая явно не боялась угрозы здоровью от свинцовых белил и корсета, грозившего вытеснить печень в грудную клетку. – Merci, votre majesté, – подобострастно прогнусавила она, сделав на пороге будуара книксен, и поплыла к выходу, хрустя шелками и парчой крикливого наряда, как брошенная в лужу скомканная целлофановая обертка из-под китайской парфюмерии. Матка боска, у него не может быть такой жены!.. – Поехала делать новые долги генералу, – шепотом прокомментировала княгиня Лиззи. У меня в ушах звенело всеми тембрами ультразвука, и перед глазами плавали разноцветные круги. А где были его глаза? Или он только к пятидесяти прозрел? – Вы так бледны, Олли, – встревоженно прокудахтала Репнина. – Вам нехорошо? – Бедняжка, – раздался над другим ухом голос вернувшейся Кати, – ей даже пришлось снять корсет, чтобы было легче дышать. – Вам нужно немедленно лечь в постель, – настаивала княгиня. – Я увидела мышь, – соврала я первое, что пришло мне в голову, но лучше бы этого не говорила. Визг поднялся такой, что даже надрывного звука колокольчика из будуара императрицы никто не услышал. – Что случилось? – в один голос спросили ее и его величество, появляясь: она – на пороге будуара, он – со стороны прихожей. – Крыыыысы! – верещала Кати громче всех, запрыгнув с ногами на канапе. Государыня побледнела, но сохранила царственное достоинство. – Подите вон, Кати, и не смейте являться мне на глаза до дня охоты. Остальные статс-дамы и фрейлины с пристыженным видом жались по стенам курятника. Не удостоив их даже йоты внимания, его величество приблизился ко мне. – Моя супруга хвалит вас, мадемуазель. – Я так признательна вашим величествам за доброту, – у меня колени уже болели от этих бесконечных книксенов. – Будет, право, жаль, если однажды вам придется покинуть двор, – со значением, понятным только нам двоим, произнес Николай Павлович, посмотрев мне в глаза, а потом ниже, и там взглядом и прилип. – Нет-нет, я не желаю расставаться с милой Олли, – вмешалась императрица. – Но если достойный человек захочет сделать ее счастье, благословлю их от всего сердца. И от греха подальше. Судя по всему, ее величеству не привыкать быть свахой. – Право, было бы очень жаль, – шепнул его величество мне на ушко, улучив минутку. – Не приказать ли мне Александру Христофоровичу прекратить дознание по делу о хроноходе? Будто тот и без приказа много усердствовал. Мне невыносимо захотелось сбежать из дворца сию же минуту, по морозу босиком, в усадьбу барона Корфа, и трясти этого горе-инженеришку, пока не вытрясу из него секрет везденоса, назло провинциально-придворному консилиуму и Третьему отделению. Но надо было готовиться к предстоящей охоте.
Отправлено: 29.10.12 08:27. Заголовок: Императрица - это пе..
Императрица - это песня. С легкими следами задумчивости. Мыслительный процесс слишком утомляет, чтобы его развивать. Санёк меня радует, конечно. Ведет себя прилично, комплименты, терпит французские романы и всё такое. Влюблен и раскатал губы.
Gata пишет:
цитата:
в общем-то, душка, и что глупо строить из себя ханжу, когда удовольствие само плывет в руки: – Если снять с него мундир и все эти андреевские ленты, он точь-в-точь Сашка, а с Сашкой ты была двести раз за эти два года. Это и не измена вовсе!
С позиции наследника и Натки одобряю такой подход к делу.
Gata пишет:
цитата:
– Вы все еще хотите вернуться? – спросил он очень серьезно. Я молча перебирала шнурки аксельбанта на его мундире, не глядя ему в глаза. Не может он не понимать, несмотря на всю его твердолобость, что я хочу, что я просто мечтаю остаться. Но мое место в этом затхлом девятнадцатом веке занято какой-то мымрой, успевшей родиться на двести лет раньше меня, а он предпочитает прожить шесть лет с его долгом перед ней и перед империей, чем, может быть, пятьдесят безоблачных – со мной, в двадцать первом веке.
Порясающий момент. Какие же они оба влюбленые и глупые от своей влюбленности. Так бы дала обоим по макушкам.
Отправлено: 30.10.12 07:48. Заголовок: Как и Ольга, я не мо..
Как и Ольга, я не могу поверить, что эта дама - жена Бени. Не могу и всё. Гата что-то припрятала в рукаве :) Ольга не была бы сама собой, если бы не устроила из пропажи корсета небольшой себе презент в виде женского переполоха и мужского глотания слюны.
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 97
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Отправлено: 06.09.12 11:08. Заголовок: "Хроноход барона Корфа"
Где они отступают? Наоборот, каждый занял свои позиции и делает вылазки. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
