Посчастливилось наткнуться в сети на интереснейшую книжку - скан издания 1899 года, "Наш балет (1673-1899)" А.Плещеева. Множество иллюстраций, замечательный живой язык: "...Когда люди не мечтали о хореографическом искусстве, утверждает один историк балета, пляски уже существовали. Oни современны человечеству и вошли в моду с тех пор, как человек почувствовал под собою ноги. Древнейшая пляска – вероятно, пляска мужей под дудки своих жен. По крайней мере, Сократ отличался в ней не хуже, чем г.Кшесинский в мазурке. По мнению греков, пляски родились вместе с любовью. Гомер считал пляску лучшим из трех наслаждений - сна, любви и пляски..."
Понравилась курьезная история из биографии, предположительно, Е.Андреяновой, первой русской исполнительницы партии Жизели
"На старинных часах в фойе Большого театра пробило девять. В тот вечер давали первое представление балета «Жизель», и Жизель, в уборной своей, переодевалась в эфирный костюм, в котором она является во втором действии.
Хотя первый акт кончился благополучно, хотя публика была довольна и танцами, и декорациями, и костюмами, однако судьба балета зависела от второго действия, самого трудного по множеству танцев. Трико телесного цвета уже обняло ножки танцовщицы, газовое платье уже было затянуто у талии; цветы приколоты к волосам : оставалось только обуть ножку в нарядный атласный башмачок. В эту минуту, Жизель вскрикивает: «Ох, страсть!»
При этом восклицании, по которому можно узнать всех воспитанниц нашего театрального училища, затрепетали три горничные, хлопотавшие вокруг Жизели, и ожидали приказаний…
«Ищите же, ищите!» продолжала Жизель, роясь во множестве блонд, перчаток, лент, покрывавших ее туалет, в шалях и платьях, разбросанных по стульям.
- Не находим! - отвечают горничные.
«Вот страсть! Что же это значит? Кто осмелился так бессовестно поступить со мною!.. Ищите!»
И вновь начались поиски на туалете, на столе, на камине, на диване, на полу; но все тщетно.
«Вот тебе, Маша, гривенник, сбегай поскорее в лавочку... А ты, Прасковья, ступай в уборную к Ольге Тимофеевне, или к Татьяне Петровне, и попроси у них; скажи, что я умоляю на коленях».
Между тем, Жизель, ни жива, ни мертва, бросилась в кресла, и обращаясь к третьей горничной, дрожавшей, как осиновый лист, продолжала:
«Ну, доберусь я до виноватых, дам же им знать!
- Так вы их знаете?
«Нет, но что за дело! Я доищусь и не позволю шутить над собою! Ох, страсть, скоро должно сойти на сцену ... Что мне делать?..»
В эту минуту возвращается Прасковья.
«Ну, что?» - спрашивает Жизель.
- Ничего! Ольга Тимофеевна говорит, что не может уступить ни кусочка.
«А Татьяна Петровна?»
- Татьяна Петровна также.
«Ох, страсть!» вскричала Жизель, от нетерпения барабаня ножками по полу.
Возвращается Маша.
«Ну, что»?
- Лавочка заперта; уж я бегала и за Торговый мост, все заперто! - отвечает Маша, задыхаясь.
Жизель не была в состоянии произнести ни слова, и сидела, как осужденная на казнь. В эту минуту в ее уборную входит дежурный, чтобы известить, что скоро пора начинать, и видя общее смятение, останавливается в дверях.
- Что такое с вами случилось?
«Ах, Владимир Васильевич, беда! у меня пропал мел!»
- Только-то, и вы от этого в отчаянии?
«Как только-то? - вскричала Жизель. - Да разве вы не знаете, что если не натрем подошвы мелом, мы не можем сделать ни одного прыжка, ни одного пируэта... Ох, страсть»!
- Если так, дело не шуточное, - отвечал Владимир Васильевич, - но утешьтесь, милая Жизель; честное слово, я вам достану все, что нужно. Сколько у нас остается времени… минут десять еще протянут до начала... Итак, честное слово, положитесь на меня!
Владимир Васильевич вышел поспешно, и через несколько минут возвратился с целой горстью маленьких кусков мела. С торжествующим видом бросил он их на туалет. Он был весь, как в огне.
«Вы спаситель мой! - воскликнула Жизель. - Я этого не забуду никогда»!
Владимир Васильевич поклонился ей, и вышел.
А между тем, в соседнем трактире, в знаменитом «Нотеl du Nord», бильярдные игроки делали один кикс за другим, и вот по какой причине: Владимир Васильевич, вбежав в трактир, велел себе подать бутерброд с икрой, и разговаривая с коренным посетителем этого трактира, Платоном Ивановичем, переходил из одной бильярдной комнаты в другую, и набивал себе карманы спасительным мелом, необходимым для успеха Жизели, но без которого не сделаешь ни одного удара клопштосом".